Текст книги "Кто убил Джона Леннона? Жизнь, смерть и любовь величайшей рок-звезды XX века"

Он рвал и метал, не знал, куда себя деть. Смерть матери вбила клин в его отношения с Мими. Просыпаясь каждое утро, он раздвигал шторы и видел место, на котором погибла мама. Я стояла перед окном в детской комнате Джона и видела это место точно так же, как видел он. Как он вообще все это выдержал и не сошел с ума? Он не мог высказать свою боль Питу, опасаясь того, как это может отразиться на их дружбе. Он не мог общаться со своими прелестными сестрами по матери, которые могли бы помочь справиться с горем. Он не мог заставить себя раскрыть душу Полу, который тоже потерял свою мать. Джон искал хотя бы соломинку, за которую можно было бы зацепиться. Кто мог помочь ему в этой ситуации и на кого он мог бы опереться?

Глава 4. Синтия

Он нашел двоих людей, которые были в состоянии ему помочь. Оба оказались совсем рядом, студенты художественного колледжа.

Синтию Пауэлл часто называют женщиной «чопорной и корректной». Она была эффектной девушкой. Красивая, скромная, с приятным голосом и благородными манерами, всегда занималась своим делом и не любила привлекать к себе излишнее внимание. Выросла на полуострове Уиррал в местечке Хойлейк, в котором стоит памятник жертвам войны по проекту Джаггера[58]58
  Чарльз Джаггер (Charles Sargeant Jagger), 1885–1934, английский скульптор, автор проекта площади Гайд-Парк-Корнер и мемориала Королевской артиллерии.


[Закрыть], старые маяки, памятники архитектуры, расположен яхт-клуб и есть пляж. В городке находится один из старейших в стране Королевский гольф-клуб Ливерпуля, на котором проходит Открытый чемпионат.

Синтия родилась в Блэкпуле в сентябре 1939-го, и у нее было два старших брата. Ее отец Чарльз работал в компании General Electric. Во время беременности ее мать Лиллиан эвакуировали в Блэкпул, чтобы она могла спокойно родить, без риска попасть под бомбежку. После рождения Синтии ее родители переехали на побережье. Уже в раннем возрасте у девочки обнаружился творческий талант, она побеждала в конкурсах рисунка и дизайна, училась в художественной школе и хотела поступать в худколледж Ливерпуля. Но отец заболел раком легких и сказал дочери забыть о колледже. Он считал, что Синтия должна найти работу, чтобы содержать себя и мать. Синтии было семнадцать лет, когда умер ее отец. Мать, так же как и Мими, – сдала часть комнат в доме для того, чтобы ее дочь могла учиться в колледже. Синтия поступила одновременно с Джоном, в сентябре 1957-го. Училась на факультете графики и могла бы никогда и не познакомиться с Джоном, если бы у них не было одного общего предмета – курса по шрифтам.

Синтия была на год старше Джона. Леннон появлялся на занятиях неподготовленным, рассеянным, отвлеченным и чаще всего без необходимых для занятий карандашей, линеек и других предметов для рисования и черчения. Это в случае, если вообще приходил. Он вел себя нагло, словно все ему были что-то должны, и спокойно пользовался ее инструментами, никогда не возвращая их назад. Из скромности Синтия и не просила вернуть свои вещи. Джон часто заявлялся с бодуна, нечесаным и неумытым, и никто не мог бы себе представить, что он может сойтись с «правильной» Синтией. Возникает другой вопрос: ходил ли Джон на курс по изучению шрифтов, потому что другие преподаватели запретили ему посещать свои занятия? Продолжал ли он прогуливать так же, как и в школе? Делал ли Джон выводы из совершенных им ошибок? Возможно, не делал. Сложно сказать, чем именно он привлек внимание Синтии. Он плохо с ней обходился. Шутил по поводу акцента, нарядов, ее «корректности», но при этом в девушке было что-то, что ему нравилось и что его привлекало. Очевидно, что он не был ее идеальным партнером, так же как и она не была его второй половинкой. Но они влюбились и начали встречаться. Джон очень хотел познакомить Синтию с Питом, который неожиданно для всех пошел учиться в полицейскую академию. И Пита выбор Джона удивил.

– Меня поразило то, насколько эта привлекательная, хорошо воспитанная молодая женщина отличалась от девушек, с которыми обычно общался Джон, – честно говорил Пит. – Синтия была очень вежливой и ужасно стеснительной. Помню, что у меня пронеслась мысль – она слишком хрупкий цветок для лап Джона[59]59
  По мемуарам 1983 года Питера Шоттона «John Lennon in My Life», co-authored by Nicholas Schaffner.


[Закрыть].

Противоположности притягивает друг к другу? Современные психологи эту точку зрения не поддерживают, но именно это и лежало в основе их взаимного влечения. Так говорила Синтия в 1989 году во время нескольких интервью, которые я провела с ней в период работы над ее мемуарами, теми, что так и не были написаны. В тот год я общалась с Синтией вскоре после того, как она открыла ресторан Lennon’s, располагавшийся поблизости от театрального района Лондона. Несмотря на то, что Синтия и ее партнеры вложили в него много денег и менеджером наняли Питера Стоктона, работавшего ранее у известного ресторатора Питера Стрингфеллоу, Lennon’s просуществовал недолго. Мы встретилесь в этом ресторане спустя неделю после его гламурного открытия.

Синтия три раза была замужем. Ее вторым мужем в 1970-м стал владелец отелей итальянец Роберто Бассаннини. Они прожили три года. Третьим был – инженер из Ланкашира Джон Твист. Они поженились в 1976-м и развелись через семь лет. В то время, когда мы с ней общались, она жила с шофером из Ливерпуля по имени Джим Кристи, который был младше ее на четыре года.

Синтия решила вернуть себе фамилию своего первого мужа, потому что «это хорошо для бизнеса». Под этой фамилией она занималась дизайном для производителя тканей компании Viyella, выпустила свои собственные духи под названием Woman. Это произошло после выхода последней пластинки Джона, на которой была одноименная композиция, написанная Ленноном для Йоко. Синтия любила готовить и какое-то время владела рестораном-гостиницей формата Bed and breakfast под названием Oliver’s Bistro в северном Уэльсе. Она честно говорила о своих бизнес-схемах. «У меня есть потребности, – она пожла плечами. – По разводу с Джоном я получила не много (£100,000 и опеку над Джулианом). Этих денег уже давно нет. Поэтому я делаю все возможное, чтобы их заработать. Мне надо платить по счетам, как и всем остальным».

С Синтией я познакомилась через жену Пола Маккартни Линду, с которой работала над книгой «Жена Мака», которую та на полпути решила не издавать. После развода Джона и Синтии Пол продолжал поддерживать отношения с бывшей женой Леннона и во времена The Beatles написал песню «Hey Jude» для Джулиана[60]60
  Песня «Hey Jude» была написана Полом, но официально авторство принадлежит «Леннону – Маккартни». Вышла как сингл в августе 1968-го. Считается одной из классических битловских композиций, самый длинный сингл, вышедший на первое место в британском хит-параде (семь минут и одиннадцать секунд). Это был первый сингл, выпущенный на лейбле Apple. Изначально песня называлась «Hey Jules», и Пол написал ее, чтобы поддержать Джулиана после того, как Джон ушел от Синтии к Йоко. Песня была записана во время работы над «White Album» (он же «The Beatles», ноябрь 1968). Первая битловская композиция, записанная на восьмидорожечной аппаратуре в студии Trident, Сохо.


[Закрыть]. Песня вышла в августе 1968 года, когда Джулиану было пять лет. Эту одну из своих самых известных песен Маккартни написал для того, чтобы поддержать ребенка, страдающего из-за развода родителей.

Я пришла на встречу с Синтией, чтобы обсудить мемуары, которые та хотела написать. В 1978 г. она уже выпустила воспоминания под названием A Twist of Lennon. После смерти Джона в 1980 г. Синтия снова захотела написать книгу, в которой могла рассказать свою версию событий, и поняла, что для этого ей потребуется помощь профессионала. Но потом она слишком увлеклась бизнесом и отказалась от проекта. В 2005-м вышли ее мемуары John, которые были более честными и интересными, чем первые.

В тот день в 1989-м в ресторане с монохромным интерьером Синтия курила одну сигарету за другой и постоянно подливала вино в бокалы.

– Все началось со смерти его матери, – говорила она. Ее карие глаза за огромными линзами очков в золотой оправе блестели. Она часто откидывала назад светлую челку. В ее речи несомненно слышался ливерпульский акцент. Ей было уже почти пятьдесят лет, но мужчины на нее все равно засматривались.

– Между нами все было совсем не просто, – говорила она. – Смерть матери сильно ударила по психике Джона. Ему было семнадцать лет, и мне кажется, что он так и не смог оправиться от этой трагедии, после которой потерял способность строить отношения с женщинами.

– Он никогда подробно не рассказывал мне о ее смерти. Кажется, что он бы и не смог выразить свои чувства. Общую картину того, что произошло, мне пришлось составлять из разрозненных отрывков информации, замечаний и комментариев других людей. Я знала, что его мама была богемной и не самой сдержанной особой и что она отказалась от сына перед самой школой, когда ему было около пяти лет. Джон говорил, что его отправили жить с «тетей Мими и дядей Джорджем». Мими была старшей сестрой его матери, а Джордж, с которым у Джона были очень близкие отношения, – ее мужем. Джон очень мало рассказывал про своего отца, которого некоторые называли Альфом, а некоторые – Фредди. От Джона я узнала, что мать разошлась отцом и жила с человеком по имени Боб Дикинс и что у них родилось двое детей. Я знаю, что Джон очень трепетно относился к матери, что она научила его играть на банджо и купила ему его первую гитару. История с тетей Мими – совсем другая история. Стоит соблюдать чувство такта, потому что она еще жива. (Мими умерла спустя два года, в декабре 1991-го, в возрасте восьмидесяти пяти лет.) Она была очень строгой, установила ему массу правил и возлагала на Джона слишком большие ожидания. Ей было сложно угодить, и ее было очень легко расстроить. И если она чем-то недовольна, то громогласно об этом заявляла. Из того, что рассказывал Джон, тетя Мими и его мать Джулия были совсем разными. Его мать была скорее фривольной, и с ней было весело. Бесспорно, Джона тянуло к матери. Мне кажется, они с матерью были очень похожи. Конечно, Мими боготворила Джона, но он думал, что разочаровал ее и упустил свои возможности.

– Я знала, что Джон плохо учился в школе, хотя всем было понятно, что он очень одаренный, голова у него светлая и он на порядок умнее многих. Ему было просто скучно, и это все объясняет. В художественный колледж он еле-еле поступил, скорее всего, вообще не должен был бы в него попасть. В классе он сидел прямо за мной, тыкал меня в спину, просил одолжить карандаши и никогда не возвращал назад то, что я ему давала.

Как утверждала сама Синтия, никто в ее семье не мог понять, почему она выбрала Джона.

– Со стороны никто бы и не сказал, что мы пара, – она усмехнулась. – Он был одет, если так можно выразиться, как бомж. Честно скажу, я видела бомжей, которые были одеты лучше, чем он. Он разве что не пользовался бечевкой вместо шнурков. Он мог, например, оторвать карман у старого школьного пиджака и так в нем и ходил, хотя рукава пиджака были слишком короткими, чуть ниже локтей. Он расхаживал в очень потрепанном пальто, которое, на мой взгляд, можно было использовать только в качестве подстилки для собаки. Лишь позднее я узнала, что это пальто дяди Джорджа, и поэтому он не хотел с ним расставаться. Наверное, это его как-то утешало и поддерживало.

С самого первого дня знакомства отношения были непростыми.

– Практически всегда он был мрачным. У Джона случались перепады настроения, с которыми он совершенно не мог справиться, – рассказывала она. – Он постоянно ругался, очень грубо и такими словами, которые не стоит произносить при дамах. Я была совершенно к этому не готова, у меня дома вообще не матерились, и когда я слышала его ругань, то очень смущалась, должна вам признаться. Я тогда постоянно краснела, но он на это не обращал внимания. Мне кажется, что ему даже нравилось меня смущать и вводить в краску. Так он чувствовал свое превосходство.

Синтию волновало, что у Джона нет никаких амбиций и желания чего-либо добиться.

– Хорошо, – признается она, – мы были очень молоды. Тем не менее меня поражало, что Джон совершенно не планировал свое будущее. Он, конечно, знал, что будет делать в выходные, и чаще всего в его планы не входило заниматься домашней работой. Но мы никогда не говорили о его будущем и о его жизни. Эти вопросы он вообще никогда не обсуждал. У меня иногда складывалось ощущение, что он не планировал долго жить, и это меня сильно волновало. Скажем так, у него не было никакого уважения к жизни. Может, так сложилось из-за всего того, что ему пришлось пережить. Когда твоя мама отдает тебя родственникам, а папа бросает, когда приходится общаться со сложной, требовательной и грубой тетей, которая не одобряет того, что ты делаешь, когда, ко всему прочему, еще и умирает твой любимый дядя, а потом усыпляют собаку, потом погибает твоя мать, когда ты только начинаешь налаживать с ней отношения… сами понимаете, трагедий более чем достаточно. Неудивительно, что Джон был таким, каким был. Он был очень ранимым, и ему совершенно определенно была нужна материнская забота. Он был практически мальчишкой, но мне иногда казалось, что во многих смыслах он был больше похож на мужчину среднего возраста. Честное слово. Иногда. Но большую часть времени он вел себя как мальчишка. Сбитый с толку и ранимый мальчишка, который пытается выглядеть старше своих лет.

Синтия считает, что у нее по отношению к Джону появлялся материнский инстинкт.

– Мне хотелось его защитить и казалось, что все остальные его не понимают, – рассказывала мне Синтия. – Я часто чувствовала себя, словно я – его мать, в самых разных смыслах этого слова. Я была независимой и амбициозной. Я работала, училась, выполняла все в срок. Мне нравилось чувствовать себя занятой, нравилось достигать поставленных целей. Мне казалось, что за исключением музыки у Джона вообще нет никаких амбиций. Складывалось ощущение, что после гибели матери он поставил свою жизнь на паузу. Иногда мне казалось, что ему совершенно все равно, будет он жить или умрет.

Хотела ли она его изменить?

– Да, конечно. Но при этом и нет. В глубине души мне он нравился таким, каким был. Мне не хватало смелости махнуть на все рукой и вести себя так, как вел себя он, хотя мне очень хотелось. Поведение Джона было для меня в некотором роде запретным плодом. Он был опасным человеком. Привлекал к себе внимание так, как я даже никогда и не осмелилась бы сделать. В нем что-то было. Он был неотразимым бунтарем. И мог очаровать всех в комнате, не делая абсолютно ничего.

Значит, отпетый хулиган и оторва-мальчик отхватил себе самую приличную и хорошо воспитанную девочку? Просто для того, чтобы доказать себе, что может это сделать?

– Я не думаю, что с его стороны все было настолько продумано, – ответила Синтия. – В том, что я стала «его девушкой», было что-то приятное и для меня, потому что я сделала то, чего никто от меня не ожидал. Я и сама получала удовольствие, греясь в лучах его бунтарской славы. Не могу это объяснить, но это было. Я была очень тихой и лишний раз не высовывалась, и то, что я была с ним, людей шокировало. То, что я или кто-то другой был с ним близок, делало человека более интересным в глазах окружающих. Моя мама его не переносила и этого не скрывала. Она предупреждала меня, что он плохо на меня влияет и ничего хорошего из наших отношений не получится. Понятное дело, что после этих слов я еще сильнее захотела быть с Джоном. Сказать своему сыну или дочери, что он или она влюблена не в того, кого одобряют родители, это как бензина в огонь подлить. С Мими было примерно то же самое. Она просто не могла увидеть то, что видели все остальные. Он был ее любимчиком, и поэтому ни одна женщина не могла быть его достойна. Даже такая хорошо воспитанная девушка, как я, вы уж извините, что я так нескромно про себя говорю. Мими не могла заставить себя признаться в том, что кто-то может быть ближе к Джону, чем она сама.

Синтия сразу поняла, что ей суждено быть с Джоном?

– Да что мы вообще можем знать и понимать, когда нам восемнадцать лет? – Она грустно улыбнулась. – И не забывайте, что он был меня моложе, а девушки в этом возрасте гораздо более зрелые, чем мальчики. Но в нашей паре он был «старым» и утомленным, а я – невинной, застенчивой и наивной. И за все время, пока я была с ним, не было ни одного случая, когда от одной только мысли о нем у меня не краснели бы щеки и не перехватывало дыхание. Я влюбилась по уши. Иногда мне казалось, что у меня просто не было выбора: я должна была с ним быть. Удивительно, сколько власти один человек может иметь над другим. И это очень сексуально, согласны? От одного вида человека или мысли о нем тут же ощущаешь прилив адреналина. Удивительно, насколько может вскружить голову смесь уверенности и ранимости. Не то чтобы он считал, что он лучше всех остальных, ему было просто все равно, что о нем думают окружающие.

– Джон мог бы добиться любой девушки, которой только захотел, но захотел он меня. Тогда я бы сделала для него все, о чем бы он ни попросил. Даже после развода я долго так себя чувствовала. Несмотря на все наши раздоры. Джон был сложным человеком. Гораздо более сложным и «повернутым», чем большинство людей. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он был счастлив. Но я не думаю, что он вообще когда-либо был счастливым, и мне от этого очень грустно.

Значит Джон «мог бы добиться любой девушки, которой только захотел». Ему нравился типаж сексуальной блондинки, еще более фигуристой, чем та, о которой мечтают многие молодые люди. Помните американскую картину «Бриолин», в которой актриса Оливия Ньютон-Джон, исполняющая роль Сэнди, перевоплощается из приличной девочки в одетую в кожаную куртку богиню рок-н-ролла? С Синтией произошло что-то похожее. Она перекрасилась в пергидрольную блондинку и стала копировать имидж Брижит Бардо. Мими была в ужасе, когда увидела ее в новом образе, и громогласно ее критиковала. Синтия игнорировала Мими. Если ее прежний, «приличный» образ Мими не устраивал, Синтии было все равно, что про нее думают. Она делала все для того, чтобы удержать Джона.

* * *

Сестры – будь то родные, двоюродные или в любой другой степени родства – это одна история. Зачастую братья могут игнорировать или в лучшем случае терпеть своих сестер. Могут брать с собой куда-нибудь, а могут оставлять дома. С мальчиками все по-другому. Мальчикам нужны братья. У Джона не было братьев, поэтому он искал тех, кто этих братьев мог бы ему заменить. У него были кузены, но общался он с ними от случая к случаю, потому что жили эти кузены неблизко. А когда вырос, то вообще потерял с ними контакт. У Джона были проживавшие по соседству друзья, из которых он создал рок-группу, которая какой-то короткий промежуток времени называлась Johnny and the Moondogs. И самым близким из них был Пит Шоттон. Пит некоторое время играл в команде, но потом из нее вышел, хотя остался близким другом Джона. Позже Пит начал карьеру в рядах полиции, и Джону стал необходим более «неформальный» приятель-бунтарь. Кроме этого, ему был нужен не просто друг и соучастник, а человек, над которым он подсознательно хотел бы доминировать.

С первого взгляда может показаться странным, что в качестве такого друга Джон выбрал Стюарта Сатклиффа, или скорее то, что Стюарт позволил сделать из себя такого друга. Джон и Стю были очень непохожи. Леннон был человеком угрожающего вида, с хулиганскими наклонностями, отчаянный рокер и отпетый тедди-бой, без какого-либо уважения к власти, иллюзий и идеализма. Стю был другим. Невысокого роста, задумчивый и погруженный в себя шотландец. Он носил очки и был человеком субтильного телосложения с тонкими пальцами. Сложно представить, что какое-то время он работал ассенизатором на мусоровозе (в первый год обучения в колледже, чтобы оплачивать образование). Стю был талантливым художником, творчество которого поразило Джона, которого вообще было довольно сложно удивить. Стю выглядел моложе, хотя своим поведением производил впечатление более зрелого человека. Одно время Стю носил бородку, как у Ван Гога, для того чтобы казаться старше. Он жил в спартанских условиях – в холодной комнате на мансарде, где на полу лежал матрас и из мебели были только «фонарь Белиши» и гроб. В начале 1960-го Джон короткое время жил с ним в одной квартире. Мими была в ужасе от того, что племянник съехал, и умоляла Синтию уговорить Джона вернуться назад. Когда Синтия сказала, что не может заставить Джона делать то, чего он не хочет, Мими предложила стирать вещи Джона, чтобы тот заходил за ними пару раз в неделю и мог заодно нормально поесть.

Хотя Джон мнил себя художником, в реальности он рисовал только комиксы, карикатуры и делал наброски. Он любил говорить, что живопись была его «первой любовью», но писал крайне мало. Бесспорно, сейчас его литографии и принты стоят больших денег. Он рисовал странные картинки, схематичные портреты и карикатуры на тему мира, любви и правды (многие из которых Йоко позднее раскрасила). Вот и все живописное наследие Леннона. Тем не менее его работы стоят денег, впрочем, как и любые другие работы умерших гениев. В 2014 году на аукционе Sotheby в Нью-Йорке за $109 375 продали рисунок Леннона Untitled Illustration of a Four-Eyed Guitar Player. Этот набросок тушью был продан по цене в четыре раза превышавшей оценочную. Это был самый крупный аукцион сделанных Ленноном рисунков и набросков, и назывался он «Можете и спросить: оригинальные рисунки и тексты Джона Леннона» / «You Might Well Arsk 5: Original Drawings and Manuscripts 1964—65». Были проданы все лоты на общую сумму приблизительно три миллиона долларов. Бесспорно, работы Леннона-художника ценятся, но не потому, что он был великим живописцем, а потому что был рок-звездой.

Не новость, что многие музыканты брались за кисть. Боб Дилан рисовал портреты пастелью и холсты в стиле Пикассо, Джон Мелленкамп рисовал огромные полотна маслом в смешанной технике, Кэт Стивенс оформлял обложки своих альбомов собственными рисунками, Джим Моррисон рисовал в стиле абстрактного экспрессионизма, Ди Ди Рамон – в стиле граффити, Ронни Вуд делал словно вырубленные топором зарисовки членов группы The Rolling Stones (да и других групп). Рисовали, кроме прочих, Патти Смит, Брайан Ино, Джони Митчелл, Грейс Слик и Дэвид Боуи (последний изображал карандашом и кистью «звуки музыки»). Джон был не единственным членом The Beatles, пробовавшим себя в живописи. В 1980-х рисовал Маккартни. С живописью экспериментировал и Ринго. В 1988-м Джордж Харрисон вместе с художником Китом Уэстом выпустил иллюстрированную книгу по мотивам своих хитов. Живописные работы всех битлов выставлялись в самых разных галереях.

Так кем же был Леннон? Музыкантом, который занимался живописью, или художником, который писал музыку? Мне кажется, что лучше не наклеивать ярлыки и сказать, что он был творческим человеком, выражавшим себя разными способами. Воображение, душа и видение, которые он вкладывал в музыку, проявлялись в других средствах самовыражения. Такое среди творческих людей встречается часто. Пикассо писал стихи и сюрреалистические пьесы. Сальвадор Дали писал пьесы совместно с Луисом Бунюэлем, а также был автором романа «Сокрытые лица». Неоэкспрессионист Джулиан Шнабель снимал кинокартины, в том числе известный фильм «Баския» о художнике Жане-Мишеле Баския. Саундтрек для картины написал Боуи, который также снялся в этом фильме, наряду с Энди Уорхолом. Уорхол снял сотни документальных фильмов и написал роман, который так и называется – «Роман». Концептуальная художница Йоко Оно в возрасте девятнадцати лет сочинила сказку «Невидимый цветок» (которая была напечатана только в 2012 г., потому что на этом настоял ее сын Шон). В 1964 году Йоко опубликовала книгу странной поэзии под названием «Грейпфрут». Йоко создавала музыку вместе с Джоном и без него. Не будем забывать, что некоторые рок-звезды пишут картины, которые можно считать более интересными, чем их музыка. Если бы Джон мог увидеть современную культуру самовлюбленных знаменитостей, он бы посмеялся и, возможно, вспомнил бы сказку о новом платье короля. Галеристы выставляют живописные работы знаменитостей, известных в первую очередь не своей живописью, игнорируя при этом хорошие работы неизвестных или малоизвестных художников.

* * *

Стюарт Сатклифф не только помогал Джону делать его домашнюю работу в художественном колледже. Он открыл его глаза на творчество французских импрессионистов: Ренуара, Эдуарда Мане и Клода Моне, Анри Тулуз-Лотрека, тех художников, которые вдохновляли его самого. Импрессионисты изобрели свой легкий и «воздушный» стиль живописи в конце XIX века. В свое время стиль и эстетика импрессионистов были большим прорывом. Их картины являлись некоторым отходом от реализма, представляли собой более абстрактный подход к искусству и повлияли не только на живопись, но и на музыку и литературу. Винсент Ван Гог приехал в Париж учиться у Гогена, Моне и Писсарро и начал экспериментировать с цветом. Ван Гон вложил в свои работы ощущение боли и страдания. Образно говоря, он рисовал собственной кровью. До него не так много художников раскрывали в произведениях свою душу. Ван Гон изобрел стиль живописи, который позднее назвали экспрессионизмом, и это изобретение, вполне возможно, стоило ему жизни, потому что он застрелился в возрасте тридцати семи лет.

Одним из наиболее притягательных аспектов любого искусства является то, что оно не открывает все, а оставляет место тайне. Художник и любой творческий человек не столько пытается показать самого себя в искусстве, сколько старается понять смысл своего собственного существования. Именно такой точки зрения придерживался Джон.

– Если бы я мог быть кем-нибудь другим, не тем, кем я являюсь, то я бы им был, – говорил он в 1971 году. – Быть художником радости совсем мало. Писать – это чистая пытка. Я читал про жизнь Ван Гога, Бетховена и других бедолаг. Если бы тогда был психоанализ, то Гоген точно не написал бы ни одной приличной картины. Эта сволота высасывает из нас последние соки. Мы больше ничего не умеем, поэтому и делаем это, как животные в цирке.

– В этом смысле я жалею о том, что я – творческий человек. Мало радости выступать перед гребаными идиотами, которые вообще ни фига не понимают. Они не умеют чувствовать. Я за них, блин, чувствую, потому что я что-то выражаю. А они живут моими чувствами и чувствами других художников…[61]61
  Из интервью для Rolling Stone: John Lennon. «Part Two: Life with the Lions», февраль 1971, Янн Веннер.


[Закрыть]

* * *

Несмотря на то, что Стю безумно нравился рок-н-ролл и выглядел он как настоящий крутой поклонник этого жанра, он был полностью лишен всех качеств рок-звезды. Все свои способности певца и исполнителя он, казалось, исчерпал во времена, когда еще ребенком пел в хоре. Он в детстве брал уроки игры на пианино, был горнистом в учебном авиационном корпусе, и отец показал ему пару аккордов на гитаре, наиграл он на этом инструменте очень плохо. Пол с Джорджем играли лучше, уже хотя бы потому, что жили близко от Джона и могли чаще встречаться, чтобы вместе репетировать. Пока они учились в школе, расположенной рядом с художественным колледжем, в который ходил Джон, они часто репетировали в пустых классах после занятий. Стю понравилась группа, и он стал часто появляться на ее выступлениях.

Написанное Стю полотно «Летняя картина» / The Summer Painting выбрали для участия в выставке, спонсируемой Джоном Мурезом, и выставили в Walker Art Gallery, где она находилась с ноября до конца 1959 года[62]62
  Приз Джона Мурса вручается и по сей день. Назван в честь спонсора Джона Мурса (1896–1993). Впервые был вручен в 1957 году. Присуждается раз в два года работам, выставленным в Walker Art Gallery, является частью ливерпульского биеннале.


[Закрыть]. Потом эту работу за £65 купил сам меценат Мурез, что для неизвестного и молодого художника было большим успехом. Джон, Пол и Джордж тут же помогли Стю потратить полученные деньги. В тот момент в группе не было ни басиста, ни барабанщика, и Стю предложили взять его в группу на любую из этих позиций, если он сам приобретет свой инструмент. Стю было сложно представить себя барабанщиком, поэтому он решил стать басистом и купил в магазине Frank Hessey’s Music Shop бас Höfner President модели 500/5.

– Минус был только в том, что играл он плохо, – вспоминал Пол. – Это, конечно, было не очень приятно, зато выглядел он отлично, поэтому особой проблемы это не представляло.

Пол признался, что, когда Стю под Рождество 1959 года стал членом группы, они с Джорджем дико ему завидовали.

– Я тогда это довольно болезненно перенес, – признавался Пол. – Мы все немного ревновали Джона ко всем его близким друзьям. Он был старше нас. Когда появился Стюарт, нам с Джорджем казалось, что он нас отодвигает на второй план. Стюарт был одного возраста с Джоном, он ходил в художественный колледж, был признанным художником, и он, в отличие от нас, уже чего-то добился[63]63
  Пол Маккартни в «Антологии»: ТВ-документалке с тремя двойными альбомами и книгой об истории группы. В создании «Антологии» принимали участие Пол, Джордж и Ринго. Есть архивные кадры Джона. Серию транслировали в ноябре 1995 года. Книга появилась в 2000 году, DVD и CD – в 2003-м. В «Антологии» собран невыпущенный материал, а также две демозаписи песни Джона, записанные уже после распада группы: «Free as a Bird» и «Real Love».


[Закрыть].

В то время группа называлась The Silver Beatles. Это название отражало влияние американских групп, игравших R&B и ду-воп в 1940-х и 1950-х. Многие из этих групп имели «орнитологические» названия: «Вороны» / The Crows, The Flamingos, «Иволги» / The Orioles, «Зарянки» / The Robins, «Вороны» / The Ravens, «Жаворонки» / The Larks, «Пингвины» / The Penguins, «Ласточки» / The Swallows, «Крапивники» / The Wrens. Кроме этого, существовал целый ряд групп с «животными» названиями: «Спаниели» / The Spaniels, «Гремучие змеи» / The Rattlesnakes (рок– и скиффл-группа Барри Гибба, которая в 1958-м превратилась в Bee Gees), «Импалы» / The Impalas, «Плюшевые Мишки» / The Teddy Bears и «Пауки» / The Spiders. Группа Бадди Холли называлась «Кузнечики» / The Crickets. Название этой группы положило начало тренду в названиях, связанных с насекомыми. Бадди Холли и его музыканты не знали или не придали большого значения тому, что в Бронксе уже существовала а капелла группа, певшая в стиле R&B, под названием The Crickets. Бадди Холли и его ребята сначала выбрали название «Жуки» / The Beetles, но потом передумали. И вскоре на другой стороне океана появилась группа The Beatles, названная так в тренде, начатом Бадди Холли. Вот как все бывает в этой жизни.