Текст книги "Путь к сердцу"

– Тебе не нравится? – тихонько спросила она.

– Мне очень… хорошо, – с трудом выговорил он. – Откуда ты знаешь…

– Майра рассказывала. А я слушала.

– Ты внимательно слушала, как я понимаю.

– Надеюсь, – шепнула она, продолжая ласкать его нежно и уверенно.

Ривлин сделал глубокий вдох, чтобы охладить свой пыл. Открыв глаза, он встретил взгляд Мадди – она смотрела на него с улыбкой, далекой от малейшего намека на смущение или страх. Отстегнув пряжку у него на поясе, она принялась за пуговицы. Ривлин понимал, что она собирается сделать, но не стал бы ее останавливать, даже если бы мог. Последние остатки выдержки покинули его. Он обхватил Мадди за тоненькую талию, наклонился и припал губами к ее губам.

Ривлин целовал ее с яростной нежностью, без слов признаваясь в страстном желании и как бы предупреждая о том, что неизбежно должно произойти между ними. Он хотел овладеть ею медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, но жажда была слишком велика – ни на корсет, ни на чулки у него не хватит терпения. Потом можно будет извиниться перед ней, а сейчас… Он будет любить ее, потом снова любить…

Голова Мадди кружилась, она утратила ощущение реальности. Ривлин куда-то нес ее… Ривлин? Кажется, она произнесла его имя вслух… Реальность напомнила о себе холодным прикосновением простыней к телу, мягкостью пуховой перины, на которую он уложил ее, накрыв своим телом.

Ривлин застонал, чувствуя в каждом ее движении готовность отдаться, и принял дар.

Мадди вскрикнула, инстинктивно оттолкнув его; он замер, перестал двигаться и, обхватив руками ее бедра, удерживал их, шепча: «Успокойся, успокойся, милая; все хорошо, успокойся». Она молча глядела на него – волосы ее разметались по подушке, влажные губы распухли от поцелуев. Собрав последние крупицы рыцарской галантности, Ривлин заставил себя произнести:

– Если хочешь, я перестану.

Она медленно покачала головой. Руки ее скользнули вверх по его груди и легли ему на плечи.

– Я хочу только тебя…

– Я больше никогда не причиню тебе боли, Мадди, – тихо сказал Ривлин, когда, после того как все кончилось, они лежали рядом, обессиленные и счастливые. – Никогда.

Мадди понимала, что это сказано от всего сердца, что с этим человеком она в безопасности. А Ривлин… О Господи, да если бы он умер прямо сейчас, то и тогда не считал бы себя обойденным судьбой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким удовлетворенным, и это Мадди принесла ему высшее наслаждение.

Он приподнял лицо Мадди за подбородок и коснулся ее губ своими. Уголки ее рта дрогнули в улыбке, глаза, темные и нежные, сияли радостным удивлением.

– О, Ривлин, – прошептала она.

Ривлин был настроен самым беззаботным образом.

– Я должен тебе сказать одну вещь, – заговорил он. – Попросить прощения, что так спешил. Я не хотел этого.

– Но ты не жалеешь? – Мадди придвинулась к нему ближе и поцеловала в плечо.

– Господь с тобой! Мне было так чудесно. Ты такая необыкновенная…

– А ты сделал все, что мог. – Она засмеялась.

Зарывшись лицом в ее чудесные волосы, Ривлин подумал, что, пожалуй, самое время избавить Мадди от корсета, да и от чулок тоже.

– Не провести ли нам следующую неделю здесь, в этой постели? – спросил он, вытаскивая шнурки из петелек, и, закончив дело, не глядя отбросил их в сторону.

– Как приятно, – изогнувшись, промурлыкала она.

Ривлин с ласковой осторожностью уложил ее на спину. Корсет последовал за шнурками.

– Я еще и не приступал к самому приятному, – заверил он и наклонился поцеловать ее грудь. – Но мы сейчас же этим займемся.

Мадди лежала в объятиях Ривлина, прижавшись спиной к его груди и всем своим существом ощущая идущие от него тепло и силу. Она и представления не имела о том, как бесконечно разнообразны способы доставлять друг другу наслаждение в любви. Делать это можно медленно, упиваясь каждым прикосновением, каждой лаской, каждым мигом взаимной радости. Мадди обвиняла Ривлина в мучительстве, но он только смеялся, а в самом конце дал ей больше, чем она могла ожидать. Майра права: Ривлин Килпатрик может заставить звезды сиять ярче, а земной шар вращаться с неимоверной быстротой. Мадди подумала, что, если бы ей суждено было осуществить единственное желание, она пожелала бы провести остаток дней своих, занимаясь любовью с этим человеком.

Глава 18

За окнами стемнело, когда Ривлин пошевелился, и от этого она тоже проснулась. Он поцеловал ее в щеку и спросил:

– Хочешь, я принесу тебе шампанского?

– Да, пожалуйста.

Ривлин не спеша выбрался из постели.

– Раз уж ты проснулся, расскажи мне, с какой стати Тихоокеанская линия железной дороги штата Миссури делает нам такие роскошные подарки.

Он рассмеялся и достал бутылку из ведерка со льдом.

– Альберт – главный держатель акций компании.

– Если ты хочешь заказать вагон для себя лично, лучше всего воспользоваться именем владельца дороги.

Мадди приподнялась, чтобы поудобнее опереться спиной на подушки. Ривлин напал на незнакомого человека, отобрал у него одежду, а потом заказал личный вагон, назвавшись именем собственного зятя. Она всегда считала его ходячим кодексом законов, однако он вполне успешно действовал и как их нарушитель. По совершенно необъяснимой причине это показалось ей весьма увлекательным и волнующим.

– Ну что ж, – сказала она без малейшего намека на осуждение, – ты говорил мне, что твои сестры удачно вышли замуж, однако я не думала, что настолько удачно.

– Они невероятно практичны для богатых женщин. – Ривлин повернул горлышко бутылки в сторону и принялся извлекать пробку. – Не берусь утверждать, что это произойдет с самого начала, но в конечном счете мои сестры придутся тебе по душе. И моя мать тоже.

Пробка вылетела из бутылки со звуком выстрела и улетела куда-то в конец вагона, заставив Мадди вздрогнуть от неожиданности.

– У тебя такой вид, словно под простыню заползла гремучая змея, – бросил Ривлин, относя бутылку к бару. Мадди знала ответ, но тем не менее спросила:

– Мы едем в Цинциннати?

Он налил в высокий бокал вино, полное крошечных пузырьков.

– Разве я об этом не сказал?

– Нет, не сказал.

Ривлин налил шампанского во второй бокал и пояснил:

– Я как раз собирался сообщить тебе об этом, но тут с нами заговорил проводник. А потом я был отвлечен кое-чем другим. – Он подал ей бокал; при этом лицо у него сделалось очень серьезным. – Если мы хотим выкарабкаться из этой истории живыми, нам понадобится помощь людей, столь же могущественных, как и сенатор Харкер. Единственное место, куда мы сейчас можем поехать, – это мой родной дом; единственные люди, на которых сможем положиться, – моя семья.

– Ты полагаешь, что твои родственники могут одолеть Харкера?

– Я знаю, что они это сделают. – Ривлин усмехнулся и подмигнул Мадди. – Нам всего лишь следует добраться до них в целости и сохранности.

– А это может оказаться не столь уж простым делом.

– Верь мне, Мадди, – негромко произнес он. – И положись на меня.

Мадди и без этих слов поверила Ривлину Килпатрику всей душой. Он чокнулся с ней, и тепло его улыбки обволокло ее сердце, а внизу под вагоном колеса катились по рельсам, ритмично повторяя: люби его – люби его – люби его.

Она едва могла дышать. Любить его? Господи, но это невозможно! Сердечные муки чересчур быстро убьют ее.

– Тебя снова укусила змея, дорогая?

Ривлин застал ее врасплох, и Мадди смутилась, но тут же ухватилась за протянутую им соломинку.

– Какая змея?

– Та, что заползла сюда, когда я упомянул о встрече с моей матерью и сестрами. У тебя сейчас точно такое же выражение лица.

– Укусила. – Мадди отчаянно старалась отвлечься от слов, которые выстукивали колеса. – Мне хотелось бы избежать встречи с твоей семьей, если это возможно.

– Почему?

Сердцебиение, слава Богу, начало утихать.

– Ривлин, ты же умный человек. Подумай сам.

– Боишься, что будешь чувствовать себя чужой среди них, – быстро и уверенно ответил он. – Дорогая, я сам там чужой.

– И ты полагаешь таким образом подбодрить меня?

– Они отнесутся к тебе доброжелательно.

– Разумеется, они ведь хорошо воспитаны. – Мадди решила, что лучше всего сказать правду. – Ривлин, я не умею вести себя как леди. У меня внутри все холодеет, когда приходится говорить с проводником. Я не знаю, как выглядит мое поведение со стороны. – Мадди зажмурилась и представила в воображении собственное появление в гостиной. – Господи, да уж лучше назад в тюрьму.

Ривлин взял ее за подбородок и подождал, пока она откроет глаза.

– У тебя все получится, милая. Все, что тебе нужно, – это оставаться собой.

У него были необыкновенные глаза – добрые и нежные, глядя в них можно было поверить во что угодно. А как он улыбался… Как целовал ее…

У Мадди снова сильно забилось сердце.

– Ты намерен рассказать им, кто я на самом деле?

– Они вполне в состоянии увидеть сами, как ты прекрасна. – Ривлин немного помолчал. – Но я понимаю, о чем именно ты спрашиваешь, и, разумеется, должен буду ввести их в курс дела. Мне необходима их помощь, а они смогут ее оказать лишь в том случае, если узнают все подробности этой истории.

– Ты давно писал домой?

– Не помню. – На этот раз его голос звучал равнодушно. Боже всемогущий! Чем дальше, тем хуже.

– И после нескольких лет молчания ты собираешься ворваться снова в жизнь твоих родных, представить им свою любовницу-убийцу и, осведомив их о заговоре, имеющем целью уничтожить меня и тебя, попросить выручить нас из беды?

– Это именно то, что родные делают друг для друга, – ответил он спокойно, ничуть не потрясенный картиной, которую нарисовала Мадди. – Я послал Эверетту телеграмму из Канзас-Сити – сообщил о том, что мы приедем, так что для них наше появление не будет сюрпризом. Им также известно, что нам угрожает опасность и что мы нуждаемся в помощи.

– А кто такой Эверетт?

– Муж Эмили, владелец и издатель газеты.

При этих словах Мадди почувствовала некоторое облегчение.

– И ты надеешься, что он опубликует в своей газете нашу историю?

– Это не значит надеяться, дорогая, – с той минуты, как он прочтет телеграмму, у него глаза разгорятся. Единственное, о чем он будет сожалеть, – так это о том, что материал не попал к нему в то время, когда он мог бы сыграть роль при выдвижении кандидатов в президенты. Видишь ли, они с Хорасом близкие друзья.

Близкие друзья. Само собой. Мадди тяжело вздохнула. Уж если Ривлин намеревался запустить ее в львиную стаю, то хотя бы рассказал, насколько они большие, эти львы, чтобы она могла вооружиться достаточно увесистой палкой.

– Один член твоей семьи владеет акциями железнодорожной компании, другой состоит в дружбе с мистером Хорасом Грили, который в прошлом году выставлял свою кандидатуру в президенты. Это двое из пяти. Не надо больше сюрпризов, Ривлин. Чем занимаются остальные трое?

– Уилл, муж Шарлотты, – федеральный судья, Лоренс, муж Лиз, владеет пароходной компанией. Муж Мари, Линдер, – сенатор от штата Огайо, возможно, вскоре он станет губернатором.

Он говорил о членах своей семьи, как говорят о ковбоях, железнодорожных кондукторах или владельцах салунов.

– Весьма впечатляет.

Глотнув шампанского, Ривлин пожал плечами.

– Теперь ты видишь, что я и в самом деле не к месту в своей семье.

– Подозреваю, что по собственному выбору.

– Видишь ли, дорогая, – протянул он, приподняв бокал, – печальная правда заключается в том, что мне не хватает честолюбия – это типичный недостаток мальчиков из богатых семей. Из них вырастают мужчины, которые не любят работать. Мне жаль, что я разочаровал тебя.

Разочаровал ее? О нет. Он лгал ей.

– Честолюбие здесь ни при чем. Ты легко мог занять столь же высокое общественное положение, но не сделал этого. Почему? Если ты хочешь ввести меня в круг твоих родных, я должна знать правду.

Как и в ту ночь, когда он рассказывал ей о Сете, Ривлин долго молчал. Мадди ждала, наблюдая за тем, как он борется с собой, решая, что еще может ей поведать.

Он допил шампанское, подошел к столу и стоял, глядя на еду, но не видя ее. Глаза, обращенные в прошлое, потемнели. А колеса все выстукивали свой мотив.

Наконец он заговорил.

– Когда я был совсем юнцом, то мечтал завоевать мир, стать капитаном промышленности, как все те, кто окружал моего отца. – Ривлин сухо засмеялся и потянулся за бутылкой с шампанским. – Потом я с легким сердцем отправился на войну и позже пересмотрел свои взгляды.

Он наполнил бокал, снова поставил бутылку в ведерко со льдом, поднял поднос с едой и перенес его ближе к Мадди.

– Я помню первый вечер, проведенный дома, когда война кончилась. – Продолжая говорить, Ривлин устроился на прежнем месте. – Мои родители учинили грандиозный прием по случаю моего возвращения, пригласив на него самых больших воротил в Цинциннати и множество других гостей. Я был героем, блудным сыном, возвратившимся в родительский дом в чине капитана и с множеством хвалебных отзывов, подписанных самим генералом Грантом. У меня распухла ладонь от рукопожатий, а спина ныла от одобрительных похлопываний. Деловые партнеры моего отца готовы были положить весь мир к моим ногам и обещали мне все, о чем я мечтал мальчишкой.

Он вздохнул и покачал головой.

– Я стоял, глядел на всю эту суету вокруг меня и думал о том, сколько сил каждый из этих людей вложил в ничего не значащие вещи. Я жив, одет, обут и сыт, мои руки и ноги остались целыми, и я не свихнулся от ужасов войны – этого было для меня вполне достаточно. Я понимал, что мне не нужно ничего, кроме того, что у меня есть.

Колеса ритмично стучали в такт его словам, и этот перестук эхом отзывался в сердце Мадди.

– Я мог бы уехать на следующее утро, но все же этого не сделал, – продолжал Ривлин. Голос его теперь звучал живее. – Я остался, пытаясь, как говорится, снова подхватить лихорадку. Не вышло. Однажды в воскресенье мы все вместе сидели за обеденным столом. Не помню, о чем шел разговор, но вдруг Эмили спросила, где же ее брат, и добавила, что не знает человека, сидящего рядом с ней. Я посмотрел на всех, кто находился за столом, и понял, что они разделяют взгляд Эмили, только она осмелилась сказать об этом вслух. Мне стало ясно, что я никогда уже не приноровлюсь к ним, и они тоже это понимали. – Ривлин сделал глоток. – Тогда я вышел из-за стола и ушел из дома, а на следующее утро снова записался в армию.

– Но ты, кажется, предпринял еще одну попытку, когда скончался твой отец…

– Да, и убедился, что там ничего не изменилось. Я был еще более не к месту, чем в первый свой приезд, и все чувствовали себя такими же несчастными, как и я. Решив пощадить их, я опять уехал.

– И теперь снова возвращаешься – уже в третий раз.

– Лучше, чем прежде, все равно не будет, я это понимаю и даже думать не стал бы о возвращении, если бы у меня был иной выбор. – Ривлин посмотрел ей в глаза. – Оставайся со мной, Мадди, тогда я не буду чувствовать себя таким одиноким.

Снова зазвучал тот же мотив, но выстукивали его уже не колеса, а сердце. Это было ошибкой, но свершилось то, что свершилось, и назад дороги нет. Она его полюбила. Он нуждается в ней, и будь у него даже тысяча сестер, она готова встретиться лицом к лицу с каждой из них в отдельности и защитить его. Пускай о ней думают что хотят – единственный, кто для нее что-то значит, это Ривлин.

Она ничего ему не скажет – так легче уберечь его от новых сложностей, а их и без того достаточно. Пока они вместе, ее сердце станет нашептывать душе о великой тайне. В следующей жизни, которую она проведет без него, у нее будет возможность вспоминать, как близки они были к полному единению.

Мадди поставила свой бокал на столик, взяла у Ривлина его бокал и поставила рядом со своим.

– Я буду с тобой, – прошептала она. – Что должен сделать ты, доступно и мне.

Ривлин приподнял занавеску на окне настолько, чтобы увидеть туманный восход солнца, потом опустил ее и, посмотрев на Мадди, убедился, что она все еще спит. Они вместе пересекли еще одну черту; он чувствовал это, хотя и не мог ничего объяснить.

Ночью они отдавались друг другу иначе, нежели во время первых сближений. Они были равными в порывах страсти, не навязывая свою волю, не стараясь подчинить себе и не подчиняясь. Казалось, их уже не двое – они слились в некое единое существо. Они не спешили к завершению, словно в их власти была вечность. А под конец… Господь всемогущий! Ривлин уснул, уронив голову на грудь Мадди. Он познал не испытанную дотоле полноту катарсиса.

Ривлин осторожно отвел с ее щеки прядь волос. Маделайн Мари Ратледж – имя даже слишком простое для такой сложной женщины. Если бы их жизненные пути пересеклись раньше!

Мадди пошевелилась и медленно открыла глаза. Мягкая улыбка тронула ее губы.

– Доброе утро, Ривлин.

– Доброе утро, Мадди.

Он легонько коснулся ее щеки.

– Скоро мы приедем в Сент-Луис?

– Судя по дымке на горизонте, примерно через час или два.

– В таком случае нам пора вставать и одеваться, – без особой радости в голосе проговорила она и потянулась.

Простыня соскользнула с ее груди, задержавшись на самых кончиках. Ривлин усмехнулся: было черт знает как приятно почувствовать прилив желания после такой бурной ночи. И вовсе им не нужен целый час для того, чтобы одеться.

Проводник взлетел по ступенькам вагона еще до полной остановки поезда, толчком распахнул дверь и едва не свалился в обмороке, увидев направленное на него дуло пистолета; Ривлину даже пришлось прийти ему на помощь, ухватив за ворот рубашки. После беглого объяснения проводник все же пришел в себя. Ривлин отпустил его, позволил взять багаж, а потом они чуть ли не бегом припустились через вокзал Сент-Луиса к другому поезду, который вынужден был дожидаться, пока они сядут.

Мадди заподозрила, что поразительная, но вполне объяснимая комбинация из чувства самосохранения, негодования и страха опоздать на поезд вынудила сопровождавшего их железнодорожника бесцеремонно пошвырять в вагон им вслед их багаж и протопать к центру платформы. В окно она видела, как он встал лицом к поезду и отчаянно замахал руками над головой. Паровоз прогудел один раз, и состав рывком тронулся в путь.

– Это последний этап нашего путешествия, – объявил Ривлин, снимая пальто. – Чертовски здорово, что Лоренс прислал за нами один из своих вагонов, верно?

– Лоренс – это… – начала она, направляясь к уставленному серебряной посудой столу в середине салона.

– Пароходная и транспортная компания, – поспешил объяснить Ривлин. – Все, что движется в Огайо, обслуживается ею. Чтобы управлять всем этим, Лоренсу приходится много ездить.

– И в весьма достойном вагоне, – заявила Мадди, приподнимая одну из куполообразных крышек. Яйца, бекон и тосты поразили ее воображение. – У нас есть завтрак!

– Пахнет чудесно. Я сейчас. – Ривлин подошел к боковой стене вагона, перекинув через одну руку свой пиджак, а другой снимая галстук. Мадди, накрывая крышкой блюдо, наблюдала за тем, как он возится с оконными защелками.

– Слава Богу, мне уже не надо носить этот проклятый костюм! – Ривлин высунул руку в окно и выбросил галстук. За галстуком последовал пиджак, после чего он закрыл окно и вернулся к столу. – Если бы я знал, что Лоренс позаботится о вагоне и мне не придется выпрашивать, одалживать или похищать его для нас, я бы выкинул этот чертов наряд, как только мы отъехали от Канзас-Сити. Ну, что там у нас?

Мадди с торжествующим видом подняла крышку, и Ривлин сразу заулыбался.

– Скорее садись, – он подвинул ей стул, – и позволь мне поухаживать за тобой.

Мадди расправила юбку и села.

– Расскажи мне, как это делается, тогда я буду чувствовать себя увереннее в доме твоей матушки.

– Что ж, я готов. – Ривлин взял с подноса серебряный кофейник. – Кофе?

– Да, пожалуйста.

Он хотел было налить кофе в чашку, но вдруг остановился и посмотрел на Мадди с озорным блеском в глазах.

– Это будет стоить тебе поцелуя.

Мадди со смехом уплатила требуемую цену и, пока Ривлин выполнял свою часть сделки, наливая ей кофе, спросила:

– А какова цена яиц, бекона и тостов?

Он взял с подноса блюдо и держал его, пока Мадди накладывала еду себе на тарелку.

– Чертовски здорово, что нам ехать еще целых полтора дня.

– Нет, это просто возмутительно! – возразила Мадди, с радостью принимая игру.

– А я считаю, что это великолепно!

Глаза Ривлина сияли, и Мадди подумала, что никогда еще не видела его таким счастливым.

Глава 19

Последние два дня оказались даже более восхитительными, чем она могла ожидать, думала про себя Мадди, когда поезд остановился на крошечном полустанке в нескольких милях к востоку от Цинциннати. Ей стоило бы помнить о чуде этих дней и не страшиться грядущего, но, увы, передышка кончилась.

Впереди у нее пребывание в богатой семье и тень сенатора Джона Харкера, а вслед за этим, если она вынесет оба испытания, возвращение в Канзас-Сити, суд и восемнадцать лет тюрьмы. Мадди не хотела причинить страдание Ривлину, иначе, наверное, стоило бы броситься под колеса поезда и разом покончить со всем этим.

– Ты, я вижу, не слишком торопишься последовать за мной, а, дорогая? – лукаво спросил Ривлин.

– Не совсем так, – ответила она с вымученной улыбкой. – Просто я думала о том, что мне не хочется покидать этот поезд.

– Я бы не возражал против нашего дальнейшего совместного путешествия… – Ривлин надвинул шляпу и, дождавшись, пока поезд уже остановится, открыл дверь.

– Но настал час расплаты. – Закончив мысль, Мадди оперлась на его руки и спустилась по ступенькам. – И все же я очень довольна путешествием. Спасибо тебе.

– Нам предстоит еще одно – в Канзас-Сити.

Мадди не стала говорить, что теперь ему вряд ли позволят даже перевести ее через улицу, не говоря уже о сопровождении через всю страну.

– Ах, черт! – воскликнул Ривлин, когда они сошли на платформу и двинулись к станции. – Эверетт все предусмотрел!

Мадди проследила за его взглядом и увидела стоящий на улице закрытый экипаж: кучер сидел на облучке и держал в руках вожжи; еще один слуга, лет под пятьдесят, невысокий, стройный и безупречно одетый, стоял возле дверцы кареты.

Едва Ривлин подвел к нему Мадди, как тот улыбнулся и ловко открыл дверцу.

– Добрый вечер, мастер Ривлин. Рад видеть вас.

– И я рад, Стивенс, – ответил Ривлин. – Позвольте представить вам мисс Маделайн Ратледж.

Стивене наклонил голову в знак приветствия, а Ривлин добавил:

– Мадди, этот человек служит в нашей семье с тех пор, как я еще бегал в коротких штанишках. Он знает достаточно, чтобы шантажировать меня до конца моих дней.

– Приятно познакомиться с вами, – сказала Мадди, прекрасно понимая, что мысль о шантаже никогда бы не пришла Стивенсу в голову. – Но каким образом вы узнали, что мы сойдем с поезда именно здесь, а не в Цинциннати?

– Мистер Бродмен получил указание от мастера Ривлина, – объяснил Стивене. – В том маловероятном случае, если бы мастер Ривлин не появился на платформе, я все равно должен был бы разыскать его и предупредить, что полиция готова к его появлению в Цинциннати.

– За домом установлено наблюдение?

– Это факт, недопустимый в присутствии вашей матушки.

– Могу себе представить, – заметил Ривлин с кривой усмешкой. – Ну а как Эверетт планирует провезти нас в город?

– Это скорее мысль мистера Карутерса, сэр. Семья собирается в Спринг-Хаусе на поздний ужин. Если кто-то поинтересуется, то предлог для ужина – возвращение вашей сестры и сенатора Биллингтона из Колумбуса. Они должны прибыть ровно через час.

– Эверетт, разумеется, собрал весь клан?

Стивенс с трудом сдержал улыбку.

– Он сказал, что телеграмма на двух страницах требует именно такого собрания. Если вы и мисс Ратледж готовы занять места, мы можем трогаться в путь.

– Привет, Янсен, – поздоровался Ривлин с кучером, когда Мадди уселась в экипаж.

– Рад видеть вас дома, сэр.

– Спасибо.

Ривлин занял место на сиденье, и Стивенс захлопнул за ним дверцу. Карета слегка качнулась и через секунду мягко покатила по дороге сквозь вечерние сумерки.

– Спринг-Хаус?

Ривлин кивнул.

– Это имение отец приобрел, чтобы мать могла покидать город. Со временем оно стало подобием садов в Версале.

Мадди стало страшно.

– Я видела изображение Версаля в книжках.

– Это вовсе не копия дворца, – успокоил ее Ривлин, – не пугайся. – Он взял ее руки в свои. – И не бойся собравшихся там людей. По моим подсчетам, нас встретит шестеро мужчин – или семеро, если Джон привезет своего старшего сына Адама, а также семь женщин.

Четырнадцать незнакомых людей – весело!

– А как мне узнать, кто из них кто? Полагаю, на них не будет карточек с именами…

– Не волнуйся, дорогая, они не кусаются.

Отпустив руку Мадди, он провел пальцами по выпуклости ее груди, и она чуть не задохнулась – тепло прикосновения отозвалось дрожью во всем теле.

– Думаю, тебе необходимо отвлечься, – сказал Ривлин.

– Но мне совершенно ни к чему добавлять лишние трудности к тем, которые меня ожидают. Появиться перед твоей матерью в… в…

– Ты хочешь сказать – в растрепанном виде?

– Вот именно. Спасибо за подсказку.

Ривлин рассмеялся:

– Да будет тебе известно, дорогая, ты не первая женщина, которая появилась бы в Спринг-Хаусе с неполадками в туалете. Мне доводилось видеть, как Эм, Энни и Лиз выходили из карет своих мужей с очень розовыми щечками и в сильно помятых юбках.

– А как насчет Шарлотты и Мари?

– Шарлотта, как старшая дочь, унаследует положение главы семьи, когда матушка отправится в мир иной. Шар упражнялась в степенности примерно с четырнадцати лет. Мари весьма чувствительна к тому, что люди о ней думают; она всегда была такой. Полагаю, именно это качество делает ее хорошей женой для политика.

– Она, должно быть, застенчива.

– Вот уж нет! – фыркнул Ривлин. – Просто не желает, чтобы в суждениях о ней оказалось что-то хоть чуточку скандальное. Мари – единственная из моих сестер, к которой я отношусь с определенной долей терпения.

– Я постараюсь никому не наступать на мозоли и не устраивать сцен, пока мы там будем, – пообещала Мадди. – С кем из мужчин я должна быть особенно осторожной, чтобы ничем не обидеть?

Ривлин некоторое время раздумывал, потом ответил:

– Тебе не стоит беспокоиться о мужчинах, дорогая. Держись с ними со свойственной тебе прямотой – им это понравится. Что касается мозолей и сцен… – Он крепче сжал ее руки и заговорил с подчеркнутой твердостью: – Не смей никому позволять вытирать о себя ноги. Если они попросят наступить им на мозоль, сделай такое одолжение. Если захотят сцены, устрой, да такую, чтобы они запомнили ее на всю жизнь. А если возникнет проблема, с которой ты не сможешь справиться, обратись ко мне. Все понятно?

– Да.

Он встанет между ней и своей семьей. Я люблю тебя, Ривлин.

Мадди не произнесла эти слова, но не могла отказать себе в удовольствии поцеловать его.

– Осторожнее! – Глаза Ривлина сверкнули. – Я вовсе не хотел бы, чтобы ты вышла из кареты в растрепанном виде.

Карета замедлила ход, повернула вправо и, судя по звуку, начала подъем по вымощенной камнем дороге. Мадди потянулась к окну, но Ривлин удержал ее за руку.

– Ты не хочешь, чтобы я увидела дом?

– Все в свое время, – загадочно сказал он. – Так будет лучше.

Мадди была не особенно рада его вмешательству, пока Стивене не открыл дверцу кареты. Они стояли в портике возле гранитных ступеней шириной по меньшей мере футов в пятнадцать. Шесть расположенных ярусом плит вели к массивным дубовым дверям, по обеим сторонам которых горели большие масляные фонари.

Ривлин вышел из кареты первым. Он повернулся, протянул руку Мадди, и тут она услышала густой бас:

– Ну, ты явился в самое подходящее время!

Ривлин извлек Мадди из кареты, потом пожал протянутую руку со словами:

– Рад снова видеть тебя, Эверетт!

Мадди едва успела оценить медвежью грацию мужчины, как Ривлин вытолкнул ее вперед.

– Позволь тебе представить – Эверетт Бродмен. Эверетт, это мисс Мадди Ратледж.

– Очень приятно.

– Я много слышала о вас, мистер Бродмен, – сказала Мадди, внезапно почувствовав себя совершенно свободно. – Спасибо, что помогли нам безопасно добраться сюда.

Эверетт широко улыбнулся.

– Это самое малое, что я мог сделать. Надеюсь и дальше быть полезным. Скоро мы все вместе усядемся за стол, и тогда я смогу узнать от вас все подробности вашей истории. Если не возражаете, будем обращаться друг к другу просто по имени, отбросив лишние формальности.

– С удовольствием, – охотно согласилась Мадди. Этот человек с каждой секундой все больше нравился ей.

– Я призываю вас держаться со всеми остальными так же свободно, как и со мной, за исключением матушки Килпатрик, разумеется. Она склонна придерживаться традиций – привилегия возраста, понимаете ли.

Мадди продела руку под локоть Ривлина, подобрала юбку и сказала:

– Я обязательно буду иметь это в виду, Эверетт.

Приехавшие дошли до середины лестницы, когда Эверетт, уже стоя у дверей и взявшись за медную ручку, сказал:

– Тебе лучше сразу и вполне ясно дать понять, как ты к ней относишься, Рив. Боюсь, Адам как раз сейчас стал таким, каким ты был в свое время.

– Пусть Адам только попробует отбить у меня Мадди, – беспечным тоном ответил Ривлин. – Он тут же получит основательную трепку. Это полезно для закалки характера.

Смех Эверетта загремел над лестницей. Он широко распахнул дверь и пропустил гостей вперед. Мадди не оставалось ничего иного, как только войти вместе с Ривлином в некое подобие длинной каменной пещеры, стены которой, сложенные из гранитных блоков, были увешаны большими картинами в украшенных богатой резьбой позолоченных рамах. Шаги по мраморному полу отдавались эхом от стен, пока они трое двигались к дальнему концу пещеры.

Семейство Ривлина в полном составе ожидало их, стоя в дальнем конце богато обставленной и мягко освещенной комнаты – целая стена изысканных мужских костюмов и модных дамских платьев. Мадди тотчас почувствовала себя совершенно чужой в этом обществе и страшно растерялась.

Ривлин крепко сжал ее руку и повел прямиком в логово львов.

Пожилая женщина сделала несколько шагов им навстречу. Ее серебристые седые волосы сияли в свете ламп, обе руки она с улыбкой простерла вперед.

– Ривлин, радость моя! Добро пожаловать домой, я так соскучилась по тебе! – Миссис Килпатрик подошла к сыну и заключила его в объятия. Он поцеловал мать в щеку. Она обнимала его за плечи и, видимо, не намеревалась скоро отпустить от себя, но Ривлин улучил момент, высвободился и вернулся к Мадди. Взяв за руку, он подвел ее к матери.

– Мама, я хотел бы представить тебе мисс Маделайн Ратледж.

Миссис Килпатрик посмотрела на Мадди оценивающим взглядом; ее вежливая улыбка была столь же холодна, как и голос, произнесший:

– Добро пожаловать в Спринг-Хаус, мисс Ратледж.

– Благодарю вас, миссис Килпатрик, – сказала Мадди и, чувствуя, что этого явно недостаточно, добавила: – У вас очень красивый дом.

– Рада это слышать. Скажите, как вы познакомились с моим сыном?