Текст книги "Эра Броуна"

– Ты кто? – спросил лже-Хабад по-английски. Лидеру Революции жутко было слышать свой собственный голос, присвоенный каким-то ублюдком.

– Я… Я…– Хабад-Гулям подавился воздухом.

– Ты что-то потерял? – усмехнулось его тело. Примак все это время нервно озирался по сторонам, с трудом сдерживая страх. Он мало походил на “генерала-Могилу”.

– Зато ты нашел!.. – в бешенстве выкрикнул арестованный. Хабад еще раз обратился к начальнику внешней охраны: – Центурион Абада! Он даже не знает суахили!

Негр не ответил, только вопросительно глянул на адъютанта. Лицо его было непроницаемо.

– Уведите его, – распорядился Лидер Революции. Двое дюжих солдат поволокли Гуляма – его ноги даже не доставали до полу.

Тело Примака наконец перестало метаться по кабинету, плюхнулось в кресло и жалобно произнесло по-испански:

– Господи! Господи!..

Электронный переводчик добросовестно перевел. Генерал-лейтенант попытался успокоить его:

– Все будет хорошо, амиго, – вспомнил-таки одно испанское слово. – Не волнуйся, все образуется…

До начала ооновской атаки оставалось тридцать девять минут.

“Если я – Хабад, а во мне – какой-то испанец, то где же сам Лидер Революции? – лихорадочно думал Примак-Хабад. – В испанце, что ли? Тогда получится колечко… Или же это цепочка без конца и без начала?..”

Когда Примак-Хабад занялся разблокированием двери, испанец вдруг закричал: “Мама!” лицо его исказилось, он стал изо всех сил стучать по столу костяшками пальцев. Смотреть на рыдающего, скорчившегося в кресле “Примака” Примаку было не то что странно, а скорее омерзительно и даже страшно.

– Прекратите, амиго! Как не стыдно! Вы же мужчина! – Испанец вздрогнул. – Не позорьте чужой мундир!..

Испанец поднял голову, посмотрел на Примака-Хабада покрасневшими, но уже отнюдь не безумными глазами, а потом произнес:

– Я, кажется, сошла с ума.

“Только этого не хватало!.. Баба!.. Во мне сидит баба!..” Генерал собрался с духом и постарался говорить успокаивающим тоном (нянькайся тут с ней!):

– Не могли же все разом чокнуться… Давайте договоримся: мы каким-то чудом ненадолго попали в чужие тела, и наша задача: выпутаться из этой переделки живыми и невредимыми. Я вам помогу.

“Баба” попыталась улыбнуться. Губы скривились в жалкую гримасу. Примак прекрасно понимал, что без ее помощи у него ничего не выйдет. Увидев своего командира в таком виде, парни могут сорваться и наломать дров. К тому же еще не известно, когда он вернется в себя – быть может, именно этой “бабе” придется давать отбой атаке и сигнал к началу операции “Прыжок”. Так что генерал должен выглядеть генералом и уметь произнести хотя бы несколько слов по-русски. Пришлось “Примаку” на время оставить дверь в покое и заняться учебой.

…Выйдя в приемную, “баба” внятно произнесла:

– Посли, ребьята.

И ооновская делегация в сопровождении Примака-Хабада, его адъютанта и начальника внутренней охраны двинулась к выходу. А в дверях транспортного ангара их уже ждал Гулям-Хабад.

– Арестуйте их! Это измена! … Истинного Хабада поволокли в камеру.

– Не уезжайте без меня, – шепнул Примак-Хабад на ухо “бабе”. – Скажите им: “Надо подождать”.

И лже-Примак пробубнила:

– Надо подоздьять.

У генерал-лейтенанта мурашки пошли по коже от такого произношения, но и на этот раз вроде пронесло. Он устремился следом за арестованным. Начальник внутренней охраны не отставал от Примака-Хабада ни на шаг.

Пристукнуть бы сейчас гадину, разом решив все проблемы!.. Но с убийством чужой оболочки исчезнет ли сам Лидер Революции? А если он вернется в себя? Нет, риск слишком велик. Зато вот пленки…

В коридор выходили двери дюжины камер. Хабада только что затолкнули в ближайшую.

– Оставьте нас одних! – по-английски приказал Примак-Хабад начальнику внутренней охраны (он ведь остался без переводчика). Тот беспомощно поглядел на Лидера Революции и покачал головой. Ну что ж, пускай остается, все равно ничего не поймет.

– Где пленки?! – распахнув дверь в камеру ударом ноги, рявкнул генерал.

Арестованный молча сверлил Примака-Хабада маленькими подслеповатыми глазками.

– Пристрелю тебя!

Не понимаю, соратник…– Человечек сел на корточки у стены.

Генерал достал из кобуры инкрустированный серебром браунинг. В рукоятку его была врезана пластина малахита, которую по углам украшали квадратные изумруды. Снял пистолет с предохранителя.

– Чего ты хочешь, пес?! – В глазах арестованного не было страха.

– Пленки с Хабад КОМАНДОЙ. Считаю до трех. Примак вскинул пистолет:

– Р-раз…

Человечек обнажил в улыбке неровные зубы. – Два…

– Стреляй, и я тут же вернусь в себя.

– Три…

Арестованный демонстративно отвернулся. Пуля попала ему в левую руку. Он дернулся, взвыл и медленно свалился на бок.

– Пленки давай! – орал Примак. Времени у него больше не было. – Изувечу!

– Стреляй, – прошипел человечек и заворочался на полу, пытаясь подняться.

“Ничего не выйдет!” – со злостью подумал генерал и сплюнул на пол. С грохотом захлопнул дверь камеры. Поднимался по металлической лестнице почти бегом, и его шаги рождали гулкое эхо.

Всю дорогу к аэродрому Игорь Николаевич был как на иголках – ждал: то ли погоня объявится, то ли начальнику охраны прикажут по рации живыми русских не выпускать, то ли “баба” со страху выкинет какой-нибудь фортель.

Наконец вот она, посадочная площадка, а что толку? Вот если б он мог сейчас вернуться в свое тело!.. Если б это наваждение кончилось, и он снова оказался бы среди своих, снова взял в руки бразды правления!..

Пока Примак-Хабад настропалил “бабу”, с него семь потов сошло, и все-таки отбой воздушной атаке был дан. А потом испанка дважды пробубнила по рации: “Прижок! Прижок!” Игорь Николаевич готов был задушить ее своими руками. Однако и тут сработало: операция по захвату пленок началась.

А русские тем временем с тревогой смотрели на командира, который сам на себя не был похож. И главное: чего ждет, непонятно. Сматываться надо, а он не мычит, не телится. Или это его Хабад не отпускает?..

Когда Примак-Хабад увидел Хабадова адъютанта, бегущего к нему от штабного БТР, подумал: дело – швах. Расстегнул кобуру, приготовился.

– Соратник! – подбежал запыхавшийся адъютант. – Срочное сообщение! Ооновские самолеты и вертолеты поднялись в воздух, активность заметна и на земле. Командующий Северным фронтом ждет ваших распоряжений.

– Без моего приказа огня не открывать, – сказал Примак-Хабад. Он надеялся лишь на всеобщий страх, испытываемый подчиненными перед Лидером Революции. – Ну, чего стоишь?! – рявкнул на молоденького адъютанта. – Передавай!

Тот козырнул и бросился к бронетранспортеру.

“Незачем дольше держать здесь “бабу” – пусть себе летит и как можно скорей! – подумал Примак-Хабад – И когда меня шлепнут, я разом убью двух зайцев: и Хабаду – крышка, и сразу же вернусь в себя. И чем дальше я буду в этот момент отсюда, тем лучше”. И он крикнул русским:

– Можно лететь!

Они не заставили себя долго упрашивать. “Испанка” с ужасом поглядела на него, но Примак-Хабад махнул рукой: мол, все будет в порядке. Она залезла в самолет последней. Машина тут же начала разбег. Адъютант выскочил из БТР, что-то крича. Из-за рева моторов ничего не было слышно. Игорь Николаевич достал из кобуры браунинг…

60

Официальное заявление Комитета ООН по миротворческим силам:

“Руководство Комитета требует от Генерального секретаря ООН немедленно освободить от должности командующего войсками ООН в Восточной Африке генерал-лейтенанта Игоря Примака.

Непосредственное, в обход руководства Комитета, подчинение его Генсеку ООН сделало действия генерала Примака практически неподконтрольными СБ, Генеральной Ассамблее и самому Комитету, который должен служить гарантом исполнения коллективной воли Объединенных Наций по установлению всеобщего мира, против разжигания войн.

Командующий вооруженными силами ООН в Восточной Африке генерал Примак грубо нарушил запрет Генерального секретаря ООН, приказав войскам вторгнуться в границы ТАР, и тем самым спровоцировал руководство этого государственно-политического образования на активные действия. А затем, при появлении на боевых позициях больших масс гражданского населения, оказался не способен предотвратить бессмысленное кровопролитие– гибель четырехсот шестидесяти тысяч человек, включая двести тысяч женщин и тридцать тысяч детей.

Руководство Комитета ООН по миротворческим силам выдвигает в Международный суд в. Гааге иск по обвинению генерал-лейтенанта Игоря Примака в совершении им военных преступлений на африканской территории”.

61

АНДЖЕЙ(6)

На станцию по изучению аномальных явлений Анджей попал только к полудню. Исполняющий обязанности директора СИАЯ-6 Рудольф Зиновьев с первой же минуты показался Краковяку малость “пристукнутым” – несколько замедленная речь, мимика, неадекватная происходящему разговору, ускользающий куда-то в сторону и в никуда взгляд. Но одновременно чувствовалась в нем и природная цепкость, целеустремленность, лаконизм и точность формулировок. Словно он перенес психическую травму и теперь настойчиво преодолевает ее последствия.

Зиновьев предоставил в распоряжение Анджея маленькую комнатку, познакомил с радистом, показал аккуратно сложенные в директорском кабинете вещи, оставшиеся от комиссии, и лично провел по основным помещениям станции – очень любезно с его стороны.

Краковяк совершенно ясно почувствовал: провожатый боится, что с самого начала гость попадет под чуждое влияние, узнает о происходящих событиях в сомнительной или вовсе лживой интерпретации – словом, позволит навесить себе лапши на уши.

Потом ИО куда-то срочно вызвали. Прозвучал гонг, и люди потянулись в столовую. Краковяк решил пообедать вместе со всеми, заодно посмотрев на всех сотрудников разом.

В дверях Анджей столкнулся с Петером фон Регом (его фотографию Краковяку показали в Представительстве ООН).

– Простите, сэр, это ведь вы прилетели из Нью-Йорка? – осведомился фон Peг,, пропуская его вперед,

– Да, я Эндрю Крок. С кем имею честь?

Петер представился, умудрившись при этом пару раз подшутить над собой и своей работой, сел рядом с Анджеем-Эндрю и сразу же надавал советов относительно предлагаемых блюд и местной кухни в целом. (Нашествие йети после похищения ооновцев, как ни странно, сошло на нет, и повар наконец-то смог вернуться к плите.) Одновременно фон Peг успевал снабдить краткими и довольно-таки язвительными характеристиками проходящих мимо сотрудников СИАЯ-6. В конце концов Краковяк поймал на себе и Петере раздраженный взгляд появившегося в столовой Зиновьева.

После обеда Краковяк попросил фон Рега показать ему, что называется, тыльную, изнаночную, сторону станции.

Того не пришлось долго уговаривать. Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, им было легко друг с другом – возможно, из-за сходного чувства юмора. Впрочем, это было не единственным их сходством: у обоих – скептический, с легким оттенком цинизма взгляд на мир, яростное неприятие чиновничьего образа мыслей и определенная раскованность фантазии.

Петер провел Эндрю в подвал, где во время приезда “высоких гостей” ночевали ученые; в кладовые, где хранилась экипировка, используемая в экспедициях на Гималаи, и всякие разности; на кухню, где можно подкрепиться в любое время суток и запастись кое-какой провизией, если нужно срочно сделать вылазку со станции; показал дыру в бетонном заборе, выводящую прямо в заросли кустарника, а также лестницу, ведущую на крышу главного корпуса (к площадке с подзорной трубой), и многое другое. Анджей начал подозревать, что Петер догадывается о его истинной профессии.

В конце концов они оказались в комнате самого фон Рега. Ксенопсихолог хотел, чтобы они непременно выпили по стаканчику бренди, Краковяк был не против. Он уже получил от общения с фон Регом немало любопытной информации, в том числе и о самом похищении. Анджей сел на предложенный ему стул, и вдруг его подбросила в воздух невидимая пружина…

На полном автоматизме ноги его бежали по ступенькам – вверх, вверх. Тело было словно чужое, ватное, он почти не ощущал его. Потом мелкие иголочки возникли в пятках и стали подниматься, охватывая все большую часть кожи. И вот уже все тело заполыхало огнем.

А бег продолжался: пятый этаж, шестой, седьмой… Лифт то ли не работал, то ли в него боялись лезть. Вместе с Краковяком бежали еще четверо парней в маскировочных костюмах, бронежилетах, шлемах без бронестекла и с десантными “никоновыми” наперевес. За плечами плотно набитые вещмешки, на ремнях гранаты, запасные рожки, фляги, кобуры. И ко всей этой тяжести добавлялась чисто тропическая жара.

Пот уже насквозь промочил одежду на груди и спине и продолжал заливать лицо. Удовольствие, прямо скажем, ниже среднего… Но сердце стучало ровно, подавая в сосуды крови ровно столько, сколько нужно. В ушах не звенело, в глазах не зажигались красные круги. Словом, у Анджея было вполне надежное, натренированное именно для такой работы тело.

Восьмой, девятый, десятый… Все это однообразное пока действо мало походило на сон, но разбираться что к чему было некогда. Если бежишь куда-то с автоматом в руках, значит, решается вопрос: жить тебе или не жить – все остальное потом или вовсе никогда. Раздробишь свое внимание, заглубишь мысли – и ты мертвец!

На бегу Краковяк смог разглядеть за окнами трех-пяти-этажный, бело-желто-серый город, утопающий в зелени. Ослепительно палящее солнце было близко к зениту, на выжженном, выбеленном его лучами небе – ни облачка.

Одиннадцатый, двенадцатый… Наверху мелькнуло что-то зеленое, пятнистое. Один из парней вскинул автомат, нажал на спуск. Пули защелкали, рикошетя от стен, перил, ступеней. Бойцы продолжали бежать.

Всё!.. Они влетели на площадку последнего, четырнадцатого, этажа. Посередине нее лежал человек в военной форме с огромным красным пятном на спине, рядом валялся автомат Калашникова. Это был негр, форма его не имела знаков различия и каких-либо эмблем. Обе двери, выходящие на площадку, были заперты. На табличках лишь номера комнат.

– Здесь, – показал ведущий на правую. Итак, он знал, где искать то, за чем они сюда пришли.

Один из парней разбежался и… отшиб себе плечо. Под слоем древесины была сталь. Анджей вдруг почувствовал чуть заметный запах гари.

– Подожгли, суки! – произнес ведущий и замысловато выругался. И тут Краковяк окончательно убедился, что попал в русскую компанию. Он понимал довольно много слов, но сам никогда не решился бы говорить по-русски, не рискуя показаться смешным.

Разведчик во вражеском лагере – только такая схема могла спасти Анджея в этой ситуации. Хотя какие к черту враги, эти русские парни?! Но одновременно Краковяк ясно сознавал: если эти “шкафы” вдруг почувствуют в нем чужака, состоится разговор длиной ровно в одну очередь.

– Скорей! – гаркнул ведущий. К двери подскочил парень пониже других ростом и поуже в плечах. Подрывник прилепил к замку комок пластиковой взрывчатки, точно такие же были помещены в районе верхнего и нижнего запоров.

В это время внизу – где-то на первом или втором этаже – раздалась короткая очередь, еще одна, потом очень длинная – из тех, что до донца опустошают магазин – и взрыв гранаты. Затем все смолкло. Эта возникшая тишина очень не понравилась ведущему. И он приказал парню, стоявшему рядом с Анджеем:

– Давай туда!

Десантник молча сорвался с места, понесся по лестнице, перескакивая через ступеньки.

– Счас рванет! А ну вниз! – вдруг заорал ведущий.

Краковяк вместе с другими кубарем скатился на тринадцатый этаж. Он даже не пытался понять, как очутился в этой непонятной южной стране, среди русских коммандос, в чужом теле, но он постарался убедить себя: даже если один шанс из сотни за то, что все это происходит наяву, надо действовать на полную катушку, иначе ты никогда не вернешься в себя самого.

Три взрыва прогремели одновременно. Лестницу заволокло облаком известковой пыли. А они уже снова бежали наверх – в самую его гущу.

– Коля – коридор! Остальные – со мной! – гаркнул ведущий.

И эту фразу Анджей понял без труда, но вот кто этот самый Коля? Ему-то что делать?.. Он замешкался, и слава богу! Остальные рванули вперед – все выяснилось само собой. Значит, меня зовут Колей…

Коридор был длинный и темный – ни одна лампочка не горела. По полу стелился вонючий бурый дым, просачивающийся сквозь щель под одной из дальних дверей. Три темные пятна приблизились к ней, потом – очередь в замок, удар ногой в прочном десантном ботинке, треск, еще одна очередь – уже в пролом, а затем взрыв кашля – в коридор вырвалось удушающее бурое облако.

Снизу лестницы снова стали раздаваться автоматные очереди и разрывы гранат.

Десантники ворвались в охваченную пожаром комнату, и Анджей остался один. Он не знал, откуда может появиться опасность, и потому, прислонившись к стене, пытался держать в поле зрения и коридор, и лестничную площадку. На лестнице продолжалась стрельба. Из комнаты тоже раздалось несколько выстрелов.

В тот самый момент, когда тройка, матерясь и кашляя, вывалилась в дымный коридор, противоположная дверь на площадке – та, что у лифта – внезапно распахнулась, и сходу заработал ручной пулемет. Краковяк запоздал на доли секунды. Две очереди, схлестнувшись, прорезали воздух, и два тела почти одновременно сползли на пол. Пулемет негра еще несколько мгновений лупил в потолок, потом смолк.

Первым к Анджею подбежал ведущий.

– Ты как, Коля? Куда тебя?

Краковяк попытался подняться. Ничего не вышло. Ноги почему-то не держали. Он боялся отвечать ведущему, впрочем, он и не знал “куда”. Боли Анджей совсем не чувствовал, а потому даже сейчас не мог до конца поверить в реальность происходящего.

– В бок, значит… Бронебойной – сквозь жилет… Ничего, до свадьбы заживет…– приговаривал тот, осторожно распаковывая Колю-Анджея, потом начал перевязывать. Вот тут-то Краковяку впервые стало больно. Жжение и тупые толчки чуть повыше печени. Он заскрежетал зубами…

Потом его тащили вниз по лестнице, подхватив под руки. На несколько секунд или минут Анджей провалился в небытие.

– Очнулся!.. – казалось, в самое ухо оглушительно прокричал левый десантник.

– Понял! – отвечал снизу ведущий. Он опережал их на два или три пролета.

Краковяк опять провалился… Потом он увидел какие-то ступеньки – почему-то они были огромные, нависали над ним. Мир вращался… Затем Анджей разглядел рядом чье-то большое тело. Костюм пятнали бурые пятна маскировки, а лицо стало одним красным пятном… Это был русский парень. Затем к Анджею вернулся и слух – разом, словно вату вдруг вынули из ушей. Оказывается, стоял оглушительный грохот. Лупила дюжина автоматов – с трех направлений.

Шальная пуля срикошетила от стены, ударив в лестничный пролет, нависавший над головой, и щелкнула в десяти сантиметрах от его уха. Надо было менять диспозицию.

Анджей попытался сползти по ступенькам, и это получилось неожиданно легко. Вот только раненый бок при ударе спиной о каждую очередную ступеньку пронизывала доходящая до самого мозжечка боль. Труднее было остановиться, когда он заскользил вниз, норовя влететь в зону прямого поражения.

Свой автомат Краковяк, оказывается, все это время сжимал в руках. Наконец сумел расцепить закаменевшие пальцы левой руки и затормозил, вцепившись в столбик перил. Боль обрушилась и затопила все. Анджей в третий раз потерял сознание.

Очнувшись, Краковяк увидел совсем рядом несколько зеленовато-коричневых фигур, а над ними черно-коричневые пятна. Когда зрение сфокусировалось и предметы перестали расплываться в глазах, стало ясно – это солдаты-негры. Выстрелов почему-то больше не было. Сколько прошло времени, он судить не мог.

Анджей, лежа все в той же неудобной позе, собрал все свои силы, приподнялся, прислонился спиной к перилам, застонав (на лбу выступила испарина), упер приклад в плечо и разрядил магазин в эти чужие лица.

Приклад “никонова” толкал его назад, отдаваясь в ране тупыми пульсирующими ударами. Бок разросся до размеров тела – всех других органов просто не существовало. Горячая гильза отпрыгнула прямо в рот и обожгла губы. “Машинка” рвалась из рук, словно Краковяк стрелял впервые в жизни, но пули, похоже, все-ж-таки попали туда, куда надо. Во всяком случае, черные лица враз пропали.

– К…Коля! – раздался из-под лестницы чей-то сип. Неужели это ведущий? – Ж…живой?

– Да! – только и смог ответить Анджей.

– Витю и Славу…– ведущий говорил с большим трудом. – Меня… ноги… ситечко… Т…ты лучше…– Замолчал, чтобы перевести дух.

Солдаты почему-то больше не появлялись. И вокруг была непонятная тишина. Краковяк не мог поверить, что всех убил. Впрочем, быть может, их и было-то только двое.

Анджей начал снова сползать по ступенькам, но вскоре уперся подошвами во что-то мягкое. Никак было не посмотреть.

– У меня… пленка, – наконец снова подал голос ведущий. А Краковяк уж было подумал, что тот замолчал навсегда. – Шергин… передал. В машине… сжечь не успели…

Снова тишина, слышен лишь нехороший сип ведущего. “Надо перевернуться, перевернуться”, – раз за разом повторял Анджей, а решимости попробовать все не было. Боялся, что сразу же “провалится” снова.

– Доползешь… Я связался… тогда… Сейчас рация… в хлам… Вертолет… метрах ста… за воротами… Башня… водонапорная… Пальнешь – услышат…– Замолчал. – Ждать… пять минут – до часу… Слышишь меня?! – Это уже на всю лестницу. Видно, испугался и вложил в этот крик все оставшиеся силы.

– Да! – выдавил из себя Анджей, но ведущий не ответил. Надо было как-то встать на ноги. Опереться на автомат и… и… Ох!

В четвертый раз Краковяк очнулся и обнаружил, что стоит на коленях, продолжая опираться грудью на ствол “никонова”.

“Зачем я все это делаю? Что мне до этой пленки? До этих русских? – с безнадежным запозданием возникла такая здравая мысль. – А что еще остается? Лечь вот тут и умереть, так и не проснувшись, не вырвавшись из этого могильного сна? Тем более, теперь у него было обязательство перед ведущим. Нельзя обмануть его… Никак нельзя”.

Прямо у ног Анджея лежал труп негра. На груди под накладным карманом виднелся рельефный красно-черный значок с золотыми буквами: “Отличный боец АР”. Краковяк зачем-то пощупал этот значок… Тот же самый! Кончики пальцев не могли обознаться: именно такой был прикреплен к подкладке пиджака того, кто убил в Нью-Йорке Крота. “Значит, все из одной шайки, – даже с некоторым облегчением подумал Анджей. – Так что это и мое дело.”

Он привалился к стене. Он уже стоял в полный рост. Как это получилось, сам не знал. Не мог же Краковяк встать, будучи без сознания… Лицо, грудь, спина в холодном поту – откуда еще в теле влага? Только тут вспомнил о фляге, с трудом отцепил с пояса, поднес к губам. Там была вода – теплая, противная, обеззараженная, но все-таки настоящая вода…

Лицо ведущего было неподвижно, грудь не вздымалась. Анджей попытался наклониться и упал прямо на него. Ведущий был мертв. Кассета с пленкой оказалась под ним – ведущий защищал ее от пуль своим телом. Помогло ли – неизвестно, во всяком случае, внешне она казалась целой. Краковяк сунул пленку за пазуху.

Когда он снова встал на ноги, на часах было четверть первого. Впереди сорок минут и пятьсот шагов. Да плюс еще боевики…

Весь его путь до водонапорной башни остался где-то за кадром. Как добирался туда, Анджей так и не мог вспомнить – даже потом. Стрелял он в кого-то? Наверное – автомат в руках был горячий, почти раскаленный. А может быть, это только казалось… Последнее, что он увидел, был вращающийся вертолетный винт и заваливающиеся вместе с линией горизонта пятнистые фигуры. На самом деле падал, конечно же, именно он.