Текст книги "Учения Кадам"

Мне хотелось бы сказать вот ещё о чём. Любая помощь, даже самая малая, которую вы оказываете животному или человеку с таким добросердечием, – это подношение всем буддам. Это лучшее подношение всем буддам и бодхисаттвам. Даже если вы лишь немного утешите или порадуете это живое существо, человека или не человека, это подношение будет приятнее всего для всех будд и бодхисаттв. Почему? Потому что это живое существо, даже если это насекомое, дороже всего для бесчисленных будд и бодхисаттв; они хранят его в своём сердце. Подобно матери, всем сердцем любящей своего ребёнка, все бесчисленные будды и бодхисаттвы больше всего дорожат этим живым существом, будь даже это комар или любая другая букашка. Бесчисленные бодхисаттвы дорожат этим насекомым, этим нищим или человеком, который на вас гневается или вас оскорбляет, как своим сердцем. Денно и нощно бесчисленные бодхисаттвы молятся об этом существе. Они трудятся, посвящают свои заслуги и пытаются обрести все свершения, включая просветление, ради этого живого существа.

Ради кого бесчисленные будды обрели просветление? Ради живых существ, ради этого человека, ради этого насекомого. Гуру Будда Шакьямуни ради этого живого существа накапливал заслуги в течение трёх неисчислимых кальп; ради него Будда достиг просветления. Он пожертвовал всем – своим богатством, когда был царевичем, своим телом и жизнью – ради этого живого существа. Он жертвовал собой бесчисленное количество раз в течение неисчислимых великих кальп, чтобы совершать даяние и практиковать остальные из шести парамит ради этого живого существа. Будда трудится ради всех живых существ, включая и это существо. Итак, этим живым существом больше всего дорожат Гуру Будда Шакьямуни и все остальные бесчисленные будды.

Следовательно, даже если вы можете предложить лишь небольшую помощь в решении мелкой проблемы, это лучшее подношение бесчисленным буддам и бодхисаттвам. Это подношение порадует их больше всего. Это всё равно что сказать несколько слов похвалы любимому ребёнку; мать радуется даже нескольким приятным словам в адрес её сына. А если вы осуждаете этого ребёнка или говорите ему грубость, его мать очень огорчается.

Будда сказал в «Аватамсака-сутре»:

Любой вред живому существу – это великий вред мне. Любая помощь живому существу – высшее благо для меня. Я и живые существа равны в счастье и страдании. Я обрёл Рупакаю ради блага живых существ.

Об этом очень важно помнить в повседневной жизни. Не менее полезно помнить, что всё, что вы делаете для живых существ, влияет на бесчисленных будд и бодхисаттв, тех, кому вы молитесь о благословениях, чтобы осуществить путь, тех, кем вы пытаетесь стать. Помня об этом, вы непроизвольно будете делать всё, что в ваших силах, чтобы помогать живым существам. Вы будете наилучшим образом обращаться с каждым живым существом, с каждым человеком и даже с насекомым.

Вы должны делать эту практику, особенно если работаете или ежедневно общаетесь с людьми, и даже если живёте один и не работаете ни в какой организации. Не забывайте об этой практике. Работа в Дхарма-центре означает, что вы должны быть добры ко всем. Не стоит грубить. Я не говорю, что вы можете дать людям всё, в чём они нуждаются. Вы не способны сотворить чудо и раздать всем по миллиарду долларов. Однако даже если вы можете оказать другим лишь небольшую помощь, по крайней мере ваши поведение и речь должны быть уважительными и добрыми. Вы не должны обижаться на людей, тогда они это увидят и оценят. Даже если вы не можете кому-то помочь, вам нужно почтительно объяснить человеку, почему.

Вы должны это делать, потому что работаете в так называемом Дхарма-центре, в медитационном центре. Медитация – это тренировка ума; медитация означает укрощение, обуздание ума. Конечно, Дхарма-центр совершенно отличается от обычной организации, не основанной на учениях Дхармы. Как я объяснял на примере менеджера японского магазина, хотя мотивация может быть эгоистичной и неискренней, всё равно нужно внешне проявлять к другим уважение и доброту. Это главное.

Если вы можете кому-то помочь, сделайте это. Разумеется, вы обычный человек, и у вас нет сверхспособностей, позволяющих дать людям всё, в чём они нуждаются; но вы можете делать всё, что в ваших силах. Однако если вы не можете помочь, по крайней мере не грубите. Вы должны быть добры к другим, проявлять к ним уважение, дорожить ими. Как советует На-гарджуна, нужно дорожить другим человеком, считая его самым драгоценным и добрым. Если вы так к нему относитесь, вы непроизвольно будете в общении с ним проявлять к нему уважение и доброту. Дхарма-центр коренным образом отличается от компании или фирмы, основанной на финансах. Вы платите кому-то деньги, а если люди как следуют не делают свою работу, их выгоняете. Это просто, потому что вы им платите. Организация, связанная с Дхармой, функционирует совершенно по-другому.

Кроме того, Дхарма-центр должен подавать пример. Он должен вдохновлять людей на практику Дхармы, на практику добросердечия. Являетесь ли вы опытным практикующим или новичком, мало что знающим о Дхарме, вы должны быть вдохновляющим примером, чтобы люди видели признаки практики тибетского буддизма Махаяны. Это очень важно.

 
Когда бы других я ни встретил,
Старших я буду считать родителями,
А сверстников или младших —
Братьями, сёстрами или родными.
Выйдя из-под дурного влияния,
Я последую за духовными друзьями,
И, куда бы ни шёл, всегда буду счастлив,
Не тая на других зла и не жалуясь на жизнь.
Я отброшу привязанность к желанному
И буду пребывать в бесстрастии,
Ибо любое влечение никогда
Не даст благое перерождение,
Но похитит жизненную силу
Освобождения от страдания.
Я буду усерден в любой добродетели,
Ведущей к высшему счастью.
Первым делом доводя до конца уже начатое,
Я смогу завершить все свои практики,
А иначе не достичь мне ни единой цели.
Меня не прельстят занятия,
Вредоносные для других,
И, когда б из-за моих достоинств ни возникала гордыня,
Я буду гнать её прочь,
Всегда памятуя о наставлениях учителя!
Как только меня одолеет уныние,
Я сумею воспрянуть духом.
Как только мой ум омрачат себялюбие
И ненависть к другим,
Я постигну, что и я, и другие
Пусты от самобытия,
И увижу, что и я, и другие
Подобны иллюзии и магическому творению!
Если я услышу обидные слова,
То сочту их подобными эху.
Если моему телу причинят вред,
Увижу в этом плод моей прошлой дурной кармы.
 
 
Я пребуду в полном одиночестве,
Уподобившись трупу дикого зверя,
Удалюсь от соблазнов бессмысленных дел
И буду жить без желаний, Всегда помня о своём йидаме.
Если завладеют мною лень или вялость,
Я мгновенно их устраню, неизменно помня
О сути практики обуздания ума.
 
 
Когда бы я ни встречался с другими,
Я избавлюсь от всех проявлений гнева
И буду беседовать с ними искренне и прямо,
Сохраняя на лице улыбку.
 

Эта улыбка не имеет ничего общего с лицемерной улыбкой политика или дипломата. Иногда вы не способны по-настоящему улыбнуться и просто приподнимаете уголки рта, но это выглядит некрасиво. Вы знаете, что это неестественно, и сами этому не рады. Здесь же речь не об «улыбке вежливости», а об улыбке, исходящей от доброго сердца. Эта улыбка нужна не для вашего счастья, а для счастья других.

Если ваша улыбка такова, это Дхарма, чистая Дхарма. Когда мы улыбаемся другим мягко и по-доброму, это их радует. Эта улыбка нужна не для вашего счастья, а для счастья других. Ваша улыбка ради счастья других станет причиной того, чтобы в будущих жизнях у вас было красивое тело. Таково временное благо, которое за этим последует.

 
Когда бы я ни встречался с другими,
Я отброшу всякую зависть,
Всегда проявляя к ним щедрость.
Я оставлю с ними всяческие споры
И буду думать об их благополучии.
Я не буду с другими изменчив,
Но всегда останусь им верен.
Я не стану других унижать,
Но всегда почтителен буду с ними.
Когда б ни наставлял я других,
Я буду искренен и сострадателен.
Я откажусь от презрения к иной духовной практике,
Ценя любые религии, важные для других.
Я буду денно и нощно вершить десять добродетелей
И все заслуги, созданные в трёх временах,
Посвящать благу других живых существ.
Совершая семичленное подношение,
Я буду молиться о счастье всех живых существ!
Так я смогу завершить накопления благих заслуг и мудрости,
И, избавившись от всех омрачений,
Наполню великим смыслом
Свою драгоценную человеческую жизнь
И достигну просветления ради блага всех живущих!
Вот семь внутренних драгоценностей, украшающих ум бодхисаттвы:
Драгоценность веры,
Драгоценность наставления,
Драгоценность размышления,
Драгоценность мудрости,
Драгоценность нравственности,
Драгоценность скромности
И драгоценность даяния.
В этих семи драгоценностях – неисчерпаемые добродетели.
Практикуя эти внутренние драгоценности,
Я не должен открывать их тем,
Кто не созрел ещё для практики этих превосходных достоинств.
Находясь в обществе, я буду следить за речью,
Находясь в одиночестве, буду следить за умом.
 

Этот перевод «Драгоценной гирлянды бодхисаттвы» сделал геше Намгьял Вангчен, великий учёный и учитель в монастыре Дрепунг Лоселинг, обучающий перерожденца Его Святейшества Линга Ринпоче и много других перерожденцев, которые в своих прошлых жизнях были выдающимися учёными в крупнейших монастырях Тибета. Много лет он был резидентным учителем в «Буддийском центре Джамьянг», нашем лондонском центре. Кажется, он жил там семь лет или даже дольше. Он был там один. В этом большом городе, в Лондоне, где происходит взрыв омрачений – или по крайней мере вовсю рекламируются омрачения – других членов Сангхи тогда не было. Он много лет жил в этом большом городе совершенно один.

Геше Чекава (1101–1175) Изображение предоставлено Джерри Пауэрсом

Учения кадам
Часть IV
Бодхгая, декабрь 2007 года

27 декабря

Существует много учений, относящихся к традиции кадам. «Тренировка ума: Великое собрание» – это собрание около пятидесяти учений и наставлений различных кадампинских лам, которые перевёл на английский язык[44]44
  После того, как Ринпоче дал это учение, геше Тхубтен Джинпа также опубликовал The Book of Kadam, сборник текстов, тесно связанных с Атишей и Дромтонпой.


[Закрыть] геше Тхубтен Джинпа, переводчик Его Святейшества Далай-ламы. Вот этот текст, «Сердечные советы из учений кадам: Прекрасный сосуд с нектаром», написал Качен Еше Гьялцен, но он считается кадампинским учением. Это учение кадам[45]45
  См. The Book of Kadam, стр. 529–558, или Приложение 4 этой книги, где приведён перевод первой главы.


[Закрыть].

Я попросил предыдущих директоров «Коренного института» приобрести статуи некоторых кадампинских геше. Обычно нигде не увидишь эти священные объекты. Статуи ламы Атиши еще встречаются, а статуи других кадампинских наставников – большая редкость. У меня возникла идея дать учения по различным кадампинским текстам. Таково было моё намерение, хотя это могло оказаться всего-навсего ловушкой моего эго.

На сей раз я хотел дать просто устную передачу этого сочинения Качена Еше Гьялцена, так как недавно я получил устную передачу почти всех учений этого великого ламы в доме ламы Осела в монастыре Сера на юге Индии. Там присутствовало довольно много монахов, в том числе несколько лам-перерожденцев и экс-настоятелей, включая бывших настоятелей монастыря Таши Лхунпо, монастыря Панчен-ламы и тантрического колледжа. Я пропустил около трёх дней учений, так как мне пришлось поехать в Бомбей, куда мы пригласили Его Святейшество Далай-ламу даровать учения индийцам.

Однако недавно в Нью-Йорке я получил учения, которые пропустил, от Кхьонгла Рато Ринпоче, пожилого ламы, который стал геше в Тибете, но позже принял аспект мирянина. Он живёт в Нью-Йорке много лет. Ринпоче – великая сокровищница линий преемственности, держатель линии всего учения Будды, Кангьюра и Тенгьюра, а также линий собраний учений и комментариев всех пандитов, всех великих учёных. Ринпоче дважды получал устную передачу Кангьюра, сначала от своего учителя на родине, а во второй раз, думаю, от Пари Дордже Чанга, одного из сердечных учеников великого просветлённого Пабонки. Тот, кто в прошлой жизни был Пари Дордже Чангом, в нынешнем воплощении – Пари Ринпоче[46]46
  Или Дакри Ринпоче.


[Закрыть]. Полагаю, Кхьонгла Рато Ринпоче мог также дважды получить устную передачу всего собрания учений ламы Цонкапы. В Тибете и позже, за его пределами, Ринпоче получал устные передачи от многих великих лам, которые были подобны восходящему солнцу в нашем мире, принося невообразимое благо живым существам и учениям Будды. Я и другие ламы-перерожденцы, у которых есть время, пытаемся получить линии передачи множества учений, особенно редких, и не только от Кхьонгла Рато Ринпоче. Иначе через какое-то время эти линии преемственности могут прерваться.

Как начинались курсы в Копане

Сперва я хочу сказать, что курсы в Копане начались, по сути, благодаря великому учению о тренировке ума, «Лоджонг ченмо» Качена Еше Гьялцена, которое я читал несколько лет, занимаясь строительством монастыря в Лавудо. (В то же время лама Еше строил монастырь Копан). Я должен был сидеть на улице и следить за тем, чтобы рабочие делали свою работу – я имею в виду, что они мало что могли делать кроме работы по строительству монастыря, но бòльшую часть времени я проводил в пещере, читая сочинение Качена Еше Гьялцена. Иногда, выходя из пещеры в уборную, я проверял, чем они занимаются, работой или болтовнёй. Но даже если они праздно болтали и ничего не делали, я просто шёл в уборную и возвращался обратно.

Я несколько лет провёл за чтением «Лоджонг ченмо», весьма обширного труда о кадампинском лоджонге, или преобразовании ума. Как ко мне попал этот текст?

Нашей первой западной ученицей была Зина Рачевски, у которой в России был титул «княгиня». Как-то я заболел туберкулёзом, и поэтому долго жил в Дарджилинге, проходя лечение и отдыхая. Там я и познакомился с Зиной.

У меня был учитель, который заботился обо мне в Тибете и помог мне стать монахом в монастыре Домо Геше Ринпоче. Домо Геше Ринпоче, великий лама, был гуру ламы Говинды. Лама Говинда, немецкий профессор, отправился в Тибет и там встретил Домо Геше Ринпоче[47]47
  Анагарика Говинда. «Путь белых облаков».


[Закрыть]. Это был не тот Домо Ринпоче, что скончался в США [в январе 2001 года], а его предыдущее воплощение. Я не знаю, сколько учений получил лама Говинда, но, похоже, он действительно встретился с великим йогином Домо Геше Ринпоче.

Там было несколько лам, в том числе Домо Геше Ринпоче, который получил полные учения о пути к просветлению от гуру в Цанге, верхнем Тибете. Они жили и практиковали со своим гуру, пока однажды гуру не дал предсказания каждому ученику и затем не послал их в различные регионы Тибета. Одному из них гуру сказал: «Ты отправишься в этот район Тибета, и тебе этого будет достаточно, чтобы практиковать самостоятельно». Домо Геше Ринпоче он велел: «Отправляйся в восточный Тибет, и сможешь принести благо множеству живых существ».

Тогда Домо Геше Ринпоче пошёл в восточный Тибет и там поселился в лесу. Однажды пастух из соседнего селенья увидел, как огромный йети, отвратительный на вид снежный человек, несёт пищу в пещеру монаху. Когда он рассказал об увиденном семье, у которой находился в услужении, они попросили его пригласить того монаха в их дом. Кажется, это была одна из самых богатых семей в той местности. Пастух пошёл в пещеру и попросил ламу спуститься. Лама покинул пещеру и поселился в их доме. Около года та семья о нём заботилась, и когда он попросил их возвести монастырь, они построили монастырь Домо Геше возле Пхагри.

У основного монастыря было много отделений в Тибете, а также филиалы в Дарджилинге и Сиккиме. После кончины

Домо Геше переродился в Сиккиме, и именно этот перерожденец скончался в США. В районе Дарджилинга было два отделения этого монастыря, одно из которых находилось в Гхуме, небольшом городке в нескольких километрах от Дарджилинга. Я часто посещал монастырь в Гхуме и проводил там довольно много времени.

Похоже, Домо Геше Ринпоче за свою жизнь принёс благо многим живым существам. Я не слышал, чтобы он давал много учений, но он изготавливал особые благословлённые пилюли, которые были знамениты в Тибете. Пилюли очень помогали людям, которые по ошибке съедали отраву, а также исцеляли от многих других недугов. Они были очень мощным средством благословления тела, чакр и, разумеется, ума. И если эти пилюли как следует хранили, с хорошими самайями, их количество возрастало.

Я стал монахом именно в монастыре Домо Геше Ринпоче в Тибете. Старший монах того монастыря, который позже стал его управляющим, заботился обо мне и меня воспитывал.

Рассказ об этом становится все дольше и обрастает подробностями. Вовсе не предполагал, что так получится…

Я точно не помню, зачем я в детстве поехал в Тибет. У меня было много дядьёв: по отцовской линии, или аку, и по материнской, или ашанов, тоже было много. Один дядя жил в Тибете, в Пхагри – местечке, расположенном очень близко к монастырю Домо Геше и к Бутану. Я слышал, что этот дядя раньше служил в индийской армии, а затем перебрался в Тибет и женился на тибетке из Цанга. Он стал предпринимателем в Пхагри и пригласил нас к себе в гости.

В те времена я не жил дома с матерью, а уже находился вдали от дома, в Ролвалинге, около семи лет. Джинпа[48]48
  Тхубтен Джинпа, монах из Копана, – один из помощников Ринпоче.


[Закрыть] оттуда же родом – из Ролвалинга.

Эта часть Солу Кхумбу гораздо беднее района Намче Базар. Это тайное место Падмасамбхавы, но, надо сказать, там очень дико, глушь.

Меня повезли в Ролвалинг, потому что из монастыря Тхангме я то и дело сбегал домой. Когда меня отдали в монастырь Тхангме из моего деревенского дома, я был ещё маленьким ребёнком, мне было четыре и пять лет. Там мне пришлось обучаться алфавиту у моего аку, дяди по отцовской линии, который был монахом в монастыре Тхангме. Я жил там несколько дней, а потом сбегал обратно домой. Мне нужно было всего лишь пробежать вниз по холму. Поскольку у обочины дороги попадались пещеры и тёмные места, я мчался не останавливаясь, пока не добегал до дома. Через несколько дней кто-нибудь опять относил меня в монастырь. Так было несколько раз.

Поскольку я был нерадивым учеником, меня отправили в Ролвалинг. Чтобы добраться до Ролвалинга, нужно было пересечь опасные снежные горы, где были обвалы, расщелины и много других препятствий. Я переходил через эти горы несколько раз, но не один, и ничего особого не происходило. Лишь однажды с гор сошла лавина.

Мне не нужно было идти пешком: меня всегда кто-то нёс. Однажды меня нёс мой учитель, Аку Нгаванг Гендун, дядя, который обо мне заботился и учил меня чтению текстов в Ролвалинге. Мой учитель нёс меня на спине и через плечо передавал мне еду.

По пути из Ролвалинга в район Намче Базар Солу Кхумбу нужно пересечь одну опасную гору. Помнится, я переходил по ней несколько раз. Я не помню, чтобы пересекал её по пути обратно в Ролвалинг, так что, возможно, была ещё одна дорога. Перед восхождением на эту гору все люди опускали свой тяжёлый груз на землю. Они выпивали всё спиртное, что у них было при себе, и тёрли ладони, чтобы согреться. Все тащили огромные мешки. Иногда они навьючивали мешки на яков, но поскольку хорошей дороги не было и путь преграждали большие камни, справляться с яками было невероятно трудно. На некоторых участках пути им приходилось толкать яков.

В этом месте с горы сыпались большие и маленькие камни, и никто не знал, когда они посыплются. Перед перевалом мы отдыхали, и когда всё вокруг затихало, все взваливали на себя свой груз и быстро шли. Ждать было нельзя: могло произойти что угодно. Вначале слышался звук, похожий на «вууул», но я не знал, что это такое. Позже я понял, что все читали мантры и молитвы. Поскольку шерпы, как правило, ньингмапинцы, все они непрерывно читали мантру Падмасамбхавы, пока не проходили перевал. Думаю, это признак хорошего Прибежища.

Если бы у нас было постижение Прибежища, непостоянства и смерти, мы никогда бы не тратили наше время впустую; мы никогда бы не прожили жизнь зря. Будь у нас эти свершения, наш ум был бы таким, как у тех шерпов. В тот день из-за обвала камней шерпы боялись за свою жизнь, но дело в том, что смерть может наступить в любой день, в любой момент. Если бы мы постигли, что смерть может прийти когда угодно, наш ум был бы в том же состоянии постоянно. Будь у нас постижение непостоянства и смерти, мы бы непрерывно практиковали Дхарму телом, речью и умом в соответствии с уровнем нашей мотивации – ради счастья в будущих жизнях, освобождения от сансары или достижения просветления. Зная о том, что смерть может наступить сегодня, в любой момент, мы бы к ней готовились. Состояние нашего ума было бы как у шерпов на перевале, хотя у них-то оно было таким из-за камнепада.

Если бы у нас было постижение Прибежища, того, что Будда, Дхарма и Сангха могут полностью нас защитить, мы бы совершенно на них положились, обращались бы к ним с молитвой и восхваляли бы их достоинства. Мы бы также читали могущественные очистительные мантры. С преданностью Будде, Дхарме и Сангхе мы бы непрестанно совершали эти действия телом, речью и умом. Испытывая благотворный страх перед сансарой и особенно перед неблагой кармой и страданиями низших миров, мы бы постоянно выполняли практики ради очищения наших омрачений и накопления обширных заслуг; мы бы делали практики, становящиеся причиной достижения просветления, освобождения от сансары и обретения счастья в этой жизни. Мы бы никогда не захотели прожить свою жизнь впустую. Непрестанно, денно и нощно, мы бы занимались только практикой. И, разумеется, во сне мы бы также поддерживали в себе добродетель. Благодаря нашей добродетельной мотивации даже сон был бы добродетельным. Всё становилось бы Дхармой, чистой Дхармой. Даже если бы у нас не было бодхичитты или отречения от сансары, мы не были бы привязаны к этой жизни и стремились бы к счастью в будущих рождениях. Это самая минимальная мотивация, относящаяся к Дхарме.

Возвращаюсь к моей истории. Самое интересное, что каждый раз, когда наша группа проходила опасное место, с гор опять начинали сыпаться камни. Мелкие камушки падали со звуком «ка!». Валились и крупные камни. После перевала я думал: «Должно быть, кто-то погиб!», но все члены нашей группы оставались в живых. И так происходило каждый раз. Возможно, это было благодаря их сильной преданности Падмасамбхаве, а также Будде, Дхарме и Сангхе; но я думаю, скорее всего, их охранял защитник или божество того места.

Я прошёл через тот перевал четыре раза, но ни разу ни один человек из нашей группы не пострадал. Эта тропа была крайне опасна, я не понимаю, зачем им вообще надо было выбирать именно этот путь.

Зачем я вам всё это рассказал? О, верно, я же объяснял вам, почему отправился в Тибет.

Я прожил в Ролвалинге семь лет. Рано утром, на рассвете, я читал наизусть заученные молитвы: различные молитвы Падмасамбхаве, «Семь глав»[49]49
  «Семь глав молитвы» Падмасамбхавы (тиб.: le’u bdun ma). Важнейший текст, относящийся к традиции терма школы ньингма и содержащий подлинные наставления Падмасамбхавы о практике в трудные времена.


[Закрыть] и другие. Весь день напролёт я читал тексты. Научившись читать, я стал читать другие книги – по лоджонгу. Ближе к вечеру мне разрешалось отдохнуть. Мы ели три-четыре раза в день. Выходя справить малую нужду, я немного слонялся на улице.

В то время мы пили несладкий чай, потому что у нас не было сахара. Меня иногда кормили рисом, который считался деликатесом, но не более двух раз в году. Сейчас в Солу Кхумбу всё сильно изменилось. (Не знаю, как обстоят дела в глубинке, но, скорее всего, и там произошли большие перемены). Всё невероятно изменилось, когда столько новшеств пришло в те места с Запада. Но всё было не так, когда я был ребёнком, до того, как попал в Тибет.

Ролвалинг, где я жил со своим дядей по отцу, был местом, далёким от цивилизации. Рис можно было достать, только когда туда из более жаркой местности приезжал на несколько дней какой-нибудь непалец. Можно было поесть риса на новый год и во время поста ньюнгне. Я никогда не проводил пост нюингне в Ролвалинге, но мой учитель регулярно сидел в этом затворничестве. Там он съедал половину пищи, а вторую половину относил мне, потому и мне доставался рис. Кажется, я ел рис два раза в год. Не было ни кофе, ни сладкого чая – ничего. Как бы странно это ни прозвучало, до моего отбытия в Тибет Ролвалинг был совершенно чистым местом.

Я прожил в Пхагри три года, и в то время Тибет был захвачен китайцами с материка. Примерно через девять месяцев после оккупации из местности Домо мы бежали в Индию. А в Пхагри мы делали пуджи. Каждый день мы шли делать пуджи в дома разных благодетелей. За весь год, возможно, был лишь один день, когда мы не провели ни одной пуджи. Тот день казался очень долгим, скучным днём. Это был странный день.

Здесь, в «Коренном институте», есть одна тибетка из Пхагри, хотя я не знаю, в гомпе ли она сейчас. Её зовут Декьи-ла, и у неё есть три дочери и сын. Я несколько раз встречал её в Бодхгае. Теперь она живёт в Бутане, где вышла замуж за человека из довольно богатой семьи. Семья Декьи-ла была одной из тех, что поддерживали нас в Тибете. Я и мой учитель проводили пуд-жи в доме этой семьи не реже раза в месяц, а временами ещё и дополнительные ритуалы. При желании они могли попросить о дополнительных пуджах.

Когда я жил в Тибете, то был ещё мал, но слышал, что все члены семьи Декьи-ла были женского пола – даже коровы и другая живность были женского пола. Одна пожилая женщина в той семье одевалась, как мужчина, и носила при себе маленький кинжал в тибетском стиле, который свисал с её кушака. Ей совместно с другими людьми принадлежал грузовик, и она занималась предпринимательством в Лхасе. Телосложение у нее также было достаточно крепкое, как у мужчины. Лишь позже мой учитель и другие монахи сказали мне, что это не мужчина, а женщина.

В Пхагри действовали отделения различных монастырей. Один монастырь был филиалом монастыря Ганден в Лхасе, другой – филиалом монастыря Таши Лхунгпо, а мой монастырь являлся ответвлением монастыря Домо Геше. У каждого монастыря в этом городке (впрочем, в Тибете он мог бы считаться большим городом) были благодетели, но одна семья могла поддерживать и сразу два монастыря.

Вот как там проходила моя жизнь. По утрам мне приходилось заучивать тексты, которые обычно читались в монастыре Домо Геше. Затем, около восьми утра, мы складывали в сумки всё необходимое – ваджру, колокольчик, дамару, текст – и шли на пуджу. После пуджи мы опять всё убирали в сумки и возвращались домой. Мы возвращались около четырёх-пяти часов вечера, наевшись до отвала. Это то, что я помню.

Я прожил в монастыре Домо Геше полгода, но, думаю, к тому времени Тибет был уже захвачен материковым Китаем. Затем я бежал в Индию с учителем, который обо мне заботился. После нашего прибытия в Индию, поскольку моего учителя называли «чангдзола», что означает «управляющий», все думали, что он мой управляющий. Но это было не так: он был управляющим монастырём.

Дядя, который жил в Пхагри, пригласил нас из Солу Кхумбу погостить у него в Тибете. Поэтому мы туда и отправились. Целыми днями мы шли пешком, и лишь однажды, когда у двоих тибетцев, ехавших верхом на лошадях, оказалась запасная лошадь, а может быть осёл, они разрешили мне ехать верхом несколько часов. Это был единственный раз, когда мне не пришлось идти пешком. В тот день к месту нашего очередного ночлега я прибыл раньше моих учителей, которым пришлось идти пешком со всеми нашими вещами. Два моих учителя, научивших меня читать по-тибетски, были моими дядьями. Оба были монахами. Старший из них позже изменил свою жизнь и принял аспект мирянина, но в то время был ещё монахом. В нашей группе было ещё двое людей.

Мы добрались до Тибета пешком, перейдя через снежные горы из Солу Кхумбу до Тибета, но с опасностями не столкнулись. Чтобы прибыть в Пхагри, у нас ушло много дней, или, возможно, даже недель. Затем мой дядя, живший в Тибете, повёз двух моих дядьёв-наставников в Лхасу, чтобы посмотреть на монастыри Сера, Ганден и Дрепунг, а также на статую Будды

Шакьямуни в лхасском храме, которую благословил сам Будда. В Лхасе столько бесценных объектов!

Меня оставили в Пхагри, возможно, подумав, что будет слишком обременительно брать меня с собой в Лхасу. Пока они были в Лхасе, я жил в доме моего дяди в Пхагри. Он женился на тибетке, и один из его сыновей был монахом в филиале монастыря Таши Лхунгпо. Однажды утром, когда я слонялся возле дома, благодаря прошлой карме ко мне подошёл высокий монах и спросил меня: «Ты хочешь стать моим учеником?» Я ответил: «Хочу». Тогда он вошёл в дом, где была моя тётя, и сообщил ей: «Он хочет быть моим учеником». Они немного побеседовали. На следующее утро тётя отвела меня в его монастырь, до которого было около пятнадцати минут ходьбы. Моя тётя, отличная кухарка, приготовила мне тибетского чая, налив его в термос, и положила в бутанскую бамбуковую корзинку немного тибетского хлеба. Затем она оставила меня в монастыре.

Тётя отвела меня туда утром, и в тот же день монахи взяли меня с собой на пуджу. В тот первый день меня попросили посидеть снаружи, рядом с собакой. Кажется, мне поручили выучить наизусть садхану Ямантаки, чем я и занимался. На следующий день я опять пошёл с ними, и мы снова провели вместе пуджу.

Предполагалось, что меня отправят в монастырь Сера в Лхасе для освоения искусства диспутов и постижения прочих наук. Учитель, который обо мне заботился, написал об этом перерожденцу Домо Геше Ринпоче. Великого йогина, которого встретил лама Говинда, уже не было в живых, а его перерожденец родом из Сиккима учился в центральном Тибете. Мой учитель также попросил совета у защитника того монастыря, и тот счёл, что мне не следует отправляться в Лхасу, а надо остаться в той местности.

Тогда мы с учителем пошли в маленький монастырь под названием Пема Чолинг, расположенный между Пхагри и Домо. Там было очень красиво: равнину, по которой протекала река, с обеих сторон окружали горы.

Защитник монастыря Домо Геше посоветовал мне провести затворничество по практике гуру-йоги ламы Цонкапы. Я никогда не получал на неё комментария; мой учитель просто дал мне текст, и я распевал мантру мигцема. Я не помню, но, кажется, я не начитал требуемого количества. В завершение затворничества я сделал подношение цог, и той же ночью мы бежали из Тибета.

Несколько монахов из монастыря Домо Геше прибыли из Пхагри с лошадью и повозкой. Они принесли новости о наказании, называемом «перемены путём наказания», которое включало в себя избиение людей. Эти меры почти дошли до Пхагри и через три дня должны были настичь и наш монастырь. Итак, монахи из Пхагри и мы с учителем той ночью оттуда сбежали. В монастыре работало много людей, некоторые из них были шпионами. Мой учитель провёл гадание перед статуей защитника и сказал, что мы сумеем добраться до Индии, хотя и потеряем кое-что из вещей.

Той ночью я был полон радости. У меня не было ни беспокойства, ни страха – ничего подобного. Среди ночи мы прочитали краткие молитвы и, никого не оповестив (в монастыре было мало монахов, но был ещё кто-то из мирян), около десяти из нас украдкой покинули монастырь. На земле было немного снега, поэтому когда мы шли, под ногами раздавался хруст. Перед рассветом мы попали в грязь, и некоторые люди упали, а другие сошли с пути, но неприятностей особых не было. Рано утром следующего дня мы добрались до территории Бутана, немного не доходя до перевала. Затем мы набрели на стоянку каких-то бутанских кочевников. Одна семья кочевников была нам знакома, так как эти люди иногда бывали в Пхагри, поэтому мы остались там на неделю. Оттуда мы направились в Паро, основной город в Бутане, где прожили ещё неделю. Именно в Бутане я начал раздавать людям освящённые шнурки. Когда мы добрались до очень старого храма под названием Кьичу Дзонг, исторически связанного с Падмасамбхавой, монахи из монастыря Домо Геше отправились покупать дешёвую ткань, из которой делают молитвенные флажки, и там начался танец лам, а я раздавал присутствующим освящённые шнурки.