Текст книги "Stars"

Глава шестая
Актриса Анни Жирардо

О том, как пожилые актрисы бывают высокомерны с блондинками.

Некогда знаменитая актриса Анни Жирардо известна современной французской молодежи лишь в контексте неприятной болезни, поражающей старческие мозги. Недавно на обложку престижного журнала «Пари Матч» циничные журналисты поместили фотографию бывшей красавицы Анни в окружении внучек с подписью «Болезнь Альцгеймера» в качестве информационного повода. Ведь событием в жизни французских звезд сегодня становится не новый фильм, диск или книга, а рак, овердоза, попытка самоубийства, измена и вот теперь старческое слабоумие. Да здравствует свобода слова!

За пару лет до этого официального обнародования повреждения ума блестящая актриса Анни Жирардо удостоила мои «Парижские откровения» интервью. На Анни было ярко-синее платье и роскошная бриллиантовая брошь. И она очень сердилась, когда замечала, что я, наученная горьким пьерришаровским опытом не консультироваться с Интернетом перед интервью, путаюсь в именах ее покойных любовников. Моя очередь сердиться на нее настала сразу же после того, как она назвала меня своей «кокоточкой», потому что это слово во французском языке носит негативно эротический смысл. Воинствующая феминистка во мне злорадно припомнила слухи об алкоголизме Анни, но добрая фея Великодушие не дала злобствующей поборнице работающих честных женщин прорваться к микрофону. А пока они боролись, я прослушала большую часть ответов актрисы.

Глава седьмая
Актер Кристофер Ламберт

О том, где подают лучший горячий шоколад в Париже, о том, кому нравятся российские олигархи и энергичные женщины, о том, за что можно убить, а также о том, кого не привлекают незрелые двадцатилетние красотки, и о том, где проходят соревнования – кто быстрее разведется с богатым мужем.

Я спокойно полдничала с модным французским писателем Патриком Бессоном в модном баре респектабельного парижского отеля «Крийон», знаменитого своим горячим шоколадом, на площади Согласия, когда увидела его – великого Голливудско-французского актера. Кристофера Ламберта, или, учитывая его французское происхождение, Кристофа Ламбера. Точнее, сначала я увидела камеру, которая его снимала, и двух-трех журналистов, которые окружали камеру и объект съемок. Объект был блондином – это раз. Камера интересовалась блондином – это два, значит, блондин вдвойне заслужил мое внимание. Я даже не заметила, как Патрик положил руку на мою коленку, но когда рука поползла вверх, я очнулась и скинула ее как гусеницу, которой не место на румяном яблочке. Укоризненно покачав головой, я задала Патрику вопрос о его новой книге, и пока он мне воодушевленно и пространно отвечал, я раздумывала над дилеммой: «Подойти или не подойти? Вот в чем вопрос!» Каждому прыщавому подростку знакома эта гамлетовская дилемма: «Сразу же получить унизительный отказ или один раз из десяти мне должно повезти?» Мне в отличие от подростков кроме собственного достоинства в моих же глазах было что терять: лицо перед представителями французской прессы, в глазах которых я должна блюсти мою собственную звездную репутацию. Но игра стоила свеч, и я решила рискнуть отдельно взятой съемочной группой в пользу моей будущей книги. Прервав поток Патрика, я с улыбочкой попросила его подождать меня минуточку и направилась в сторону интервьюируемой звезды. Пышногрудая блондинка славянской внешности – прекрасная лакмусовая бумажка мужской сексуальной ориентации. Я мгновенно по взглядам четырех пар глаз определила три из них как принадлежащие устойчивым гетеросексуалам. К счастью, одна из этих трех пар принадлежала Звезде. Набрав для храбрости воздуха в легкие до увеличения объема груди с 85В до 9 °C, я подошла к их столику. Мне страшно повезло: меня узнали и журналист, и оператор, и даже третий мужчина, оказавшийся пресс-секретарем Звезды. Ради пущей благосклонности звезд полезно иногда самой появляться в прессе, для чего можно и потерпеть участие в скандальных ток-шоу и гнусные инсинуации бульварных журналистов. Голливудская Звезда улыбнулась и, приняв меня за своего, легко согласилась на интервью, назначив мне время и место сразу на следующий день. Возвращаясь к своему столику, я улыбалась Патрику и окрыленному прыщавому подростку во мне. Кто не рискует, тот не пьет горячий шоколад в «Крийоне» с Кристофом Ламбертом!

Вот так получилось, что я, выстроив батарею диктофонов, приступила к знакомству с симпатичным голливудским актером, перемежая вопросы официального интервью с вопросами, ответы на которые интересовали меня лично.

– Бывали ли Вы в России?

– Трижды, – улыбнулся мне Кристоф, – впервые по случаю выхода моего фильма, второй раз на Московском кинофестивале и в третий раз – на дне рождения господина Сулеймана. Я не знаю других олигархов, это первый российский миллиардер, с которым я познакомился, и мне он показался простым, умным и человечным…

Я вспомнила, что когда этот господин в один из своих давних прилетов в Париж вручил мне несколько килограммов черной икры, я тоже сочла его очень человечным.

– Был большой спектакль, – продолжал Кристоф, – присутствовало много народу, мы разговорились с ним за его столиком, и мне понравилось его чувство юмора. Здесь, на Западе, кажется, что от олигархов веет холодом, а мне он таким не показался, наоборот, он был прост, респектабелен и элегантен. Я не сужу о людях по репутации, у меня хорошая интуиция и быстрая реакция, я сразу чувствую человека…

Заявляю, что расцениваю это как комплимент, судя по тому, как быстро он согласился дать мне интервью.

– Я согласился, потому что Вы приятный и открытый человек, мне нравятся энергичные, темпераментные женщины, которые работают и сами пробиваются в жизни.

И это принимаю как комплимент, мысленно показав язык праздным девицам с Рублевки, и интересуюсь, как он выдерживает такой ритм – сегодня в Париже, вчера в Нью-Йорке, завтра где-нибудь на экваторе.

– Вот уже двадцать пять лет, как я так живу, – отвечает Кристоф, – я воспитывался в семье путешественников, мой отец был дипломатом – одним из создателей Организации Объединенных Наций после войны. Мой отец был уже пожилым человеком, когда я родился, ему уже было пятьдесят лет. Он умер пять лет назад в возрасте девяносто четырех лет. Я вырос в Швейцарии, там я учился в школе. Отец в основном жил в Женеве и много путешествовал. А позже, когда я стал актером, я тоже стал ездить по миру, потому что это свойственно профессии. Я проводил жизнь между Южной Америкой, Парижем и Женевой.

– Где же Ваш дом сегодня? – поинтересовалась я.

– Место, которое я считаю своим домом, это там, где живет моя дочь. Потому что дом – это понятие эмоциональное. Я, например, люблю свою дочь не потому, что это моя дочь, а потому что она – человек хороший. Она – оптимист и добра от природы. Я не учитель. Я не должен ничему ее учить. У нее свой характер, и она должна всему научиться сама, просто я могу указать направление. Я уважаю ее личность и радуюсь, видя ее счастливой, говорю себе, что я не ошибаюсь. Остальное зависит только от нее самой.

– Что Ваша дочь унаследовала от Вас?

– Оптимизм, позитивность, воображение, но она более рациональна, чем я. Во-первых, она – женщина…

– Сколько же ей?

– Четырнадцать. Женщины более организованны, чем мужчины, и она знает, чего хочет. Я думаю, что девушки в этом возрасте это знают лучше, чем юноши. Она целеустремленная и радуется жизни. Я хочу лишь одного – чтобы она была счастлива.

– Как Вы реагируете, когда видите пожилого мужчину в сопровождении очень молоденькой, может быть даже несовершеннолетней фотомодели, ведь у Вас у самого дочь-подросток?

– Я думаю, что не нужно беспокоиться о других. Это дело личное.

– Даже в случае педофилии?

– Это меня не то что беспокоит, думаю, что за это можно даже убить. Я знаю, что моя дочь может иметь интимные отношения, и меня это не беспокоит до тех пор, пока речь не идет об извращениях или о чем-то грязном. Я не потерплю манипуляции слабым ребенком.

– Вы сами могли бы убить за это?

– Об этом трудно говорить, пока сам не попал в такую ситуацию. Когда я слышу храбреца, говорящего, что он, видя, как десять человек насилуют девушку, бросится и всех поубивает, я считаю, что это не герой. Настоящий герой об этом не говорит. Мне кажется, что я был бы возмущен и, может быть, нашел бы в себе мужество, но я не могу говорить об этом теоретически, не будучи в конкретной ситуации. Если что-нибудь случится с моей дочерью, я все брошу и поеду ее искать. Я не судья, но когда я вижу, как в Штатах или в Европе некоторые люди избегают наказания за ужасные преступления, я думаю, что нужно пересмотреть юридическую систему. Как несколько месяцев назад, Вы, наверное, помните эту историю, ученики избивали учителей чуть ли не до смерти, но при этом получили только четыре месяца тюрьмы вместо десяти или двадцати лет. Когда я вижу в африканской стране изнасилованного восьмилетнего ребенка с перерезанным горлом и мир при этом не шевелится – это возмутительно! Если же я вижу шестидесятилетнего мужчину с двадцатипятилетней девушкой – это меня не беспокоит. Это должно беспокоить их самих. Я не могу судить их за это, тем более что молодые девушки влюбляются в пожилых мужчин, потому что находят их более интересными, чем сверстников.

– Какая самая большая разница в возрасте была между Вами и Вашей девушкой?

– Обычно я всегда любил сверстниц и настоящих женщин. Когда мне тридцать пять – сорок лет, а девушке тридцать, тридцать пять или сорок лет. Самая большая разница у меня была с моей девушкой, когда мне было тридцать восемь, а ей двадцать два года. Меня никогда не привлекали незрелые двадцатилетние девчонки, которые нуждаются в том, что я не могу и не хочу им дать. Конечно, когда мне самому было двадцать два, я ходил в клубы с ровесницами. Сегодня меня это уже не забавляет, и я не хотел бы жить с той, кому это еще нравится.

– Что Вас возмущает в мире?

– Глупость, – не задумываясь, ответил Кристоф. – Мне кажется, что это основная причина того, почему мир тормозит в развитии. Эгоисты не думают о других, а причиной всех войн и революций всегда было чье-то эго. А ведь мы все равны, мы все имеем право иметь свою религию, принадлежать к разным расам, иметь разную культуру. Когда мы научимся уважать другого, не говоря: «У нас забрали эту территорию»? Все время: «Я, я, я»… «На другого мне наплевать, мне всего мало». В существующей системе есть бедные и богатые, особенно в развивающихся странах. Нет середины. Демократия нуждается в среднем классе. Но сегодня России, например, нужно не пять, не десять, а пятьдесят лет работы над созданием условий для развития среднего класса. Как и в Африке. Богатые становятся еще богаче, бедные – беднее. И пропасть между ними становится все больше, потому что никто не заинтересован в том, чтобы дать бедным образование. Ведь если бедные будут образованнее, они начнут думать. Поэтому пропасть между бедными и богатыми все больше увеличивается. Не подумайте, я не социалист, я устойчиво нахожусь справа. Но я – за здоровое равновесие. Сегодня его нет даже в демократических странах, потому что в любой политике есть лобби тех, на стороне которых сила и богатство. Франция – всемирный специалист по забастовкам. Но я гарантирую: не будет синдикатов, не будет и забастовок. Без синдикатных боссов рабочий пойдет напрямую к начальнику, и они обо всем договорятся. Так же и в любви, тоже нужно сначала думать о другом, а не о том: «Я тебе столько отдала, а сколько получила?» Это вечное «я, я, я». Почему не подумать: «Что я могу сделать для тебя?» Увидев такую щедрость, люди открываются с другой стороны…

– Среди звезд часты случаи самоубийств на почве депрессий или наркотиков. Бывают ли у Вас суицидные мысли и как Вы относитесь к этому феномену?

– Для того чтобы судить, нужно знать настоящую причину подобных действий. Причиной может быть настоящее психическое расстройство, сильные страдания и боль.

– А если это связано с известностью?

– Если это связано с известностью, которая вдруг проходит, и человек не может с этим смириться, значит, человек смотрит на вещи поверхностно. Человек, который решает стать певцом, актером, писателем, конечно же ищет публичного признания, я не знаю ни одного публичного деятеля, занимающегося публичным ремеслом с целью не быть признанным публично. Но это не должно быть главным для него. Главное должно идти от сердца, нести в себе страсть. Если же человек страдает из-за того, что он стал менее известным, то значит, его страсть была ненастоящей, и основной его целью была известность и популярность. А человек, страстно любящий свое ремесло, будь он известен или неизвестен, всегда остается самим собой и не переживает, когда его фото не помещают на обложках светских журналов. Я знаю людей, не буду называть их имена, которые каждую неделю покупают светские журналы, чтобы удостовериться, что о них пишут. Я нахожу это пафосным. Сам я избегаю этого, то есть если меня нет в этих журналах, то я счастлив, потому что не от них зависит моя известность и не в этом признание.

– Как Вы переживаете ревность и зависть? Ведь Вы богаты, успешны, популярны, у Вас красивейшие женщины.

– Я думаю, что когда мы любим – мы всегда ревнивы. Но я также думаю, что если мы любим, то должны доверять любимому человеку.

– Я имела в виду людей, завидующих Вашему успеху.

– Это их проблемы.

– А грязь, злопыхательство и клевета?

– Вы знаете, мне кажется, что тот, кто терпит, не сдается и продолжает идти дальше, несмотря на страдания, тот всегда выигрывает.

– Какой самый сильный удар нанесла Вам пресса? Какие несправедливые высказывания причинили Вам боль?

– Если вы – публичный человек, нельзя рассматривать все, что о вас пишут, как несправедливость до того времени, пока это не задевает личное. Например, Вы пишете книги, и их будут критиковать, это неотъемлемая часть Вашей работы. Невозможно контролировать этот процесс или помешать ему. Лично меня это не беспокоит, ведь люди делают свою работу. Я извлекаю много полезного из негативной и злой критики, если это умная критика. Что я не люблю, так это переход на личности. Но что поделаешь? Я продолжаю двигаться дальше, не переживая из-за того, что осталось позади, меня не интересует ни прошлое, ни будущее, я живу в настоящем.

– Что может заставить Вас плакать?

– Не то, о чем мы сейчас говорили. Но есть вещи, которые меня особенно трогают, например когда на улице я вижу социальную несправедливость.

– Когда Вы плакали в последний раз? Во время съемок?

– Нет, от избытка эмоций.

– Из-за любовных страданий? Не верю, что Вас могут бросать женщины.

– Могут, – смеется Кристоф, – в большинстве случаев бросали меня. Но это не причина для плача. Последний раз я по-настоящему плакал, когда умер мой отец. Мы, к сожалению, никогда не были с ним очень близки из-за разницы в возрасте. Мне было пятнадцать лет, ему уже – шестьдесят пять. Он родился в 1910 году, у него было другое воспитание, у него была другая манера говорить с детьми. Наши отношения с дочерью похожи на отношения приятелей: мы гуляем вместе по улицам, вместе делаем покупки, играем, развлекаемся. Общество намного эволюционировало в этом смысле, отношения родители – дети стали намного естественнее, непосредственнее. Знаете, в жизни есть моменты, когда нам нужно выплакаться, тогда становится легче. Есть моменты, когда мы думаем, что к нам несправедливы, что мы на не правильном пути или что мы были жестокими и поступали неправильно. Иногда мы смотрим новости по телевизору, и то, что мы видим: несправедливость, жестокость, невыносимые условия, в которых живут некоторые люди, – нам делает больно. Невозможно прогуливаться по улице и не видеть всего, что там происходит. В век информации, Интернета мы удаляемся от этого, а я люблю прогуливаться по улицам, наблюдать за людьми. И когда я вижу людей, спящих на улице в мусорных мешках при 3-х градусах тепла, это меня расстраивает. И я вам скажу, что это не вопрос политики, это вопрос человечности.

– ОК, плакать Вы умеете, а смеетесь ли Вы?

– Постоянно. Я оптимист, глубоко верящий в человека.

– Ваша религия?

– Это и есть моя религия. Я считаю, что человек по природе своей добр, великодушен, естественен. Во всяком случае вначале. Потом все зависит от воспитания и окружения. В семье, где отец алкоголик, где ребенка бьют с двух лет, где злоупотребляют своей властью, не может вырасти добрый и счастливый человек, это невозможно. Когда ребенок рождается, он ничего не просит. Некоторые родители думают, что их обязанность – заботиться о детях, а после дети должны заботиться о них. Я с этим не согласен. Ребенок ничего не просил. Дети уходят из семьи, иногда навсегда. Заботиться о родителях не является их обязанностью. Я никогда этого не буду требовать. Цель жизни – заботиться о наших детях, дать им максимум возможностей, чтобы они преуспели в своей жизни, чтобы они занимались тем, что им нравится, а не тем, что нравится их родителям. И потом они уходят. Вот почему мне нравится мир животных. У животных родители заботятся о своих детях до тех пор, пока малыши не станут достаточно большими, чтобы начать охотиться. Я думаю, что мамы-животные страдают, но проявляют великодушие, отпуская своих детей. Это помогает выйти из пеленок, встать на ноги. Когда я вижу родителей, которые цепляются за своих детей, заставляют их жить рядом, я нахожу это ужасным. Это может закончиться тем, что они возненавидят нас и будут упрекать нас в том, что мы испортили им жизнь. Это ненормально.

Мне стало стыдно за то, что заставляю своего несовершеннолетнего, но уже большого сыночка жить со мной, и что еще хуже – требую, чтобы он меня целовал перед сном. Придумаю подходящую епитимью и наложу на себя.

– Когда у Вас день рождения?

– 29 марта, я Овен.

– Ага, вот почему Вы успешны в делах…

– Мне нравится творческая сторона бизнеса. Во-первых, это меня занимает, так как в среднем я делаю один-два фильма в год, бизнес мне позволяет шесть месяцев не плевать в потолок. Я начал заниматься бизнесом лет пятнадцать назад. Что мне нравится в делах, так это творческая сторона.

– Ваши дела – это шоу-бизнес?

– Вовсе нет. Это совершенно противоположные шоу-бизнесу дела. Я занимаюсь недвижимостью, материально-техническим обеспечением, сбытом продукции. Я сейчас занимаюсь строительством отеля на «iles de la Baie» между Кубой и Гондурасом. У меня есть сайт в Интернете, суть которого – обмен компетенциями, этот сайт совершенно бесплатный. Я потихоньку проникаю на телевидение. Я трудоголик, мне нужно постоянно работать, что-то изобретать. Схема такова: мне интересно начинать, мне интересен результат, и как только я его достигаю, я перехожу к чему-то новому. То есть я не из тех, кто задерживается на одной теме.

– Поделитесь секретом о новом бизнесе.

– Проект, который меня сейчас наиболее захватывает, – это постройка отеля на Карибах. Это широкомасштабный проект, требующий огромных усилий. Я предполагал, что это будет масштабный проект, но не отдавал полностью отчета о его размерах. Я имею в виду управление людьми, ведь в строительстве задействовано восемьсот человек.

– Контрольный пакет акций у Вас?

– Да, и есть еще один партнер. Это целые часы разговоров по телефону, ежедневные осложнения, это требует в сто раз больше усилий, чем построить один дом.

– Но это вам дает прекрасный шанс чаще находиться в райском месте.

– Да, вот только я не любитель курортов. Я строю этот отель для того, чтобы люди приезжали туда отдыхать, но я сам не любитель этого. Я скучаю в отпусках. Впервые в этом году я ушел в отпуск на месяц, хотя я и работал с Интернетом и телефоном, но это был мой самый долгий отпуск, за исключением, конечно, каникул в детстве. Я не позволяю себе долго отдыхать, мне достаточно выходных, трех-четырех дней. Все у меня должно быть практично и быстро.

– Пресса Вам приписывает много амурных побед над известными актрисами, – намекаю я на его последний роман с Софи Марсо. За многие годы журналистики я поняла, что есть только одна вещь, которую нельзя спрятать в ящике стола, – это любопытство.

– Я не люблю говорить о моей личной жизни. Мне иногда приписывали даже те отношения, которых не было. Мне навязали образ плейбоя, но это ложный образ, так как в действительности я скромен, незаметен и никогда бы не осмелился, встретив где-нибудь красивую женщину, предложить ей выпить.

В моих зеленых глазах читалось что-то между удивлением и недоверием.

– Я никогда не приставал к женщинам, – пыталась убедить меня звезда. Или это было разрешение к началу военных действий? – Что меня интересует, так это беседа, общие интересы, то, что является залогом уравновешенных отношений между двумя людьми. Все остальное – придет или не придет – мне плевать. Я никогда не смотрел на женщину с вожделенными мыслями.

– То есть женщина должна брать инициативу в свои руки: приставать к Вам, предлагать выпить, дарить конфеты и цветы…

– Без гарантии, что это сработает во всех случаях, – ответил Кристофер и почему-то широко мне улыбнулся.

– Что же нужно, чтобы это сработало? Давайте подарим надежду всем женщинам мира. – Я непроизвольно провела руками по волосам.

– Нужно быть самой собой и не стремиться быть кем-то другим. Больше, чем красоту, я ценю ум, чувство юмора, естественность. Меня больше привлекает очаровательная, умная, жизнерадостная женщина, чем глупая красавица, которой нечего сказать. Мне плевать на внешний вид. Но если в женщине есть и то и другое – это гениально. Я очень уважаю людей вообще, а женщин в особенности. Я восхищаюсь женщинами, потому что они делают самую важную вещь на свете: рожают детей. Когда я видел, как рожает моя жена, я понял, насколько сильны женщины. Потому что в этом есть некое отречение от самой себя, благородство, приношение. Такого единения, как у матери и ребенка, у мужчины никогда не будет.

– Тогда Вы согласны с тем, что в случае развода именно мать заботится о ребенке?

– В случае развода еще раз проявляется человеческая глупость, когда люди думают только о себе, вместо того чтобы думать о ребенке. И что я осуждаю в разводах, так это то, что ранее любимый человек вдруг превращается в чудовище. Это невозможно. Я люблю мою первую жену, но иначе. Я ее люблю как друга, если она меня зовет, я приезжаю. И это нормально, для этого не надо много ума, надо быть просто человечным. Я никогда не ругался с людьми, которых любил.

– Согласны ли Вы с американским законом, который позволяет женщине спать с мужчиной, чтобы пользоваться его кредитными карточками для шопинга, а после развода требовать пятьдесят процентов его состояния?

– Вы знаете, что в США, а в особенности в Калифорнии, есть спорт, который называется gold digging. Кто выйдет за самого богатого и кто быстрее разведется. Тем хуже для них. Если их интерес – только уцепиться за богатого мужчину и тихонько таскать его деньги, то мне жалко этих женщин, потому что к сорока – сорока пяти годам они становятся крайне несчастными, поскольку они ничего не сделали в своей жизни, кроме чего-то поверхностного. Я же считаю, что жизнь должна заключаться в противоположных вещах: в диалоге между людьми, в искренности чувств, потому что нет ничего более сильного, более прекрасного, чем любовь. С того момента, как в любви появляется расчет, нет ничего хуже, даже для самого себя. Я всегда говорю, что тот, кого предали, страдает, но в проигрыше все же тот, кто предал. Но я не думаю, что надо защищаться от предательств, я предпочитаю остаться открытым и страдать, чем закрыться от всех и пропустить все лучшее в моей жизни.

– А теперь у Вас есть уникальная возможность напрямую обратиться к моему читателю этой книги, который, я надеюсь, уже прочел мои четырнадцать предыдущих. Чтобы Вы хотели ему сказать?

– Я бы сказал, что не надо ничего бояться. Если у нас есть убеждения, пристрастия, желания, нужно идти до конца. Для меня самая главная вещь в жизни – никогда не думать о том, добьешься ли ты успеха или потерпишь неудачу. Нужно пробовать, вот и все. Take your chance! Нужно всегда рисковать.

Пара приятных слов о нескромном авторе. Кстати, скромность в нашем бизнесе – очень вредная для продвижения штука.

– Я думаю, Елена, что Вы – умная, решительная женщина. Вы знаете, чего хотите, в хорошем и плохом смысле, то есть все зависит от Вас и от того, что Вы делаете с этими знаниями.

Большое спасибо. Первым делом я вот эти самые вышеприведенные знания о Вас, товарищ Кристофер, раструблю как минимум на все постсоветское пространство. Желаю здравствовать. И в гости я к Вам еще как-нибудь заскочу, готовьте плюшки. А если меня и мучила симпатия к голливудскому блондину, то я решила поступить с ней согласно методу «англосаксонской обработки эмоций», что означало поступить с ней как с водой для коктейлей – заморозить и спрятать кубики в холодильник души.