Текст книги "Волшебник и узурпатор"

– В чем?

– Учиться, узнавать новое, встречать новых людей!

При мысли о том, что она и вправду находится в другом мире, девушку захлестнула волна радости.

– Ну, и многое ты уже узнала?

– Очень многое! – воскликнула Алеа, и в ее сознании тотчас начал разматываться спутанный клубок непривычных ей нравов, обычаев.

Девушка пыталась приостановить его: легче было сказать, чего она еще не узнала.

– Какая странная идея! – удивилось Наваждение. – Упорядочивать жизнь живых существ! Не проще ли позволить каждому идти своей дорогой?

– У людей так не получится, – объяснила Алеа. – Нам требуется общение – чтобы поблизости всегда находились нам подобные.

– Странно, очень странно. – Казалось, эта мысль обрадовала ночного гостя. – Но почему твой супруг так расстроен из-за того, что не нашел правительство, которое он рассматривает как некое огромное плодоносящее дерево?

– Ему кажется, что только таким образом можно спасти людской род от голода, болезней и угнетения. Иначе сильные будут унижать слабых, причинять им страдания.

– В этом есть доля правды, – задумалось чудище. – Но правительство вроде того, о каком мечтает генерал Малахи, будет угнетать народ еще больше.

– Гар считает, что подобное происходит, когда нет лучшего правительства, способного остановить зарвавшегося тирана.

– Ага! Значит, он беспокоится о том, чтобы его собратья не страдали!

– Ну... да, думаю, так оно и есть.

Алеа до сих пор не задумывалась об этом.

– И он пытается защитить людей от таких, как генерал Малахи, – решило Наваждение. – Тогда ему следует искать Алую Роту.

– Он уже пытался, – ответила Алеа. – Но не нашел.

– Значит, ты найди ее. – Существо оскалилось в улыбке, и Алеа вздрогнула. – Хорошая ли ты супруга?

– Никакая я ему не супруга! – Алеа была готова закричать, естественно, мысленно.

– Попробуй помочь ему найти Алую Роту, – посоветовало Наваждение. – Но вначале постарайся понять свое сердце.

В камине догорали угольки, и Алеа повернулась посмотреть, как пляшут маленькие красные язычки. Сердце ее бешено колотилось. Но пламя погасло так же быстро, как и вспыхнуло, и Алеа опустилась на постель, удивляясь, как такая незначительная вещь разбудила ее. Сейчас она снова быстро заснет. Словно желая убедиться, что ничего не произошло, Алеа еще раз оглядела пустую комнатушку, затем повернулась на бок и закрыла глаза.

* * *

На следующее утро во время завтрака царило скрытое возбуждение. После еды люди ходили взад-вперед, разговаривали друг с другом, и Алеа почувствовала себя виноватой. В конце концов она подошла к Сильвии и сказала:

– Мы собираемся продолжить наше странствие. Вам не нужно оставаться дома лишь из-за нас.

Сильвия удивленно уставилась на гостью, затем засмеялась и взяла девушку за руки.

– Не смущайся – мы ожидаем не вас.

– Тогда кого? – удивилась Алеа.

– Жрицу! Утром она придет благословить поля. Вот почему пахарям нужно было обязательно закончить свою работу вчера вечером, хотя они жаждали остаться и послушать твои истории.

Гар с интересом посмотрел на женщин и медленно подошел к ним.

– Это и вправду будет праздник, дочь моя. Давай останемся, чтобы поклониться богине.

– Конечно, отец.

Интересно, подумала Алеа, оценит ли богиня любопытство Гара.

Жрица прибыла ближе к полудню. Ее сопровождали две жрицы помоложе и двое жрецов. Они вели запряженную ослом тележку, на которую были погружены какие-то завязанные мешки. В ответ на приветствия молодых людей жрица улыбнулась, принимая их хвалебные слова. Отдохнув и выпив немного вина, жрица величественно поднялась и спросила:

– Поля уже вспаханы?

Онория сделала шаг вперед; поверх повседневного платья на ней было накинуто белое праздничное одеяние.

– Да, наипочтеннейшая.

– Тогда пойдемте туда, – церемонно произнесла жрица и, повернувшись, плавным шагом направилась в сторону полей.

За ней последовали, правда, немного поодаль, служки – один мужчина и одна женщина с каждой стороны. Жители деревни шли следом, напевая мелодию, веселую и торжественную одновременно. Гар был поражен, узнав оду из Девятой симфонии Бетховена.

Подойдя к участку распаханной земли, служки встали по краям и достали из-под плащей заплечные мешки. Сняв их через голову, они принялись разбрасывать вокруг себя пригоршни искрящегося порошка.

– Только посмей! – мысленно предупредила Гара Алеа.

– Трудно устоять, – ответил тот.

Алеа смерила его испепеляющим взглядом. Каким-то невероятным образом Гару удалось-таки приковылять вперед, и теперь он размахивал руками в такт музыке, словно дирижировал невидимым оркестром. Интересно, что произойдет, если искрящийся порошок попадет ему на руку?

Нет, Гар, конечно, отдавал себе отчет в том, что делает.

Еще мгновение – и рука «старца» исчезла в кармане, а сам он как-то съежился и поник, будто силы оставили его. Молодежь оттеснила старика назад, и вскоре он уже оказался спрятан за чужими спинами.

– Неужели для тебя нет ничего святого? – упрекнула его Алеа.

– Да нет, есть, конечно, – ответил Гар. – Я, например, могу поведать тебе состав священных масел и курений у меня на родине. Так что не вижу ничего дурного в моем желании выяснить состав этого священного порошка.

Конечно же, он был прав, но Алеа почему-то сочла, что Гару не хватает благочестия.

Процессия обошла каждую борозду на каждом из четырех полей, после чего вернулась на луг посреди деревни.

– Вы хорошо вспахали землю, – речитативом произнесла жрица. – А что и как вы будете сажать и сеять?

– Сою на северном поле, – отвечала торжественным тоном, под стать событию, Сильвия, – маис на южном, помидоры на восточном и картофель на западном.

– А сейчас ты чему улыбаешься? – спросила Алеа «отца».

– Тому, что ни одна из этих культур не была известна в средневековой Европе, – мысленно ответил ей Гар.

Алеа, сама не зная почему, рассердилась.

– А кто сказал, что надо непременно брать пример с европейцев?

– Никто, – согласился Гар. – Собственно говоря, образ жизни местного населения представляет собой удивительную смесь самых разных культур.

Алеа ощутила торжество крошечной победы.

– А что вы посадите на следующий год? – вопрошала жрица, и Алеа неожиданно для себя сделала не совсем приятное открытие. Оказывается, младшая жрица записывала ответы в блокнот!

– Маис на северном поле, – отвечала Сильвия все тем же речитативом, – помидоры на южном, картофель на восточном и сою на западном.

– Что же вы предложите богине, чтобы та оберегала ваши поля от сорных растений? – потребовала ответ жрица.

Гар весь напрягся.

– Что с тобой? – испугалась Алеа.

– Не дай Бог, они практикуют человеческие жертвоприношения, – ответил Гар, – тем более что в данный момент среди них находятся два беззащитных чужестранца!

– Мы посадим среди маиса тыквы и кабачки, – отвечала Сильвия. – У них широкие листья, которые не дадут сорнякам пробиться к свету. А еще не будем забывать пропалывать наши поля.

От девушки не скрылось, что Гар облегченно вздохнул.

– Ну а теперь что ты скажешь? Очередную глупость? – не выдержала она.

– Да нет, почему же, скажу, что теперь мне полегчало, что, конечно, приятно.

– Тебе должно быть стыдно – как ты можешь думать такие гадости о таких хороших людях? – упрекнула его Алеа. – Почему ты вечно подозреваешь их в чем-то дурном?

– Потому что они живут в полуварварском обществе.

Алеа обиженно сжала губы.

– Ты не находишь, что тебе пора бы извиниться?

– Зачем? Они же не знают, о чем я думаю?

– А как вы будете оберегать урожай от прожорливых насекомых? – допытывалась жрица.

– Мы посадим астероны и меромию, – отвечала Сильвия.

Алеа нахмурилась.

– И что это за астероны и меромия? – удивилась она чудным названиям.

– Цветы, которые привезли с собой первые колонисты, – ответил Гар. – Я слышал о них – их вывели еще на Терре, когда люди только приступили к колонизации новых планет. Эти растения оказались сущей находкой для фермеров во многих вновь населенных мирах.

– Отлично, о дочь богини, – подвела итог жрица, – продолжайте поступать так из года в год.

– Ага, севооборот и координация производства сельхозпродуктов, – сделал для себя вывод Гар, – но это еще не правительство.

– Разумеется, нет! – возмутилась Алеа. – Значит, так для них лучше!

– Лучше потому, что они не знают ничего другого.

– В этом нет ничего страшного!

– Разумеется, – согласился Гар.

Почему-то Алеа почувствовала, что проиграла спор. Гар же просто невыносим! Тогда незачем его терпеть. Эти люди такие милые и простые – так, может, стоит остаться с ними, а этот бахвал пусть обходится без нее.

Почему-то эта мысль вселила в нее беспокойство.

Жрица подняла руки и медленно повернулась, охватывая взглядом всех жителей деревни.

– Хорошее начало заслуживает хорошего продолжения! Да снизойдет благословение богини на вас и вашу землю! – торжественно произнесла она. Затем опустила руки и более естественным тоном добавила:

– Празднуйте, дети мои! Восхваляйте жизнь и подарки богини!

Жители деревни радостно загалдели. Заиграла музыка и начались танцы.

После обеда жрица и ее окружение покинули деревню, увозя на телеге пустые мешки. Когда стемнело, Алеа вернулась с танцев к своему «престарелому родителю» и, сев рядом с ним, поинтересовалась:

– Геркаймер уже произвел анализ порошка?

Она знала, что Гар носит с собой клинок, ножны которого при помощи звукового отражения способны распознавать молекулы любого вещества, а затем переправлять сигнал на корабль.

– Да, – ответил Гар. – В основном это нитраты органического происхождения – в настоящей цивилизации неолита такого отродясь не бывало. Никто даже не додумался бы.

– Значит, удобрение?

Гар кивнул.

– В принципе неплохой способ благословить удачное начало. Ведь у местных жителей маловато коров и лошадей, чтобы производить удобрения более примитивным способом. В любом случае, даже будь у них много скота, хорошее удобрение никогда не помешает.

– Ты хочешь сказать, что в действительности жрица никаких чудес не совершила? – обвиняющим тоном произнесла Алеа.

Гар удивленно уставился на нее.

– Ничего подобного я не говорил! Я вообще не считаю это магией – просто ритуал, который направляет людей, помогает им почувствовать правоту и необходимость их труда, поверить в хороший результат.

– То есть то, что дает любой религиозный обряд? – медленно спросила Алеа.

– Ну, да, только это всего лишь побочный эффект, – сказал Гар. – Настоящая цель – это, естественно, восхваление богов, и я заметил, что люди были искренни.

Последнее не вызывало никаких сомнений. И все же в скептицизме Гара было что-то от богохульства.

– Надеюсь, ты не считаешь их религию фальшивой?

– Отнюдь, – сказал Гар. – Она не более фальшива, чем средневековые монастыри – только потому, что там хранились частички учения греков и римлян.

Алеа приняла эту идею и немного расслабилась.

– Более того, я думаю, что первые колонисты поступили разумно, – произнес Гар. – Еще один способ сохранить достижения цивилизации в условиях неолита.

– Хочешь сказать, они обманывали? – ощетинилась Алеа.

– Именно.

* * *

На следующее утро гости отправились в путь, оставив своим хозяевам цветочные вазы, янтарь и статуэтки, чему те необычайно обрадовались. Молодые люди на прощание махали руками и настоятельно просили путников когда-нибудь вновь посетить их деревню. Когда поселение скрылось из виду, Алеа повернулась к Гару:

– Они ненамного моложе нас. Думаю, я могла бы остаться с ними и жить вполне счастливо.

– Что ж, было бы неплохо, – вздохнул Гар. – Конечно, если хочешь, оставайся – но боюсь, для меня здесь еще слишком много дел.

Алеа нахмурилась.

– Почему? Тебя никто не заставляет странствовать по вселенной!

– Никто, кроме меня самого, – ответил Гар. – Не знаю, чего я ищу, но когда найду – сразу же пойму.

Несколько минут они шли, не проронив ни слова. Затем Алеа спросила:

– Место, где ты не будешь чувствовать себя чужаком?

– Наверное, так, – признал Гар.

– Значит, когда-нибудь ты все равно вернешься домой.

– И тогда моя жизнь закончится, – сардонически произнес Гар. – Но один мудрец сказал однажды, что домой возвратиться нельзя. Это подтверждали многие эмигранты, которые пытались вернуться.

– Но почему?

Алеа вздрогнула при мысли о возвращении в Мидгард. На нее нахлынула волна одиночества. Если ей неуютно на родной планете – где же тогда ее дом? Стараясь подавить эти чувства, девушка резко сказала:

– Каждый может вернуться, сделать все по-другому и вновь прийти на место, откуда начал свои странствия!

– Да, – ответил Гар, – но пока человек странствовал, дом его изменился, да и сам он тоже. Те, кто остался дома, изменились вместе со своей родиной, а путешественник изменился по-другому. Они удалились друг от друга, и странник должен найти новый дом...

Гар не закончил фразу, и Алеа не могла удержаться от продолжения:

– Или странствовать вечно.

Ее вновь охватила тревога.

– Это новое место, здесь живут люди из разных деревень. Они примут нас. Все они строят себе новый дом, – возразила она, чтобы скрыть свои чувства.

– Но их навещают родные, – мягко напомнил Гар. – Они – представители одной культуры. Я, конечно, приспособился бы к здешним обычаям, но все равно они остались бы для меня чуждыми и чужими.

Алеа почувствовала, как в ней закипает гнев, куда более сильный, чем тоска одиночества.

– Может настать день, когда тебе придется вернуться и вновь сделать свою планету домом!

– Может, – вздохнул Гар. – Еще как может.

Ему не надо было завершать эту мысль – что он больше никогда не сможет считать Грамарий своим домом.

Как и Алеа – Мидгард. Девушку захлестнула волна отчаяния; у нее задрожали колени, и, чтобы сохранить равновесие, ей пришлось схватить Гара за руку. Гар накрыл ее ладонь своей, и Алеа с удивлением заметила, что он сжимает ей руку с неменьшей силой, чем она сама. Еще больше она удивилась, что волнение постепенно прошло.

Так они пошли дальше по дороге, держась друг за друга, пока Алеа вдруг не почувствовала замешательство. Гар, видимо, понял ее смущение и мягко продекламировал:

 
Он сказал, вздохнув печально:
«Ах, я зря на свет родился,
В этом мире появился.
Столько лет подряд скитаюсь
Между звездными мирами...».
 

– Но ведь не в одиночестве, – сказала Алеа дрогнувшим голосом. – А с друзьями.

* * *

Когда в полдень они остановились, чтобы перекусить, Алеа не удержалась и спросила:

– Кто это был такой несчастный?

– Куллерво, – ответил Гар. – Отрицательный персонаж «Калевалы», финского эпоса.

– У нас... в Мидгарде ходили истории о финнах, – сказала Алеа и нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть одну. – Кажется, этот народ был богат на колдунов?

– Лучше сказать – на мудрецов и волшебников.

– А какая разница?

– На моей планете, – медленно произнес Гар, – колдунами называют тех, чья магия приносит зло. А магия мудрецов и волшебников – добрая.

– А какая разница?

– Добрая магия защищает людей, помогает им обрести благополучие. Злая магия приносит им вред.

Некоторое время Алеа обдумывала услышанное, затем спросила:

– Значит, можно судить только по результату?

– Нет. Все зависит от того, с какой целью используется магия, а также с помощью каких символов и заклинаний. Колдун использует черепа, кровь, ножи – то, что ассоциируется со страданием и смертью. Добрый же волшебник пользуется растениями, перьями, землей и водой.

– Значит, этот Куллерво был колдуном?

– Он был довольно неприятный тип, – медленно ответил Гар, – но Куллерво жил в неволе и вырос злым и мстительным. В конце концов это его и погубило, а также то, что он оказался не в том месте не в то время. Да и всю жизнь прожил вдалеке от людей. Не знал, как общаться с людьми.

– Они приняли его, когда он вернулся домой?

– Поначалу да, – сказал Гар.

Некоторое время он молчал. Алеа ждала продолжения.

– Давным-давно, – произнес Гар, – один человек сказал: «Тот, кто ищет мести, постепенно разрушает самого себя». – На мгновение он задумался, затем добавил:

– Это единственная мудрая мысль, ему принадлежащая.

– Так значит, он не был мудрецом?

– Нет, он был правителем, хотя ему приходилось делиться своей властью. Правители могут быть умными и проницательными, но они используют разум и волю только для того, чтобы увеличить свою власть, и не стараются понять окружающий мир и место человека в нем. Думаю, что среди них по-настоящему мудрых людей было мало. Наверное, именно поэтому мы их и помним.

Алеа поняла, к чему он клонит.

– Значит, ты не ищешь мести.

– Нет, – улыбнулся Гар. – Зато я ищу величайшее добро из того, что возможно. Полагаю, останься я дома, мучимый жаждой возмездия, то ничего бы не достиг в этой жизни. – И, немного подумав, добавил:

– Правда, я не совсем в этом уверен.

– Десятки тысяч людей на десятке планет наверняка сказали бы, что достиг, и многого, – возразила Алеа.

По крайней мере Гар хоть немного поведал о своем прошлом.

* * *

В следующей деревне им тоже оказали радушный прием – в который раз их приход стал поводом для импровизированного праздника. Долгими зимними вечерами люди здесь ткали шерсть и тонкие, напоминающие шелк ткани. Они были рады совершить обмен, и путники поняли, что извлекли неплохую выгоду, поменяв оставшийся фарфор и статуэтки.

Одна молодая женщина была на сносях, и женщина постарше заметила Алеа, которая беспокойно посматривала на будущую мать.

– Это ее первый ребенок. Мы все молимся, чтобы роды были легкими.

– Конечно, – сказала Алеа. – Но разве есть серьезный повод беспокоиться больше, чем за любую другую женщину, которая впервые станет матерью?

– Дело в том, что повитуха умерла, а ее ученица еще ни разу самостоятельно не принимала роды. Вот она и нервничает.

– Неудивительно, – улыбнувшись, ответила Алеа. – Я часто помогала принимать роды и немного разбираюсь в этом. Если будет необходимость – позовите меня.

Женщина удивленно взглянула на нее, затем улыбнулась и взяла за руку.

– Да благословит тебя богиня! Меня зовут Маша.

– А я Алеа. – Она пожала руку свой собеседнице.

– Надеюсь, мы обойдемся сами, но если возникнут трудности – обязательно позовем.

Так оно и вышло.

Глава 12

Ее позвали в полночь. За помощью прибежала двенадцатилетняя девчушка, от испуга бледнее мела.

– Пожалуйста, тетя, ты не поможешь нашей Агнели? Уж она бедняжка так мучается малышом, так мучается!

Гар приподнялся с постели у очага.

– Я тоже могу...

– Нет, не ты, а я, – перебила его Алеа. – В деревнях вроде этой принимать роды – женское дело. По крайней мере пока жизнь матери вне опасности.

– Но я ведь лекарь, – возразил Гар надтреснутым старческим голосом.

– Тогда исцелися сам, – огрызнулась Алеа. – Если потребуется кесарево сечение, мы тебя позовем.

– Ты уверена?

– Не беспокойся, я многому научилась благодаря Геркаймеру, – успокоила его Алеа. – И первым делом искусству принимать роды.

– Вот оно как? – удивился Гар.

– А ты как думал? Просто мне хотелось убедиться, что это порождение мужских рук и ума знает, что на свете существуют еще и женщины с их женскими проблемами. Так что спи, друг мой, и ни о чем не беспокойся.

Гар улыбнулся. Ему понравилось, что Алеа назвала его «другом». Она улыбнулась в ответ и вышла.

В доме, куда ее привели, раздавались крики Агнели. Новоявленной повитухе тотчас захотелось развернуться и кинуться прочь, тем более что роженица наверняка не заметила ее прихода. Но Алеа одернула себя и решительным шагом подошла к кровати.

– Сколько продолжаются роды? – деловито поинтересовалась она.

– С заката, – ответила мать страдалицы, немолодая женщина с измученным лицом.

Она сидела рядом с дочерью, вытирая ей лоб куском влажной ткани.

– Ну, это еще не долго! – успокоила роженицу Алеа и села рядом.

– Нет, ребенок вроде уже на подходе, но никак не хочет показать головку.

– Что ж, наверно, ему виднее, – грустно пошутила Алеа. – Будь у меня такой же теплый и надежный дом, я бы ни за что не торопилась его покинуть.

С этими словами она положила руки роженице на живот, а сама уставилась куда-то в пространство.

Мать Агнели что-то сказала, но одна из женщин положила ей на плечо руку.

– Тс-с, она прислушивается к ребенку. – Мать в благоговейном ужасе уставилась на ночную гостью и закрыла рот.

Алеа же прислушивалась к сознанию ребенка. Слов, конечно, она не слышала, только чистые, незамутненные эмоции в первозданном виде. Ага, испуг, и когда во время схваток Агнели заходилась в крике, к испугу примешивалось что-то еще, похожее на щипок, а затем на обморок.

Схватка прошла, и Агнели без сил распласталась в постели, хватая ртом воздух.

– Ребенок идет вперед ножками, а те запутались в пуповине. Хуже всего, что пуповина пережата между одной ножкой и тазовой костью. Стоит ребенку пошевелиться, как пуповина пережимается и ему нечем дышать.

– Значит, ребенок задохнется? – воскликнула мать роженицы.

– Он вообще не сможет появиться на свет, если мы не высвободим пуповину, – предупредила Алеа.

– Но как? – прошептала мать, в глазах ее читался ужас.

– Мне нужна гладкая палочка, – сказала Алеа, – длиной фута два, с раздвоенным концом.

Одна из женщин вышла за дверь. Пока ее не было, Алеа держала Агнели за руку и успокаивала, пока та мучилась схватками. В перерыве между ними она мысленно позвала Гара.

– Слушаю, – отозвался тот.

По всей видимости, он не спал – ждал, когда Алеа позовет его на помощь.

– Ты слышал?

– Выходит, по-твоему, я подслушивал.

– Прекрати! Пуповина запуталась у ребенка между ножек и вдобавок пережата тазовой костью. Ты не мог бы хоть немного ослабить давление при помощи телекинеза?

– Попробую, – ответил Гар, и на мгновение его мысли расплылись мутным пятном.

В этот момент вернулась соседка с гладкой ивовой палочкой, толщиной полдюйма и с раздвоенным концом.

– Я торопилась. Ну как, подойдет?

– Еще как! – успокоила ее Алеа. – Прокипятите ее в течение трех минут.

– А как я узнаю, что прошли три минуты? – спросила женщина, поворачиваясь к кипящему чайнику.

– Посчитайте сто восемьдесят ударов пульса.

Спустя несколько минут Алеа притворилась, будто пробует что-то сделать при помощи палочки, а сама тем временем, положив вторую руку роженице на живот, продолжала прислушиваться к ребенку. Она ощутила, как ребенок подался еще дальше назад, и по мере того, как его кровь обогащалась кислородом, сознание прояснилось. И тогда он опять подался вперед.

– Удалось, – раздался у новоявленной повитухи в голове голос Гара.

– Молитесь богине.

Алеа убрала палочку.

Агнели напряглась и вскрикнула.

– Я уже вижу ножки! – вырвался радостный крик у одной из женщин.

– А главное, ребенок дышит! – торжествующе произнесла Алеа.

– Хвала богине! – с пылом воскликнула мать Агнели.

Алеа начала тихо читать молитву Фрейе – чего, откровенно говоря, она от себя никак не ожидала. Но затем опомнилась и неслышно произнесла:

– Спасибо тебе, Гар.

Ответа не последовало, Алеа ощутила лишь тихое чувство гордости и удовлетворения. Что ж, по крайней мере свой удивительный дар ее спутник использовал во имя благой цели.

Время почему-то утратило четкий ход. Непонятно, сколько еще минут и часов прошло, то ли много, то ли мало, но в . конце концов Алеа уже держала в руках красивого, здорового младенца – девочку. Ротик раскрылся, и ребенок громко закричал, будто чем-то недовольный.

Алеа улыбнулась:

– Пусть у тебя не будет причины для недовольства, малышка, и пусть жизнь твоя будет счастливой.

Одна из женщин перерезала ребенку пуповину и собралась помыть девочку.

– Кто сообщит отцу? – спросила ее Алеа.

Наступила неловкая пауза, и все отвели взгляды.

– Что? – нахмурилась Алеа. – Разве он не несет никакой ответственности?

– Они не живут вместе, – сказала мать Агнели. – Дочь не сказала нам, кто он.

В комнате чувствовалось напряжение. У каждой женщины в глазах читалась одна и та же догадка – что девушку соблазнил чей-то муж.

Затем соседка положила девочку к груди Агнели и мягко произнесла:

– Ребенок родился и нуждается в защите отца. Почему ты не скажешь нам его имя?

– Это... это был Шуба.

Агнели ласково погладила ребенка и слегка улыбнулась.

Напряжение улетучилось, но тотчас вернулось.

– Он должен обеспечивать ребенка, – сказала соседка.

* * *

Но Шуба отказался. Рано утром мать Агнели протянула ему ребенка, но он лишь отвернулся.

– Агнели отказалась жить со мной. Она сказала, что любит кого-то еще. Пусть он и кормит ее и ее ребенка.

Жители деревни стали тихо перешептываться, но удивления в этом шепоте не чувствовалось. Интересно, подумала Алеа, наверное, Агнели слишком явно выказывала расположение другому мужчине.

Отец Агнели сделал шаг вперед.

– Они никогда не спали вместе. Этот ребенок – твой.

– Я не стану жить с женщиной, которая меня не любит.

– Тебя никто и не заставляет, – спокойно сказал отец. – Вся деревня будет обеспечивать ребенка – таков обычай. Но ты должен помогать больше всех.

– Если бы она любила меня – тогда другое дело. – Шуба взглянул на ребенка. На мгновение в его глазах появилась печаль, и он отвернулся. – Я не стану обеспечивать ребенка, которого будет растить другой мужчина.

К Шубе подошел его отец.

– Это несправедливо.

Отец Агнели нахмурился, его руки сжались в кулаки.

– Несправедливо то, что Шуба отказывается обеспечивать свою родную дочь.

Остальные жители деревни напряженно молчали. Затем какой-то мужчина вышел вперед и стал рядом с отцом Шубы.

– Он предлагал и получил отказ. Это несправедливо.

Еще один мужчина подошел к отцу Агнели.

– Справедливо и правильно обеспечивать родное дитя.

Так все мужчины деревни по очереди заняли ту или другую сторону. Женщины начали протестовать, вскоре их просьбы переросли в требования, которые становились все громче и громче. Мужчины молчали, на их лицах читалось напряжение.

Гар стоял, опираясь на посох, напрягшись, словно тетива на луке. Алеа бросила на него гневный взгляд. И как только он может надеяться, что они тут в один миг создадут правительство?

В задних рядах толпы вдруг возникла суматоха. Женщины расступились, уступая дорогу мудрецу. Тот прошел между двумя рядами мужчин, по очереди бросая взгляд на каждую из «партий» и улыбаясь. Никто не проронил ни слова, но люди заметно расслабились.

В центре толпы мудрец сел прямо на землю и взглянул на спорящих.

– Добрый день, друзья мои!

Жители деревни в ответ смущенно пробормотали слова приветствия.

– Ты вовремя пришел, о мудрейший, – сказал отец Шубы. – Кому мы обязаны твоим визитом?

– Конечно же, Алой Роте, друг мой, – ответил мудрец.

Гар неожиданно напрягся, и Алеа даже испугалась, как бы он не переломился пополам.

– Когда я вышел приветствовать восход солнца, – объяснил мудрец, – на земле перед моей дверью был начертан знак тревоги, а рядом с ним другой – знак вашей деревни.

– Как они так быстро узнали? – пробормотал один мужчина.

– Да они же знают все! – шикнул на него другой. – Тише!

Я хочу послушать мудреца!

– Что же стало причиной беспокойства? – спросил мудрец.

Отец Шубы присел на корточки рядом с ним.

– Агнели ждала ребенка от моего сына, но отказалась жить с ним, потому что полюбила другого мужчину, а тот не ответил ей взаимностью. Этой ночью ребенок появился на свет, и Агнели наконец назвала имя его отца, но Шуба отказывается признать ребенка.

– Он обязан обеспечивать своего ребенка! – настаивал отец Агнели, сев рядом с мудрецом.

По очереди мужчины расположились кругом. Женщины облегченно вздохнули.

– Согласно обычаю, если родители ребенка не живут вместе, его растит вся деревня, – задумчиво произнес мудрец.

– Это так, о мудрейший, – сказал Шуба, – но мне не выпало счастья прожить с Агнели и одного дня.

– Ты имел счастье провести в ее объятиях ночь, – хмуро заметил один из юношей.

– Не правда! – с горячностью воскликнул Шуба. – Я был с ней всего час, не больше! Она сама отказалась провести в моих объятиях ночь, чтобы вместе встретить рассвет.

Среди собравшихся пробежал ропот.

– Он говорит правду.

– Верно, чувственное наслаждение лишь часть соития между мужчиной и женщиной.

– И притом малая, – добавил кто-то.

– Зато какое счастье проснуться, сжимая любимую в объятиях.

Алеа почувствовала, как местные мужчины выросли в ее глазах. Она встретилась взглядом с Гаром. Судя по всему, услышанное произвело немалое впечатление и на него.

– И ты настаиваешь, что отказываешься от счастья заговорить со своей дочерью, когда ей исполнится три года? – спросил мудрец.

Шуба открыл было рот, но передумал и ничего не сказал.

– А когда ей будет восемь, – продолжал мудрец, – придет ли она к тебе, чтобы показать выпавшего из гнезда птенца? Или же отвернется от тебя, как сегодня ты отворачиваешься от нее?

– Я не стану спать в одном доме с ней! – воскликнул Шуба, но на лице его уже читалось сожаление.

– Этого не будет, – подтвердил мудрец, – но мало кто из нас имеет все, что желал бы иметь, или получает от имеющегося всю ту радость, о которой мечтает. Уж лучше довольствоваться тем счастьем, какое мы имеем, радоваться тем малым радостям, что доступны нам, вместо того чтобы провести всю жизнь в напрасном ожидании чего-то большего.

Шуба с тоской в глазах посмотрел на ребенка, но все-таки продолжал упираться:

– Даже если я и не признаю ее своей, то все равно буду вносить свою лепту в ее воспитание наравне с другими мужчинами деревни.

– Верно, – заметил мудрец, – но не более того. Но тогда с какой стати она станет делиться с тобой своими радостями и горестями больше, чем с кем-то другим.

Шуба повесил голову, хмуро уставясь в землю. Собравшиеся не проронили ни слова.

– В таком случае твой конфликт – это конфликт с самим собой, – тихо произнес мудрец. – Чего бы ты желал для себя? Любви ребенка или мести за унижение?

Шуба продолжал тупо смотреть себе под ноги.

– Люди появляются на свет с пустыми сердцами, – продолжал мудрец, – по мере взросления мы наполняем их любовью и радостью, ненавистью и болью. Первое делает наши сердца легкими и лучистыми, второе – жесткими и тяжелыми. Скажи мне, с чем в груди ты хотел бы прожить всю свою жизнь – с алмазом или куском свинца?

Шуба с видимой неохотой поднял голову и медленно кивнул.

– Ребенок мой.

* * *

– Выходит, можно обойтись без суда и судьи, – негромко заметила Алеа, когда они с Гаром надевали заплечные мешки.

– Неужели? – удивился Гар и заглянул ей в глаза. – А я-то думал, что там был и суд и судья.

– Нет, там был учитель, и он давал советы, как жить, – с горячностью возразила Алеа.

– А разве судья не делает то же самое?

– Крайне редко! Кстати, а где же тогда его приставы и стражники? Почему я их не увидела?

– А еще полицейских, – добавил Гар. – Их ведь тоже не было видно. И все-таки они там незримо присутствовали. Кто-то же поставил в известность Алую Роту, а те – мудреца.

– То есть Алая Рота – что-то вроде судебного пристава?

– Или по меньшей мере околоточного надзирателя.