Текст книги "На затонувшем корабле"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
НА КОРАБЛЕ ПОЯВИЛИСЬ ПРИЗРАКИ

Море шумит. По морским просторам лениво катятся волны. Летают чайки. Распластав крылья, чайки кружат в воздухе, высматривая добычу. Иногда птицы смело садятся на неподвижный корабль. Они привыкли к безмолвной громаде. Пронзительно гомоня, чайки усаживаются по закраинам палуб, влетают через разбитые иллюминаторы в пустые помещения, пестрят на, мачтах, на высоких надстройках.

Мертво и пустынно на заброшенном лайнере.

Стальной остов стойко отражает яростный натиск волн, но непогоды потрепали корабль: остались без стёкол иллюминаторы, спасательные шлюпки, подвешенные на металлических балках, разбиты, погнуты железные стойки и поручни трапов.

…Вечереет. Но до темноты ещё далеко. С запада упрямо наползают дождевые тучи. Порывистый ветер гонят к берегу крутую зыбь, сердито срывая пенистые гребни. Наталкиваясь на борт затонувшего гиганта, волны взлетают кверху и шумно отступают.

Мимо железного острова одно за другим идут рыбацкие суда, добычливо загруженные рыбой, и кажется, вот-вот их зальёт волной. На ветру паруса молодецки выпятили грудь. Суда спешат в спокойную воду, за надёжный волнолом из каменных глыб. Позади всех ныряет в волнах небольшой парусно-моторный бот «Медуза». На корме сгрудились четверо рыбаков в непромокаемой одежде и зюйдвестках. Ветер швыряет в людей тяжёлые морские капли.

– …Озолотить обещал, если к завтрему свинцового кабеля привезём. – Человек за рулём подставил спину налетавшим брызгам; они горохом забарабанили по твёрдой, как жесть, мокрой парусине. – Ванюшка Хомяк – тот, что утильсырьё на базаре скупает. Зелёная палатка, против почты, – добавил рулевой, когда бот снова вышел на волну.

– Спешка! – бабьим пронзительным голосом откликнулся бородатый мужик. – Видать, выгодное дельце, сукин кот, обтяпать хочет, вот и спешка. А не обманет?

– Пусть попробует… Пять кусков обещал. – Рулевой приподнялся. – Не зевай, ребята, подходим.

Поравнявшись с затонувшим кораблём, он ловко повернул мотобот и с подветра подвалил к ржавому корпусу. Стало тихо, как в гавани. Трое рыбаков с пустыми мешками в руках враз перемахнули на палубу.

Корабль, погруженный в море на четырнадцать метров, все же выглядел величаво. Главная палуба выступала над водой: над ней подымались этажи надстроек.

– Рыбу сдашь, вали домой спать, – распорядился Миколас Кейрялис, тот, что стоял за рулём. – Завтра, как выйдешь в море, сразу за нами. Понял? А главное – не трепись.

– Понял, чего там…

– Да смотри осторожней. Справишься один?

– Справлюсь.

– Фамилии не забудь счетоводу перечесть. Пусть запишет, не то пропадут денежки. Доказывай потом.

Затарахтев мотором, бот отвалил от борта.

Трое на затонувшем корабле медленно двинулись по палубе.

– Смотри-ка, маяк зажгли… – Бородатый показал на красный огонь. – Соли налипло черт те што! – Он остановился, вынул грязный платок и вытер лицо. – Жрать охота: видать, время позднее.

– За мной, ребята, – нетерпеливо командовал Миколас. – Нечего прохлаждаться. Поработаем. Гм… Потом закусим. У меня шнапс припасён. – Он чувствовал себя уверенно, не первый раз попадает он на это затопленное судно.

Стуча сапогами, приятели поднялись по трапу на спардек, повозились с тугой, разбухшей от сырости дверью и скрылись в надстройке. В пустых, просторных помещениях шаги отдавались глухим эхом. Компаньоны протопали по застеклённой прогулочной палубе, спустились вниз. В курительном салоне зажгли «летучую мышь». Фонарь прицепили на позеленевший медный крючок, служивший когда-то вешалкой.

Одну из стен салона, отделанного полированным деревом, украшал большой камин. В кормовом простенке уцелел витраж из цветных стёкол с изображением старинного парусника. В углу одиноко стоял исковерканный и облупившийся белый с золотом рояль. Возле камина была приставлена грубо сколоченная лестница. Миколас поднялся к потолку и стал безжалостно орудовать ломом: деревянная облицовка разлеталась щепками.

– Нашёл, ребята! – радостно закричал он, ощупывая что-то руками. – Тут он, кабель, целым пучком идёт. Клянусь Иезусом, с одного салона заказ выполним!

Миколас опять принялся со скрежетом отворачивать филёнки. От усердия у него вылезла из штанов нижняя рубаха. Доски с шумом падали на пол.

Бородатый Федя раскуривал огромную самокрутку. У него толстые уши и маленький нос с густыми складками на переносице. Увидавшему Федю первый раз казалось, будто он задрал кверху нос, как злая собака верхнюю губу. Третий, Юргис, молодой и бледнолицый, с модной кудлатой причёской, сорвал изящные, старой бронзы бра над камином, а теперь пробовал пальцем клавиши разбитого рояля: звуки получались жужжащие, расслабленные.

– Миколас, – лениво позвал он, сдвинув густые чёрные брови. – Если снять струны – и на базар? Тут для мандолины и для гитары басовитых много. Как думаешь, сколько дадут?

– К черту! – закричал сверху Миколас. – Дороже себе станет. В два дня не снимешь. А ты, Федя, брось курить, помогай.

Ругаясь тонким, плачущим голосом, Федя принялся крошить сухое дерево. Свинцовых жил обнажалось все больше и больше. На паркетном полу появились тяжёлые мотки; филёнки продолжали падать.

А скучающий Юргис вынул карманный радиоприёмник. Зазвучала музыка. Юргис стал перебирать ногами в зелёных брючках. На его чахлом лице появилось глупое и самодовольное выражение.

В разбитое стекло иллюминатора проникали яростный шум моря и хриплое дыхание ветра. Иногда от сильного удара волны тяжёлый корабль содрогался. Ветер со свистом врывался в щели. С размеренной точностью по стенам салона проползал багровый отсвет маячного огня. Жёлтый язычок пламени в закопчённом фонаре тянулся кверху, а тени в салоне на стенах шевелились.

– Страховито, – по-бабьи пропел Федя, – будто нечистый играет или ещё что… В море-то на мелкой посуде не того, неспокойно, – добавил он, почёсывая под рубахой.

Каждый раз, когда корабль вздрагивал, приятели прерывали работу и оглядывались. Страшно в непогоду на затонувшем корабле…

* * *

– Открылся маяк Песчаный, прямо на курсе! – закричал старпом Ветошкин.

Антон Адамович Медоиис вытер платком рот после очередной жертвы, принесённой морскому богу, и, закутавшись в плащ, вышел на мостик. Он волновался. Это был его первый рейс. Ему не приходилось выходить в море дальше внешнего рейда. Правда, рейс был короткий, всего несколько часов, и старший помощник не раз бывал в здешних местах, но капитан всегда волен сомневаться.

Маленькой букашкой полз по морю буксир «Шустрый». Ветер злобно свистел и бросал охапками солёные брызги на мостик. Откуда-то из темноты наступали непонятные, беспокойные волны с накипью светящейся пены. Они яростно бились о корпус. Медонис с опаской смотрел на чёрную воду. Нет, море не его стихия! Опасное занятие. Куда спокойнее сидеть в конторе, разбирать аварии и задавать вопросы: «Почему вы не сделали то? Почему не предусмотрели этого?»

Мало ли возникает вопросов у сидящего за канцелярским столом человека, да ещё начитавшегося разных справочников, где сказано, как надо поступать по правилам хорошей морской практики…

Антон Адамович с трудом подавил новые гнетущие позывы тошноты. И Мильду он не взял с собой только потому, что боялся уронить себя в её глазах. Неприятное дело – морская болезнь.

– Проверьте характеристику, возьмите секундомер, – распорядился Медонис, так и не рассмотрев маячного огня. Бинокль дрожал в его руках.

Но ничего проверить не удалось. Внезапно начавшийся дождь накрыл маячный огонь.

– Посвистайте! Скорее! – волнуясь и коверкая слова, сказал Антон Адамович.

Потянулись нудные сигналы: «Осторожнее», «Я ничего не вижу», «Осторожнее», – и так без конца.

Прошло ещё полчаса. Дождь, дождь…

Раздался тревожный голос вахтенного. Он указывал на что-то неразличимое из-за ливня. Антон Адамович остановил машину. Стало тише. Неестественно громко стучали струи дождя. Внезапно совсем близко оглушительно взревела сирена. У Медониса похолодело внутри и подкосились ноги. Он дал машине ход назад, даже не подумав, что нарушает правила, и в ужасе ждал, что будет. Перед глазами возникло чёрное пятно. Оно принимало все более отчётливую форму: появился мохнатый, расплывчатый огонь на мачте, труба, мостик… Пятно превратилось в огромное судно. Нависая высоким бортом над «Шустрым», шлёпая по воде полуоголенным винтом, оно медленно отвернуло борт с красным фонарём. Ещё минута – и потоки дождя снова скрыли чужой корпус. Сквозь дождь тускло отсвечивали ходовые огни.

– Разминулись благополучно, – поёживаясь, сказал старпом Ветошкин, – но могло быть иначе. Проклятый слон, там забыли про сигналы! Спят, что ли, на вахте?

– Я говорил, надо поставить локатор, – плаксиво пожаловался Антон Адамович. Нервы у него отказывали.

– Локатор! – презрительно фыркнул Ветошкин. – У этой бандуры наверняка есть локатор. Однако, как видите, не помогло.

Медонис немного успокоился. Значит, все правильно, и буксир когда-нибудь придёт по назначению. Черт, а ведь он едва уговорил капитана порта назначить его на «Шустрый»! Медониса угнетало предчувствие несчастья: то ли волна захлестнёт судно, и оно пойдёт как топор на дно, то ли разъярённый громадный вал все смоет с палубы, унесёт в море и мостик и капитанскую каюту; он и ощущал-то себя посторонним предметом, по недоразумению попавшим на корабль.

Медонис пугался каждого удара волны. Он не верил самому себе, не верил в свои знания. Словом, его капитанство подвергалось тяжким испытаниям. Все, что Медонис постиг в «инкубаторе», на краткосрочных судоводительских курсах, перевернулось, встало дыбом. Предложи кто-нибудь решить простенькую навигационную задачку – её не одолеть ему. Он был счастлив, что сейчас никто не может заставить его решать задачки.

Терзаясь и проклиная своё первое плавание, Антон Адамович утешался тем, что его ждёт. «Я взял в руки свою судьбу, – рассуждал он. – Как только найду дядюшкин ящик и достану сокровища, немедленно в Швецию!..»

Команда буксира присматривалась к капитану. За короткое время трудно определить, чем человек дышит. Но моряки народ понятливый, они сразу смекнули: с капитаном что-то неладное. Очевидно, он на отходе перехватил лишку спиртного и мучается. Плохо, конечно, но что поделаешь!

Буксир «Шустрый» бросало на волне, переваливало с боку на бок. Это доводило капитана до белого каления. Стараясь не показать слабости, он, широко и неловко расставляя ноги, хватаясь за все по пути, спустился с мостика. Поручни, солёные от морской воды, липли к рукам.

В капитанской каюте было неуютно. По полу разлита вода, вперемежку с окурками – конфеты: Медонис любил сладости. Билась и стучала распахнутая дверка шкафа. Жёлтые «штатские» ботинки Антона Адамовича проворно ездили по каюте. Позвякивал ручкой металлический чайник, колебалась на крюках одежда. Все предметы двигались из угла в угол, как бы переговариваясь на разные голоса. Иногда движение и шум на минуту приостанавливались, но, повинуясь неодолимой силе, тотчас возобновлялись.

Капитан лежал на диване с восковым лицом и не мог дождаться, когда кончатся его мучения. Пусть судно идёт хоть к черту на рога! Пусть все рушится, только бы прекратилась тянущая внутренности качка!.. Но охота, как говорят, пуще неволи. Курс ведёт на затонувший корабль. Как только Медонис вспоминал про дядюшкину шкатулку, ему становилось легче. Что бы ни было, а дело прежде всего. Он должен увидеть лайнер своими глазами. Старпом уверял, что сейчас под правым бортом лайнера как у Христа за пазухой. Никакой качки. Но что это? Антон Адамович насторожился. Ботинки остановились у дивана, занавески повисли перпендикулярно палубе, качать стало меньше.

Свистнула переговорная труба. Медонис проворно вытащил пробку.

– Подходим к «утопленнику», – раздался голос Ветошкина.

Словно пружиной Медониса вытолкнуло на палубу. Со свету он не сразу понял, что к чему. Перед ним постепенно вырастал тёмный силуэт огромного судна. Под бортом великана совсем не качало, было тихо, как в заводи. Старпом оказался прав. Антон Адамович сразу почувствовал себя лучше.

– Я осмотрю корабль, – сказал он. – Надо прикинуть, много ли здесь работы. Завтра велено подать заявку на уголь. А вам разрешаю сходить в порт, и через три часа быть здесь.

Антон Адамович знал, что многим не терпится на берег: их жены уже приехали подыскивать комнаты в городке – работа предстояла долгая. Слава богу, ему не надо беспокоиться. В Ясногорске нашлись знакомые, и Мильда сняла небольшую квартирку с отдельным входом.

– Есть через три часа обратно! – обрадовался старпом, хотя жены у него не было: он радовался за других.

Подсвечивая фонариком, Медонис перелез через поручни. Буксир отошёл сразу, мгновенно растворившись в темноте.

«Вот теперь я опять человек, – сказал себе Антон Адамович, чувствуя под ногами неподвижную палубу. – Сегодня особенный день – первый шаг к богатству».

У Медониса все ещё кружилась голова. «Может быть, это нервы? Я так долго ждал. Сегодня мой праздник».

Антон Адамович предусмотрительно захватил бутылку коньяку.

В левый борт корабля, как в скалистый берег, шумно била волна. Говорят, морские волны приходят неизвестно откуда и уходят неведомо куда. Нет, для Медониса все было ясно. Волны шли из Швеции и разбивались о железный борт. Корабль отзывался на яростные удары утробным гулом, похожим на вздохи какого-то гигантского животного. Вокруг все стонало и скрипело. Изо всех углов неслись таинственные, пугающие звуки. На всяком корабле без света невесело, неуютно, а уж в такую погоду…

Маяк на мысе Песчаном озарял кровавыми вспышками надстройки с остатками белил, трубы и мачты.

* * *

В это время в каюте «люкс» готовился пир. На письменном столе лежали открытые консервные банки, колбаса, хлеб. На почётном месте красовалась бутылка водки.

Коптящий фонарь «летучая мышь» освещал каюту. Окна были плотно занавешены обрывками бархатных шторок.

Приятели закончили работу. Они не без удобства расположились на ломаных стульях и сняли парусиновые куртки.

Порыв ветра неожиданно распахнул дверь. Рыжебородый Федя кинулся и проворно прихватил её за ручку.

– Неймётся проклятому! – ругался он. – В такую темень огонь беспременно заметят с берега.

– И тогда мы лишимся оптовой базы, – с живостью поддакнул Кейрялис, – ты прав, Федя!

Собеседники замолкли. Кейрялис, прижав буханку к груди и что-то напевая, принялся усердно резать хлеб.

– Ты веришь в загробную жизнь, Федя? – ни с того ни с сего спросил он у бородатого.

– Загробную? – Лицо мужика сразу стало серьёзным. – С чего это тебя на мёртвых потянуло?

– Знаешь, Федя, – Миколас положил нож на стол, – мёртвые всякого человека притягивают. Ты и я – все мёртвыми будем. Узнать бы, как и что после смерти.

– Помрёшь, тогда и узнаешь.

– Интересно бы заранее знать. Вот, к примеру, я в тюрьме слышал, будто чайки – это души моряков, погибших в кораблекрушениях. Поэтому эта птица от моря никуда. Над этим утопленником, – он пристукнул ногой об пол, – тучами чайки летают. Небось внизу мертвецов не один десяток.

На палубе бесновался ветер. Непогода разыгралась вовсю. Кейрялис посмотрел на притихших компаньонов.

– Выпьем по маленькой. – Он принялся разливать водку. – Выпьем, и мёртвые нам будут не страш… – Он замолк и судорожно глотнул слюну.

Явственно послышались шаги. Кто-то шёл по палубе. Бутылка в руке Миколаса дрогнула, водка полилась мимо.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Антон Адамович.

– Приятного аппетита, друзья, – окинув всех быстрым взглядом, сказал он. – Простите за беспокойство. Я думал, эта развалина необитаема.

Приятели молча переглянулись. Уж чего-чего, а гостя они не ждали.

– Спасибо, гражданин начальник, – выдавил Миколас.

– Разрешите сесть? – Медонис, не дождавшись ответа, примостился на сложенные в углу мешки. – Давайте знакомиться. Я сегодня приехал из области в творческую командировку. Литератор. Пишу очерки преимущественно из жизни преступного мира… Кажется, я не ошибся? – Он выразительно посмотрел на торчавший из мешков кабель.

– Мы не воры, – хмуро возразил Миколас. – Корабль ничейный… Сколько лет гниёт добро, вот мы… – Он надел кепку и тут же снял её.

– С точки зрения международного права и высшей юриспруденции вы правы, – вежливо откликнулся Медонис. – Но социалистическая мораль все равно не оправдает вас. Расхищение государственной собственности, а государственная собственность везде, – он развёл руками.

– Короче, гражданин, – тонким, плачущим голосом прервал рыжебородый. – Что вам нужно?

Антон Адамович окинул Федю оценивающим взглядом.

– Литовцы здесь есть? – не отвечая, по-литовски спросил Антон Адамович. Он как бы и не заметил угрозы.

– Я литовец, – откликнулся Миколас.

– У меня мать литовка, – сказал Юргис.

Федя продолжал с недоверием и беспокойством рассматривать незнакомца.

– Разве так литовцы встречают гостей? У нас в Каунасе это делают иначе, – укоризненно покачал головой Антон Адамович. – Мы, литовцы, всегда поддерживаем друг друга. Я, как католик…

– Виноват, гражданин начальник, я совсем упустил из виду национальный вопрос, – смягчился Миколас. – Садитесь за стол, подвиньтесь, товарищи, освободите нашему гостю место. – Он подал Медонису стакан. – Я тоже верю в непорочное зачатие и святую троицу.

– Ну, ребята, за ваши успехи! – Медонис причмокнул губами. – В такую погоду грех не выпить.

Через час литровая бутылка опустела. Водка располагала к откровенности. Потом перешли на коньяк, появившийся из кармана незваного гостя. Антону Адамовичу пришла мысль, что без помощника ему не обойтись, и он стал присматриваться к приятелям. Он болтал без конца, подливая собеседникам. Бородатый Федя и молодой Юргис скоро охмелели. Бросив на голые панцирные сетки кроватей грязные куртки, пропахшие рыбой, они мгновенно заснули.

– Теперь покурим и о деле поговорим, – ласково сказал Антон Адамович, выйдя вместе с Миколасом из каюты в широкий коридор. Он успел разглядеть, что пиджак Миколаса стар, потрёпан, и решил, что именно такой человек ему и необходим. За пиршеством он узнал, что Миколас сидел в тюрьме за кражу.

«По-видимому, советского в нем ничего нет», – соображал Медонис.

Советские люди всегда его пугали. Вряд ли он мог доверить тайну кому-либо из команды буксира. А Миколас? Что ж, Миколас, – схема этого человека проста: за деньги он согласится на все. Мораль его расплывчата. Несомненно, её сдерживают только рамки уголовного кодекса, да и то не всегда. Он жаждет подчиниться сильной воле. И внешность подходящая: простоватое лицо, маленький нос, близко поставленные глаза. Но соображает быстро, а это важно. «Однако куда он ведёт меня, этот каторжник?»

Протяжно запела дверь. Они вошли в огромный пустой зал. Антон Адамович зажёг фонарик и провёл по углам – нелишняя предосторожность на таком судне.

«Что за черт! – удивился он. Знакомые витражи с изображением средневековых кораблей бросились в глаза. – Да ведь это курительный салон. Вот и камин. Здесь стояли кресла. На этом месте когда-то сидел я, а напротив – занятный старик в патентованном шведском жилете».

Антона Адамовича отвлекли воспоминания, и он немного помолчал.

– Вот что, Миколас, – пыхнув в темноте сигаретой, наконец, заговорил он, – я вижу – ты хочешь заработать. Бери, закуривай.

Медонис сунул ему сигарету.

– Так точно, гражданин начальник, не против. – Миколас с наслаждением затянулся. – Американская, – определил он.

– Я буду говорить прямо, как католик католику. – Антон Адамович взял Миколаса за пуговицу. – Тебе я верю. Но смотри, будь настоящим человеком, не то что эти парнокопытные. Ты понимаешь, о ком я говорю? В одной из затопленных кают, – он показал пальцем вниз, – остался ящичек с драгоценностями. Я приехал за ними. Одному мне не справиться. Предлагаю вступить в дело. Риска никакого, денег получишь много.

Рассказывать незнакомому человеку о драгоценностях рискованно, но Медонис был уверен, что действует наверняка.

Миколас не сразу ответил. Он взвешивал все.

Ветер не утихал. Глухо шумело море. Слышно было, как в наветренный борт грохали волны. Брызги залетали в салон через иллюминатор.

– Что я должен делать? – осторожно спросил литовец.

– Все, что я прикажу.

«Черт возьми, как здесь неуютно! – Медонис поёжился. – Ветер шумит совсем как на представлении вагнеровской оперы. Что-то он долго думает, этот каторжник».

– Сколько я получу?

– Половину. – Антон Адамович с облегчением вздохнул. «Все идёт правильно. Жалкий пескарь схватил приманку». – Несколько дней – и деньги в кармане. Ещё есть вопросы?

– Вопросов нет, но я должен предупредить, гражданин начальник: не думаете ли вы, что я буду нырять, как ловец жемчуга? Это отпадает: плавать я не умею. Без водолаза нам не обойтись.

– Вопрос по существу, молодец Миколас! – похвалил Антон Адамович. – Но не беспокойся: водолаз – я. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Несколько лет готовился к этой операции, все предусмотрено.

– Где водолазный костюм! А помпа, шланги? Все стоит денежек, и достать не так просто.

– Я привёз акваланг, новый прибор для подводного плавания. Шланги, скафандр и разные там водолазные помпы – отжившая техника. Мне не хватает плана с номерами кают.

– Акваланг? Не слыхал. А что за каюта, вы знаете помер? – спросил Миколас, чуть-чуть поторопившись.

– Ты, я вижу, умен, с одного намёка понимаешь, – фыркнул Антон Адамович. – Правильно говорят, что человек – существо разумное, но… безнрав-ствен-ное, – и он погрозил пальцем.

Миколас сконфуженно захихикал.

– Ну, так что ж, друг, согласен? – причмокнув губами, спросил Медонис.

– Согласен, гражданин начальник.

– Если так, давай говорить серьёзно. Распределим обязанности…

Коньяк всегда вызывал у Антона Адамовича желание пофилософствовать.

– Хочу тебе посоветовать: никогда не жалей товарищей, думай только о себе. Топи всех, кто тебе мешает. – Антон Адамович не удержался, вынул из кармана записную книжку в гладком кожаном переплёте и вспомнил оберштурмбанфюрера. Давно это было, и так не похоже на теперешнее. Может быть, то было сном? Нет, оберштурмбанфюрер существовал, его рукой занесены чёткие строки в эту книжку.

Он зажёг фонарик. На страницах выступили буквы.

«Помогай сам себе, тогда всякий поможет тебе. Вот принцип любви к ближнему. Сострадание – величайшее бедствие человечества», – прочитал Актом Адамович.

– Будь сверхчеловеком, мой друг. – Он положил руку на плечо Кейрялису. – Ты знаешь, что это значит?

Миколас отрицательно мотнул головой.

– О-о!.. Сверхчеловек – это, это… – Медонш: не нашёл слова. – Например, у нас сверхчеловек не признает очереди, шагает мимо людей, будто их нет. Если может, он шагает по человеку. Из всех людей он замечает только себя, ну, и ещё тех, кто ему нужен. Ты понял, мой друг? Все хуже, а ты лучше. Для тебя главное – ты и деньги.

На лице Миколаса выразилось удивление.

«Что за птица? – размышлял он. – Пропагандирует, а что – неизвестно». Туманные речи незнакомца несколько его поколебали.

– Ты слышал что-нибудь о Фридрихе Ницше?

– Не слыхал что-то… А вы не оттуда, гражданин, не с той стороны? – насторожился Миколас.

– Политикой не занимаюсь, – Антон Адамович сразу отрезвел, – меня интересуют только деньги.

– Тогда пойдёт! А то тут всякие ездят…

– Пиши заявление, – с важностью предложил Медонис, – зачислю тебя матросом. Будешь сыт, обут, и деньги будут на карманные расходы. Я капитан буксира «Шустрый». Понял?

Миколас хлопнул себя по бёдрам, с восхищением посмотрев на Антона Адамовича.

* * *

Морские часы в кабинете начальника аварийно-спасательного отряда отбили склянки; два двойных удара – десять часов. Ярко горела дневным светом лампа под низким абажуром. За столом сидели два морских офицера.

– Работы много, – сказал капитан второго ранга Яковлев. – Тебе, Василий Фёдорович, повременить придётся с пенсией. Ты ведь двадцать четыре утопленника на ноги поднял – так ведь?

– Правильно, Иван Фёдорович, а что с того?

– Говоришь, совсем на покой собрался?

– Все готово. Чемоданы уложены. Еду на родину, в Онегу. Года подошли. Мужчина за пятьдесят лет что зрелая груша, – каждый день с дерева готова упасть, – пошутил он.

– Отмочил! Такой груше, как ты, не скоро ещё срок придёт! А я думаю, юбилей надо сначала отпраздновать.

Фитилёв удивлённо посмотрел на командира отряда.

– Какой такой юбилей?

– Поднимешь двадцать пятый корабль – будет юбилейный! – Яковлев подмигнул и вынул из стола пачку чертежей. – Большой объект на примете, как раз по тебе. – Он внимательно посмотрел на водолаза. – Так как насчёт юбилея?

– Да уж не знаю, как быть… – Василий Фёдорович развёл руками. – Старуха ругаться станет. А что за корабль, Иван Фёдорович?

– Я вижу, ты согласен, старый вояка. – Командир отряда понимающе улыбнулся. – Признаюсь, другого от тебя не ждал. Командование нам поручило поднять «Меркурий», – с ноткой торжественности в голосе пояснил он.

– Вот это здорово! – восхищённо отозвался Василий Фёдорович.

«Что-то ты быстро согласился, дружок», – отметил про себя Яковлев. Он прекрасно знал Фитилёва. Восемнадцать кораблей они подняли вместе. Если старик решил что-нибудь, отговорить трудно. А здесь уложил чемоданы, совсем собрался в свою Онегу – и вдруг сразу полный назад. «Гм… Ну, посмотрим…»

– Начальником судоподъёмной группы назначаю тебя, Василий Фёдорович, – сказал он. – Поднять корабль приказано в этом году. Надо торопиться: каждый день дорог. Предлагаю завтра приступить к подготовительным работам. Подумай, кого взять к себе заместителем.

– Благодарю за доверие. – Фитилёв поднялся и крепко пожал руку капитану второго ранга. – Я согласен, но… – он немного замялся, – уважь и ты старика.

– Я слушаю, Василий Фёдорович.

– У меня зять – капитан дальнего плавания, из торгового флота. Военное звание – старший лейтенант, в прошлом – командир подводной лодки. Грудь в орденах. Между прочим, – Фитилёв оживился, – «Меркурий» – это его работа: он потопил. А сейчас ушёл со своего корабля… временно. – Капитан-лейтенант замялся. – Огорчили его на службе, очень огорчили… А знающий человек. Водолазную школу окончил, сам его обучал… Так вот, Иван Фёдорович, его бы ко мне.

– Гм… Придётся мобилизовать. Значит, это он пустил ко дну лайнер? Интересно, интересно! А он-то согласится?

– Согласен.

– Ладно. Я подумаю, говори позывные.

– Арсеньев, Сергей Алексеевич.

– Хорошо. – Чиркая карандашом по блокноту, Яковлев кивнул головой. – Объектик-то неплохой, Василий Фёдорович?

– Интересный корабль. Такой на ноги поставить лестно. По городу много разговоров о нем. Конечно, все больше сказки…

– А что именно?

– Стоит ли повторять-то? – Фитилёв запыхтел трубкой. – Ну вот, например, говорят, что души погибших моряков на нем собираются. – Водолаз хитро улыбнулся. – Недаром чайки его любят… Будто по ночам иногда видят огни на корабле.

– Это уж чистая мистика, – рассмеялся командир отряда. Взяв бинокль, он подошёл к окну и отдёрнул занавеску.

– Вот твой «Меркурий». – Он поймал тёмный остов в окуляры. – Стоит как всегда. Что это? – удивился он. – Огонёк, или мне кажется?

– Огонь, – подтвердил и Фитилёв, – простым глазом вижу.

– Исчез, – передавая ему бинокль, сказал Яковлев. – Ну-ка, посмотри хорошенько. Странно, очень странно!.. А как задувает с моря, а? Смотри-ка на деревья. Шторм. – Он прислушался к завываниям ветра. – Я думаю, все скоро выяснится. А сейчас уточним один вопрос. – Он снял с полки модель большого пассажирского парохода. – Каким способом вы предпочитаете поднять корабль?