Текст книги "Без ума от графа"

Глава 9

Розамунда едва удержалась, чтобы не сбить головной убор с головы Лодердейла и не вывалить мороженое ему на голову. Только привитые с детства понятия о приличиях и многолетнее пребывание в высшем свете помогли ей удержаться от столь опрометчивого поступка.

Сесили оказалась права: порой чертовски тяжело быть воспитанной светской леди.

– Кстати… – замялся капитан, – …когда наступит этот счастливый день?

Скрытая ирония последних слов разозлила Розамунду: пусть Лодердейл смеется сколько угодно, но ее брак действительно будет счастливым.

Страстный и в то же время все понимающий взгляд Гриффина утешил ее…

– Венчание состоится на следующей неделе. – Ответ Гриффина словно молнией поразил капитана.

– На следующей неделе? – переспросила Розамунда, изображая радостное недоумение. – Как вы нетерпеливы, сэр! К чему такая спешка? Мне хочется, чтобы все прошло должным образом. У меня даже нет подвенечного платья.

– Ты права, Розамунда, – сказала Сесили. – Такой прекрасный повод, чтобы потратить побольше денег на наряды, выпадает один раз в жизни. Нельзя терять ни дня: в это время года у портних очень много заказов. Надо как следует все продумать.

Какое счастье, что ее кузина, сама того не зная, ловко перевела разговор в безопасное русло. Розамунда вздохнула с облегчением.

– Я тоже так считаю. Как это удивительно, Сесили, когда наши мнения совпадают, такое случается очень редко.

– Великие умы, что тут говорить, – отшутилась Сесили. Откусив мороженое, она продолжала: – Свадебное платье, гм. Это кое о чем мне напомнило. Я имею в виду свадебное путешествие. Куда вы намерены поехать?

Розамунда чуть не поперхнулась мороженым.

– Свадебное путешествие? – переспросил Гриффин.

– Вот именно, – не унималась Сесили. – Как жаль, что сейчас нельзя ехать в Париж. Всему виной этот неистовый Наполеон Бонапарт. Можно поехать в Озерный край. Летом даже в Шотландии неплохо. Константин и Джейн отправились туда, и говорят, что им понравилось. Хотя они были так влюблены друг в друга, что вряд ли обращали на что-нибудь внимание.

Сесили поднесла ко рту мороженое.

– Какой восхитительный клубничный запах. Розамунда, ты не хочешь заказать еще мороженого?

Розамунда покачала головой.

Упоминание Сесили о свадебном путешествии всколыхнуло ее воображение: перед глазами возникла нескончаемая череда дней, проведенных наедине с Гриффином. Множество дней и такое же множество ночей. Ее бросило в жар. Сердце взволнованно забилось, и она покраснела от возбуждения. Она боялась взглянуть на Гриффина, чтобы не выдать себя.

– Сесили, лорд Трегарт совсем недавно приехал в Лондон. Думаю, сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать подробности нашего будущего свадебного путешествия. До него еще далеко.

Лодердейл вынул часы из кармана.

– Леди, прошу извинить меня. Совсем забыл, у меня очень важная встреча. Мне надо торопиться.

– Ну что ж, не будем вас задерживать, – процедил Гриффин сквозь зубы.

Поклонившись дамам и сухо кивнув Гриффину, Лодердейл ушел. Все невольно посмотрели ему вслед.

Когда подошел официант, Розамунда с радостью вернула ему вазочку с остатками мороженого и, достав из ридикюля платочек, принялась вытирать липкие пальцы. На душе у нее было грустно, голова разболелась, а сердце болезненно щемило.

Нет, у нее щемило не сердце, это давала о себе знать ее уязвленная гордость.

Она никогда не любила капитана Лодердейла. Правда его преданность пролила целительный бальзам на ее сердце, страдавшее от пренебрежительного отношения к ней Гриффина, а также от оскорблявшей ее людской жалости. Мечтая о будущем, она никак не предполагала, что Лодердейл так равнодушно относится к ее браку, спокойно дожидаясь момента, когда сможет сделать ее своей любовницей.

Ее мать оказалась права.

Повинуясь секундному порыву, она повернулась к Гриффину.

– Не хотите ли пройтись со мной, милорд?

– Пройтись? – удивился Гриффин.

– Вот именно. Что ж в этом необычного? Прогуляемся и вернемся. Мне хочется прогуляться по парку, а вы будете меня сопровождать. Или вы против?

– Нет, я нисколько не против. – Гриффин смутился.

Краем глаза Розамунда заметила, как Сесили и Тибби обменялись многозначительными взглядами. Решительно натянув на руки перчатки, она сказала:

– Вы меня подождете? Мы скоро вернемся.

– Будь все время на виду у нас, Розамунда, – предупредила ее осторожная Тибби.

– Разумеется, а как же иначе, – улыбнулась Розамунда. Она давно обнаружила, как хорошо усыпляет любые подозрения согласие. Так герцог и Тибби не спускали глаз со строптивой Сесили, тогда как покладистая Розамунда позволяла себе больше вольностей, о которых ее опекуны даже не догадывались.

Взяв летний зонтик, она встала и повелительно посмотрела на Гриффина.

Тот не сразу понял ее намек, но когда понял, чего от него ждут, открыл двери ландо и подал ей руку. Слегка опершись на нее, Розамунда спустилась на землю. Она лишь слегка коснулась его руки, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы ощутить его силу.

Зонтик раскрылся с сухим треском, изящный образчик женского туалета, покрытый шелком цвета морской волны, отделанный по краям белым крепом под цвет ее платья.

– Давайте пройдем вон туда, – предложила Розамунда. – Мне хочется посмотреть на скульптуру в центре парка. Вы видели ее? Король в образе Марка Аврелия, говорят, вышло не совсем удачно.

Боже, она болтала чепуху.

Слегка пожав плечами, Гриффин взял ее под руку и повел в парк в центре площади.

Некоторое время они шли в полном молчании. Она отнюдь не была воробышком, как часто говорила ей мать, но он был намного выше, шире, мощнее, чем она. Его было больше во всех отношениях. Ее рука казалась крохотной лапкой по сравнению с его рукой.

Ее белоснежные юбки выглядели весьма эффектно на фоне его до блеска начищенных сапог. Они медленно шли в тени густых крон старых кленов. Новый слуга Гриффина, должно быть, приложил немало старания для того, чтобы привести в порядок его обувь, мелькнула случайная мысль в голове Розамунды. Когда Гриффин приехал в Лондон, на его сапоги нельзя было смотреть без страха.

Вдруг Гриффин задал вопрос:

– Вы его любите?

Догадаться, о ком идет речь, было совсем не трудно, и разыгрывать непонимание было глупо.

– Нет, совсем не люблю.

Она вспомнила медальон с портретом Гриффина на своей шее, и на душе у нее стало легче.

С того самого момента, когда она увидела эту довольно неумело нарисованную миниатюру, только он один занимал ее мысли. Несмотря на ее успешный выход в свет, несмотря на то что Гриффин игнорировал ее, она никогда не думала о другом муже. Непонятно каким образом, но она сердцем привязалась к этому гиганту, упрямому и несговорчивому, больше никто из мужчин не привлекал ее внимания.

Даже во сне она не мечтала ни о ком другом. Впрочем, в ней больше говорил голос рассудка, чем сердце. Она, как в игре, сделала на него ставку. В ней не было места сердечным чувствам, и такая игра была не совсем в ее вкусе.

Помолчав, Гриффин с присущей ему откровенностью сказал:

– Приятно это слышать. Даже если бы мы разорвали помолвку. Он не стоит даже вашего мизинца; кроме того, герцог Монфор никогда не выдал бы свою племянницу за армейского капитана. Как бы то ни было, но я доволен.

Немного подумав, он добавил:

– Все это ради вашего же блага.

Розамунда напряженно размышляла над сказанным.

– Вы так сказали из-за моих родителей, которые живут раздельно. Вы, наверное, решили, что мне нравится такая жизнь?

– Я не знал, что ваши родители живут порознь. – Повернувшись, он посмотрел ей в лицо.

Ей сразу стало легче. Она улыбнулась.

– Не знать о том, как поссорился маркиз Стейн с женой? Помилуйте, милорд, где вы живете? В какой дыре?

– В Корнуолле. Видимо, это означает одно и то же.

Оценив шутку, Розамунда рассмеялась, затем вздохнула.

– Мои родители обладали удивительно несхожими характерами. Конечно, их брак – это обычный светский брак по расчету. Отец по натуре холодный, рассудительный человек. Он терпеть не мог сцен, но если его выводили из себя… – Розамунда передернула плечами. – А мать была очень вспыльчивой. Она обожала устраивать сцены и закатывать истерики, во время которых бросала все, что попадало ей под руку: фарфоровую посуду, разные вещи… Однажды она швырнула в отца каминные часы, но, конечно, промахнулась. Хотя со временем, как мне кажется, кто-нибудь из них все равно убил бы другого. Когда отцу надоело, они разошлись, а нас на время отослали из дому.

– Именно тогда вас взял к себе герцог?

Она покачала головой, удивляясь про себя, куда завел их разговор и как далеко он отклонился в сторону от того, что ей хотелось сказать.

– Нет, это случилось позже, после того как умер отец и мы остались целиком на попечении мамы. Вот тогда герцог и стал нашим опекуном. Он взял и Ксавье и меня к себе.

В итоге все оказалось не так уж и плохо.

– Но все равно это не родной дом.

– Как сказать. Нам там было совсем неплохо. Со мной были брат и кузины. Я их всех очень люблю. Нет, мне ничего не хотелось бы менять в своем прошлом.

Они подошли к центру парка, где на небольшой открытой площадке возвышалась статуя.

– Вот мы и пришли. Что скажете? – спросила Розамунда.

– Стоит как-то неустойчиво, того и гляди ненароком упадет.

– Надеюсь, что этого не случится. Такое происшествие будет оскорбительным для королевского величия.

Минута или две прошли в безмолвном созерцании. Наконец Розамунда указала на шедшую вправо тропинку:

– Давайте вернемся другим путем.

Она взяла Гриффина под руку, ее движение было естественным и непринужденным, словно ходить вдвоем для них было привычным делом. Оба явно не спешили вернуться.

Гриффин первый нарушил затянувшееся молчание:

– А вы? А вам хотелось бы жить… раздельно?

Розамунда покачала головой.

– Нет, так жить мне совсем не хочется. Я давно мечтала о счастливой семейной жизни, о том, чтобы жить всем вместе. – От волнения голос Розамунды дрогнул. – Большего мне нечего желать.

– Никогда не слышать резких слов или возражений? – Гриффин невесело улыбнулся. – Может быть, вы не знаете, но у меня довольно вспыльчивый характер.

– Ну что ж, видимо, придется примириться с этим, – не растерявшись, ответила Розамунда. Ей уже приходилось вносить гармонию в хаос, примирять более вспыльчивых людей, чем Гриффин. Что же касается его, то он, если вдуматься, все еще мальчишка, прячущийся под маской взрослого мужчины.

Да-да, большой, сильный, очаровательный, здоровенный мальчишка.

Она вздохнула. В этот миг ей даже стало жаль, что она не согласилась выйти замуж побыстрее.

Но поступить иначе было невозможно. Прояви она слабость и уступчивость, и тогда он помыкал бы ею и между ними никогда не возникло бы такого понимания, как сегодня, во время их короткой прогулки. Ключом к этому чудовищу была она сама: следовало оставаться твердой и неуступчивой, даже когда он сердился и выходил из себя, особенно в эти моменты.

Собравшись с духом, она задала давно мучивший ее вопрос:

– Почему за все эти годы вы ни разу не приезжали ко мне?

– По многим причинам, – помолчав, признался он. – Но ни одна из них никак не связана с вами.

Розамунда задумалась. Какой неожиданный ответ! Был ли он лестным для ее самолюбия или оскорбительным? Она никак не могла понять. Последние дни, исполненные тайной радости, внесли смятение в ее душу, и сейчас она была не в состоянии решить столь важный для нее вопрос. Лучше всего было отложить все непонятное, все недоумения на потом, когда она успокоится и хладнокровно во всем разберется.

Розамунда искоса посмотрела на него. Лицо Гриффина не выражало ровным счетом ничего: он словно ушел в себя, спрятался в раковину, откуда его было очень трудно извлечь.

Увидев эту отстраненную холодную маску, она поняла: сейчас от него все равно ничего не добьешься.

– Хорошо, не будем ворошить прошлое. Теперь вы в Лондоне, и скоро начало светского сезона. Будем наслаждаться. – И поспешно добавила, не позволяя ему возра-зить: – Да-да, наслаждаться, милорд.

В его глазах опять заплясали веселые огоньки.

– Ах да. Припоминаю кое-какие пункты из нашего соглашения, которые действительно сулят наслаждение.

Она шумно вздохнула: что он имел в виду?…

Заметив ее растерянность, он еле заметно улыбнулся.

– Сегодня вечером и начнем.

От низкого мужественного тембра его голоса, от горячего дыхания, опалившего лицо, мурашки забегали по спине Розамунды. Что же он имел в виду? От взметнувшихся в ее голове предположений и догадок ей стало жарко. Сердце забилось гулко и быстро. Краска залила лицо, кожа на груди тоже предательски покраснела.

По-видимому, он имел в виду близкие, интимные отношения.

Не следует ли ей признаться, что она с нетерпением ждет начала? Пожалуй, нет, не стоит быть столь откровенной. Что-то внутри ее подсказывало: надо оказать сопротивление, чтобы пробудить в нем еще большую чувственность.

– А-а! – протянула она. – Но вы до сих пор не сделали ничего, чтобы завоевать эту награду.

Гриффин тут же возразил:

– Если вы полагаете, что целой недели общения с вашим милым кузеном и моим новым камердинером недостаточно, чтобы завоевать вашу благосклонность, то в таком случае позвольте заметить, что сегодня я уже битый час танцую перед вами на задних лапках. Более того, я с вами прогуливаюсь! Разве этого мало?

Его раздражение развеселило Розамунду.

– Что верно, то верно. – Она лукаво поглядела на него, кокетливо склонив голову. – Но по-моему, это не входило в условия нашего соглашения. Я хорошо помню, какие именно развлечения были оговорены в том перечне, но среди них… ах?!

Гриффин, схватив ее за руку, потянул куда-то в сторону.

Он едва ли не сдернул ее с аллеи и повлек за дерево, так чтобы их не было видно гуляющим по дорожкам сквера. Не говоря ни слова, он выхватил из ее руки зонтик и отбросил прочь.

– Ой! Этот зонтик обошелся мне в двадцать гиней.

– Я куплю вам новый.

Прислонив ее спиной к дереву и склонившись над ней, он совершенно серьезно произнес:

– Если вы не хотите, чтобы я поцеловал вас здесь, на виду у всех, тогда скорее признавайтесь, что согласны назначить мне свидание ночью в вашем доме.

– О, да ведь это насилие! – воскликнула Розамунда, хотя очень обрадовалась. – Я отказываюсь подчиняться столь неприличному предложению.

Она отвернулась от него с притворным видом девы-мученицы, которая скорее готова взойти на костер, чем лишиться своей девственности.

Пролетело мгновение, другое; он молчал. Ее поощряющий намек, как и сама поза, не лишенная соблазна, не подтолкнули его к дальнейшему объяснению. Розамунда вздохнула.

– Сэр, по-моему, вы должны с большим уважением относиться к своей будущей жене.

– Но я и так отношусь к вам с большим уважением.

Его дыхание стало взволнованным и прерывистым. Замерев, она закрыла глаза, чуть приподняла голову и стала ждать – может, он все-таки поцелует ее.

Ее поведение было неслыханным. Они были на людях, хотя маловероятно, что кто-то мог заметить их за деревьями. Наплевав на осторожность, она больше всего хотела, чтобы в этот миг он исполнил свою угрозу.

Вдруг послышались голоса. Совсем близко. Какой бы смелой ни была Розамунда, страх овладел ею.

– Ах, кто-то сюда идет. Отпустите меня.

– Не отпущу до тех пор, пока не согласитесь на свидание.

– Да-да, я согласна! Только отпустите меня.

Он отступил на шаг, и вовремя. Рядом с ними пробежали двое мальчиков, которые катили перед собой игрушку – деревянное колесо.

Расслабившись, Розамунда прислонилась к дереву, голова у нее приятно кружилась от возбуждения, от ощущения его близости. Ей опять стало весело.

Гриффин подал зонтик, подняв его с земли. В его серых глазах плясали дьявольские огоньки.

– Где? И во сколько? – тихо спросил он.

Глава 10

– Дирлав, мне нужна ваша помощь.

Раньше трудно было себе представить, что он может произнести нечто подобное.

На самом деле Гриффин не переставал удивляться тому, как этот рафинированный джентльмен-лакей незаметно и прочно вошел в его жизнь. Увлеченный Розамундой, почти все время думавший только о ней, он даже не обращал внимания, насколько полезным и незаменимым стал для него Дирлав.

Французское мыло, от которого за милю пахло контрабандой, имело не менее сильный запах хвои и лимона – мыться им было настоящее наслаждение. Свежий и чистый как стеклышко, Гриффин, прежде не замечавший никаких запахов, теперь ощущал этот не лишенный мужественности аромат.

Перед тайным свиданием надо было побриться, но от волнения у него так сильно дрожали руки, что он непременно порезался бы. Опасаясь махать бритвой, он с радостью принял предложение Дирлава побрить его.

Не успел Гриффин прийти в себя, как был уже побрит, одет и со стаканом малаги усажен в кресло возле камина.

К хорошему привыкаешь быстро, и Гриффин уже не мог представить, как раньше обходился без всего этого.

Лакей поклонился.

– Помочь, милорд? С удовольствием. Чем могу служить?

– Завтра леди Бекхэм устраивает вечер. – Гриффин взглянул на пригласительную карточку в своей руке. – Мне хочется пойти, но мой вечерний костюм еще не готов.

Гриффин с сожалением покачал головой:

– Ладно, оставим эту затею. Я понимаю, что не смогу туда пойти.

Хотя Лидгейт называл Дирлава ловким малым, его слуга все же не был волшебником. Разве мог Дирлав словно фокусник достать из воздуха готовый фрак огромного размера? Будь у Гриффина более подходящая фигура, не исключено, что выход можно было бы найти.

Просьба Гриффина отнюдь не обескуражила лакея. Лукаво улыбнувшись, Дирлав ответил:

– Милорд, я попытаюсь.

– В самом деле? – Гриффин с надеждой взглянул на него.

– Да, милорд. Вы непременно будете на этом вечере.

– Благодарю, – коротко произнес очень довольный Гриффин.

– Пустяки, сэр, – ответил Дирлав и, помедлив, вопросительно произнес: – Милорд?

– Да, Дирлав, в чем дело?

– Я слышал, ваша светлость собирается жениться. Вы позволите принести вам мои поздравления?

Прозвучи этот вопрос, скажем, всего неделю назад, Гриффин свернул бы напрочь голову столь назойливому слуге. Хотя неделю назад в радиусе десяти миль вокруг Гриффина такого слуги, как Дирлав, не было и в помине.

Зато теперь с великодушием человека, собиравшегося встретиться с леди Уэструдер в саду при свете луны, ради того чтобы преподать ей некоторые интимные уроки, он благодушно ответил:

– Разумеется, позволю. Благодарю вас, Дирлав. Можете идти.

Вечером все семейство Уэструдер, как обычно, не осталось дома, а в полном составе отправилось веселиться кто куда, благо в Лондоне хватало разного рода светских развлечений. Гриффин решил было сходить в клуб, но раздумал. Предстоящее свидание не давало ему покоя. Он остался дома и поужинал в полном одиночестве наедине со своими мечтами и надеждами.

Потрапезничав и выпив три бокала вина – превосход-ного бордо, – он прошел в библиотеку, надеясь там скоротать время.

Собрание книг в особняке Монфора поразило Гриффина. Библиотека занимала огромную комнату; полки с книгами доставали до потолка. Никогда еще Гриффин не видел такого количества книг. Не зная, что взять, он выбрал наугад один трактат, посвященный дренажным системам и осушке болот.

Он принялся читать, но прочитанное ускользало от его внимания. Напрасно принуждал он себя – чтение не увлекало. Все мысли кружились вокруг предстоящего свидания. Кровь от волнения кипела в жилах, ни о чем другом он не мог думать. Захлопнув книгу, он бросил ее на стол и подошел к окну. Уже темнело. Ночное небо расстилалось за стеклом.

Он согласился на брак с Розамундой из-за сестры, чтобы Джекс не отдали замуж за человека, который годился ей даже не в отцы, а в деды. Но может быть, это была отговорка, предлог, увертка, чтобы скрыть, спрятать от самого себя самое сокровенное желание? Было уже не важно, что их обручили вопреки его воле.

Однако оказалось, что в отличие от него Розамунда была рада этому браку и мечтала о нем. Все это не укладывалось у него в голове.

Его мысли опять переключились на Джекс. Неужели она действительно дала обещание выйти замуж за молодого Уоррингтона, как уверяла его мать? Гриффин давно – несколько месяцев – не виделся с сестрой, но, зная ее характер, сильно сомневался в справедливости слов леди Уоррингтон. Влюбиться в щенка Уоррингтона – нет, такое опять же не укладывалось в голове Гриффина.

Хотя сейчас леди Жаклин Девер как будто ничто не угрожало. Она еще не достигла того возраста, когда сама могла принимать столь ответственные решения. За нее думал опекун, лорд Девер, а он ни за что не позволил бы ей выйти за Уоррингтона. Возможность побега с целью заключить незаконный брак не пугала Гриффина. Кроме боязни скандала, юного Уоррингтона останавливал еще более сильный страх перед братом Джекс. Уоррингтон догадывался, что ему несдобровать, если он осмелится поступить подобным образом. Гриффин порвал бы его как щенка.

Как только они с Розамундой поженятся, он перевезет Джекс в Лондон, где она будет жить вместе с ними. Розамунда обучит Джекс светским манерам и правилам приличия, а затем поможет вывести в высший свет.

Завтра он встретится с Девером и получит от него, Девер ведь обещал, список претендентов на руку сестры. И тогда начнется процесс отборки. Надо будет выбрать достойного человека, который более всего подходил бы его сестре, ее уникальным особенностям. Гриффин намеревался во что бы то ни стало найти такого джентльмена.

Одно было несомненно: сестра никогда не вернется в Пендон-Плейс.

Не мешало бы посоветоваться с Розамундой насчет тех джентльменов, которых предложит ему Девер, – есть ли среди них тот, кто достоин его сестры. Вращаясь в высшем свете более двух лет, Розамунда должна была кое-что слышать о ком-нибудь из них.

Вдруг Гриффину стало больно и стыдно. Сегодня Розамунда задала ему очень неприятный вопрос: почему он ни разу не приехал к ней? Все эти три года она была словно принцесса из сказки, запертая в высокой башне и ожидавшая своего рыцаря-избавителя.

Неужели она не видела, что он, если продолжать сравнение со сказкой, вел себя не как белый рыцарь, а как злой великан? Она притворялась, будто не замечает его грубости, дурного характера, эгоистичного желания, чтобы все оставили его в покое. Теперь он верил в ее искренность – она на самом деле не обращала внимания на громадное различие между ними, на его невоспитанность и грубость.

В чем, в чем, а в корыстных замыслах ее никак нельзя было заподозрить, хотя именно эта мысль первой пришла ему в голову, когда он впервые встретился с ней. Она мечтала о любви, она любила красоту самого чувства и его выражения, она мечтала о семье, о своей собственной семье. Она отказывалась видеть то дурное, что было в нем; увы, реальность супружеской жизни должна была вскоре развеять ее иллюзии.

Не в силах больше сидеть в своих комнатах, Гриффин взял фонарь, предусмотрительно заготовленный не без помощи Дирлава, и направился к выходу.

Розамунда вышла из дому, оставив по рассеянности окно в зимнем саду неприкрытым.

Ее томила неизвестность. Холодный ночной воздух приятно освежил ее, нервная напряженность понемногу спала. Ее бил чувственный озноб. Легкими неслышными шагами она подошла к летнему домику, стоявшему неподалеку от фонтана.

Вечер тянулся неимоверно долго и казался бесконечным. Монфор проводил ее на музыкальный концерт, невероятно скучный и утомительный: пришлось сидеть несколько часов и делать вид, будто наслаждаешься музыкой, – порой это казалось невыносимым. Весь вечер Монфор просидел, вежливо и внимательно рассматривая лепнину на стенах и потолке; Розамунда даже позавидовала его выдержке и спокойствию. Но когда выступление молодой исполнительницы завершилось и послышались жиденькие вежливые аплодисменты, Розамунде стало жалко ее.

Волнение вместе с нетерпением снедали ее на протяжении всего вечера.

Наконец-то они вернулись домой. Розамунда разделась с помощью своей горничной Мэг и легла в постель. Но едва Мэг вышла, как она тут же вскочила и принялась самостоятельно одеваться. Однако влезть самой в корсет оказалось ей явно не под силу. Оставив его, она поверх сорочки надела простое летнее голубое платье, бальные туфельки и уселась возле окна, ожидая, когда в доме все стихнет.

Эндрю и Ксавье еще не вернулись, но они могли вернуться домой лишь на рассвете. Приходилось рисковать, – любой из них мог увидеть, как она крадется на свидание в саду, – ничего другого ей не оставалось.

В конце концов, они с Гриффином были помолвлены, поэтому ничего особо предосудительного в назначенном свидании Розамунда не видела. Только ей очень не хотелось, чтобы кто-то пронюхал о ее тайне, особенно кузены.

Наконец долгожданный момент настал. Торопливо проскользнув по темной дорожке сада, миновав фонтан, она очутилась на месте.

Его фигура темнела в просвете арки летнего домика. Широкоплечий и высокий, он сразу пробудил в ней неясное томление, сменившееся четким осознанием того, ради чего она пришла сюда. Каждый лунный блик, каждый шорох, каждое дуновение ветерка возбуждали ее, волнение Розамунды нарастало.

Глициния и жимолость увивали стены и крышу летнего домика. Их аромат пьянил и кружил голову. Стояла такая тишина, что был слышен легкий шелест листьев.

Но в ее ушах громко звучал стук часто и сильно бившегося сердца.

– Вы пришли, – сказал он.

Его низкий голос, как всегда, проникал глубоко в душу, волнуя и томя ее.

– А разве вы сомневались?

Он пожал плечом.

– Как знать? А вдруг ваши колебания одержали бы вверх? Я рад, что ваше мужество оказалось сильнее.

Сладостное осознание чего-то запретного овладело Розамундой. В этот миг она забыла о том, что ей пришлось преодолеть, прежде чем она уступила соблазну прийти. Извечный женский инстинкт нашептывал, подсказывал, как быть, что не стоит упускать такой шанс.

Послушавшись инстинкта, она махнула рукой на осторожность. Была не была.

– Я держу данное слово, – произнесла Розамунда.

– Всегда ли? – Он ласково провел тыльной стороной ладони по ее щеке. – Впрочем, на этот раз, как мне кажется, вы без особого труда сдержали обещание.

Сдержать слово было легко; труднее оказалось стоять перед ним – у Розамунды от слабости подгибались колени.

– Пойдемте. – Взяв за руку, он повел ее в домик.

В домике было тепло – во всяком случае, теплее, чем на улице. В углу тускло мерцал огонек фонаря. Гриффин зажег несколько свечей. В глубине у стены стояла кушетка, обитая шелком. Посередине располагались выкованные из железа ажурные стулья и столик; обилие цветочных растений в кадках и жардиньерках создавало впечатление свежести.

Не сосчитать, сколько раз она была здесь! Мягкий лунный свет, играющие тени и свет от горящих свечей, запах цветов лишь подчеркивали очарование ночи.

Но сейчас больше всего ее волновал Гриффин, а еще сильнее ее беспокоила мысль, как долго придется ждать поцелуя.

Гриффин обернулся и окинул ее долгим взглядом; с горящими глазами он напоминал ночного хищника, вышедшего на охоту.

Время шло, но Гриффин молчал и даже не двигался. Напряжение, охватившее Розамунду, становилось невыносимым.

Для того чтобы побудить его к действию, она первой нарушила тишину:

– Перед тем как начать, следует установить кое-какие правила.

Он удивленно взглянул на нее.

– Вы это серьезно?

– Более чем, – ответила она. – Между нами заключено соглашение, не так ли? Близкие отношения взамен светских развлечений. Но я не очень понимаю, до каких границ мы дойдем в этих отношениях. Не могли бы вы рассказать поподробнее?

Она выдержала его напряженный, пристальный взгляд, не моргнув глазом. Он замер словно тигр перед прыжком.

Розамунда шумно вздохнула: в конце концов и у ее притворства были свои пределы.

– Мне бы не хотелось быть застигнутой врасплох.

Гриффин покачал головой.

– Тут нечего обсуждать. Близкие отношения должны быть такими, какими я желаю, чтобы они были. Впрочем, – он едва не замурлыкал, – может быть, вы хотите кое-что предложить?

О Боже… Она судорожно вздохнула.

– У меня нет никаких предложений. Но мне хотелось бы иметь право вето.

Он шагнул к ней.

– Едва переступив порог этого домика, вы дали мне полное право поступать так, как хочется.

Он впился глазами ей в лицо, затем его взгляд скользнул вниз, словно в поисках той части тела, которая первой должна была подвергнуться нападению. Розамунда испугалась: неужели она предоставила ему слишком большую свободу действий, гораздо большую, чем предполагала?

Она чувствовала себя совершенно беспомощной перед его жадным взглядом, полным чувственного желания. Она казалась самой себе слабой и беззащитной и в то же время польщенной столь откровенно проявленным восхищением.

Куда только подевалась ее храбрость? Она ведь надеялась быть равной ему в этой новой игре, придуманной им. Увы, слишком поздно Розамунда поняла, как сильно заблуждалась.

Все в Гриффине – напряженная поза, уверенные движения – говорило о том, что он твердо шел к поставленной цели. Из обрывков разговоров, слухов о ее матери и тех немногих сведений, которые Джейн решилась открыть ей, Розамунда кое-что знала о близких отношениях.

Она о многом догадывалась, но у нее не было никакого опыта.

Она инстинктивно отпрянула от него, но он по-прежнему шел прямо к ней. Она отступала до тех пор, пока металлический столик не остановил ее. Их разделяло всего несколько дюймов.

Его белые зубы блеснули в темноте, он хищно улыбался. Упершись в стол обеими руками, так что Розамунда оказалась между ними, он застыл на месте.

Она откинулась назад как можно дальше, но бежать было некуда и не было сил. Он нагнулся над ней, некрасивое лицо осветили лунные блики.

Едва она вдохнула его мужской запах, как ее сердце забилось так быстро, как будто собиралось выпрыгнуть из груди. От него пахло лесом, таинственным, диким и первозданным; что-то внутри у нее встрепенулось и жадно потянулось навстречу этому первобытному запаху. Она сопротивлялась из последних сил, отказываясь подчиняться этому одурманивающему запаху, она не хотела быть поглощенной, не хотела раствориться в нем.

– Страшно? – В его голосе явно звучала насмешка.

– Сэр, вы не джентльмен, – прошептала она.

– Не поздно ли вы это обнаружили? – пробормотал он и страстно поцеловал ее.