Текст книги "Архив сочинений 2016. Часть II"

Николай Чернышевский «Что делать?» (1863)

Читатель книги Николая Чернышевского «Что делать?» представляет из себя образину и синий чулок. Именно таким образом его определяет сам автор на страницах произведения. После такого любой разумный человек должен серьёзно обидеться и более с творчеством Чернышевского не знакомиться, памятуя о присущей Николаю напыщенности. Что бы не происходило на страницах, какое бы значение труд опального мыслителя из себя не представлял – всё пустое.

Чернышевский с самого начала расписывается в несостоятельности: его не знают, пишет он плохо. Для привлечения внимания он наглядно демонстрирует, как нужно преподносить художественные произведения, чтобы их не перестали читать после определённого количества страниц. Когда в сюжете происходит загадочное происшествие, автор называет пострадавшего дураком, а следом почти аналогично называет дураком себя, после называя действующих лиц почти дураками, а внимающего истории – как уже известно – образиной: это побуждает к негативным эмоциям, провоцируя на ряд существенных замечаний, в том числе и с переходом на личности.

Николай прав касательно себя – пишет он плохо. А разве есть средство для популяризации взглядов лучше провокаций? Животное естество читателя вспоминает о пещерных временах и восстаёт на глазах, не позволяя молча принимать несносную манеру автора.

Пока разворачивается повествование, ничего существенного не происходит. Да и, смешно сказать, главная героиня спит, как спит над книгой читатель. Она видит сны, как и о чём-то стороннем размышляет читатель. Ей мерещатся перемены и много чего ещё, как и читателю, продолжающему спать вместе с главной героиней. Пробуждение наступает благодаря авторским отступлениям, в которых вырисовывается его представление о должном. Кажется, нужно быть Владимиром Лениным, чтобы правильно разобраться в суждениях Чернышевского и найти для себя полезные моменты, придав им ещё более малопонятный вид. Чем запутаннее, тем лучше для автора: всяк станет трактовать на свой лад.

Важнейшая мысль Чернышевского – призыв к всеобщему равноправию, особенно касательно женщин. Надо понимать, равными должны быть некогда крепостные крестьяне, обязанные отойти от раболепия перед бывшими господами и стать с ними на один уровень. Таким образом читатель вынужден будет придти к суждения о якобы стремлении к некоей форме узаконенной анархии, поскольку самый последний человек империи ни в чём не может уступать императору. Истории свойственно повторяться, а значит стоит думать, будто в современном мире возможно повторение многообразия греческих полисов под эгидой призрачных единых границ. Только отчего-то человек ратует за применение свойственных ему воззрений на всех разом, не считая нужным каждому предоставить право личного выбора.

Не считает и Чернышевский. Не так важно, какие обстоятельства побудили его к написанию романа, почему на страницах происходит определённое действие. Важнее иное. Что делать и в каком направлении двигаться – Николая это беспокоит. Понятно, людям не нравится текущее положение дел, они всегда желают улучшения условий. Но почему все их улучшения социального плана обязательно ведут к негативным последствиям? Не лучше ли призвать запретить изменять имеющееся и остановить развитие мысли хотя бы на жизнь одного поколения?

На вопрос: «Что делать?» лучшим ответом станет: «Ничего не делать!!! Довольно наделанных ранее дел!». Пусть герои Чернышевского спят, тянут лямку или идут в народ – их деятельность обязательно принесёт плоды. Они хотели изменений и изменения обязательно произойдут, побуждая людей к недовольству и стремлению совершения новых перемен. Парадокс в том, что человек вернётся обратно к пещерному образу жизни, ибо идеальное понимание свободы осталось в доисторическом прошлом.

28.08.2016 (http://trounin.ru/chernyshevsky63)

Хулио Кортасар «Игра в Классики» (1963)

Кортасар призывает к иррациональности. Он отрицает логическое построение сюжета и советует читателю следовать прилагаемой схеме чтения. Ничего нового при этом Хулио не изобрёл, озадачив читателя лишь расширенными сносками, оформленными в виде отдельных глав. Поступить ему так пришлось в силу ещё более банальных причин – место обычных сносок занимает перевод часто встречающихся иностранных слов. Если таковое можно считать подобием детской игры Классики, то следует тут же приступать к чтению, памятуя о свойственной Кортасару манере изложения – потоку сознания. И не стоит думать, будто сути в произведении Кортасара нет. Иррациональность позволяет Хулио многое, в том числе и сомневаться в написании написанного, как читателю – в прочтении прочитанного. Коли тростник способен мыслить, значит на такое способен и человек. Впрочем, надо ещё доказать, что человек именно мыслит, а не раскачивается на ветру, воображая иллюзию жизни.

Тростник действительно способен мыслить. Кортасар аналогично способен подходить к пониманию действительности, прибегая к иррациональности. Возможное всегда возможно, покуда кто-то считает, что это является возможным. Никто ещё не доказал обратного. И никогда не докажет! Когда дело касается художественной литературы, тут уж держите Кортасара всем миром – в его силах перевернуть представления о насущном. Но пока читатель не познал суть творчества Хулио, ему стоит заварить мате и жадно пить сей обжигающий напиток. «Игра в Классики» подождёт – её можно начинать с любой главы, желательно с примечаний, можно с конца или с середины. Всегда есть возможность прочитать произведение с начала, либо любым иным способом. Важно помнить про иррациональность, тогда Кортасар становится понятнее: сугубо в рамках осознания непостижимости предлагаемого автором текста.

Форма подачи материала – податливая составляющая творческого процесса. Творец всегда окажется прав, преподнося творение в определённом виде. Он мог оформить иначе, придать конкретный смысл смыслу и указать на сочетание происходящих в сюжете событий с внешним (закнижным) миром. Определённо, нечто подобное у Кортасара имеется, ежели читатель попытается до этого дойти или доплыть, лишь бы не догоняя уезжающую крышу.

Кто в конечном счёте оказывается ленив? Читатель, не понимающий, зачем ему прыгать по тексту, или писатель, оказавшийся излишне ленивым, чтобы грамотно отредактировать написанное? Кортасар предпочёл не вносить правки в нужные места книги, свалив написанное позже и разнообразные мысли кучами в конце, приписав каждой куче номер.

В итоге читатель поймёт, что «Игра в Классики» представляет из себя набор слов из разных языков: испанский, латынь, французский, немецкий, английский, итальянский. К тому же, Хулио предпочитает преобразовывать слова, придавая им невероятные сочетания, мало доступных понимаю широкого круга людей. Действующие лица в произведении мусолят философию, литературу и всё прочее, никуда не переходя и оставаясь на одном месте. Для контраста Кортасар позволяет себе рассказать о путешественнике, чьё путешествие сводится к отсутствию путешествий. Так и разговоры героев повествования сводятся к разговорам при отсутствии необходимости говорить.

Иррациональность не поддаётся доводам рассудка, в ней нет логики, она выше разумных объяснений и противна разуму вообще. Иррациональность идеальна для потока сознания и отлично дополняет желание читателя лучше понять литературный модернизм. Иррациональность объясняет всё сущее и ей же стоит занимать определяющее место в человеческом обществе. Может быть и Кортасар отдавал иррациональности право верховодить на страницах произведений, понимая, как мало смысла во всём присущем человечеству. Но всё же читателю хочется видеть больше логики и иметь возможность приобрести новое, а не уподобляться мыслящему тростнику, продлевая иллюзию на отпущенный ему срок цветения.

29.08.2016 (http://trounin.ru/cortazar63)

Сергей Микаэлян «Не убит подо Ржевом» (2015)

Сергей Микаэлян не был убит подо Ржевом, в том сражении его ранили, после чего Великая Отечественная война для него закончилась. Прошло достаточное количество лет, чтобы забыть, но Микаэлян не забыл – он достаточно хорошо помнит мельчайшие подробности, с чем теперь может познакомиться и читатель.

В череде случайностей ковалась победа Советского Союза над Третьим Рейхом. Потребовалось задействовать громадное количество человеческих ресурсов, помногу и понапрасну теряя людей. Мало кто из солдат видел противника в лицо, умирая до первого боя или так и не добравшись до первого окопа. Именно им посвятил Микаэлян повесть «Не убит подо Ржевом». Сам автор мог погибнуть несколько раз, сложись обстоятельства иначе. Судьба берегла его для другого, иначе Сергей мог быть разорван прямым попаданием снаряда или пасть от обжигающих кожу пуль, а то и остаться калекой, не поступи нужное лекарство именно тогда, когда подошёл момент для ампутации конечности.

Микаэлян до войны жил без забот. Он и бомбу-то неразорвавшуюся спокойно брал в руки, не представляя, чем это может закончиться. Его родственники погибали, но Сергею по возрасту не полагалось пополнять ряды армии. Но когда враг подошёл к Москве, тогда Микаэлян постарался получить повестку раньше, нежели ему полагалось. Так начинается повествование, во многом благоприятное для автора, ведь для него всё складывалось удачно, хоть и пришлось хлебнуть неприятностей.

Действительно ли всё было так, как описывает Сергей? Он правда всё настолько хорошо помнит? Читатель не должен сомневаться. Микаэлян в своём праве рассказчика, тем более очевидца боевых действий и их непосредственного участника. Не сразу его бросили в пекло, истомив тело маршами и вшами, а душу тягостным ожиданием. Сергей наизусть учил стихотворения Лермонтова, что на короткое время стало для него спасением.

А как же немцы? Они всегда были где-то рядом. Микаэлян по ним стрелял и возможно даже попадал. Установить это не представляется возможным. Если ему приходилось идти в атаку, то она захлёбывалась и солдаты отходили на прежние позиции. Война для Сергея стала испытанием, позволившим осознать, насколько жизнью человека управляет случай. Микаэлян не утонул в болотах под Мясным бором и не форсировал Днепр, на его долю пришлась битва за Ржев, под которым советские бойцы погибали, не узнав, что военное руководство толком не представляло, зачем бросало их на противника.

Вся деятельность Микаэляна так и не принесла пользы. Он рисковал жизнью, а позже оказывалось, что его сведения устарели. Так и воевал Сергей, продолжая представлять в мыслях лицо врага. Он мог продвинуться по службе, ему доверяли командовать людьми, для него открывались двери. Судьба в последний раз внесла коррективы, чем возможно спасла жизнь, уберегая от последующего участия в боевых действиях.

Прошлое не изменишь. Оно произошло. Войны были и будут. Тяжело осознавать, каким именно образом в современном мире можно развязать бойню, подобную Второй Мировой. Удивительно, но и после Первой Мировой люди думали аналогично, готовые сместить любое руководство страны, если оно хотя бы помыслит о военных действиях. К сожалению, агрессия проистекает от желания чем-то неудовлетворённых, либо желающих нанести превентивный удар. С локальными конфликтами трудно, но всё же можно смириться, а вот на глобальном уровне – никак.

Пусть война живёт в воспоминаниях. Пусть Микаэлян напишет большую книгу. Повесть слишком мала, как и представления о прошлом от одного человека.

30.08.2016 (http://trounin.ru/mikaelyan15)

Александр Неверов «Ташкент – город хлебный» (1923)

У каждого времени свои проблемы. Стоит думать о счастье для себя сейчас, не подозревая, с какой стороны придёт новая напасть. Допустим, при становлении советской власти страну поразил голод. Не передать словами, какие мучения претерпевали люди; не сказать, до чего доходил человек, вынужденный есть ближнего своего. Александр Неверов по-своему оптимистично смотрит на действительность, хоть и показывает ужасы лично испытанных страданий. Он сам искал подтверждение поверья о существовании хлебного города Ташкента, позже рассказав читателю о пути до него, представив ситуацию от лица молодого человека.

Мораль произведения Неверова не требует дополнительных слов. Александр наглядно показал нуждающихся людей, передвигающихся по стране. Представленный им главный герой не знает, где именно располагается Ташкент, но это не мешает ему идти в нужном направлении. На пути возникает множество неприятных моментов, воспроизводящих на страницах некогда творившееся. Люди опускались и не были похожи на людей. Голод творил страшное, но жизнь не прекращалась. Находилось место сочувствию и человечности. Чаще Неверов излишне реалистичен, описывая нелицеприятные эпизоды. Скрывать ему было нечего, коли такое происходило на самом деле.

Главный герой мечтает о лучшей доле. Он желает привезти домой несколько мешков зерна, чтобы поставить на ноги семью и завести крепкое хозяйство. Читатель знает, что этим желаниям никогда не суждено сбыться, даже если главному герою удастся осуществить задуманное. Неверов не представлял, на какие муки обрекает действующих лиц, обязанных страдать от голода, чтобы потом подвергнуться новым испытаниям. Так ли плохо видеть теряющих лицо персонажей, принимающих происходящее без возражений, просто пытаясь выжить?

Сильный духом найдёт выход из любых трудных ситуаций. Не получается лишь тянуть за собой отстающих. Кто физически слаб и кому суждено погибнуть, те остановятся и зачахнут. Важнее всего осуществить задуманное, для чего придётся обманывать и поступаться честностью. Какой прок от благородства, если нет пробивного характера? Главный герой произведения Неверова умело лавирует между людьми, постоянно испытывая удачу и не останавливаясь от движения к намеченной цели. Он обязан добыть зерно и стать зажиточным крестьянином, а потом жизнь сама подскажет куда идти: Ташкент – город хлебный, Сибирь – земля большая.

Да, у каждого времени свои проблемы. С высоты прошедших лет легко судить, толком не понимая представленных Неверовым событий. Голод кажется далёким, а сведения о нём разнятся, трактуемые каждым источником на свой лад. В такой ситуации нагляднее всего выглядят свидетельства очевидца, пускай и в художественной обработке. Читатель, благодаря такому подходу автора, может взглянуть на происходившее, не опираясь на жизненный опыт: главный герой слишком мал, чтобы сравнивать настоящее с прошлым. Читателя преследует голод, как он преследует всех действующих лиц. И не имеет значения, почему так сложилось. Нужно смотреть вперёд и стараться просто выжить. Обвинять кого-то бесполезно – это и не требуется.

Читатель обязательно придёт к осознанию необходимости бороться ради желаемого. Голод понятен – его возникновению способствовали определённые обстоятельства. Не вешать же нос, отказавшись от борьбы за право добиться счастья для себя, для родных и для всей страны в целом. Главный герой ни о чём подобном не думает, его голова ещё не забита, поэтому он сохраняет в себе важные для человека качества, среди которых нет тех, которые проявятся немного погодя и отравят жизнь ему и его окружению.

Хорошо, когда не знаешь о будущем, мечтаешь о нём и веришь.

31.08.2016 (http://trounin.ru/neverov23)

Сентябрь

Святослав Логинов «Чёрный смерч» (1999)

Когда фэнтези пишется ради процесса написания фэнтези – это не есть хорошо. Особенно не есть хорошо в плане создания литературного наследия. Потомки обязательно будут обращаться к истокам, уповая на поиск разумных мыслей. Но им суждено смотреть в пустоту, некогда имевшую спрос, а после погрузившуюся в безмолвие, где подобному и следует находиться.

«Чёрный смерч» Святослава Логинова раскрывает перед читателем доисторический мир с налётом славянской мифологии. Читателю предлагается история, полная людских страхов, в окружении вымыслов, объясняющих непонятные явления. Твёрдыми убеждениями правдивости общих представлений о действительности и ныне дышит человек, поэтому нет ничего удивительного, что в глубоком прошлом могло происходить аналогичное. На это опирается Логинов, воссоздавая на страницах реалистичную обыденность некогда живших людей. Отчего не поверить Святославу? Обязательно нужно поверить.

На том вера заканчивается. Логинов продолжает писать фэнтези ради фэнтези. Происходят очередные события, но кроме событий ничего более не случается. Описываемое подчинено авторской воле. Действующие лица живут и чем-то занимаются, они помнят о страшных моментах ушедших дней и боятся их повторения в будущем, думая над тем, как этому помешать. Герои идут вперёд, провоцируя пробуждение интереса у заснувших злых сил. И силы обязаны проснуться. Именно таким образом строится повествование.

Как оно было тогда – не имеет существенного значения. Важнее проследить представления Логинова, предлагающего личную трактовку. Разумеется, к настоящему прошлому фантазии Святослава не относятся. Он пишет фэнтези – этим всё сказано. Подобного рода литература не предполагает ответственности писателя за излагаемые события, оставаясь в рамках его понимания о необходимости присутствия тех или иных элементов.

В доисторическом мире Логинова люди делились на племена, отличаясь друг от друга по используемому тотему. Их окружала магия, проистекающая из суеверий и являлась составляющей частью повседневности. Также существовала потусторонняя реальность, на равных правах соседствующая с миром живых. Имелось и злое начало. А что представляет злое начало в раннем творчестве Логинова? Это сущность, позволяющая себе более дозволенного. Если быть точнее, то – не имеющая ограничений в желаемом. Самих желаний при этом нет. Есть понимание обязательного присутствия. Выражаться может явным образом, либо жить в суевериях.

Сказать точнее не получится. Святослав не вдаётся в объяснения. Он полунамёками обрисовывает общий фон. Сюжет «Чёрного смерча» увязан с ранее написанным в соавторстве с Ником Перумовым произведением «Чёрная кровь», рассказывающим о предшествующих событиях. Надо полагать, концепция Вселенной тогда же и сложилась, поэтому читателю трудно вникать в происходящее. С другой стороны, «Чёрный смерч» в достаточной для фэнтези мере описан автором – он имеет право на рассмотрение в качестве самостоятельного произведения.

Угнетает читателя манера изложения Святослава. Безусловно, фэнтези ради фэнтези имеет большое количество любителей как раз за такой подход к написанию художественного произведения. Поступки действующих лиц нанизываются на предшествующие и обеспечивают нанизывание следующих. Автор не обязан представлять, куда конкретно его фантазия будет поворачивать сюжет, хватит лишь туманных представлений. Заложником оказывается только читатель, решивший ознакомиться с работой писателя. Коли герои пойдут на верную смерть, значит им и следовало туда идти, а в остальном поможет автор.

У Логинова есть ряд произведений, позволяющих говорить о нём, как об отличном создателе фэнтези и альтернативных историй. Пусть что-то из им написанного вышло не в самом приятном для чтения виде, тому может быть найдено разумное объяснение, но о нём говорить не надо.

01.09.2016 (http://trounin.ru/loginov99)

Борис Минаев «Мягкая ткань» (2015—16)

Книга №1 – «Батист» | Книга №2 – «Сукно»

На галлюцинации опирается действительность, прямо проистекающая из домыслов и допущений, порождённых мнительной ролью личности в значении для исторического процесса. Беллетристы поздних лет этим пользуются, черня некогда происходившие события, заставляя читателя иначе воспринимать ушедшее время. Они прибегают к ухищрению в виде придуманных действующих лиц, подобия современников писателя, оказавшихся в непривычных обстоятельствах. Так формируется познание прошлого, не имея к нему подлинного отношения. Желание писателя поместить сюжет в исторические декорации понятно, главное не переусердствовать и не превратить повествование в выдержки из энциклопедий.

Для Минаева тема ткани стала определяющей. Не сразу, но это всё-таки становится заметным, покуда Борис не начинает пользоваться прямыми отсылками, увязывая происходящее на страницах с определённым материалом. Батист ли, сукно ли – дополнительный повод озадачить читателя дополнительной порцией сведений. На самом деле важно, какими свойствами обладает то, из чего шьётся шинель? Если мир собирается погрузиться в хаос и вступить в Мировую войну, то безусловно. Лишь Минаев обратил внимание на сей важных материал, казалось бы не из самых важных, чтобы на него опираться при создании сюжетной канвы.

Предлагаемая Минаевым история начинается незадолго до первого серьёзного противостояния в Европе. Этому предшествуют авторскую размышления, судя по которым можно подумать, будто он не мог определиться, какими именно средствами ему строит осуществлять первоначально задуманное. Медицина, теософия – автор показывает себя эрудитом, не брезгуя перекладывать на свой лад информацию разнообразного толка, побуждая читателя недоумевать, ведь он держит в руках художественное произведение, а не научно-популярное издание.

Главные герои постепенно находятся. Причём не всегда в России, чаще за границей. Странно видеть, допустим, русского, решившего переплыть Ла-Манш, к чему он упорно готовится, размещает объявления в газетах и не придаёт значения предупреждениям о скором начале конфронтации. Минаев мягко – полупрозрачно – разворачивает перед читателем батист. Война ещё не началась, а значит Борису позволительно показать стремление одного человека совершить подвиг. К каким только практикам этот человек не прибегает, начиная от ориентирования во времени, находясь вне ориентиров. Впереди же ожидается крах надежд, о чём читатель задумывается чаще автора. Возможно будет сохранить отношения с девушкой? Как он поведёт себя во время начала войны и какие последствия будет иметь его свершение? Вопросы возникают постоянно – Минаев не отвечает, обрывая порывы в угоду разыгравшихся патриотических чувств.

Один сторонний эпизод для истории формирует последующий. Минаев крепко держит нить, понемногу распуская, чтобы читатель наконец-то вздохнул спокойно и принимался внимать ровному повествованию, без лишних энциклопедических подробностей. Впрочем, Борис часто забывает о сюжете, уходя в размышления и помещая на страницы всё подряд, если этого коснулась речь: восстановление девственной плевы, особенности поведения голодных собак, женщина при коммунизме, почему людей стали хоронить в земле и много о чём другом, в том числе и подробно про евреев.

Прошлое в «Мягкой ткани» имеет определяющее значение. Описываемые Минаевым поступки действующих лиц оказываются вторичными – они служат связующими звеньями: не фон в качестве декораций, а декорации в качестве фона. Борис сконцентрирован сугубо на истории, не побуждая читателя проявлять сочувствие присутствующим в повествовании персонажам. Они могут думать о будущем, совершать подвиги, заниматься сексом или созерцать действительность – всё это призвано направлять взгляд на происходящие вокруг них события.

Борис Минаев не даёт повод переосмыслить прошлое: он окутывает былым.

02.09.2016 (http://trounin.ru/minaev15)