Текст книги "Грязная работа"

25. Бюро утрат и находок

Император встал лагерем в кустах неподалеку от водоспуска, что открывался в ручей Лобос в Пресидио. Здесь, на мысу около самого моста Золотые Ворота, на стороне Сан-Франциско, со времен испанцев располагался форт, который не так давно переоборудовали в парк. Император скитался по городу много дней – кричал в ливнестоки, шел за лаем своего отбившегося гвардейца. Сюда же его привел верный ретривер: здесь рас-полагался один из немногих в городе канализационных лазов, из которого бостонский терьер мог выбраться и не смыться при этом в Залив. Лагерь был разбит под камуфляжным пончо; они ждали. К счастью, после того как Фуфел кинулся в канализацию за белочкой, дождей не было, однако над городом уже два дня кипели черные тучи. Предвещало это дождь или нет, Император не знал, но за судьбу города опасался.

– Ах, Лазарь, – произнес он, чеша своего подопечного за ухом, – будь у нас хоть вполовину то мужество, что свойственно мелкому нашему сотоварищу, мы спустились бы в сию трубу и его нашли. Но что мы без него – что наше мужество, что наша доблесть? Мы можем быть верны и праведны, друг мой, но без мужества рискнуть собою ради нашего собрата мы – лишь политики, хвастливые бляди риторики.

Лазарь тихо зарычал и навострил под камуфляжем уши. Солнце только что зашло, но в темном отверстии трубы Император заметил движение. Не успел он подняться на ноги, как шестифутовый тоннель изрыгнул из себя нечто – оно выползло и практически распустило себя в русле: огромное быкоглавое нечто с горящими зелеными глазами и крыльями, похожими на кожаные зонтики.

Тварь сделала три шага и подпрыгнула в сумеречные небеса, а крылья ее забились парусами корабля смерти. Император содрогнулся и на миг подумал, не перенести ли лагерь в город, – может, заночевать на Рыночной, где мимо все время ходят люди и полицейские? Но тут из глубин трубы он услышал очень слабый лай.

Одри водила гостей по буддистскому центру – за исключением приемной и гостиной, переделанной в комнату для медитаций, дом оставался крайне похожим на любые изрядные викторианские особняки. Обставлен скудно и по-восточному – это да, и еще, пожалуй, всепроникающий аромат благовоний, но в остальном – просто большой старый дом.

– Это просто большой старый дом, – сказала Одри, заводя их в кухню.

От Мятника Свежа ей было неуютно. Он все время счищал клочки монтажной ленты, налипшие на рукава зеленого пиджака, и смотрел на Одри так, словно говорил: “Пусть только попробует не отлипнуть при химчистке – по жопе надаю”. Робость внушали сами его габариты, но теперь на лбу у него к тому же вспухали шишки от столкновения с притолокой, и он смутно походил на клингонского воина[82]82
  Клингоны – раса воинов в вымышленной вселенной “Звездного пути” (Star Trek, с 1966), созданы сценаристом сериала Джином Куном и названы в честь лейтенанта Уилбера Клингана, с которым создатель оригинального сериала Джин Родденберри служил в полиции Лос-Анджелеса. На лбу имели причудливые узоры из рубцов и шишек.


[Закрыть] (минус пастельно-зеленый костюм, само собой). Ну, может, на засланца клингонских воинов.

– Так что, – сказал он, – если Беличий Народец считал меня плохим парнем, чего ж тогда они меня спасли от сточной гарпии в метро на прошлой неделе? Они кинулись на эту гадину, и я успел удрать.

Одри пожала плечами:

– Не знаю. Предполагалось, что они просто за вами следят и сообщают мне. Должно быть, сообразили, что на вас охотится такое, что гораздо хуже вас. Они же в душе люди, не забывайте.

Она остановилась перед дверью в кладовку и повернулась к Чарли и Свежу. Битвы на улице перед домом она не видела, но Эстер подглядывала в щелочку и рассказала Одри про женоподобных тварей, которые напали на Чарли. Эти странные люди – явно союзники, занимаются примерно тем же, что она полагала своим священным долгом: помогают душам – перейти к – дальнейшему воплощению. Но метод? Можно ли им доверять?

– Значит, судя по тому, что вы, ребята, говорите, везде ходят тысячи бездушных людей, так?

– Вероятно, миллионы, – ответил Чарли.

– Может, это и объясняет результаты последних выборов, – сказала она, стараясь потянуть время.

– Вы же говорили, что вам видно, есть у человека душа или нет, – сказал Мятник Свеж.

Он верно заметил, но, видя бездушных, Одри не думала ни об их количестве, ни о том, что бывает, если новоумершие не совпадают с новорожденными. Она покачала головой:

– Стало быть, переход душ зависит от материального приобретения? Это же так… не знаю… постыдно.

– Одри, поверьте, – сказал Чарли. – Нас обоих механика этого дела озадачивает так же, как вас, а мы – ее инструменты.

Она посмотрела на Чарли – по-настоящему на него посмотрела. Он говорил правду. Он пришел сюда сделать что-то правильное. Одри распахнула дверь в кладовку, и всех омыл красный свет.

Кладовая была величиной с современную спальню, и все полки до потолка, а также бо́льшая часть пространства на полу были заставлены пылающими сосудами души.

– Ничего себе, – сказал Чарли.

– Я собрала сколько могла. Вернее, Беличий Народец собрал.

Мятник Свеж нырнул в кладовку и встал перед стеллажом с компакт-дисками и виниловыми пластинками. Сколько-то он выхватил с полки и стал перебирать, затем повернулся к Одри и показал ей веер из полудюжины коробочек:

– Это из моего магазина.

– Мятник, она уберегла их от плохих парней, – сказал Чарли, шагнув в кладовку. – Возможно, спасла их, а то и нас с вами.

– Фиг там, мужик, все началось из-за нее.

– Нет, это было неминуемо. Я видел в другой “Большущей-пребольшущей книге”, в Аризоне.

– Я просто хотела им помочь, – сказала Одри.

Чарли уставился на компакты в руках Мятника. Потом, словно бы впав в транс, протянул руку и взял диски, будто завязшие в какой-то густой жидкости, перетасовал и убрал все, кроме одного, осмотрел его, перевернул, прочитал, что написано с тыльной стороны. И плюхнулся на пол. Одри едва успела придержать ему голову, чтобы затылком не стукнулся о полку.

– Чарли, – сказала она, – вам нехорошо?

Мятник Свеж присел на корточки рядом, хотел забрать компакт-диск, но Чарли не отдал. Мятник взглянул на Одри.

– Это его жена, – сказал он.

Одри увидела, что на задней стороне коробочки выцарапано имя “Рейчел Ашер”. В душе ее что-то всколыхнулось. Бедный Чарли. Она обняла его за плечи.

– Мне так жаль, Чарли. Простите меня.

На компакт-диск закапали слезы, и Чарли не поднял головы.

Мятник Свеж встал и покашлял. На лице у него не читалось ни ярости, ни упрека. Ему, кажется, было даже как-то стыдно.

– Одри, я несколько дней мотался по городу на машине. Я бы не отказался от такого места, куда можно кинуть кости, если вы меня пустите к себе.

Та кивнула, не отрывая щеки от спины Чарли:

– Спросите у Эстер, она вам покажет.

Мятник Свеж, пригнувшись, вынырнул из кладовки.

Одри не отпускала Чарли еще долго – баюкала его, и хотя он окончательно потерялся в мире компакт-диска, где жила любовь всей его жизни, а она, Одри, осталась снаружи, на корточках посреди красного сияния безделушек со всего света, она плакала вместе с ним.

Прошел час, а может, и три, – вот так течет время любви и скорби. Чарли повернулся к ней и спросил:

– А у меня есть душа?

– Что? – не поняла она.

– Вы сказали, что видите, как у людей внутри пылает душа. У меня она есть?

– Да, Чарли. Да, у вас есть душа.

Он кивнул, снова отвернувшись, но и прижавшись к ней:

– Хотите взять?

– Не-а, у меня своя, – ответила она. Но так было не вполне.

Она взяла компакт у него из рук – прямо-таки отцепила его руки от коробочки – и поставила к остальным на полку.

– Давайте дадим Рейчел немножко отдохнуть и пойдем в другую комнату.

– Ладно, – ответил Чарли. И позволил ей себя поднять.

Наверху, в комнатке, где по всему полу были разбросаны подушки, а стены увешаны портретами Будды, возлежащего в лотосах, они долго сидели и разговаривали при свече. Делились историями, рассказывали, как дошли до того, до чего дошли и чем стали, а когда с этим было покончено, говорили о своих утратах.

– Я видел это снова и снова, – сказал Чарли. – Больше у мужчин, чем у женщин, но определенно – у тех и у других. Жена или муж умирает, и оставшийся жить словно привязан к умершему, как в альпинистской связке. Словно второй человек упал в расщелину. Если оставшийся жить не отпустит трос – не обрежет его, – наверное, – мертвый утащит его с собой прямо в могилу. Со мной бы так и случилось, если б не Софи и даже, может, если б я не стал Торговцем Смертью. Происходило что-то больше меня, что-то больше моей боли. Я только поэтому и дожил досюда.

– Вера, – ответила Одри. – Чем бы она ни была. Забавно – когда ко мне пришла Эстер, она была зла как черт. Умирала и злилась. Сказала, что всю жизнь верила в Иисуса, а теперь вот умирает, а Он обещал, что она будет жить вечно.

– И вы ей: “Ну что, Эстер, вам не позавидуешь”.

Одри кинула в него подушкой. Ей нравилось, что на такой мрачной территории он видит глупости.

– Нет, я ей сказала, что Он говорил другое: она будет жить вечно. Только Он не сказал как. Веру ее вовсе не предали, ей просто нужно шире ее понимать.

– Что совершеннейший пиздеж, – сказал Чарли.

Еще одна подушка отскочила от его лба.

– Нет, это не брехня. Если кто и способен понять, как важно, что книга не разжевывает все детали, то это вы… Мы все то есть.

– Вам нельзя говорить слово “пиздеж”, да?

Одри невольно покраснела и обрадовалась, что свеча горит тускло и оранжево.

– Я тут о вере говорю – неужели на меня так трудно не наезжать?

– Простите. Я понимаю – или мне кажется, что понимаю, – о чем вы. В смысле, я понимаю, что здесь наличествует какой-то порядок, я просто не знаю, как можно сочетать, скажем, католическое воспитание с “Тибетской книгой мертвых”, “Большущей-пребольшущей книгой Смерти”, торговцами старьем, продающими вещи, в которых хранится человеческая душа, и злобными летучими бабами в канализации. Чем больше я знаю, тем меньше понимаю. Я просто делаю.

– Ну, в “Бардо Тёдол” говорится о сотнях чудовищ, которые встречаются на пути, пока сознание вершит странствие к смерти и перерождению, но положено – игнорировать их, поскольку они – иллюзия. Это ваши собственные страхи, которые не дают двинуться дальше. Вреда вам от них на самом деле никакого.

– По-моему, как раз это, Одри, в книге упустили, потому что я их видел, я с ними дрался, выдирал души из их лап, смотрел, как в этих тварей попадают пули, как их сбивают машины, а они все равно лезут напролом. Они определенно не иллюзия и вред принести могут еще какой. “Большущая-пребольшущая книга” о подробностях умалчивает, но явно говорит о Силах Тьмы, которые стараются завладеть нашим миром, и про то, как восстанет Люминатус и выйдет на битву с ними.

– Люминатус? – переспросила Одри. – Это что-то светлое?

– Большая Смерть, – ответил Чарли. – Смерть с большой буквы. Вроде Кахуны, Важной Шишки, Большого Босса. Если бы Мятник и прочие Торговцы Смертью были помощниками Санты, Люминатус был бы самим Сантой.

– Санта-Клаус – Главная Смерть? – изумленно вытаращилась Одри.

– Нет, это просто пример… – Чарли увидел, как она сдерживается, чтоб не расхохотаться. – Послушайте, меня сегодня били кулаками и током, связывали и душевно травмировали.

– Так моя стратегия соблазнения эффективна? – ухмыльнулась Одри.

Чарли попутало.

– Я не… разве я… неужели я пялился на вашу грудь? Потому что, если да, это вышло совсем случайно, потому что, понимаете… она у вас там, и…

– Ш-шш. – Одри приложила палец к его губам. – Чарли, по-моему, сейчас я очень к вам близка и с вами свя-зана. И мне хочется, чтобы эта связь осталась, но я вымоталась и, кажется, разговаривать больше не могу. Думаю, мне бы хотелось, чтобы вы легли со мной в постель.

– Правда? Вы уверены?

– Уверена ли я? У меня не было секса четырнадцать лет, и если бы вы меня спросили вчера, я бы ответила, что уж лучше встретиться лицом к лицу с вашими чудовищными воро́нами, чем лечь в постель с мужчиной, но сейчас я здесь, с вами, и я уверена в этом как ни в чем другом. – Она улыбнулась и отвела взгляд. – Если вы согласны, конечно.

Чарли взял ее за руку.

– Да, – ответил он. – Только я собирался сказать вам кое-что важное.

– А до утра не подождет?

– Еще как.

Чарли и Одри провели ночь в объятиях друг друга, и какие бы страхи или опасения их ни грызли, все оказались иллюзией. Одиночество испарилось из наших – героев, как дымок с сухого льда, и к утру лишь облачко висело у самого потолка, но свет рассеял и его.

За ночь кто-то поставил обеденный стол на место и прибрал все, что натворил Мятник Свеж, вломившись в кухонную дверь. Дылда уже сидел за столом, когда Чарли спустился.

– Мою машину отогнали, – сказал Мятник. – Кофе там.

– Спасибо. – Чарли проскакал через столовую в кухню, налил себе кофе и подсел к Свежу. – Как голова?

Дылда потрогал лиловую шишку на лбу.

– Лучше. Как вы?

– Ночью случайно трахнул монахиню.

– Иногда в кризисной ситуации такого дерьма не избежать. А в остальном как?

– Чудесно.

– Ага – но представьте, всех прочих парит конец света, где ж тут бодрость взять?

– Это не конец света, это тьма повсюду, – бодро ответил Чарли. – Если темнеет, зажгите свет.

– Вы молодец, Чарли. А теперь извините, мне нужно забрать машину с арестплощадки, пока вы не запели мне про то, что “если жизнь дает лимоны, делай лимонад”, и я вас не побил.

(Это правда – мало что бывает невыносимее влюб-ленного бета-самца. Он привыкает к мысли, что никогда не отыщет любовь, а когда все-таки ее отыскивает, у него неизбежно возникает ощущение, будто весь мир идет в ногу с его желаниями. От такого заблуждения действует он соответственно. Для него это – время великой радости и опасности.)

– Постойте, едем на такси вместе. Мне нужно домой за ежедневником.

– Мне тоже нужно. Я свой ежедневник оставил на переднем сиденье в машине. Знаете, два клиента, которых я пропустил, – они здесь. Живые.

– Одри мне сказала, – ответил Чарли. – Их всего шестеро. Она им сделала эту фигню с неумиранием. Очевидно, от этого все космическое говно и вскипело, но что уж тут поделать? Не убивать же их.

– Нет, мне сдается, всё как вы говорили. Здесь, в Сан-Франциско, грядет битва, и случится она сейчас. А поскольку вы – Люминатус, мне кажется, это ложится на ваши плечи. Поэтому я бы решил, что мы обречены.

– Может, и нет. Ведь каждый раз, когда они меня готовы были сцапать, кто-нибудь вмешивался и победа была за нами. Мне кажется, судьба на нашей стороне. Я в этом смысле оптимист.

– Это потому, что вы недавно трахнули монахиню, – ответил Мятник.

– Я не монахиня, – сказала Одри, вбегая в столовую с пачкой бумаг в руках.

– Ой, блин, – хором выдохнули Торговцы Смертью.

– Нет-нет, все в порядке, – сказала Одри. – Он действительно меня трахнул, или, точнее будет сказать, мы трахнулись, но я больше не монахиня. И не из-за траха, понимаете, это было дотраховое решение. – Она метнула бумаги на стол и уселась Чарли на колени. – Эй, красавчик, как тебе утро? – И наградила его спиноломным поцелуем, обхватив всеми конечностями, как морская звезда, которая пытается вскрыть устрицу; в конце концов Мятник Свеж разразился кашлем. Тогда она повернулась к нему: – И вам тоже доброе утро, мистер Свеж.

– Да. Спасибо. – Мятник изогнулся так, чтобы видеть Чарли. – Но приходили они за вами или за клиентами, которые не умерли, – это все равно, они вернутся, вы понимаете?

– Морриган? – уточнила Одри.

– Чё? – произнесли Торговцы Смертью, и опять – хором.

– Ребята, вы такие лапочки, – не выдержала Одри. – Их зовут Морриган. Женщины-во́роны, олицетворения смерти в облике прекрасных воительниц, которые умеют превращаться в птиц. Их трое, и все они – часть такой коллективной королевы Преисподней, ее зовут Морриган.

Чарли отстранился от нее, чтобы посмотреть в глаза.

– А ты откуда знаешь?

– Только что посмотрела в интернете. – Одри слезла с Чарли, собрала бумаги со стола и стала читать: – “Морриган состоит из трех отдельных сущностей. Маха реет над полем боя и собирает дань – воинские головы, – говорят, она способна излечить воина от смертельных ран прямо в поле, если его соратники принесли ей достаточно вражеских голов. Кельтские воины звали отрубленные головы Желудями Махи. Она считается матерью всех троих. Бабд – ярость, страсть боя и убийства; говорят, она собирает семя павших воинов и силу его пускает на то, чтобы вдохновить в бою сексуальный пыл, подлинную жажду крови. И Немайн – неистовство; говорят, она гонит воинов в битву таким душераздирающим воем, что вражеские солдаты могут умереть от испуга. Ее когти ядовиты, одна царапина способна убить, но она стряхивает яд в глаза врагам, чтобы ослепить их”.

– Точно, – сказал Мятник Свеж. – У той, что была в метро, с когтей капало.

– Ну да, – подтвердил Чарли, – а я, похоже, припоминаю Бабд – эту, кровожадную. Это они. Надо поговорить с Лили. Я посылал ее в Беркли, чтобы нашла о них что-нибудь, а она вернулась ни с чем. Наверное, даже не искала.

– Ага, и спросите, встречается ли она с кем-нибудь, – сказал Мятник и повернулся к Одри: – А там написано, как их убить? Есть у них слабые места?

Одри покачала головой:

– Только то, что воины брали с собой на битву псов, чтобы защититься от Морриган.

– Псов, – повторил Чарли. – Это объясняет, почему дочку мою охраняют эти адские псы. Говорю же вам, Свеж, все у нас будет хорошо. Судьба за нас.

– Ага, это вы уже говорили. Вызовите наконец такси.

– Непонятно только, почему из всех демонов и богов Преисподней нам тут достались кельтские.

– Может, они все тут, – сказал Мятник. – Один чокнутый индеец как-то сказал, что я – сын Анубиса, египетского бога мертвых с шакальей головой.

– Отлично! – воскликнул Чарли. – Шакал – это же вроде собаки. У вас природные способности, чтобы сражаться с Морриган, видите?

Мятник посмотрел на Одри:

– Если вы не сделаете чего-нибудь, чтобы его утихомирить и разочаровать, я его пристрелю.

– Да, кстати, – сказал Чарли. – Можно мне еще разок одолжить у вас большую пушку?

Мятник расплел длинные ноги.

– Чарли, я пошел вызывать такси. Если вы едете, прощайтесь, потому что когда такси придет, меня здесь не останется.

– Шикарно, – сказал Чарли, с восхищением глядя на Одри. – Я думаю, при дневном свете мы все равно в безопасности.

– Трахомонах, – проворчал Мятник Свеж, выныривая в дверь.

Тетя Кэсси впустила Чарли в их домик в Марине, и Софи сумела прекратить радостное употребление хозяина дьявольскими собаками, не успело оно – толком – начаться.

– Папуля!

Чарли подхватил дочь на руки и сжал так, что она изменилась в цвете; когда же из кухни вышла Джейн, он свободной рукой подхватил и ее и тоже обнял.

– Ай, отпусти, – сказала Джейн, отталкивая его. – От тебя несет благовониями.

– О, Джейн, я сам поверить не могу – она такая чудесная.

– Его трахнули, – сказала Кассандра.

– Тебя трахнули? – переспросила Джейн, целуя брата в щеку. – Я так за тебя рада. А теперь отпусти меня.

– Папулю трахнули, – сообщила Софи адским псам, кои от такой новости вроде бы тоже возрадовались.

– Нет, не трахнули, – ответил Чарли, и по домику разнесся коллективный вздох разочарования. – Нет, ну да, трахнули. – Коллективный вздох облегчения. – Но дело не в том. А дело в том, что она чудесная. Роскошная, и добрая, и милая, и…

– Чарли, – перебила его Джейн. – Ты позвонил и сказал, что нам грозит какая-то огромная опасность, что надо забрать Софи и защитить ее, а сам тем временем отправился на свидание?

– Нет-нет, опасность была… то есть она есть, по крайней мере в темноте, и действительно Софи надо было забрать, но я кое с кем познакомился.

– Папулю трахнули! – опять возликовала Софи.

– Солнышко, мы так не выражаемся, договорились? – сказал Чарли. – Тете Джейн и тете Кэсси тоже бы не стоило. Это некрасиво.

– Как “киска” и “только не в попу”?

– Вот именно, солнышко.

– Ладно, папуля. Так это было некрасиво?

– Папе сейчас надо заехать домой и забрать ежедневник, тыковка, а об этом мы потом поговорим. Поцелуй-ка меня. – Софи обняла его так крепко, что Чарли чуть не расплакался. Так долго она была его единственным будущим, его единственной радостью, а теперь у него появилась еще одна радость, и ему так хотелось поделиться ею с дочерью. – Я сразу же вернусь, хорошо?

– Хорошо. Опусти меня.

Чарли дал ей соскользнуть на пол, и она убежала в другую комнату.

– Так это было некрасиво? – спросила Джейн.

– Прости меня, Джейн. Это безумие какое-то. Вы из-за меня во все это вляпались. Я не хотел вас пугать.

Джейн двинула его в плечо:

– Так это было красиво?

– Очень красиво. – Чарли не выдержал и расплылся в ухмылке. – Она очень красивая и хорошая. Такая хорошая, что мне мамы не хватает.

– Я потеряла нить, – сказала Джейн.

– Ну, в смысле – видела бы мама, что у меня все хорошо. Я встретил того, кто мне подходит. И подойдет Софи.

– Эй, эй, не прыгай на дуло, тигр. Ты только что познакомился с женщиной, тут надо притормозить, – и не забывай, совет тебе дает человек, который поселяет к себе подругу на втором свидании.

– Шлюха, – буркнула Кэсси.

– Я серьезно, Джейн. Она изумительная.

Кэсси посмотрела на Джейн:

– Ты была права, ему и впрямь следовало трахнуться.

– Дело не в этом! – У Чарли зазвонил телефон. – Извините, ребята. – Он открыл мобильник.

– Ашер, что ты, блядь, натворил? – То была Лили. Она плакала. – Ты что за херню выпустил?

– Что, Лили? Что такое?

– Оно только что было тут. Витрины у лавки нет. Нет! Оно вломилось, разнесло всю лавку, забрало все твои душевные штучки. Загрузило их в сумку и улетело. Блядь, Ашер. Я не шучу – БЛЯДЬ! Оно было огромное и, нахуй, омерзительное.

– Ладно, Лили, ты сама-то как? И как Рей?

– Я-то ничего. Рей не приходил сегодня вообще. Я убежала на склад, когда оно в окно вломилось. Его только твоя полка интересовала. Ашер, оно здоровое, как бык, и оно, блядь, летает!

Похоже, Лили была на грани истерики.

– Секундочку, Лили. Сиди там, я к тебе еду. Запрись на складе и не открывай, пока не убедишься, что это я, договорились?

– Ашер, что это за хуйня?

– Непонятно, Лили.

Быкоглавый влетел в трубу и тут же опустился на четвереньки, чтобы сподручнее было ползти. Сумка с душами волочилась сзади. Уже недолго – недолго ему ползать. Время пришло, Оркус это чувствовал. Они явно собирались в городе – в городе, который Оркус уже столько лет считал своей территорией, в его городе. Но они все равно пришли, и они попробуют отнять то, что по праву – его. Все древние боги смерти: Яма, Анубис и Морс, Танатос, Харон и Махакала, Азраил, Эмма-О и Ако, Балор, Эребус и Никс – десятки богов, рожденных из энергии величайшего людского страха, страха смерти. И все они готовы теперь восстать Люминатусом – вождем тьмы и мертвых. Но Оркус-то был здесь раньше, и вместе с Морриган вождем станет он. Только для начала нужно собрать войска, исцелить Морриган и свергнуть сих жалких городских душекрадов.

Сумка с душами сильно поможет ему исцелить невест. Он вошел в грот, где стоял на приколе огромный корабль, подпрыгнул, и громадные кожистые крылья забились, отзываясь от стен грохотом барабана войны. – Летучие мыши взмыли в воздух и закружили огромными тучами среди мачт.

Драные и сломленные Морриган ждали на палубе.

– Что я тебе говорила? – сказала Бабд. – Сверху не так уж и прекрасно, а? Я, к примеру, могла бы прожить и без автомобилей.

Джейн вела машину, а Чарли тем временем скорострельно звонил с мобильного – сначала Ривере, затем Мятнику. Не прошло и получаса, а они уже стояли в лавке Чарли – вернее, в ее руинах. Патрульные полицейские обнесли кусок тротуара своей лентой, пока кто-нибудь не сметет осколки.

– Туристам понравится, – произнес Ник Кавуто, гложа незажженную сигару. – Идеально. У самой канатной линии.

Ривера сидел на складе и допрашивал Лили, а Чарли, Джейн и Кассандра пытались разгрести завалы и расставить все по местам. У дверей, не снимая темных очков, стоял Мятник Свеж – вроде бы разгром вокруг совершенно к нему не относился. Софи смирно сидела в углу и кормила Элвина и Мохаммеда обувью.

– Значит, как? – спросил у Чарли Кавуто. – К вам в окно врывается некое летающее чудовище, и вы считаете, что привозить сюда ребенка – нормально?

Чарли повернулся к обширному легавому и оперся о стойку.

– Скажите мне, детектив, по вашему профессиональному мнению, какую процедуру я должен задействовать, когда речь идет об ограблении летающим чудовищем? Каков протокол сан-францисской полиции касаемо, нахуй, гигантских летающих чудовищ, детектив?

Кавуто лишь пялился так, будто ему в лицо плеснули водой, – он не рассвирепел, просто очень, очень удивился. Наконец, не выпуская сигару из зубов, ухмыльнулся и сказал:

– Мистер Ашер, я сейчас выйду на улицу покурить, позвоню диспетчеру и попрошу уточнить, какой именно протокол здесь применим. Вы меня срезали. Скажете моему напарнику, где я?

– Скажу, – ответил Чарли. Он зашел на склад и сказал: – Ривера, я могу просить о полицейской защите своей квартиры? И чтобы офицеры были вооружены?

Инспектор кивнул и, обернувшись к Чарли, похлопал Лили по руке.

– Могу предоставить двоих, Чарли, но не более чем на сутки. Вы уверены, что не хотите уехать из города?

– У меня наверху решетки и стальные двери, адские псы и пистолеты мистера Свежа, более того – твари тут уже побывали. Такое чувство, будто они получили все, что им надо, но от полицейских мне все равно станет спокойнее.

Лили посмотрела на Чарли. Под глазами у нее произошел полный расплав туши, к тому же она размазала помаду на пол-лица.

– Прости меня, я думала, что справлюсь получше. Так страшно было. Не таинственно и четко, а просто ужас. Эти глаза и клыки – я описалась, Ашер. Извини.

– Не извиняйся, детка. У тебя все прекрасно получилось. Я рад, что тебе хватило ума убраться от него подальше.

– Ашер, если ты Люминатус, эта тварь, значит, твой соперник.

– Что? Что вы сказали? – спросил Ривера.

– Это все ее зловещая готика, инспектор. Не берите в голову. – Чарли посмотрел в дверь: Мятник Свеж, стоявший у выхода из лавки, поглядел на него и пожал плечами, дескать, “ну?” Поэтому Чарли спросил: – Лили, ты с кем-нибудь встречаешься?

Лили вытерла нос рукавом поварской куртки.

– Слушай, Ашер… я, это… я беру обратно то свое предложение. Я думаю, после Рея мне вообще такого не захочется. Никогда.

– Я не ради себя спрашивал, Лили. – И Чарли ткнул подбородком в сторону Свежа, стоявшего у дверей столбом.

– Ой, – сказала Лили, проследив за его взглядом после того, как рукавом же вытерла еще и глаза. – Ох.

Блядь. Прикрой меня, мне нужно перегруппироваться. – И она кинулась в служебный туалет и захлопнула за собой дверь.

Ривера посмотрел на Чарли:

– Что это у вас тут за чертовня?

Чарли собирался было сочинить какой-нибудь ответ, но у него зазвонил мобильный, и он поднял палец, прося у времени паузу.

– Чарли Ашер, – ответил он.

– Чарли, это Одри, – раздался шепот в трубке. – Они здесь, прямо сейчас. Морриган здесь.