Текст книги "Комедия положений, или Просто наша жизнь (сборник)"

– Все ясно! – перебила я. – А тебе не приходило в голову, что Галине пора самой решать, как жить дальше? Вот скажи, разве вы стеснены в средствах, в жилье? Ты же добрый, великодушный, самый лучший! Ты приносил мне шоколадки, когда зарабатывал сущие копейки и носил один костюм круглый год, а это дорогого стоит. Помоги Галке, а? Я не верю, что ты забыл вкус молодой любви.

– Я не забыл, – улыбнулся дядя. – И ты, оказывается, помнишь мои шоколадки.

– Помню! Еще как помню! Ну, поможешь убедить тётю?

– Постараюсь, – обещал он. – Но меня волнует ещё кое-что. Галочку мучили странные боли. Я отправил её в хорошую клинику к моим знакомым врачам. Сейчас пока не все результаты готовы. Есть некоторые подозрения…

– А они не сказали тебе… – вкрадчиво начала я.

– Что она беременна? Сказали.

– Теперь я знаю, что все сложится хорошо. У будущего ребёнка отличный дед!

Мой муж приехал за мной воскресным вечером. Мой шикарный уик-энд закончился. Я вдоволь надышалась воздухом Подмосковья, вкусила женский успех, насладилась общением с родственниками. Мы договорились вскоре созвониться. Как обычно – при расставании.

В августе Галя вышла замуж за Сережу. Ей помог отец, но свадьбы не было. Тётя Лида нашла способ выразить своё отношение к поступку дочери.

Молодые провели медовый месяц в Турции. Галя вернулась оттуда больной. Тамошняя жара не пошла ей на пользу. Её недомогания списывали на счёт беременности. Однако после родов улучшение не наступило. Вновь провели обследование. Обнаружился рак слизистой желудка. Дядя Эдуард срочно отправил Галю на лечение в Германию. Отзывчивый Сосед щедро добавил дяде денег. Сергей поехал с молодой женой, оставив работу. Новорожденная девочка пребывала на попечении бабушки Лиды и срочно нанятой няни.

Галя позвонила мне из немецкой клиники.

– Я жива, и, слава богу! – сообщила она. Её голос звенел по-прежнему, несмотря на страшную болезнь. – У меня клочьями выпали волосы после химиотерапии. Серёжка бреет мне голову и говорит, что я выгляжу сногсшибательно. Парик совсем не нужен.

– Передай ему мой горячий привет! – крикнула я и смахнула слезы.

– Скажи ему это сама! Передаю трубку.

– Здравствуй, Сережа! Как Галочка, похудела?

– Нет, она поправилась! – ответил Сергей. – У неё прекрасный аппетит. Мы гуляем и кушаем жареные немецкие сосиски.

– А ей можно? – спросила я.

– Ей всё можно! – сказал Сергей. – Дело идёт на поправку.

– Представь, Серёжка целует меня в бритую макушку и говорит, что я ему нравлюсь! – опять раздался Галкин счастливый голосок. – Здесь очень красиво. Горы, чистое озеро. Говорят, здесь всё целебное: воздух, вода, еда. Мы пробудем ещё месяца два, не меньше.

– Лечись, сестрёнка! Выздоравливай! – крикнула я в трубку, хотя слышимость была отменная. – Мы все любим тебя.

Я ничего не знала про озеро в Германии, но торопливо наделяла его целебными свойствами. Откуда это всплыло в моей голове? Ах, да – Тургояк! Сколько же таких прекрасных озёр на планете? Хватит ли на всех их прозрачной, чистой воды, чтоб избавиться от наших недугов, суеты, непонимания? Неужели надо пройти через страдания, чтоб услышать друг друга?

Я сидела у себя в московской квартире и плакала навзрыд, забыв положить на место зудящую телефонную трубку. В это время Серёжа и Галя беспечно любили друг друга в горах Германии, несмотря ни на что. Моя тетя Лида обрела внучку Настеньку с Серёжиными ясными глазами. Тётя тоже любила малышку несмотря ни на что. Мой дядя Эдуард защищал чьи-то права и интересы, временами забывая о своих. Его Сосед радовался, что смог помочь другу в беде. Иначе, зачем деньги, если они не приносят радости и добра. Мои собственные дети вольготно резвились во дворе, наслаждаясь свободой от всех условностей воспитания. Жизнь пока представлялась им долгой увлекательной прогулкой в пространстве и во времени.

После дождичка в четверг
(история знакомства)

В четверг пошёл сумасшедший дождь. Постепенно он превратился в жестокий холодный ливень и застиг меня врасплох на автобусной остановке. Я вымокла до нитки и шла домой, утопая по щиколотку в пузырящейся воде.

В пятницу почувствовала себя плохо, но понадеялась, что обойдусь народными средствами. Зимой мне удалось обмануть грипп и не чихнуть ни разу. Было бы нелепо разболеться в конце мая, после дождичка в четверг.

В субботу поднялась температура. К вечеру ртутный столбик пополз выше, а я почувствовала, как мутится рассудок. Глупые мысли рассыпались цветным горошком. «Неужели бред начинается?» – успела я удивиться.

Родители были на даче. Обо мне заботилась бабушка. Видно, я показалась ей совсем плохой, потому что она вызвала неотложку, даже не предупреждая.

В моей спальне нарисовался человек в белом халате с чемоданчиком в руках. Я чувствовала себя отвратительно, но всё же заметила, что он – молодой симпатичный мужчина. Что остаётся у девушки, лежащей с высокой температурой? Только её внутреннее достоинство.

На губах медика всё время скользила ироничная улыбка. С этим неопределённым выражением лица он обследовал моё горло, потом пошарил по телу холодным стетоскопом и объявил, что нужно сделать укол.

Я горячечно взбунтовалась:

– К девушкам надо посылать врачей-женщин! Неужели их нет? И вообще, выписывайте какое-нибудь действенное современное лекарство и уезжайте к другим больным!

Бабушка взмолилась:

– Зоенька, милая, не противься! А вы, молодой человек, не слушайте её, делайте своё дело!

«Наверно, я совсем плохо выгляжу, – мелькнуло в моей бредовой голове. – Бабушка так взволнована, даже слёзы текут».

Вслух я обречённо сказала:

– Делайте свой укол!

Пришлось повернуться на живот, стараясь вытянуться как можно изящнее на кровати.

Молодой врач весело рассуждал за моей спиной:

– Я передам вашу жалобу в Министерство Здравоохранения непременно. Пусть издадут соответствующий указ: к девушкам-пациенткам направлять врачей женского пола.

Непринуждённо болтая, он сделал инъекцию практически безболезненно. Я неловко повернулась обратно, некрасиво сминая постель. Врач продолжал сидеть рядом, словно ему некуда было спешить. Его внимание привлекли книги на письменном столе. Он повертел в руках учебник по сопромату, полистал английский словарь технических терминов, затем справочник сталей и сплавов.

– Это ваши? – спросил он.

– Мои, – буркнула я.

– Разве может молодая девушка читать такие книги! Надо бы издать указ, чтоб к вопросам техники подпускали только мужчин! Так было бы правильнее, – укоризненно покачал он головой. – Впрочем, я откланиваюсь. Вам бы поспать. Я тут на столе оставлю рецепт. Выздоравливайте!

Я последовала его совету и крепко-крепко заснула.

На следующий день мне стало лучше. К вечеру вернулись родители. Бабушка взволнованно поведала им историю моей болезни, а я уже разгуливала по квартире в длинной фланелевой ночной сорочке. Кризис миновал, и особенно беспокоиться обо мне не стоило.

Раздался звонок в дверь. Открыла бабушка. Она завела в комнату вчерашнего доктора.

– Как вы себя чувствуете, Зоя? – деловито спросил он.

– Спасибо, лучше, – растерянно призналась я.

– Позвольте взглянуть на ваше горло, – попросил он.

Я без слов раскрыла рот и повернулась к свету.

– Лекарство принимаете? – продолжал врач.

– Да, доктор, да, – заверила бабушка. – Я сама ей даю.

– Хорошо. А температура сегодня есть?

– Да, небольшая, – сообщила бабушка.

– Продолжайте лечение. Выздоравливайте.

С этими словами он удалился.

– Кто это был? – удивленно спросила мама.

– Врач! – восхищенно сообщила бабушка. – Он вчера на скорой помощи приезжал. Какой обходительный!

– Бабуля, ты его так быстро завела в комнату, что я не успела одеться, – попеняла я бабушке.

– Ну и что из того, Зоенька? Он же врач! Он тебе укол вчера делал, – возразила бабушка.

– А что, теперь врачи скорой помощи на следующий день после вызова тоже приезжают больных проведать? – удивился папа. – Надо же, я не знал! Расскажу завтра на работе.

– Значит, теперь приезжают! – уверенно заявила бабушка. – Он мне вчера сразу понравился!

– А я то думаю, с каких это пор моя дочь стала принимать молодых людей, будучи в ночной сорочке? – запоздало изумилась мама. – Теперь мне всё ясно.

– А мне всё же не очень, – засомневался папа. – Такое новшество в медицинском обслуживании! Возможно, назначили нового министра здравоохранения, пока мы были на даче. Или резко увеличили финансирование медицины?

– Какая разница, Юра? – возмутилась бабушка. – Зоеньке лучше. Доктор зашёл её проведать. Что тут плохого? Надо радоваться этому.

– Я рад, я рад, – пробормотал папа.

– А я тем более! – рассмеялась я.

Самый внимательный из врачей справился о моём здоровье через день по телефону.

– Как вы узнали наш номер?! – спросила я.

– Это не составило труда, – признался он. – По адресу. Как ваше здоровье?

– Всё отлично. Температуры нет. Я готовлюсь к зачётам. Спасибо вам, можете больше не беспокоиться, – доложила я ему. – Я могу сама пойти на приём к участковому терапевту.

На следующий день он позвонил опять и сообщил, что на улице замечательная погода, а мне уже полезно гулять.

– Я мог бы составить вам компанию, – заявил он.

Я пошла. Мне хотелось вывести его на чистую воду! Мне надоело спорить с бабушкой, что он совсем не таков, каким она его себе вообразила. Он лукавый хитрец!

Доктор встретил меня с букетиком цветов и плиткой горького шоколада. Как он догадался, что я люблю именно такой шоколад?

Погода, в самом деле, была упоительно прекрасна. Мы шли по дорожкам парка. Под моим напором он сразу признался в обычном мужском интересе к моей персоне.

– Разрешите представиться – Константин. И давай перейдём на «ты», – предложил мой спаситель. – Надеюсь, ты простишь меня за то, что я воспользовался своим служебным положением.

– Хорош! – сказала я. – Очаровал мою бабушку, проник в девичью спальню, застал меня неглиже…

– О, а как ты была хороша!

– А ты – коварный обманщик!

– Лучше расскажи мне, зачем таким хрупким созданиям сопромат? – ловко сменил он тему. – Кем ты собираешься стать в наше непростое время? Как могли заинтересовать тебя такие неженские науки?

Я решила не скромничать:

– Да знаешь ли ты, что я отличница, а получить пятёрку по сопромату не могут многие парни? Это раз. А известно ли тебе, что в стране началось тотальное перевооружение производства, а кадров катастрофически не хватает? Это два.

– И что ты будешь делать на производстве? – разочарованно спросил Костя.

– Я уже сейчас вникаю в работу в представительстве одной японской фирмы. Они занимаются внедрением новых прогрессивных технологий в обработке металлов по всему миру. Их режущий инструмент уникален. Мне пока не хватает опыта, но я очень хочу заняться этим. Это тебе три.

– Представляю тебя рядом с токарным станком! Вокруг чугунные болванки и повсюду летит металлическая стружка. А ты объясняешь рабочим, как им половчее строгать. Они тебя, конечно, слушают внимательно. Забавно! – усмехнулся Костя.

– Ты всё представляешь не совсем правильно. Чтоб изготовить сложную по конфигурации и точную по размерам деталь, надо произвести большую подготовительную работу. Этим занимается не один человек. Есть конструктора, технологи. Я буду заниматься геометрией режущего инструмента, отвечающей требованиям техпроцесса. Здесь больше нужна прикладная математика, точнее – аналитическая геометрия. В том то и всё дело, что теперь доступны такие технологии обработки, где образование стружки происходит направленно, безопасно. Ну, как же мне объяснить тебе?

– Не вдавайся в подробности, Зоенька, – посоветовал он. – Мне конечно не понять. Я не силён в математике.

– А я слабо разбиралась в анатомии, – созналась я. – Мне даже было как-то неприятно рассматривать пластмассовый скелет. А когда в школе решали задачки по скрещиванию, то я их просто списывала.

– Ты моя умница! Каждому своё. Но вот только всё равно не укладывается в голове, как хорошенькая девушка может интересоваться металлообработкой? – недоумевал он.

– Люди хотят ездить на надёжных машинах, летать на самолётах, – пыталась я объяснить. – Это же всё из металла. Его надо обрабатывать. И такие девушки, как я, иногда могут внести свою скромную лепту в процессе подбора инструмента соответствующей геометрии и даже режимов резания.

– Да, снимаю шляпу, – шутливо изумился Костя. – Что тут ещё скажешь?

– Я, конечно, не волшебница, я пока учусь, – смягчила я свою первоначальную горячность. – Это говорить легко, а делать гораздо сложнее. Вот ты, как я поняла, уже можешь лечить людей.

– Да, удаётся понемногу.

Так мы проболтали весь вечер, и с тех пор виделись чаще.

Быстро миновало лето. Наступила осень. Наш первый поцелуй случился в унылый ноябрьский день. Даже в такое ненастье с Костей было не скучно.

– Хочешь, скажу, что меня привлекло в тебе? – неожиданно спросил он.

– Любопытно узнать! Выкладывай! – разрешила я.

– Я был сражён наповал видом твоей розовой гладкой горячей попки, почти дымящейся от высокой температуры, – ответил Костя.

Я не растерялась и тоже сострила:

– У всех людей, как правило, отношения развиваются постепенно, шаг за шагом: от взглядов к словам, от прикосновений к поцелую, а у нас в обратном порядке. Вначале ты залез мне в горло, потом, пользуясь случаем, обследовал попку и решил поухаживать. Так?

– Примерно так, – лукаво улыбаясь, согласился он.

Подробности нашего знакомства стали домашним анекдотом. Мы в чём-то схожи с Костей, а в чём-то разнимся. Его специфичный медицинский юморок стимулирует меня следить за здоровьем. Моя дорогая бабуля теперь не принимает ни одной таблетки без одобрения Константина. Она так и говорит: «Надо бы узнать, как на это посмотрит Константин». Отныне все её пожилые подружки консультируются у бабули по поводу недугов и лекарств. Её авторитет во дворе возрос.

Папа и мама тоже поглядывают на Константина с заметной симпатией. Я не берусь загадывать, что будет дальше, но номер его сотового телефона я занесла в свой справочник под кодом «Любимый». Для меня это номер скорой помощи по любым вопросам.

Просто безумие или Как написать бестселлер

– Вставай, – сказала я мужу и потрепала его за плечо.

– Да-да, сейчас, – сонно отозвался мой супруг. – А который час?

– Девять.

Мой однозначный ответ сбил его биологические часы.

– Сегодня понедельник? – промямлил он неуверенно. – Странно, я вроде бы засыпал в субботу… Впрочем, время так быстро летит… Я опоздал на работу.

– Сегодня воскресенье, – спокойно пояснила я.

Но это уточнение только разозлило его.

– Так в чём дело?! – возмутился муж и широко открыл глаза. Он реагировал так, словно я окатила его ледяной водой. – Почему ты не даешь мне выспаться?!

– Вставай. Надо, – строго сказала я.

– Кому-у-у?! – замычал мой супруг, сбрасывая одеяло и садясь на постели. Он понял, что уже обречён. Вот и молодец. Так-то лучше. Я этого и добивалась.

– Мне нужно. Для моего нового романа, – беспощадно заявила я.

– А что там у тебя происходит? – вяло поинтересовался мой любимый мужчина.

– Героиня с подругой идёт в музей изобразительных искусств, – бодро доложила я. – Там у них происходит важный разговор. В зале французских импрессионистов. Я запамятовала, как там вывешены картины. Мне надо там посидеть, осмыслить действие, продумать детали. Неточностей в романе быть не должно. Ты же понимаешь.

– Детка, это сейчас не модно! – отверг мой замысел супруг. – Может, они у тебя в клуб «Красная шапочка» сходят, мужской стриптиз посмотрят?

– Нет, у меня серьёзное произведение, – напомнила я ему. Возможно, моё заявление прозвучало несколько самонадеянно, но, на мой взгляд, правдиво.

– Так ты же пишешь обычный любовный роман!

– Да, но мои героини – тонкие штучки! Их посещают эротические фантазии только при виде настоящего искусства. Потом, по моей задумке, в зал должен неожиданно войти импозантный мужчина. Так я ввожу новый персонаж. Он неспешно пройдёт мимо моих милых дам, заинтересовав их собой. Ты немного поработаешь натурщиком для меня. Будешь медленно входить в зал, а я стану взирать на тебя их глазами.

– Это несовременно, – упорствовал мой муж.

– Всё новое – хорошо забытое старое. Нельзя писать про одних бандитов, проституток и киллеров. В стране существует нормальная интеллигентная прослойка. Не заговаривай мне зубы, вставай!

– Безумие какое-то, – бормотал супруг. – Ты безжалостна. Ты это понимаешь?

– Да, понимаю. Но если я буду всех жалеть, я никогда не закончу свой роман.

– Для кого ты пишешь? – вопрошал супруг. – Былая интеллигентная прослойка давно истончилась. Усохла. Образовались новые люди – крутые, деловые, оборотистые, зубастые. Они по-другому устроены.

Я уже ждала, что он мне скажет: «И вообще, поезжай одна». Но он не сказал. Он уже чистил зубы в ванной. Всё-таки не зря я вышла замуж за этого человека.

Мы живём на чудной улице Верхние поля. Район замечательный, но до станции Кропоткинской час на метро с двумя пересадками. Всё это время мы ехали молча, потому что муж мирно дремал под стук колёс. В метро я ему не докучала. Мне было чем заняться. Я продумывала эффектную концовку своего романа.

По Волхонке гулял холодный ветер, беспорядочно швырял крупные хлопья снега прохожим в лица.

– Ну, и март в этом году! – недовольно заворчал муж, поднимая воротник куртки.

И правда, погода совсем не напоминала весеннюю. Всё как-то сместилось в природе. Январь был бесснежный, мягкий. Зима лениво уклонялась от привычных канонов. В марте вдруг завьюжило, намело сугробов. Весной в столице и не пахло.

– Мы надолго? – уточнил муж.

– Нет, – нежно успокоила я. – Только в два зала. Думаю, на всё про всё у нас уйдёт не больше часика.

Но всё обернулось иначе. В музее разместилась выставка «Россия – Италия», и в этот неласковый мартовский день нашлось немало желающих посетить её. Вдоль музейной ограды тянулась зябкая очередь. Замерзший страж порядка отворял ворота не чаще, чем раз в пятнадцать минут и впускал любителей живописи группками по двадцать-тридцать человек. Люди бегом устремлялись к высокому парадному крыльцу и резво прыгали по его ступенькам. Со стороны казалось, что им нестерпимо хочется узреть картины итальянцев, но на самом деле они так согревались на ходу.

Муж обжёг меня безмолвным взглядом. Мне даже жарко стало на мгновение, несмотря на колкий ветер.

– Это ненадолго, – заискивающе заверила я супруга. – Нам с тобой крупно повезло. Увидим воочию полотна итальянских мастеров! Мы так удачно попали!

– Попали – это ты верно заметила! – сощурив глаза, воскликнул муж. – Я просто не смел мечтать о такой удаче! Очередь на час, полтора.

– Пойдём домой? – упавшим голосом покорно спросила я.

– Нет уж, постоим, раз приехали. Может, нас посетят эротические фантазии при виде настоящего искусства, – усмехнулся мой импозантный мужчина. – Посмотрим, во что это выльется. Тем более там подлинники итальянских художников.

Пока мы рассуждали, очередь удлинилась. За нами образовался живой хвост из продвинутых ценителей прекрасного. Чтоб не так мёрзнуть, я притопывала ногами и поводила плечами. При повороте направо открывался вид на новое здание галереи Ильи Глазунова. Опрятный бело-голубой особнячок выглядел просто сказочно. Чуть поодаль отливали золотом купола храма. Я видела всю эту красоту сквозь колышущееся кружево снега и ощущала что-то похожее на счастье. И это тоже согревало меня.

На пути к моей мечте случился этот странный воскресный день, мартовская Волхонка, этот узорчатый снег. Когда моя мечта овеществится, воплотится в первую книжицу, я непременно с благодарностью вспомню холодную торжественность этих минут.

* * *

Всё началось ещё в первом классе средней школы. Я безотчётно сочиняла короткие наивные рассказы и записывала их, едва научившись коряво выводить слова. Я разрезала обычную школьную тетрадку поперёк на два тонких блокнота. Так мне больше нравилось. Крупные, неловкие буквы выстраивались вдоль бледных линеечек. Мысли фиксировались, оформлялись в незатейливые предложения.

Взрослые не придали значения этому увлечению, не возвели детское писательство в ранг серьёзного задатка будущих способностей, и моя затея постепенно угасла. Позже, уже в старших классах, я ловила себя на устном сочинительстве разных занимательных историй. Усмехнувшись над собой, себя же и одёргивала. Мол, ни к чёму.

Зачем-то поступила в технический ВУЗ. Зачем-то прилежно училась и закончила его с отличием. Потом не менее усердно работала, но временами туманно мечтала о другой жизни. Не решалась сознаться даже себе, что же меня неотступно влечёт. Всё казалось призрачным, несерьёзным, далёким, несбыточным.

Однажды по телевизору услышала откровения бывшей танцовщицы, начавшей писать романы от отчаяния. Танцовщицы могут, а инженеру слабо?

С того дня я дала полную свободу своей фантазии. Фантазия вольно вздыбилась, взметнулась, властно потянула за собой житейский опыт и накопленные наблюдения. Всё вместе выплеснулось на белые листы бумаги. Мозг вибрировал, душа трепетала и тоненько пела.

Первую повесть в тридцать пять страниц я писала полгода. Следующую, страниц на сто пятьдесят, уже гораздо быстрее, но всё сомневалась в серьёзности происходящего. Первый полновесный роман наваяла вообще за полтора месяца на одном дыхании. По мере появления его новых страниц я внутренне преображалась и духовно росла вместе со своим детищем. Попутно мне пришлось переработать значительное количество справочной и публицистической литературы. Эти свежеприобретённые познания толкали меня вперед ещё сильней. Мои пальцы бегали по клавиатуре компьютера порой до онемения.

Своё первое большое произведение я любовно перечитала несколько раз. Оно мне нравилось.

Я решила сразу – никаких электронных посланий редакторам. Только на бумаге, в простой картонной папочке, и только лично в руки. Пять московских издательств объехала за один день. Каждое осчастливила своей рукописью. В первом у меня мелко тряслись коленки, и глупо заплетался язык. В пятом я уже смело вела себя, словно маститый автор.

Через неделю получила два скороспелых ответа. Они свалились в мой электронный ящик чёрными метками. Один редактор прислал чинный и вежливый отказ. Другой, вернее другая, не пожалела рабочего времени на краткую и язвительно-противную рецензию. «Вы грешите излишней описательностью. За героями следить неинтересно. Ваш язык не свеж», – злобно утверждала редакторша.

Я пригорюнилась не на шутку. Даже смахнула слезу. Жить не хотелось. Целых минут двадцать.

Через полчаса я уже была в книжном магазине. Я нервно ходила вдоль полок, высматривая книги разных авторов, изданных в этих двух злополучных издательствах. Набралась увесистая кипа томов. Домой принесла два тяжёлых пакета.

Я начала возрождаться с того, что отправила язвительной литературной даме учтивый ответ: «Ваше мнение очень важно для меня. Спасибо за внимание ко мне. Я учту Ваши замечания».

Я действительно собиралась внять ей должным образом. Говорят, можно развить у себя даже певческий голос, если сильно возжелать и много работать над собой. А мне очень захотелось стать автором настоящих бестселлеров. Ну, хотя бы занимательных романчиков в мягкой обложке. И работы я не боялась. Я жаждала её.

На окно в своей квартире, выходящее на солнечную сторону, я приклеила скотчем листочек с «космической почтой». В моём письме всего одна фраза: «Я очень хочу быть писателем и получать за это деньги». Ангелы, пролетая мимо моего окна, прочтут моё послание и донесут его суть до высшего Вселенского Разума. Он, всесильный и великий, сжалится надо мной и посодействует. Что ему стоит?

Для верности я ещё сделала приписку на английском языке. Может, так моя просьба быстрее дойдёт на самый верх.

Я добровольно лишила себя досуга и беспощадно сократила период сна. С тех пор я с карандашом в руке читаю чужие опусы и, зажегшись от посторонней мысли, словно спичка, иду строчить своё, нетленное.

У меня есть толстенная, многостраничная тетрадь в твёрдой обложке. Такие раньше называли амбарными книгами. В неё я заношу свои мысли. Я ловлю их на лету и отправляю на хранение. Пригодятся. Туда же я заношу все данные про издательства, которые черпаю из различных, доступных простым смертным источников.

Семья смотрит на меня с опаской. Я кажусь им блаженной, близкой к лёгкому безумию. Я их понимаю, но ничего поделать не могу. Я уже иная, я не та, что раньше. У меня есть вожделенная цель. Без её достижения жизнь представляется мне бесцветной. Возможно, для плодотворного писательства требуется некоторая безуминка. Если это так, то я согласна на любую иррациональность своего сознания.

Чужие книги… Они доставляют мне страдания, напоминающие зависть, и мучительную радость. Я жадно вчитываюсь, оставляя пометы. Я роюсь в чужих мыслях, я смакую слова. Я пытаюсь постичь, чего же не хватает мне для успеха. Я хочу заполучить рецепт бестселлера.

Чужие мысли… Они будоражат, ошеломляют, подстёгивают. Вот странный роман известного автора, в котором летает по городу отрезанное ухо, и героиня, не познав всепоглощающей любви, ненароком превращается в крысу. В этой ипостаси она становится женщиной, рожает крысят каждые двадцать дней, но мечтает опять стать человеком. Название у романа нежное, лиричное. Совмещение несовместимого. Не моё.

В другой книге совсем юная девочка написала о студенческом бытие без прикрас и получила престижную премию. Фразы, талантливые по форме, шокируют меня своим содержанием. Ненормативная лексика, а попросту – мат, кишит, кипишит, клокочет на каждой странице. Сюжета, по сути, нет. Просто фотография будничного дня незадачливых молодых людей. Чёрно-белая, местами цветная. Виртуозно играя приставками, суффиксами и окончаниями, девушка строит своё повествование из небольшого набора слов. Мне хочется выстирать книжицу, потом прополоскать и сильно-сильно отжать. Останется несколько ёмких, метких авторских суждений, но исчезнет юношеский эпатаж.

Мои дорогие мужчины, осилив несколько страниц этой книжицы, расхохотались и предложили мне свою помощь.

– Мам, давай я расскажу тебе уйму таких молодёжных баек! – великодушно предлагает сын. Он студент-второкурсник. – Ты всё запишешь, но только, чур, не ругаться, если что-то тебя шокирует!

– А я потом приправлю матом, – весомо добавляет супруг. – Всё же я русский мужик, и кое-что тоже знаю в этой области.

– А потом пойдем искать сумасшедшего редактора, который возьмется за издание нашего коллективного труда, – досадливо отмахиваюсь я от них. Что-то подсказывает мне, что мы не совсем правы, чего-то не ощущаем сквозь свою смешливость. Но что именно? Что?

Меня ломает. Я сама себя мну и ломаю. Чем глубже я погружаюсь в этот печатный мир, тем больше я ощущаю, что моё мышление становится пластичным, гибким, почти текучим. Мне уже легко удаются витиеватые сложносочинённые предложения. Я даже могу бороздить бумагу краткими фразами, бросая их, словно мазки на холст. Я готова. Я жадно ищу интересные сюжеты, сценки, фразы.

Для романов мне ценно всё! Катаклизмы, перипетии, геройство, злодейство, срывы, страхи, вспышки гнева, приключения – все сгодится! Я счастливо лишилась способности огорчаться из-за собственных неприятностей. Если какое-то событие можно сочно описать, я смакую его и приемлю с радостью. От этого я всегда хожу в приподнятом настроении, чем ещё больше шокирую семью. Им кажется, что я неадекватна.

– Это безумие! – в который раз восклицает мой муж.

Я соглашаюсь с ним, но ничего уже поделать не могу. Жизнь без писательского труда представляется мне тусклой, бесполезной. Я терзаю компьютер. Я приобрела ноутбук, чтобы писать везде, в любое время.

– Дурёха! – ласково говорит мой супруг. – Это же целая планета под названием «Печатный мир». Там свои законы и свои власть предержащие. Кроме способностей, нужны связи, знакомства, знание техпроцесса.

В ответ я молчу и улыбаюсь. Неужели он не заметил, что одной ногой я уже там, но пока без связей и нужных знакомств.

Два издательства ответили, но другие пока молчат. Ждать далее у меня нет мочи. Я решаюсь звонить всем сама. Затевается ежедневная круговерть тревожных телефонных переговоров. Мне советуют перезвонить позже, через неделю, ещё через неделю. Ссылаются на загруженность литературных рецензентов, занятость редакторов. Боже, как томительно! Я с нетерпением жду ответа и одновременно боюсь.

– Почему же всё так долго тянется? – неосторожно срывается у меня с языка в очередном разговоре с литературным редактором, и я сама уже стыжусь своих нелепых слов.

– А вы радуйтесь, что вообще что-то тянется, – наставительно и вполне спокойно говорит мне она. – Значит, рассматривают вашу рукопись. Позвоните ещё через недельку.

Неужели, правда, читают?! Дорогие мои, читайте, пожалуйста, внимательней! А я напишу ещё! Только не гоните меня со своей планеты!