Текст книги "История шпионажа времен второй Мировой войны"

В Берне Даллес двигался ощупью в темноте. Гизевиус вернулся в Берлин. Он вернулся домой в ожидании смерти Гитлера, надеясь занять нишу в новом рейхе. Гизевиус, как всего горстка заговорщиков, бойню пережил, но сотни, если не тысячи патриотов были уничтожены. Зверская жестокость мести неописуема. Она не ограничивалась дикой изощренностью казней, призванной сделать смертную агонию жертв как болезненной и продолжительной, так и бесчеловечной. Пыткам подверглись ближайшие родственники. Семьи известили о смерти близких краткими письмами, в которых, как в случае одного из лидеров восстания генерала фон Тюнгена, говорилось: «Народным трибуналом

Великогерманского рейха по обвинению в измене и мятеже бывший генерал-лейтенант барон Карл фон Тюнген приговорен к смертной казни. Приговор приведен в исполнение 24 октября 1944 года. Публикация объявления о смерти запрещена».

К таким письмам прилагался счет. В нем в марках и пфеннигах указывались расходы, которые должна была заплатить семья за последние дни близкого человека – 300 марки за вынесение смертного приговора, 1,84 марки почтовых сборов, 81,60 марки в качестве гонорара адвокату, 44 марки за содержание в тюрьме, 158,18 марки за казнь и 12 пфеннигов за печать на конверте, в котором этот мрачный счет прислали родным.

Особенно трагичное последствие 20 июля состояло в том, что были уничтожены многие лучшие люди Германии, страну лишили тех, кто мог бы внести большой вклад в ее восстановление в послевоенном мире. С точки зрения союзников, была упущена огромная благоприятная возможность завершить войну в Европе через 44 дня после вторжения – за 9 месяцев и 18 дней до «Дня Победы в Европе» в мае 1945 года. То, что это более чем возможно и широкомасштабные военные действия можно прекратить, умело используя заговор в стане противника, тот же Даллес доказал всего несколько месяцев спустя, когда получил полномочия на проведение разведывательной операции исторического масштаба, а не только на сбор информации.

В Берне Даллес занимался не только сбором информации, но и созданием разветвленной сети шпионов и осведомителей. В этом деле Даллесу особенно везло. Ему удалось завербовать ряд агентов из числа руководителей дипломатической и разведывательной служб Германии. Практически без исключения это были благородные высокопоставленные бескорыстные немецкие патриоты, работавшие без вознаграждения. Мотивом этих людей была их ненависть к нацизму, но нацисты называли это изменой и мятежом. Если это было предательством, выгоду из него извлекли не только Соединенные Штаты. Как мы видели, англичане этот источник широко использовать отказались, но Советский Союз получил из него максимум. Люси (Рудольф Рёсслер) тоже работал в Швейцарии.

О масштабах усилий, направленных против Третьего рейха, можно судить по «калибру» агентов, характеру информации и количеству переданных документов. Даллес как-то признался, что он получил около 2600 фотокопий оригинальных документов непосредственно из Германии. Количество документов, полученных Рёсслером, также равнялось тысячам.

Среди агентов американской разведки в Германии были, например, два немца, имевшие в прошлом связь с Соединенными Штатами и морально подготовленные к сотрудничеству с этой страной. Одним из них был некто Отто Кип, кадровый работник министерства иностранных дел, занимавший ответственный пост в этом ведомстве. Его еще хорошо помнили в Нью-Йорке, где он служил генеральным консулом с 1930 по 1933 год. В годы войны, когда Кип стал представителем министерства иностранных дел Германии в германской контрразведке, он являлся источником очень важной информации. Ему удалось остаться живым и невредимым до января 1944 года, когда в его агентурную группу, носившую условное наименование «Солф-кружок», проник агент гестапо. По доносу этого агента Кип был арестован, приговорен к смертной казни и казнен в тюрьме Плетцензе 26 августа 1944 года.

Вторым агентом-немцем был Адам фон Тротт цу Зольц, бывший советник германской миссии в Швейцарии, член группы интеллектуалов-антифашистов, под названием «Кружок Крейзау». Летом 1939 года Тротт цу Зольц установил агентурные связи с руководителями американской разведки в Вашингтоне и поддерживал с ними связь в течение всей войны. Самая ценная информация, полученная Даллесом, поступила от Тротт цу Зольца. Как активный участник подготовки покушения на Гитлера 20 июля, Тротт цу Зольц 15 августа 1944 года был приговорен к смертной казни. Имя его нацисты внесли в «поминальник» (так цинично они называли регистрационные списки своих жертв) под номером К-2063, был казнен 26 августа 1944 года.

Другими немецкими дипломатами, с которыми Даллес поддерживал агентурную связь и от которых получал информацию, были Ганс Бернд фон Хефтен, Рихард Кюнцер и Вернер фон Шуленбург, бывший посол Германии в Москве во время заключения договора Сталина с Гитлером в августе 1939 года[81]81
  Шул е н б у р г Вернер (1875–1944), был послом Германии в СССР с 1934 г. до 22 июня 1941 г. Противник войны с Россией, Шуленбург был вынужден передать советскому руководству ноту германского правительства об объявлении войны. За участие в заговоре против Гитлера 20 июня 1944 г. был арестован и 10 ноября 1944 г. повешен.


[Закрыть].

Даллес никогда не раскрывал своих истинных источников информации и ограничивался только сообщением, что большая часть информации попадала к нему с помощью таинственного посредника-связника по кличке Джордж Вуд. Вполне возможно, что Вуд – собирательное имя, под которым имелся в виду целый ряд осведомителей и посредников – связников.

Даллесу удалось установить агентурные отношения с одним из служащих центрального архива министерства иностранных дел Германии в Берлине, через руки которого проходили практически все документы министерства иностранных дел, направлявшиеся в подшивку на хранение. Этот агент систематически фотографировал дипломатические документы и другие материалы. Обычно документы выносились после работы и доставлялись в больницу Шарите. Агента проводили в операционную под видом пациента, там, пока якобы шла операция, производилось фотографирование. Утром до начала работы оригиналы возвращались в папки, а копии на 35-миллиметровой пленке «Лейка» контрабандой доставлялись Даллесу.

Значение полученной им информации было бесценно. В то время немецкие дипломаты в нейтральных странах порой были секретными агентами, и МИД получал от них информацию, причем не только о дипломатических вопросах. Однажды немецкое посольство в Дублине передало в Берлин сводку о конвое союзников, сбор которого в Нью-Йорке заметил агент. Копия этой радиограммы попала в руки Даллеса. Информация о том, что конвой обнаружен, была отправлена в Вашингтон, и конвой успешно изменил курс.

В один из периодов войны некий сомнительный албанец, служивший камердинером у британского посла в Турции, нашел выгодный приработок, когда ему удалось открыть маленький сейф в спальне работодателя, где его превосходительство хранил самые секретные документы. Он передавал добычу нацистскому агенту в Анкаре в обмен на огромную сумму, выплачивавшуюся в английских фунтах. Банкноты оказались поддельными, изготовленными умелыми руками заключенных концентрационного лагеря. Немцы получили фантастические разведывательные данные, в том числе предполагаемый протокол Тегеранской конференции, на которой присутствовали Рузвельт, Черчилль и Сталин. Утечка обнаружилась, когда Даллес узнал об этом от своих агентов в министерстве иностранных дел в Берлине. Британцы, похоже, не очень обрадовались, когда Даллес попрекнул их за неосмотрительность одного из высокопоставленных дипломатов, скупая благодарность заставила предположить, что утечка, возможно, была преднамеренной, и Даллес закрыл дыру, которую его коллеги из британской разведки хотели держать открытой.

На Херренштрассе часто разыгрывались мелодрамы, отчасти потому, что характер самой миссии Даллеса был весьма своеобразным, а отчасти потому, что Даллес в глубине души любил все драматическое. Даллес был скорее одаренным разведчиком-любителем, самоучкой в шпионаже, чем опытным специалистом, мастером шпионских дел. Его резиденция находилась в сером доме XV века с кованой дверью, ведущей в средневековый внутренний двор на реке Аре. Скромная визитная карточка на двери квартиры, занимаемой Даллесом, сообщала, что в квартире проживает Аллен В. Даллес – специальный помощник посла Соединенных Штатов.

Даллес любил работать по ночам, когда можно было немного отдохнуть от напряжения дня и когда посещавшие его доверенные лица и агенты могли беспрепятственно входить в дом и выходить из него под покровом ночи. Ежедневно в полночь Даллес связывался с Вашингтоном по трансатлантической телефонной линии и вел довольно продолжительные разговоры, используя при этом несовершенный импровизированный устный код. Пользование несовершенным кодом в телефонных разговорах привело к гибели одного весьма ценного агента союзников. Бывший министр иностранных дел фашистской Италии граф Чиано решил установить нелегальную связь с союзниками. Даллес сообщил об этом в Вашингтон шифрованной телеграммой. Но шифр Даллеса был раскрыт. Его телеграмму расшифровали и передали Муссолини. Граф Чиано был казнен.

Непосредственное участие Даллес принимал преимущественно в решении срочных и сложных, «деликатных» дел. Всей же остальной оперативной работой фактически руководили его помощники, среди которых наиболее значительной фигурой был, пожалуй, молодой американец немецкого происхождения, Геро фон С. Геверниц, сын доктора Герхарта фон Шульце-Геверница, известного либерального политика Веймарской республики. Молодой Геверниц эмигрировал в Соединенные Штаты, когда нацисты в Германии пришли к власти. В Нью-Йорке он получил работу на Уолл-стрит. Геверниц поддерживал активную связь с Германией, где у него было много друзей, включая некоторых влиятельных служащих министерства иностранных дел. В числе других сотрудников группы Даллеса было много беженцев, которые ушли от нацистских преследований и временно жили в Швейцарии. Поскольку эти беженцы не могли надлежащим образом скрыть то обстоятельство, что они работали на Даллеса, и поскольку у них не было никаких легальных средств существования, швейцарская полиция непрерывно угрожала им выселением из страны. Проблему решили весьма своеобразно: для этих беженцев организовали «приют» в одном из предместий Берна. Беженцы были объявлены психически ненормальными и, таким образом, выведены из-под опеки швейцарской полиции. Они могли свободно передвигаться по стране, уходить из своего «приюта» и приходить в него, когда им заблагорассудится.

Помимо неоценимой повседневной деятельности, эта группа немецких беженцев, работавших на Даллеса, совершила самый настоящий подвиг. Все началось в январе 1945 года, когда две американские армии теснили немцев в Арденнском выступе и союзники вклинились в линию Зигфрида. В Италии, однако, германская армия сдерживала продвижение союзников.

Немецкими войсками в Италии командовал фельдмаршал Кессельринг, один из ближайших соратников и друзей Геринга. Политическое руководство осуществлял Рудольф Ран, личный посланник Гитлера при Муссолини. Какую-то промежуточную позицию между этими влиятельнейшими лицами занимал Карл Вольф, начальник действовавших в Италии войск СС. В прошлом адъютант Гиммлера, он был послан в Италию наблюдать за Кессельрингом и Раном. Вольф жил на широкую ногу, поселившись с целой свитой в мраморном дворце на берегу озера Гарда, неподалеку от местечка Фазано.

В кругу этих людей неожиданно появился до сих пор совершенно неизвестный человек. Это был молодой лейтенант, эсэсовец Гуидо Циммер. Ему суждено было сыграть решающую роль в событиях, которые повлекли за собой капитуляцию немецких войск в Италии. Циммер давно считал войну проигранной и надеялся, что развязка наступит весной, когда союзники наверняка перейдут в наступление. Во время визита австрийского гаулейтера к Вольфу Циммер подслушал разговор, в котором обсуждался план оставления Италии, вывода немецких войск без боев и потерь под прикрытие непроходимого оборонительного рубежа – Альпийских гор, где нацисты планировали вести длительную оборону.

Циммер подслушал и некоторые другие секреты. Из отрывочных замечаний полковника Дольманна (начальника штаба Вольфа) Циммер сделал вывод, что Дольманн также жаждет окончания войны.

У Циммера созрел блестящий план. Он знал, как связаться с союзниками. Среди его знакомых был титулованный итальянец, который вел двойную игру и «заглядывал по обе стороны забора», – барон Луиджи Паралли, бывший представитель американских автомобильных компаний в Европе. Паралли был, с одной стороны, фашистом, другом Вольфа, а с другой – поддерживал связь с некоторыми либеральными кругами в Швейцарии.

Циммер рассказал Паралли о настроениях Дольманна, о том, что среди высших чинов СС царит недовольство войной, и добавил при этом, что, видимо, и сам Вольф заражен такими же настроениями. Паралли обещал передать эти сведения союзникам, но передал лишь учителю Максу Хусману, известному в Швейцарии как человек с прекрасными связями. Хусман сообщил новость другу, доктору Максу Вейбелю, оказавшемуся майором из разведывательного отдела швейцарского Генерального штаба. Так смутное представление о зарождающемся заговоре в конечном счете достигло союзников.

Сообщение это не было для Даллеса неожиданностью. Его агенты сообщили ему о различных признаках недовольства среди немцев в Италии. По словам одного из таких агентов, немецкий штабной офицер, приехавший на день в Цюрих, открыто говорил о пораженческих настроениях в своем штабе. Согласно информации другого, немецкий консул в Лугано искал представителя союзников, с которым он мог обсудить заключение мира.

Даллес решил доложить обо всем этом в Вашингтон и запросить разрешение вступить в переговоры. Вайбель был делегирован на них как представитель Швейцарии. В то же время Парралли сообщил о замысле молодого Циммера непосредственно Вольфу и Дольманну и, как ожидал Циммер, получил согласие на переговоры. Вольф делегировал Дольманна своим представителем на первой встрече с американцами, состоявшейся в ресторане «Бианчи» в Лугано.

Такие переговоры, несмотря на необходимость быстро принимать решения, как правило, требуют массы времени.

Только 8 марта Вольф активно подключился к подготовке вывода немецких войск из Италии. В этот день он был встречен на швейцарско-итальянской границе и препровожден к Даллесу в Цюрих.

Вольф был полон энтузиазма и привез дары. Среди них были два выдающихся итальянских партизанских вожака, которых он вызволил из гестаповских застенков в Вероне и Милане в качестве доказательства своих честных намерений. Один из них, профессор Ферруччио Парри, оказался старым другом Даллеса. Ему суждено было стать первым премьер-министром Италии после освобождения.

Даллес молча выслушал разговорчивого нациста, обещавшего отдать союзникам Северную Италию. Он одобрил намерения и планы, изложенные Вольфом, но ему было ясно, что у группы немецких офицеров во главе с Вольфом недостаточно сил и мало возможностей для успешного выполнения этого плана. В то же время Даллеса пугала мысль, что даже его собственный замысел был рискованным. Никогда прежде разведке не приходилось проводить таких огромных по масштабу операций. На карту ставилась судьба сотен тысяч солдат. Пожалуй, не меньшее значение имели и политические последствия операции, которую должна была осуществить агентура Даллеса. Западные союзники, как известно, обязались перед Советским Союзом не заключать сепаратного мира с Германией, а группа германских армий в Северной Италии была слишком велика[82]82
  В начале апреля 1945 г. на итальянском фронте немецко-фашистские войска имели 439 000 человек личного состава (в том числе 280 000 боевого состава), 2500 орудий и минометов, 400 танков и штурмовых орудий и 130 боевых самолетов. У союзников здесь было 1 300 000 личного состава (в том числе 520 000 боевого состава), 10 200 орудий и минометов, 3100 танков и САУ, 4000 боевых самолетов.


[Закрыть], чтобы не вызвать возражений со стороны русских.

Чтобы уберечь себя от неприятностей, Даллес попросил фельдмаршала Александера, находившегося в штабе союзных войск в Казерте, назначить для участия в переговорах с немцами нескольких высших офицеров. Александер согласился и поручил вести переговоры генерал-майору американской армии Лемнитцеру и генерал-майору английской армии Эйри. Специальный отряд Управления стратегических служб США тайно доставил их в Швейцарию. Они остановились в доме Даллеса на Херренштрассе. Не обошлось, конечно, без некоторых досадных инцидентов и нарушения конспирации, которую должны были соблюдать эти делегаты. Во время длительного ожидания переговоров генерал Эйри раздобыл себе где-то собачонку по кличке Фрицель. Вопреки правилам конспирации Эйри иногда выходил из дома на Херренштрассе в город, чтобы погулять с собачкой.

Возникли и другие затруднения. Вольф вызвался убедить Кессельринга в необходимости вывода немецких войск из Северной Италии. И как раз в то самое время, когда фельдмаршал, казалось, был готов согласиться с этим, его отозвали в Германию, и на его место прибыл генерал фон Фитингоф, решительно отказавшийся сотрудничать в подготовке вывода немецких войск из Италии. Вслед за ним прибыл генерал войск СС Гарстер, который должен был следить за Вольфом, так же как в свое время Вольф следил за Кессельрингом. Гарстер, которому Вольф по своей наивности признался в подготовке заговора, немедленно доложил об этом Гиммлеру, а последний приказал Кальтенбруннеру заняться этим делом и ликвидировать заговор.

Тем временем русские узнали о подготовке американцами переговоров с немецким командованием в Италии и так нажали на своих союзников, что 23 апреля Александер приказал Даллесу прекратить переговоры. Переговоры были прекращены, но лишь на несколько дней, после чего они были возобновлены, так как союзники увидели, что предложение немцев слишком заманчиво, чтобы не воспользоваться им только из-за возражений русских.

Всякие маневры подобного рода подвержены риску случайной неудачи, и одно такое неожиданное вмешательство едва не сорвало сделку. Возвращаясь со встречи с Даллесом в Швейцарии, Вольф с охраной попал в засаду, устроенную итальянскими партизанами у местечка под названием Черноббио. Вольф позвонил Вейбелю в Берне, обратившись за помощью. Вейбель предупредил Геро Геверница, бросившегося в Кьяссо, где встретился с Дональдом (Скотти) Джонсом, офицером по связи с итальянскими партизанами из УСС. Геверниц поручил Джонсу спасти Вольфа, и американский секретный агент отправился на помощь немецкому генералу, которому угрожали бойцы итальянского Сопротивления. Джонс добрался до виллы, где прятали Вольфа, вызволил его и переправил в безопасное место, и удалось ему это только потому, что партизаны прекрасно знали и доверяли «амико Скотти».

Наконец 27 апреля, то есть через три месяца после первой попытки Циммера связаться с союзниками, два уполномоченных Фитингофом и Вольфом представителя германского Верховного командования в Италии вылетели к Александеру в Казерту и подписали документ о прекращении военных действий. Этот документ был доставлен в Больцано, где Фитингоф и Вольф должны были его ратифицировать, но в это время к ним прибыл нежданный гость – гаулейтер Франц Гофер из Австрии, человек, которому была поручена организация мифического редута в Австрийских Альпах. Гофер немедленно донес об обстановке Гиммлеру и Кессельрингу.

В то время как Даллес в Берне и Александер в Казерте ждали сообщения о том, что война в Италии окончена, в германском Верховном командовании с новой силой разгорелась борьба. Кессельринг срочно вернулся в Италию, принял на себя командование и приказал арестовать Фитингофа и Вольфа. Однако приказы Кессельринга не были выполнены. Вольф отказался подчиниться. В 10 часов вечера 1 мая германским войскам в Италии был отдан приказ прекратить огонь. В 11 часов вечера германское радио сообщило, что Гитлер мертв, но Кессельринг все еще отказывался дать санкцию на капитуляцию войск в Италии. Наконец в 4 часа 30 минут утра он уступил и согласился на капитуляцию.

Через семь с половиной часов война в Италии была прекращена, мир был куплен бесконечно малой ценой не кровью, а потом большого мужчины в мятом твидовом костюме. Даллес своими действиями доказал, что секретная служба, играющая в войне такую большую роль, способна создавать из хаоса и смятения мир, умело используя заговоры в лагере противника. Таков был главный урок из операции, проведенной Даллесом, урок, которым мы пренебрегли 20 июля 1944 года в Германии и который мы, к прискорбию, недоучли летом 1945 года в Японии.

Глава 22

Капитуляция Японии

Утром 8 мая 1945 года президент Гарри Трумэн пригласил журналистов в свой кабинет в Белом доме для официального объявления о капитуляции Германии. Зачитав своим монотонным голосом с южным акцентом радостную новость, он сам раздал журналистам размноженное на ротаторе «воззвание к Японии», с призывом к ее немедленному освобождению.

В воззвании говорилось:

«Нацистская Германия разгромлена.

Японский народ ощутил мощь наших наземных, воздушных и морских атак. И пока руководство и вооруженные силы страны продолжают войну, поражающая мощь и интенсивность наших ударов будет постоянно нарастать и приведет к полному разрушению промышленного производства Японии, ее судоходства и всего, что поддерживает ее военные усилия.

Чем дольше продлится война, тем больше бессмысленных страданий и трудностей предстоит претерпеть японскому народу. Наши удары не прекратятся до тех пор, пока японские сухопутные и военно-морские силы не сложат оружие в безоговорочной капитуляции.

Что означает безоговорочная капитуляция вооруженных сил для японского народа?

Она означает конец войны!

Она означает конец господства военных, приведших Японию на грань сегодняшней катастрофы.

Она означает возможность солдатам и матросам вернуться к своим семьям, к своим полям, к своей работе.

Она означает прекращение сегодняшней агонии и страданий японского народа в тщетной надежде на победу.

Безоговорочная капитуляция не означает уничтожения или порабощения японского народа».

Сидя перед радиоприемником в своем кабинете в строго охраняемом здании с ограниченным доступом, я слушал чтение этого воззвания с комом в горле, ведь текст, только что прочитанный президентом, был написан мною. И это был первый залп в последней крупной разведывательной операции Второй мировой войны, результат трехлетних шагов на ощупь к цели.

В Управлении военно-морской разведки в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, я работал в составе небольшой группы, перед которой поставили большую задачу – принудить Японию к капитуляции невоенными средствами, или, как формулировал наш главный приказ, оперативная директива 1-45: «Сделать излишней высадку десанта с боем на Японских островах, путем ослабления воли Верховного командования добиться прекращения боевых действий и подписания безоговорочной капитуляции с минимально возможными потерями с нашей стороны для досрочного окончания войны».

Начинание было сумасбродное. На необъятных просторах Тихого океана за победу сражались сотни тысяч мужчин. А здесь, в Вашингтоне, ту же задачу пытались решить всего десять человек. Это был Ор-16-W, специальный военный отдел Управления военно-морской разведки, оперативно-разведывательное спецподразделение, занимавшееся преимущественно психологической войной и рядом других спецопераций, раскрывать которые я по-прежнему не имею права.

Отдел Ор-16-W сформировали в 1942 году, всего несколько месяцев спустя после Пёрл-Харбора, приблудное дитя одного из самых необычных офицеров ВМС США, лейтенант-коммандера Сесила Генри Коггинса, военно-морского хирурга, на службе в военно-медицинском управлении специализировавшегося на акушерстве. Однако большую часть времени он уходил на спецзадания, занимаясь разного рода разведывательными операциями. Доктор Коггинс, худощавый, стриженный по уставу, узкоглазый, лишенный чувства юмора человек безграничной энергии и энтузиазма и, как и Аллен Даллес, маэстро шпионажа.

В начале 1942 года доктор Коггинс случайно прочел мою книгу «Немецкая психологическая война», решил стать первопроходцем психологической войны на флоте. Ему виделось применение такого рода атак на вражеские военно-морские силы, которые вместо принуждения оружием использовали убеждение и, как он любил выражаться, парализовали пальцы, нажимающие на спусковой крючок.

Впервые я встретил Коггинса в августе 1942 года, когда он без предупреждения зашел ко мне в Нью-Йорке в Комитет по национальной морали, где я работал руководителем исследовательской группы. Он представился, присел к моему столу и с энтузиазмом нарисовал передо мной тщательно продуманный план, к реализации которого он уже приступил, по организации в военно-морской разведке отдела психологической войны. Он пригласил меня его возглавить и стать генератором идей и руководителем исследований. Я сказал ему, что не надеюсь быть принятым в Управление военно-морской разведки, поскольку я все еще гражданин Венгрии и прожил в США менее 5 лет. Более того, маленькая Венгрия сочла возможным объявить Соединенным Штатам войну, и у меня был статус подданного неприятельского государства.

– Не важно, – сказал Коггинс. – Это я улажу.

И он дал мне указания, настолько же странные, насколько странен был и сам этот человек. Стоял август, жаркий летний день, но Коггинс сказал мне: «Приезжайте в Вашингтон 4 декабря. Прямо с вокзала Юнион поезжайте в отель «Фэрфакс». Не регистрируйтесь, а идите прямо в номер 307 и входите без стука. Дверь будет открыта. Будьте там точно в 5 вечера. Я сейчас отправляюсь на Тихий океан, но встречу вас в Вашингтоне».

Больше трех месяцев спустя, точно в указанное время я стоял на третьем этаже отеля перед номером 307, когда дверь открылась. За ней был Коггинс, а войдя в номер, я увидел еще трех человек. Это были капитан Захариас, немолодой коммандер Джозеф Рихельдафер и молодой лейтенант Бут. Через три часа меня приняли на работу «секретным агентом», поскольку мой статус подданного неприятельского государства исключал занятие любой другой административной должности в Управлении военно-морской разведки.

В столь же мелодраматической манере Коггинс решил вопрос с моим призывным статусом. В то время я был признан годным к прохождению военной службы без ограничений, однако Коггинс позвонил в мою призывную комиссию в Нью-Йорк, представился терапевтом и сказал им, что у меня был нервный срыв и меня следует направить в «психиатрическую лечебницу». Меня тут же признали полностью негодным вплоть до моего 38-летия в сентябре 1944 года, когда я перестал быть военнообязанным, и Коггинс смог выписать меня из психушки.

Мой кабинет располагался в охраняемой зоне приспособленного каркасного здания под названием «Времянка-Л», архитектурного пережитка Первой мировой войны, у мемориала Линкольна. Наш отдел занимал три комнаты и примыкал к руководимому Рихельдафером отделу «Z», секретному подразделению Бюро связи ВМС.

У наших соседей в «Z» была одна из самых увлекательных работ в Вашингтоне военного времени: допросы военнопленных, использование в наших интересах захваченных документов, перехват не прошедших цензуру сообщений и выполнение нетривиальных заданий интеллектуального шпионажа. В течение следующих четырех лет им предстояло поставлять боеприпасы для операций нашего отдела.

Моим первым заданием была разработка плана прямой психологической атаки на военнослужащих грозного подводного флота Дёница. Вдоль Атлантического побережья рыскали до 180 вражеских подводных лодок.

Никогда прежде пропагандист из штата американской разведывательной организации не получал доступ к секретной информации и мог говорить с противником напрямую. Я предложил начать работу с серии передач для подводников на основе этих разведданных. Идею сразу одобрил начальник военно-морских операций Эрнест Дж. Кинг.

Я придумал персонажа, который будет выступать в качестве официального представителя американских ВМС перед офицерами и матросами кригсмарине, германских ВМС. Эта личность родилась из-под клавиш моей пишущей машинки, я сочинил о ней тридцатистраничный рассказ наподобие легенды для прикрытия шпиона. Я нарек его «Роберт Ли Норд ей», поскольку для американского уха это имя звучало с легким налетом конфедератского шовинизма, но в то же время немцы легко могли его воспринять и без труда выговорить. Я присвоил ему воинское звание – коммандера ВМС США – высокое настолько, чтобы вызывать уважение, но не настолько, чтобы отпугнуть младших офицеров и рядовых моряков. Я представил, хотя бы мысленно, где именно он родился, его родителей, полученное им образование, род занятий, жену и детей, хобби и домашних животных, пока персонаж не ожил.

Жизнь в этот плод моего воображения мы вдохнули благодаря офицеру, работавшему в отделе «Z». Это был Ральф Герхарт Альбрехт, в гражданской жизни выдающийся юрист-международник, лейтенант-командир в резерве ВМС, выполнявший в «Z» деликатные «особые» задания. Альбрехт был высокий, прямой как палка, с аккуратным ежиком седых волос, усиками в британском стиле и командирским металлом в голосе. По-немецки он говорил абсолютно свободно и лишь с небольшим акцентом, как раз для того, чтобы у слушателей не оставалось сомнений, что говорящий – американец, а не предатель-немец.

Чтобы придать ему подлинности и в служебном смысле, мы внесли фамилию «Нордена» в реестр почтового отделения и подали заявку на включение в список офицеров военно-морских сил. Это было мудрой предосторожностью, поскольку на его имя должен был обрушиться шквал писем слушателей, отделенных от него океаном и войной, но находящих возможность писать ему. За войну коммандер Норден провел 600 передач для немецких подводников. Он прославился среди них и пользовался их уважением, за исключением Дёница, который его ненавидел.

В своих передачах Норден всегда оставался на стороне простого подводника, говоря, что Гитлер и Дёниц намеренно посылают его на верную смерть. Однажды, когда мои исследования показали, что ни один унтер-офицер или матрос никогда не получал заветный Рыцарский крест Железного креста, мы написали для Нордена сценарий, в котором он сетует на этот факт. Он сказал, что опасности подводных рейдов одинаковы для всех, вне зависимости от званий. И закончил вопросом: «Откуда эта дискриминация?»

Пару дней спустя мы обнаружили на телетайпной ленте сообщение с объявлением о награждении Рыцарским крестом Железного креста подводников не из числа офицеров: «Фюрер по представлению гросс-адмирала Дёница был рад наградить Рыцарским крестом» и т. д. В тот же день Норден вышел в эфир, поздравил награжденных нижних чинов, но добавив: «В цитате была только одна ошибка. Фюрер наградил Рыцарским крестом не по представлению гросс-адмирала Дёница, а по представлению военно-морских сил Соединенных Штатов».

Захватив выведенную из строя подводную лодку, мы нашли на борту копию немецкого списка офицеров военно-морских сил и были поражены необыкновенно большим числом адмиралов в кригсмарине. Мы сложили их, и оказалось, что в Германии за месяц подлодок произвели меньше, чем людей в адмиральские звания. Мы рассказали об этом подводникам, которые адмиралов не жаловали.