Текст книги "Такие разные… Судьбы английских интеллектуалок Нового времени"

Ко времени пребывания в Бате относится появление портрета миссис Маколей, написанного блестящим портретистом Томасом Гейнсборо. Художник в те годы тоже жил в этом курортном центре, где во множестве отдыхали и развлекались представители разных слоев английского общества.

Что касается Кэтрин Софи, то Уилсон действительно удочерил ребенка. Всё свое детство девочка, не отличавшаяся яркостью внешности и характера, находилась в тени своей блестящей матушки, потом скромно вышла замуж за капитана одного из судов Ост-Индской компании. У нее, судя по всему, были добрые отношения с матерью, республиканские идеи которой были ей симпатичны, но она никогда не выходила из роли скромной «домашней» женщины.

В 1777 году Кэтрин Маколей совершила путешествие во Францию, где сразу же почувствовала себя очень комфортно в кругу французской интеллектуальной элиты. Друзей и почитателей К. Маколей нашла среди французских ученых, таких как Ж. Тюрго, а также тех, кто спустя полтора десятилетия будет называться жирондистами: Кондорсе, супруги Ролан. Для большей части просвещенного французского общества республиканизм К. Маколей был в то время чужд, но импонировала ее оппозиционность правительству Георга III, с которым у Франции были достаточно напряженные отношения.

Так как версальский двор поддерживал начавшуюся борьбу североамериканских колоний против правительства Георга III, а Маколей была убежденной защитницей дела независимости, то ее сочинения, пропитанные бунтарскими идеями, были приняты во Франции вполне доброжелательно. В рецензиях внимание обращалось не на республиканизм автора, а на ее глубокое знание человеческой природы. Встал вопрос о переводе «Истории» К. Маколей на французский язык, но при тогдашнем «старом порядке» во Франции эта задача так и не была решена. Книга появилась на французском языке в начале 1790-х годов, уже во время Великой революции, когда инициатором издания выступил самый влиятельный политик этого времени О. Мирабо.

По возвращении из Франции К. Маколей начала лечиться у доктора Джеймса Грэхема, использовавшего в своей лечебнице под многообещающим названием «Храм сердца» разного рода нетрадиционные способы, весьма популярные в то время. Для Кэтрин это лечение завершилось новым замужеством. В декабре 1778 года 47-летняя дама вышла замуж (в данном случае правильнее было бы сказать – взяла в мужья) за младшего брата доктора Грэхема – Уильяма. Жениху был 21 год от роду.

Этот брачный союз вызвал грандиозный скандал в Бате. Больше всех был шокирован друг новобрачной Т. Уилсон. За пару месяцев до официальной церемонии К. Маколей покинула дом своего покровителя под предлогом того, что ей необходимо навестить подругу вместе с которой она ездила во Францию. Эта подруга была замужней сестрой У. Грэхема. Обстоятельства, сопутствовавшие бракосочетанию, дали повод для разговоров о тайном бегстве, карикатур и сатирических стихотворений в прессе.

Это событие получило освещение в одной из фарсовых театральных постановок. Джон Соубридж грозился, что лишит Кэтрин права видеться с дочерью. Обиженный Уилсон приказал уничтожить все следы пребывания коварной особы в его доме. О своем сопернике он с вполне естественным чувством отзывался как об «этом шотландском ничтожестве». Х. Уолпол, всезнающий историограф политической, светской и культурной жизни георгианской Англии, в своих «Мемуарах» ядовито отметил, что «леди Фукидид сделала странную партию».

Общественное признание сменилось для Кэтрин Маколей Грэхем общественным презрением. Даже такие скандально известные личности, как Д. Уилкс,[174]174
  Уилкс Джон (1727–1797) – публицист и парламентарий, критические статьи которого против окружения короля Георга III вызвали выступления сторонников парламентской реформы, сопровождавшиеся уличными беспорядками в Лондоне в 60-х годах XVIII века.


[Закрыть] демонстрировали по отношению к ней свое неодобрение. Дело заключалось не только в неподобающем браке. Большую роль сыграли перемены в политических настроениях общества. Вследствие неудачно завершавшейся войны с североамериканскими колониями изменилась политическая ситуация: Великобритания теряла значительную часть своей колониальной империи, а вместе с тем в обстановке некоторой растерянности общества теряли популярность ниспровергательные радикально-оппозиционные настроения. Республиканизм «вышел из моды», а вместе с ним и главная пропагандистка республиканизма в английском обществе. Трактовки событий середины XVII века, предложенные в томах «Истории Англии» К. Маколей, очевидно, не совпадали с господствовавшими общественными настроениями.

«Девять муз Великобритании» кисти Р. Сэмуэля

Тем не менее «леди Фукидид» продолжала том за томом издавать свою «Историю». Позиция М. Маколей оставалась безапелляционной, а политический идеал – четко очерченным: им являлась республика равных возможностей, где всё подчинено интересам энергичных и удачливых. Все, кто не соответствовал этим требованиям, будь то побежденные, беспомощные в изменившихся условиях представители верхов старого общества или осмелившееся заявить о своих нуждах нищее большинство населения страны, ее не интересовали.

Вечная проблема – соотнесение справедливой борьбы за свободу и насилия, эту борьбу сопровождающего – была скоординирована К. Маколей так, что именно справедливость борьбы за свободу была выдвинута на первый план. Вместе с тем акцент был перенесен со ставшей традиционной в английских условиях защиты Древней конституции на революционное новаторство. По своему настрою «История Англии» К. Маколей была ближе к идеалам французского Просвещения с его неприятием авторитетов, чем «золотая середина» Д. Локка и Д. Юма. Небольшой, но характерный штрих: в 1792 году, отправляясь в тюрьму, «королева жиронды» Манон Ролан кроме небольшого запаса косметики и дамских мелочей прихватила с собой сочинение своей английской подруги К. Маколей.

Вопреки пророчествам о том, что ее неординарное замужество помешает ей работать и скоро закончится, брак оказался прочным, а творческий потенциал не иссяк. Оба предсказания оказались ошибочными. К. Маколей-Грэхем продолжала плодотворно работать – писать и издавать книги. Супруги Грэхем жили между собой в ладу и согласии.

После завершения издания «Истории Англии» К. Маколей-Грэхем вместе с мужем отправилась в Новый Свет. Их пребывание там пришлось на период с 1784 по 1785 год, они много поездили по стране. В «империи свободных людей» К. Маколей-Грэхем оказалась желанным гостем. Ее «История» и памфлеты, в особенности посвященные защите прав колонистов, были хорошо известны. В течение почти годового путешествия супруги Грэхем побывали в разных частях молодой страны и завершили его пребыванием в Маунт Верноне, поместье Д. Вашингтона. Герой войны за независимость выразил ученой даме свое восхищение и высказал пожелание, что она возьмется за написание истории американской революции. Переписка, возникшая между Д. Вашингтоном и К. Маколей-Грэхем, продолжалась до самой смерти последней.

Осенью 1786 года супруги Грэхем вернулись в Англию и поселились неподалеку от Лондона. В эти годы К. Маколей-Грэхем написала еще ряд памфлетов, посвященных религиозным и нравственным вопросам, проблемам образования, а также известное письмо-отклик на знаменитый трактат Э. Бёрка[175]175
  Бёрк Эдмунд (1729–1797) – британский парламентарий и публицист, прославившийся защитой североамериканских колоний в их противостоянии правительству Георга III, а затем осудивший начавшуюся революцию во Франции с позиций нарушения органического развития общества.


[Закрыть] «Размышления о революции во Франции». В «Трактате о непреложности моральной истины» она, убежденная сторонница умеренно-протестантской англиканской церкви, выступает с позиций просветительской толерантности в отношении так называемых диссентеров (несогласных) – тех, кто придерживался радикальных протестантских взглядов.

«Письма об образовании», написанные Маколей в предпоследний год ее жизни, развивали тему, начатую задолго до того Д. Мильтоном и Д. Локком. В отличие от своих предшественниц, таких как Б. Мейкин и М. Эстел, К. Маколей сконцентрировала внимание не только на воспитании девочек: она не считала нужным делить воспитание на женское и мужское. По ее мнению, мальчиков и девочек следует воспитывать сходным образом, стараясь закалить их физическое здоровье, прививая привычку к самостоятельности, умеренности, доброте. С ее точки зрения, ребенок должен, помимо всего прочего, учиться заботиться о своих питомцах – животных и птицах. Обучать детей следует постепенно, предлагая то, что им легче усвоить в том или ином возрасте. Сначала нужно учить их петь, танцевать и рисовать, позднее – познакомить с основами английской грамматики, латыни, античной и отечественной истории, географии, философии. В подростковом возрасте следует начать осваивать древнегреческий. Венчает эту последовательность (на рубеже 30-го десятка лет!) осмысление Священного Писания. Маколей составила список литературы, которую следует читать подрастающему поколению на разных этапах обучения.

Это сочинение миссис Маколей-Грэхем относится к 1790 году. Миссис Маколей отстаивала право сопротивления дурному правительству защищала идеи решительного (вплоть до насильственного) переустройства общества и обеспечение политического равенства для всех имущих слоев населения. Исторический смысл начавшейся во Франции революции заключался для нее в смелом порыве освобождения от всего отжившего, устаревшего. Она не допускала мысли о том, что в просвещенном XVIII веке борьба за свободу может породить крайности и эксцессы. Он писала: «…каждый гражданин… который обладает хотя бы малой долей собственности, так же держится за нее, как и самый богатый член общества; и это заставляет его уважать и поддерживать законы… Чувство личной заинтересованности связывает вместе всех тех, кто не является паупером…»[176]176
  Macaulay-Graham C. Observation on the Refection of the right hon. Edmund Berke on the revolution in France. L., 1790. P. 77.


[Закрыть] Ей казалось, что стихии управляемы.

Слово «либерализм» тогда еще не вошло в политический словарь, но свойственное политическому либерализму прекраснодушное убеждение, что разумно обоснованное и рационально доказуемое положение жизнеспособно, было присуще почтенной «леди Фукидид». Идеи, озвученные в памфлете К. Маколей «Возражения достопочтенному Э. Бёрку», перекликались с мнением других публицистов (их было около сорока), несогласных с мнением Э. Бёрка о том, что революция должна привести к анархии. Смерть избавила миссис Маколей от необходимости признать свою неправоту в отношении перспектив революции.

Она умерла 22 июня 1791 года после долгой болезни. На стене церкви в Бате Уильям Грэхем поместил барельеф, на котором изображен профиль Кэтрин, а сверху расположена сова – символ мудрости. Для современников Кэтрин Маколей была прежде всего эксцентричной женщиной, неугомонно восторженной защитницей республиканских идеалов, «республиканской фурией». Историческая перспектива показала в ее личности доминирование одной черты – упорного желания быть собой, формировать свое человеческое «я» в соответствии с некими идеалами, жить, не подчиняясь диктату общества. Но это бунтарство сопровождалось творчеством, исследовательской деятельностью, оставившей потомству несколько интересных трактатов и историческое сочинение, заслуживающее внимания профессионалов и просто любителей истории.

Интеллектуалки «железного века»

Обстоятельства времени

XIX век с точки зрения эмоционального состояния общества можно поделить на примерно равные временны́е отрезки: период эмоциональной потрясенности и период уверенности в стабильности и надежности. В первом из них накал общественной атмосферы определялся революционными катаклизмами, потрясавшими страны Запада в последние десятилетия XVIII века и в первую половину XIX века. Оптимизм Просвещения, обещавшего гармонию «царства Разума», оказался бессилен перед страшными реалиями кровопролитной общеевропейской войны, растянувшейся на четверть века. Общество переживало необратимые разрушительные перемены, мир менялся на глазах одного поколения. Потрясенность переменами стала эмоциональной доминантой времени.

В этой обстановке и возник романтизм – движение в культурной жизни, охватывающее сферы от философии, политической экономии, поэзии, музыки, изобразительного искусства до моды на одежду и манеру поведения. Романтизм опирался на иррациональное начало, на чувства, противопоставляемые рассудку.

Для романтиков во всем – в жизни и в искусстве – притягательными были взволнованность, изменчивость, подвижность, всё, что требует сострадания, восторга или ненависти, всё, что можно озвучить краткой формулой «у самой бездны на краю» или «между отчаянием и надеждой». Герой романтической эпохи – одиночка, противостоящий всему враждебному миру, даже если это обычный «маленький» человек, неспособный выстоять в этой борьбе. Романтизм господствовал в первой половине века, а его проявления заметны были в последующие десятилетия.

Это трепетно-взволнованное эмоциональное состояние служило своего рода духовным камертоном социально-экономических изменений, знаменовавших переход к строительству индустриального общества. На Европейском континенте этот процесс сопровождался многочисленными политическими потрясениями, на Британских островах он протекал внешне более спокойно, но отнюдь не менее болезненно и напряженно. Менялись формы организации труда, менялся весь строй общественной жизни. Основные виды производства сосредотачивались в быстро растущих числом и размером городах. В самом начале XIX века в Лондоне жило более 800 тыс. человек, в середине столетия его население достигло, а может быть, превзошло 2 млн человек. Перемены в организации экономической жизни привели к изменениям в социальной структуре общества и, особенно на первых порах, к усилению социального противостояния.

«Железный век» (так назвали XIX век современники) демонстрировал постоянное обновление во всех жизненных сферах. Научные открытия, технические новшества входили в быт людей, меняли облик среды их обитания. Утверждение буржуазного общества привело к триумфу науки и культу научных, полученных опытным путем, «положительных» знаний. Жизнь общества стала определяться быстрым техническим развитием, усилилась практическая роль науки. Слова «прогресс», «изменение», «совершенствование» стали ключевыми, они определяли пульс общественной жизни в экономике, в социальной сфере, в сфере духовной.

В этих хронологических рамках четко обозначились и были законодательно определены социальные роли мужчины и женщины в обществе. «В Европе укрепилась идеология, привязывающая женщину к дому. Это была идеология обособленных или раздельных и закрепленных сфер (separate spheres), согласно которой областью реализации женщины является домашнее пространство, а мужчины – общемировое (работа, политика, борьба)».[177]177
  Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 9.


[Закрыть] Идея о «разделении сфер» привела к тому, что «в XIX веке происходит “второе закрепощение” женщин семейными структурами».[178]178
  Репина Л. П. Гендерная иерархия и «власть женщин» // Искусство власти. Сб. в честь Н. А. Хачатурян. СПб., 2007. С. 489.


[Закрыть]

Различие между мужчинами и женщинами подчеркивается во всем. Даже развитие медицинских знаний внесло свою лепту в это противопоставление. «Женщина представляет собой вовсе не менее совершенную копию мужчины, а принципиально иное, слабое существо, утверждала наука, из чего следовал вывод: женщина нуждается в защите».[179]179
  Уорсли Л. Английский дом. Интимная история. М., 2016. С. 292.


[Закрыть]

Слабость, беспомощность как сугубо женские, а значит, женственные, привлекательные качества культивировались мужчинами и активно использовались женщинами в качестве весьма действенного оружия, помогающего побеждать сильный пол. Женщина, особенно молодая, должна была иметь томный вид, демонстрировать склонность падать в обморок. Это, однако, не мешало им ночи напролет танцевать на балах.

Женской сферой совершенно справедливо признавалась область чувств, эмоций, переживаний. Одна из героинь Д. Остен, которую саму следует признать тонким знатоком этой сферы, говорит своему собеседнику: «Мы живем в домашнем кругу, в тиши уединения, во власти собственных чувств. Вас же скоро отвлекают волнения большого мира. Вечно у вас есть дело, цель, занятия всякого рода, жизнь предъявляет вам свои права, вас рассеивают невольно труды и перемены».[180]180
  Остен Д. Доводы рассудка / Остен Д. Собрание сочинений в 3 т. М., 1989. Т. 3. С. 636.


[Закрыть]

Даже внешний облик должен был подчеркивать гендерное различие. «Ни в одном другом веке мужские и женские костюмы не были так дифференцированы, а любое нарушение так тщательно отслеживалось и охотно использовалось для создания образов соответствия и несоответствия».[181]181
  История женщин на Западе. Т. 4. Возникновение феминизма: от Великой французской революции до Мировой войны / Под ред. М. Перро, СПб., 2015. С. 274.


[Закрыть]

«Ангел дома» – определение, которое появилось в одном из стихотворений У. Коупера (1731–1800), любимого поэта великой романистки Д. Остен. В этом образе сосредоточено представление об идеальной женщине XIX века: доброй, прекрасной, исполненной жаждой самоотречения во имя близких. Ее жизненное предназначение заключалось в том, что она «ум должна оставить для других».[182]182
  Хобсбаум Э. Век капитала. Ростов на Дону, 1999. С. 333.


[Закрыть] Ей не дано совершать великих деяний, но она живет ради тех, кто будет способен на великие деяния.

Казалось бы, что общего между «ангелом дома» и греховно-суетным искусством балета? Но ведь как раз «кружащаяся в белой тонкой ткани балерина романтиков довела до совершенства женский идеал невоплощения».[183]183
  История женщин на Западе. Т. 4. С. 275.


[Закрыть] В изобразительном искусстве одним из множества примеров такого рода служит полотно Д. Э. Хикса «Женская миссия», на котором показан мужчина, в отчаянии закрывший лицо рукой, и нежно прильнувшая к нему, ободряющая его женщина. А если обратиться реальности, то разве не «ангелом в доме» можно назвать прекрасную и самоотверженную Мэри Шелли?

Ограничение сферы женской деятельности домашними заботами, а также воспитанием детей в качестве основной задачи, дополнялось опорой на женскую религиозность, которая сама по себе предполагает жертвенность в качестве добродетели. Дом виделся не просто местом проживания, но особой уютной средой обитания, столь почитаемой в суровом мире политических передряг и социальных крушений. Это нашло отражение в словах английского публициста Джона Рёскина, утверждавшего, что дом – «это прибежище Мира; приют, укрывающий не только от несправедливости, но и от страха, сомнений и разногласий».[184]184
  Цит. по: Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 150.


[Закрыть]

А ведь налаживанием порядка в доме, наведением там чистоты, комфорта и уюта занимались женщины, другими словами, «дом был местом осуществления главной роли женщины – обустройства и воспроизводства сферы частной жизни».[185]185
  Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 150.


[Закрыть]

Отсюда – неизбежность возникновения ситуации, при которой глава семьи, неограниченный владыка и повелитель, полномочия которого не подвергаются сомнению, чувствует себя почетным гостем в собственном доме, поскольку не в состоянии отследить всех составляющих домашнего уклада и повлиять на них. В этом микрокосмосе женщина – не просто хозяйка, она еще и своего рода демиург, формирующий физический и духовный облик подрастающего поколения.

В обустройстве дома подспудно предполагалось наличие творческого начала; особенно творчество проявлялось на уровне домашнего рукоделия. Для девочек из обеспеченных слоев общества «художественные навыки считались признаком хорошего воспитания, развивавшими в девушке чувствительность и делавшими ее социально привлекательной».[186]186
  История женщин на Западе. Т. 4. С. 259.


[Закрыть] Поэтому их приучали вышивать, рисовать, музицировать, ценить изящную словесность. Последнее открывало прямой путь к собственным упражнениям в сочинительстве. Стихотворные упражнения разного качества заполняли девичьи дневники и альбомы, карандашные и акварельные изображения цветов и закатов украшали стены гостиных и будуаров, а умение петь или аккомпанировать поющим считалось одним из верных способов обеспечить себе внимание возможных воздыхателей.

Что касается девушек из простонародья, то художественные способности открывали возможность заработка или приработка. Большие и малые лавочки по продаже и изготовлению модных вещичек охотно брали на работу девушек, умеющих изготовлять шляпки или составлять цветочные букеты. Многочисленные в ту пору мастерские по производству бумажных обоев, искусственных цветов, росписи посуды и тканей содержали почти исключительно женский персонал. Пением подрабатывать можно было в различных увеселительных заведениях, во множестве появлявшихся в городах второй половины XIX века. Но в глазах общества такого рода деятельность находилась как бы на обочине «большого искусства», куда женщинам доступ был закрыт.

Итак, мир оказался поделен на две сферы: в одной из них действовали мужчины, в другой – женщины. И это разделение было юридически оформлено. Обе сферы признавались значимыми и важными, только при этом от женщины требовалось отречение от собственных нужд во имя высокой миссии служения другим.

Возможность самореализации для женщины виделась в приобщении к творчеству в самом широком значении этого слова, в частности, в умении читать и писать. Принято считать, что 30-м годам XIX века примерно 50 % жительниц Великобритании были грамотными.[187]187
  Schofield R. S. Dimensions of illiteracy, 1750–1850 // Explorations in Economic History. 1973. № 10. P. 446.


[Закрыть] Способность вдумчиво, внимательно читать, анализировать и сопоставлять прочитанное, готовила некоторых читательниц к тому, чтобы излагать свои мысли и впечатления на бумаге.

Значимость такого подхода развивала в письме к подруге писательница Э. Гаскелл:[188]188
  Гаскелл Элизабет (1810–1865) – английская писательница периода расцвета реалистического романа. Будучи замужем за священником, провела большую часть жизни в промышленном Манчестере; в ее романах и повестях показаны разные грани жизни британского общества середины XIX века.


[Закрыть] «Уверена, [женщинам] полезно искать прибежища в мире искусства, чтобы укрыться от лилипутских стрел, обрушиваемых на них пустяшными заботами; это убережет их от болезни… Я почувствовала это в писательстве, ты – в живописи, поэтому наверняка желательна комбинация двух начал (я имею в виду домашние обязанности и развитие личности)…»[189]189
  Цит. по: Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 154. Сказанное имело для Э. Гаскелл вполне конкретное значение: писательство спасло ее от душевного потрясения, пережитого по случаю смерти сына.


[Закрыть]

Вот лишь несколько имен из списка английских писательниц, работавших в последние десятилетия XVIII – первой половине XIX века: Энн Рэдклиф, Клара Рив, сёстры София и Гариетт Ли, Шарлотта Смит, Мэри Уолстонкрафт, Джейн Остен, Мэри Шелли, Кристина Россетти, сёстры Бронте, Элизабет Гаскелл, Джордж Элиот (Мэри Эванс), Элизабет Браунинг, Элизабет Ригби Истлейк. Масштаб дарования их различен, различны жанры, в которых они писали, различны мотивы, побудившие их обратиться к творчеству, но в данном случае важнее сам факт такого обращения.

Большинство из них происходило из «средних классов», но были и исключения. Так, в середине 80-х годов XVIII века писательница Ханна Мор «открыла» просвещенной публике бристольскую молочницу Энн Эрсли, сочинявшую стихи, и помогла организовать их издание. Но такие случаи были чрезвычайно редки, а заканчивались они печально, как обычно заканчивается «минута славы» на чужом культурно-бытовом пространстве.

Куда скромнее список тех женщин, кто стремился реализовать свои творческие возможности в области изучения естественных наук. Показателен анекдотический случай, когда известный астроном Лаплас сказал математику Мэри Сомервилль:[190]190
  Мэри Фэрфекс Сомервилль (1780–1872) – специалист в области математики и астрономии. Она приобрела известность в 1831 году, сделав перевод с французского работы П. С. Лапласа о механике движений небесных тел. Сомервилль сумела облечь сложные идеи, изложенные в этой работе, в доступную обычным читателям форму. По словам самой Сомервилль, она перевела работу Лапласа с языка алгебры на обычный язык.


[Закрыть] «Я знаю только трех женщин, которые понимают, о чем я говорю. Это Вы, госпожа Сомервилль, Каролина Гершель и миссис Грейг, о которой мне ничего неизвестно».[191]191
  Мэри Сомервилль // Википедия [Электронный ресурс]. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D1%8C,_%D0%9C%D1%8D%D1%80%D0%B8 (дата обращения: 27.08.2015).


[Закрыть] Остается добавить, что третья из названных дам – это всё та же Мэри Сомервилль, только названная по фамилии первого мужа, русского консула в Лондоне, капитана Грейга. Кроме упомянутых Лапласом женщин-математиков необходимо назвать их младшую современницу Аду Лавлейс, которой посвящена отдельная глава нашей книги.

Обращение к творческой деятельности, будь то писательство или научные изыскания, могло быть обусловлено самыми разными обстоятельствами. Для Джейн Остен и Ады Лавлейс это заполнение досуга, которое становится смыслом жизни. Для сестер Бронте и Элизабет Ригби – работа, дающая заработок, и одновременно сфера самореализации. Для Элизабет Гаскелл – спасение от пережитого стресса. Для Элизабет Сиддал – возможность заявить о себе в кругу романтиков-интеллектуалов.

Творческая деятельность их протекала очень часто под крылом и опекой благосклонно относившегося к этому супруга или брата, будь то священнослужитель (высокоцерковник Остен или униат Гаскелл), ученый (Сомвервилль), художники (Данте Габриэль Россетти или Лоренс Альма Тадема), военный (капитан Грейг или генерал Батлер) или «просто» просвещенный аристократ (баронет Шелли или граф Лавлейс).

Можно сказать, что вплоть до последней четверти XIX века в женских вариантах самореализации преобладает скорее стремление приспособиться к обстоятельствам, чем бунтарство. А случаи бунтарства вызваны были невозможностью реализовать свои творческие возможности в рамках привычных отношений, как в случае М. Уолстонкрафт. Вместе с тем объективное развитие ситуации подвело к тому, что «женский вопрос» был поставлен на повестку дня.