Текст книги "Дом в центре"

Бирка, Санкт-Петербург, улица Бухарестская… Рому я отправил на улицу к двери подъезда. На всякий случай. Вдруг светловолосый сумеет проскочить мимо нас?

Солдаты закрепили на двери взрывчатку, натянули маски. И именно в этот момент на лестничную площадку вышла какая-то старушка из соседней квартиры. Каково ей было увидеть пятерых монстров-инопланетян?

Бабулька открыла рот для истошного визга, в руке одного из десантников сверкнул нож… Я сумел опередить всех и самым грубым образом зажал старушке рот рукой.

– Бабка, молчи! Мы из милиции. Бандитов арестовываем. Посиди дома десять минут и не высовывайся, – прошипел я ей в ухо. И довольно невежливо втолкнул старушку в квартиру.

Я нашёл распределительный щиток. Пробок там не было, только выключатели.

– Приготовились, – скомандовал я и нажал на все выключатели сразу.

Погас свет. Грохнул взрыв у дверей. Зашипели газовые гранаты. Застучали не очень громкие «усыпляющие» выстрелы. Ещё через несколько секунд солдаты рванулись в квартиру. Я отскочил назад и вместе с Юрой (на нём вообще не было маски) поднялся на несколько ступенек.

Вопреки моим ожиданиям ни одна дверь на верхней площадке не открылась. Родной вариант явно оскудел любопытствующими за четыре года.

Из квартиры раздалось несколько более громких выстрелов. Это означало, что кто-то все же нашёл в себе силы сопротивляться. Ещё через несколько секунд загрохотали выстрели на улице.

– Это Рами, – сказал Юра. – Кто-то выскочил.

– Кто выскочил? – изумился я. – Мимо нас никто не пробегал!

– Но это же се-узу…

– К чёрту се-узу! Он же не человек-невидимка.

Юра не ответил. А до меня, кажется, дошло, как се-узу Бахтияр мог оказаться на улице.

– Окно, – сказал я, – он вышел через окно. Он может спрыгнуть с седьмого этажа?

– Се-узу могут все.

Тут на лестничную площадку вылезли наши «инопланетяне», тащившие на себе тела пленников. Троих.

– Ушёл через окно. – Я даже не спросил – констатировал факт.

– Да, – пробубнил кто-то из-под маски. – У нас двое раненых, но все ходят.

Я подобрался поближе к пленникам. Все правильно, не хватало светловолосого.

Появился Рома-Рами, взбежавший по лестнице (очевидно, он решил не доверять лифту).

– Ушёл, – выдохнул он. – Только Бахтияр так мог.

– Как?

– Он прыгал. Из окна – вбок, на балкон нижнего этажа. Оттуда – наискосок, этажом ниже. Он прыгал – как летел. Я сначала стрелял, кажется даже ранил.

– А потом?

– Потом… убрался, иначе бы он меня просто убил. Скажи, что, тебе было бы легче, если бы он меня убил?

В чём-то Рома был прав, но этот их панический страх перед се-узу по-настоящему начал меня раздражать.

Я посмотрел на лифт. Грузоподъёмность – шесть человек. Не стоит рисковать. Интересно, где бы мы застряли в случае перегрузки: между этажами или между вариантами?

– Взяли пленных! – скомандовал я. – Всем построиться, как обычно! Держитесь друг за друга крепче и чтобы не спотыкались!

12. Похитители и похищенные.

Моше провёл меня в кабинет, где на стуле сидел один из захваченных арабов.

– Знакомься, – сказал опекун, – Халед Шараф. Требует адвоката и утверждает, что он гражданин Израиля.

– Да, – по-русски подтвердил араб, – я гражданин Израиля. Они забрали мой паспорт.

– Самое смешное, – Моше развёл руками, – что про паспорт он не врёт. По этому паспорту он – действительно гражданин Израиля. Но как это может быть?

– Что? – не понял я.

– Как араб может быть гражданином Израиля?

– А почему нет? – удивился я. Хотя, честно говоря, как-то недосуг было спрашивать у Бориса о гражданских правах арабов.

Тут наш пленник вмешался в разговор. По-моему – на отличном иврите. Моше перевёл на испанский.

– У них очень много арабов – граждан Израиля. Примерно восемьсот тысяч арабов – граждане. – И от себя прокомментировал. – Что за чепуха! У нас в стране тоже живут арабы, да, ничего с этим не поделаешь. Но как можно дать им гражданство? Они же тогда будут участвовать в выборах, и в кнессете окажутся арабские депутаты.

Мне надоела эта идиотская дискусския.

– Он рассказал ещё о чем-нибудь кроме своего гражданства? Совсем недавно он говорил про Государство Палестину.

– Это не я! Не я! – заюлил араб, разобрав в моём испанском «Палестина» , – это тот русский, он дурак, ничего не понимает. Я просто сказал, что я араб из Израиля, а он видно – антисемит и не признает Государство Израиль. Все русские – антисемиты, а у меня много друзей израильтян, я люблю иврит…

– Заткнись, – я прервал словоизлияние. – Ещё раз откроешь рот без вопроса – двину. Понял?

– Понял.

– Что он ещё сказал, Моше?

– Он ничего не знает. Учится в Университете Папи… Палум… секунду, – Моше сверился по бумажке и по слогам прочитал – Па-т-ри-са Лу-мум-бы. Что это такое? Он говорил про сельское хозяйство.

– Я слышал что-то похожее. Кажется, есть такое. А дальше?

– Чуть-чуть работает в фирме. Тот, кто убежал, – большой начальник. Как его зовут – неизвестно. Он попросил Халеда поехать с ним в Сампт…э-э-э… – Моше полез в бумажку.

– Неважно, продолжай.

– Нечего продолжать. Все. Они приехали, пришёл ты, потом – взрыв, стрельба.

– Хорошо… Мне нужны две вещи. Карта Израиля и хороший острый нож.

Карту нам принесли примерно через минуту, а нож вытащил из ножен и дал один из двух дежуривших в кабинете солдат. Я расстелил карту и повернулся к арабу.

– Ну-ка, покажи, где ты жил в Израиле?

Халед бодро подошёл к столу, уткнулся в карту. Я услышал, как изменился ритм его дыхания.

– Не могу найти, – сказал, как всхлипнул, он. – Здесь его нет. Умм-эль-Фахм – нет его.

Меня не интересовало, где находится его город. Это ничего не меняло. Я просто хотел, чтобы он посмотрел на карту ЭТОГО Израиля, чтобы ЭТА карта шокировала его и лишила способности к сопротивлению.

– Слушай сюда. – Я говорил по-русски, проверяя пальцем остроту лезвия. – Израильтяне – они гуманисты. Может быть, они даже приведут к тебе адвоката. Но… Если я соглашусь. Ты сказал, что русские – антисемиты. А что ты можешь сказать про русских евреев? Ты ведь знаешь, какие они? – Я поиграл ножом и Халед кивнул. – Так вот. Я буду спрашивать – ты будешь отвечать. Если нет – я начну отрезать от тебя куски. То, что останется – заговорит. Но к нему уже не позовут адвоката. Нельзя такие вещи показывать посторонним людям. Понял?

– Понял.

– Рассказывай.

С серым как пепел лицом араб стал говорить. Ещё в Израиле он вступил в какой-то Фронт и этот Фронт послал его в Москву учиться. В Москве он перешёл в другую организацию, мусульманскую. Занимался поставками оружия в Ливан и на территории.

– Какие? – спросил я.

– Контролируемые Израилем. – Халед посмотрел на меня как-то странно.

Потом с палестинскими арабами связалась местная мусульманская организация. Первый контакт был осуществлён через Иран, и о Большом (единственное известное «имя» светловолосого) была информация, что он – не из Советского Союза. Никто не знает, откуда он, но у него огромные деньги и связи по всему свету. Он тренирован настолько, что сравниться с ним никто не может. До недавнего времени Халед сотрудничал с Большим в деле вербовки и отправки наёмных солдат в Боснию, на войну против сербов. Недавно Большой познакомил Халеда с Фаруком Джаббаром из ливанской Хизбаллы. Большой сообщил, что есть шанс достать простую и нерадиоактивную бомбу такой страшной силы, что станет возможным уничтожить пол-Израиля. Тут араб отклонился от темы, стал объяснять, что это бомба не против Израиля, он же сам оттуда, у него там родственники… Я поиграл ножом и посоветовал вернуться к Большому.

Для того, чтобы получить бомбу, надо было найти девушку или парней, чьи фотографии показал Большой. Халед и Фарук с другими партнёрами организовали сеть агентств по найму манекенщиков и манекенщиц. Халед контролировал Россию, Украину, Польшу, Чехословакию, Болгарию. Фарук пытался что-то сделать во Франции и Бельгии, но там такие убытки… В бывшем Союзе легче работать, все дешевле. Но тоже убыток. Шесть месяцев это длится, чуть-чуть удаётся подработать поставкой девиц из Союза на Запад, но все равно – прибыли нет. А нужных не найти. Пять раз уже появлялись похожие на фотографию, Большой забирал их с собой, но возвращался очень злой: клиент находил что-то «не то» и возвращал товар. Все.

– Почему ливанец в Питере, а не во Франции?

– Да нечего там делать, во Франции! Только деньги тратить. А в Москве он оружие закупает, взрывчатку, продаёт кое-что.

– Что?

– Ну… Наркотики. Деньги очень нужны. Плохо стало с деньгами. Большой шиитов не очень любит, я так думаю. Работает вместе, но не любит. Или просто у него денег нет.

– Сейчас я буду говорить с остальными. Если узнаю, что ты забыл о чем-нибудь, – пожалеешь. Ну? Где Большой собирается менять бомбу на людей?

– Клянусь! Не знаю.

– Где первая бомба, которую Большой уже выменял? Почему ты о ней не сказал?

Порозовевшее было лицо Халеда вновь посерело.

– Не знал! Не знал! Клянусь!

Это было похоже на правду. Не мог же Бахтияр настолько доверять такому ублюдку. А теперь – вопрос на сообразительность. Как бы его получше сформулировать? Хотя, араб достаточно напуган. Спрошу грубо, в лоб.

– Где находится «чистая страна»?

– Что?

– "Чистая страна". Может быть, – «страна чистых». Что это такое.

Халед пожевал нижнюю губу.

– Наверное – Пакистан, – сказал он.

– Посадите его в отдельную камеру, – попросил я Моше, – и не обижайте. Пока.

Тут я обратил внимание, что Моше как-то странно себя ведёт. Смотрит не на меня, а в сторону, говорит так, словно не он – мой опекун, а я – его главный начальник… Одним словом – нет обычного мушкетёрского задора.

– Сейчас пойду перекушу, – сказал я, – потом поговорю с остальными.

– Не спеши, – Моше вообще повернулся ко мне спиной, изучая в окне что-то очень интересное. – У тебя не будет никакого разговора после еды.

– Почему это?

– Маленький человек умер. В него попало шесть пуль со снотворным. Он не проснулся.

– А вы его будили?

– Ещё как! Слабый оказался.

– Та-ак. А жирный, волосатый? Фарук Джаббар? С ним что?

– Заболел.

– Тяжело?

– Очень. Сегодня и завтра говорить не сможет, а потом, если не умрёт, тоже вряд ли. Так врачи сказали. Может быть, через неделю.

– Чем это он так тяжело заболел? – Мне стала ясна причина странного поведения Моше, но причина болезни? Аллергия на снотворное? Мне кажется, из-за обычной болезни Моше бы так не смущался.

– Хочу видеть больного, – сказал я.

– Нельзя.

– Почему?

– Ты только не сердись. Эта его болезнь… Его очень сильно побил охранник.

Вот так фокусы!

– Как это получилось?

– Чиновник спросил его имя, а он кинулся на чиновника и стал его душить. Душит и кричит: «Аллах велик! Смерть евреям!» В кабинете был охранник-хиджазец. У них же все деды и прадеды занимались тем, что скакали по пустыне и били арабов. Для него услышать от араба: «Смерть евреям», – это… это… Ну, попробуй понять… Охранник же не знал, что твой герой может рассказать важное…

– Чем он его бил? – мне надоели идиотские оправдания.

– Чем мог. Руками, ногами… Может быть, – стулом. Ты же знаешь хиджазцев?

Теперь я знал. Совсем недурственно было бы выпустить какой-нибудь батальон хиджазцев в Хевроне нашего варианта. Кому-то жутко повезло, что не хиджазцы, а хазары охраняли мою персону в Хевроне.

Говорить больше было не с кем. Я попросил разрешения пройти в камеру с Халедом и потребовал у араба составить список всех своих контактов в Израиле, Ливане, Боснии и России.

Выйдя из Хевронского отделения я задумался. Захотелось куда-то закопаться и никого не видеть. Только ли плохое настроение от неудачной операции тому виной? Я крайне нуждался в одиночестве, чтобы придумать что-нибудь стоящее. Другая странность – одиночество моего коттеджика почему-то уже не устраивало. Я побывал в Доме, активно проэксплуатировал его и… пропал. Как излечившийся наркоман, не выдержавший искушения и вернувшийся к наркотику, не может без него, так и я больше не мог жить без Дома. Только в его стенах я чувствовал себя по-настоящему комфортно. Только там, если мне не изменяет память, меня посещали иногда умные мысли.

Я «заказал» за окном вид на Нью-Йорк, не понадобилось даже никаких открыток: знаменитый Эмпайр Стейтс Билдинг сидел в памяти лучше, чем Медный Всадник. Почему именно Нью-Йорк? Да просто рок-музыку хорошую захотелось услышать. Нормальные люди для этой цели используют магнитофоны, проигрыватели, а мне вот приспичило под радио побалдеть. Довольно любопытное применение Дома.

Подходящая музыкальная станция в конце концов нашлась, и теперь я размышлял под очень приличный рок. Только бы это помогло до чего-нибудь додуматься!

У меня было достаточно поводов для недовольства. Например, можно рвать и метать из-за неудачной операции с агентством «Фантазия». Какой след упущен! Какой шанс выскочить прямиком на Бахтияра и загадочную супер-бомбу! Досадно. Но ладно. Дело в другом. Главная причина недовольства – явное отупение. Моё. Как я использовал Дом в последнее время? Сходить куда-то – раз. Денег соорудить миллион-другой – два. И по части выпивки – три. Нет, вы только подумайте! ТАКОЙ Дом для ТАКИХ целей! Даже не смешно – стыдно.

Одна песня сменила другую, диктор понёс какую-то чепуху из рок-новостей. А я маленько остыл. Конечно же, я был частично неправ. Ведь если задуматься, чем занимаются несколько сотен (или тысяч) избранных обитателей Дома? Ходят, куда хотят, получают «на халяву» все, что им надо. Короче – живут в своё удовольствие. Если здесь уместно подобрать какие-то сравнения, то это: стрелять из пушки по воробьям, забивать гвозди микроскопом… Все – занятия исключительно плодотворные по части неэффективности. Грех, грех, грех – миллион раз грех так использовать Божий дар. А как надо?

Я вспомнил, что начинал своё знакомство с Домом совсем неплохо. Даже потряс отца, который, надо думать, прожил немало, а повидал ещё больше. Мой первый сюрприз – изменение собственного тела (рост, мускулатура). Второй – вызов Ветра, фантастического пса, который спас мне жизнь и помог в некоторых мелких делах. А в-третьих – я, каким-то образом, нарушил законы Дома: ходил в иные варианты истории, хоть это мне и не положено, и даже – выбрался из фантастического мира скелетов. То есть – работал не как третьэтажник, а на уровне семиэтажника или даже – обитателя мансард.

Юмор… Я вспомнил о Юморе и поёжился. Ведь я даже его ухитрился привлечь к делу! Тоже записать на свой счёт? Все. Стоп. Хватит. Нечего хвалиться, наоборот, надо осознать, что хвалиться нечем. Я должен тщательно обдумать, какие «новинки» я могу получить от Дома, чтобы успешно выступать в своей борьбе с исламским монстром.

Очередная песня оказалась такой забойной, что я чуть ли не начал под неё танцевать. Итак: какие есть предложения? Повторение трюка номер один с изменением внешности. Беру фото парня, который нужен Бахтияру и его команде. Смотрю на фотографию. Потом в зеркало. Представляю, что вижу себя, похожего на фото. Растягиваю время, как в прошлый раз… Стоп. Не хочу. Толку, что под чужой маской я попаду в странный мир, не так уж много. В одиночку не навоюешь, а как бегать за помощью в параллельный Израиль? Каждый раз доказывая, что я – это я? К тому же – противно. Надеть чудое лицо, чужое тело – в миллион раз противней, чем самую грязную чужую одежду.

Зазвонил телефон. Я подпрыгнул от неожиданности и выключил музыку. Первый звонок после такого отсутствия! И куда? В Нью-Йорк. Ну… Дому-то наплевать куда. А кто звонит? Братишка Борис, больше некому. А если Седой объявился?

Голос в телефонной трубке оказался женским. Незнакомка меня узнала, поздоровалась. Я её – нет.

– Это Света, – представилась моя рижская знакомая. – Несколько минут тому назад позвонил Кирилл. Я ему передала твою просьбу. Он сказал, что вырвется через день-два, просил передать, чтобы ты был готов к встрече.

– А где он находится? – мне не терпелось увидеть Седого немедленно. День-два казались немыслимо долгим сроком. (Это после четырех лет разлуки!)

– Не знаю. Слышимость был отличная, значит – из-за границы звонил.

Интересная логика… Знала бы Светик, с какой далёкой «заграницей» разговаривает сейчас! Возбуждение от рок-музыки смешалось с возбуждением от скорой встречи с Седым. Мне стало тесно в каменной клетке. Да и девочка на том конце линии заслуживала внимания.

– Света, как насчёт ещё одной экскурсии по Старой Риге?

– Когда?

– Конечно, сегодня.

– Сейчас три часа дня. У тебя есть личный самолёт?

– Лучше. Отодвинь подальше от уха телефонную трубку. Начинаю вылезать.

Похоже, Света хихикнула. Очень приятно. Раньше мне не удавалось её рассмешить. Но надо же придумать какое-то объяснение моему скоростному передвижению.

– Я сейчас нахожусь в машине недалеко от Риги. С санкт-петербургского телефона, что ты звонила, произошло автоматическое переключение на мой радиотелефон в машине. Не самолёт, конечно, но тоже помогает. Минут через сорок буду у тебя. Пока.

Включив радио погромче, я отправился в душ.

По неизвестной причине вечер получился крайне неудачный. Вначале всё шло хорошо, потом ещё лучше… Света раскрепостилась, смеялась моим шуткам… Увы. Уже незадолго до ухода из кафе её настроение резко ухудшилось. Вроде бы я не ляпнул ничего из своих традиционных глупостей, но девушка внезапно помрачнела, стала отвечать на мои вопросы односложно и даже невпопад. А я-то дурак, собирался сегодня её или в Риге навестить, или пригласить к себе, в Дом. Такую, пожалуй, и пригласишь, и навестишь.

Пару раз чуть было не нарвавшись на грубость, я, с грехом пополам, отвёз Свету домой на такси. Попрощался и оставшись один на улице, принялся оглядываться в поисках подходящего незапертого подъезда, необходимого мне для возвращения.

Боковым зрением я успел заметить, что из-за кустов у ближайшей скамейки появилась какая-то тень. Я попытался одновременно сделать три дела: повернуться лицом к «тени», вытащить пистолет и отпрыгнуть в сторону. Конечно, дилетанту не справиться с несколькими профессионалами. Хоть я и сделал всё, что хотел, но толку от этого не было никакого. «Тень» действовала не в одиночестве. Двое набросились на меня сзади (откуда? там же никого не было?), один захватил и больно вывернул руку с пистолетом, другой ударил по ногам. Через какую-то долю секунды я уже стоял коленями на мокром асфальте с руками выкрученными за спину. Нападавшие так и остались для меня «тенями»: уже через мгновенье после приземления мне нахлобучили на голову матерчатый мешок. Ни черты лица, ни одежду не удалось разглядеть. В довершение, почти одновременно с одеванием мешка на голову и наручников на руки я получил сильный удар в солнечное сплетение. Рядом тихо-тихо заурчал автомобильный мотор. Меня немного протащили ногами по земле и затолкали в машину.

Самое странное: несмотря на боль и внезапность нападения, я не испугался. Если не убили сразу – значит, нужен живым. А если я недавно ухитрился убежать, будучи прикован к стене за руки и за ноги, то убегу от кого угодно и из чего угодно.

Время было позднее. Машина ехала очень долго. Поначалу я ломал голову, кто организовал похищение. Потом задумался, нет ли какой-то связи между испортившимся настроением Светы и моим пленением. Может быть, она кому-то меня продала, а потом стала терзаться угрызениями совести? Езда все не прекращалась, похитители молчали. Я мечтал уснуть, но так далеко крепость моей психики не простиралась.

13. Умение пускать пыль в глаза.

– Здравствуй, дорогой, – сказал частный детектив Семёнов, когда мне сняли с головы мешок.

– Здравия желаю, гражданин начальник, – вежливо ответил я. – Мне бы руки освободили, я бы вам ещё спасибо сказал. Да и пожалел бы потом.

– Мне твоя жалость на… не нужна. Ты себя пожалей.

Я немедленно пожалел себя, но ещё сильнее – снятый с моей головы мешок. Пока от моего взгляда прятались, я имел все шансы выбраться из этой заварухи живым. Но если мои похитители не боятся раскрыть себя… Плохой признак. Они уверены, что я их никому не выдам. А кто лучше всех хранит тайны? Правильно, покойник. Как бы мне вовремя успеть применить моё искусство побега?

– У вас есть какие-то претензии ко мне? – спросил я. – По-моему, мы не ссорились. Вы сделали свою работу, я вам заплатил. Много заплатил. В чём дело?

– Какой шустрый! – демонстративно обратился Семёнов к одному из моих конвоиров, – даже не понять, кто здесь кого спрашивает. Коля, задвинь его на место.

Конвоир почти без замаха нанёс мне сильнейший удар в живот. Второй, третий… Было больно и обидно, я почти утратил способность дышать. Наручники на скованных за спиной руках немилосердно врезались в кожу. Второй конвоир толкнул меня по направлению к стулу. Я уселся.

«На этот раз просто бегством всё не закончится, – подумалось мне. – Прощай „Аякс“, больше такой фирмы уже не будет. А Семёнов – первый кандидат в покойники.» Мысли были весьма неожиданными для моего положения. Они могли свидетельствовать или об огромных запасах оптимизма, или об идиотизме. А ещё скорее – о том и о другом одновременно.

– Ну, как? – Семёнов по-отечески улыбнулся. – Вернулся на грешную землю? Дошло, кто здесь хозяин? А то выступает – словно за ним вот-вот американская морская пехота приплывёт. Ещё выступишь… Так, значит, говоришь, что рассчитался со мной?

Я кивнул.

– Рассчитался… Но вот чем? Проверил я твои доллары. Настоящие доллары, хорошие, любой банк в мире их с радостью возьмёт. Но что-то меня насторожило. Уж больно ты запросто их отдал. Ненатурально. Вроде и на слабоумного почти не похож. Связался я кое с кем из специалистов. Тоже говорят: «Деньги настоящие». Но, есть одна загвоздка. Купюры из твоего чемоданчика все принадлежат к сериям, которые никогда раньше не встречались. У нас нет своих людей там, где печатают доллары, но, скорее всего, твои доллары сделаны не в Америке.

– Чушь какая-то, – влез я, хотя сам прекрасно знал, насколько прав Семёнов. – Все согласились, что доллары настоящие? Да. Те серии, не те серии… Что я, псих, что ли, печатать деньги, не похожие на настоящие? Это проблема не моя, а американского министерства финансов. Или ихнего главного банка. Они что, наняли вас разбираться?

– Никто меня не нанимал. Я работаю сам на себя. Сам заказываю, сам расследую. Очень удобно. Не буду же я сам с себя три шкуры драть за работу? А с долларами… Ты знаешь, если бы дело только в них было, то я бы даже мог тебе поверить. Но дело ведь и в тебе самом. Вот, например, твой паспорт. Евгений Волк – это ты?

– Да.

– А жаль. Нет такого. Есть несколько Евгением Волков, но никто из них на тебя не похож. Не то, одним словом. Откуда, ты сказал, у тебя доллары? Из Америки, где ты четыре года был. Так вот, тоже мы не нашли ни одного Волка, который бы туда-сюда в Америку летал. Ну-ка, скажи, какого числа ты прилетел, в какой город?

– Эх, ещё называется детективное агентство, – я разыграл возмущение. – Все проще и сложнее. Число не помню, а прилетел я в Париж, из Парижа вылетел в Варшаву, а из Варшавы поездом – до Питера. До такого вам додуматься слабо?

– Тебе что, ещё вмазать или сам заткнёшься? – полюбопытствовал Семёнов.

– Поехали ко мне домой, – сказал я как можно миролюбивее, – там у меня заграничный паспорт лежит со всеми делами, с визами. Посмотрите, убедитесь.

Если бы Семёнов согласился! Увы. Он отмахнулся от моего предложения, как от назойливой мухи.

– В гробу я видел твой паспорт, – сказал он, – с визами вместе. Тот, кто был когда-то с Кирюхой Седовым знаком, тот любую визу нарисует. Понимаешь, если бы я по тебе следствие для суда вёл, то копал бы шире и все проверял и выяснял: кто ты, откуда и зачем? Но тут я сам – судья. И мне особых доказательств не надо. Меня твои странные доллары интересуют.

Об этом я и без объяснений догадался. Но, оказывается, Семёнов имел в виду что-то другое.

– Похожие купюры нам уже попадались, – сказал он. – Приблизительно четыре года назад люди услышали на пустыре рядом со стройками в Колпино какие-то вопли. Пенсионер один слышал, сообразительный мужик, героя из себя не разыгрывал, милицию вызвал. Так вот, милиция нашла там чемоданчик, в котором полмиллиона рублей и полмиллиона таких странных настоящих долларов.

Разумеется, я знал, откуда что взялось. Старина Юмор не обратил внимание на такую мелкую сумму. Интересно, как он покончил с оставшимися в живых бандитами?

Думаю, Семёнов разделял мой интерес.

– Кроме чемоданчика там нашли… – сыщик глянул на лежащий перед ним листок бумаги, – пятна человеческой крови, как минимум трех разных групп, гильзы стреляные от пистолетов ТТ и «Макаров», автомат «Узи» с полной неизрасходованной обоймой и … э-э-э… задний мост автомобиля ЗИЛ-130, вырванный прямо «с мясом»: так никто и не понял, как это можно исхитриться. Теперь смотри. Плюнем на визы. Четыре года назад появляются при странных обстоятельствах странные доллары. Ещё через несколько месяцев, ну, почти через год появляется Седов. Очень странный тип, совсем без прошлого, как из пробирки, но с деньгами и с выучкой. Я бы эти два события никак не связал, я бы о них просто не знал. Но тут появляешься ты. Расплачиваешься такими же деньгами, говоришь, что тебя не было четыре года и ищещь Седова. А по документам тебя вроде как и нет. Почти как Кирюхи. Круг замыкается. Если не круг – то квадрат. В углах: во-первых, странные доллары, во-вторых, Седов, в-третих, ты, в-четвёртых, срок в четыре года. А теперь рассказывай. Кто вы такие, откуда и зачем?

Семёнов, конечно, был профессионалом. Моментально увязал факты, которые, на первый взгляд, абсолютно не были связаны друг с другом. Что хуже всего – такому не наплетёшь с три короба, не навешаешь на уши лапши.

– Может быть, вы развяжете мне руки? – я не просто выгрывал время, наручники терзали меня немилосердно.

– Открой ему, – Семёнов махнул рукой, – надеюсь, ты отблагодаришь меня интересным рассказом.

– Слушайте, гражданин начальник, – сказал я, – потирая запястья и пытаясь вернуть на место плечевые и локтевые суставы, – рассказать-то я вам кое-что могу. Но почему вы так наплевательски относитесь к собственной жизни? Нет-нет, не заводитесь. Вот жили вы себе неплохо, не знали обо мне ничего. А теперь вдруг припёрло узнать. Ведь бывает так: люди узнают что-то, что им знать не положено. Ну, их… того… сами понимаете. Убирают.

– Слышь, Коля, – на лице Семёнова появилась недобрая ухмылка, – он, кажется, опять пугать начинает.

Я струхнул, что сейчас Коле опять прикажут меня бить, и пошёл напролом.

– А Коли это тоже очень касается. И второго вашего, не знаю, как звать. Они ведь тоже свидетели, тоже с ушами. Им-то за что помирать? За зарплату? Вы же про Седова достаточно знаете. Вы хоть представляете, что будет, если на вашу банду спустят несколько таких, как он? Сами же упоминали задний мост от ЗИЛа, что непонятно, как его оторвали. Очень много в этой жизни непонятных вещей. Не дай вам Бог…

– Цыц! Заткнись, щенок. Седовым нас пугаешь, хотя сам его искал с нашей помощью. Да ты хоть знаешь, сколько Коля таких седовых в Афгане голыми руками подушил? А что Алик может делать? Он в спецназе на китайской границе четыре года кувыркался. Плевали мы на твои угрозы! По тебе видно, что ты – никто, пустое место, даром, что накачанный, по блату тебя кто-то на денежное дело поставил. Из-за папаши или из-за мамаши. Хорош пиликать, давай, колись!

Ей Богу, Семёнова можно было смело принимать на работу. Все он видел насквозь, даже меня. Ведь именно из-за рождения от папы – обитателя Дома я оказался на «денежном месте». Без Дома я – никто, ноль.

– Все, сдаюсь, – я картинно поднял руки, – разрешите только последнюю сказку. В отличие от моих страшилок её вы сможете сейчас проверить по телефону.

– Интересно, – Семёнов повертел карандаш, пытаясь сделать какой-то простой трюк, – трави.

– Вчера или позавчера – с днями я путаюсь из-за вашего мешка и частых перелётов – тут была заварушка в большом доме на Бухарестской улице. Угол с улицей Бела Куна. В квартире жил некто Салаев Дмитрий. Там взорвали дверь, напустили газу, захватили людей и скрылись.

– Ну, и что? У нас каждый день так делают в пяти-десяти местах. Каждый считает себя великим гангстером, оружие всякое дешевле выпивки. Любого продавца из кооператива берут с таким шумом, словно он – Рокфеллер. Что ты хотел доказать своей травлей? Ведь, небось, ещё по радио обо всём услышал, даже номер дома не помнишь.

– Не помню. Но этой атакой я руководил. Свяжитесь с милицией, узнайте подробности. Рэкетиры с таким размахом не работают. А меня одна старушка из соседней квартиры видела. Я ей жизнь спас, затолкал назад. Если надо, думаю – узнает. Ещё проверьте: в Москве двое учились, Халед Шараф из Израиля и Фарук Джаббар из Ливана. Вот их-то мы и взяли на Бухарестской.

Семёнов позвонил по телефону, позвал какого-то Петровича, упомянул в разговоре недавние события на Бухарестской. Долго слушал.

– Кто это там по балконам прыгал? – спросил он, положив трубку.

– Ага! – я изобразил радость. – Кажется, дошло! Муджахед один, старый Колин приятель. Не знаем, кто он, узбек или татарин. Учился в Иране. Может абсолютно все. Именно против него я искал Кирюху Седова. Если ваши спецназовцы захотят рискнуть, то мы можем договориться. За этого зверя я берусь выбить из своего начальства, ну… тысяч сто пятьдесят.

– Интересно-интересно. Какое начальство готово платить такие деньги за дикого чурку? Даже если он хороший акробат? И слушай, почему ты мне рассказываешь все про свой налёт? А если я тебя в милицию сдам как подарок? Или в органы? Там же из тебя всю душу вынут, не будут, как я, церемониться.

– Тебе органы «спасибо» скажут, а я ведь и заплатить могу.

– Наше русское «спасибо» может подороже стоить, чем твои фальшивые заморские деньги, – в голосе Семёнова не чувствовалось особенной уверенности. – Свои ведь ребята, если надо – они потом мне помогут…

Я уже размечтался, как Семёнов сдаёт меня в Большой Дом на Литейном. Здание там высокое, как минимум пару лестничных пролётов придётся пройти. Или на лифте прокатиться. Тут я им и покажу кузькину мать!

– Полторы сотни тысяч. Николаич, – неожиданно вмешался Коля, – и всего-то навсего за чурку дрессированного. Давай подпишемся.

– Разговорчики в строю! – Семеновв резко осадил бывшего «афганца». – Кто здесь решает? Что, мы его из Риги в Питер тащили в лучшем виде, чтобы наняться на работу?

– А почему нет? – я почувствовал слабинку в стане противника. – Будем считать, что вас наняли схватить меня, а я вас перекупил. Вы же работаете за деньги, а не за красивые идеи. Кстати, здесь ведь даже идея есть симпатичная. Из-за чего мы чурку этого ловим? Он вместе со своими арабами на атомную бомбу вышел, мать его…

– А-а-а! – Семёнов откинулся на стуле и вновь безуспешно попытался сделать трюк с карандашом. – Кажется, я что-то понимаю. Слышал я, что у нас контору одну собрали для подобных дел. А деньги на работу чуть ли не американцы дают. Люди из ГРУ…