Текст книги "Путь к сердцу"

– Я тоже это заметила, – подтвердила Лиз. Миссис Килпатрик подняла руку, словно приказывая дочерям замолчать.

– Каково ваше чувство по отношению к моему сыну? – мягко спросила она.

Я люблю его всем сердцем.

– Я не могу говорить об этом, – коротко ответила Мадди.

– Если бы вам не пришлось в будущем возвращаться в тюрьму, хотели бы вы продолжить ваши отношения с ним?

– Зачем надеяться на невозможное, миссис Килпатрик? – твердо проговорила Мадди, обращаясь скорее к себе самой. Та сделала третью попытку:

– Если бы Ривлин попросил вас, хотели бы вы видеть нас каждый день всю оставшуюся жизнь?

На этот вопрос Мадди могла дать ответ.

– Да, миссис Килпатрик. Если бы Ривлин попросил, я с радостью виделась бы с вами хоть дважды в день.

– Вы необычайно интересная женщина, мисс Маделайн Ратледж, – улыбаясь, сказала миссис Килпатрик и села на обитый плюшем диванчик. – Вы пьете спиртное?

– С тех пор как познакомилась с Ривлином, – ответила Мадди.

Эмили просияла и быстро подошла к столику на колесах, уставленному напитками.

Миссис Килпатрик рассмеялась – смех у нее был музыкальный и веселый.

– Да уж, Ривлин совратит и священника. И пьет он отнюдь не херес.

Мир был заключен. Мадди понимала, что, займись кто-нибудь распределением ролей, ей достался бы титул победителя. Напряжение исчезло так же бесследно, как вздохи облегчения Энн и Лиз. Шарлотта и Мари откинулись на спинки кресел, Марта уронила руки на колени и расслабилась.

– Как давно вы знаете Ривлина? – спросила Эмили, подходя с подносом, на котором стояли бокалы с темно-янтарным напитком.

Выбрав себе бокал, Мадди ответила:

– По правде говоря, я уже потеряла счет времени. Кажется, я знаю его всю жизнь, вернее, всю лучшую ее часть.

– У вас замечательный костюм, – с улыбкой заметила Энн.

Мадди припомнила страдальческие стоны Ривлина при упоминании салонных разговоров, однако она хорошо понимала, что здесь избежать этого было невозможно, поэтому вежливо ответила:

– Благодарю вас. Ривлин купил мне его в Уичито.

Энн широко распахнула глаза:

– Он ходил с вами по магазинам?

– Вы, должно быть, наставили на него пистолет? – расхохоталась Эмили.

– Нет, это была его идея, – возразила Мадди с улыбкой, припоминая, как Ривлин просил научить его сестер быстро делать покупки, а не торчать в магазинах часами.

– Вы должны рассказать нам, как вам удалось этого добиться. Магазины готового платья Ривлин ненавидит больше всего на свете, – сказала Лиз.

Мадди сделала глоток хереса и пожала плечами:

– Даю слово, я ничего не добивалась. Просто слушалась его и наблюдала, как он радуется.

– Радуется? – повторила Энн. – Ривлин?

– Надо уведомить церковь, – заметила Эмили, ставя опустевший поднос на столик. – Свершилось чудо.

– Не богохульствуй, Эмили.

– Прошу прощения, мама, – спохватилась Эмили, хотя глаза ее были полны веселого озорства.

– Но я все же не думаю, – заговорила Шарлотта тоном, лишенным малейшего тепла, – что вы видели его в костюме и при галстуке, были свидетельницей того, как он нянчит младенцев или строит планы создания промышленной империи.

Мадди сообразила, что своим ответом может убить двух зайцев: еще раз поставить Шарлотту на место и перевести разговор с собственной персоны на другой предмет.

– Ривлин не заинтересован в создании промышленной империи и очень неуютно чувствует себя в строгом костюме. Как только поезд отошел на порядочное расстояние от Сент-Луиса, костюм был выброшен в окно. Что касается младенцев, он держится от них на определенном расстоянии, пока обстоятельства не вынуждают его поступить иначе. Обращается он с ними очень осторожно и при первой возможности передает кому-нибудь другому.

Изумление на лицах слушателей было именно тем, что Мадди и надеялась увидеть.

– Быть может, рассказать вам о младенце, который попал на наше попечение?

Все дружно закивали, и тут уж даже Шарлотта не смогла прикинуться безразличной. Мадди усмехнулась: попались, голубушки!

Одним меньше, сказал себе Ривлин, закрывая входную дверь за уезжающим родственником. Два часа – самый большой срок, на который он расстался с Мадди с тех пор, как она вошла в его жизнь, – показались ему вечностью, и желание обнять ее стало физически острым. Если мать предложит, чтобы они втроем уединились в гостиной для обстоятельного разговора, он будет вынужден просить пощады.

Ривлин посмотрел на Мадди, которая стояла у основания лестницы, скромно сложив руки на груди, – воплощенное терпение и покорность. Хорошо бы попросту послать к черту этикет, подхватить ее на руки и унести куда-нибудь подальше.

Миссис Килпатрик откашлялась, бросила на Ривлина один из своих печально знаменитых взглядов «только посмей» и обратилась к Мадди:

– Сегодня был очень долгий день, и вы, вероятно, устали после вашего путешествия и всей этой семейной суеты. – Прежде чем Мадди выговорила хоть слово, она повернулась к сыну: – Я распорядилась, чтобы для мисс Ратледж приготовили розовую комнату. Стивене уже отнес туда ее вещи. Ты позаботишься о том, чтобы ей было удобно?

Благослови тебя Боже, мама!

– Полагаю, что справлюсь с такой задачей, – ответил Ривлин, изображая на лице полное равнодушие и подавая Мадди руку. Та приняла ее, поблагодарила хозяйку дома за гостеприимство, пожелала ей доброй ночи, и Ривлин повел ее наверх. Он слышал, как мать подошла к лестнице, и знал, что она наблюдает за ними. Даже оглядываться не стоило, чтобы проверить это. Он старался сдерживать себя всю дорогу по лестнице и потом по коридору, пока не отпер дверь и не пропустил Мадди в комнату.

Сделав два шага, она остановилась и посмотрела на него через плечо; брови ее изогнулись дугой, а уголки губ дрогнули.

– Я предполагала, что обои в розовой комнате будут розовые.

– Так оно и есть, – сказал Ривлин, запирая дверь. Мадди со смехом бросилась к нему в объятия.

– Может, нам стоит проявить хоть немножко здравого смысла?

Наконец-то Ривлин почувствовал себя самим собой и таким чудесно живым.

– Мадди, радость моя, то, что ты делаешь с моим здравым смыслом, можно смело назвать преступлением.

– И как оно будет наказано?

Он легко коснулся губами ее губ и ласково сказал:

– Я сейчас покажу тебе это.

Ривлин уснул крепко, но ненадолго: разум бодрствовал и не давал ему истинного отдыха. Поднявшись, он оделся и спустился в кабинет. Бокал бренди и хождение по обюссонскому ковру в течение часа принесли ему не больше ответов на вопросы, чем он имел, когда проснулся, – слишком велико было искушение послать все к дьяволу и бежать в Южную Америку. Он вполне мог найти способ зарабатывать на жизнь, и они оба в конце концов научились бы испанскому языку. Оставшимся в Соединенных Штатах врагам вряд ли удалось бы выследить их. Но с другой стороны, уехав, они уже не могли бы вернуться. Никогда. И никто не мог бы приехать к ним без риска навести на их след блюстителей закона.

Ривлин вздохнул. Оставшись, им придется вести борьбу, и в связи с этим возникали многочисленные новые вопросы и новые проблемы. В ходе вечернего обсуждения ему пришло в голову, что, несмотря на все его декларации, Мадди нужно участвовать вместе с ним в сражении против Харкера, так как ее показания – неотъемлемая часть всего дела.

Вопрос о том, как поступить с Харкером, был в основном решен за бренди и сигарами. Место действия – вокзал. Это, пожалуй, единственный логичный выбор; а вот как действовать конкретно? Остановились на том, чтобы собраться еще раз утром и в подробностях договориться об устройстве ловушки.

Но предположим, что все сложится удачно – они оба уцелеют, а Харкер перестанет представлять для них опасность… Тогда им нужно будет добиться отмены постановления об аресте, поехать в Левенуэрт, где Мадди даст показания, а потом требовать для нее нового суда. И что же дальше? Как и раньше, мысль о том, что Мадди вряд ли останется на свободе, что она снова попадет в тюрьму, возвратила Ривлина к началу его рассуждений. Южная Америка в сравнении с этим вариантом представлялась не таким уж плохим выходом из положения, но в глубине души Ривлин понимал, что никуда они не убегут. Харкер или окажется в тюрьме, или будет убит – это лишь одна, пусть и благоприятная, сторона дела, зато другая… Он может потерять Мадди. Обстоятельства вынудят его сдержать первую часть обещания, данного Сету, после чего жизнь станет пустой и одинокой.

Ривлин грустно улыбнулся. Впервые за годы, прошедшие с той ночи, ему предстоит по-настоящему расплачиваться за свою трагическую ошибку, и в этом заключается справедливость. Никогда еще он не испытывал такой душевной боли, которую, несомненно, заслужил. Остается только принять ее и делать все, что он может. Дай Бог, чтобы Харкер избавил его от такой судьбы.

Ривлин сдвинул брови. Если он погибнет, Мадди останется совсем одна на белом свете. Она – все, что у него есть, и кроме него, до нее никому нет дела. Но если она снова окажется в тюрьме, никакая его забота не облегчит ее участь, не будет достаточной для того, чтобы она пережила эти восемнадцать лет в заключении.

Негромкий звук, донесшийся от двери, отвлек Ривлина от тяжелых размышлений. Он поднял голову, надеясь увидеть Мадди…

– Мама, – произнес он как мог приветливее, чтобы скрыть свое разочарование, – что ты делаешь в такой час?

– Думаю.

– О Мадди? – спросил Ривлин тихо, наливая для нее херес в бокал.

Ему пришло в голову еще кое-что: начиная с той секунды, как Мадди скатилась с лестницы в Форт-Ларнеде, все его существование сосредоточилось вокруг нее.

– Послушай, – снова заговорил он, – ты когда-нибудь давала обещание, которое тебе не хотелось бы выполнять?

– У каждого из нас это бывает, – ответила миссис Килпатрик. – О каком обещании ты сожалеешь? О том, которое дал Мадди или другой женщине?

– Не было никакой другой женщины, только она одна. А обещание я дал Сету.

– Сет умер, мой дорогой, он не может потребовать от тебя исполнения данного ему обещания.

– Это обещание я дал также себе, – сказал Ривлин и допил свой бренди.

– Оно содержит в себе нечто очень важное – поэтому ты чувствуешь себя виноватым?

– Да, поэтому.

– А благодаря Мадди ты иногда забываешь? – Мать не стала ждать, пока он ответит, и продолжала: – Все мы люди, Ривлин, и совершаем ошибки, в которых искренне раскаиваемся. Однако величайшая трагедия состоит в том, что мы полностью попадаем во власть наших переживаний и не можем уберечься от еще больших ошибок.

– А как насчет чести и необходимости сдержать данное слово?

– Честь заслуживает величайшего одобрения, сын, но я знала многих и многих людей, которые использовали это понятие как способ уклониться от принятия трудных решений. Что касается данного слова… Обещания живым значат гораздо больше, чем обещания мертвым.

– Я подумаю об этом. – Ривлин сказал так вовсе не потому, что собирался размышлять на подобную тему, а потому лишь, что хотел уйти от разговора, который считал бесполезным.

– Иногда лучше не думать, а прислушаться к голосу сердца.

– Ты прямо как Майра. – Усмехнувшись, Ривлин поднял пустой бокал, словно собирался произнести речь.

– Кто такая Майра?

Он мысленно отредактировал готовый сорваться с языка ответ и объяснил:

– Эта женщина относится к Мадди почти как мать. Она нередко говорила мне о вреде излишних раздумий.

Миссис Килпатрик кивнула и пригубила херес.

– Скажи, ты любишь Мадди? – спросила она.

– Вот и Майра задала мне этот вопрос, – ответил Ривлин, подумав при этом, что Майра и его мать составили бы замечательную парочку. К счастью, им никогда не доведется встретиться.

– И что же?

– Я сказал, что нет.

– А как бы ты ответил мне на такой вопрос?

– Никак. – Он поставил бокал на стойку бара. – Я собираюсь вернуться в постель.

– Ты имеешь в виду – вернуться к ней, – рассмеявшись, поправила его миссис Килпатрик. – Мне известно, что ты пренебрег моим распоряжением и ваши вещи отнесли в одну комнату.

– Что есть, то есть, мама, – бросил он через плечо, направляясь к двери. – Не думаю, что соблюдение приличий столь уж важно. Доброй ночи.

– Могу я поделиться с тобой одним наблюдением?

Ривлин остановился на пороге с подчеркнуто смиренным видом.

– Сегодня вечером, когда дамы уединились в гостиной, Мадди сделала примечательное заявление. Она сказала, что понимает, насколько неподходящей парой для тебя мы ее считаем. Она была права: мы не выбрали бы ее и сделали бы большую ошибку. Вы удивительно подходите друг другу.

Понадобилось несколько секунд, чтобы важность последних слов дошла до Ривлина.

– Спасибо, мама.

– Спокойной ночи, сын.

Ривлин кивнул и удалился, от всей души желая, чтобы совместное будущее с Мадди зависело только от одобрения его матери.

Глава 21

Нет ничего лучше, мечтала Мадди, чем пробудиться в объятиях Ривлина и сразу ощутить тепло его тела. Она улыбнулась, вспомнив то первое утро. Женщина, которая тогда подняла шум и вопила о приличиях, теперь лежала нагая рядом с тем же самым мужчиной, положив голову ему на плечо, руку – на грудь, а ногу – на бедро. Как далеко зашла эта женщина – и как она счастлива!

Мадди теснее прижалась к Ривлину, а он крепко обнял ее.

– Проснулась? – шепнул он, погладив ее плечо.

– Да, и рада пробуждению. – Она прижалась губами к его груди. – Доброе утро, Ривлин.

– Доброе утро, милая.

Мадди щекой ощутила, как его сердце забилось сильнее и чаще.

– Послушай, – заговорил он, продолжая поглаживать ее плечо, – что ты думаешь о Южной Америке?

– В каком смысле? – неуверенно спросила она.

– Как о месте, где мы сможем вместе жить.

– Но это так далеко! – Мадди лихорадочно пыталась сообразить, как бы помягче отговорить его от несбыточных надежд.

– Может, стоит поговорить об этом всерьез?

– Я бы назвала это грандиозным стратегическим отступлением, – усмехнувшись, заметила она.

– Скажем точнее: это не стратегическое отступление, это бегство.

– А значит, необходимость постоянно скрываться. – Мадди повернулась лицом к Ривлину и оперлась на локоть. Как бы ей ни было больно, она должна говорить с ним откровенно, без всякой уклончивости, хоть это и жестоко по отношению к нему… и к ней тоже. – Ривлин, у тебя есть семья, есть дом, есть будущее, которое ты можешь строить по своей воле. Пожертвовать всем этим ради меня… – Она покачала головой. – Я не могу этого позволить. Хотя я очень польщена тем, что ты подумал о таком выходе из положения, но прошу тебя, не позволяй благородству взять верх над здравым смыслом. Мы с самого начала понимали, чем кончится наше пребывание вместе…

– Но…

– Нет, Ривлин, – перебила она, прижав пальцы к его губам. – Ответ всегда будет один: нет.

Он пошевелился, чтобы высвободиться, и спросил:

– Почему ты даже не хочешь подумать об этом?

– Мы уже все решили раньше, – произнесла она с болью в голосе. – Пожалуйста, прислушайся ко мне на этот раз. Чего я хочу и что могу получить – совершенно разные вещи. Провести остаток жизни с тобой – для меня все равно что попасть в рай на земле, но получить это я не могу и не стану добиваться счастья при помощи обмана.

– Обмана? – повторил он растерянно.

– Единственный для меня способ получить возможность жить на свободе, а не в тюрьме, – это украсть твое будущее. – Ривлин собирался что-то возразить, но Мадди опередила его: – Да, я понимаю, это твой выбор. Однако настанет день, когда ты посмотришь на меня и пожалеешь, что принял такое решение.

– Ты не можешь этого знать.

Для нее это было так же верно, как восход солнца.

– А как же с тем обещанием, данным тобою Сету? Останешься ли ты в мире с погибшим другом?

– Это непростое дело, – признал Ривлин, хмуро уставившись на потолок у себя над головой. – Я осознал, что обещал ему лишь половину того, что должен был обещать в ту ночь.

– Харкер, – догадалась Мадди. Ривлин молча кивнул, и она продолжила: – А что произойдет, если правосудие свершится так, как ты хочешь? Сможешь ли ты обрести то будущее, от которого обещал отказаться? Сможешь ли поступить так и не чувствовать себя виноватым?

– Думаю, что да. – Ривлин по-прежнему не глядел на нее.

– А если не сможешь?

– Тогда, – протянул он, и сардоническая усмешка тронула его губы, – нам лучше было бы расстаться сейчас, чтобы не рисковать.

Господи, как она жаждала попытаться, как всем сердцем хотела, чтобы они украли счастье для себя!

– Я не сказала бы, что это легко, – грустно прошептала Мадди, – но нам необходимо сделать именно так.

Ривлин повернулся к ней:

– Тебя могут оправдать на повторном суде.

– Раз в сто лет и палка стреляет! Когда настанет этот день, тогда и решим, как нам быть. А до тех пор станем жить настоящим и тем, что оно нам приносит.

– Но ведь ты всегда так и делаешь, – заметил Ривлин. – Отказываешься хоть чуть-чуть заглянуть вперед. Почему ты не борешься за жизнь, которая тебе желанна?

– Потому что утрата надежды куда хуже любой борьбы.

– И ты всегда теряешь.

Ривлин снова откинулся на подушку и, устремив взгляд в потолок, долго молчал. Мадди подвинулась и положила голову ему на грудь.

– Могу ли я надеяться, что ты займешься со мной любовью нынче утром? – спросила она. Ривлин крепче прижал ее к себе.

– Не думай, что я не понимаю, как ловко ты пользуешься своим телом, чтобы отвлечь меня, милая.

– А у тебя что, есть возражения?

Вопрос был явно риторическим: Мадди чувствовала, как его тело откликается на ее призыв. Ривлин взял ее лицо в ладони.

– Если и есть, то я готов забыть о них.

Сразу куда-то исчезло и прошлое, и будущее, осталось лишь настоящее – высшее наслаждение, которое могут подарить друг другу мужчина и женщина…

Из блаженного забытья их вывел стук в дверь. Едва Мадди высвободилась из объятий Ривлина, как из коридора донесся голос Эмили:

– Даем вам ровно тридцать секунд, чтобы вы привели себя в порядок, а после этого входим.

Мадди выскочила из постели и подхватила с пола рубашку и панталоны; Ривлин последовал за ней с воплем:

– Только посмейте!

Она едва успела натянуть на себя рубашку, как послышался веселый голос Энн:

– А вот и посмеем!

– У вас осталось двадцать восемь секунд, – возвестила Эмили.

– Черт побери! – взревел Ривлин, плюхаясь на постель и засовывая ноги в обе штанины одновременно. – Я пожалуюсь на вас матери.

– Давай-давай, – отозвалась сестра. – Мы уж как-нибудь недельку перебьемся без десерта.

– Лично я согласна даже на две, – хихикнула Лиз. – Это пойдет мне только на пользу.

– Еще семнадцать секунд, – объявила Энн. – Тик-так. Теперь всего пятнадцать.

– Это моя комната, и вы будете стоять за дверью до тех пор, пока я не разрешу вам войти! – Ривлин схватил рубашку, в то время как Мадди дрожащими пальцами завязывала на талии тесемки панталон.

– Если бы ты оставил нашу гостью в розовой комнате, как и предполагалось, – безапелляционно заявила Эмили, – то не попал бы в такое неловкое положение и тебе не пришлось бы в спешке отыскивать свои штанишки, братец.

– Уже половина одиннадцатого, – напомнила Лиз. – Тебе стоит поспешить.

Мадди нырнула под одеяло и теперь могла взглянуть на ситуацию с иной точки зрения. Потихоньку улыбаясь, она наблюдала за тем, как Ривлин с мрачным видом сует руки в рукава рубашки. Подойдя к двери, он рывком распахнул ее и прорычал, обращаясь к сестрам:

– Вы мне заплатите за это!

Внезапно он повернулся спиной к объединенному отряду нападающих и загородил проход. Мадди зажала рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

– Доброе утро, Мадди! – поздоровалась Лиз и во главе женской бригады проникла в комнату, обойдя Ривлина сбоку. – Мы принесли тебе поднос с завтраком.

– Мужчины уже собрались в столовой и ждут твоего появления, – сообщила Энн, не глядя на покрасневшего от злости брата. – Роб Бейкер тоже здесь. Застегни рубашку и заправь подол.

Не успел Ривлин взяться за верхнюю пуговицу, как на него напала Эмили.

– Вот твои сапоги, – ехидно подсказала она, в то время как Лиз пристроила поднос с едой на колени Мадди. Следующий удар нанесла Энн:

– А это твоя портупея. Марш отсюда и дай нам позаботиться о Мадди!

Ривлин стоял, пытаясь удержать в руках и сапоги, и портупею; глаза его стали похожи на щелочки.

– Что вы задумали? – подозрительно спросил он.

– Нечто вроде похода по магазинам, – с саркастической усмешкой ответила Лиз.

– Мадди шагу не сделает из этого дома! Надеюсь, я выразился ясно?

Эмили бесстрашно вышла вперед.

– Спасибо за ясность, но мы не безмозглые дуры. Мы всего лишь собираемся перерыть сундуки в кладовке, и в результате Мадди получит новый гардероб. К тому же нынче утром я привезла с собой Изабеллу.

Мадди видела, что напряжение оставляет Ривлина. Выражение мальчишеской неуверенности у него на лице было таким очаровательным, что ей ужасно захотелось подбежать к нему, обнять и сказать, как сильно она его любит.

В эту минуту в комнату величаво вплыла Шарлотта, в кильватере которой следовала Мари.

– Будьте так любезны, дайте нам пройти!

Ривлин немедленно посторонился, уступая дорогу старшей сестре, и встретился глазами с Мадди. На лице у него было недвусмысленно написано: «Когда они примутся за тебя, вряд ли ты найдешь это забавным».

Мадди не сомневалась, что он прав, и в то же время прекрасно понимала, что от судьбы ей все равно не уйти. Она пожала плечами, усмехнулась и взяла чашку с кофе, а Ривлин принялся застегивать рубашку.

– Уилл говорит, что Мадди понадобится ему позже для обсуждения ее показаний, – проинформировала всех Шарлотта, отодвигая штору; в комнату потоком хлынули лучи утреннего солнца. – Он считает, что на это уйдет час или даже больше.

– С точки зрения мужского ума это целая вечность, – заметила Мари.

– За это время можно Рим построить, – съязвила Эмили.

– Любопытно, а где Марта? – Ривлин протянул руку за портупеей. – Отчего же вы и ее не привели с собой?

– Она в большой гардеробной вместе с Изабеллой, где они отбирают вещи, – отрапортовала Эмили.

– Ешьте побыстрее, Мадди, – поторопила Лиз, – у нас уйма дел, а времени мало. – Она повернулась к брату. – Как, ты все еще здесь?

– Сейчас уйду! Дайте мне хотя бы обуться! – Он подхватил сапоги со стула, но тут увидел лицо Мадди и замер. – Что такое?

– Ты такой взъерошенный и запыхавшийся – просто прелесть!

Ривлин со стоном повернулся, сунул один сапог под мышку и вылетел из комнаты, захлопнув дверь с сотрясшим стены грохотом. Женщины разразились громким смехом.

– Мать ему уши надерет за это, – констатировала Эмили. – Если она чего-то совершенно не переносит – так это хлопанья дверями.

– Прекрасно, Мадди, – проговорила Шарлотта и заговорщицки подмигнула. – Я верю, что у вас есть все задатки для того, чтобы стать женщиной семьи Килпатриков.

Мадди была потрясена. Что произошло с чопорной и недоброжелательной Шарлоттой за эту ночь? Она взглянула на Мари и убедилась, что та тоже смотрит на нее с искренним дружелюбием. Откуда такая внезапная перемена?

Поспешив покончить с яичницей, Мадди спросила:

– А кто такая Изабелла?

– Моя экономка, – пояснила Эмили. – Она занималась нашим гардеробом, когда мы все жили в одном доме. Я взяла ее с собой, когда вышла замуж. Могу вас заверить – это замечательная портниха и нисколько не утратила умения шить.

– Она творит настоящие чудеса всего лишь при помощи ножниц, иголки и нитки, – подтвердила Лиз. – Вы будете поражены, когда увидите.

– Это что, ваш единственный корсет? – спросила Энн, беря в руки кусок материи со вставками из китового уса.

От души надеясь, что никто ничего не скажет по поводу отсутствия шнуровки, Мадди ответила:

– Одного мне вполне достаточно.

– Чепуха! – возразила Мари, весьма выразительно махнув рукой. – Надо вам сказать, что этот единственный имеет вид далеко не вдохновляющий. Не сомневаюсь, что у нас в кладовой хранится не менее дюжины куда более красивых.

– Чем больше кружева, тем лучше – мужчин это просто приводит в экстаз, – хихикнула Энн.

– И не пытайтесь утверждать, что Ривлин в этом отношении не похож на других, – игриво добавила Эмили. – Что он сделал со шнурками? Сжег?

– Они где-то здесь, – вспыхнув до корней волос, сказала Мадди, подумав при этом, что Ривлин был совершенно прав, утверждая, что его сестрицы непременно допекут ее.

– А где ваш пеньюар? – Энн огляделась по сторонам. – Я что-то не вижу.

– У меня его нет.

– Видимо, Ривлин посчитал, что пеньюар вам не нужен, – округлив глаза, предположила Мари.

– Мужчины просто не имеют представления о том, из чего состоит гардероб женщины. – Шарлотта наставительно подняла палец. – Вам повезло, что мы теперь заодно, Мадди.

– Кажется, вы покончили с завтраком, – снова вмешалась в разговор Эмили. – Вылезайте из постели – пора совершить набег на отделанные кедровым деревом глубокие и темные шкафы Спринг-Хауса.

Шарлотта рывком откинула одеяло, Лиз протянула руки, и Мадди быстро поднялась, подчиняясь необузданной воле новых подруг.

Все еще держа в руках свои сапоги, Ривлин вошел в столовую.

– Господи, – еле сдерживая смех, воскликнул Эверетт, – у тебя такой вид, словно ты спасаешься бегством от смертельной опасности!

– Всем вам стоило хотя бы попытаться укротить ваших жен. – Ривлин плюхнулся в кресло и натянул сапоги. – По крайней мере я был бы этому чрезвычайно рад.

– Попытайся сам, если тебе так этого хочется, – насмешливо улыбаясь, предложил Альберт. – Готов держать пари на миллион долларов, что ты преуспеешь не больше нас.

Молча признав справедливость этого замечания, Ривлин встал с кресла со словами:

– Не ожидал увидеть всех вас здесь нынче утром. – Протянув руку, он добавил: – Привет, Роб. Жаль, что мы встречаемся при не слишком благоприятных обстоятельствах.

– Разделяю твои чувства. – Роб пожал протянутую руку и улыбнулся. – Тем не менее, если удастся упечь Харкера по обвинению в покушениях на убийство, мне будут открыты все дороги. – Он подмигнул. – Может, я даже стану генеральным прокурором штата, когда Ли выберут губернатором.

Джон негромко кашлянул:

– Сегодня утром у меня был посетитель, весьма привлекательный молодой человек из офиса сенатора Харкера в Иллинойсе. Кажется, сенатор не сомневается, что мне известно ваше местопребывание и что я сообщу ему об этом.

– Я весь внимание, Джон. Продолжай, пожалуйста.

– Харкер хочет встретиться с тобой, когда приедет сегодня вечером в Цинциннати поездом в семь тридцать. Он предлагает обсудить условия.

– Обсудить условия? Он предлагает нам возможность вечно шантажировать его и ожидает, что мы поверим в его искренность? – Ривлин мрачно усмехнулся. – Это поражает воображение!

– Мои люди сообщили, что он и в самом деле прибывает поездом в семь тридцать, – вступил Лоренс в разговор. Альберт достал из кармана часы и щелкнул крышкой.

– Выходит, он будет в городе меньше чем через десять часов!

– Нам надо к этому как следует подготовиться. – Ривлин положил себе на тарелку еду. – У кого-нибудь из вас есть план вокзала?

Лоренс с торжествующей улыбкой достал с буфета аккуратный бумажный рулон. Джон закрепил уголки, поставив на них хрустальные солонки, план развернули, и Ривлин, быстро покончив с едой, присоединился к остальным.

– Поезд в семь тридцать всегда приходит на вторую платформу, – сообщил Лоренс, показывая на план. – Когда ее заполняют люди, там настоящая толчея.

– То есть нет места для маневра, – уточнил Ривлин. – Слишком много людей будут путаться под ногами, а это рискованно, особенно для тех, кто явится встречать Харкера.

– Вот здесь есть местечко, где народа не бывает, – сказал Роб Бейкер, показывая на плане площадку за вокзалом. – Пошли Харкеру телеграмму с указанием места, где ты хочешь с ним встретиться. Туда ведет только один проход.

– И там вечно громоздится целая гора упаковочных ящиков, – добавил Лоренс. Сунув руки в карманы, он покачивался с каблуков на носки и глядел на план из-под сдвинутых бровей. – Мы можем укрыться среди этих ящиков, и никто ни о чем не догадается.

Ривлин быстро прокрутил в голове всю последовательность действий.

– Харкер не дурак, он не полезет в такую очевидную ловушку. Мы должны устроить встречу в здании вокзала, в той точке, которую выбрал бы он сам.

– Ты это всерьез? – удивился Альберт. – Вокзал дьявольски большой – там тебе трудно будет держать ситуацию под контролем.

– А я и не говорил, что мы этим займемся, – возразил Ривлин с усмешкой. – Давайте лучше его пасти. Альберт поджал губы и сухо произнес:

– Позволь тебе напомнить, что люди и скот – совершенно разные виды животных.

– Это как сказать, – мгновенно отозвался Линдер с противоположной стороны стола. – Вся политика основана на том, что людям удобнее, когда их направляют в нужную сторону. – Это позволяет меньше думать и меньше прилагать собственных усилий.

– Ничего себе взгляд на общество! – презрительно хмыкнул Альберт.

Перепалку остановил Уилл.

– Если вы оба не возражаете, – судейским тоном проговорил он, – я предложил бы вернуться к предмету нашего обсуждения. Итак, Рив, как же ты намерен действовать?

Отодвинув в сторону тарелку и сосредоточив все внимание на плане вокзала, Ривлин принялся размышлять вслух:

– Харкер, разумеется, пожелает встретиться там, где будет как можно меньше шансов на чье-либо вмешательство – он не хочет потерпеть неудачу в четвертый раз. Мы сведем его возможности до минимума, и он будет вынужден согласиться.

– А как ты намерен ограничить его выбор? – поинтересовался Альберт.

– Даже для специалиста по железным дорогам ты чересчур прагматичен, друг мой, – произнес Ли с коротким смешком. Уилл схватил солонку и стукнул ею по столу.

– Джентльмены, призываю вас к порядку! – Он сурово посмотрел на спорщиков. – Вопрос сам по себе вполне логичен. Как ты намерен добиться, чтобы Харкер пришел на встречу в удобное для нас место?

Водя пальцем по плану, Ривлин принялся объяснять:

– Центральная часть вокзала Харкера не устроит – здесь всегда много людей. И сеть платформ тоже постоянно загружена, по ним движутся толпы пассажиров, прибывающих в город и покидающих его, – стало быть, они нам тоже ни к чему. Есть и платформы, пустующие в эти часы, – их должны заполнить люди Лоренса, якобы передвигающие грузы и тому подобное. Лишь одну платформу мы оставим пустой и безлюдной – именно ее вынужден будет выбрать Харкер.

– Просто блистательно! – Альберт прищурился.

– Да, просто, – согласился Ривлин, – но вряд ли блистательно. Чтобы додуматься до этого, надо быть хоть чуть-чуть похитрее коровы. – Не давая возможности Ли и Альберту ввязаться в привычный обмен колкостями, он быстро продолжил: – Лоренс, те самые ящики, о которых мы уже говорили как о возможном укрытии…

– …можно с тем же успехом использовать и на пустой платформе. Я велю их туда перетащить. – Лоренс наклонился над планом. – По вечерам и ночью свободны три платформы. – Какую из них ты предпочитаешь для встречи с Харкером?

– Среднюю, – быстро решил Ривлин. – Если мы откроем стрельбу, то на соседних платформах по крайней мере не будет пассажиров.