Текст книги "Тайная семья босса"

15. Гроза за окном, гроза внутри…

Юля

В доме столько людей, а чувство одиночества так и царапает меня, залезает под кожу.

Я вглядываюсь в окно на сгустившийся сумрак позднего вечера. Там серость и мрачность. В небе плывут тяжелые тучи, изредка освещая спальню вспышками молнии.

Дождя еще нет. Тишина. Все давно уже погрузились в сон, а я не могу уснуть. И дело вовсе не в новом месте или в приближающейся грозе. Рядышком с Алисой мне было бы спокойней, но та изъявила желание прилечь в детской среди новых мягких игрушек.

Присутствие в доме Октавии и Марка Филипповича тоже несколько напрягает меня. Я сама предложила им разместиться в свободных комнатах до прихода Влада.

Однако он так и не явился. В который раз его обещания оказались пустыми. Он бросил нас с Алисой на съедение, пока сам неизвестно где болтается.

Его телефон еще с обеда отключен, и на мои сообщения он не отвечал. Он полностью отправил нас в игнор.

Мне было непросто в одиночку отбиваться от вопросов, касающиеся нашей с Владом личной жизни, но, как мне кажется, я хорошо справилась, да и дочь оказывала мне эмоциональную поддержку.

Думаю, ни у Октавии, ни у Марка Филипповича не осталось сомнений по поводу искренности наших чувств и намерений.

Хорошо бы еще Влад брал на себя ответственность и не исчезал в самый неподходящий момент.

Да где его черти носят? Не мог же он сбежать…

Когда время переваливает за полночь, я снова пробую дозвониться до Влада, но, как и в прошлый раз, механический голос девушки сообщает мне, что абонент временно недоступен.

Следом пробую уснуть, ворочаюсь с места на место. Постель кажется чересчур холодной, а еще дурное предчувствие донимает меня.

Я жутко волнуюсь за Влада, несмотря на то что этот эгоист не заслуживает переживаний о нем.

Спустя десять минут бесцельного разглядывания потолка, я слышу как к дому, шурша гравием, подъезжает машина.

Это точно не Влад, поскольку она сразу же отъезжает, отбрасывая на кровать и стену свет от фар.

На улице поднимается сильный ветер, сквозняк и запах грозы пробирается в комнату. Резко начинается дождь. Он поливает как из брандспойта, барабаня каплями по стеклу, словно дробью.

На цыпочках я подбираюсь к балконной двери, чтобы прикрыть ее. В лужах замечаю отбрасывающийся луч света, похожего на свет от телефонного фонарика. А потом стены дома сотрясает трескучий грохот, прокатывающийся по небу. Ступнями ощущаю вибрацию, проходящую по полу.

Я аж взвизгиваю, но визг мой теряется среди отзвуков грома.

Душа в пятки уходит. Никогда не боялась грозы, а сейчас страшно так, что хочется переждать непогоду, свернувшись калачиком под одеялом.

Когда дверь в спальню приоткрывается, я забываю о непогоде и о своих страхах. Тюлевая занавеска колышется от сквозняка, задевая мой затылок и обнаженные плечи, ведь я так и не прикрыла балконную дверь.

Я столбом замираю при виде высокой фигуры, освещенной новой вспышкой молнии. Слышатся звуки стекающей на пол воды.

– Влад? Ты чего не проходишь? – выходит сипло и испуганно.

Он не откликается. Молча прикрывает дверь, устало откидывается на нее спиной и затылком бьется о полотно.

Почему он молчит? Почему не двигается и не снимет с себя насквозь вымокшую одежду? Да где он был, в конце концов? И почему приехал не на своей машине?

Столько вопросов одновременно возникает в голове, тем не менее я не решаюсь подойти к нему и поинтересоваться все ли с ним в порядке.

В свете полумрака мы смотрим друг на друга, казалось бы, целую вечность.

Спальню озаряет новая вспышка молнии. Я вижу его так хорошо, будто он стоит прямо передо мной и нас не разделяют метры.

Что с ним?

Он унылый и пасмурный, под стать погоде. Крупные капли дождя скатываются с его волос, омывая лицо. Глаза сливаются с темнотой, грудь и плечи подпрыгивают от беззвучного смеха, а затем следует то, чего я никак не могла ожидать.

Влад отталкивается от дверного полотна и несется на меня, что я не успеваю одуматься. Он молниеносно сокращает эти метры, разделяющие нас.

Одновременно с ударом грома он падает предо мной на колени и лбом утыкается в мой живот. Руками стискивает, выбивая из легких весь запас воздуха.

И ему все мало, он намерен меня раздавить.

Так пускай раздавит, если ему станет от этого легче. Что-то ведь терзает его.

Я ошиблась, когда думала, что от смеха его грудь и плечи ходят ходуном. Нет. Влад сотрясается от бесшумных рыданий. И это, я скажу, жуткое зрелище.

Никогда еще не видела, чтобы Влада могло так размазать.

– Прости, прости… прости, прости меня, Юль, – затягивает он как мантру, на что я могу лишь недоуменно моргать.

Находиться в его тугих объятиях одновременно и приятно, и странно. К тому же это далеко не объятия. Это что-то большее. Так он выражает сочувствие.

Пульс пускается вскачь и нещадно долбит в ушах. Язык немеет, как и все тело. Влад вывел меня из равновесия своим поведением.

Рука становится настолько тяжелой, что я с трудом могу поднять ее над ним.

Ночная сорочка стала влажной от его волос, ткань неприятно прилипает к коже, но это все пустяки в сравнении с тем, что я услышала.

Я перебираю сотни вариантов, по какой причине он может просить у меня прощение. Пальцами зарываюсь в его мокрых волосах, смотрю сверху вниз на разбитого человека и теряюсь в догадках, что могло произойти с ним за этот день.

– Н-ничего страшного. Все наладится, все скоро будет хорошо, – отвечаю я прерывистым шепотом, надеясь, что выбрала правильный ответ. – Просто в следующий раз ставь меня в известность о том, что задержишься.

Глянув на меня из-под опущенных ресниц, он поджимает губы и мотает головой. Я хочу расспросить его о случившемся, но он шикает на меня. Он не желает меня слушать или хочет побыть в тишине.

Что ж. Ладно.

Он несмело дотрагивается до моей руки. Сплетает наши пальцы, воскрешая в памяти его образ шестилетней давности. В данный момент он очень похож на моего Влада. С этим мнением соглашается мое глупое тело, тая от его прикосновений, разница лишь в том, что этот Влад сломлен. Его что-то угнетает.

Знать бы только что.

– Иди ко мне, – просит он хрипло, потянув меня на себя. – Пожалуйста, не отталкивай меня, ты нужна мне сейчас.

И сердце бьется в груди пойманной птицей. Испуганно и нервно, пулеметной очередью дробя мои ребра. Оно с грохотом валится к ногам моим прежде, чем я сама опускаюсь дрожащими коленями на влажный пол.

Влад привлекает меня к себе. Полузакрытые черные глаза вдруг оказываются так близко от моего лица. Черные агаты блестят и кажутся совсем незнакомыми.  Влад осыпает мое лицо и высохшие губы быстрыми поцелуями. Он молит о прощении, а я стою как вкопанная.

Он гладит щеки шершавыми ладонями, губами вжимается в висок и вновь нашептывает мне слова раскаяния. Щекочет своим дыханием со смесью лайма, алкоголя и сигаретного дыма, но запах перегара впервые не вызывает у меня отвращение.

– Почему ты ничего не сказала мне? Ни разу даже не осудила меня… Почему, Юль? Столько лет ведь.., – Влад заглядывает в мои глаза, отчего к горлу подкатывает гигантский слезный ком. Он проникновенно смотрит не на меня, а в самую душу, и горько усмехается сам себе. – Или все? Это все, Юль? Пути назад нет? А хотя, что я несу? Ты же вышла замуж…

Я столько лет ждала момента раскаяния, а сейчас его слова стали для меня полнейшей неожиданностью. Мощнейшей встряской.

Сначала поцелуй, а теперь он упрекает меня за то, что я вышла замуж, не спросив его позволения.

Я пальцами впиваюсь в плечи Влада, не в силах вымолвить ничего более связного. Я обескуражена его неоднозначным поведением.

– Влад, ты пьян, – легонько отталкиваю его от себя, отсаживаюсь от него. – Если хочешь поговорить, то для начала тебе нужно проспаться. Обещаю, утром мы поговорим, если ты будешь об этом помнить.

– Помнить? С этим, мягко говоря, вышла неувязочка, – хмыкает он, бросив на меня холодный взгляд. – Но теперь я все надежно запечатываю вот здесь, – пошатнувшись, он указательным пальцем стучит по своему виску. – Ничто не отнимет тебя у меня, ясно? Хватит с нас, я устал, ты разве нет?  Я все просрал, все… все вообще…

Все это уже больше смахивает на пьяный бред.

– Ты ведешь личный дневник? – внезапно спрашивает, заваливаясь на пол.

– Нет, – ошарашено отвечаю, притягивая колени к груди.

– Я тоже нет. А надо было. Хотя, это больше девчачье занятие, ну и что. Возможно, если бы я вел дневник, ты бы не смотрела на меня сейчас так, словно я тебе противен.

Хочу накрыть уши руками, чтобы не слышать этого бреда, но он ловит мою ладонь, костяшки пальцев перебирает нежно. Молчит некоторое время, о чем-то размышляя, а потом устремляет на меня мрачные глаза.

– Я тебе противен?

– Влад, чт…

– Просто ответь, – перебивает он меня на полуслове.

– Нет, не противен, – твердо отвечаю.

– Хорошо, – кивает, отпускает руку. – Это уже хорошо. С этим можно жить…

Он пытается встать на ноги, придерживаясь за край кровати, но сила притяжения возвращает его на место. Тогда я поднимаюсь и помогаю Владу побороть гравитацию.

Завалившись на постель, он барахтается как майский жук, стягивает из-за спины мокрую футболку, на пол ее швыряет.

С джинсами возникают непреодолимые трудности. Расстегнув ремень, он пыхтит, стонет, матерится, что в совокупности вызывает у меня нервный смех.

– Тебе смешно? Смейся, а мне вот не до смеха, – язвит он, пытаясь стянуть прилипшие к ногам джинсы.

– Ты же сейчас в узел завяжешься, – хихикаю я, глядя на его попытки, которые можно назвать пыткой. – Давай я помогу.

– Нет, я сам! Должен же я хоть что-то сделать сам, – сквозь зубы проговаривает, проявляя упертость.

Еще парочку минут таких мучений я наблюдаю за ним со стороны. Вскоре ему даже удается спустить штаны до бедер, но это становится пределом.

Выдохшись, Влад раскидывает конечности на кровати.

– Это сложнее, чем я думал. Короче, и так сойдет, – сонно бормочет он, укладываясь на подушке.

Когда мне кажется, что он уже уснул, я аккуратно стягиваю с него штаны, из кармана достаю сдохший телефон. Ставлю его на зарядку, поднимаю с пола футболку, и отправляюсь в ванную, чтобы закинуть вещи в корзину для белья.

Вернувшись, я накрываю Влада одеялом. Склоняюсь над ним, смотрю на его лицо. Появляется желание поцеловать его, ведь он все равно не почувствует и не вспомнит об этом. Однако он вдруг разлепляет глаза, поймав меня за любованием им.

В неловкости я поправляю подушку, тогда Влад снова ловит меня за руку. Сжимает запястье крепкой хваткой, не давая сдвинуться.

– Останься, не уходи. Только не уходи, – молит он, разрывая мое сердце в клочья.

– Я никуда не ухожу. Я прилягу на другом краю.

– Вот здесь, – отодвинувшись от края, он освобождает место и хлопает ладонью по матрасу возле себя. – Здесь, только здесь. Рядом со мной.

Не выпуская моей руки, он приподнимает одеяло. Силой мысли пытается заставить меня подчиниться ему, и у него это выходит.

– Э-м… ладно.

Я медленно забираюсь в постель, устраиваюсь на нагретом им месте. Влад накрывает меня одеялом и тут же засыпает, так и держа меня за руку и щекоча затылок своим равномерным дыханием.

– Мамочка, ты здесь? Мне страшно, дождь не прекращается, – хнычет Алиса, появившись в спальне.

– Да, я здесь, малышка, – подаю тихий голос, чтобы не разбудить Влада. Я чуть приподнимаю голову и свободной рукой подзываю к себе дочь, завернутую в одеяло. – Ложись скорее ко мне, тут нагретое местечко.

Дочь, похожая на маленькое облачко, запрыгивает в кровать и прижимается ко мне дрожащим тельцем. Ее зубки стучат друг о друга.

Я кутаю нас с головой в одеяле, прячусь от мелькания молнии.

– Не бойся, родная. Это всего лишь гроза. Она скоро уже закончится.

– Скорей бы.

– Алиса, а ты знаешь, что я любил твою маму? – неожиданно спрашивает Влад. Он перемещает наши сцепленные ладони на мою талию. Это вынуждает меня задержать дыхание и притихнуть. – Она тебе когда-нибудь рассказывала?

Дочь выбирается из-под одеяла, а я лежу, прислушиваюсь к их разговору, прикинувшись мертвой.

– Нет, мама ничего такого не говорила мне. Ты давно любил мою маму? А сейчас ты ее уже не любишь?

– Я не помню, чтобы переставал ее любить. Выходит, этого не было, – отвечает он вдумчиво, но точно с улыбкой на устах. Не могу ошибаться.

Обманщик…

В этом весь Влад. Если он не помнит, значит этого не было… И беременности не было, и денег на аборт он мне не отправлял… Конечно, я все это выдумала…

Я не высовываюсь из-под одеяла, даже нос не показываю, боясь шевельнуться. Мне душно и воздуха уже не хватает, в глазах мелькают и пляшут яркие звезды. Вот-вот сварюсь от собственного жара, тем не менее я все равно прячусь от всех, думая, что таким образом мне удастся спрятаться от неловких расспросов. Но от Алисы просто так не спрячешься. Она откидывает с моего лица одеяло и пошлепывает ладошкой по плечу.

– Мам, а ты тоже любишь э-э-э… папу? – шепотом спрашивает она. – Кажется, она уже спит.

– Твоя мама притворяется, – Влад глухо посмеивается, пальцами пробежавшись по моим ребрам, но щекотка меня не берет.

Алиса еще пару раз шлепает меня по щекам. Хмыкает.

– Нет, она спит.

– Тогда и ты засыпай. Сладких снов, Лисичка.

Сомкнув веки, я помалкиваю. Делаю вид, что меня сморил сон, но еще долгое время я не могу уснуть.

Пребывая в сонном царстве, с одной стороны поджатая Владом, а с другой дочерью, я копаюсь в своих чувствах и ищу ответ на вопрос…

А люблю ли я Влада?

Порой мне кажется, что я и не переставала его любить.

И в отличие от него мне не нужно было нажираться в зюзю, чтобы это понять…

16. У правды горький привкус

Проснувшись, первым делом я вспоминаю кто я и что делаю в чужой кровати. Чудом не начинаю визжать, думая, что опоздала на работу и, представив, что меня ждет выговор от Владислава Марковича и ВИП-место в углу.

Так, стоп… Владислав Маркович – мой муж. Фиктивный, разуется.

Успокоившись, я воссоздаю подробности вчерашнего дня. Потягиваюсь, но потягушки доставляют мышечный спазм.

Во всех до последней костях присутствует ломота, в голове точно дятел поселился, а в носу непробиваемая пробка образовалась. Еще и горло дерет, словно меня стекловатой начинили.

Что происходит?

Вроде бы товарняк меня вчера не переезжал, а вот Влад проехался по моим мозгам хорошенько.

Оглядевшись по сторонам, я убеждаюсь, что в комнате совсем одна. Видимо, вчерашнее чувство одиночество решило доконать меня еще и в сегодняшнем дне. Чтоб мало не показалось.

Странно, но я не слышала, чтобы Алиса вставала. Обычно она будит меня, если проснется раньше.

Ну как будит…

Возомнив себя кенгуру, она скачет по кровати и по мне со словами «мама, смотри, я скоро достану до потолка!» И это продолжается ровно до тех пор, пока она все кишки мне не растрясет.

Накидываю на себя халат и волочу ноги в ванную комнату. Зеваю, едва не порвав рот. Смотрюсь в зеркало, и вздрагиваю в ужасе, лицезрев в отражении чучело с темными кругами под глазами, красным носом и с вороньим гнездом на голове.

М-да уж…

Сейчас я прекрасно дополнила бы чей-нибудь огородный участок. Пугало из меня вышло бы отменное. Ни одна ворона не посмела бы каркнуть на меня.

Плюнув на свой внешний вид, я отправляюсь в детскую, но она оказывается также пустой.

На втором этаже не слышно ни единого звука, а с первого доносится жужжание кофемашины, но запаха кофе совсем не чувствуется.

Решив, что все уже завтракают, я спускаюсь вниз. Не создавая лишнего шума, вхожу в кухню, а там Влад. Один-одинешенек. Бурча под нос что-то мелодичное и веселенькое, он готовит себе кофе. Щелкает пальцами в такт себе и не догадывается, что я за ним наблюдаю. И если бы не моя исчезнувшая дочь я наверное могла бы наблюдать за ним, пока не превратилась в каменное изваяние.

– Доброе утро, а где все? – выдаю себя, не узнавая своего басистого голоса.

Влад замирает на секунду, на меня оборачивается и улыбается мне той самой улыбкой, которую когда-то я так любила в нем. Он скользит пятерней по совсем недавно вымытым волосам, откидывая их на макушку, и отпивает глоток кофе.

– Привет, Юленька, – бодро произносит.

Он проходится по мне взглядом, от которого я вспыхиваю спичкой. Мне неловко, ведь его разбитое состояние еще свежо в моей памяти. Мне не хотелось бы снова видеть его таким. Куда лучше видеть его счастливым. Таким, как сейчас. Счастливое выражение лица сбавляет ему пару-тройку лет, делая из него юнца. Таким, каким я его помню…

– Не возражаешь, если я за тобой поухаживаю? Черный, с одной ложкой сахара и корицей, правильно же? – он вновь включает кофемашину.

Напрочь забываю весь алфавит.

Я пришибленно пялюсь на него, а он на меня. Так пристально, что пугает всех моих мурашек, и они бегут он него врассыпную по коже.

Его часом не подменили вчера? С чего вдруг такая любезность и обходительность с утра пораньше?

Понимая, что он не уступит мне в игре в гляделки, я смущенно отвожу взгляд в сторону и нервозными движениями запахиваю полы халата потуже.

– Все так. Я удивлена, что ты помнишь какой кофе я люблю.

– Я сам себе удивляюсь, – снова одаривает меня открытой улыбкой, доставая из шкафчика специи.

Мне нравится его приподнятое настроение. Влад весь в движении. Бодрячком. По нему и не скажешь, что вчера он пребывал в раздрае.

Интересно, он хоть помнит, о чем ночью говорил? Помнит, как утверждал, что был влюблен в меня?

Потому что мне лично кажется, что это был всего лишь сон. И я не про ночной разговор, а про наши прошлые отношения.

Я прочищаю горло от сухости, волосы спутавшиеся поправляю, чтобы они не лезли в лицо.

Блин, я даже зубы не почистила…

– Ты так и не ответил. Где все?

Опершись на край стола, он поглядывает на часы, встроенные в микроволновку. Смакует остатки кофе, глубоко вдыхая между глотками, после чего отвечает как ни в чем не бывало:

– Полчаса назад они уехали по магазинам.

Что еще за ерунда?

– А Алиса?

– Алиса поехали с ними. Не волнуйся, сестра за ней присмотрит.

Меня захлестывает волна паники.

Алиса не пошла бы никуда, не предупредив меня. Тем более с незнакомыми ей людьми. Это против правил.

Разглядев тревогу в моих глазах, Влад быстро оказывается возле меня. Он двумя пальцами подхватывает мой подбородок и поднимает голову, чтобы я посмотрела на него… На такого спокойного и непринужденного.

– Прости, это я виноват. Я уговорил ее не будить тебя, – отвечает он с толикой нежности в голосе. – Да брось, все хорошо, но если ты в чем-то сомневаешься, можем прямо сейчас позвонить отцу и велеть ему привезти Лисичку.

– А ты сам в нем не сомневаешься?

Влад неестественно посмеивается в кулак. Кофемашина пищит по готовности, он подходит к ней и берет чашку, наполненную черным кофе.

– Знаешь, мой отец, может, и чудак, но его чудачество распространяется только на меня, – отшучиваясь, он успокаивает мои нервы.

Я присаживаюсь за стол. Влад ставит возле меня кофе, устраивается напротив и пристально изучает меня, подперев щеку кулаком. Он пытается считать мои эмоции, а у меня их пруд пруди…

– Давай подождем часок, а потом, если они не вернутся, то позвоним, поинтересуемся как у них дела, – говорю я, но сама не верю, что продержусь в неведении целый час.

Влад одобряет мои слова одиночным кивком. В его глазах отплясывают озорные огоньки и он упорно не сводит их меня, ослепляя и завораживая своим живым блеском.

Он рассматривает каждый сантиметр моего лица, взглядом губы очерчивает, что их начинает нестерпимо жечь. Спускается к шее и ключицам, заставляя меня ощутить под собой раскаленные угли.

Он будто запоминает меня, или я себе что-то надумываю.

– Что с тобой? Ты чего такой радостный?

– Запасаюсь оптимизмом перед серьезным разговором.

Сглатываю подступивший к горлу ком. Все-таки он помнит вчерашний разговор.

Я отпиваю глоток кофе, обжигающего стенки горла, кое-как проталкиваю безвкусную жижу внутрь и морщусь от боли.

Влад с прищуром смотрит на меня. Он привстает из-за стола и дотрагивается до моего лба тыльной стороной ладони. Громко чертыхнувшись, он тут же выхватывает из моих рук чашку, выливает содержимое в раковину.

– Зараза! – рявкает он, подбегает к верхнему шкафчику, выгружает из него банку золотистого меда и ставит чайник.

– Что не так?

– А ты не чувствуешь? У тебя же температура! – отчитывает он меня как ребенка, не скрывая тревоги. – Я сделаю горячий чай с медом, а потом отправишься в постель.

Точно. У меня все признаки простуды. Только этого мне еще не хватало. Все-таки надо было закрывать чертов балкон.

– А разговор? Ты же хотел поговорить.

– Выпьешь чай, устроишься в теплой кровати, тогда и поговорим!

Влад заваривает мне чай с лимоном и медом. Под его пристальным надзором я допиваю все до последней капли, съедаю лимон вместе с цедрой. Он буквально заставляет меня.

Под конвоем я возвращаюсь в спальню. Влад носится вокруг меня, измеряет температуру, пичкает лекарством. Он где-то откапывает шерстяные носки, велит мне надеть их, а потом он как маленькую заворачивает меня в одеяло и, ни слова больше не сказав, намеревается уйти. Я же настолько впечатлилась его проявленной заботой, что чуть было не даю ему сбежать от меня.

– Влад, ты шутишь? Я же не при смерти! – выкриком останавливаю его у двери. – Я в состоянии выслушать тебя.

– Ты уверена?

– Да!

А вот Влад уже не кажется мне таким уверенным.

Он резко меняется в лице. Его улыбка стирается, в глазах рассеивается живой блеск, их заволакивает пеленой задумчивости.

Он нерасторопно присаживается на край кровати, тянется ко мне, берет мою руку и подносит к своей голове.

– Что ты чувствуешь?

Моргаю, не понимая, что он имеет в виду.

– М-м… я чувствую, что ты чего-то недоговариваешь…

С печальной усмешкой на губах Влад теснее прижимает мою ладонь к затылку.

– Здесь у меня титановая пластина.

Я судорожно охаю, когда зарываюсь в его влажных волосах пальцами. Подушечками я дотрагиваюсь до затылка, веду вниз и нащупываю рубцы на коже головы.

– Если ты спросишь как я прохожу через металлическую рамку в аэропортах, то отвечу, что не без труда, но все же прохожу, – пытается он шутить, но в глазах таится боль, которая мне неизвестна.

– Откуда она взялась у тебя? – спрашиваю, заикаясь от ужаса.

Влад забрасывает ноги на кровать. Устроившись рядом, он кладет подушку за спину и откидывается на изголовье.

Чую, разговор будет долгим и могу поклясться он мне не понравится.

– Тот несчастный случай, о котором я говорил. Помнишь?

Я с трудом киваю, стараясь захлопнуть рот.

– Я был на нелегальных гонках. Во второй раз в своей жизни я присутствовал на гонках в роли наблюдателя. Хотя, признаюсь, мне хотелось быть на трассе, а не за ее пределами, но я не поддался искушению. И все бы ничего, но на завершающем повороте какой-то выпендрежник не справился с управлением. Трасса была мокрой после дождя и неосвещенной. Его начало заносить на скорости к обочине, а я тогда отвлекся на что-то, не видел, что он мчится прямо на нас. Мне не хватило доли секунды.

Меня всю трясет.

Я с ног до головы изморозью покрываюсь, но вовсе не из-за простуды.

Этот тот самый холод, который все это время был между мной и Владом.

А теперь я узнаю, в чем его причина.

Неприятная волна ледяных мурашек поднимается по моей спине. Бешеная пульсация отдается в висках, а перед глазами стоит ужаснейщая картина, повергающая меня в ужас.

Тем не менее здесь что-то не сходится.

– И… когда это было? – сердце сжимается в комок и горло перехватывает, стоит представить что с Владом могло произойти. – Почему ты не рассказывал мне?

Влад с силой смыкает веки и проходится ладонями по лицу. Так неистово, словно старается содрать с него кожу.

– В тот же вечер, когда мы ездили с тобой на байке.

Получается, это было за день до того, как я узнала о своей беременности.

– Как ты оказался на гонках? Мы же созванивались, ты говорил, что устал и собираешься спать.

Влад складывает руки на груди и пережимает двумя пальцами переносицу. Ему неприятно это вспоминать, но он находит в себе силы. Ему необходимо выговориться.

– Я не помню, – выдыхает он, его лицо моментально искажается гримасой отчаяния. – Наверное, я тебя обманул. Темыч рассказал, что, встретив тебя, я завязал со стритрейсингом. Но я не думал, что это окажется таким трудным испытанием для меня. Спустя три месяца завязки я понял, что мне нужен допинг. Байк с этой задачей не справился. Так я и оказался загородом. Это было открытие сезона и принять участие могли все желающие, у кого есть тачка и пара сотен в качестве взноса за участие. Я хотел внести свое имя в список желающих, но передумал в последний момент. Боялся снова увязнуть в этом болоте и потерять тебя. Ты не выдержала бы моих закидонов. Это ж как наркомания. Где один турнир, там и второй, третий, пятнадцатый. Я мог месяцами быть в разъездах, спускать все заработанные деньги на тюнинг, и ни о чем другом не думать, кроме победы в очередном заезде. Это доводило до помешательства, пока я не встретил тебя. А потом произошло то, что произошло. Так как это была нелегальщина, скорая помощь не дежурила на постах, а ближайшая больница находилась в полутора часах езды. Темыч вытащил гонщика из покореженной тачки, загрузил нас в машину и втопил до ближайшего пункта медицинской помощи, а там развели руками, мол, травма серьезная, не жилец. Тогда он сообщил о случившемся моему отцу, – он устремляет на меня сокрушенный взгляд, а мне хочется броситься ему на шею и никогда больше не отпускать его. – Юль, я очнулся в Штатах спустя месяц, с железякой в башке, и с трудом смог вспомнить свое имя. Я не помнил тебя, не помнил, что между нами было. До вчерашнего дня не мог вспомнить. И мне очень жаль, что моменты, которые, казалось бы, должны были запомниться мне на всю жизнь, затерялись в лабиринте воспоминаний, о которых я предпочел бы не вспоминать…

Мою грудь сдавливает невидимый обруч. Я не могу даже вздохнуть. Мне больно. И это именно та боль, которой со мной поделился Влад.

Боже… Так вот в чем дело…

Сидя за столом и разглядывая меня, Влад не запоминал мои черты лица… Он их вспоминал....

Судьба! Безжалостная стерва! Сначала дает, а потом отбирает все!

Кровь в жилах стынет не только от ужасающей правды, но и от мыслей об упущенном времени… Сейчас я понимаю, что судьба предоставила мне второй шанс, вновь соединив наши пути, но я из гордости не пожелала им воспользоваться.

В голове не укладывается…

Раз Влад пришел в сознание только через месяц после случившегося, то с кем я разговаривала по телефону? Кто писал мне сообщение?