Текст книги "Молот ведьм"

Черные окна смотрят на него в упор, не мигая. Дом как будто придвинулся ближе. Дверь парадного входа открыта, из нее тянет холодом склепа. За высоким витражным стеклом на мгновенье прижалось и снова исчезло чье-то восковое лицо. Ощущение чужого тяжелого взгляда было таким сильным, что Каин даже отшатнулся на шаг. Расстояние между ним и большим, мрачным зданием ничуть не уменьшилось, напротив, кажется, что стены вновь подались вперед. Длинный фасад раскинулся вправо и влево, как руки в хищных объятьях. Из каждого окна на Каина смотрели, он чувствовал это так же ясно, как если бы видел глаза или лица. Но у того, что смотрело, не было ни лица, ни глаз. Он ощутил холодный, цепенящий страх, и в то же время темное, почти непреодолимое желание войти внутрь, в разверстую черную дверь. В этом желании было какое-то смирение ужаса, столь сильного, что податься и подчиниться ему было легче, чем пытаться перебороть. Дверной проем втягивал в себя реальность, пространство и время, и Каин двигался к нему, как будто толкаемый мощным воздушным потоком.

Увесистый блокнот выпал из рук и больно ударил по ноге. Каин рефлекторно нагнулся, оторвав взгляд от разверстой двери, и мир вокруг ожил. Прошумели один за другим два автомобиля; в ветвях высоких деревьев по обе стороны от входа облегченно вздохнул ветер, словно переводя дух; по мокрому гравию проскрипели шаги подгулявшего ночного прохожего: он быстро шел мимо, к мосту, что-то бормоча и шумно дыша через нос.

Каин поднял испачканный блокнот, отвернулся от старого дома и поспешно перешел на другую сторону проспекта, спиной ощущая ненавидящий взгляд. Уже отойдя на добрых полсотни шагов он все же обернулся: мрачное длинное здание чернело в ночи, словно туча.

«Ты вернешься», – не услышал, а как будто почувствовал он. «Я видела тебя. Ты вернешься».

Глава 7

В четверг Алина взяла внеплановый выходной. Впрочем, проснулась она даже раньше обычного, и на этот раз, когда прозвучал телефонный звонок, уже успела собраться, одеться, накраситься и была бодрой, как мотивационная речевка.

– Я внизу, – сообщил Чекан. Голос звучал не слишком приветливо.

– Да, уже спускаюсь, – сказала Алина, натянула сапоги, накинула пальто и вышла из квартиры.

Утро было задумчивым и туманным. Влажная изморозь блестела на кирпичной стене, машинах и голых деревьях. Под ногами на темном асфальте легко хрустнула тонкая ледяная корка.

На этот раз Чекан из машины не вышел: только глянул на Алину сквозь лобовое стекло и перегнулся через сидение, открывая дверь. Когда она уселась рядом и завозилась, пристраивая сумочку на коленях и натягивая ремень безопасности, он молча тронулся с места, даже не посмотрев в ее сторону.

– Привет, – сказала Алина с некоторым удивлением глядя на сумрачный каменный профиль. – У тебя все в порядке?

Чекан кивнул.

– В абсолютном.

Помолчал и добавил:

– Могла бы просто сказать, что тебе не нравятся розы.

Машина медленно проехала мимо помойки. Алина взглянула в окно и чертыхнулась про себя. Проклятые цветы растерзанным ворохом так и лежали поверх мусорного бака; бутоны скукожились, обвисли и потемнели. Алине показалось, что они злорадно взирают на нее из-под слоя белесого инея. Месть живых мертвецов.

– Ну прости, – сказала она и, подумав, осторожно коснулась руки Чекана пальцами в перчатке. – Я не виновата, что твои розы быстро завяли.

– За два дня? – бесстрастно поинтересовался Чекан. – Они на помойке лежат минимум со вторника. А подарил я их в субботу.

«Извини, что не сфотографировалась с ними и не поставила фото себе на страницу в Социальной сети», – чуть не вырвалось у Алины, но вместо этого она попыталась отшутиться:

– Хочешь, я проведу экспертизу и докажу, что в мусор они попали уже мертвыми?

Чекан криво усмехнулся, но на Алину так и не посмотрел. Ладно, пройдет. Алина помолчала минуту – другую, и, конечно, он заговорил первым.

– Ты чего не на работе сегодня?

– Взяла выходной, чтобы с тобой пообщаться. О ведьмах. У тебя как со временем?

Чекан взглянул на часы.

– Через два часа встреча в центре. Давай где-нибудь кофе выпьем, не против?

Алина была не против.

Они остановились у сетевой кофейни, из тех, где ранним утром находят себе прибежище прогулявшие всю ночь пьяницы: грязно-бежевые стены, липкие столики, клеенчатые диваны и яркие глянцевые меню, толщиной с иллюстрированную Библию. Алина заказала капучино, Чекан взял простой черный кофе, очень маленький и очень крепкий. Кофе пах водой из-под крана и горелыми зернами.

– Я думала, ты можешь рассказать, как продвигается расследование, – начала Алина. – Просто захотелось поучаствовать, помочь чем-то…

– Ты и так участвуешь, – заметил Чекан. – Как эксперт.

Алина прикусила губу.

– Слушай, мне трудно объяснить… Это дело меня почему-то зацепило. Очень сильно. Может быть, потому что редко приходится сталкиваться с чем-то настолько необычным: сотни трупов с пьяных поножовщин, аварий, пожаров, самоубийств, семейных драк, застарелая расчлененка какая-нибудь, сейчас уже «подснежники» начались, а здесь нечто совсем другое. Возьмешь меня в стажеры? – она посмотрела на Чекана поверх чашки и улыбнулась.

Он ответил на ее взгляд без улыбки и произнес:

– Так уж редко приходилось сталкиваться с необычным? Девять трупов осенью вряд ли можно считать заурядным случаем. Кстати, то дело так и висит – не на мне, слава Богу. Но вспоминают его почти на каждом совещании. А следователи из ГСУ и наши ребята при этом вспоминают тебя. Тихим, так сказать, незлым словом. Это же благодаря тебе тогда несчастные случаи переквалифицировали в убийства.

Алина пожалела, что выбросила розы.

– Ну, считай, что я соскучилась по необычному. Жить не могу без этого. Хлебом не корми, дай только серийные убийства порасследовать. – Алина вздохнула. – Семен, это просто просьба. Не хочешь, не рассказывай. Но я была бы тебе очень признательна, правда.

– Я это запомню, – ответил Чекан и все-таки улыбнулся. – Только рассказывать пока особо нечего.

После гибели старой гадалки в первую очередь была отработана версия причастности одного из клиентов: это являлось самым очевидным предположением, исходя из рода занятий покойной, способа убийства и пресловутой надписи «ВЕДЬМА». Неизвестный злодей облегчил опознание тела, устроив пожар в приемной несчастной ведуньи, чем помог установить ее личность, но одновременно сильно затруднил определение круга подозреваемых: все записи о приеме посетителей или сгорели, или были похищены самим поджигателем. Пришлось заниматься проверкой входящих звонков: огромный массив информации, где за каждым номером были люди, жизни, истории, зарегистрированные на родственников или фирмы сим-карты, пустышки, не ведущие никуда, имена, которых не было в базах данных, и все прочее в том же духе. Отдельно были изучены сайты и группы в Социальной сети, принадлежащие экстремистским религиозным организациям – тоже ничего. Никто не планировал во всеуслышание уничтожение практикующих ведьм, не намекал о совершенном подвиге. После того, как выяснились некоторые интересные факты биографии погибшей ворожеи – а именно, имевшие место два тюремных срока за воровство и мошенничество, последний из них двадцать три года назад – стали отрабатывать версию о связи убийства с криминальным прошлым – тоже безрезультатно. Ничего не дали и самые первые и, как правило, наиболее эффективные оперативные мероприятия: поиск свидетелей, просмотр видео с камер наблюдения, разработка владельца дома, ставшего местом кровавых событий. Свидетели не нашлись, камеры на улицах и трассах работали через одну и не сохраняли архивы записей, а допрос хозяина пустующей дачи принес только один результат: возбуждение уголовного дела в отношении него самого по факту нахождения на территории домовладения остовов краденых автомобилей.

За месяц, прошедший с убийства «госпожи Стефании», в миру Степаниды Ильиничны Кочерги, энтузиазм сыщиков стал предсказуемо ослабевать и появились тайные надежды на то, что этот случай останется единичным. Смерть злополучной портнихи на прошлой неделе надежды эти разрушила. Серия убийств с особой жестокостью – это не просто очень серьезное преступление; это состязание в скорости с неизвестным преступником, которого необходимо найти до того, как он нанесет очередной удар, и ставки в такой гонке не только человеческие жизни, но еще должности и звездочки на погонах. Работа на месте преступления снова толком ничего не дала: ни следов, ни зацепок для криминалистов, ни свидетелей. В пустующем дачном поселке нашлась только почти выжившая из ума старуха, зимующая в своем доме вместе с козами, собакой и кошкой, да немолодой переводчик, сотрудник футбольного клуба, холостяк, предпочитающий свежий воздух и тишину назойливому гудению душного города. Он был задержан, проверен на причастность и отпущен вечером того же дня. Перспективным казался тот факт, что жертва пропала после прибытия в город на поезде из Москвы: записи с камер видеонаблюдения на вокзале, показания попутчиков, проводников, таксистов были изучены тщательнейшим образом. Результат: уверенность в том, что по платформе потерпевшая шла в одиночестве и туманные воспоминания одного из водителей такси о том, как она прошла мимо и села в ожидавший ее автомобиль на боковой улице. Кажется, машина была большой. Возможно, серого цвета. Значит, убийца знал жертву и ждал ее у вокзала. Проверка телефонных звонков привела к еще одному выводу: преступник использует номера, зарегистрированные на вымышленных лиц, причем к вымыслу относится творчески – согласно реестру абонентов, одного из сотовых операторов, последним на телефонный номер убитой Оксаны Титовой звонил Константин Николаевич Батюшков.

– По крайней мере, можно сказать, что убийца не молод, – заметила Алина. – И с высшим образованием.

– Да, и со специфическим чувством юмора, – ответил Чекан. – Про образование мы тоже сразу подумали: преподаватель или студент-филолог. Ну и проверили, для порядка. Среди знакомых убитой ни студентов, ни преподавателей не обнаружилось.

– А как ты думаешь, кто он? – поинтересовалась Алина.

Чекан на секунду задумался.

– Точно не студент. Слишком организованный для молодого человека. Привык тщательно планировать каждый шаг. Скорее всего, его работа связана с деятельностью, где необходима методичность. А работа у него есть: нужно же на что-то покупать бензин и содержать автомобиль. При всей продуманности действий, смелый до безрассудства и склонный к риску, хотя и оправданному.

– Может быть, он уже убивал раньше, – ответила Алина. – Не так, как в двух известных случаях, но все равно, убивал. По статистике, при задержании серийных убийц обычно выясняется, что трупов за ними гораздо больше, чем считало следствие.

– Об этом мы узнаем, только когда поймаем его. Или найдем еще одно тело, с более раннего эпизода.

Чекан допил кофе, откинулся на спинку стула и, прищурившись, посмотрел на Алину.

– Есть еще предположения, коллега?

Алина кивнула.

– Есть. Я бы постаралась установить, как он ищет жертв. Ведь не просто на улице их выбирает, верно? Должна быть какая-то связь между первой и второй убитыми.

– Гениально! – Чекан улыбнулся.

– Не издевайся.

– Я совершенно серьезно. Потому что ты права. По биллингу звонков установлено, что портниха, начиная с декабря, звонила старой гадалке регулярно, один – два раза в месяц. Скорее всего, была одной из ее клиенток. А это значит…

– Это значит, – подхватила Алина, – что он может выбирать жертв из списков, которые украл из приемной колдуньи. Черт. Там же их много, наверное.

– Именно так. Теперь среди тех, кто ей звонил, ищут не предполагаемого убийцу, а пытаются угадать, кто может стать следующей жертвой. Вариантов, примерно, сотни четыре. Или больше. То есть все клиентки женского пола. И к каждой из них охрану не приставишь. Зато выставили патрули: они теперь в каждом дачном поселке в радиусе ста километров от города, в некоторых даже по две машины. Будем надеяться, что «пэпсы» не проворонят злодея, если он снова станет подыскивать место.

Чекан махнул рукой, подзывая хмурого официанта, и попросил счет.

– Кстати, чуть не забыл, из нового, – добавил он. – Буквально вчера мы получили свидетельские показания с описанием внешности.

Алина чуть не подпрыгнула на стуле.

– Ничего себе! Где его видели, кто? Это же очень серьезно все облегчает, правда?

– Да, очень облегчает, – как-то безрадостно ответил Чекан. – Звонила мать второй убитой, Титовой. Немного пришла в себя и вспомнила, как в день исчезновения дочери к ней домой наведался странный гость. Представился клиентом и передал конверт с деньгами, сто семьдесят тысяч, между прочим. Мы проверили, позвонили в Москву, настоящему заказчику, к которому погибшая ездила: ровно такую сумму ей выдали в качестве предоплаты. То есть наш убийца еще и идейный. Как ты говорила, пытается нам что-то сказать.

– Значит, мать Титовой его описала?

– А как же, в подробностях. Средних лет, среднего роста, нормального сложения. В шляпе, очках и красном шарфе. Отличные приметы, да?

Чекан расплатился и подал Алине пальто.

– Ты куда сейчас? – спросила она.

– На Пряжку, в психиатрическую больницу. У меня встреча с главврачом. Отрабатываем версию, что убийца мог состоять на учете в психоневрологическим диспансере или лежать когда-то в стационаре с соответствующим диагнозом.

– Думаешь, он сумасшедший?

Чекан посмотрел на Алину.

– Нет, конечно, просто немного чудаковатый малый, который сжигает женщин и ставит рядом табличку «ВЕДЬМА». Поедешь со мной?

Алина кивнула.

Они вышли на улицу и сели в машину. Семен вывернул на проезжую часть, посигналил неуклюже вильнувшей маршрутке и влился в унылый автомобильный поток.

– Я и сам не очень верю, что он когда-то лечился, слишком дисциплинированный для психа, но проверить все равно надо, – продолжил разговор Чекан. – В «скворечнике»[14]14
  Обиходное название городской психиатрической больницы № 3 имени Скворцова – Степанова. Находится в Петербурге, на Фермском шоссе.


[Закрыть] я уже был вчера, Макс наведается в Бехтеревку[15]15
  ** Психоневрологическая клиника имени Бехтерева. Находится в Петербурге, на 6-ой линии Васильевского острова


[Закрыть], а потом мы встречаемся, надо помочь ему с одним делом. К сожалению или к счастью, но на нашем Инквизиторе свет клином не сошелся.

– Уже и прозвище дали?

– А как же. Заслужил. Сукин сын.

Чем ближе к центру города, тем больше становилось машин, людей, светофоров. Сверху стал накрапывать дождь, мелкий и вялый, как будто по необходимости выполнявший постылую службу. Мимо их машины через автомобильный затор медленно пробирался затянутый в черное мотоциклист на красно-черном байке, едва не задев рулем зеркало. Алина проводила его взглядом.

– Рановато сезон открыл, – заметила она. – Холодно же еще.

– И лед был с утра, – отозвался Чекан. – Самоубийца какой-то.

Байк огрызнулся утробным рычанием и резко рванулся вперед. Алина проводила его взглядом, помолчала немного, а потом сказала:

– Семен, можно еще одну просьбу?

– Говори.

– Мне нужно одну квартиру проверить.

– В смысле?

– Ну… – Алина замялась. – В идеале было бы вскрыть и посмотреть, что там.

Чекан удивленно воззрился на нее.

– Ничего себе, просьба, – он покачал головой. – А что за квартира?

– Пустая. То есть я уверена, что она пустая, в центре города. Просто хочу уточнить кое-что…

– Что кое-что?

Алина вздохнула.

– Ну, одну версию. Ты прости, я пока не могу рассказать, но потом обязательно…

Чекан покачал головой.

– Вскрыть точно не получится – на каком основании? Наверняка кто-то живет. Это вообще редкость, чтобы квартира пустовала, тем более в центре. Я могу, конечно, попросить местного участкового, чтобы проверил, а там посмотрим. Вообще, если бы это просила не ты…

– Спасибо огромное! – перебила Алина. – Я сейчас адрес тебе напишу.

Дома по сторонам узкой улицы становились ниже, грязнее, теснее сбивались в слипшиеся ряды, как бродяги, съежившиеся под промозглыми морскими ветрами. Вдалеке замаячили портовые краны. Это было самое сердце Коломны, район кривых переулков и извилистых, загаженных речек, прорезающих тут и там болотистые берега, которые с трудом удерживали на себе тяжкий груз каменных зданий и памяти прошлых эпох. Здесь всегда висел тусклый туман, заметный то больше, то меньше, и пахло несвежей водой, старой сырой штукатуркой и плесенью, а иногда, когда ветер задувал сюда воздух с залива – солью и гниющими водорослями. Реки и каналы тянулись к Фонтанке – иные меж каменных набережных, иные по подземным аркадам и трубам, иные и вовсе сквозь илистую почву глубоко под землей, и если Коломну с прошлого века называли «чревом Петербурга», то устье Фонтанки было прямой кишкой, извергающей сточные воды в серо-зеленую Маркизову Лужу[16]16
  ^* Старинное название Финского залива.


[Закрыть].

Чекан проехал по набережной реки Пряжки до места, где та впадала в Мойку, и повернул. Слева потянулся высокий каменный забор с решеткой наверху; впереди был тупик – серое здание «Верфи». Они проехали еще немного и припарковались рядом с двумя невысокими будками проходной. За железными воротами и оградой виднелось желтое старое здание в четыре этажа, с решетками почти на всех окнах. Напротив ворот за небольшим асфальтированным двориком располагался неприветливый вход под треугольным стальным козырьком.

– Ты знаешь, что здесь раньше было? – спросила Алина.

– Нет, – ответил Чекан. – Наверное, дворец чей-то. Или тюрьма.

Алина улыбнулась.

– С восемнадцатого века – острог для каторжников. А с середины девятнадцатого – больница для душевнобольных. В то время сюда помещали, в том числе, за оставление детей, проституцию, развратную жизнь, неповиновение родителям и дерзкое обращение с мужем – это для женщин. А для мужчин – за неуплату налогов и упорное пьянство.

– На таких основаниях сегодня здесь оказался бы весь город, – прокомментировал Чекан. – Откуда ты все это знаешь?

– Запомнила из курса истории медицины.

– Сегодня у тебя будет экскурсия для закрепления материала по теме. Наш ждет Отченаш.

– Как-то я не готова к такой встрече. Не рановато ли?

– Отченаш – это фамилия главного врача. – С человеком, возглавляющим психиатрическую клинику, встретиться никогда не рано. Да и не поздно.

Арсений Виленович Отченаш оказался представительным мужчиной в летах, с седой ухоженной бородой, в очках без оправы, приветливым и очень спокойным – каким, видимо, и должен быть человек, всю жизнь посвятивший общению с людьми, спокойствия лишенными. Он внимательно послушал Чекана, покивал и развел руками, сложенными на крышке большого, пустого стола.

– Увы, не уверен, что смогу помочь. Вероятно, Вам нужен больной с шизотипическим расстройством, а такие к нам попадают довольно редко, если только не начинают…кхм…чудить.

– Наш точно чудит, доктор. Еще как, – вставил Чекан.

– С Ваших слов я понял, что основные когнитивные функции у него не нарушены, а симптоматика в виде сверхценного бреда, к примеру, может быть и вовсе незаметна для окружающих. Понимаете, у нас как правило лежат и наблюдаются люди с более ярко выраженными проявлениями болезненных состояний: чаще всего, с алкогольными психозами, с разными формами деменции, с острыми бредовыми состояниями. Перед Вашим визитом я посмотрел истории болезни, но вот такого случая, который бы подходил к Вашему описанию…

Он снова развел руками.

– Может быть, были пациенты с паранойяльным синдромом, ассоциированным с религиозно-архаическим фактором? – спросила Алина.

Отченаш прищурился.

– Коллега медик?

– В какой-то степени. Патологоанатом.

– Ясно, – кивнул Арсений Виленович седой шевелюрой. – Увы, и такого не припомню. Разве что…есть один пациент, любопытный: находится у нас в стационаре, причем довольно давно и под усиленным наблюдением. Поступил где-то год назад с острым алкогольным психозом. Обычно мы справляемся с подобными случаями довольно успешно, но у него развился онейроидный синдром со всеми вытекающими…

Чекан посмотрел на Алину.

– А какое содержание бреда? – спросила она.

– Ведьмы, – просто ответил Отченаш.

Повисла пауза. Откуда-то из-за двери кабинета раздался свист закипающего чайника: достиг самой высокой, захлебывающейся ноты, и затих. За окном под порывом ветра качнулись голые ветви. Чекан откашлялся и произнес:

– Можете пояснить?

– На самом деле, ничего особенного, – пожал плечами главврач. – Истинные зрительные галлюцинации устрашающего характера, бред преследования, сумеречные состояния с аффектами страха…

– Ведьмы, – напомнил Чекан.

– Ах, да. Он утверждает, что старшая медсестра специализированного отделения, где он находится – ведьма. И насылает на него порчу. Случай довольно частый, обычно переживания персонифицируются…

– Позволите на него взглянуть?

– Почему бы и нет, – Отченаш взглянул на часы. – Как раз скоро время обхода.

В гулких сводчатых коридорах пахло старыми тапками, лекарствами и больничной едой – судя по тошнотворным миазмам, на кухне тушили морковь. Стены были до половины выкрашены той особой зеленой краской, которой красят стены всех казенных учреждений, будь то больница, тюрьма или школа в рабочем районе. Верхнюю часть стен и потолок покрывала грубая белая штукатурка. Следом за врачом Алина и Чекан миновали несколько коридоров и лестниц и остановились рядом с белой деревянной двустворчатой дверью. За дверью было тихо. Рядом у стены стоял металлический медицинский столик на колесах и тумбочка с журналом для записей, на обложке которого значилось: «Тетрадь назначений при бессоннице и возбуждении». Арсений Виленович повернулся и негромко сказал:

– Постарайтесь не беспокоить больного. Обычно реактивная стадия наступает у него в ночное время, но лучше не провоцировать.

За дверью оказалась довольно большая палата со светлыми стенами и высоким окном с видом на серое небо. Три койки из четырех были заняты: на двух справа неподвижно лежали, вытянувшись под одеялами в одинаковых позах, немолодые мужчины с закрытыми глазами. Казалось, что они спали. Возраст человека на кровати у левой стены определить было трудно: он напомнил Алине внезапно состарившихся детей из мультфильма о потерянном времени, как будто старость пришла слишком рано и ждет теперь своего срока, терпеливо соседствуя с угасающей молодостью. Пегие волосы мужчины растрепались по желтоватой подушке, длинные ноги с большими костлявыми ступнями торчали из-под короткого тонкого одеяла в застиранном пододеяльнике, пальцы на тощих руках сжимались и разжимались. Тело было худым, как у мумии, обряженной в полосатую пижаму. Алина обратила внимание на широкие ремни, привязанные к раме железной кровати, из-под которой торчало помятое судно и пара безразмерных шлепанцев. Заросшее белесой щетиной худое лицо пациента было облеплено кусками ваты и бинтов, прихваченных пластырями. Светло-голубые глаза беспокойно метались, а потом уставились на вошедших с тревогой и любопытством.

– Отдельных палат на бюджетном отделении у нас нет, – вполголоса пояснил Отченаш, – поэтому тяжелые больные лежат вместе. Мы стараемся сделать так, чтобы они не беспокоили друг друга: остальные пациенты здесь в кататоническом ступоре, на внешние раздражители почти не реагируют, и к приступам Николая привыкли. Пойдемте знакомиться.

Он подошел к койке у левой стены, присел на стоящий рядом табурет и сказал:

– Добрый день, Николай! Как наши дела сегодня?

Голос у главврача был глубокий и тихий, как безмятежный утренний сон.

– Здравствуйте, Арсений Виленович, – ответил пациент глухо. – А кто это с Вами?

– Это мои друзья, – так же тихо промолвил врач. – Они тоже врачи. Пришли мне немного помочь.

Алина подошла ближе и заметила, что все лицо и руки больного покрыты следами глубоких царапин, замазанных выцветшим йодом, а тонкие, потрескавшиеся губы искусаны в кровь. Николай беспокойно заерзал на койке. Звякнули пряжки ремней.

– Врачи? – спросил он.

– Вообще-то, я из полиции, – сообщил Чекан.

Отченаш сердито зыркнул в его сторону, а больной на кровати уставился на Семена и затрясся так, что загремело железо. Потом он широко разинул рот с большими желтыми зубами, и Алина поняла, что пациент трясется от смеха.

– Полиция! Полиция!

Больной задергал руками, пальцы забегали, как испуганные пауки.

– Полиция! Наконец-то! Доктор, спасибо!

Чекан вопросительно посмотрел на врача. Тот кивнул в сторону больного. «Разговаривайте уж теперь, делать нечего».

Смех прервался так же внезапно, как и начался.

– Арестуйте ее, – требовательно и твердо сказал Николай, глядя Чекану в глаза. – Немедленно арестуйте.

– Кого? – осторожно поинтересовался Чекан.

– Медсестру!

Арсений Виленович вздохнул и отвернулся к окну.

– Она ведьма, – быстро заговорил больной, – самая настоящая. Мучает меня. Хочет сжить со света. Сводит с ума. Пугает. Зовет их. Постоянно зовет. Они приходят и мучают. Каждую ночь. Не дают спать. Не дают жить. Все из-за нее. Приходят каждую ночь. Ведьма, понимаете? Очень сильно пугает. Я не могу…

Он осекся и замолчал. Глаза застыли, как осколки стеклянных бутылок, и уставились куда-то за плечо Чекану. Секунду лицо больного оставалось неподвижным, а потом вдруг исказилось гримасой такого ужаса, что Алина почувствовала, как у нее заледенели руки и волосы будто стянуло тугим обручем. Каждая мимическая мышца несчастного превратилась в беззвучный вопль страха, челюсть отвисла, глаза вытянулись вниз, не сводя взгляда с чего-то, появившегося у Алины за спиной.

Она резко обернулась. У двери в палату стояла невысокая молодая женщина в белом халате и смотрела на них. У нее были гладко расчесанные на прямой пробор черные волосы, забранные на затылке в пучок, темные, почти черные глаза под густыми бровями и серьезное лицо с острым носом и тонкими губами – не красивое, но странно привлекательное. В руке женщина держала железный эмалированный лоток со шприцами.

– Здравствуйте, – негромко сказала она, посмотрела на сидящих рядом с койкой гостей и взглянула на главврача. – Арсений Виленович, мне позже зайти?

– Нет, Карина Максимовна, заходите, все в порядке – Отченаш сделал рукой широкий приглашающий жест. – Вы нам не помешаете.

Медсестра кивнула и прошла к больным в правой части палаты.

Пациент на койке издал звук, похожий на глухое шипение. Алина посмотрела в его сторону. Бледно-голубые глаза Николая слезились и глядели умоляюще.

– Не говорите, – прошелестел он искусанными губами, – не говорите ей…

В наступившей тишине отчетливо слышались тихие шаги медсестры и позвякивание шприцев в лотках. Она сделала уколы двум неподвижным пациентам и направилась к Николаю. Тот вытянулся на койке, зажмурился и замер. Алина увидела, что он снова трясется, на этот раз мелкой заячьей дрожью. Карина спокойно подошла к его койке, не глядя больному в лицо, обработала испещренную крошечными кровоподтеками вену на левой руке, и взяла шприц. Из плотно сжатых губ Николая вырвался тихий сдавленный писк.

– Ну спокойно, спокойно, голубчик, – Отченаш успокаивающе тронул его за руку и встал с табурета. – Все хорошо, я рядом, все хорошо…

Алина внимательно смотрела, как медсестра Карина села, выверенным, профессиональным движением ввела иглу, впрыснула препарат, потом убрала шприц и прижала к ранке кусочек ваты со спиртом. Перед тем, как подняться, она быстро взглянула Алине в глаза, отвернулась, и пошла к выходу.

– Всего доброго.

Ей никто не ответил. Пациент на кровати лежал с закрытыми глазами и глубоко, шумно дышал.

– Пойдемте, – негромко сказал главврач. – Сейчас лекарство подействует. Для первого знакомства вполне достаточно.

Они вышли в коридор.

– Ну вот, – развел руками Отченаш. – Вы все сами и увидели.

– Вы простите, я, наверное, зря про полицию сказал… – виновато произнес Чекан.

Он был бледен и выглядел немного растерянным. Алина понимала, почему.

Арсений Виленович махнул рукой.

– Да ладно, чего там…кто же мог знать.

– Насколько я понимаю, он на нейролептиках? – спросила Алина.

– Да, разумеется. Сейчас на хлорпротиксене. Мы пробовали разные сочетания медикаментов, но результат, как видите, неутешительный. Жаль, молодой еще человек, тридцать лет всего. До поступления сюда работал автослесарем. И вот такая беда.

– А его раны?..

– Нанес сам себе, – ответил главврач.

– Не очень характерно для онейроида, – заметила Алина.

– Зато типично для делирия, – отозвался Отченаш. Он помолчал и добавил: – Послушайте, если Вас смутила реакция больного на старшую медсестру, то уверяю, для этого нет никаких иных оснований, кроме психического заболевания. Карина Максимовна грамотный, внимательный сотрудник и прекрасная молодая женщина, тихая, скромная. У нас уже два года. Работа медсестры и в обычной больнице – не сахар, знаете ли, а в нашем учреждении этот труд нелегкий вдвойне. За все время работы к ней не было никаких нареканий ни от врачей, ни от больных, ни от их родственников, только благодарности – а их здесь ой как трудно заслужить. Говорят, что люди, пережившие жизненные невзгоды, лучше понимают страдания других, и я думаю, это как раз тот самый случай: Карина Максимовна сама из детдома, росла без родителей, и сейчас тоже одинока, насколько я знаю. Может, поэтому так трогательно заботится о наших больных – и поверьте мне, они это ценят.

– Вы изучаете биографии всех своих сотрудников, Арсений Виленович? – поинтересовалась Алина.

– Разумеется, – ответил он и посмотрел на Алину через очки. – Чтобы не судить о людях поверхностно.

До проходной Алина и Чекан шли молча и не оборачиваясь.

– Ну, что скажешь? – спросила Алина, когда они сели в машину.

– Не наш пациент, – покачал головой Чекан.

– Да, не наш, – задумчиво ответила Алина. – Это пациент медсестры Карины.

Глава 8

В центре города сыро и тесно, как в сумрачном погребе; тут всем мало места: распухшим от влаги домам вдоль узких улиц, людям в этих домах, рекам в тисках каменных берегов, даже тучам в пасмурном небе. Машины с трудом продвигались по дорогам, как вялая кровь по холодным, тонким сосудам, то и дело скапливаясь тромбами на перекрестках. Остановить мотоцикл пробки не могли, но скорость движения все равно порой замедляли. Черно-красный «Дукати Диавел» осторожно пробрался вперед между неподвижных автомобилей, едва не задев немолодую черную «Мазду» с рыжей женщиной на пассажирском сидении, утробно взревел, вывернул налево под красный сигнал светофора, и, не обращая внимания на негодующие сигналы, рванулся вперед, ныряя в просветы в потоке машин.

Через десять минут мотоцикл пересек Невский проспект, игнорируя разметку и знаки, сделал еще один поворот и остановился напротив пятиэтажного гранд-отеля с безупречным старинным фасадом, который на фоне прочих домов выглядел как дорогой антиквариат в сравнении с грязной рухлядью. Водитель мотоцикла снял шлем и тряхнул волосами. На кожаный воротник куртки упала толстая, тугая коса блестящих черных волос. Женщина поставила байк на подножку и с шлемом в руке направилась через дорогу ко входу в гостиницу. Сразу две машины резко затормозили, но никто и не вздумал возмущенно сигналить: водители смотрели, как она переходит дорогу – высокая, длинные сильные ноги обтянуты черной блестящей кожей мотоциклетного комбинезона; глаза, как у женщины-кошки с египетских фресок, строгие черты амазонки или богини войны; в изящных ушах – стальные серьги с масками боли; густые темные волосы выстрижены на татуированных узорами висках, а сзади забраны в косу. Не глядя на замершие автомобили, она подошла к дверям отеля, которые перед ней торопливо открыл молодой швейцар в темно-красной ливрее – да так и застыл, держа дверь нараспашку и провожая глазами крепкие круглые ягодицы, едва не рвущие узкие брюки.