Текст книги "Кортес"

Веракрус, май 1520 года

Месть любой ценой. Веласкес, до того безраздельно властвовавший на Кубе, был уязвлен успехом Кортеса. Он снарядил в поход гигантскую экспедицию – восемнадцать кораблей, девятьсот человек команды, восемьдесят лошадей, девяносто арбалетов, семьдесят пищалей и двадцать пушек. Веласкес шел ва-банк. Он вложил в предприятие все свое состояние и мобилизовал все людские ресурсы Кубы. Двигали им исключительно оскорбленное самолюбие и жажда мести. Ему было известно, что Кортес направил Карлу V сказочные дары, и опасался, что его титул аделантадо теперь не более чем пустой звук. Веласкес пустился в эту авантюру без какого-либо разрешения королевского суда Санто-Доминго. Предупрежденный доброжелателями, он не замедлил послать к Веласкесу в Сантьяго аудитора Лукаса Васкеса де Аильон, чтобы уговорить его отказаться от своих планов. Аделантадо ни о чем не желал слушать, но ему не удавалось подыскать человека, способного возглавить экспедицию. Многие из его окружения, предчувствуя недоброе, отказались от его предложения. Наконец, во главе армады согласился встать Панфило де Нарваес, ветеран конкисты, прошедший через Санто-Доминго, Ямайку и Кубу.

В начале мая Нарваес со своим флотом показался у Веракруса. Уверенный в своем численном и техническом превосходстве, Нарваес повел себя по отношению к людям Кортеса и туземным вождям как новый хозяин Мексики. Поднялся ропот. Представитель королевского суда Санто-Доминго Лукас де Аильон констатировал, что край умиротворен и что Кортес стяжал себе отличную репутацию как среди своих людей, так и среди индейцев. Понимая, что вмешательство Нарваеса приведет к кровавому столкновению, он начал настаивать на отъезде уполномоченного Веласкеса. Нарваес потерял хладнокровие и взял аудитора под стражу, силой посадил на корабль и приказал шкиперу сдать пленника Веласкесу. Это было открытое неповиновение королевской власти! Шкипер не посмел выполнить приказ и доставил Аильона в Санто-Доминго. Местные власти пришли в негодование и обратились ко двору. Еще не приняв непосредственное участие в партии, Кортес уже заработал одно очко.

Но оставаться далее в стороне было нельзя. Кортес решил сначала действовать через своих агентов, проведя рекогносцировку. Его люди, переодевшись индейцами, проникли в лагерь Нарваеса. Им удалось составить список членов экспедиции, направленной Веласкесом. Естественно, там была вся Куба, и Кортес знал лично почти всех участников похода. Тогда он распорядился тайно доставить им письма с предложением присоединиться к его войску. Он играл на законности своей власти, которая происходила из его реального присутствия в Мехико, и конечно же на обещаниях большой наживы в будущем. В результате Нарваес лишился значительной части своего экспедиционного корпуса и оказался в затруднительном положении. Но Кортес знал, что проблему можно решить только личным присутствием в Веракрусе. Через брата Бартоломея де Ольмедо он направил Нарваесу письмо, в котором извещал о своем прибытии и о желании встретиться. Кортес решил временно оставить Мехико, который поручил заботам Педро де Альварадо с отрядом в восемьдесят солдат. 10 мая император Мотекусома сопровождал Кортеса на Ицтапалапском шоссе. Испанцы направились к Чолуле и Тласкале, где Кортес намеревался получить эскорт из индейских воинов. У него было всего семьдесят человек против тысячи хорошо вооруженных солдат у Нарваеса. Собрав все резервы, он спускался к Семпоале.

В это время велась война разведок, которой посвящены десятки страниц многих хроник, в частности, принадлежащей перу Сервантеса де Салазара.[121]121
  О высадке Нарваеса имеется множество письменных свидетельств. См.: Cervantes de Solazar. Р. 383–443, Cortés. Р. 69–77; López de Gomara. Р. 137–145; Tapia. Р. 113–119; Díaz del Castillo. P. 211–247; Francisco de Aguilar. Relación breve de la conquista de la Nueva España, México, UNAM, 1967. P. 83–85.


[Закрыть] При помощи множества ухищрений, порой более подходящих для приключенческого романа, Кортесу удалось заручиться поддержкой почти всего отряда Нарваеса. Теплые воспоминания о былой дружбе, щедро раздаваемое золото и личный авторитет Кортеса сыграли решающую роль. И наконец в Троицын день, воскресенье 28 мая, Кортес организовал операцию командос в Семпоале. Была ночь, тропический ливень, обрушившийся на тотонакский городок, загнал часовых в укрытия и скрывал любой шум. Разбившись на четыре группы, люди Кортеса взяли Семпоалу. Молодой Гонсало де Сандоваль, земляк из Медельина, сумел захватить в плен самого Нарваеса, который укрылся на вершине главного храма. Уполномоченный Веласкеса и несколько его приспешников были брошены в тюрьму в Веракрусе. Кортес как великодушный правитель засвидетельствовал свое уважение великому касику Семпоалы, несмотря на то, что тот помогал его сопернику. Таким образом, в глазах индейцев он сумел представить себя образцом верности и постоянства в дружбе. Затем он принял командование над всеми войсками Нарваеса, припугнув колеблющихся. Ситуация изменилась коренным образом. Тогда как Веласкес рассчитывал выдворить Кортеса из Мексики, тот получил нежданные и неоценимые подкрепления. На этот раз корабли не уничтожили, а всего лишь сняли с них снаряжение. Кортес распорядился убрать паруса, рули и навигационные приборы. Кортес живо представлял себе гнев и ярость Веласкеса.

Теперь, располагая свежими силами, Кортес мог подумать об укреплении своего присутствия вне Мехико. С этой целью он отправил Хуана Веласкеса де Леон исследовать Север, к Пануко, а Диего де Ордаса – Юг, к Коацакоалько, выделив каждому по двести солдат. Веракрус остался охранять Родриго Рангель, также получивший в распоряжение двести человек. Сам главнокомандующий, более прежнего убежденный в правоте своего плана колонизации, послал на Ямайку два корабля из числа тех, что прибыли с Нарваесом, для закупки племенного скота, чтобы в будущем заняться в Мексике животноводством.

Именно в это время Кортеса настигли известия о восстании в Мехико. В своем поническом послании Альварадо взывал о помощи. В отсутствие главнокомандующего взбунтовалась столица ацтеков. Только Кортес залатал одну брешь, как образовалась другая, больше прежней.

Мехико, Темпло Майор, май 1520 года

Печальной памяти резня в Темпло Майор (в главном храме столицы) произошла в середине мая спустя всего несколько дней после отъезда Кортеса в Веракрус. Ацтеки поставили в известность Альварадо, которому Кортес передал полномочия, о своем желании провести празднование Токскатля. Это торжество соответствовало в их церемониальном календаре празднику бога Тецкатлипока. Ритуал хорошо освещен в сохранившихся хрониках. После шествий и танцев в жертву приносили юношу, олицетворявшего бога. Альварадо не выказал никакого намерения воспрепятствовать исполнению обряда, и в назначенный день около шестисот мексиканцев собрались во дворе главного храма. Когда бой барабанов возвестил начало ритуальных танцев, в храм ворвался Альварадо с небольшим отрядом испанцев. Солдаты бросились на индейцев и всех искололи шпагами. Это вероломное нападение на безоружных людей потрясло Мехико. В городе вспыхнуло восстание. Ацтеки поднялись против испанцев, которые затворились во дворце Аксайякатля, прикрываясь ценным заложником в лице императора Мотекусомы.

Резня, совершенная по приказу Альварадо, оставила грязное пятно в истории конкисты. Выдвигались самые разные объяснения этому акту жестокости. Сторонники индейцев видели в нем доказательство кровожадности конкистадоров, защитники испанского вторжения искали смягчающие обстоятельства. В том изложении, в каком это событие сообщается хронистами, резня в день Токскатля трудно объяснима. Какая муха укусила Альварадо, что он предпринял столь самоубийственный шаг? Что можно сказать об этом, не вступая в полемику? Чтобы понять причины резни в Темпло Майор, следует, наверное, отбросить все упрощенные поверхностные объяснения. Нерезонно предполагать, что Альварадо поставил под угрозу безопасность всех испанцев ради простого удовольствия прикарманить пару-тройку золотых украшений, снятых с убитых танцовщиков и жрецов. Предположение, что нападение было предпринято с целью помешать человеческому жертвоприношению также мало вероятно; в тот момент разумнее было бы просто закрыть глаза.

Таким образом, остается главная первопричина проблемы, а именно само пребывание в мае 1520 года в Теночтитлане горстки испанцев. В течение предшествующих семи месяцев Кортесу удавалось поддерживать взрывоопасное сосуществование своих людей и туземцев. Но это был Кортес, ловкий, умный, пользовавшийся уважением и сумевший даже вызвать к себе у Мотекусомы своего рода симпатию, правда, еще довольно хрупкую. Настолько хрупкую, что она не могла заставить замолчать сторонников конфронтации с обеих сторон. Кортес ушел, и ситуация изменилась. Не исключено, что группа воинственно настроенных ацтеков попыталась использовать открывшуюся возможность.

Для многих мексиканцев присутствие испанцев было невыносимым. Они не могли примириться с вторжением ни с политической, ни с идеологической, ни с религиозной стороны. Поведение самого тлатоани было крайне непонятным, и многие обвиняли императора в трусости. В этом контексте, когда могли сыграть роль и чисто психологические факторы, подъем антииспанских настроений мог вызвать панику у Альварадо и его крошечного отряда. Но хотя проведение праздника Токскатля не могло быть проявлением открытой враждебности по отношению к испанцам, вполне вероятно, что Альварадо просто испугался. Он мог заподозрить заговор там, где его вовсе не было. Не исключено, что на него подействовала гнетущая атмосфера в городе. Что могли сделать несколько десятков испанцев с сотнями тысяч воинов? Можно также предположить, что Альварадо попытался подражать Кортесу. Он видел в Чолуле, как можно спастись, нанеся удар первым и предупредив намерение врага. Вероятно, в его голове возникла мысль повторить чолульскую операцию. Но Альварадо было далеко до Кортеса. И он ошибся, как в анализе ситуации, так и в исполнении своего смертельного маневра. Эта резня, которая не могла восприниматься иначе, как проявление жестокости и акт агрессии со стороны испанцев, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения ацтеков. Своей кровожадностью Альварадо обратил против себя общественное мнение, которое Кортес умел смягчать добрым словом.

В центре конфликта стоит и сама личность Мотекусомы. Последний ацтекский тлатоани имел немало противников, которые обличали его попустительство, мягкотелость, нерешительность и бесхребетность. Не раз его выставляли своего рода пособником завоевателей. Как будто все забыли, что император был в плену у захватчиков с первого дня пребывания Кортеса в Мехико. В любом случае было бы неправильно судить Мотекусому по западным критериям. В Центральной Америке правитель не был диктатором, и индейское слово «тлатоани» означает «тот, кто держит слово», «тот, кто говорит» или «тот, кто умеет говорить». Правитель обычно избирался за свою способность выступать арбитром в спорах различных группировок и умение достигать согласия при решении важных затрагивающих общие интересы проблем. Тлатоани находился, таким образом, в нескончаемых переговорах с советом старейшин. Он должен был уравновешивать власть жрецов и воинов, следить за адекватным представлением каждого квартала в совете, не забывать о роли ремесленников и купцов в экономике города и всей империи. Другими словами, решения тлатоани исходили не из личных оценок ситуации, но основывались на том, что по его ощущению было общим в мнениях всех партий на конкретный момент времени.

Надо добавить, что Мотекусома пришел к власти в 1502 году, то есть спустя десять лет после высадки испанцев на Кубе. Можно с уверенностью предположить, что он не был лишен некоторого фатализма. Он знал, что, рано или поздно, пришельцы дойдут и сюда и его империя будет завоевана. Для него не стоял вопрос, принимать или нет присутствие испанцев, конкиста была свершившимся фактом. За его кажущейся мягкотелостью скрывались проницательность и трезвый расчет. Ключ к пониманию поведения Мотекусомы лежит в самом процессе скрещения рас, при котором происходит взаимное проникновение культур. Если Кортес был восхищен цивилизацией ацтеков, почему не предположить, что и Мотекусому могли привлекать некоторые аспекты европейской культуры? Разве может война решить все сложнейшие проблемы, которые неизбежно возникают при столкновении двух культур? Пролив кровь, Альварадо тем самым провалил политику, начатую Кортесом в Мексике. Токскатльская резня стала не только позорным проявлением варварства. Она перечеркнула все планы сосуществования, которые лелеял Кортес. Для главнокомандующего это была катастрофа.

Когда 24 июня Эрнан вернулся со своими людьми из Веракруса, ситуация была уже безнадежной. Хотя никто не осмелился преградить ему путь к центру столицы, повсюду витал дух мятежа. Кортес никогда не рассказывал, как прошел его разговор с Альварадо. Видимо, ему удалось сдержаться. Однако никакие объяснения Альварадо не могли его убедить. Положение испанцев было отчаянным, и Кортес внутри кипел от негодования. Но в тот момент его главной заботой был тлатоани. Кортес понимал, что Мотекусома предан своими. Его заложник утратил всякую ценность и не скоро ее вернет. Осторожный конкистадор еще зимой приказал построить четыре шлюпа, которые стояли на якоре возле главного храма, обеспечивая возможность отступления по воде. Но ацтеки сожгли суда. Пути к отступлению не было. Испанцы оказались в ловушке.

В этой тяжелой атмосфере окончил дни тлатоани Мотекусома. 25 июня Кортес предпринял последнюю попытку переговоров. Он приказал вывести правителя ацтеков на крышу дворца Аксайякатля в надежде, что тот усмирит толпу и остановит стычки, но появление тлатоани не возымело действия. Его никто не желал слушать. Возбужденные воины оскорбляли его и осыпали бранью. В него полетели камни.

Сначала один, потом два, затем десять, а следом сотня. Толпа забрасывала своего императора камнями за предательство и переход к врагу. Прикрывая Мотекусому щитами и защищая его от ударов, испанцы начали отступать. Но тут тлатоани был тяжело ранен камнем в висок. Чувствуя себя преданным и покинутым, Мотекусома не боролся за жизнь. До самого конца он отказывался от принятия крещения, но попросил у Кортеса исполнить его последнюю волю и взять под свою защиту его детей – сына Чималпопока и дочь Текуичпо. Тлатоани скончался 28 июня 1520 года. Испанцам оставалось только бежать, пока еще не было поздно.

Теночтитлан, 30 июня 1520 года

С 25 июня, то есть с первого же дня после своего возвращения из Веракруса, Кортес был осажден во дворце Аксайакатля. Испанцы по многу раз в день пытались нащупать лазейку и выскользнуть из кольца ацтекских воинов. Но проблема заключалась в том, что Теночтитлан был островом, и выйти из него можно было только по дамбам, которые были построены с разрывами, позволявшими воде беспрепятственно перетекать с одной стороны дамбы на другую. Над этими техническими промежутками были переброшены мосты, но для того, чтобы запереть испанцев в самом сердце города, ацтеки убрали или разрушили их. Кортесу предстояло захватить эти стратегически важные объекты. Он полагал справиться с этой задачей с помощью гуляй-городов – башен на колесах, защищавших от стрел и камней. Но эти осадные машины, сколоченные на скорую руку, не решили проблемы и не позволили установить контроль над мостами. Кортесу пришла в голову новая мысль, возможно, подсказанная Мариной. В центральноамериканской символике захват главного храма города означал победу над его защитниками. Кортес направил свои силы на захват Темпло Майор в надежде сломить боевой дух мексиканцев. После ожесточенного боя он завладел святилищем Уицилопочтли и Тлалока. Но вопреки ожиданиям боевой дух ацтеков не был сломлен, напротив, антииспанские настроения только усилились, и тиски блокады сжимались все сильнее.

Смерть Мотекусомы 28 июня была для Кортеса тяжелым ударом. Он лишился живого щита. Новым правителем был избран брат усопшего тлатоани Куитлагуак, который не относился к «умеренным». Тогда Кортес предположил следующий сценарий. Он думал, что ацтеки устроят своему почившему императору торжественные похороны, и решил воспользоваться этой возможной передышкой, чтобы бежать из Мехико. С самым откровенным цинизмом он приказал задушить правителей Тлакопана, Тлателолько и Текскоко, которых он удерживал в заложниках вместе с Мотекусомой в надежде, что похоронные процессии сразу во всех городах – спутниках Мехико отвлекут население от испанцев, пусть даже на день.[122]122
  Есть и другие версии, более лестные для Кортеса. Диас дель Кастильо, непосредственный участник тех событий, утверждает, что вождей-заложников взяли с собой и те погибли на дамбе во время ночного боя.


[Закрыть]

Общее отступление было назначено в ночь на 30 июня. Кортес решил бежать по западной дамбе Тлакопана. Она имела в длину около трех километров, но была разбита на семь участков. Прорыв на юг по дамбе Ицтапалапа казался неосуществимым в силу большой ее протяженности. Путь на север к Тепейякаку также не годился, поскольку он пролегал через чрезвычайно густо населенные городские кварталы, где испанцы не смогли бы двигаться в безопасности. Осажденные подготовились к отступлению на Тлакопан, соорудив подобие передвижного моста, который должен был позволить им преодолеть семь стратегических пунктов, в которых ацтеки разрушили мосты. Кортес решил бежать ночью, вспомнив, что ацтеки ни разу еще не дрались после захода солнца.

В тот вечер дождь лил как из ведра; жаровни, стоявшие в окрестностях дворца Аксайакатля, были затоплены водой. Часовые индейцев ослабили бдительность. Около одиннадцати часов показалась колонна испанцев. Командование авангардом было поручено Гонсало де Сандовалю. Солдаты должны были разблокировать дорогу и навести передвижной мост, без которого нельзя было преодолеть провалы моста. Сам Кортес встал во главе основных сил. В центре колонны он поместил раненых, которых везли на плащах, растянутых меж двумя нестроевыми лошадями; здесь же шли индейские жены конкистадоров, в том числе и Марина, двести пятьдесят воинов-тласкальтеков, тащивших пушки, и носильщики, которым был вверен скарб, а главное – казна испанцев. Перед выступлением Кортес собрал пятую часть добычи короля, проследил, чтобы ее навьючили на лучшую лошадь, заверил содержимое тюков у нотариуса; затем он взвалил на другую лошадь собственную добычу – свою пятую часть, которую поручил охранять одному из слуг. Вместе с Кортесом отступали Алонсо де Авила, Кристобаль де Олид, Бернардино Васкес де Тапиа. Арьергард был доверен Педро де Альварадо и Хуану де Веласкесу.

В полнейшей тишине, нарушаемой только шумом дождя, который помог укрыться от глаз и ушей часовых-ацтеков, испанцы беспрепятственно достигли третьего моста. Но в этот момент, когда конкистадоры все еще находились в самом сердце Теночтитлана, индейцы подняли тревогу. Ацтеки были начеку. Они и не собирались хоронить своего правителя и готовились к бою. Сандоваль успел проскочить, но за его спиной разыгралась трагедия. Произошла неописуемая свалка. Пресловутый передвижной мост вырвался из рук испанцев и ушел в тину. Ацтеки смастерили импровизированные пики, насадив украденные у испанцев клинки на длинное древко. Прячась в воде, индейцы неожиданно наносили ими удары, перерезая коленные суставы и поджилки лошадям. Началось невообразимое замешательство. Ночь огласили боевые кличи, улюлюканье, команды, призывы о помощи, крики и стоны. Для того чтобы преодолеть разрыв в дамбе, пришлось ждать, пока он не наполнится телами сраженных воинов. Перебраться на другую сторону можно было только по трупам. Весь арьергард оказался в западне. Некоторые в порыве отчаяния попытались пробиться назад ко дворцу Аксайякатля. Все они будут схвачены на следующий день ацтеками и принесены в жертву богам. Другие спасались кто как мог: пытались уплыть, спрятаться, пробиться с оружием в руках, подбирая мечи, щиты и шлемы убитых. Отступление отряда Альварадо превратилось в беспорядочное бегство. Кортес, напротив, продвигался вперед. Он знал, что нужно добраться до Петлакалько к шестому мосту, где проходила городская черта, и тогда вплоть до Тлакопана уже не встретится серьезной преграды. Ацтеки были везде, по всей дороге. Они атаковали и с флангов, подплывая в своих легких каноэ. Не было и речи о том, чтобы применить пушки в такой сутолоке. Лучшим оружием были ноги, и бежать следовало только вперед.

По легенде, одной из причин разгрома испанцев в ночь на 30 июня стала их собственная алчность. Действительно, собрав две законные части добычи – свою и короля, – Кортес предоставил своим людям полную свободу. И немало свидетелей тех событий подтверждают, что некоторые так нагрузились золотыми слитками, что, упав в воду, камнем пошли ко дну под своей тяжелой ношей. Жадные погибли, тогда как более благоразумные спаслись, прихватив с собой всего лишь несколько драгоценных камней или золотых колец.

Кортес встретил рассвет, сидя на суше в Тлакопане. Он плакал, закрыв лицо ладонями. Под сенью гигантского дерева, которым когда-то еще можно было любоваться в нынешней Такубе, Кортес вел подсчет потерь. Из тысячи трехсот испанцев, составлявших испанский отряд в Теночтитлане, более половины пропало без вести. «Ночь Печали» пережили только шестьсот беглецов. Растерянные, сломленные, голодные и отчаявшиеся люди. В ночной схватке погибли почти все тласкальтекские принцессы и многие из детей Мотекусомы, которых Кортес хотел увезти с собой, чтобы сберечь и тем сдержать слово, данное умиравшему императору. Но были и чудом спасшиеся, среди которых Малинцин и Мария Луиза – дочь Ксикотенкатля и жена Педро де Альварадо. Последний был, наверное, единственным, кто уцелел из всего арьергарда. Он спасся благодаря своему феноменальному инстинкту самосохранения, который не подвел его даже при виде гибели всех своих товарищей – Хуана де Веласкеса, Франсиско де Сальседо и Педро де Морла.

Из людей Нарваеса не уцелел практически никто. Все они пали жертвой собственной алчности и неопытности. «Это золото сгубило их, – замечает Гомара. – Они умерли богатыми».[123]123
  López de Gomara. Р. 157.


[Закрыть] Кобыла, которая везла «пятую часть короля», исчезла в черной воде лагуны вместе с драгоценным грузом. Четыре тысячи тласкальтекских воинов также остались лежать на поле боя, что нанесло глубокую рану его союзникам. На какие силы мог теперь рассчитывать Кортес? Его пушки лежали на дне, увязнув в иле и песке. Он потерял восемьдесят лошадей. Он спрашивал себя: неужели испанцы и индейцы не могут прожить в мире? Неужели повторится антильский сценарий? Почему, имея все карты на руках, он не сумел сыграть эту партию? Остались ли в нем еще силы поверить в свое предназначение?