Текст книги "Искусство неуправляемой жизни. Дальний Восток"

Что же знаменует в регионе «закат вертикали»? Во-первых, резкое сокращение федера льных влив а ний. Многочисленные про ек ты, в которые вкладывалось государство, или завершены, или по большей части свернуты. Обсуждавшиеся еще недавно перспективы строительства второй линии БАМа, радикальной реконструкции энергетической системы как-то очень незаметно «выпали» из актуальной повестки. Замедлилось до черепашьих скоростей строительство космодрома в Амурской области. Не особенно активно при сворачивании государственной поддержки развиваются оборонные предприятия и реконструкция портов. Словом, денег начинает не хватать. Декларирование новым региональным руководством переориентации на экспорт сырья из региона в сопредельные страны в качестве нового (ему всего триста лет) приоритета, по существу, признание невозможности реализации заявленных федеральных проектов. Громкие декларации перестают воплощаться в ресурсные потоки.

Это важный, но не единственный признак. Не менее важно здесь и во-вторых. Нарастает дефицит региональных бюджетов, уже сегодня составляющий от 10 до 25 %. Его покрывают с помощью банковских заимствований, которые нужно возвращать с процентами. Значит, дефицит неизбежно будет возрастать. И это притом что какие-то деньги продолжают течь в регион из государевой казны.

Перспектива же «активной социальной политики» губернаторов– приказчиков после прекращения массированных государственных дотаций более чем не радужная. Даже такая растиражированная тема, как ликвидация последствий летнего потопа, не становится причиной возрастания активности власти. До региона до сих пор дошла только восьмая часть средств, обещанных на ликвидацию последствий катастрофического наводнения. Пострадавшие до сих пор живут в пунктах временного размещения. Денег на их переселение просто нет. Ни в краевых и областных бюджетах, ни в федеральном. На этом фоне продолжается педалирование выполнения региональными властями обещаний гаранта, ужесточение кон т р оля на д чиновниками региона льного уровня как некой замены контроля над территорией. Вертикаль, пытаясь достроиться до «почвы», похоже, обнаружила, что почва на редкость болотистая, зыбкая. Первым обнаружившие это чиновники «на местах» стремительно дрейфуют в сторону из госслужбы. Еще недавно бывшая мечтой поэта, сегодня она становится чем-то, от чего лучше (при возможности) держаться в стороне. Так, за время проведения последней серии интервью (весна-лето 2013 года) четверо из шести опрошенных государственных служащих ушли «в бизнес».

Я посмотрел на перспективы, прикинул. Знаешь, наша зарплата не настолько большая, чтобы я за нее столько терпел. Работы вал. Но, понимаешь, работа дурная. Без смысла. Главное – не подставиться и чтоб тебя не подставили. Вот я и уволился. Пошел работать, как нормальный человек (мужчина, 54 года, предприниматель, в прошлом – начальник управления регионального правительства).

В интервью упоминались судебные преследования служащих, связанные с их попыткой «найти деньги» на реализацию распоряжений федерального уровня, не подкрепленных деньгами. Истерика нарастает.

Несмотря на ужесточение давления на региональные власти, а может, и благодаря ему, постепенно уходит и возможность контроля над социально-экономическими процессами на Дальнем Востоке. Та к в одном и том же номере региональной газеты содержалось прямое указание президента о недопустимости роста энергетических тарифов для дальневосточников и… сообщение об увеличении оных тарифов. Показательна и смена «риторики управления». Если еще недавно в репортажах СМИ значилось «президент дал распоряжение», «губернатор поручил», то сегодня это звучит несколько иначе: «президент выразил уверенность», «губернатор надеется».

Информанты вновь, впервые с 1999 года, начинают обсуждать проблему «крыш» не как минувшую историю, а как актуальную экономическую проблему. Пока речь идет о периферийных отраслях, но ведь это пока. Сам этот факт как нельзя более ярко свидетельствует об утрате государственной монополии на легитимное насилие, о появлении значимых конкурентов, которые, видимо, лучше справляются с поддержанием «правил игры».

Иными словами, политическая власть и хозяйственная структура ведут все более откровенное параллельное существование, обмениваясь пожеланиями. Итак, государство медленно и незаметно уходит из региона, теряет к нему интерес. «Вертикаль» на Дальнем Востоке, с таким трудом выстроенная центральной властью, лишается важнейшей подпорки – финансовой. Что же будет с «брошенным» регионом завтра? Попробуем пофантазировать.

Прежде всего, что будет с «московскими законами» – теми, которые так мешают жить региональному сообществу и не только ему? Достаточно часто слышу и читаю мнения о том, что развитие страны, не только ее экономики, начисто блокировано гиперрегуляцией любого хозяйственного или социального акта. Социальные сети, да и страницы научных и публицистических журналов пестрят описаниями фактов губительности зарегулированности всего и вся[118]118
  Бляхер М. Л. Гиперрегулирование в системе высшего образования // Код доступа: http://www.strana-oz.ru/2013/4/giperregulirovanie-v-sisteme-vysshego-obrazovaniya (дата обращения 10.12.2013).


[Закрыть]. Потому вполне логичным представляется вывод, что новая страница в истории России и, естественно, российского Дальнего Востока начнется тогда, когда отменят законы, порождающие эту гиперрегуляцию.

Тем самым счастливым утром мы проснемся и узнаем, что демократически избранная дума отменила все странные законы последних и предпоследних лет. И будет нам тогда счастье. С другой стороны, люди, так или иначе причастные к вертикали или сословию контролеров, по понятным причинам, боятся, что оные законы отменят. Жить-то тогда с чего и для чего? Нет империи и цели.

Хочется расстроить первых и успокоить вторых. Думаю, что в ближайшей перспективе никто ничего не отменит. Все будет несколько иначе. Законы не отменят. Они просто тихо и постепенно отойдут в сторонку, чтоб не мешать выживать людям. И начнется оно с окраинных регионов. Как это будет? Посмотрим.

Сегодня любой житель любого региона точно знает, что «москвичи скупили всё». Но для чистоты рассуждения стоит посмотреть, что это, «всё», применительно к нашему герою – Дальнему Востоку России. Конечно, это сами федеральные проекты, на которые и выделялся щедрый золотой дождь из бюджета. На Дальнем Востоке, да и, думается, и за его пределами основной поток этих денег осваивали федеральные компании и, прежде всего, госкорпорации. Собственно, они реализовывали свои (федеральные) цели, попутно снижая уровень непонятного недовольства непонятной дальневосточной пустоты. Местные же предприятия особого доверия не вызывали.

Логика понятна и озвучена – они (мы) все разворуют, им (нам) доверять нельзя, да и просто глупо. Причем, будем откровенны, логика вполне оправданная. Региональные власти, да и региональные экономические акторы не один раз стремились перенаправить федеральные потоки, бессмысленные для хозяйственной системы, в сколько-нибудь осмысленное русло. Это и фиксировалось федеральными агентами как проявление «тотальной коррупции».

Но сами регионалы смотрели на это несколько иначе. Наш бизнес, который лучше или хуже, но кормил нас больше десятилетия, грохнули. Федеральные деньги – это замена нашего бизнеса. Потому мы им имеем право распоряжаться так, как распоряжались «нашими» деньгами. В духе традиционных реакций власти это представление и стремление его реализовать вызывало прилив массы контролеров, следующих за федеральными средствами, и предприятий, которые контролировать нельзя (госкорпораций). В данном случае «москвичи», по крайней мере с их точки зрения, шли отстаивать свое, а не отнимать наше.

Примерно таким же образом обстоит дело с многочисленными еще оборонными предприятиями в ДФО. Девяностые годы показали их, скажем так, ограниченную жизнеспособность. Основная масса оборонных гигантов благополучно разорилась или влачило призрачное существование между жизнью и смертью. Возрождались они, по крайней мере некоторые из них, в «нулевые» и «десятые» исключительно по указу свыше при сильнейшей подпитке со стороны государства или аффилированных с государством корпораций. Собственно, это возрождение оборонной промышленности региона мало чем отличалось от федеральных проектов. И те и другие – фантастически затратные и не особенно способные выживать в «естественных условиях». Они даже менее осмысленны, чем стремление выйти в АТР. Скорее всего, здесь делалась попытка вернуть Дальний Восток в «нормальную» советскую рамку. Попытка более чем странная, поскольку бóльшая часть работников этих предприятий не имела отношения к дальневосточным территориям.

Государственная же поддержка ведет к государственному же контролю, к назначению в собственники доверенных лиц. Не будет бюджетных или околобюджетных денег (трудно назвать бизнес-инвестициями всевозможные «непрофильные» вложения Газпрома или Роснефти), не будет и доверенных «москвичей».

Не сразу. Очень постепенно эти расходы будут подмораживаться и замораживаться. Вместе с ними схлынет и масса чиновников-контролеров, фирм-контролеров, управляющих-контролеров. Эти «захватчики» исчезнут вместе с федеральными деньгами. Их остатки еще какое-то время будет «пилить» узкий круг «своих», но значимость этого круга будет постоянно снижаться. Ведь люди же шли делать деньги. Нет денег – значит бессмысленно и их нахождение в регионе. Как некогда флибустьеры пропадали вместе с исчезновением испанских кораблей с серебром, так и федеральные кураторы и назначенные собственники пропадут вместе с исчезновением федерального золотого дождя.

Да, федеральные деньги никогда не перейдут в региональные руки. Они просто исчезнут с дальневосточных просторов. Но исчезнет и избыток контролеров и контролеров за контролерами. А значит, появятся шансы и риски настоящего предпринимательства.

Но есть и третий тип «захватчиков», те самые, которые перехватили вполне эффективные региональные активы. На Дальнем Востоке это золотоносные участки, лесные деляны и лесопереработка, да много что еще. Конечно, это далеко не весь региональный бизнес. Какая-то, и не малая его часть просто ушла в полную «тень». Но и в руках столичных холдингов оказался серьезный «ломоть». Вот только странная вещь. Стоит предельно эффективному региональному предприятию перейти в руки всероссийской вертикально интегрированной компании, как оно становится… не очень эффективным.

Так, золотопромышленная артель «Амур» давала едва не половину отчислений в консолидированный краевой бюджет, на свои средства реконструировала центр города Хабаровска, построила крытый ледовый дворец и многое другое. И при этом умудрялась быть вполне рентабельной, платить завидную зарплату работникам. Но время шло, и предприятие под флагом борьбы с коррупцией перешло в руки федеральных собственников, а его бывший владелец, как и полагается, объявлен в розыск. Но чудо! Притом что столь широкой благотворительностью, по крайней мере в регионе, новые владельцы не грешат, региональные налоги платят намного меньше, а зарплаты работников упали настолько, что старателей (прежде попасть в их число было невероятно трудно) пришлось завозить из Молдовы, предприятие оказалось убыточным. Напомню, речь идет о добыче золота и платины, цены на которые стабильно растут.

В чем же секрет? А все просто. Как отмечалось выше, региональный бизнес – штука примитивная. Собрались люди с деньгами. Сходили на охоту, попарились в баньке. Договорились между собой. Проговорили дело с «папой» (губернатором). Вложились и работают. Люди знают друг друга. Доверяют. Зачем им контроль? Да и с персоналом отношения строятся таким же образом. Патриархально и не современно. На доверии. В результате транзакционные издержки оказываются минимальными, а бюрократический аппарат существует, только если он увеличивает прибыль. Госкорпорация сегодня – это, прежде всего, гигантский аппарат контролеров. Ведь в них люди не то что друг другу, они сами себе не доверяют. Отсюда постоянно растущая бюрократия госкорпораций, уже давно переплюнувшая государственную бюрократию.

Региональный бизнесмен знает, что если он разорится, то он разорится. Ему придется продавать активы, переквалифицироваться в управдомы или искать новую компанию «правильных мужиков». Потому все «представительские расходы» осуществляются очень аккуратно, с оглядкой на доходность, на ситуацию.

Работник, да и руководитель госкорпорации знает, что если он разорится, то достаточно надавить на нужные рычаги, и срочно из государственного бюджета потекут спасительные инвестиции. Но чтобы эти рычаги работали, нужно содержать спортивные команды и спонсировать государственные программы, покупать телеканалы и строить офисы, соперничающие с дворцами императоров. Много что нужно. Более того, нужно содержать немалый штат специалистов, способных создать ту картинку, которую ждут от них первые лица. Дорогая это игрушка. Получив новые активы, федеральная структура наполняет их штатом подобных специалистов, обременяет совсем не маленькими «представительскими расходами» и многим другим.

Вот и оказывается, что вполне рентабельный прежде региональный бизнес просто не в состоянии прокормить огромную толпу «эффективных менеджеров», компенсировать самые разнообразные расходы на лояльность. Бывают исключения. Скажем, вложения сделаны для повышения котировки акций на биржах или чего-то еще. В этом качестве, по мнению респондентов, приобретались золотоносные участки Михаилом Прохоровым.

Но основная масса региональных вложений для госкорпораций и крупнейших холдингов скорее обременительна, чем выгодна. Она составляет условие контракта с бюджетом. По мере того как государство теряет интерес (возможность) что-то делать на Дальнем Востоке, начнут «уходить» и федеральные владельцы регионального бизнеса, отдавать в аренду или продавать золотоносные участки и лесные деляны. Конечно, какие-то собственники или управляющие «из столиц» вполне могут попытаться сделать свои вложения в дальневосточные территории рентабельными и без «вертикальной» поддержки. Но для этого им придется… стать дальневосточниками.

Иными словами, регион опять вступает в полосу забвения. Начинается «откатный» (падение государственного интереса и государственных возможностей) цикл в жизни Дальнего Востока. Жители региона, далеко не только предприниматели, неспешно готовятся к очередным «тощим» годам. Дата пока не назначена, но перспектива уже ясна. Выживать придется самостоятельно.

А что же законы, с которых мы начали свой вольный полет фантазии? Очень просто и естественно. Сегодня, когда федеральные деньги еще определяют, пусть все хуже, жизнь в регионе, «быть хорошим и правильным» для регионального бизнеса, не полностью ушедшего в тень, стратегия вполне осмысленная. Она дает шанс стать своим для какого-либо бюджета. Щедрые государственные и муниципальные контракты позволяли компенсировать издержки лояльности. К примеру, на изготовление сайта для правительства Хабаровского края предполагалось потратить примерно в шесть раз больше его реальной стоимости. «Безбилетник», нарушитель правил здесь скорее исключение, чем норма. Ведь он автоматически лишается доступа к бюджету.

Но по мере того как «золотой дождь» начнет прекращаться, осмысленность крайне затратного выполнения бесчисленного количества предписаний станет весьма сомнительной. Здесь и появятся многочисленные «безбилетники», которые будут искать и находить варианты обхода законов. Ведь число контролеров уменьшится, а сами контролеры будут существенно легче «проявлять понимание». Уже сегодня эта тенденция начинает проявляться.

Странные законы не отменят. Во всяком случае, сразу. Просто постепенно сложится система их нелегального, но вполне легитимного, понимаемого как норма обхода. Понятно, что это будет не самый простой процесс. Не будет того «светлого завтра», когда бесчисленные контролеры вдруг исчезнут, а региональное хозяйство и сообщество выйдут на освещенную прожекторами сцену все в белом. Будет постепенное и совсем не простое приспособление людей к новой ситуации, к жизни, где платят за работу, а не за должность. В том числе и чиновникам. Ведь у них тоже есть «работа»: разрешать, легализовать и т. д. Эта работа (административный рынок) уже не раз описывалась С. Кордонским и В. Найшулем[119]119
  Кордонский С. Г. Рынки власти: административные рынки СССР и России.


[Закрыть]. Нужные услуги будут покупать, от ненужных будут откупаться. Постепенно ненужные услуги, за которые платят меньше и неохотнее, попросту отойдут на второй и третий план.

При этом нужно понимать, что бурной радости это, по крайней мере на первых порах, не доставит. Почти десятилетие значительная часть жителей привыкала получать, а не зарабатывать, просить, а не добиваться. Восстанавливать навыки не просто. Да и доля чиновников среди населения Дальнего Востока крайне велика. К примеру, в Хабаровском крае численность этого сословия приближается к пятидесяти тысячам человек при взрослом населении около миллиона человек. Вполне понятно, что эти люди будут сражаться за свои привилегии до конца. Только вот конец здесь окажется совсем близким, почти совпадающим с прекращением государственной заботы. Они не то чтобы проиграют. Просто привилегии кончатся. Пряников сладких всегда не хватает на всех.

А потом? Потом и этим графам Монте-Кристо придется переквалифицироваться в управдомы. Продавать востребованные государственные услуги, причем за ту цену, которую готов заплатить клиент. Нормальная логика выживания блокирует любую сверхактивность федеральных законодателей.

Скажется ли радикально исчезновение государственной заботы на уровне жизни основной массы населения? Ведь именно на это напирает бóльшая часть защитников и профессиональных прорицателей. Практически нет. Ведь и прежде «золотой дождь» лил мимо карманов жителей.

На «стройках века» в основном под надзором приезжих инспекторов трудились приезжие же работники. В основном, но не только из стран СНГ. Конечно, какая-то часть жителей Дальнего Востока была допущена до строек и проектов. Но не большая. А мультипликационные эффекты были не особенно значительны. Что же произойдет? Произойдет более или менее быстрое замещение одних видов деятельности другими. Какими? Теми, на которые не нужно просить денег «в Москве». Правда, этот процесс может быть достаточно болезненным. Особенно в условиях слабых губернаторов. Об этой стороне поствертикального существования стоит сказать особо.

Главная проблема, которая остается на пространстве, по счастью или несчастью, забытом государством, – это проблема принуждения к исполнению правил. Проще говоря, как сделать так, чтобы партнер тебя не «кинул»? На уровне небольшого поселения или небольшой группы людей эта проблема не особенно сложна. Там «работает» доверие. Да и сетевые механизмы принуждения, как я попытался показать, – штука совсем не слабая.

А вот на уровне большого города, а тем более края, области или всего региона, она встает во всей остроте. Кидают, кидали и кидать будут. Точнее, есть вероятность, а значит, нет доверия. Бизнес становится вести трудно и накладно. Здесь и необходим силовой оператор. Тот самый бандит, пусть и не совсем стационарный, которым можно напугать недобросовестного партнера по экономическому или социальному взаимодействию. В принципе, это и есть основная работа государства по отношению к обществу. В условиях заката государственного интереса к региону, точнее возможностей что-то здесь делать, эта площадка оказывается вакантной.

Но потребность в силовом операторе остается. Вот и заполняется площадка «подручным материалом» – «крышами». Уже сегодня по публикациям в региональных СМИ и сообщениям информантов происходит возрождение криминальных «крыш» в Приморье и на Сахалине. Но это не единственно возможный и, честно говоря, не самый эффективный силовой оператор. Криминальные крыши на протяжении всего периода 1990-х годов были локальными, «сидели на теме», конкретном виде бизнеса, не особенно интересуясь всем остальным. На уровне ларьков, даже на уровне данного таможенного перехода или авторынка это работало. Но как только региональный бизнес выходил за эти рамки, так возникали проблемы. Ни одной, даже самой сильной группировке не удалось взять под контроль сколько-нибудь значительную территорию. Любые попытки криминальной «интервенции» легко отбивались «местными». Здесь требовался иной оператор.

В 1990-е годы таким эффективным силовым оператором выступал губернатор. Причем возможны были два варианта. Условно обозначим их «хабаровский» и «владивостокский». Первый был связан с вытеснением криминала консолидированной региональной элитой. С минимальным использованием силового ресурса, но за счет более эффективно организованного экономического порядка. Криминальные и прочие «крыши» просто разорились или перешли под крыло губернатора. Иная ситуация складывалась в Приморье, дальневосточной Тортуге. Здесь при высоком уровне самоорганизации «крыш» и «крышуемого» бизнеса, обретающего уже вполне политическое измерение, губернатор оказывался «третейским судьей». Решающим «споры» между группировками, согласующим их действия на территории. Если глава Хабаровского края – региональный барон, вполне самовластный владыка, то губернатор Приморья в 1990-е годы скорее напоминал венецианского дожа.

Но новые губернаторы – не победители в борьбе за власть, а «назначенцы». Соответственно, их возможность по оказанию силовых услуг бизнесу и обществу достаточно ограниченна. Здесь и возникают условия для «войны крыш». Ведь силовым ресурсом на сегодня, причем ресурсом часто автономным, обладает в регионе достаточно широкий круг акторов. Это и криминал, остатки начала 1990-х годов, и «силовики», вполне способные оказывать подобные услуги части бизнеса, и крупные региональные бизнес-сети.

Вполне понятно, что интересы здесь будут пересекаться, а значит, конфликты почти неизбежны. Поскольку же «третейского судьи» пока нет, они могут воплощаться в форме прямой агрессии. Долго ли это может продолжаться, сказать трудно. По опыту 1990-х годов – года два-три. После чего начинается процесс самоорганизации «крыш» под каким-нибудь знаменем, тем более быстрый, поскольку люди в большинстве своем лично знакомые. Правда, вариант губернатора в данном случае наиболее безболезненный, поскольку, кроме всего прочего, сообщает бизнесу необходимую долю легальности.

Самоорганизация силовых операторов, под флагом ли губернатора или каким-то иным, неизбежно вызовет включение в распределение новых (старых) доходов населения. От доброты душевной нового бизнеса и новых «крыш»? Ни в коем случае. С этим качеством у них, как и у сегодняшних властителей, не особенно. Тогда почему? Вот об этом сказать стоит. Здесь и есть главное отличие бизнеса естественного и бизнеса государственного, естественной социальной организации и полицейского государства. Естественная социальная организация создается людьми «для себя». Она дольше созревает и неизбежно проходит все стадии неприятия, конфликта, переговоров, выработки общих правил и способов их поддержания. Встроенный в эту структуру бизнес изначально рожден в условиях переговоров и согласований. Его социальная ответственность – не продукт контролирующего ока, а результат нормального желания жить удобно и безопасно, жить в красивом доме и красивом городе. Но ведь здесь же живут и все остальные члены территориального сообщества. Они тоже ходят по красивым улицам. Они строят красивые дома и слушают артистов, которых пригласил «серьезный человек». Идея «большого хапка» – украл и сбежал – как раз и порождается отсутствием возможности для создания комфортных условий дома, ощущением временности. Если все это можно сделать дома, то зачем бежать, привыкать к чужой жизни? Лучше все это получить на месте.