Автор книги: Лариса Чернова
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Оставшись одна, старшая из сестер Бронте продолжала жить и работать. В 1849 году появился ее второй роман, «Шерли», а в 1853 году – «Виллет» («Городок»). В первом писательница выстроила лирическую линию на фоне социальных конфликтов времен выступления луддитов[284]284
Луддиты – рабочие, участники стихийных протестов против внедрения машин в начальный период промышленной революции в Англии (конец XVIII – начало XIX века). Появление машин увеличивало безработицу. Протест выражался в погромах и разрушении машин и оборудования. Хозяева предприятий и правительство жестоко расправлялись с протестующими.
[Закрыть] («крушителей машин»), а во втором подняты проблемы воспитания, так занимавшие ее всю жизнь.
В это время Шарлотта Бронте почувствовала легкое прикосновение Славы. По делам, связанным с изданием ее книг, ей приходилось посещать Лондон, бывать в обществе. Вот что вспоминает одна из дочерей писателя У. Теккерея о званом вечере, который ее отец затеял в честь Ш. Бронте: «Двое мужчин вводят малюсенькую, тоненькую женщину лет тридцати, серьезную, с бледным лицом и очень твердым взглядом, одетую в барежевое, облегавшее фигуру платье, отделанное искусственным бледно-зеленым мхом».[285]285
Теккерей в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 50.
[Закрыть]
Но встреча прошла не так, как ожидалось. «Торжественность мгновения была невыносима, и потому все с радостью последовали к столу и дружно улыбнулись, когда отец согнулся пополам и предложил ей руку, ибо при всем своем величии, гостья была ему едва по локоть».[286]286
Там же. С. 50.
[Закрыть] Собравшиеся гости ждали занимательной и приятной застольной беседы, а ее не получилось. Знаменитость оказалась начисто лишенной светских талантов легкого непринужденного общения. «То был угрюмый, бессловесный вечер, все ждали с нетерпением, когда же, наконец, начнется интересная беседа, но она так и не началась».[287]287
Там же. С. 51.
[Закрыть]
Сам У. Теккерей оставил такую характеристику Ш. Бронте в одном из номеров журнала «Корнхилл» в предисловии к незавершенной книге: «Я помню трепетное, хрупкое создание, миниатюрную ручку, большие честные глаза – по-моему, порывистая честность была ей больше всего свойственна… Мне виделась в ней крохотная, суровая Жанна д’Арк, идущая на нас походом, чтобы укорять за легкость жизни, легкость нравов».[288]288
Там же. С. 52.
[Закрыть] Важно отметить, что это портретный набросок мемориального характера.
В этот период изменились обстоятельства жизни Шарлотты. Уже около десяти лет тому назад в помощь ослепшему отцу Патрику Бронте в его приход назначили младшего священника Артура Белла Николлса, который вскоре влюбился в умную и обаятельную дочь своего патрона. Однако в течение восьми лет Шарлотта не замечала его влюбленности. Дальше всё развивалось по канонам викторианского романа. Отвергнутый жених решил уехать миссионером в Индию. Во время последнего прощального свидания он до слез растрогался сам и растрогал огорченную Шарлотту, и она согласилась стать его женой.
А. Николлс, очень любивший Шарлотту, маленькую, слабую, неуверенную в себе женщину, которую следует оберегать, не сумел понять Бронте-писательницу Ее творческие порывы были ему непонятны, неприятны. По его мнению, полностью совпадавшему с общепринятыми нормами эпохи, замужняя женщина должна целиком сосредоточиться на заботе о муже, раствориться в семейных делах. Упорное стремление супруги продолжать заниматься писательством вызывало чувство раздражения и обиды. Впрочем, судьба всё расставила по своим местам. Через год после свадьбы, в 1855 году, в возрасте 38 лет Шарлота умерла от преждевременных родов. Теперь супруг мог целиком отдаться своей печали.
Время жизни и творчества сестер Бронте совпало с тем периодом, когда английское общество переживало свой «золотой век», когда для всего были выработаны нормы и правила, и не полагалось вырываться за жесткие рамки установленного единообразия. Но именно эта трудность формировала характеры и таланты. «Каррер Белл, Джордж Элиот, Жорж Санд – все жертвы внутренней борьбы… тщетно пытались скрыться за мужским именем. Этим они отдавали дань условности, которую мужчины постоянно исподволь внушали: гласность для женщины отвратительна…»[289]289
Вулф В. Своя комната. С. 111.
[Закрыть] Однако вопреки почитанию условностей эти женщины писали, издавались, обретали известность как выразительницы потребностей, настроений, устремлений своего гендера.
И хотя писательниц было три, но у них была одна творческая судьба, представляющая собой «удивительный художественный феномен».[290]290
Назаренко Н. И. Рецепции творчества сестер Бронте в российской и украинской критике // Вестник Пермского университета. 2009. Вып. 3. С. 65.
[Закрыть] Посмертная слава сестер-писательниц может рассматриваться как результат общих усилий семьи Бронте, где упорное стремление отца приобщиться к знаниям, «образовать» себя, поощрение детей к учению со стороны погруженной в хозяйственные дела тетушки и неутолимая жажда творческого самовыражения всего младшего поколения семейства, включая беспутного Брэнуэлла, – проявления одной, свойственной той эпохе тенденции, а именно неукротимого стремления к самореализации.
Графиня Лавлейс, опередившая время
Начавшаяся в Англии во второй половине XIX века промышленная революция наложила отпечаток на все стороны жизни британского общества. Одни восторгались и прославляли быстро распространяющийся прогресс, технические усовершенствования, проникающие в разные сферы жизни. Другие проклинали всеохватывающие новации, разрушающие привычную среду, ломающие судьбы людей, которые попали под колеса прогресса, оказались выброшенными на обочину жизни с появлением новых механизмов. Обе стороны представляли собой разные грани единого процесса.
Страсть к изобретательству, открытиям стала характерной приметой времени, причем некоторые из изобретений появились на свет раньше, чем могли найти практическое применение или быть воплощенными в жизнь. Обычно при упоминании преждевременных открытий вспоминается имя Леонардо да Винчи и отмечается, что большинство его изобретений не могли быть использованы при его жизни потому, что этот титан Возрождения жил до начала эпохи модернизационного развития – того времени, когда разного рода технические усовершенствования стали востребованы общественным производством. Однако и позднее, уже в рамках того периода, который относится к эпохе индустриализации, такие случаи «преждевременных» открытий бывали.
Один из них связан с деятельностью леди Ады, дочери английского поэта-романтика Джорджа Гордона Байрона, вошедшей в историю под именем, который она получила после замужества, став Августой Адой Кинг Байрон, графиней Лавлейс (Augusta Ada King Byron, Countess of Lovelace, 1815–1852). Отец Ады был не просто одним из великих, как нынче принято говорить, «знаковых» поэтов своего времени. В его судьбе проявился основной конфликт времени – конфликт между личностью и эпохой. Кстати сказать, лорд Байрон в пору своего недолгого пребывания в парламенте запомнился выступлением в защиту луддитов («крушителей машин»). Формально говоря, поэт принял сторону борющихся с техническим прогрессом. Для него важнее была ценность человеческих жизней, оказавшихся «лишними» с точки зрения машинизирующегося производства.
Следует сказать несколько слов вот о чем. Когда Ада вышла замуж и ее супруг, Уильям Кинг, получил титул графа Лавлейса, она стала именоваться графиней Лавлейс. Среди представителей этого рода следует отметить поэта Ричарда Лавлейса (1618–1656/7), жившего в XVII веке. Он был истинным «кавалером», воевавшим на стороне короля Карла I против Долгого парламента, веселым, бесшабашным, обаятельным любителем пирушек и прекрасных дам, человеком, остро чувствовавшим прелесть жизни во всех ее проявлениях. Судьба его сложилась не очень гладко: дважды он попадал в тюрьму за свою приверженность королю, умер в нищете. Его творческое наследие не слишком обширно, неровно по качеству. Но среди написанного им есть строки, заслуживающие быть приведенными:
Спустя сотню лет писатель С. Ричардсон дал имя Ловелас (слегка измененное Лавлейс) демоническому злодею в романе «Кларисса Гарлоу». Роман Ричардсона приобрел огромную популярность во всех странах Европы, а ловеласом стали именовать рокового соблазнителя почти так же часто, как и донжуаном.
Получается, что имя Ады Байрон-Лавлейс связано с двумя значительными фигурами английской поэзии, о которых она знала только то, что отразилось в их творчестве. Кроме того, говоря об этой леди, приходится упоминать множество представителей целого ряда семейств английской и шотландской аристократии, таких как Байроны, Мельбурны, Вентворты, Лавлейсы.
Джордж Байрон и Анна Изабель (Анабелла) Милбенкс познакомились в 1814 году, когда после первого заграничного путешествия и публикации первых двух песен «Паломничества Чайльд-Гарольда» к Байрону пришла известность. Почти сразу поэт сделал предложение руки и сердца приглянувшейся ему красивой, умной, образованной и очень религиозной девушке.
Что его привлекло в ней? Скорее всего, непохожесть ее душевного строя на его собственный, вызывающая желание покорить это глубоко рациональное, «правильное» во всех своих проявлениях создание. Интересы леди Анабеллы лежали в сфере точных наук. В период ухаживания Байрон прозвал ее «королевой параллелограммов». Рациональный склад ума рядом с поэтическими метаниями Джорджа Байрона – какое сочетание может быть неожиданнее? Может быть, для мятущейся натуры поэта в этом виделся своего рода защитный барьер, преграда его авантюрным порывам, его разрушительному бунтарству.
Первое предложение было отвергнуто, но между молодыми людьми наладилась переписка. На второе предложение Анабелла ответила согласием. В январе 1815 года молодая пара обвенчалась, а в декабре у них родилась дочка, названная Августой Адой. За это время стало очевидно, что молодой супруг не избавился от своей привычки пренебрегать общественными условностями и нормами поведения, не признавать никаких ограничений своим желаниям. В частности, для леди Анабеллы стала очевидно, что любовь ее супруга к своей сводной сестре Августе Ли носит не только братский характер. Неслучайно позднее она стала именовать дочь только вторым именем Ада.
В начале следующего года леди Анабелла внезапно уехала в поместье своего отца и, проконсультировавшись с двумя врачами, возбудила бракоразводный процесс. Известно, что ей казалось, будто ее супруг безумен. Обоснования этого мнения публично не оглашались. Байрон считал, что инициатива принадлежала матери Анабеллы. В то же время он говорил, что причины конфликта «слишком просты, и потому их не замечают».
Портрет Джорджа Байрона кисти Т. Филипса
Слишком разными были интересы, система ценностей, образ жизни двух молодых людей, принадлежавших к одному социальному слою, но выросших в разной семейной атмосфере. Неудивительно, что они не ужились и окончательно расстались в 1816 году. Последний раз Д. Байрон видел дочь, когда ей был менее двух месяцев от роду. Эксперимент, призванный объединить «лед и пламень», двух молодых людей столь непохожих в эмоциональном плане, завершился.
Оставшиеся годы жизни Джордж Байрон провел в странствиях и поисках ярких впечатлений. Дочери он посвятил несколько строф в начале и конце третьей песни прославившей его поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда». Строки исполнены глубокого чувства. Песнь открывается обращением: «Дочь сердца моего, малютка Ада!»,[292]292
Байрон Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда // Байрон Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон Жуан. М., 1972. С. 96.
[Закрыть] а завершается мольбой-требованием:
И где б мои стихи ни прозвучали, —
Пускай нам вместе быть не суждено, —
Из чуждых стран, из замогильной дали
К тебе – хотя б мой прах истлел давно —
Они придут, как вихрь, ворвавшийся в окно…
И всё же ты со мною, ты не с ними,
Ты будешь, ты должна меня любить!
Пускай они мое бесчестят имя,
Сведут в могилу, – им не разрубить
Отца и дочь связующую нить.
В дочерних жилах всей их камарилье
Кровь Байрона другой не заменить.
И как бы тень мою не очернили,
Твоя любовь придет грустить к моей могиле.[293]293
Байрон Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. С. 131–132.
[Закрыть]
Нет оснований сомневаться в искренности отеческих чувств лорда Джорджа, в его умении красиво их выразить, хотя здесь явственно присутствует эгоистическое начало: это требовательная любовь страдальца, странника, а не забота о душевном спокойствии любимого дитяти.
Другой вопрос, были ли эти чувства безотносительны к жизненной ситуации или прозвучали отголоском драматической и унизительной разлуки с дочерью. Интересно, если бы лорд Джордж и леди Анабелла не расстались, и маленькая Ада росла рядом с отцом, был бы он способен замечать ее присутствие, чувствовать то, что столь трогательно описал в стихах?
Ведь в отношении другой своей дочери, Аллегры, появившейся на свет годом позднее, Байрон никаких отеческих чувств не проявлял. Конечно, та девочка родилась в результате мимолетной связи с Клер Клермонт (сводной сестрой Мэри Шелли), ее мать слишком назойливо навязывала свою персону вольнолюбивому гению, но ведь ребенок в этом виноват не был!
Бывшую супругу Байрон упомянул в первой песни поэмы «Дон Жуан», отметив: «Она имела ум математический… она была живое поученье…» Он придумал для нее прозвище «Математическая Медея[295]295
Медея – мифологический персонаж, колхидская царевна, волшебница. Влюбившись в аргонавта Ясона, она помогла ему завладеть волшебным золотым руном и бежала с ним в Грецию. Согласно одному из вариантов мифа, когда Ясон решил развестись с ней, чтобы жениться на дочери коринфского царя, Медея убила двух своих сыновей, чтобы отомстить ему.
[Закрыть]». Для него всё связанное с математикой несло на себе неприятно-непонятный оттенок.
Между тем Ада росла, будучи строго изолированной от любых сведений об отце, ничего не зная о его поэтическом даре. Его портрет в живописном албанском костюме был убран с глаз долой, но сохранен. Его творчество было ей неведомо до той поры, пока было возможно в детстве и девичестве контролировать круг ее чтения. Сама Анабелла не стала повторно выходить замуж, года семейной жизни оказалось для нее достаточно на всю оставшуюся жизнь. Она много занималась делами благотворительности, поддерживала аболиционистское движение, выступавшее за ликвидацию рабства. Но более всего она заботилась о правильном воспитании дочери.
С малых лет девочку обучали всему, что полагалось знать и уметь «леди». В этот список входили «рукоделие, рисование, музыка, иностранные языки, а также уроки по сохранению осанки, грациозности, добродетельности, нравственности и самообладания».[296]296
Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 66.
[Закрыть] Что касается музыки, то Ада стала прекрасной музыкантшей и овладела несколькими инструментами, а это рассматривалось в то время как проявление женской привлекательности.
Хотя и «считалось, что избыточные и неправильные знания неизбежно поставят под угрозу женственность»,[297]297
Там же. С. 69.
[Закрыть] Анабелла Байрон включила в число изучаемых дочерью предметов математику, причем в значительном объеме. Леди Байрон видела в занятиях математикой своего рода противоядие от чрезмерной эмоциональности, отличавшей Аду. В свой черед Ада охотно принимала «математизацию» своего обучения. Склонность, точнее, страсть к математике Ада унаследовала от матери. От отца ей досталась беспокойная, мятежная и решительная натура, скрытая за очень женственной внешностью.
Аду не просто обучали сложению и вычитанию, а основательно знакомили с основами математических наук. Это были ее любимые уроки. Лет с двенадцати у нее появилась привычка запираться в одиночестве, чтобы заниматься самой. Мать это беспокоило: вдруг дочка тайно сочиняет стихи? Но оказалось, что девочка разрабатывала проект летательного аппарата, что с точки зрения леди Анабеллы было предпочтительнее стихотворчества.
Портрет Анабеллы Байрон кисти Ч. Хейтера
Кроме домашних учителей ее интеллектуальным развитием занимались люди, которых следует отнести к категории «друзей дома». Достаточно назвать таких известных ученых, как шотландский математик Огастес Морган (1806–1871) и популяризатор естественнонаучных знаний Мэри Сомервилль. Общение Ады Байрон и миссис Сомервилль переросло в тесную дружбу. После того как семья наставницы в середине 1830-х годов перебралась жить в Италию, они, согласно традициям времени, стали переписываться.
В подростковом возрасте Ада три года тяжело болела, практически не вставала с постели, но продолжала жадно учиться, и любимой дисциплиной оставалась математика. Отец в письмах тревожился о состоянии девочки. Однако к семнадцати годам она, казалось, вполне оправилась, превратилась в очень красивую девушку, хотя крепким здоровьем не отличалась.
С юных лет за Адой закрепились прозвища «диадема круга» и «чародейка цифр». Что касается внешности, она была не только красива, но и обладала утонченной, загадочной притягательностью. Изысканность внешнего облика, отмечаемая наблюдателями пластичность, присутствующая в каждой ее позе, в каждом жесте, указывала на музыкальную одаренность юного создания. Мать с гордостью вывела дочь в свет, представила ко двору.
Тогда, в семнадцать лет, произошло одно из главных событий ее жизни. В 1833 году она услышала от своей наставницы М. Сомервилль о технических разработках профессора математики Кембриджа Ч. Бэббиджа, а вслед за этим вместе с миссис Сомервилль Ада побывала на субботних вечерах профессора Бэббиджа, где познакомилась с ним самим и его расчетной машиной. Технические новинки были тогда интересны для всех, посещение таких мероприятий было составной частью светского времяпрепровождения. Старшая и младшая дамы Байрон имели тяготение к точным знаниям, для них посещение этого мероприятия было не просто частью модного ритуала, но потребностью души. В доме Бэббиджа встречались те, кого как раз тогда стали называть обобщающим словом «ученые», а также любознательные представители светского общества и правительственных кругов.
Ко времени знакомства с юной Адой Байрон Чарльз Бэббидж был уже известным ученым. Он родился в 1791 году в семье банкира, то есть происходил из той среды, которую принято именовать «средним классом». В детские годы он был болезненным ребенком, и заботливые родители избавили его от сурового быта школы-пансиона. С 1810 по 1814 год он обучался в Кембридже, где довольно быстро ощутил недостатки образовательной системы старого университета. В 1812 году Ч. Бэббидж и несколько его друзей организовали Аналитическое общество, деятельность которого фактически подтолкнула реформирование математического образования в британских университетах.
В 1814 году Ч. Бэббидж получил степень бакалавра. В том же году он женился на милой его сердцу девушке. В последующие годы он стал членом Королевского научного общества и занялся постройкой разностной (вычислительной) машины. Это изобретение было воспринято с энтузиазмом не только научной общественностью, но и правительственными кругами. Как это часто случается, на первых порах (около десяти лет, с 1822 по 1833 год) в обстановке удивления новизной и смелостью задуманного правительство частично субсидировало его деятельность по усовершенствованию изобретения, хотя правительственные чиновники и даже коллеги, такие как инженер Д. Клемент, делали многое, чтобы осложнить его работу.
Переломным периодом его жизни стал 1827 год, когда он потерял отца, жену, двоих детей. Несколько времени Бэббидж не находил себе места, отвлекался тем, что путешествовал. Потом принял должность профессора математических наук в Кембридже и продолжил разработку универсальной цифровой вычислительной машины. Традиция приписывает Ч. Бэббиджу слова, что он рассчитывает изготовить вычислительную машину, работающую с помощью силы пара. Это лишний раз показывает, что любой человек, даже самый великий, прозорливый ученый, мыслит в категориях своего времени.
Столь же очевидно, что все великие открытия в науке не делаются одним человеком сразу, здесь и сейчас. Несомненно, направление поисков Ч. Бэббиджа было определено его знакомством с достижениями французской и итальянской математической школы. В частности, он испытал влияние французского ученого, барона Гаспара де Прони,[298]298
Гаспар Клер Франсуа Мари Риш, барон де Прони (1755–1839) – французский математик и инженер-гидравлик.
[Закрыть] деятельность которого разворачивалась в годы правления Наполеона Бонапарта и была связана с введением метрической системы, требовавшей разработки новых логарифмических и тригонометрических таблиц в массовых размерах.
Г. де Прони, чтобы облегчить процесс вычисления, разделил его на три уровня, на три работающих группы: ученые, технологи, «считальщики» – иначе говоря, программное обеспечение, схема вычислений, обработка данных. Реализации планов Прони помешали непрерывные войны, которые вела Наполеоновская империя.
Спустя два десятилетия знакомство с идеями и деятельностью Прони подсказало Бэббиджу, как можно использовать эту схему и упростить процедуру заменив человеческий материал – «считальщиц» (в команде де Прони эти обязанности обычно выполняли девушки) – машиной, которая по своим функциям стала предшественницей калькулятора.[299]299
Считается, что прообраз первого калькулятора был разработан Б. Паскалем в середине XVII века.
[Закрыть]
Ко времени знакомства с Адой Байрон Ч. Бэббидж уже десять лет работал над созданием своей машины, израсходовал огромную сумму, но не сумел осуществить задуманное; зато у него возникла новая идея: сделать не просто расчетную, но «аналитическую машину», счетную машину общего назначения. Кроме того, с середины 1830-х годов Бэббидж взял на вооружение принцип управления процессом работы с помощью карт с пробитыми отверстиями (перфокарт), применявшихся при работе ткацких станков Ж. М. Жаккарда. Ада наблюдала работу таких станков на одной ткацкой фабрике, которую они с матерью посетили во время поездки по стране. «Аналитическая машина» предусматривала наличие центрального процессора («мельницы»), «склада» (блок памяти), печатающего устройства и ввод «инструкций» с помощью перфорированных карт. Всё это должно было работать с помощью парового двигателя.
Ада Байрон увлеклась этим прожектом, упрямо верила в возможность его реализации и очень хотела помочь ученому в его начинании. Одновременно она вела светскую жизнь, была представлена ко двору, числилась среди модных красавиц. Когда Аде Байрон исполнилось 20 лет, она вышла замуж за человека своего круга, который был на девять лет старше ее. Этому браку способствовал сын ее наставницы Воронцов Грейг, познакомивший своего кембриджского однокашника Уильяма Кинга с Адой Байрон. Матушка юной Ады увидела в нем идеального супруга для слишком эмоциональной дочери. Вскоре избранник Ады получил заботами лорда Мельбурна (кузена леди Байрон) титул графа Лавлейса. Поэтому вторую половину жизни Ада именовалась леди Лавлейс. Муж ее был умен, образован, доброжелателен и очень уравновешен по характеру. Это был вполне благополучный брак, подаривший жизнь трем детям: двум мальчикам и девочке. Первенца назвали Байроном, дочь – Анабеллой, а второго сына – Ральфом.
Портрет Ады Лавлейс кисти М. Карпентер
Здоровье Ады, и без того хрупкое, заметно пошатнулось: она вновь, как и в подростковом возрасте, слегла на долгое время. Лечение той поры включало использование таких обезболивающих, как опий, а это неизбежно оказывало последующее влияние на организм больного. Особенно опасным и разрушительным это влияние было для таких эмоционально возбудимых личностей, как Ада Лавлейс.
И вновь в период кризиса она обратилась к изучению математики. Это успокаивало ее, отвечало ее стремлению к прекрасному. В математике Ада искала гармоничного слияния поэтического и математического начал: она считала, что математика «представляет собой единственный язык, с помощью которого мы можем адекватно описать важнейшие черты мира природы».[300]300
Цит. по: Айзексон У. Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию. М., 2015. С. 33.
[Закрыть]
Общественные традиции и юридические нормы того времени ставили женщину в полную зависимость от воли мужа, которому «принадлежало право надзора за поведением жены, он был вправе проверять, с кем она знакома, контролировать ее личную переписку; без согласия мужа жена не имела права заниматься какой-либо профессией».[301]301
Милль Дж. С. Порабощение женщин. С. 401.
[Закрыть] В отличие от незамужней девицы, не имевшей права куда-либо ходить без сопровождающих, принимать у себя в доме мужчин (кроме ближайших родственников), замужняя дама была относительно свободна в своих перемещениях и общении. Но это было возможно только при благосклонном отношении повелителя-супруга. Отношения в семье Лавлейсов представляли собой как раз такой случай.
Дом Лавлейсов был местом, где на приемы собирался «весь Лондон», светский и интеллектуальный. Леди Лавлейс повезло – муж вполне доброжелательно относился к ее научным интересам и не препятствовал сотрудничеству с Бэббиджем, который начал именовать свою помощницу-волонтерку «моим дорогим Интерпретатором».
Лорда Лавлейса не пугало и то обстоятельство, что супруга отличалась не только ангельской внешностью, но и дьявольским умом, импульсивным характером и неуемным стремлением проявить себя в той сфере, которую она считала своей, – в математике, воспринимаемой через призму поэтического видения. Знакомство с обстоятельствами жизни и характером леди Лавлейс заставляет вспомнить о судьбе персонажа М. Шелли Виктора Франкенштейна, который так же неудержимо стремился разгадать загадки мироздания, не сомневаясь, что ему это удастся. Дерзость жизненной позиции Ады не позволяет забыть, кто был ее отцом.
В результате знакомства Ады Байрон и Ч. Бэббиджа между ними завязалась переписка, которая привела к многолетнему научному сотрудничеству. Вдовец из среднего класса сорока с лишним лет и юная красавица аристократка… В британском обществе XIX века размежевание социальных слоев было очень четким. Между собой изобретатель и ученая леди могли делиться мнениями и соображениями в письмах, встречаться на разного рода культурных мероприятиях (выставки, театры, скачки) и в домах общих знакомых. Круг общения А. Байрон на тот момент включал в себя таких знаменитостей неаристократического уровня, как писатель Ч. Диккенс и физик М. Фарадей. Инициатива контактов исходила от леди Лавлейс, она очень хотела, чтобы Бэббидж был ее учителем, но он отказался от этого. Отношения поддерживались на уровне общих научных интересов, точнее, они так или иначе посвящены были аналитической машине, созданию которой леди Ада старалась способствовать.
В 1842 году Ч. Бэббидж прочел в Туринском университете лекцию об аналитической машине и ее возможностях. Один из слушателей, инженер Луиджи Менабреа, тогда преподававший баллистику в военной академии Турина, а со временем ставший премьер-министром Итальянского королевства, записал лекцию на французском языке и опубликовал этот текст.
Стремясь познакомить широкую общественность с идеями Бэббиджа, а возможно, и способствовать возобновлению правительственного субсидирования его деятельности, Ада Лавлейс перевела книгу на английский язык, добавив свои комментарии. Мистер Бэббидж отдал перевод в научный журнал «Ученые записки». При этом он поинтересовался, почему бы ей не написать самостоятельной статьи на эту тему. Ада призналась, что это не пришло ей в голову. Видимо, сработал поведенческий стереотип – самостоятельная статья означала некую публичность, неподобающую леди.
Подсказка Бэббиджа навела ее на мысль снабдить статью «Комментариями переводчика», которые оказались вдвое больше самой статьи. Работала она, живя в загородном доме в Суррее летом 1843 года и постоянно переписываясь с Бэббиджем. Самое основное и ценное в «Комментариях» заключается в нескольких положениях. Прежде всего, леди Ада предложила концепцию машины, которая может быть приспособлена для решения разных задач. Она сформулировала свое понимание возможностей и назначения создаваемой Ч. Бэббиджем аналитической машины: «Аналитическая машина не претендует на то, чтобы создать что-либо. Она может делать всё то, что мы знаем, как приказать ей сделать… Сфера деятельности – помочь нам сделать то, что мы уже знаем».[302]302
Айзексон У. Инноваторы. С. 33.
[Закрыть] Ада Байрон была убеждена, что думать самостоятельно машина неспособна.
Далее, она допустила, что машина может работать не только с цифровым материалом, но и со словами, музыкальными звуками. По мысли создателей, «суть и предназначение машины изменяется от того, какую информацию в нее вложили. Машина сможет писать музыку, рисовать картины и покажет науке такие пути, которых мы никогда и нигде не видели».[303]303
Там же. С. 33.
[Закрыть]
Кроме того, она пояснила, как может быть организовано то, что в настоящее время называется компьютерной программой, сделав таблицу и диаграмму.[304]304
См. подробнее: Там же. С. 42–46.
[Закрыть] Ее изложение отличала точность формулировок, умение давать названия тем действиям, которые сможет осуществлять аналитическая машина. Например, она писала: «Под словом “операция” мы понимаем любой процесс, который изменяет взаимное соотношение двух или более вещей».[305]305
Лавлейс Ада Аугуста // Сайт «Музей истории информатики и вычислительной техники» [Электронный ресурс]. URL: http://museum.comp-school.ru/show.php?id=138 (дата обращения: 27.08.2015).
[Закрыть] В «Комментариях» были использованы слова и словосочетания «цикл», «рабочая ячейка», «распределяющая карта».[306]306
Финкель Е. Ада Лавлейс // Портал «Peoples» [Электронный ресурс]. URL: http://www.peoples.ru/science/mathematics/lovelase/ (дата обращения: 06.01.2015).
[Закрыть]
В письме Ч. Бэббиджу она писала: «Я хочу вставить в одно из моих примечаний кое-что о числах Бернулли в качестве примера того, как неявная функция может быть вычислена машиной без предварительного решения с помощью головы и рук человека».[307]307
Там же.
[Закрыть] Математик прислал ей запрошенный материал и признал замеченные Адой неточности.
Текст пришлось основательно править, прежде всего, из-за ошибок печатников, а также из-за того, что автор «Комментариев» вносила исправления и дополнения в уже написанное. Для скорости Ада писала карандашом, а Уильям, который был безразличен к математике, но хотел помочь жене, обводил написанное чернилами. Иногда она ездила в лондонскую редакцию из своего загородного дома, иногда отправляла исправления почтой. В это время Ада часто чувствовала себя больной, напряженная многочасовая работа обостряла нездоровье. В письме она признавалась: «Я едва ли могу описать Вам, как меня мучит и изводит болезнь…»[308]308
Лавлейс Ада Аугуста // Сайт «Музей истории информатики и вычислительной техники» [Электронный ресурс].
[Закрыть]
В ходе работы между Бэббиджем и его «интерпретатором» (как он иногда называл Аду) возник конфликт. Дело в том, что Бэббидж настаивал, чтобы в текст было включено обращение к правительству с просьбой о финансировании работы по созданию аналитической машины, но Ада отказалась это сделать, полагая, что не надо путать исследование с рекламой. В ее письме, написанном по этому поводу, чувствуется заметное раздражение: «Не буду поддерживать вас в действиях, основанных на принципах, которые считаю не только неправильными, но и самоубийственными… Вы тоже любите истину и Бога, но славу и почести – еще больше».[309]309
Цит. по: Айзексон У. Инноваторы. С. 48.
[Закрыть]
Бэббидж сам написал такое обращение и поместил его в другом издании. Возможно, он рассчитывал, что такое обращение от лица стороннего, да еще принадлежащего к аристократическим кругам, может оказаться результативнее. Во всяком случае, после этого он стал упорно отказываться от предлагаемой леди Лавлейс помощи в его деле, хотя дружеские отношения между ними сохранилась.
После завершения работы встал вопрос о том, следует ли указывать имя комментатора, а если указывать, то как. Ей трудно было решиться поставить свое полное имя – «графиня Лавлейс», и муж предложил подписаться инициалами «А. А. Л.». Так и было сделано.
Таким образом, в 1843 году была опубликована статья Л. Ф. Менабреа «Описание аналитической машины, изобретенной Ч. Бэббиджем. С комментариями переводчика». «Комментарии» занимали 53 страницы текста и превышали по объему переведенную статью. В «Комментариях» были представлены перспективы развития вычислительной техники, описан алгоритм вычисления чисел Бернулли на аналитической машине. Это описание признаётся первой программой, которую можно использовать для воспроизведения на компьютере.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.