Текст книги "Тайная семья босса"

17. С оттенком прошлого…

Влад

Я не надеялся, что после моего признания, Юля сразу же бросится в мои объятия. Не надеялся и на то, что у нее остались чувства ко мне.

Все шесть лет у нее была своя версия на мой счет. По ней я исчез, сбежал как трус.

Должно быть, она питает ко мне одно-единственное чувство, но оно выражается в ненависти или того хуже – в равнодушии. На что-либо другое я рассчитывать уже не вправе.

Единственное, на что я могу рассчитывать – это на ее понимание и прощение. Мне будет достаточно.

Хотя кого я обманываю?

Ни черта мне будет недостаточно.

Мои последние воспоминания, связанные с Юлей, имеют огромный вес среди всех прочих.

Они слишком сильные, чтобы не обращать на них внимания.

Вспомнив ее, я испугался, поскольку вспомнил все то, что чувствовал к ней. Это нелогично, неправильно. Но там, где раньше было пустынно и мрачно, воцарился насыщенный свет, бьющий через край.

Бах! В один момент.

Это сродни лавине, обрушившейся спонтанно. Пережитые эмоции накрыли чудовищной тяжестью, и теперь сокрушительная волна несет меня в неизвестном направлении.

Я понял, что чувства все это время жили во мне, но они находились в спящем режиме. Они пытались пробудиться.

Иначе как еще объяснить мой повышенный интерес к Юле?

Я зацикливался на ней, не предполагая, что нас связывает. Меня тянуло к ней со страшной силой, а я списывал все на банальную похоть, не понимал, что это неспроста.

А наш поцелуй?

Меня будто бы примагнитило к ее губам. Я не отдавал себе отчет. Просто взял и поцеловал, потому что посчитал, что без вкуса ее губ я и дня не протяну.

Она постоянно находилась у меня в голове. Ей там отводилось особое место, пока я сам не напортачил, выстроив между нами барьер. Я не разобрал сигналов своего тела. Испугавшись этих импульсов, возникающих только тогда, когда смотрел на нее, я отгородился от чувств, что могли всколыхнуться во мне.

Хотя им нужна была подпитка. И я получил ее благодаря Темычу и Жанне.

А, подпитавшись отдельными воспоминаниями и возбудив свое сознание, я столкнулся с куда большей проблемой.

Я не знаю, что мне теперь делать, если учесть, что из-за провалов в памяти мои чувства к Юле не подверглись существенным изменения, а ее ко мне давно уже утратили свою силу.

Мы живем в разном времени: она в настоящем, а я застрял в прошлом. Между нами пропасть длиною в шесть лет, но для меня ее будто и не было. Она не существует, но так или иначе она есть.

Я опоздал, но я не знал куда мне нужно было спешить. Я ошибся, но тогда мне казалось, что я все делаю во благо себе.

Это не поддается никакому объяснению. Я запутался настолько сильно, что вряд ли теперь смогу разобраться в себе.

Однако в одном я уверен точно – подари мне кто-нибудь второй шанс, я бы не задумываясь использовал его.

Эта мысль промелькнула в моей голове прямо в данную секунду… Стоило посмотреть на Юлю, которая загнана в такой же тупик, что и я.

Больше всего я боялся увидеть на ее лице сложную гамму чувств, неподдающихся опознанию. И мои опасения подтвердились. Я не в силах разобрать, какие эмоции она переживает.

Страх ли это? Отчаяние? Безысходность? Или это пустота делает ее глаза блеклыми?

– Как же так, Влад? Я не понимаю… Не могу принять… Долгие годы я думала, что ты бросил меня, – ее голос звучит как бьющееся вдребезги стекло.

– Нет, я не бросал, не мог тебя бросить.

Рукой я проскальзываю под одеяло, в котором завернута Юля. Нашариваю ее ладонь, а она холодная как лед, образовавшийся между нами.  Я некрепко сжимаю ее, согреваю. В данный момент мне необходимо не только видеть и слышать ее. Я хочу ее чувствовать, поделиться своим теплом и надеяться на то, что она примет его.

Поначалу она держит ладонь неподвижно, словно ей неприятно прикасаться ко мне, но затем она сжимает мою руку в ответ, и я могу позволить себе выдохнуть впервые за последние пять минут.

– Знаю, едва ли это может сойти за оправдание, но если бы я действительно был таким говнюком, каким ты меня считаешь, вряд ли бы ты работала на меня. Я бы не позволил, чтобы девушка, которой я причинил боль, ежедневно сталкивалась со мной в стенах нашего офиса. Но как ты согласилась на это? Как, Юль? – недоумеваю я.

– Я не знаю. В какой-то момент я перестала жить надеждами. Для меня это стало прежде всего работой, – отвечает она, потупив немигающий взгляд в пол. – Устроившись к тебе, я ни на что не рассчитывала. Не рассчитываю и сейчас.

Еще одно, но далеко не последнее доказательство, что она давно уже остыла ко мне.

Если покопаться в своей памяти, то я не помню, чтобы Юля бросала на меня неоднозначные взгляды, я не ощущал с ее стороны ненависти по отношению к себе, не видел никакой заинтересованности, кокетства или скованности. Она вела себя со мной подобающим образом. Но кто бы мог подумать, что за всем этим скрывалось.

Скрывается и сейчас. Я вижу, что она хочет выговориться, но что-то ее останавливает.

– Влад, ты же понимаешь, что я не сделала того, о чем ты просил меня шесть лет назад? Ты же понимаешь, что я не могла пойти на такое?

Напрягаю мозги, глядя на нее.

– О чем я тебя просил?

Она досадливо поджимает губы, подбородок ее вибрирует, в уголках глаз скапливается влага, норовящая хлынуть ручьем.

– Я об Алисе, она…

Руку выставляю вперед, жестом заставляя ее замолчать. Я избавляю ее от ненужных оправданий. Ее вины здесь нет.

Рождение Алисы – последнее доказательство того, что она начала жизнь с чистого листа, окончательно позабыв обо мне.

– Я понял, не дурак. Мой приятель рассказал, что этим же летом ты встретила мужчину и забеременела. И это очень здорово, что ты нашла в себе силы двигаться дальше. У тебя ведь была своя жизнь, и для меня в ней уже не было места.

Глаза Юли становятся на мокром месте. Она корчится, как если бы получила жесткий удар под дых.

– Так это был не ты, – выдыхает с сожалением. – Не ты, боже, какая же я идиотка…

Она зарывается лицом в своих ладонях. Прячет от меня слезы отчаяния, а я не понимаю, что могло ее так расстроить.

– Юль, я не вправе что-то требовать от тебя, но ты должна мне объяснить, почему ты плачешь. Что случилось?

Она мотает головой, глотая слезы. А мне душу рвет на части, глядя на ее беззвучную истерику. В итоге она сползает вниз и накрывается с головой одеялом.

– Ничего, – отвечает она слабо, шмыгая носом. – Извини, просто все это оказалось слишком сложным для моего понимания.

– Я понимаю. Мне так же непросто сейчас.

– Нет, не понимаешь, Влад. Я ведь думала, что не смогу без тебя жить,  но я все же смогла. Из памяти постепенно стерся твой запах, затем забылся твой голос, удалились все сообщения и совместные фотки. Без сожаления. Я отпустила тебя, но я была благодарна тебе за все несмотря ни на что. Я вышла замуж за замечательного человека, родила прелестную девочку, устроилась на работу. Я была счастлива, понимаешь?

Понимаю как ни странно, и я догадываюсь, что она скажет следом. Еще непроизнесенные слова ножом полоснули по сердцу. Совесть мучает, хоть в петлю лезь.

– Но это была лишь иллюзия, потому что моя жизнь вновь перевернулась с ног на голову. В ней появился ты, человек, который был всем для меня, ныне становится моим начальником. И я сотни раз задавалась одними и теми же вопросами: почему он не смотрит в мою сторону? Почему он делает вид, что мы незнакомы? Неужели я ничего не значила для него? А потом мой брак дал трещину. Я понимала, что все у нас идет к разводу, но я палец о палец не ударила, чтобы сохранить наш брак. Более того, у меня даже мысли не возникло, чтобы написать заявление на увольнение и избавиться от тебя.  Я не хотела избавляться, чем только усложняла свою жизнь, превращаясь в мазохистку. Со временем я охладела к мужу и поплатилась за это. Да, я жалею сейчас о многом. И в первую очередь я жалею о том, что не смогла набраться сил, чтобы вывести тебя на разговор. Если бы я только знала, что с тобой приключилось, то смогла бы выстроить логическую цепочку. Я бы все поняла, но, как видишь, я струсила. А время шло… И столько всего упущено, – Юля резко выныривает из-под одеяла, выражение лица ее предельно серьезное, что не может не настораживать меня. – Зачем ты все это рассказал? Что ты хочешь теперь от меня?

Я ждал этого вопроса. В глубине души я готовился к нему, но за все утро так и не смог найти на него ответ.

С одной стороны, все мое нутро желает того, что я желал шесть лет назад, будучи с Юлей в отношениях, а с другой – одних моих желаний для этого ничтожно мало.

– У меня есть два варианта развития дальнейших событий. Первый – мы можем сделать вид, что этого разговора не было, – говорю с трудом, потому что сам я этого не хочу, но понимаю, что, скорее всего, Юля именно так и сделает. – Как только Алиса приедет, вы можете быть свободны. Я признаюсь отцу, что развел его.

– Но…

– Все нормально. Будем считать, что контракт исполнен. Я сдержу свое обещание, выполню условия и мы вернемся к прежней жизни. Будем жить, как и раньше. Видеться в редких случаях в салоне и общаться исключительно по рабочим моментам. Я ни слова против тебе не скажу и уж точно ни на что претендовать не стану. С моей стороны ты не увидишь ничего, что могло бы усложнить наши деловые отношения.

– А какой второй вариант? – опасливым тоном спрашивает Юля.

Внутри я ликую, поскольку мне кажется, я расслышал в ее голосе некую заинтересованность. Это уже что-то.

– А второй, – выдерживаю паузу, подбирая правильные слова, которые не отпугнут ее. – Я предлагаю нам заново познакомиться, а там будь что будет.

Юля застывает вдруг, нервными движениями сминает в кулаках покрывало и губы свои кусает. Ничего необычного, но мне приходится бороться с желанием смять эти губы. Вновь ощутить их мягкость и сладковатый вкус.

– Ты предлагаешь мне встречаться с тобой? – выходит неуверенно.

Чуть было не киваю. Едва ли громкое "да!" в ответ не срывается с языка. Прикусываю его до крови, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.

– Нет, – говорю твердо и слышу облегченный девичий выдох. – Я предлагаю тебе узнать меня заново, но уже не в привычной рабочей обстановке. Я хочу, чтобы ты дала мне возможность узнать тебя той, какой ты была раньше. Пойми, моих воспоминаний слишком мало, чтобы сложить целостную картинку. Я практически ничего не помню из нашей прошлой жизни. Только отдельные фрагменты и то, что рассказал мне о тебе мой приятель. Но благодаря тебе я начал вспоминать. Как, например, сегодня я вспомнил, какой кофе ты предпочитаешь пить с утра. И как бы эгоистично с моей стороны не прозвучало, но ты нужна мне, даже если я уже не нужен тебе.

Юля в ступоре. Она молчит долгое время, делая из моих нервов стальные канаты.

Мой телефон тем временем надрывается от вибрации и жужжания. Он лежит на тумбе, подключенный к зарядке, и нервирует меня, сбивает с толку Юлю.

Готов проклясть того, кто посмел нарушить такой момент.

– Я же могу подумать? – огорчает она меня своим вопросом.

– Да, конечно. Можешь думать сколько угодно. Я не тороплю тебя.

Телефон снова подает сигнал. Настойчивый.

– Ответь, может, что-то срочное, – произносит Юля, желая отделаться от меня.

Нехотя поднимаюсь с кровати. Глянув на экран, я тотчас начинаю топить себя в океане осуждений.

– Извини, я на минутку, – сообщаю, после чего выскакиваю из комнаты, плотно закрываю за собой дверь и, спускаясь по лестнице, принимаю вызов. – Бобби, привет! Как ты?

– Милый, я скучаю, – хнычет она в трубку на чистом английском. – Ты обещал позвонить еще вчера, но я уснула, так и не дождавшись твоего звонка. А теперь ты трубку не берешь. В чем дело? Я уже начинаю волноваться.

18. Попытка сорвать маски

Бобби…

Как же неловко, паршиво, гадко, и главное, стыдно, до невозможности стыдно перед ней.

Не потому что не сдержал обещание и не позвонил ей как обычно перед сном, хотя я не помню ни единого случая, когда не пожелал бы ей добрых снов.

Совесть грызет меня по другой причине. Она кроется не во мне и даже не в Бобби. У настоящей причины милые ямочки на щеках, когда она искренне улыбается, и вечно холодные ладони, нуждающиеся в том, чтобы их согрели.

Если не кривить душой, то я уже дважды забыл о существовании Бобби. Как бы это не стало закономерностью. Вчера Жанна тактично напомнила мне о ней, но я продержал ее в уме не дольше пяти секунд.

Дерьмовый из меня человек выходит. И кого-то он мне напоминает. Не хочется проводить параллель с отцом, но....

– Извини, детка. Я что-то замотался вчера. Сначала на приеме у психолога был, потом со старым другом встретился. Мы немного выпили, и…, – меня всего ломает изнутри оттого, что приходится исказить правду, но голос, на удивление, ровный и убедительный. – В общем мы засиделись, а, когда на время посмотрел, у тебя уже была глубокая ночь. Мне не хотелось будить тебя. К тому же я был пьян, а я знаю, как ты это не любишь.

– Понимаю, – протягивает она на выдохе.  – Не против, если мы поболтаем по видеосвязи? – ее тон становится слегка подозрительным, что несколько напрягает.

Я вхожу в свой кабинет, запираюсь в нем, и, развалившись на кожаном диване, включаю камеру на телефоне.

– Так лучше?

Бобби довольно кивает, зацеловывая свой экран. Разглядывает за мной фон, выискивает что-то.

– Воу, ты очень красивая, – подмазываюсь я первым делом.

– Какой же ты подхалим! – сразу же вычисляет меня, махнув рукой в экран.

Однако она тотчас расплывается в обольстительной улыбке, накручивая мелкую кудряшку на палец.

– Угу. Я безумно соскучился по тебе.

Бобби невероятно красивая девушка. Жгучая афроамериканка с редкими ярко-голубыми глазами. Она космическая, ни на кого не похожа. Независимо от ситуаций она всегда выглядит безупречно, как будто только сошла с обложки глянца.

Ее экзотичная красота не оставляет равнодушными не только мужчин, но и женщин. Везде, где бы она не появлялась, эта девушка мгновенно приковывает к себе все внимание окружающих. Мне хватило пары вылазок на публику, чтобы лично убедиться в этом. И уж не знаю как на самом деле она относится к такому повышенному вниманию, но мне чертовски нравилось видеть на лицах людей восхищение, а в некоторых случаях зависть.

Уже десять лет Бобби живет в Нью-Йорке, а мне хватило и полугода, чтобы пробудить в себе дух патриотизма и раз и навсегда закрыть вопрос о переезде в США.

Она умоляла меня остаться в Штатах, а я в ответ просил ее отправиться со мной в Россию.

Бобби упряма, как и я, но не это главное. Она не может бросить школу балета, в которой преподает малышам. Она души не чает в своих учениках, и это у них взаимно.

Быть может, она и переехала бы ко мне, но из-за языкового барьера вряд ли сможет преподавать в России, а это единственное, что задевает сокровенные струны ее души.

Сама она из-за серьезной травмы не смогла построить карьеру балерины, зато нашла себя в преподавании, ну и встретила меня, когда мы оба проходили реабилитацию, оправляясь от травм.

Поэтому мы довольствуемся редкими встречами, надеясь, что рано или поздно кто-то из нас сдастся и бросит все ради того, чтобы быть вместе.

Но если мы до сих пор этого не сделали, значит мы оба недостаточно этого хотим. Других вариантов нет. Все остальное лишь отговорки.

Я должен был вылететь к ней позавчера, но в планы вмешался отец, и мне пришлось отложить поездку на неопределенный срок.

Бобби я заранее сообщил о своих планах в отношении Юли и Алисы, нисколько не сомневаясь, что она примет мою сторону. Она мудрая и уверенная в себе девушка. Не стала даже переубеждать меня, напротив, она поддержала меня. И за это я ей бесконечно признателен.

– Так прилетай. Сегодня же! Я возьму выходные, отправимся с тобой загород, купим бутылку дешевенького просекко, возьмем парочку пледов и будем наблюдать за звездами, сидя на берегу озера, пока какая-нибудь звезда не пронесется в небе. Мы загадаем желание, а потом отправимся в постель, но не сможем уснуть до самого утра, – выдвигает она заманчивое предложение, от которого просто невозможно было бы отказаться еще вчера, но уже не сегодня.

Бобби мило складывает полные губы трубочкой, пушистыми ресницами трепещет. Манит, зазывает, только теперь уже без слов, а должной реакции от меня не следует. Абсолютно никакой реакции. Я даже улыбку выдавить не могу.

Бобби вдруг хмурится.

– Или они еще у тебя?

– Да, и отец, и Юля с ее дочкой еще здесь, но как только отец уедет, я сразу же закажу билет на ближайший рейс. Совсем скоро мы уже встретимся.

– Обещаешь?

– Обещаю, детка, – отвечаю я, чувствуя как ком сдавливает мое горло, словно на него наступили.

Думая, что я запутался настолько сильно, что не смогу разобраться в себе, я нисколько не преувеличивал.

Сегодня я проснулся с другими мыслями, более четкими и обоснованными. Я проснулся другим человеком, и уже во второй день подряд первое, что я вижу с утра – лицо Юли. Но если еще вчера она была моей фиктивной невестой, то сегодня все изменилось.

– Что-то не так? – вырывает меня из размышлений напряженный голос Бобби.

– Нет, все в порядке, – отвечаю уклончиво и спешу перевести тему от себя: – Лучше скажи, как вчера прошел ваш спектакль?

Бобби расплывается в блаженной улыбке, грациозно падает на кровать и растекается по ней как сливочное масло на раскаленной сковороде.

– Ой, все было великолепно. На сцене творилась настоящая магия, по-другому и не скажешь. Все прошло даже лучше, чем на генеральном прогоне, – вдохновенно она рассказывает о собственной постановке. – Особенно меня покорила малышка Меган, моя маленькая прима. Глядя на то, как она танцевала, я поняла, что хочу себе такую же дочь. Влад, я хочу ребеночка!

Приехали…

Где-то что-то взорвалось. Смею предположить, что это мой мозг.

Все мышцы лица дергаются от перенапряжения. Я вжимаюсь в спинку дивана, желая слиться с его текстурами.

Я не был готов к такому.

– Влад, я что-то не так сказала? – спрашивает Бобби, настороженно изучая мой неподвижный взгляд. – Понимаю, это неожиданно для тебя, но я сама только вчера поняла, что готова к развитию наших отношений. И это не только благодаря вчерашнему выступлению. Я поняла это еще тогда, когда ты рассказывал мне о малышке Алисе. С каким упоением ты описывал ее эмоции, когда подарил ей игрушку. Она очаровала тебя.

– С этим не поспоришь, – заторможено произношу севшим голосом.

– Но ты ничего не рассказывал мне о ее матери, – выходит с укором. – Как вы общаетесь? Вы провели ночь по отдельности?

Ревность…

Я ошибся, предположив, что уверенности Бобби хватит для того, чтобы не приревновать меня к Юле.

– Да, насчет этого можешь не переживать. Мы спали в разных комнатах, – приходится выкручиваться.

И ведь знаю, что буду гореть за ложь в аду, но не могу я сказать Бобби правду.

Не сейчас. Не по телефону и не тогда, когда в ней проснулось собственническое чувство. Она мне дорога.

Мне нужно время, чтобы все обдумать и найти правильные слова.

– Расскажи мне о Юле. Ее ведь Юля зовут? Опиши мне ее, милый.

Она не спрашивает, она прям требует, и, судя по тому, как легко ей удалось прочесть мои эмоции при разговоре об Алисе, Бобби может с такой же легкостью распознать, что я испытываю к Юле. Она ходячий детектор лжи.

– Она очень порядочная, добрая и отзывчивая девушка, – буквально принуждаю себя замолкнуть, думая, что этих эпитетов Бобби хватит для составления портрета. На самом же деле я могу говорить о Юле бесконечно.

– Она красивая?

Мешкаю. У меня такое мерзкое ощущение, будто я изменяю ей прямо в данную секунду, а она подглядывает за мной.

– Более чем.

– Но ты не рассматриваешь ее как девушку?

– Бобби? Что за дурацкие расспросы? Откуда это в тебе? – посмеиваюсь я натужно.

Бобби склоняет голову набок и с прищуром всматривается в экран, словно уже поняла, что мне есть что скрывать от нее.

– Нет, какой бы красивой Юля ни была, она не в твоем вкусе, –  в итоге произносит, убеждая то ли себя, то ли меня. –  У тебя глаза не горят, когда ты думаешь о ней.

Мысленно выдыхаю.

– Ты как всегда права. Ты же знаешь, кто в моем вкусе.

– Знаю, милый. Поэтому абсолютно спокойно отношусь к тому, что в доме, который ты построил специально для нас, ночует посторонняя женщина. Ты еще никогда меня не подводил. Я целиком и полностью тебе доверяю.

Внезапно кошки начинают скрести острыми когтями по душе, раздирая ее в клочья. Осуждение душит меня изнутри.

А потом снизу раздается хлопок двери и до меня доносится надрывный плач.

Алиса!

– Извини, мне пора! Позже еще созвонимся!

Я быстро разрываю звонок, несмотря на то что Бобби хотела еще что-то сказать, и срываюсь вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек подряд.

Оказавшись в гостиной, я наблюдаю неприятнейшую сцену. Отец впопыхах залетает в дом вслед за Алисой. Он пытается дозваться ее, а она стремительно проносится мимо меня подобно стрелы, выпущенной из арбалета. Косички, которые ей заплела Октавия перед уходом, теперь растрепаны. Лицо все красное и в слезах.

Не обратив на меня внимание, девчушка бежит вверх по лестнице. Я нам миг замираю в оцепенении, чувствуя, как внутренности заметались в преддверии паники. Не моей, а Юлиной.

Я не могу отпустить Алису в таком виде к ней. Она же с меня три шкуры сдерет. Не доверит мне больше Лисичку.

Опомнившись, я пускаюсь галопом по лестнице. На последней ступеньке догоняю Алису, поймав ее за ручку. На корточки опускаюсь и вглядываюсь в припухшее личико, покрывшееся красными пятнышками.

– Что произошло? Кто тебя обидел? – спрашиваю, заранее зная ответ, но мало ли.

– Вот он! Он меня обидел, – скривив губки, она показывает пальцем вниз, судорожно всхлипывает, задыхается от плача.

Оглядываюсь. У подножия лестницы стоит отец. Руками в стороны разводит, корчит из себя безвинного человека.

Это же надо было так облажаться! Ничего ему доверить нельзя! А Октавия? Куда она смотрела? Или она с ним заодно?

Смерив отца укоризненным взглядом, я стираю слезные дорожки со щёк Алисы, но на месте стертых слез появляются новые. Подхватываю ее на руки, она вжимается в меня и носиком зарывается в моей шее.  Ищет во мне свое спасение от нерадивого старика. Я кладу ладонь на ее спинку, а она вибрирует от приступа плача.

Бедная, да у нее самая настоящая истерика.

– Чем он тебя обидел, солнышко? Расскажи мне.

Хлюпнув носом, она начинает ещё больше кукситься. Выглядывает из-за моего плеча осторожно. Исподлобья смотрит на моего отца, совершенно не скрывая злости, а затем снова скрывается за мной.

Да уж…

Отец нажил себе еще одного врага, только теперь в лице пятилетней девочки.

– Он вырвал мне волосики. Больно было. Он плохой дедушка!

Да чтоб он провалился, старый хрен!

– Ничего, малышка, это все поправимо, – заверяю, пригладив торчащие на макушке волоски. – У тебя отрастут новые волосики, а дедушку мы отправим на перевоспитание. Он больше так не будет. Никогда-никогда, – шепчу я ей на ушко.

– Тогда пусть он больше не водит меня по больницам! – грозит она отцу пальчиком. – Я не хочу, я их боюсь!

Мои глаза на лоб лезут.

Я вновь оглядываюсь на отца. На мой немой вопрос тот негодующе качает головой и опускает взгляд в ноги.

– Вы были в больнице? – требовательно я спрашиваю у него, а в ответ не слышу ничего, кроме вздоха. Возвращаю взгляд на Алису, бегло осматриваю ее со всех сторон. – Что-то случилось? Ты поранилась? Где?

– Нет, ничего не ранила, но я долго ждала. Ждала и ждала. Я просила его отвезти меня к маме, но он не захотел.

В коридоре тем временем появляется переполошенная Юля. Вид враждебный. Глаза бешеные оглядывают сначала меня, затем переключаются на отца. И если бы взглядом можно было убивать, мы бы в секунду слегли с отцом замертво.

Вне всяких сомнений она порвет меня на ошметки. Она готова всех на лоскуты порвать, кто посмел обидеть ее дочь. Я с ней солидарен.

– Алиса, девочка моя, иди ко мне, – расставляет она свои руки, чтобы впустить в них свое сокровище и укрыть от всех.

Я опускаю Алису на ступеньку.

– Беги к маме, а я сейчас проучу дедушку, подправлю ему противный хохотальник.

Девчушка бросается на Юлю и крепко цепляется за нее. Положив голову на ее плечо, Алиса сразу же перестает плакать.

Вот что значит мать. Только в руках матери ребенок может почувствовать себя в безопасности.

Утешив Алису парочкой ласковых слов, Юля вперяется в меня ненавистным взглядом. Заживо готова им спалить меня и отца. Ей есть что сказать. Однако она предпочитает оставить все слова при себе и вернуться с Алисой в спальню.

Расслышав хлопок двери, я убираю сжатые кулаки в карманы, дабы не наброситься с ними на отца. Целенаправленно спускаюсь к нему, подвергаясь неконтролируемому гневу.

– Что? Волосы? Больница? Какого черта? Что ты о себе возомнил? Это же маленький ребенок! – рявкаю я, едва ли не плюясь.

Состроив бесхитростное выражение лица, отец вынимает из внутреннего кармана пиджака листок, сложенный вдвое, и сует его мне в нос.

– Что это? – кошусь на бумажку, не решаясь взять ее.

– Этот документ гласит о том, что совсем скоро ты откроешься для меня с другой стороны, – ехидно он проговаривает, облокачиваясь на стену.

Я вырываю из его рук бумажку, мельком пробегаюсь по тексту. В порыве гнева сминаю ее и пуляю комок прямо ему в рожу, а тот даже не попытался увернуться.

– Ты себе не изменяешь, отец! – фыркаю я. – Я как последний идиот доверил тебе ребёнка, а ты вместо того, чтобы порадоваться тому, что у нас, в конце концов, могут наладиться отношения, пользуешься моей снисходительностью и устраиваешь Алисе проверку? Зачем, спрашивается?

– Для себя я должен был удостовериться, что она твоя дочь. И что-то мне подсказывает, результаты теста меня удивят, несмотря на все нестыковки.

Ну конечно. Он раскусил меня. Раскусил еще вчера и ждал подходящего момента, чтобы выставить меня на посмешище сегодня.

Нагнувшись, я поднимаю с пола документ, разворачиваю его и вновь пробегаюсь по тексту. Тут сказано, что результаты теста на отцовство будут готовы через два дня.

Целых два дня отец будет докучать мне. Я не выдержу столько. Это выше моих сил.

Я решительно настроен поставить точку во всем этом каламбуре. Теперь уже окончательно.

И все равно, что отец подумает обо мне. Наши отношения уже никогда не наладятся. Мы не сможем поладить даже с появлением настоящей семьи.

Видит бог, я попытался найти с ним общий язык, но ничего из этого не вышло. Всякий раз я буду наступать на одни и те же грабли.

– Что ж, ты хотел правду, ты ее получишь! Ты прав, я солгал тебе!

На втором этаже кто-то неестественно покашливает, спину прожигает чей-то взгляд. Задираю голову наверх и вижу там Юлю, грудью навалившуюся на перила.

– Влад, не нужно, – мотает она головой, обеспокоенно поглядывая то на меня, то на отца.

– Нужно, поверь, – твердо отвечаю, уперто стоя на своем. Отец выжидательно смотрит на меня, сложив руки на груди. – Ну так вот, отец. Алису я знаю всего два дня. Она не имеет ко мне никакого отношения, а Юля работает в моем салоне порядка четырех лет. Между нами ничего нет.  Я попросил их притвориться моей семьей, потому что мой папаша чертов эгоист, который привык слышать только себя! – морщусь я от правды.

– Какой же ты все-таки болван, – с обидой в голосе произносит Юля.

Отец кивает, молча соглашаясь с ней. Это еще больше злит. Еще больше выводит меня из себя, ведь они оба правы, но вопреки всему я с маниакальным упорством продолжаю закапывать себя:

– Ты хорошо меня знаешь, но ты не учел самого главного! Каким бы ты дерьмовым человеком ни был, ты бы был первым, кому я сообщил о том, что у меня родилась дочь! Но я не сообщал! А значит все, что ты видел, было лишь жалкой пародией на то, могло быть у меня. Соответственно, это было жалкой пародией на то, что могло быть и у тебя! Но достаточно! Посмотрели и хватит! Мы оба этого недостойны! – ору я до хрипоты, на выход указываю. – А теперь убирайся из моего дома! Смотреть тут больше не на что!

Ни один мускул на лице отца не шевельнулся во время моего гневного монолога. Более того, я не вижу, чтобы он злился или испытывал отвращение по отношению ко мне.

Он же вечно чем-то недоволен! Тогда почему сейчас я наблюдаю одно показное равнодушие, от которого хочется рвать и метать.

– Америку ты мне не открыл, знаешь ли. Я и без того догадался, что ваши отношения были искусственно созданы. На своем веку я многое повидал, но, чтобы жена всякий раз вздрагивала от прикосновений мужа и считала мух после безвинного поцелуя – такое редко где встретишь, – издает он смешок, от которого тошно, и через паузу добавляет: – Я уловил между вами искру, но это не та искра, которая могла бы поддерживать тепло вашего семейного очага. Ей еще нужно разгореться.

Тело леденеет, в глазах темнеет, пульс громыхает в ушах. Внезапно горечь начинает подкатывать к горлу.  Я поверхностно дышу, пытаясь подавить накатившую тошноту. Сам себе я становлюсь противен.

– Уходи, я сказал, – цежу по слогам, проглатываю гигантский ком, вставший поперек горла.

Отец корпусом наваливается на стену, ладонью накрывает отяжелевшие веки, лоб ею взмокший потирает. В какой-то момент мне кажется, что он вновь намеревается выкинуть фокус с сердечным приступом. Однако он выпрямляется, убирает от своего лица руку и находит меня своим мутным взглядом.

– Влад, послушай, ты сейчас рубишь сгоряча, – спокойно он произносит под звук скрежетания моих зубов, но мелкая дрожь в пальцах выдает отца с головой.

Глухо рыкнув, я устремляюсь к входной двери. Распахиваю ее настежь.

– Увы, по-другому у меня не получается, – отвечаю через губу, взмахом головы указываю на улицу.

Отец неспешным шагом доходит до порога, но не пересекает его. Останавливается напротив меня и смотрит куда-то вдаль. Задумчиво, словно мыслями находится не здесь.

Взгляд в сторону отвожу. Не хочу смотреть на него.

Паршиво.

Что бы он ни сделал, я всегда чувствую себя паршиво. Каждую гребаную минуту я ощущаю за собой вину. То перед Юлей, затем перед Бобби, теперь вот перед отцом.

Я непутевый.

– Говоришь, между тобой и Юлей ничего нет?

– Ты плохо расслышал с первого раза?

Он чему-то кивает, скривившись в лице. Убирает ладони в карманы брюк и перекатывается с пяток на носки. Снова задумывается, растягивая губы в недоверчивой усмешке, и протяжно хмыкает.

Ну что еще?

– А вот мне так не кажется, – говорит он, широко улыбаясь, на что я прыскаю со смеху. – Порой одно вовремя сказанное слово определяет дальнейшую судьбу людей. А тебе, я уверен, есть что сказать Юле. Так же как и ей есть, что сказать тебе. Однако вы оба заняли одну и ту же позицию, которая кажется вам правильной, но вы не понимаете, что правильно – это когда нечего скрывать друг от друга. Вы оба эгоисты! Кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени.

– Ну точно! – закатываю глаза в раздражении. – Меня вздумал учить человек, который всю свою жизнь лгал и скрывал от матери вторую семью.