Текст книги "Путь к сердцу"

Вопрос был задан ни к чему не обязывающим тоном, но, несомненно, имел целью вывести Мадди из равновесия. Прежде чем она успела сообразить, как лучше на него ответить, в разговор вмешался Ривлин.

– Это произошло в силу стечения неожиданных обстоятельств, – с легкой улыбкой сообщил он.

– У меня сложилось впечатление, – возразила мать, – что твои обстоятельства в данный момент скорее следовало бы назвать тяжелыми.

– Вполне точное определение.

Мадди закусила губу, когда хозяйка дома слегка приподняла брови.

– Верно ли, что причиной сложившихся обстоятельств следует считать мисс Ратледж?

И опять тон был спокойным и вежливым, но он не мог скрыть возникшее напряжение. Мадди почувствовала это и затаила дыхание.

– Мама, – медленно заговорил Ривлин, – пожалуйста, пойми меня правильно. Мадди и я встретились по не зависящим от нас обстоятельствам, но основа наших взаимоотношений заключается не в них. Да, мы в опасности – оба и в равной мере. Если ты не захочешь терпеть подобное у себя в доме, мы поймем тебя. Тебе лишь стоит сказать об этом прямо, и мы немедленно удалимся тем же путем, каким прибыли.

На этот раз брови миссис Килпатрик даже не дрогнули. Она посмотрела на сына долгим взглядом и наконец произнесла с поистине королевским достоинством:

– Тебе следует представить мисс Ратледж твоим родным.

Его родным! Мадди совсем забыла об их существовании. Она бросила быстрый взгляд на полукруг людей, стоявших перед ними, и увидела, что внимание всех сосредоточено на сыне и на матери – они словно не замечали существования Мадди, как до этого она не замечала их.

Ривлин быстро кивнул, и в ту же минуту от группы встречающих отделился молодой человек. С широкой улыбкой он направился к ним. Его плечи не были такими широкими, как у Ривлина, но в целом он был создан по тому же образу и подобию.

Ривлин усмехнулся и, покрепче прижав локтем руку Мадди, сказал:

– Эта храбрая личность – мой старший племянник Адам. Дорогой племянничек, попробуй только тронь Мадди – я тут же тебя вздую как следует.

Казалось, юноша на мгновение утратил дар речи, и Мадди решила прийти ему на помощь:

– Рада познакомиться с вами, Адам. Вам, наверное, часто говорят, что вы очень похожи на Ривлина. Это верно?

– Верно, мэм. – К Адаму вернулось самообладание, и он приветливо улыбнулся.

Следом к Мадди подошел невысокий седовласый мужчина. Положив руку Адаму на плечо, он сказал:

– Я Джон, любимый брат Ривлина.

В дальнейшем Ривлину не пришлось рекомендовать Мадди своих родственников по мужской линии: они представлялись сами и вступали с Мадди в разговор, который она старалась поддержать как умела. Эверетт уже был ей знаком – этакий медведь с громовым голосом и свободными манерами Альберт Тиллотсон обладал аккуратно подстриженными усами и довольно заметным брюшком. Лоренс Карутерс, мужчина с проницательными темными глазами и большими грубыми руками, оказался менее громогласной и более компактной версией Эверетта. В Уилле Сандерсоне с первого взгляда легко было угадать судью – высокий, худой и угловатый, он носил очки в металлической оправе; рыжеватые волосы поседели на висках, что придавало их обладателю вид достойный и мудрый. Сенатор Линдер Биллингтон был безупречно одет, говорил звучным голосом и казался человеком, достаточно открытым.

Затем наступила очередь женщин. Они вели себя куда сдержаннее, чем их мужья. Супруга Джона, Марта, молча выплыла вперед и так же молча удалилась после того, как была представлена. Это произошло так быстро, что Мадди не успела составить о ней даже самого беглого впечатления. Кажется, Марта именно этого и хотела. Шарлотта была столь же сильно похожа на свою мать, как Адам – на Ривлина. Мари, высокая блондинка, не обладала легкостью в обращении, свойственной ее мужу, зато отличалась такой же, как у него, официальностью и вниманием к деталям. Элизабет, или Лиз, как она сама представилась при знакомстве, вела себя сдержанно, но улыбка была приветливой, а глаза – понимающими. Энни, щуплая и малорослая, явно считала, что мир должен лечь к ее ногам, даже если она даст ему такую команду шепотом. И наконец Эмили. Она обладала такой же неотразимой улыбкой, как у Ривлина, и такими же, как у него, искорками в глазах. В момент приветствия Эмили дружелюбно приобняла Мадди и тут же предложила погостить у нее в доме.

– Полагаю, ужин уже подан, – сказала миссис Килпатрик, когда церемония закончилась.

Она протянула руку, явно рассчитывая на то, что к столу ее поведет Ривлин, и когда вышла некоторая заминка, ей на выручку тут же пришел Адам. При этом хозяйка дома царственно произнесла:

– Не забывай о хороших манерах, мой мальчик, и сними с себя оружие, прежде чем сядешь за стол.

Судя по мимолетной усмешке Ривлина и по тому, как взлетели его брови, Мадди решила, что он вовсе не намерен подчиниться требованию матери.

Семейство, выстроившись парами, проследовало за миссис Килпатрик. Мадди и Ривлин оказались в конце процессии. Перед тем как двинуться вперед, Ривлин наклонился, быстро поцеловал Мадди в щеку и шепнул:

– Тебе прекрасно удалось с этим справиться, дорогая.

– А ты уверен, что поступаешь правильно, не снимая оружие?

– Матушка пытается проверить, как далеко может зайти. Я просто поставил ее на место.

Эмили оглянулась через плечо и шепнула:

– Не уступайте ни дюйма и вы, Маделайн. Если мать что и уважает, так это силу.

Они вошли в столовую, и так как пристальное наблюдение миссис Килпатрик делало ответ невозможным, Мадди приняла совет молча. Для нее внезапно все словно превратилось в игру, в которой ей разрешено было принять участие. Мадди даже сумела улыбнуться, когда миссис Килпатрик нахмурила брови, глядя, как Эмили, прищелкнув языком, с самым независимым видом поменяла на столе карточки с обозначением мест. В результате Ривлин и Мадди оказались рядом друг с другом напротив нее и Эверетта. Шарлотта пренебрежительно хмыкнула, а Мари с недовольным видом обменялась взглядами с остальными, передвигаясь на новые позиции. Адам отодвинул от стола стул для бабушки, и та опустилась на него, давая тем самым другим участникам ужина возможность последовать ее примеру.

Едва все уселись, как слуги принялись за дело. Мадди следила за Эмили и старалась во всем подражать ей.

Разговор начал Эверетт:

– Рив, ты в последние дни читал хоть какие-то газеты?

– Мы осмелились высунуть носы единственный раз – когда нам надо было перейти из одного вагона в другой. В печати появилось что-то, заслуживающее внимания?

– Один из обвиняемых в Левенуэрте повесился у себя в камере.

Рука Ривлина на мгновение замерла на полпути между блюдом с мясом и тарелкой.

– Который из них?

– Предполагаемый главарь преступного сообщества Том Фоли.

– Том Фоли вовсе не главарь… то есть не был главарем. Готов держать пари, что ему помогли затянуть петлю. Упоминаются ли в газете Сэм Лэйн и Билл Коллинз?

Эверетт помедлил секунду и ответил:

– Насколько я помню, нет.

Уилл, вступив в разговор, высказал свое компетентное судейское мнение:

– Со смертью Фоли обвинение в преступном сговоре в значительной мере теряет смысл. К тому же газеты сообщают, что свидетель обвинения сбежал из тюрьмы и его не могут найти. Без его показаний обвинение не может быть убедительно поддержано.

Мадди заметила, что Эверетт еле заметно вздрогнул, когда Ривлин обратился к нему:

– Ты что, не рассказывал ему подробности?

– Я решил предоставить это тебе.

Ривлин повернулся к Уиллу:

– Свидетель не убегал из заключения. Речь идет не о его, а о ее показаниях.

– Выходит, заключенный, от которого хотят получить показания, – женщина! – спросила миссис Килпатрик. – Странно, что тебе это известно.

– Ничего странного: мне поручено сопровождать ее в суд.

Молчание было оглушительным, а выражение обращенных к Мадди лиц почти комическим. Крошечная частица ее существа готова была расхохотаться, зато остальная жаждала одного: чтобы все родственники Ривлина куда-нибудь исчезли.

– Нет, это просто очаровательно! – воскликнула Энни. Казалось, она была в полном восторге.

– Вы должны рассказать нам все с самого начала! – подхватила Лиз.

Мадди с облегчением вздохнула. Ей даже захотелось высказать признательность сестрам Ривлина за их поддержку.

– Мы и понятия не имели, что нас обоих хотят убить, – немного подумав, заговорил Ривлин, – пока во время нашего пути на нас не было совершено два покушения. Третья попытка произошла в Уичито, и мы покинули город, еще не зная, кто и почему старается нас уничтожить. Только когда мы добрались до Канзас-Сити, нам стало ясно, что за всем этим стоит сенатор Джон Харкер.

– Харкер? – растерянно повторил Линдер. – Джон Харкер из Иллинойса? Ты уверен?

– В этом нет ни малейшего сомнения.

– Бога ради, Ривлин, – вмешалась Шарлотта, – сенатор Харкер – видный и уважаемый член республиканской партии. – С какой стати ему убивать тебя и Мадди?

– Он хочет, чтобы Мадди убили прежде, чем она приедет в Левенуэрт, иначе ее показания подтвердят его причастность к деятельности шайки мошенников.

– Подтвердят? – в изумлении переспросила Мари. – А ты подумал о возможных последствиях? О вероятности скандала?

– Я не хуже тебя понимаю, какие возникнут последствия, – огрызнулся Ривлин. – Я не дурак, Мари, и…

Он запнулся, потому что Мадди внезапно накрыла его руку ладонью.

– Именно эти последствия и мотивируют желание сенатора Харкера убить меня, – спокойно заговорила она. – Если я дам показания, начнется расследование, и сенатор в результате вполне может угодить в тюрьму. Ривлину поручили сопровождать меня в суд, потому что их с Харкером дорожки пересеклись во время войны и Ривлин узнал о нем некоторые сведения, которые Харкер ни в коем случае не желает сделать достоянием гласности. Пока мы живы, шансы Харкера занять президентское кресло находятся под угрозой, зато если мы оба умрем, его притязания легко могут быть реализованы.

Альберт и Лоренс откинулись на спинки стульев, как бы желая получше разглядеть Мадди, Линдер явно обдумывал услышанное, а Джон не скрывал усмешки. Адам глядел на старших с благоговейным ужасом, в то время как женщины продолжали сидеть с непроницаемыми лицами.

Наконец Шарлотта спросила:

– Что вы имели в виду, когда говорили про сведения о личности сенатора?

Ривлин с досадой вздохнул:

– Это не предмет для обсуждения за обедом, тем более в присутствии дам, так что можете строить любые догадки, если хотите. Скажу только, что вы будете близки к истине, если предположите самое мерзкое преступление, какое только может совершить один мужчина в отношении другого.

Все сидящие за столом медленно выпрямились, на каждом лице было написано отвращение.

Ривлин обвел присутствующих мрачным взглядом и кивнул, подтверждая правильность предположений.

– Если он виновен в преступлениях, которые ты ему приписываешь, – заметила Шарлотта, явно не поняв, на что именно намекал Ривлин, – то я думаю, не только вы двое представляете для него опасность. Он может составить длинный список лиц, которых ему надо устранить.

– Вряд ли это так, – протянул Ривлин. – Под судом находятся четыре человека из Талекуа, знавших о том, что он замешан в коррупции; самый опасный из них, Том Фоли, уже мертв; трех остальных достаточно легко устранить, и никто не заплачет по случаю их кончины. Но есть сведения, которые знаю только я один.

– А как же его штатный персонал? – спросил Альберт. – Уверен, кое-кто из людей Харкера по меньшей мере подозревает, что он занимается нечестными делами.

Ему ответил Эверетт.

– В последнее время получены по телеграфу новые данные из Канзас-Сити. В то время как сенатор Харкер направлялся в Левенуэрт, его старший помощник Джейкоб Эванс поскользнулся и угодил под колеса поезда, прибывающего на вокзал Юнион. Сенатор Харкер немедленно отказался от своего намерения присутствовать в суде и отправился сопровождать тело погибшего в Вашингтон, где состоятся похороны. Сенатор известил всех, что он удручен и хочет лично выразить соболезнование семье Эванса.

– Черт бы его побрал!

– Ривлин! – Миссис Килпатрик хлопнула ладонью по столу, но сын не обратил это никакого внимания.

– Я мог бы это предвидеть. Эванс был связующим звеном между Фоли и Харкером. Лэйн и Коллинз могли бы засвидетельствовать эту связь, однако…

– Их свидетельство будет рассматриваться как ненадежное, поскольку дает им шанс на снисхождение к их собственной вине, – заметил Уилл. – Одна Мадди ничего не выигрывает и поэтому наиболее опасна. Да, теперь я хорошо понимаю мотивы Харкера.

– Убийство Эванса, – вмешалась в разговор Эмили, – устраняет нежелательного свидетеля, а сопровождение его тела на Восток – отличный предлог для сенатора внезапно переменить свои планы и не присутствовать в суде. Никому это не покажется странным. Возможно, он даже привлечет на свою сторону симпатии общества такой самоотверженностью и сочувственным откликом на трагическую – причем столь своевременную! – гибель своего старшего помощника. Надо признать, что это поистине мастерская уловка.

– И Харкер знает, – подхватил Ривлин, – что мне остается приехать только сюда, поэтому и перекрыл мне все другие возможности. По дороге в Вашингтон он не минует Цинциннати и здесь завяжет узлом два свободных конца. До сих пор нам чертовски везло, однако пора сделать заявление и положить конец преследованию. – Ривлин остановил взгляд на семейном юристе: – Уилл, какие доказательства нам нужны, чтобы упечь Харкера за решетку?

– Принимая за данность то, что ты рассказал нам, – начал Уилл, снимая очки и протирая их салфеткой, – я не сосредоточивал бы основные усилия на том, чтобы связать Харкера с шайкой мошенников – это, несомненно, заставит власти начать расследование, а пока оно будет тянуться, сенатор останется на свободе. Тебе необходимо, чтобы он попал в тюрьму немедленно и больше не мог никому угрожать. – Уилл водрузил очки на место и добавил задумчиво: – Я на твоем месте постарался бы заполучить по меньшей мере дюжину беспристрастных свидетелей его неприкрытых покушений на убийство первой степени.

– Одного пункта обвинения будет достаточно? – спросил Ривлин.

– Два были бы более внушительным основанием для возбуждения дела. – Уилл медленно покачал головой. – Существует неофициальное судейское правило: всегда стремись получить больше того, что ты считаешь необходимым или достаточным. Разумеется, необходимо сбалансировать это со степенью опасности для Мадди.

– Все-таки я надеюсь, что одного пункта хватит.

– Мы должны быть уверены, – возразила Мадди. – Необходимо добиться двух пунктов. – Она с необычайной остротой ощущала, как пристально наблюдают за ними все члены семьи. – Быть может, мы продолжим обсуждение позже и тогда уточним наши планы?

– Я непоколебим, дорогая.

Альберт немедленно подал реплику, отвлекая внимание Ривлина:

– Скажи, какая помощь понадобится от нас?

– Ты уже помог – я вполне оценил возможность воспользоваться одним из твоих вагонов при отъезде из Канзас-Сити. Поскольку мы с Мадди должны ехать в Левенуэрт из-за Харкера, было бы очень любезно с твоей стороны еще раз позаботиться о нас.

– Считай, что это улажено.

Ривлин посмотрел через стол на Эверетта:

– А что, Роберт Бейкер все еще шеф полиции в Цинциннати? – Эверетт кивнул, и Ривлин обратился к своему зятю-политику: – Ли, существуют федеральные предписания о нашем аресте. Мы ничего не можем предпринять против тех, кто намерен эти предписания выполнить, но я хотел бы иметь возможность избежать ареста местной полицией. Нельзя ли замолвить Роберту словечко за нас с Мадди?

– Хорошо, я повидаюсь с ним завтра утром.

– Благодарю. – Ривлин перехватил взгляд человека, сидевшего справа от Линдера. – Лоренс, я хочу знать с точностью до минуты время прибытия Харкера на вокзал. Можешь ты подключить к этому своих людей?

– Ты узнаешь о том, что он собирается чихнуть, еще до того, как Харкер это сделает, – широко улыбаясь, ответил Лоренс. – Как скоро его стоит ожидать, по-твоему?

– Он прибудет завтра, скорее поздно, чем рано. У него много времени уходит на хлопоты по поводу Эванса, а поезда не стоят наготове, поджидая его.

Лоренс достал из кармана часы, проверил время и убрал часы со словами:

– Я отправлю ребят на место сегодня в полночь – на всякий случай.

Ривлин кивнул, потом обвел взглядом присутствующих.

– Я жду от всех предложений, как вынудить Харкера к игре в открытую и засечь его выстрел. Нужно найти такое место, где ему негде было бы спрятаться и где риск для посторонних был бы сведен до минимума. Прошу высказываться. Что ты думаешь, Джон? – обратился он к брату.

Мадди едва прислушивалась к быстрому разговору, так как очень хотела есть. Эмили и Энн изредка вносили в него свою лепту, однако остальные женщины оставались зрительницами. Зато мужчины все больше распалялись, и вскоре их голоса слились в общий шум, так что если бы кто-нибудь и попытался подслушать, о чем шла речь, ему вряд ли бы это удалось.

Глава 20

Наконец настало время мужчинам и женщинам разойтись по разным комнатам, как это обычно делалось после окончания трапезы. Мадди не хотела уходить – Ривлин понял это по ее умоляющим глазам. Предупреждая его вмешательство, Эмили взяла Мадди под руку и с ободряющей улыбкой увлекла ее за собой. Мадди отнюдь не чувствовала себя бодрой, но тем не менее подняла голову и распрямила плечи.

– Проклятие, Рив, – заговорил Эверетт, закрывая дверь кабинета. – Какая интересная женщина!

Интересная? О да! И даже более того.

– Мне она нравится, – скромно сказал Ривлин, принимая от Альберта стакан с бренди, а от Лоренса сигару. Адам хмыкнул где-то у него за спиной.

– А мне она гораздо больше чем просто нравится…

Эверетт был прав: парнишка и вправду здорово напоминал его самого в прошлом.

– Придержи язык, Адам, – не оглядываясь на племянника, предупредил Ривлин, – иначе наживешь крупные неприятности.

– Да ладно, дядя Рив, – упорствовал Адам. – Ни один мужчина в мире не отказался бы отведать такой лакомый кусочек.

Ривлин медленно повернулся и с угрожающим видом шагнул к нему.

– Никому не дозволено говорить об этой женщине в подобном тоне!

Адам поспешил поднять руки вверх.

– Ладно-ладно, прошу прощения, больше не буду.

– Не смей даже думать так! – рявкнул Ривлин. – Я выразился достаточно ясно?

– Да, сэр, – с подчеркнутым смирением ответил Адам. Джон усмехнулся и положил руку Ривлину на плечо.

– Добро пожаловать домой, братишка. Времени прошло немало, и нам приятно видеть, что ты наконец-то стал самим собой.

Ривлин понял мысль брата и мог догадаться по выражению лиц остальных, что они думают точно так же, из чего сделал вывод: необходимо все поставить на место с самого начала.

– Во мне ничего не изменилось, Джон, – сказал он со спокойной твердостью. – Я смотрю на вещи точно так же, как смотрел в последний раз, когда был здесь. Думаю, у меня нет причин задерживаться дольше, чем нужно.

– А если Мадди захочет остаться? – зажигая сигару, спросил Эверетт. – Ты остался бы, если бы она этого захотела?

Ривлин прочел ожидание на всех лицах… и засмеялся. Откусив кончик сигары, он ответил:

– Мадди выбежит из этих дверей на десять шагов впереди меня – она такая же чужая здесь, как и я. Если бы я предоставил ей возможность выбора, она сейчас была бы в тысяче миль отсюда.

– Ты считаешь разумным оставлять ее наедине с ними? – сказал Альберт, повернув голову в сторону закрытых дверей кабинета. – Ты понимаешь, что они подвергнут ее настоящей инквизиции?

Да, он понимал и относился к этому со смешанным чувством. Ему вдруг вспомнилось, как Майра тянула его назад, вцепившись в ремень, и он решил, что избрал верный путь.

– Я видел, как Мадди разделывалась с наиболее сильными из представительниц своего пола, – возразил он. – Она достойно ответит на любой удар. – Слегка приподняв свой бокал, Ривлин поглядел на Альберта. – Мать и сестры встретили в ее лице ровню себе.

– В таком случае она более стойкая личность, чем кажется на первый взгляд, – заметил Уилл.

– Господи! – Ривлин оперся на резную каминную полку красного дерева. – Ты даже не можешь представить, что выпало в жизни на долю Мадди и через какие испытания ей пришлось пройти. – Он подумал и добавил: – У нее любящее сердце и самая добрая и чистая душа из всех, какие мне довелось встречать.

Тут в разговор вмешался Линдер:

– Кажется, она прошла через все ваши приключения, не утратив ни сердечности, ни гордости. Я еще не видел, чтобы кто-то с такой уверенностью поставил на место Мари и Шарлотту.

– Что касается разговора за столом, – заметил Джон, – то я предпочел бы не строить догадки, а знать точно. Ты давно рассказал нам, как умер Сет, однако сегодня намекнул на… – Джон внезапно смолк и принялся откашливаться, явно желая скрыть тот факт, что не находит слов.

Все беспокойно задвигались, переглядываясь с напряженным видом.

– Вы хотите знать, что произошло с Сетом перед смертью, – уточнил Ривлин, и присутствующие ответили на его слова слабыми кивками и поспешным подкреплением сил при помощи бренди. – Ваши догадки верны, джентльмены. Сет был избит и содомирован.

Бульканье льющегося из графина бренди наполнило комнату. Хрустальная пробка глухо звякнула о горлышко.

– И это сделал Харкер? – негромко спросил Джон. – Ты уверен?

Ривлин посмотрел на янтарную жидкость у себя в бокале, вновь припоминая все подробности.

– Да, уверен, – ответил он и сделал большой глоток.

– Почему ты не привлек его к ответу прямо тогда?

Ривлин повернулся к Альберту:

– Я повел себя как трус – решил, что если сделаю вид, будто ничего не знаю, постепенно все забудется. Но я глубоко заблуждался.

– Ты был еще совсем мальчиком, Рив. Сколько тебе было? Семнадцать? Восемнадцать?

– Восемнадцать. Но это меня не оправдывает. – Ривлин допил бренди, отставил в сторону бокал и повернулся к остальным. – Я верю, что ни один из вас никогда не сообщит правду родителям Сета. Им это знать ни к чему.

Все молча закивали, а Адам даже перекрестился, и Ривлин пожалел, что говорил с такой грубой откровенностью в присутствии совсем еще молодого человека. Невинность – вещь хрупкая.

– Но послушай, – вступил в разговор Линдер, – если, как опасается Харкер, ты выдвинешь против него официальное обвинение, Хоскинсы непременно узнают обо всем.

– У него нет иного выхода, – возразил Эверетт. – Это единственный стоящий аргумент.

– Не согласен, – сказал Уилл. – Если мы подстроим Харкеру ловушку и он предпримет попытку покушения на жизнь свидетеля, его политическая карьера рухнет без упоминания имени Сета и всего этого постыдного инцидента. Я полагаю, – добавил он, поворачиваясь к Ривлину, – что ты предпочел бы уладить дело именно так.

Ривлин машинально кивнул. Будет ли крушение карьеры Харкера достаточным наказанием для него и можно ли добиться этого, не упоминая об истории Сета Хоскинса? Вправе ли он пожертвовать добрым именем Сета и нервами его родителей ради полного возмездия? Может, проще убить Харкера и на этом покончить? Если Харкера уложат во время нападения на свидетеля, это квалифицируют как элементарный случай самозащиты. Харкер заплатит за жизнь Сета своей собственной – вот в чем подлинная справедливость.

А когда все будет кончено и долг совести Сету уплачен…

– Уилл мне надо поговорить с тобой насчет апелляции для Мадди и насчет того, чтобы ее не держали в тюрьме, пока мы будем готовиться к новому суду.

– Ты, я вижу, не любитель маленьких проблем. – Уилл вздохнул. – Первое мы можем предпринять, только имея достаточно веские основания; что касается второго… Вы оба беглецы. Ни один компетентный судья не оправдает ее за недостаточностью улик и не освободит во время подготовки суда.

– Мадди… – начал Ривлин и замолчал, не находя слов, чтобы выразить свои самые глубокие опасения. – Она не живет надеждой, не позволяет себе надеяться. Невелика разница между жизнью без надежды и смертью, Уилл. Я боюсь, что если она снова попадет в тюрьму – хотя бы на время, – то предпочтет последнее.

– Но она не кажется мне женщиной, способной на самоубийство. Ты же сам говорил, что Мадди – человек стойкий.

Линдер затянулся сигарой и проговорил сквозь облако голубоватого дыма:

– Интересно было узнать подробности ее судебного дела. Против чего ты воюешь?

– Мадди вошла в хижину одной из своих учениц и увидела мужчину, который бил девочку смертным боем. Потом этот маньяк бросился на нее, и она его застрелила. То, что должны были признать самозащитой, квалифицировали как убийство первой степени. Судья был родным дядей убитого. Мадди не могла нанять юриста, который защищал бы ее интересы, и защищала себя сама. Фамилия судьи – Фоли, отец убитого, Том, был его братом и агентом-посредником для индейцев. Это он повесился в тюрьме.

Уилл не спеша снял очки и протер их.

– У нее есть основания для апелляции по двум пунктам: не отвечающее требованиям закона представление в суде и предвзято настроенный состав суда. Тебе известно, какие доказательства она может представить?

– Никаких. Девочка-то умерла.

Уилл поерзал в своем кресле.

– Я потолкую с Мадди в ближайшие два дня. Возможно, обнаружится косвенный материал, который усилит ее позицию. Я начну работать над составлением апелляции и найду для нее хорошего адвоката.

– Что-то ты не слишком оптимистично настроен, Уилл…

– Если бы я был на твоем месте, Рив, и относился к Мадди так, как относишься ты… – Уилл негромко откашлялся и начал снова: – Рассуждая не как судья… я бы поговорил с Лоренсом и попросил его обеспечить мне скорый и безопасный отъезд для двоих.

– Я бы предложил Южную Америку, – немедленно откликнулся Лоренс. – Там легко затеряться. Скажи только слово – и я устрою вас на первый же корабль, отплывающий туда. Поговори нынче вечером с Мадди, а утром скажешь мне, что ты решил. Я буду здесь ко второму завтраку.

Ривлин кивнул, пытаясь представить себе, как Мадди отнесется к такой идее. Если она вообще захочет ее обсуждать…

– Завтра так завтра, – заметил Альберт со своего места у окна. – Я считаю, вопрос о будущем Мадди упирается в то, что мы намерены предпринять по отношению к Харкеру. Самое время определиться с нашими особыми планами.

Все тут же принялись обсуждать предложения, впервые высказанные за обеденным столом. Ривлин заставил себя не думать о Мадди, он закурил сигару и сквозь облака ароматного дыма наблюдал за остальными, слушал их и умело подталкивал в нужном ему направлении.

Когда миссис Килпатрик остановилась посреди гостиной и не спеша повернулась, Мадди поняла, что ничего хорошего это не предвещает. Эмили еще раз сжала ей руку и отошла в сторону.

– Смею ли я спросить вас, мисс Ратледж, – заговорила миссис Килпатрик, едва ее дочери молча заняли места на обитых плюшем креслах, – какова суть ваших отношений с моим сыном?

Мадди видела для себя только две возможности: либо солгать, либо честно сказать правду. Она быстро окинула взглядом лица расположившихся в гостиной женщин. Эмили улыбнулась и подмигнула ей. Энн и Лиз с горящими от любопытства глазами слегка наклонились вперед, словно ожидали, что сейчас перед ними поднимут крышку большого, богато украшенного сундука. Мари быстро отвела глаза, поджала губы и расправила юбку, а Шарлотта выпрямилась, сложила руки на коленях и строго посмотрела на Мадди. Миссис Килпатрик ждала, высоко подняв брови.

– Я действительно нахожусь в распоряжении вашего сына в качестве федеральной заключенной, – начала Мадди, надеясь на лучшее, – и должна быть доставлена в суд Левенуэрта.

Почтенная дама не шевелилась. Молчание становилось напряженным, но тут она заговорила снова:

– У меня сложилось впечатление, мисс Ратледж, что ваши отношения с Ривлином скорее личные, нежели официальные. Я не права?

Ладно, попытка не пытка.

– Вы правы.

– Тогда я позволю себе повторить вопрос. Каков в точности характер ваших отношений?

Сообразив, что ей не удастся изящно уклониться от прямого ответа, Мадди решила пойти ва-банк:

– Мы любовники.

– Ответ по существу, – с глубочайшим презрением произнесла Шарлотта.

Сдержав закипавшую в ней ярость, Мадди спокойно возразила:

– Мне не дано было иного выбора, как только ответить честно.

Миссис Килпатрик тряхнула головой.

– Вы не совсем обычная молодая женщина, мисс Ратледж, – заметила она задумчиво. Мадди вздохнула.

– Миссис Килпатрик, – заговорила она как можно сдержаннее, – я полагаю, вам следует узнать, что, когда Ривлин сообщил мне о своем намерении привезти меня сюда, я ответила ему, что предпочла бы вернуться в тюрьму, только бы не встречаться со всеми вами. Я сказала правду. Я не более рада находиться здесь, чем вы – меня видеть. Но он просил меня остаться с ним, и я останусь. Надеюсь, мы найдем способ милосердно терпеть друг друга, пока все это не кончится.

– Не думаю, чтобы мне приходилось когда-либо встречать леди, способную излагать свои мысли с подобной прямотой.

– Миссис Килпатрик, я не леди, – все так же сдержанно ответила Мадди. – Я сирота из Айовы, учительница из Талекуа и федеральная заключенная из Форт-Ларнеда.

– Совершенно в духе Ривлина… – пробормотала Шарлотта, но Эмили перебила ее с неожиданной горячностью:

– Какое вульгарное и грубое замечание!

Фарфоровая пастушка покачнулась, и Марта поспешно подхватила ее. Энн и Лиз закивали головами, а Мари вдруг сосредоточилась на разглаживании несуществующих складок платья у себя на коленях.

Миссис Килпатрик взглянула на старшую дочь и произнесла непререкаемым тоном:

– Тебе следует извиниться перед мисс Ратледж.

– Я вовсе не хотела обидеть вас, – тут же сказала Шарлотта, и в голосе у нее было столько же фальши, сколько и меда. – Я просто подчеркнула тот факт, что Ривлин слишком долго маршировал под бой своего собственного барабана.

Следовало отдать должное Шарлотте: эта особа отлично овладела искусством наносить удары в спину, однако ответить ей Мадди не позволяла гордость.

– В наших общих интересах пройти через это испытание без лишних неприятностей, – начала она, глядя в глаза миссис Килпатрик. – Позвольте заверить вас, что я прекрасно понимаю – связь наша временная. Меня осудили за убийство, и после того как я дам показания, мне предстоит снова отправиться в тюрьму и уйти из жизни Ривлина. Вот почему вам не стоит сосредоточиваться на соображениях о том, каким образом я могла бы войти в вашу семью.

После этих слов в гостиной воцарилось тяжелое молчание. Первой его нарушила Эмили:

– Я хотела бы попытаться, Мадди. Вы вернули домой Ривлина, а ведь я уже его и не надеялась увидеть. Подозреваю, что именно вы стали причиной того, что он переменился, и за это я буду вам признательна до конца жизни.

– Он и правда был совершенно другим сегодня вечером, – добавила Энн. – Как будто никакой войны не существовало.