Электронная библиотека » Лариса Чернова » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 7 марта 2018, 13:20


Автор книги: Лариса Чернова


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Портрет Мэри Стюарт Бьют кисти Д. Рейнолдса


С обидой вспоминала леди Мэри лондонское общество, сетуя на то, что там за недостатком развлечений люди озлобляются и погружаются в атмосферу сплетен: «Я благословляю судьбу за то, что она привела меня туда, где люди могут разговаривать не только о делах их ближних».[152]152
  Цит. по: Paston G. Lady Mary Wortley Montagu and her times. Р. 373.


[Закрыть]
За этими словами проглядывает желание «сохранить лицо», скрыть ото всех, как болезненно она воспринимает тот факт, что рвутся нити, связывавшие ее с домом. А как иначе можно объяснить столь подробное описание того, что английские слуги – сопровождавшая ее супружеская пара – решили вернуться домой, в Англию?

Со временем постоянной стала переписка между леди Мэри и ее дочерью. Помимо свойственных женщинам обсуждений семейных дел и проблем здоровья, а также нюансов воспитания детей Мэри-младшей, постоянной темой общения были книги. Графиня Бьют слала матери литературные новинки, а та давала свои комментарии по поводу прочитанного. Это было время появления в печати романов С. Ричардсона и Г. Филдинга, и леди Мэри жадно читала, излагала в письмах свои соображения о прочитанном, требовала новых книг. Другим ее увлечением стало описание великолепия тех садов, которые прилегали к арендуемым ею виллам на севере Италии, где она проживала.

«Острая на язык, дьявольски умная, честолюбивая – и это в эпоху, когда женщина ценилась как рабочая сила либо как домашнее украшение, – леди Мэри искала утешения в книгах и путешествиях. В конечном итоге она осела в Ломбардии, откуда вела письменную перепалку с дочерью и неизменно просила присылать ей больше романов, без которых не мыслила прожить и дня. Как и подобает выдающейся личности, Мэри не была просто дамой: она была литературной дамой с безупречным вкусом, и очень немногие отваживались спорить с ней».[153]153
  Роджерс П. Генри Филдинг. Биография. С. 13.


[Закрыть]
Книги, как и многие ее современники, она почитала очень высоко: «Нет развлечения дешевле и удовольствия продолжительнее, чем чтение».

В 1761 году умер Эвард Монтегю-старший, и дочь уговорила леди Мэри вернуться домой. По приезде она была вполне благосклонно принята при дворе. А спустя недолгое время, 21 августа 1762 года, М. Уортли Монтегю умерла. Говорят, что на прощание она прошептала: «Всё это было очень интересно».

Ее судьба являет пример того, как «заграничное путешествие» использовалось в случае возникновения трений между личностью и обществом. Столетие спустя другой неудобный обществу англичанин, Д. Байрон, упомянул М. Монтегю в пятой песне поэмы «Дон Жуан», описывая достопримечательности восточных берегов Средиземного моря:

 
Софии купол, гордые снега
Олимпа, и военные фрегаты,
И рощи кипарисов, и луга —
Я эти страны пел уже когда-то:
Они уже пленяли, не таю,
Пленительную Мэри Монтегю.[154]154
  Байрон Д. Г. Дон Жуан // Байрон Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон Жуан. М., 1972. С. 396.


[Закрыть]

 

Лорд Джордж никогда не был щедр на лестные оценки, а тут – столь комплиментарная характеристика! Что было общего между поэтом-романтиком, ставшим своего рода символом целой культурно-исторической эпохи, и эксцентричной дамой, много читавшей и писавшей, воспринимавшейся современниками как «комета», то есть нечто, нарушающее гармоничную картину миропорядка? Оба они были из породы «аристократических бунтарей». Судьба обоих показывает, как социум избавлялся от неугодной личности, вынуждая пуститься в странствия, выдавливал беспокойный элемент вовне. Для одних предполагался жесткий вариант – ссылка или переселение в колонии, для других – комфортный «Большой вояж» на континент.

Согласно воспоминаниям ее дочери, леди Мэри не была словоохотлива, в непривычном обществе предпочитала слушать, а не говорить. Зато ее беседы с близкими людьми были очень занимательны. Последнему особенно можно верить, ведь эта оценка принадлежит ее недоброжелателю Х. Уолполу.

Она оставила довольно большое число опубликованных работ, среди которых проза, стихи, эссе. Ее стихи по форме правильные, но не выдающиеся, эссе передают общие настроения просвещенного общества того времени. Она запомнилась как автор «Писем из турецкого посольства». А это, собственно, объединенные тематически письма: именно письма составляют изюминку творческого наследия М. Монтегю. Нет в них чувствительных описаний, нет причудливых метафор и продуманных острот. Она просто и ясно излагала на письме свои впечатления, соображения, воспоминания, умела удачно выразить то, что хочет донести до читателя. (Возникают ассоциации с героиней одной из новелл С. Моэма «Джейн», которая покорила общество тем, что имела обыкновение говорить то, что думала, и по существу.)

Заподозрить Мэри Уортли Монтегю в том, что она – предтеча феминизма, при желании можно, но ее отношение к представительницам собственного пола очень выразительно характеризуется фразой: «Как хорошо, что я женщина, а то ведь пришлось бы жениться на одной из этих дур».

Прожив далеко не складную жизнь, совершив целый ряд непродуманных шагов, Мэри Уортли Монтегю сумела достаточно успешно приспособиться к существовавшим общественным отношениям, продемонстрировав женский вариант поведенческой практики человека Просвещения, в которой сочетались природная импульсивность и декларативный рационализм.

P. S. Другая леди Монтегю

У читателя может возникнуть вопрос: а как же «синие чулки» – прозвище, закрепившееся за учеными дамами, собиравшимися в салоне леди Монтегю? Дело в том, что прозвище связано с другой леди Монтегю, дальней родственницей по мужу Мэри Уортли Монтегю. В девичестве Элизабет Монтегю носила фамилию Робинсон.

Родилась она в 1718 году в довольно богатой семье и была старшей из трех детей. Дед Элизабет был профессором Кембриджского университета. Дети получили блестящее домашнее образование, владели латынью, французским и итальянским языками. Двадцатилетней девушкой Элизабет письменно изложила свои соображения о браке: она была сторонницей того, чтобы брак был тщательно продуманным соглашением, в котором чувствам уделялось бы минимум места. А спустя четыре года она реализовала свой план: вышла замуж за Эдварда Монтегю, внука второго графа Сэндвича, очень богатого владельца угольных копей.

Для Англии Нового времени уголь был одним из главных богатств страны. Он помогал решать проблемы не только отопления, но и производства. Не следует забывать, что именно во второй половине XVIII века начинался промышленный переворот. Так что англичане могли повторять вслед за Х. Уолполом: «Наше солнце – уголь из Ньюкасла».

Когда Элизабет выходила замуж, ей было 22 года, а ее супругу – 58 лет. Их единственный сын Джон умер совсем маленьким. Больше детей у леди Элизабет не было. Она и прежде много внимания уделяла интеллектуальным занятиям, а теперь это стало главным ее интересом. Отношения с мужем были дружескими, доверительными, он поддерживал увлечения жены литературными знакомствами, ее стремление писать самой. Леди Элизабет сосредоточилась на религии и литературе. С 1750-х годов супруги стали проводить зимнее время в Лондоне, где леди Элизабет начала организовывать литературные завтраки.

При жизни мужа и после его смерти в 1775 году салон Элизабет Монтегю неизменно собирался. Его посещали литераторы (С. Джонсон, С. Ричардсон, Г. Филдинг), политики (Э. Бёрк), художники (Д. Рейнольдс), актеры (Д. Гаррик). Бывали там просвещенные дамы, такие как литератор и педагог Ханна Мор.

Умерла Э. Монтегю в 1800 году, оставив после себя несколько сочинений, таких как «Диалоги о смерти» и эссе о гении Шекспира. Она осталась в памяти общества, как весьма респектабельная и просвещенная дама.

Вошедшее в историю понятие «синие чулки» связано с одним из постоянных посетителей салона Э. Монтегю по имени Б. Стелингфорт, имевшим обыкновение вместо полагающихся «на выход» черных шелковых чулок носить синие шерстяные. Тогда мужской костюм открывал ноги для всеобщего обозрения почти до колен, а вот увидеть, какие чулки надеты на даме, было делом затруднительным. Со временем «синими чулками» стали именовать ученых дам, лишенных женской привлекательности.

Две представительницы аристократической фамилии Монтегю – леди Мэри и леди Элизабет – представляют собой два образчика интеллектуалок XVIII века, сходных по кругу интересов, но отличающихся по характеру и жизненному пути.

Кэтрин Маколей – «республиканская фурия» или «леди Фукидид»?

Теоретическая платформа Просвещения была сформулирована английскими философами на рубеже XVII–XVIII веков. Позднее «центром просветительской идеологии стала Франция, и оттуда примерно в течение 70 лет она распространялась на большую часть Европы, от Эдинбурга до Санкт-Петербурга».[155]155
  Абрамс Л. Формирование европейской женщины новой эпохи. С. 23.


[Закрыть]

Когда в 60-х годах XVIII столетия в британском обществе обозначились проблемы и противоречия, связанные с кардинальными подвижками в развитии общества (началась промышленная революция), стали наблюдаться «реверсные поставки» ниспровергательных настроений французского Просвещения в британскую общественную мысль. Женщина-историк Кэтрин Маколей (Catharine Macaulay, 1731–1791) придерживалась позиций, близких «офранцуженному» варианту Просвещения.

Кэтрин Маколей, в девичестве Соубридж, родилась весной 1731 года в семье Джона и Элизабет Соубридж. Отец и мать Кэтрин происходили из среды предпринимателей. Дедушка по отцу был банкиром, одним из основателей Английского банка и членом парламента. Был он также одним из учредителей скандально известной Компании Южных морей, ставшей прообразом всех последующих финансовых пирамид. Из-за этой аферы мистер Соубридж потерял место в парламенте.

Представитель следующего поколения Соубриджей Джон был женат дважды. Первая его супруга, тоже происходившая из семьи финансистов, умерла через несколько месяцев после свадьбы, оставив мужу богатое приданое, которое он приумножил удачными денежными операциями. Элизабет, вторая жена Джона Соубриджа, родила ему четверых детей: Мэри, Кэтрин, Джона и Вэнли, и умерла в возрасте 22 лет.

Семья жила в поместье Оланти, расположенном в графстве Кент. Джон Соубридж, тяжело переживая утрату жены, замкнулся в себе, избегал общества. Впрочем, дети в богатых семьях той поры в любом случае обретались вдали от старшего поколения и росли, предоставленные заботам нянь и гувернанток. Со временем к мальчикам были приставлены учителя, которые до отправки их в школу должны были привить своим подопечным умение читать и писать, а также самые необходимые начатки знаний Священной и античной истории, математики и латыни.

Девочкам отдельных учителей не полагалось, но с разрешения отца они могли посещать уроки своих братьев и учиться вместе с ними по «урезанной программе». Собственно, для девочек считалось достаточным научиться читать и познакомиться с основами англиканского вероучения. Читать Священное писание должна была каждая добрая христианка, принадлежащая к любой из протестантских церквей. А главное внимание при обучении юных леди уделялось воспитанию приятных манер, умению танцевать, музицировать, петь.

Все эти навыки должны были служить дополнительным украшением девичьего приданого и увеличивать шансы барышни на удачную сделку на брачном рынке. Кэтрин, однако, усиленно пользовалась возможностью заниматься вместе с братьями латынью и прочими премудростями. Для просвещенной части европейского общества XVIII века казались интереснее и ближе древние римляне с их республикой, активной гражданской жизнью и политическими идеалами, борьбой политических группировок, чем рыцари и крестовые походы. «Изучение античной истории было важной составной частью обучения в частной школе… ученые рассматривали прошлое для понимания современных проблем… римляне и их жизнь были реальнее для восприятия, нежели их собственные современники».[156]156
  Johnson J. W. The formation of English neo-classical thought. Princeton, 1967. P. 31.


[Закрыть]
Увлечение мальчиков античной историей, доблестями римских республиканцев передалось и их сестре. Позднее она писала: «С ранней юности я с восторгом читала истории, в которых прославлялась Свобода в ее наиболее благородных проявлениях – в анналах римской и греческой республик».[157]157
  Macaulay C. The history of England from James I to the elevation of the House of Hanover. L., 1769. Vol. 1. P. V.


[Закрыть]

Чтение исторических сочинений она дополняла изучением периодических изданий, таких как «Спектейтор» и «Гардиан». Читая эти журналы, в которых большое внимание уделялось истории и политике, мисс Соубридж прониклась чувством воспитательного значения исторического знания для понимания современности. Чтение книг и журналов, беседы с братом Джоном, размышления о прочитанном – всё это выработало в девушке интеллектуальную независимость, способность формулировать собственное мнение. Эти качества, вообще-то, не поощрялись обществом той эпохи в отношении представительниц прекрасного пола. Хорошо воспитанная, просвещенная девушка из обеспеченной среды, каковой являлась Кэтрин, должна была знать кое-что из истории, литературы, математики и естественных наук, для того чтобы быть приятной слушательницей. Она должна была уметь оценить ум своего собеседника, приятно улыбаясь, подать вовремя реплику, поддержать беседу на серьезную тему, а вот иметь собственное мнение по таким вопросам правильно воспитанным девушкам не рекомендовалось.

Между тем люди, общавшиеся с молодой мисс Соубридж, отмечали самостоятельность, независимость ее суждений и поведения, порой шокировавших гостей дома. Один из гостивших в поместье джентльменов был потрясен тем, что по завершении обеда, когда все дамы согласно традиции перешли в гостиную, чтобы там ожидать мужчин, оставшихся в столовой покурить и поговорить о серьезных вещах, Кэтрин позволила себе тоже задержаться и самым непринужденным образом участвовать в мужских разговорах.

Внешность ее привлекала внимание не правильной красотой, а изяществом и «особенным лицом» (так оценила ее одна из знакомых). Она была среднего роста, но казалась выше из-за худощавости, имела нежную кожу, нос с горбинкой, выразительные темные глаза и пышные темные волосы. Вопреки моде своего времени, она имела пристрастие к одежде насыщенно ярких цветов, хорошо сочетавшейся с ее волосами.

До 29 лет Кэтрин жила в отцовском имении, которое после смерти отца унаследовал старший из братьев Джон. Одного из знакомых брата, доктора Джорджа Маколея, заинтересовала и восхитила эта столь отличающаяся от других девушка, и он сделал ей предложение, которое было принято. После венчания, состоявшегося 18 июня 1760 года, супруги поселились в Лондоне. Муж был старше Кэтрин: ему было 44 года. Он знал о ее научных интересах, ее интеллектуальных амбициях и охотно поддерживал и поощрял их. Мягкий по характеру, деликатный, заботливый, мистер Маколей оказался идеальным супругом для деятельной молодой дамы. Но, вероятно, у окружающих возникали сомнения насчет того, была ли идеальной супругой Кэтрин. Слишком уж независимо она себя держала. Во всяком случае, сэру Джорджу приходилось убеждать знакомых, что Кэтрин – нежная жена и ласковая мать для маленькой Кэтрин Софи, их дочери.

Дом супругов Маколей был гостеприимно открыт для избранного круга людей, интересующихся наукой, искусством и политикой, которой там уделялось особое внимание. Для культуры века Просвещения гостеприимный частный дом, в котором собирались люди, объединенные подобными интересами, был важным центром духовной жизни. Большая роль при этом отводилась хозяйке салона, просвещенной даме, умеющей принимать гостей, организовывать и направлять непринужденные и содержательные разговоры.

Салон миссис Маколей фактически стал местом, где оформилось так называемое движение «Друзей Свободы». Краеугольным понятием для этого объединения стало слово «свобода», но не в привычном для старого (феодального) общества значении «вольности», а как требование освобождения от угнетения и притеснения, приобщения к политическому влиянию. Социальный состав «Друзей Свободы» – это зарождающийся в годы начавшегося промышленного переворота слой промышленной буржуазии. Этот формирующийся социальный пласт не устраивало то, что механизм организации государственной власти функционировал без его участия. В силу того, что в парламенте данный социальный слой почти не был представлен, возникающая оппозиция была обречена стать оппозицией внепарламентской, а ее требование сводилось к реформе организации парламента, то есть реформе избирательной системы.

Старые принципы функционирования законодательной власти основывались на архаической избирательной системе, при которой избирательными правами пользовались только территории и населенные пункты, получившие это право от Короны в средние века. «Друзья Свободы» считали, что политические права должны распределяться соответственно размеру собственности: тот, кто богат, должен иметь право быть избирателем, а кто очень богат – еще и депутатом.

Эти настроения неожиданно столкнулись с противодействием со стороны Короны. В 1714 году в Соединенном Королевстве[158]158
  Официальное название страны после объединения в 1707 году Англии и Шотландии.


[Закрыть]
воцарилась новая, Ганноверская династия. Два первых короля из этой династии чувствовали себя прежде всего правителями (курфюрстами) немецкого княжества Ганновер. К Англии они относились как к неожиданному богатому наследству, позволяющему им поправить дела в наследственных владениях. Обязанности британского монарха они выполняли, так сказать, «вахтовым методом», проводя часть времени в Ганновере, а часть – в Великобритании.

Такое положение позволяло британской политической элите чувствовать себя независимо, а той части верхов общества, которая стремилась во власть, давало надежду на достаточно легкое приобщение к ней. Однако 1760 год ознаменовался воцарением на престоле нового короля, Георга III – первого представителя Ганноверов, искреннее заинтересованного в устройстве дел своего островного королевства, проникнутого просветительскими идеями «короля-патриота», желавшего не только царствовать, но и править.

Толчком к открытому проявлению кризисных явлений послужили финансовые трудности, возникшие у Великобритании в связи с завершением в целом успешной, но обременительной для налогоплательщиков и казны Семилетней войны, и осложнение отношений метрополии с американскими подданными британской короны. В свете обострившейся общественной ситуации резко высветились проблемы, которые существовали и прежде (коррумпированность и патронат), однако воспринимались как нежелательное, но неизлечимое зло. В периоды относительно спокойного состояния общества эти факты воспринимаются как свидетельства несовершенства, греховности рода людского; в кризисные моменты они обретают значимость вселенского зла, требующего быстрого и полного уничтожения. В кризисных ситуациях резко меняется отношение к практике насильственных переворотов в обществе, к оценкам таких переворотов, имевших место в прошлом.

Для британских оппозиционно настроенных интеллектуалов эта ситуация открывала иной взгляд на период английских гражданских войн предшествующего столетия. Почитаемая Славная революция 1689 года, которую было принято именовать просто Революцией, причем с заглавной буквы, не отвечала настроениям момента. Она завершала исторический этап, подводила итог, а 60-е годы XVIII века были наполнены ожиданием, интерес общества сконцентрировался на том, как начинать, а не как завершать. Идеологи новой волны оппозиции неизбежно должны были обратиться к периоду гражданских войн. По своему содержанию (разрушение, очищение от прошлого) этот исторический этап оказался интереснее для поколения, активизировавшегося в 1760-е годы, нежели Славная революция.

В 1753 году в культурной жизни Англии произошло важное событие: парламент принял акт об основании первого в стране публичного музея, получившего название Британского. Основой музейной экспозиции послужили разнообразные предметы, собранные доктором Гансом Слоаном[159]159
  Ганс Слоан или Слоун (1660–1753) – английский медик, натуралист, коллекционер, член Лондонского королевского общества, с 1727 по 1741 год – его президент. Был иностранным членом Российской академии наук, почётным членом Российской академии наук. Собрал огромную коллекцию книг, рукописей, рисунков, различных раритетов, вывезенных им с островов Тихого океана. Его коллекция стала одной из главных составных частей Британского музея.


[Закрыть]
в годы его работы на Ямайке. Среди 79 575 экспонатов были гербарии, минералы, гравюры, монеты, книги, рукописи, различные экзотические предметы. В 1760 году только что вступивший на престол король Георг III приобрел у наследников книгоиздателя Томасона и подарил музею коллекцию памфлетов и рукописей времен английской Гражданской войны середины XVII века.

Один из друзей супругов Маколей обратил внимание Кэтрин на эту коллекцию. Вдохновившись данным собранием, миссис Маколей при поддержке мужа взялась за написание «Истории Англии от восшествия на престол Иакова I до воцарения Ганноверской династии». Центральное место в этом сочинении занимал период английской революции середины XVII века. Притягательность этого кризисного периода для кружка единомышленников миссис Маколей заключалась в том, что он вылился в гражданские войны, завершившиеся провозглашением республики. Собственно, республика, ее судьба и борьба за нее, понимаемая как торжество дела Свободы, стали стержнем исторического построения сочинения миссис Маколей. Написание и издание всех восьми томов растянулось с перерывами на двадцать лет: с 1763 по 1783 год.

К. Маколей обратилась к разработке этой темы через десять лет после появления труда Д. Юма:[160]160
  Юм Дэвид (1711–1776) – шотландский философ, экономист и историк, публицист, один из крупнейших деятелей шотландского Просвещения. Современникам он был более всего известен как автор многотомной истории Британии от времен завоевания острова римлянами до революционных потрясений XVII века.


[Закрыть]
«Стюарты» Юма вышли в 1754 году, а первый том «Истории» К. Маколей был опубликован в 1764 году. Сразу после публикации мистер Маколей поспешил послать произведение супруги, приложив сопроводительное письмо, проживавшему тогда во Франции Дэвиду Юму, как признанному авторитету в области истории. Юм не спешил с ответом, но Д. Маколей проявил настойчивость. Судя по всему, он не только поощрял супругу к писанию «Истории», но и очень хотел, чтобы ее труд был замечен и отмечен. Ответ, полученный Маколеями, был неожиданно прохладным по тону. Юму не понравился основной лейтмотив сочинения – пафос прославления свободы. Он язвительно заметил: «…дело свободы, которое Вы, мадам, вместе с Пимом и Гэмпденом считаете своим, – благородно и величественно, но большинство сторонников этого дела очернили его в минувшем веке бесчинствами и лицемерием».[161]161
  Цит. по: Peardon Т. P. The Transition in English historical writing. 1760–1830. N. Y., 1933. P. 73.


[Закрыть]

В этой язвительной реплике отразилось то, чем взгляд Д. Юма на историю отличался от позиции К. Маколей. «История», написанная Д. Юмом, содержала его видение того, как «работает» механизм общественной жизни на протяжении длительного периода. А миссис Маколей искала в прошлом ответы на вызовы современности, то есть фактически использовала историю в целях политических. И современники, и позднейшие исследователи отмечают сильный пропагандистский привкус в ее «Истории». В этом она близка к подходу французских просветителей с их ниспровергательно-антифеодальным пафосом.

В числе своих основных задач «леди Фукидид»[162]162
  Этим прозвищем с долей иронии наделил К. Маколей Х. Уолпол – известный литератор, коллекционер и знаток общеевропейских слухов. (Фукидид (ок. 460 – ок. 400 до н. э.) – автор «Истории Пелопоннесской войны», считается наряду с Геродотом «отцом истории». Его сочинение примечательно политизированностью восприятия излагаемого материала.)


[Закрыть]
видела разоблачение системы коррупции, которую она называла главным злом своего времени, и ознакомление англичан, особенно молодого поколения, с деятельностью людей, «которые с риском и угрозой потери своей жизни напали на опасные претензии семьи Стюартов и подняли знамя свободы против тирании».[163]163
  Macaulay С. The history of England…Vol. 1. P. VII–VIII.


[Закрыть]
Она писала: «История должна способствовать просвещению юношества, дабы оно знало основы конституции своей страны».[164]164
  Ibid. P. XVI–XVII.


[Закрыть]

К. Маколей рассматривала изучаемый ею период сквозь призму политического противостояния: деспотизм-свобода, анархия-порядок. Исходные положения ее построения вполне укладываются в привычно очерченную и привычно раскрашенную карту мест исторической памяти, сложившуюся столетием ранее: нормандское завоевание, Великая хартия вольностей… Предпосылки политического конфликта она видела в стремлении англичан отстоять свои исконные свободы, утрату которых она отнесла к нормандскому завоеванию. Теория завоевания трактована в духе «баланса собственности» Д. Гаррингтона,[165]165
  Гаррингтон Джеймс (1611–1677), автор трактата «Океания», видел истоки английской революции в том, что Вильгельм Нормандский, завоевав Англию, лишил коренное население прав на землю. После того как при Генрихе VIII земли стали продаваться, многократно увеличилось число землевладельцев, в том числе из бывших покоренных потомков англосаксов, а значит «баланс собственности» стал народным, республиканским. События гражданских войн, таким образом, понимались как пролог к установлению в Англии республики.


[Закрыть]
но дополнена новыми деталями: К. Маколей, сама жившая в условиях, когда проявились новые тенденции в развитии экономики страны, уделила внимание таким факторам, как развитие промышленности и торговли.

По мнению автора, именно наличие обладающей богатством торговой части населения повлияло на расстановку сил в намечающемся конфликте. Надежды на защиту «народных привилегий» эти люди связывали с парламентом, который Маколей патетично именовала «великим советом нации». Она, очевидно, модернизировала прошлое и наполняла его настроениями своего времени, подчеркивая роль торгово-промышленного элемента в парламентской оппозиции первой половины XVII века.

Маколей не забывала подчеркивать оборонительный характер выступлений оппозиции в парламенте в защиту прав палаты Общин утверждать налоги. Не обошла она вниманием и неразумную внешнюю политику первых королей династии Стюартов, отметив, в частности, в отношении Якова I, что «его пренебрежение законами Англии и преувеличенное значение, которое он придавал внешним проявлениям власти»[166]166
  Macaulay С. The history of England… Vol. 1. Р. 2.


[Закрыть]
разжигали общественное недовольство. Не было забыто и влияние незадолго до того завершившейся революции в Нижних провинциях (Нидерландах), которая служила примером для англичан. «Головы англичан были полны симпатии к доблестям этого отважного и революционного народа, успешно перешедшего от господства рабства к парламентской свободе».[167]167
  Macaulay С. The history of England… Vol. 1. P. 264.


[Закрыть]

Для нее правота парламента несомненна: «…парламент, исходя из принципа самозащиты, принципа равенства и разума, не учитывая конституционной формы, имел право противостоять крайней тирании».[168]168
  Ibid. Vol. 4. Р. 152–153.


[Закрыть]
Таким образом, Маколей всячески подчеркивала республиканские тенденции в описываемом противостоянии общественных сил. Пожалуй, именно откровенная апология республиканизма составляет наиболее оригинальную составляющую «Истории» К. Маколей.

«Положительными героями» ее сочинения стали республиканцы Д. Мильтон, Г. Айртон, Г. Вэн, а недолгое время существования республики (1649–1653) казалось ей самым правильным периодом в истории страны. Бунт английской бедноты, объединившейся вокруг «уравнителей», которые требовали предоставления политических прав всем англичанам (естественно, только мужчинам), вызывал ее неодобрение. Но особенно возмущали ученую даму требования пауперов, вошедших в историю под именем «копатели» (диггеры), которые выступали за имущественное равенство. В ее глазах «борьба против накопления богатства и влиятельности, обусловленных разными способностями людей, порождает тиранию».[169]169
  Ibid. Р. 252.


[Закрыть]

По поводу понимания миссис Маколей идеи равенства С. Джонсон[170]170
  Джонсон Сэмуэль (1709–1784) – составитель «Словаря английской литературы», автор критических сочинений, касающихся разных сторон жизни общества. Авторитет его у современников был таким, что его прозвали «ханом английской литературы».


[Закрыть]
язвительно заметил: «Она из тех, кто желал бы уравнять вышестоящих до своего уровня, но не может стерпеть уравнения до себя нижестоящих».[171]171
  Цит. по: Peardon Т. P. The Transition in English historical writing. Р. 397.


[Закрыть]
В подтверждение этих слов Джонсон указывал на то, что после того, как он однажды пригласил к себе на ужин одного из слуг свободолюбивой дамы, миссис Маколей очень обиделась на не признающего тонкостей общественных отношений Джонсона.


Портрет Кэтрин Маколей Грэхем кисти Р. Пина


Гибель республики представляется ей результатом стечения обстоятельств и ловкости О. Кромвеля, нашедшего опору в лице доверчивого и недальновидного простонародья: «Народ во все времена был доверчив к обману со стороны защитников неограниченной власти».[172]172
  Macaulay C. The history of England… Vol. 1. Р. Х.


[Закрыть]
Для К. Маколей роль Кромвеля приравнивается к роли Стюартов: все они были тиранами.

«История Англии» К. Маколей с момента появления первого тома в 1764 году стала пользоваться большой популярностью. О ней упоминали в парламентских речах такие авторитеты, как «великий коммонер»[173]173
  Коммонер – член палаты общин.


[Закрыть]
Уильям Питт-старший, признанный парламентский лидер оппозиции.

Видя популярность исторического сочинения миссис Маколей, издатели начали выпускать ее работу небольшими брошюрами, более доступными по цене, чем толстые тома «Истории Англии». Для оппозиционно настроенных кругов эта работа была своего рода знаменем их настроений и идеалов, для консервативно настроенного королевского правительства – вредным и опасным сочинением, со страниц которого течет яд, отравляющий государство. Так, во всяком случае, оценивал ее работу король Георг III.

Свидетельствами признания ее деятельности может служить то, что ее гравированные портреты продавались в книжных лавках, а приехавшая из американских колоний художница взялась лепить бюсты трех английских знаменитостей, в число которых была включена миссис Маколей. Не менее показателен другой пример. О степени известности той или иной персоны в обществе свидетельствует появление словесных или изобразительных карикатур, ей посвященных. В одном из журналов в 1766 году появилась статья, где предлагалось создать женский кабинет министров, который позволит приостановить политический кризис в стране. Сама постановка вопроса (женское министерство) казалась настолько комичной, фантастической, нелепой, что расценивалась как некое подобие причудливых вымыслов достопочтенного доктора Джонатана Свифта, отправлявшего своего Гулливера то к лилипутам, то к великанам, то к говорящим лошадям. В этом вымышленном министерстве миссис Маколей отводилась роль придворного историографа.

В одной из пьес, поставленных в театре в 1768 году, зрители усмотрели в миссис Маколей прототип героини, яростно обличавшей тиранию (в пьесе – тиранию родителей) и призывавшей к развитию женского образования. Рассуждения просвещенной девицы трактовались достаточно иронично, но это было свойственно английскому литературному стилю эпохи Просвещения.

В целом газеты и журналы писали о К. Маколей в самом доброжелательном тоне. Так в 1770 году в журнале «Лондон кроникл» появились два стихотворения, адресованные миссис Маколей, с призывом не прерывать работы над «Историей». Это, скорее всего, были сочинения одного из ее друзей, а потому свидетельствовали о том, что и тогда, в середине XVIII века, существовали «группы поддержки», помогающие автору заявить о себе и быть замеченным читающей публикой.

В 1766 году, когда Кэтрин находилась на гребне успеха, умер доктор Маколей. Миссис Маколей осталась без моральной поддержки, которую муж оказывал ей в ее интеллектуальных опытах. Однако будучи материально независимой, миссис Маколей в последующее десятилетие продолжила работу над «Историей», написала несколько памфлетов по политическим вопросам, а также по вопросам воспитания. Всё это время она являлась центром кружка единомышленников.

Между тем ситуация в стране изменилась: начались военные действия в североамериканских колониях, объявивших себя независимым государством. Отношение властей к тем, кто поддерживал колонистов (тем более в печати), стало настороженным. Мнительной миссис Маколей казалось, что за ней кто-то шпионит, что письма, приходящие к ней, вскрывались, и это представляется вполне вероятным. Она нервничала, имела много проблем со здоровьем и по этим причинам с 1774 года полностью переселилась в город-курорт Бат, всеанглийскую здравницу того времени.

Там она поселилась в доме старого друга своей семьи, преподобного Томаса Уилсона, одного из активных членов Общества защитников билля о правах. Проживание вдовы в доме одинокого, пусть и пожилого (Уилсону было за 70 лет) мужчины вызвало массу пересудов в обществе. В частности говорилось, что Уилсон подарил миссис Маколей дом стоимостью 2 000 фунтов стерлингов, удочерил ее дочь и собирается оставить ей всё свое состояние. Миссис Маколей была поклонницей древнего саксонского короля Альфреда, поэтому дом был назван Альфред-хаус. Бюст этого короля был размещен над входом в дом, а улица, на которой находился Альфред-хаус, носила имя этого короля. Словом, преподобный Уилсон создал своего рода храм поклонения ученой даме. Она по-прежнему оставалась хозяйкой салона, посещаемого представителями оппозиционно настроенной интеллектуальной элиты.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации