Текст книги "Автоквирография"

– Внешней безба… – с улыбкой начинаю я, но осекаюсь, услышав сверху голоса.

– Ты уже дома? – спрашивает мать Себастьяна, и мы резко пригибаемся, словно нас засекли за чем-то постыдным. – Я не ждала тебя до ужина.

Я подаюсь вперед и чуть выше нашего дерева замечаю открытое окно ванной. Миссис Бразер говорит не с нами.

– Пошли в дом, – шепчет Себастьян, собирая учебники. – Не хочу, чтобы…

– Неделю назад в Калифорнии Бретт Эйвери женился на своем бойфренде. – В бархатном голосе мистера Бразера откровенное неодобрение, и мы оба замираем.

Себастьян смотрит на меня, вытаращив глаза.

Могу только представить себе потрясение на лице миссис Бразер, потому что ее супруг, тяжело вздохнув, добавляет:

– Вот так…

– Нет, господи, нет! – восклицает миссис Бразер. – Я знала, что Бретт от нас уехал, но не представляла, что он… – Она не произносит вслух чудовищное слово на букву Г и понижает голос: – Как его родители?

На долю секунды Себастьян мертвенно бледнеет, и мне хочется закрыть ему уши, запихнуть его в машину и увезти подальше.

– Вроде справляются, – отвечает мистер Бразер. – Похоже, Джесс отреагировала на новость спокойнее, чем Дэйв. Брат Бринкерхофф молится вместе с ними и добавил их в молитвенный список. Я обещал их проведать, вот и заскочил домой переодеться.

Голоса затихают – супруги уходят в другую комнату. Себастьян безмолвно смотрит вдаль, а я даже не знаю, что сказать, хотя внутри все рокочет от молчания.

Как его родители?

Себастьян не мог не заметить, что его мама не спросила, как Бретт и счастлив ли он. Миссис Бразер поинтересовалась, как его родители, будто сын-гей – это явление, которое нужно объяснить, с которым нужно справиться, даже разобраться.

Бретт – гей, но ведь он не умер. Никто не ранен. Знаю, родители Себастьяна – люди хорошие, но, черт подери, они только что внушили собственному сыну, что он неправильный. Вот тебе и благожелательное отношение. Вот тебе и принятие в лоно церкви.

– Себастьян, мне очень жаль.

Себастьян собирает маркеры, но тут поднимает голову и натянуто улыбается.

– Чего тебе жаль?

На пару секунд мы погружаемся в растерянное молчание.

– Тебя не смущает, что они такое говорят?

– О том, что Бретт – гей? – Дождавшись моего кивка, Себастьян пожимает плечами. – Вряд ли кого-то удивляет, что его родители реагируют именно так.

Я вглядываюсь ему в лицо, гадая, откуда взялись безропотность и смирение.

– Не знаю… Может, перемены наступят, если люди дружно разозлятся?

– Может, наступят, а может, и нет. – Себастьян подается ко мне, пытаясь завладеть моим вниманием. – Так уж заведено.

Так уж заведено… Он смирившийся пессимист или реалист? Он когда-нибудь такие разговоры на себя примеряет?

– Так уж заведено? – переспрашиваю я. – И ты готов отправиться куда угодно, проповедовать Евангелие и вещать о том, что быть геем – грех?

– Нет, быть геем не грех, но и не замысел Божий. – Себастьян качает головой, и в этот самый момент меня осеняет догадка. В первую очередь Себастьян считает себя не квиром. И не геем. И даже не футболистом, не бойфрендом и не сыном.

В первую очередь он считает себя мормоном.

– Знаю, что ты в этом смысла не видишь, – осторожно говорит Себастьян, и у меня душа холодеет от паники. – Тебе невдомек ни почему ты оказался со мной, ни почему я оказался с тобой, а ведь если…

– Нет, я совершенно не об этом. – Я сжимаю ему пальцы, наплевав, что нас могут увидеть. – Ты мне нужен, только вот нестерпимо думать, что твои родители посмотрят на нас как на проблему, которую необходимо решить.

Себастьян долго молчит. Чувствую, мои слова ему не по нраву, потому что он вырывает у меня свою ладонь и зажимает ее коленями.

– Пути Господни, конечно, неисповедимы, но я твердо верю, что для каждого из нас у Него определенный замысел. Таннер, Он привел тебя в мою жизнь по некой причине. Неизвестно, по какой именно, только причина есть. Это я знаю точно. Быть с тобой не грех. Чувствовать то, что я к тебе чувствую, не грех. Так или иначе, все встанет на свои места.

Я киваю, глядя в траву.

– Поехали со мной в следующие выходные? – тихо предлагает Себастьян. Судя по голосу, он отчаянно надеется решить нашу проблему, завербовав меня в мормоны. Надеется приподнять половичок и ловко высыпать под него сухую грязь – надеется спрятать наши неудобные отношения. – Мы готовим молодежное мероприятие. Будет весело!

– Ты хочешь привести бойфренда на религиозное мероприятие?

В ответ Себастьян на миг сводит брови, потом берет себя в руки.

– Я хочу привести тебя.

Глава шестнадцатая

Вряд ли Себастьян ожидал, что я приму его предложение. Даже Осень уставилась на меня в немом ужасе, когда я обмолвился, что собираюсь на религиозное мероприятие. Тем не менее вот они мы, Себастьян и Таннер, паркуемся у футбольного поля старого доброго парка «Форт Юта».

Мы вылезаем из «камри», и я вслед за Себастьяном спускаюсь к подножью невысокого холма, где все собрались вокруг огромных картонных коробок, еще не вскрытых. Для середины апреля погода чудесная. Когда температура снова упадет градусов до тридцати с хвостиком, все заболеют, но пока на термометре целых шестьдесят пять градусов[56]56
  65 °F = 18,33 °C.


[Закрыть] и никто моложе двадцати не надел длинные брюки. Подростки в шортах демонстрируют бледнющие ноги.

Но посмотрим правде в глаза: в отличие от обрезанных микрошорт, в которых сверкает задницей Хейли, здесь у ребят шорты приличные. Для Прово скромная одежда в порядке вещей, но у меня возникает вопрос, каково подросткам СПД в городах, где мормонов не большинство?

Стоит Себастьяну приблизиться, девчонки начинают ерзать и таращиться на него. Даже несколько парней глазеют чуть дольше приличного. Он хоть замечает, как на людей действует? Себастьян не ведущий этого мероприятия, но, похоже, все ждали именно его.

Несколько человек подходят пожать мне руку. Я знакомлюсь с одним Джейком, одним Келланом, двумя Маккеннами (моей одноклассницы среди них нет) и с одним Люком, потом уже не парюсь из-за имен – лучезарно улыбаюсь и жму руки. Парень примерно моего возраста или чуть старше отделяется от стоящих поодаль и представляется мне. Зовут его Кристиан, и он очень рад, что сегодня я с ними. Ясно, Кристиан – ведущий.

Итак, мероприятие начинается.

– Сегодня мы займемся общественно полезной работой! – объявляет Кристиан, и собравшиеся затихают. Он подходит к одной из шести коробок и демонстративно прислоняется к ней. Этот парк давно не благоустраивали, кое-что пришло в негодность – самое время обновить. – У нас, друзья мои, есть разобранные столы и скамейки. – Кристиан хлопает по огромной коробке и широко улыбается. – Закавыка в том, что ни инструментов, ни инструкций нет.

Я оглядываю собравшихся: похоже, такие правила ничуть не смущают. Инструкций нет – это ладно, но без инструментов как?

«А если заноза?!» – паникует мой внутренний голос.

– Мы разделимся на шесть команд, – говорит Кристиан. Услышав это, Себастьян бочком отходит от меня, ловит мой взгляд и качает головой. – Для начала нужно перенести старые столы и скамейки к парковке, где их заберет группа брата Атуэлла. Потом соберем новые. Потом устроим перерыв на пиццу. Воду можно пить в любое время. Помните, это не состязание на скорость. Не спешите, делайте все правильно. Именно в этом суть общественно полезной работы. – Кристиан улыбается, и я чувствую себя чужим на этом празднике жизни, когда он просит: – А теперь пусть кто-нибудь прочтет молитву.

Молитва перед уборкой в парке для меня как гром среди ясного неба. Я ловлю извиняющийся взгляд Себастьяна, и он склоняет голову.

Вперед выступает парень постарше, стоявший напротив нас.

– Отче наш небесный! Благодарим Тебя за то, что собрал нас вместе в этот чудесный весенний день. Благодарим за милость Твою нескончаемую, за силу тел наших, которой сегодня мы воспользуемся. Да усвоим мы урок этот, да пронесем его через будни наши, помня, что лишь через Тебя обретем спасение. Направь, Господи, руку брата Дэвиса, да не придется нам везти его в травмпункт, как на неделе прошлой. – Раздаются смешки, парень прячет улыбку и заканчивает: – Да вернемся мы домой невредимыми! Во имя Иисуса Христа, аминь!

Мы поднимаем головы, Кристиан рассчитывает нас по порядку номеров, от одного до шести, и я догадываюсь, зачем Себастьян отошел от меня. Мой бойфренд позаботился, чтобы мы попали в одну и ту же команду и вместе занозили руки. Оба номер три, мы оказываемся в команде с двумя хихикающими девчонками-тринадцатилетками, девятиклассником по имени Тоби и одиннадцатиклассником по имени Грэг. Мужская часть нашей группы вместе с другими парнями перетаскивает старые столы для пикника, девчонки стоят и таращатся на нас, в основном, конечно, на Себастьяна.

Представляю Хейли в подобной ситуации. Бедняжка свихнулась бы, если бы мы занялись физическим трудом, а ее не привлекли.

Я думал, собирать столы и скамейки элементарно, а в каждой коробке деталей по семьдесят и никаких инструкций по поводу того, что к чему прилаживать. Грэг с Себастьяном явно занимались сборкой всю жизнь – они быстро берутся за дело, сортируя детали по форме и размеру. Мы с Тоби – физическая сила, совмещаем, поворачиваем, подсоединяем по их указанию.

Себастьян привлекает к работе и девочек, Кейти и Дженнали.

– Отыщите все такие детали. – Он поднимает деревянный нагель дюйма четыре длиной. Когда мы перевернули коробку, они разлетелись по траве. – Проверьте, нагелей должно быть по числу отверстий в деталях. – Себастьян показывает место, где нагель вставляется в деревянную заготовку.

Девчонки тотчас принимаются за работу, довольные, что получили задание.

– Танн! – зовет Себастьян, и от теплого, дружеского обращения у меня мурашки по коже. – Иди сюда, разобраться поможешь.

Мы работаем бок о бок – отбираем заготовки для крышки стола, заготовки для ножек. Короткую тяжелую доску мы решаем использовать как молот – загоняем ею нагели в пазы, а последнюю деталь прилаживаем ботинком Грэга. Наш креатив в решении проблем, конечно, бомба, но, если честно, он в подметки не годится кайфу быть рядом с Себастьяном, чувствовать, что он совсем близко.

Положа руку на сердце, если он позвал меня сюда, чтобы обратить в свою веру, то миссия выполнена.

Мы заканчиваем первыми и помогаем командам, не сообразившим, что к чему приладить и как использовать заготовки вместо инструментов. Нет, работа, конечно, не на износ, но и не легкая. Когда приносят пиццу, я радуюсь, что коробок с ней целая стопка, потому как проголодался ЗВЕРСКИ.

Мы с Себастьяном падаем под дерево чуть поодаль от остальных. Вытянув ноги перед собой, мы набрасываемся на пиццу, словно не ели несколько недель.

Обожаю смотреть, как Себастьян ест: обычно меня восхищает изысканность его манер, но сегодня он просто голодный дикарь-строитель. Пицца складывается пополам и отравляется в рот чуть ли не целиком. При этом ни подбородок, ни рубашка не пачкаются. Я откусываю разок и пачкаю футболку жиром пеперони.

– Вот дерьмо! – шиплю я.

– Танн!

Когда я поднимаю глаза, Себастьян улыбается, но потом наклоняет голову набок, типа «Фильтруй базар!».

– Извини! – пристыженно лепечу я.

– Я-то не против, – тихо говорит он, – а вот кое-кто из них возмутился бы.

Мы сидим так далеко от остальных, что у меня возникает иллюзия уединения с Себастьяном, хотя, конечно же, это лишь иллюзия.

– Давно ты тут всех знаешь?

– С кем-то мы знакомы всю жизнь, – отвечает Себастьян, глядя на группу. – Семья Тоби переехала сюда два года назад. А кое-кто из младших недавно причастился. По-моему, для Кэти это первое общественно полезное мероприятие.

– Вот уж не подумал бы! – подначиваю я.

– Да ладно тебе, она милая девочка.

– Милая девочка потратила двадцать минут, чтобы пересчитать сорок нагелей.

Себастьян негромко смеется.

– Прости за ту молитву в начале. Я вечно про нее забываю.

Я только отмахиваюсь и по-новому смотрю на большую группу подростков.

– Ты с кем-нибудь из них встречался?

Приподняв подбородок, Себастьян показывает на высокую девушку, которая ест пиццу на другой стороне футбольного поля, у самых ворот.

– С Мэнди.

Ясно, о ком он. Мэнди училась вместе с Себастьяном и была в школьном совете. Симпатичная, умная – я никаких сплетен о ней не слышал. Такая девушка стала бы Себастьяну идеальной парой.

– Долго? – спрашиваю я. О-па, а прозвучало-то резковато…

Себастьяну тоже так показалось.

– Ревнуешь?

– Немного.

Похоже, Себастьяну это нравится. У него аж щеки розовеют.

– Около года. Десятый класс и летние каникулы перед одиннадцатым.

Ничего себе! Хочется спросить, чем они занимались, много ли целовались, близко ли подобрались к… Только я не спрашиваю и вместо этого говорю:

– Но ведь ты и тогда знал…

Себастьян вскидывает голову и смотрит по сторонам. Убедившись, что нас никто не услышит, он заметно расслабляется.

– Да, знал. Но я думал, если постараться…

В меня вонзается сотня невидимых иголок. За отношения длиной в год можно постараться как следует.

«Я не гей».

– Но ведь ты не спал с Мэнди?

Себастьян снова откусывает огромный кусок пиццы и качает головой.

– Думаешь, в итоге вы с ней поженитесь?

Не переставая жевать, Себастьян раздраженно смотрит на меня, потом выразительно – на футбольное поле.

– По-твоему, это самое подходящее место для такого разговора?

– Давай потом договорим.

– Мне нужен ты, – тихо говорит Себастьян и наклоняет голову, чтобы снова откусить пиццу. Проглотив этот кусок, он смотрит прямо перед собой, но добавляет: – Ты и никто другой.

– Думаешь, церковь изменит отношение к нам? – спрашиваю я, потом киваю на толпу его братьев и сестер по вере. – Думаешь, они изменят?

– Не знаю. – Себастьян пожимает плечами.

– Но со мной ты счастлив.

– Как никогда в жизни.

– Тогда ты понимаешь, что это не грех.

Себастьян светлеет лицом и наконец смотрит на меня.

– Конечно, знаю.

От избытка чувств становится трудно дышать. Хочу поцеловать его! Себастьян переводит взгляд мне на губы и снова краснеет.

– Ты знаешь, о чем я думаю, – говорю я. – О чем я думаю все время.

Себастьян кивает и тянется за бутылкой воды.

– Да, знаю. Я думаю о том же.

Солнце уже садится, когда мы заканчиваем сборку и проверяем, все ли стоит крепко. Ребята смеются, играют кто в салки, кто с фрисби. Здесь куда лучше, чем неделю назад на озере, где приятели Мэнни лупцевали и обзывали друг друга. Здесь все пропитано уважением к нашей работе, к окружающим, к себе, к их Богу.

Большинство ребят забирается в большой пикап, который подбросит их до парковки у церкви. Мы с Себастьяном остаемся и машем отъезжающим.

Себастьян поворачивается ко мне, и улыбки на губах как не бывало.

– Ну, как тебе? Ужасно?

– Ну, не сказать, что ужасно… – начинаю я, и Себастьян смеется. – Нет, было здорово. Ребята очень славные.

– Славные, – повторяет Себастьян, покачивая головой.

– А что? Я серьезно. Они очень славные ребята.

Мне нравится общаться с людьми его круга не из желания примкнуть к ним, а из желания понять, что творится в голове у Себастьяна Бразера. Я должен понять, почему он выдает фразы вроде «В эти выходные я остро чувствовал присутствие Святого Духа» или как молится, чтобы получить ответы на важные вопросы. Суть в том, что Себастьян слышит такую речь с рождения, он вырос среди тех, кто разговаривает подобным образом. У СПД особая манера выражаться, которая мне кажется высокопарной, а для них естественна. Замысловатые фразы зачастую означают «Я пытаюсь сделать правильный выбор», «Я должен понять, насколько нормальны мои чувства».

В парке слышны лишь птичьи голоса и далекий шелест шин по асфальту.

– Чем хочешь заняться? – спрашиваю я.

– Домой пока не хочется.

Своим ответом Себастьян приводит меня в трепет.

– Тогда давай погуляем еще.

Мы садимся в мою «камри», и я физически чувствую тяжесть пропитанной ожиданием тишины. Мы выбираемся с парковки и едем прочь от парка. Просто едем. Я не знаю, ни куда мы направляемся, ни чем займемся, решив остановиться. Когда отрываемся от Прово на целые мили, ладонь Себастьяна ложится мне на колено и медленно скользит вверх по бедру. Дома остаются позади, и вскоре мы попадаем на тихую двухрядку. Поддавшись порыву, я сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к берегу озера, закрытому для автомобилистов.

Мы въезжаем в раскрытые ворота со знаком «Въезд воспрещен», почти скрытым густой листвой.

– Разве сюда можно? – спрашивает Себастьян, оглядываясь на знак.

– Наверное, нет, хотя похоже, эти ворота открыты давно, так что вряд ли мы первые нарушители.

Себастьян не отвечает, но я чувствую его сомнение и по ладони, замершей у меня на бедре, и по напряженной спине. Надеюсь, он успокоится, увидев, какое уединение царит здесь после заката.

Дорога постепенно раскисает, поэтому я заезжаю на плотный травянистый участок, отключаю фары, потом зажигание. Теперь тишину нарушает только негромкий стук мотора, работающего вхолостую. На берегу почти темно, лишь на поверхности озера мерцает отражение луны. По настоянию папы я вожу в багажнике предметы первой необходимости, в том числе толстое одеяло. После заката ощутимо холодает, но у меня появляется одна мысль.

– Пошли! – зову я Себастьяна, открывая водительскую дверь. Он неохотно следует за мной. Я достаю одеяло и расстилаю на еще теплом капоте. Запасные куртки и завалявшееся полотенце становятся подушками, которые я кладу у «дворников».

Теперь мы можем лежать и смотреть на звезды.

Сообразив, что я задумал, Себастьян помогает мне все устроить. Потом мы залезаем на капот и в один голос стонем от облегчения.

– Казалось, будет так удобно! – хохочет Себастьян.

Я придвигаюсь ближе, и капот протестующе гремит.

– Нормально же получилось.

Луна только взошла, звезды словно веревками удерживают ее над горизонтом.

– Единственное, что мне нравится в Юте, – здесь по ночам видно звезды, – говорю я. – В Пало-Альто из-за засветки их не разглядишь.

– Звезды – единственное, что тебе нравится в Юте?

– Прости, есть еще кое-что. – Я поворачиваюсь к Себастьяну и целую его.

– Я про звезды ничего не знаю, – признается Себастьян, когда я снова поднимаю глаза к небу. – Давно хочу восполнить пробел, да все руки не доходят.

– Вон созвездие Девы, – показываю я. – Видишь, сверху четыре звезды образуют кривоватую трапецию? А под ней Поррима и Спика, они как нить воздушного змея, да?

Себастьян щурится и придвигается ко мне, чтобы лучше увидеть то, что я показываю.

– Вон то созвездие?

– Нет, ты на Ворона показываешь. Дева, она… – Я двигаю ему руку, и она замирает у меня над грудью. Мое бедное сердце сейчас выскочит прямо в нее. – Она вот здесь.

– Ага, точно, – шепчет Себастьян и улыбается.

– Вон та яркая точка – Венера.

Себастьян шумно втягивает воздух.

– Да, я помню…

– Рядом с ней плотное скопление, видишь? Это Плеяды. Кажется, что звезды в нем сближаются.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашивает Себастьян.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он близко, так близко, и тоже на меня смотрит.

– От папы. Поздними вечерами в походах заняться особо нечем – только делать сморы[57]57
  Сморы – сладость, которую делают на пикниках. Состоит из двух крекеров, между которыми кладут поджаренный на костре зефир и кусочек шоколада.


[Закрыть], рассказывать страшилки и созвездия разглядывать.

– Самостоятельно я могу найти лишь Большую Медведицу, – признается Себастьян и опускает взгляд мне на губы.

– Если бы не папа, я тоже ничего не знал бы.

Себастьян отводит взгляд и снова поднимает глаза к небу.

– Классный у тебя папа.

– Да, очень.

Сердце болезненно сжимается: у меня лучший папа на свете, отчасти потому что он все обо мне знает и любит таким, как есть. А от Дэна скрыта целая сторона жизни его сына. Я могу вернуться домой, рассказать папе о каждой минуте сегодняшнего дня – даже как лежал с Себастьяном на капоте бывшей маминой «камри», – и между нами ничего не изменится.

Видимо, у Себастьяна те же мысли.

– Я все вспоминаю, как крепко папа обнял меня тогда в лесу, – говорит он, прерывая молчание. – Жизнью клянусь, хотелось мне одного – чтобы он мной гордился. Странно говорить об этом вслух, но гордость отца я воспринимаю как внешнее подтверждение того, что Бог тоже мной гордится.

Вот что тут скажешь?

– Не представляю, как отреагировал бы папа, узнай он, где я сейчас. – Себастьян смеется, поглаживая себя по груди. – Съехал по грунтовой дороге в закрытую для въезда береговую зону, лежу на капоте машины со своим бойфрендом…

Это слово до сих пор приводит меня в трепет.

– Я так горячо молился, чтобы меня не тянуло к парням, – признается Себастьян, и я поворачиваюсь к нему лицом. Он качает головой. – А потом мучился, типа у людей серьезные проблемы, а я прошу о мелочах. Но вот я встретил тебя…

Мы оба позволяем фразе оборваться. Я предпочитаю думать, что она заканчивается так: «…и Господь сказал, что ты для меня предназначен».

– Угу, – говорю я вслух.

– Значит, в школе никто не знает, что тебе нравятся парни, – говорит Себастьян, и я отмечаю, что он упорно избегает слов «гей», «би», «квир». Сейчас самое время перевести разговор на Осень/Мэнни/Джули/Маккенну, хотя эту тему легко опустить. Кто знает, что услышали девчонки. Мэнни о своей догадке пока помалкивает, Осень под страхом смерти пообещала держать язык за зубами. У Себастьяна есть свои секреты, так что и я имею право на свой.

– Никто не знает. Я же встречался с девушками, вот меня и считают натуралом.

– Все равно не понимаю, почему ты не заведешь девушку, если можешь.

– Дело не в том, что я могу, а в человеке. – Я накрываю его ладонь своей и переплетаю пальцы наших рук. – Осознанно выбирать я не способен. Не больше, чем ты.

Чувствую, Себастьяну не нравится мое объяснение.

– Думаешь, ты сможешь когда-нибудь открыться кому-то, кроме самых близких? Если начнешь жить с парнем, ты… решишься на каминг-аут?

– Если ты придешь ко мне на выпускной, все всё поймут.

– Что?! – в ужасе восклицает Себастьян.

Я улыбаюсь, но чувствую, что губы дрожат. Я не собирался заговаривать о выпускном, хотя и не зарекался.

– А если бы я пригласил тебя?

Судя по выражению лица, чувства у Себастьяна самые противоречивые.

– Знаешь… Нет, я не смог бы.

В сердце у меня гаснет лучик надежды, впрочем, я не удивлен.

– Все в порядке, – говорю я. – То есть я, конечно, хотел бы с тобой пойти, но что ты согласишься, не ждал. Я даже не уверен, что сам на сто процентов готов к такому.

– Так ты собираешься на выпускной?

– Да, может, с Осенью пойду, если она кинет Эрика, – отвечаю я, снова глядя на небо. – Мы друг у друга вроде запасных аэродромов. Осень хочет, чтобы я пригласил Сашу.

– Сашу?

Я отмахиваюсь, мол, влом такое объяснять.

– Ты когда-нибудь был с Осенью?

– Мы тискались разок. Кайфового кайфа не вышло.

– Для тебя или для нее?

– Для меня. – Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. – За Осень ответить не могу.

Взгляд Себастьяна скользит мне по лицу и останавливается на губах.

– По-моему, Осень влюблена в тебя.

Об Осени мне сейчас говорить не хочется.

– А ты?

Похоже, Себастьян не сразу догадывается, о чем я. Гладь его лба нарушает морщинка, проступившая меж бровями. Потом морщинка уходит, и глаза вылезают из орбит.

Впоследствии я буду вспоминать этот момент и гадать, почему Себастьян меня поцеловал: потому что не хотел отвечать или потому что считал ответ настолько очевидным, что не мог не поцеловать? А прямо сейчас он подается вперед и ложится на меня, его губы такие горячие, такие знакомые… Эмоции превращаются в лаву и заполняют мне грудь.

Я вспоминаю этот момент, но реально не могу описать его словами. Себастьян касается меня, клеймит ладонями, обжигает кончиками пальцев. Хочу как-то запечатлеть происходящее, не только чтобы запомнить, но и чтобы объяснить. Почти невозможно облечь в словесную форму наше горячечное, отчаянное, исступленное безумие. Если только сравнить его с волнами, хлещущими о берег, с неукротимо дикой силой воды.

Когда его прикосновения из робких превращаются в уверенные и целенаправленные, когда я не выдерживаю, а он не сводит с меня пылающего экстазом взгляда, незыблемым остается одно – мы оба понимаем, насколько это хорошо, насколько правильно. Этот момент и наше безмятежное счастье после него не подлежат исправлению. Такое не перепишешь и не сотрешь.