Текст книги "История шпионажа времен второй Мировой войны"

В оперативном управлении мы не могли поверить утверждениям Ретея относительно находившихся в оперативной готовности 40 000 самолетов. Русские только что остановили немецкие войска под Москвой, и мы были уверены, что никакая армия, обладая оружием такой подавляющей силы, не стала бы держать его в резерве только ради планов будущего использования, особенно когда применение этого оружия обеспечило бы разрушение и захват такого важного объекта, как Москва. Конечно, было очевидно, что если бы немцы действительно располагали столь громадными резервами, то любая попытка вторжения на Европейский континент путем высадки десантов с моря наверняка потерпела бы неудачу».

Ситуация в Управлении военно-морской разведки была живо описана в письме одного удрученного офицера разведки полковника Джона В. Томасона-младшего из Корпуса морской пехоты, который почувствовал, что не может не написать о тех военных днях 1942 года своему находившемуся на службе в море другу:

«Наш отдел напоминает больше какой-то внешний край циклонического шторма. Все разбросано. [Адмирал Эрнест Дж.] Кинг назначен на ту же должность, что и [адмирал Гарольд К. «Бетти»] Старк, поглотив большинство функций последнего: вдруг в нашу Солнечную систему взяли да воткнули еще одну планету первой величины; обе сияют, приводя в недоумение навигатора».

«[У адмирала Теодора С.] Уилкинсона есть Управление военно-морской разведки, третий начальник за полтора года. У Билла [капитана Уильяма] Херда иностранный отдел; есть [капитан Дж. Б.В.] Уоллер, у того – внутренний отдел. Ваш старый [дальневосточный] стол в весьма надежных руках [капитана Артура X.] Макколлума. Мы все жутко переполнены спесью: никогда еще не существовало такого приюта для невежд и с железными связями. На самом деле Управление военно-морской разведки не такое уж и плохое, если дело касается сбора сведений. Но какой толк даже из наилучших сведений, если их не используют? Здесь, кажется, преобладает музейный дух».

Кроме музейного духа, ситуация осложнялась тем, что Управление военно-морской разведки также исповедовало свою специфическую философию и систему предрассудков. Личный состав Управления военно-морской разведки был настроен традиционно антикоммунистически, и это не могло не наложить отпечатка на оценку возможностей Сталина.

Существовало лишь единственное исключение из этой системы взглядов, и представлено было оно начальником советского отдела Управления военно-морской разведки, то есть тем, кто по должности был обязан знать свой участок работы лучше всех. И он на самом деле знал. Это был отпрыск прославленного рода моряков, который имел звание майора в Корпусе морской пехоты. Звали этого человека Эндрю К. Уайли. Весь советский отдел и состоял из майора Уайли и его зама.

Отдел занимал один-единственный кабинет в здании Морского министерства в Вашингтоне. Майор Уайли превратил его в миниатюрный оазис СССР. Майор был настроен антикоммунистически, как и все на том «корабле», – возможно, даже сильнее, ибо на самом деле неплохо знал противника, – но у него была слабость к русским как к людям. В пылу энтузиазма майор Уайли развесил по стенам кабинета советские плакаты – презент военно-морского атташе СССР в Вашингтоне. В кабинете стоял и граммофон, имелась и коллекция записей хоровых песен Красной армии.

Подобные взгляды не остались незамеченными. Майор подвергался остракизму за свои представления о бушевавшей в Советском Союзе войне. И остракизм этот порой заходил настолько далеко, что его отчетам на ежедневных совещаниях о войне в России коллеги доверяли отнюдь не всегда и даже в конце концов решили пригласить какого-то полковника со стороны – из «Джи-2», поскольку тот исповедовал более пессимистичный подход к вопросу.

«Джи-2» каждое утро в кабинете карт Белого дома делилась сомнениями с президентом Рузвельтом. Ему редко было по душе сказанное, отчасти оттого, что новости были настолько плохи, и отчасти потому, что хоть чему-то из-за традиционной предвзятости «Джи-2» все-таки удавалось просочиться и на президентские брифинги. Рузвельт имел и свои предубеждения – против разведки в целом и против «Джи-2» в частности.

Ситуация ухудшилась настолько, что впоследствии, когда существенно улучшенный аппарат разведки попытался убедить президента перейти к более решительной политике, способной приблизить конец войны, Рузвельт отказался от этого, причем главным образом по причине своего не очень большого доверия к разведке. Так он упорствовал в вопросе относительно потенциальных возможностей европейского подполья, о котором был невысокого мнения. Рузвельт не верил отчетам, в которых сообщалось об острых разногласиях в германском Верховном командовании, Рузвельт отклонял все рекомендации, могущие повлиять на формулировку о безоговорочной капитуляции, хотя весьма надежные данные разведки необходимость подобных изменений только подтверждали.

Рузвельт был серьезным политиком во всем, что касалось ведения войны, но, в отличие от Черчилля, он не был зациклен на разведке. Поразительно, но после такого страшного застоя американская разведка тем не менее развивалась в отлаженную и эффективную систему, в которую превратилась, освободившись от людей вчерашнего дня.

Значительные изменения к лучшему начались 5 мая 1942 года, когда генерал-майор Джордж В. Стронг был назначен главой «Джи-2». Это продолжилось в июне того же года с приходом еще двух офицеров: капитана Эллиса М. Захариаса, которого назначили заместителем начальника военно-морской разведки, и полковника Уильяма Дж. Донована, который стал во главе совершенно новой организации при Объединенном комитете начальников штабов – Управления стратегических служб.

Стронг был выбран генералом Джорджем К. Маршаллом не потому, что являлся выдающимся экспертом в вопросах разведки, а потому, что он, как было известно, отличался неукротимой энергией и решимостью. «Джи-2» как никогда нуждалась в «большой стирке», и только человек, обладавший инициативой, смелостью, независимостью суждений и цельностью натуры, мог осилить эту колоссальную работу. Маршалл, по мнению Стронга, был именно таким человеком.

Надо сказать, Стронг более чем оправдал ожидания Маршалла. Прежде всего он отправился в Лондон для ознакомления с тем, как ведут разведывательную работу британцы, и установил с ними тесное сотрудничество.

По возвращении в США он создал фактически совершенно новую организацию. Он не наступал на любимые мозоли и не рубил головы без разбора. Стронг не только оставил старослужащих на их прежних должностях – опыт и неоспоримые знания ценны, – но положил конец их доминированию, введя новых сотрудников и предоставив им достаточно большую свободу действий.

В Управлении военно-морской разведки «капитан Зак» не обладал полномочиями Маршалла, таким образом, в значительной степени политика отдела какой была, такой и осталась, однако в конечном итоге агентство обрело большинство. С одной стороны, в течение нескольких лет у Управления военно-морской разведки было 4 начальника. Новым стал Гарольд Трэйн, офицер, как сам Захариас позже выразился, «которого регулярно представляли на контр-адмирала и который ни дня не проработал в разведке». Но накануне нового назначения Трэйна все же произвели в контр-адмиралы.

«Несколько недель в Управлении военно-морской разведки, – писал Захариас, – убедили меня, что, если бы мы хотели превратить Управление военно-морской разведки в эффективную разведывательную организацию военного времени, нам предстояло начать с нуля и полностью все перестроить. Мне часто напоминали о пророческих словах Д.В. Томасона, что музейный дух все еще преобладал. Мое назначение заместителем начальника здорово разочаровало меня, поскольку я знал, что традиционная система цепочки инстанций замедлит реализацию моих уже подготовленных планов, но я надеялся, что заручусь полной поддержкой адмирала Трэйна, который был в разведке «варягом» и не был знаком с ее специфическими проблемами и способами их решения. И предстоящие несколько месяцев оказались чрезвычайно трудными. Мне пришлось вести очень нелегкую борьбу… Именно здесь тогда, в 1942 году, я столкнулся с еще одной войной, которую приходилось вести: нескончаемые сражения в Вашингтоне, когда друг с другом сцеплялись памятные записки, а в роли жертв выступали донесения и проекты предложений».

Захариас в первую очередь сосредоточил внимание на подготовке вновь прибывших в разведку офицеров. Фактически все они были люди с гражданки, многие из них имели за спиной лишь трехмесячные краткосрочные курсы. Он создал Школу основ разведки в городе Фредерик, штат Мэриленд, и Школу углубленной подготовки разведки. Последняя разместилась в нескольких номерах отеля «Генри Хадсон» в Нью-Йорке.

«Чего нам не хватало, так это оперативных навыков разведки, – признавал Захариас, – того самого взаимодействия между стратегией и тактикой, которая и решает в разведке все…» Захариас планировал обучить несколько сотен офицеров-оперативников. На самом деле он обучил их тысячу.

Захариас сыграл роль повивальной бабки и при рождении новых подразделений Управления военно-морской разведки, занимавшихся, в частности, решением таких задач, как допросы арестованных, изучение и использование захваченных у врага документов, вопросы ведения психологической войны, а также химической и бактериологической войн со всеми проблемами, сопутствующими проведению разведки в их ходе. Он ввел секретную разведку (вид разведки, занимающей некое среднее место между традиционной разведкой и выходившей за рамки традиций) и разработал инструкции и наставления для действий в тылу противника, в особенности в Китае, но также и в Италии. Он установил тесную связь с коллегами из британского адмиралтейства, он организовал школы японского языка, где сотни молодых американцев днями и ночами зубрили этот труднейший язык.

После отъезда Захариаса из Вашингтона 5 сентября 1943 года для принятия командования линкором «Нью-Мексико» он имел все основания оглянуться на проделанную им работу и с вполне обоснованным удовлетворением заявить: «Это – мой ребенок, и он достиг совершеннолетия!» Освобождение Захариаса от прежней должности и его отъезд был воспринят как гром среди ясного неба. «Даже сейчас, – писал он после войны, – я не понимаю, что именно послужило причиной этого и было ли это на самом деле оправданно. Вероятно, все дело в том, что я стал кое-у кого из вышестоящих и не только вышестоящих, но влиятельных особ бельмом на глазу, продвигаясь слишком быстро».

Уход Захариаса был не только прискорбным, он нанес существенный урон всему ходу войны разведок. Он стал для разведки тем же, чем обернулся для дипломатии уход Самнера Уэлса: сплошными затяжками и латанием дыр в ближайшем будущем. Если бы Захариасу позволили остаться и довести задуманные им планы до логического завершения, Соединенные Штаты приобрели бы в его лице весьма заметную фигуру. Он, возможно, мог бы стать американским Реджинальдом Холлом. Трудно представить больший вклад в оборону страны, чем деятельность Захариаса.

Третьим ответственным за фундаментальные изменения шпионажа был «Дикий Билл» Донован. Донован появился, казалось, из ниоткуда вместе со своей пестрой армией шпионов и диверсантов; он обучал их, экипировал, отправлял на хитрые задания, где не приходилось гнушаться ни поджогами, ни убийствами. А когда в этих людях необходимость отпадала, он отправлял их обратно, в их нудную, обычную жизнь, удалялся и сам, но к тихой и достойной практике законов о корпорациях. Донован олицетворял невероятный триумф везунчика-любителя, возглавлявшего группу одаренных дилетантов.

До сих пор это тайна, причем восхитительная тайна – почему все-таки из всех для выполнения подобной работы выбрали именно Донована? По натуре он был человеком кипучим и энергичным, как очень многие ирландцы. В нем не было ничего ни мрачного, ни зловещего, ни внушавшего отвращение. Этот человек был и нежен, и ровен, и даже несколько наивен.

Уильям Джозеф Донован родился на Новый год, 1 января 1883 года в Буффало, штат Нью-Йорк, в семье железнодорожного диспетчера, проявлявшего интерес к политическим событиям округа. В Колумбийском университете он, играя в защите университетской футбольной команды, на всю жизнь заработал прозвище «Дикий Билл». После этого Уильям Донован занимался адвокатской практикой. В 1912 году он организовал конное подразделение для нью-йоркской Национальной гвардии и служил в ее составе на мексиканской границе. В 1917 году добровольно отправился на Первую мировую войну и к 1918 году дослужился до полковника. 14 октября 1918 года за безрассудную храбрость в ходе операции в районе Мёз – Аргон[66]66
  Мёз и Аргон – низкогорные гряды по обе стороны реки Мёз (ниже по течению за пределами Франции Маас). В этом районе на реке Мёз находится Верден.


[Закрыть] был удостоен Почетной медали Конгресса.

Впоследствии он в качестве хобби избрал разведку. Как охотник отправляется за крупной добычей в Индию или Судан. Донован стал участвовать в очень многих войнах, в которых не было недостатка в мире. Это было дорогостоящим увлечением, ибо он участвовал в них как полуофициальный наблюдатель, в лучшем случае как частное лицо, за что всегда приходилось платить. В своем двусмысленном статусе желающего поглазеть на войну Донован побывал в Сибири в тылу у адмирала Колчака, сражался с Советами. Кроме того, Донован был в 1935 году в Эфиопии, год спустя в Испании во время Гражданской войны 1936–1939 годов. Когда полковник Фрэнк Нокс стал министром ВМС при Рузвельте, он предоставил Доновану полуофициальный статус и послал его в Англию для изучения британских вооруженных сил и разведки. Донован вернулся с детальным отчетом о британской разведке и спецоперациях, которые произвели на Рузвельта очень благоприятное впечатление. Затем, уже в январе 1942 года, Рузвельт вызвал Донована к себе и велел представить проект новой разведывательной службы, которая соответствовала бы глобальной войне. «Вам придется начинать на голом месте», – предупредил его президент. Мы убедились, что это заявление Рузвельта было преувеличением, но, по сути, он был не так уж и не прав.

«Если бы вам в Вашингтоне в начале 1941 года вдруг потребовалась карта Мишлена Вогезов или Верхней Савойи, вы, скорее всего, ее не нашли бы, – писал Джон Чемберлен. – И при этом не было смысла обращаться в какое-либо государственное учреждение с вопросом о ширине железнодорожной колеи в Алжире или стоимости киловатт-часа электронергии в Японии…»

Так вот именно такого рода сведения могли потребовать от Донована, и тот обязан был их предоставить хоть из Библиотеки конгресса, хоть прямо из папок противника. Несколько месяцев спустя Донован явился к Рузвельту с готовым планом. План президенту понравился, и он 13 июня 1942 года подписал указ о создании Управления стратегических служб. Начальник управления – Уильям Джозеф Донован.

Управление стратегических служб состояло из трех параллельных отделов – разведки, специальных операций, исследований. Самым крупным был отдел исследований. Сотня профессоров занимались сбором жизненно важных сведений из обычно открытых источников.

Второй отдел занимался «специальными операциями» – пропаганда, дезинформация, подрыв боевого духа противника – одним словом, ведением психологической войны.

Третьим был «отдел секретной разведки», служивший негласным ядром организации, готовил группы шпионов и диверсантов, партизан и их проводников, «роковых» женщин; там же осуществлялось и обучение радистов. Из-за характера деятельности отдел этот удостоился различных ироничных кличек. Его деяния нередко ни к чему не приводили, но зато всегда были окружены ореолом романтики, будь это тайное проникновение сотрудника разведки нейтрального посольства в Вашингтон (для получения компрометирующей информации о Германии) или экспедиция в Гималаи и Тибет, чтобы убедить далай-ламу в Лхасе тоже присоединиться к союзникам.

Управление стратегических служб получило еще одно прозвище: «Сверхобщительное». Вначале, когда Управление стратегических служб еще не успело разрастись, Донован рекрутировал туда почти исключительно своих друзей и знакомых. Нед Бакстон, его первый наставник в шпионаже, стал его первым замом. Из его нью-йоркской юридической фирмы прибыли «01еу» Дёринг и Нед Патцел. Среди других высокопоставленных сотрудников были финансисты Чарльз Честон и Рассел Форган. Были там и Дэвид Брюс, зять Меллона, Атертон Ричардс, наследник гавайского ананасового магната, Билл Вандербильт из род-айлендского семейства Вандербилт, известный спорщик международный юрист Аллен В. Даллес, Луис Рим из компании «Юнайтед стейтс стил», игрок в поло Уинстон Гест, бывший царский полковник Серж (Сергей) Оболенский, к тому же еще и русский князь[67]67
  Причем Рюрикович.


[Закрыть], отпрыски династии производителей вооружений и другие представители подобных нерестилищ шпионажа и диверсий, как «Сошиэл реджистер», «Сторк клаб» и «Эль-Марокко».

В ходе войны Управление стратегических служб наняло в общей сложности 22 000 человек, потом штат уменьшился приблизительно на 12 000 сотрудников – иными словами, штатная дивизия военного времени. Состав сотрудников варьировался от заслуженных профессоров и лауреатов Нобелевской премии до плейбоев и сумасбродов, от всемирно известных персонажей фильмов до открытых коммунистов, от набожных миссионеров до алкоголиков и наркоманов и т. д.

Кадровая политика полковника Донована была еще одним примером замечательного ума этого человека. В декабре 1942 года я встретил его в поезде на Вашингтон, и мы обсуждали огромную ошибку, которую допустила Франция, когда интернировала почти всех без разбору беженцев из Германии вместо того, чтобы использовать их сливки в войне против нацистов. Он упомянул книгу, которую недавно прочел на эту тему, и она побудила его к размышлениям. Это была автобиографическая книга Артура Кёстлера. «Я никогда не допущу подобной ошибки, – пообещал Донован. – Все, кто против гуннов[68]68
  Подразумевались немцы.


[Закрыть], – за меня». И в этом Донована поддерживал и президент Рузвельт. Его лояльность этим париям общества и вера в них с лихвой оправдались. Ни один прибывший в Америку из какой-либо страны и нанятый в Управление стратегических служб не стал предателем. А та горстка, которые стали предателями, как, например, Карло Марцини, были коренными американцами, и они предавали ради русских.

В ходе операций Управление стратегических служб одержало не одну блестящую победу. Но были и горькие поражения. Уровень смертности ее агентов, посланных в Тунис, был удивительно высок из-за ни на чем не основанной веры в местные контакты. Большое число сотрудников, нелегально направленных в Словакию для поддержки разгоравшегося антинемецкого восстания, были схвачены и закончили жизнь в концлагерях, и все потому, что разведданные о событиях в Словакии оказались неверными: к тому времени, когда посланники Управления стратегических служб прибыли, немцы уже успели подавить восстание. Даже когда промахи Управления обходились без жертв, часть потраченных этой организацией 135 миллионов долларов все же пошли коту под хвост. Но как любил повторять Донован, как сплоченная команда его организация располагала как минимум 260 сотрудниками, и это, добавлял он, неплохая цифра в любой лиге.

Донован был неисправимым любителем всевозможных приспособлений и устройств, механических штучек. У него было масса оружия, выполненного в виде курительных трубок например. И даже поговаривали, что раз кто-то с трубкой во рту показался за спиной какого-нибудь наци, это явно человек Донована.

Донован встраивал в портфели миниатюрные механизмы, от которых эти портфели взрывались, если кто-то из чужаков пытался их открыть. Несколько подобных взрывов послужили приятным разнообразием на коктейлях в Вашингтоне, куда штатные сотрудники Управления стратегических служб явились прямо из своих кабинетов. Имелся и секретный компас, скрытый в зубном протезе. Но существовало одно требование, неукоснительно соблюдавшееся в Управлении стратегических служб, – его агент должен был иметь свои зубы. Так куда сунуть компас? Проблему решили, выдрав здоровый зуб агента и вставив в коронку компас.

Управление стратегических служб, разумеется, тщательно соблюдало режим секретности, и все же… Имел место случай с преподавателем, который прибыл в Вашингтон по срочной судебной повестке. Когда он пришел, никто и слыхом не слыхал ни о каких судебных повестках, ни о преподавателе, ни о работе, которая, предположительно, ждала его.

Растерянного бедолагу гоняли туда-сюда по бесчисленным мрачным коридорам штаб-квартиры Управления, но объяснить ему никто ничего не мог. Наконец пробило 17:00, и большинство сотрудников отправились домой, заперев свои кабинеты. В отчаянии этот преподаватель решил прибегнуть к последнему средству – он решил позвонить самому Доновану и потребовать объяснений от него. Дежурный сотрудник с негодованием отказался назвать номер телефона столь высокого шефа. Как этот бедняга ни пытался выудить номер, ничего у него не вышло.

Тогда он вернулся к себе в отель, усталый, раздраженный, и решил позвонить другу и поделиться с ним своими неприятностями. И пролистывая телефонную книгу, он совершенно случайно наткнулся на «сверхсекретные данные»: в ней был указан телефонный номер директора Управления стратегических служб, включая адрес местожительства Донована.