Текст книги "Ласурские призраки"

– А ты силен, Алатырь! Такому не стыдно и со Змеем Горынычем сразиться. Не хочешь?

– Чего? – уточнил Дробуш.

– Сразиться со Змеем. Он всех богатырей сожрал, теперь ему и скучно, и грустно, и некому руку отъесть…

– Вы нас к столу приглашали, – поспешно вмешалась Вителья. – Помните?

– Склерозом не страдаю! – отрезала Баба Яга. – Проходите, располагайтесь. Сейчас чайку заварю, тогда и о делах поговорим.

Волшебница переглянулась с Альпертом и первой шагнула к крыльцу.

⁂

Под лесным пологом запахло грибами, зелень перестала быть по-весеннему яркой, стала темной, насыщенной. Каждую летнюю ночь Зохан лакал горячую кровь, шлялся по лесу, ловил ароматы молодых фарг, которые начали поглядывать на него с интересом. Ранение почти забылось. Лишь иногда, при резком движении, шрамы противно ныли.

С одной из фарг, достигших возраста близости, – Ранишей, – Хан закрутил роман. Встретил в лесу, не смог устоять против ее зовущего запаха. Догонялки закончились взаимным покусыванием и вылизыванием, а потом и страстью. Они много ночей провели вместе – охотясь, занимаясь любовью, хотя оба понимали, что друг другу не пара. По утрам насытившийся фаргой Зохан уходил в заброшенную заимку – читать книги с человеческой девчонкой с серыми глазами. Раниша однажды спросила его, куда он идет после того, как они расстаются? Ведь она-то возвращается в стойбище! Он молча покачал головой, мол, не твое дело. Раниша сверкнула желтыми глазищами, но ничего не сказала.

Похоже, Арристо благоволил к Зохану, ведь у него в жизни все складывалось хорошо. Клан не голодал: фарги вялили мясо, собирали лечебные травы и корешки, сушили на зиму. Еды было вдоволь. По ночам у молодого оборотня под боком мурчала мягкая подруга, с удовольствием ему покорявшаяся. Но он все чаще смотрел на небо, и понимал, – для того, кого зовет ветер перемен, в клане нет будущего. Это все – лес, охота, одни и те же утра, дни и ночи, не для него, Зохана Рысяша, потому что он хочет идти дальше и увидеть больше! Несмотря на то, что дата побега была не определена, Хан потихоньку начал собираться. Сшил крепкий кожаный кофр на широких лямках, который можно было нести и в зверином и в человеческом облике, стянул из дома веревку, которой давно не пользовались, потихоньку, чтобы мать не заметила, набрал вяленого мяса и сухарей в дорогу. Руби принесла ему старый котелок, найденный в кладовке, о котором ее матушка, похоже, даже не подозревала. Все это было припрятано в лесу, вместе с кинжалом. Оставались мелочи, а так бежать можно было хоть сейчас!

Подолгу разглядывая старую карту, оборотень прикидывал, как быстрее и безопаснее добраться до Вишенрога, хотя понимал, что первоначально разработанный маршрут оказывался самым удачным.

А Рубина, чем сильнее в воздухе пахло осенью, тем больше уходила в себя. Меньше смеялась, больше смотрела в окно, и в ее глазах отражался прозрачный свет, скрывая эмоции. Зохан не спрашивал, в чем дело. И так было понятно. Она пыталась приучить себя к мысли о скором замужестве, но пока получалось плохо. Однажды они, как обычно, листали один из самых любимых романов, повествующих о похождении славного рыцаря Озиллы Крокцинума, который знали чуть ли не наизусть, и Руби спросила:

– Хан, ты уже решил, когда уходишь?

– Наверное, по холоду уйду, – пожал плечами оборотень, – пока надо мамке помочь на зиму запас собрать. А потом – можно.

– Возьми меня с собой?

Выпалила, как задохнулась.

Зохан покачал головой и поднялся. Подошел к окну, кинул взгляд на кусты дикой малины, что окружали заимку. Он и сам-то не уверен, что задумка удастся, куда еще девчонку тащить? Тогда не только свои за загривок оттаскают, а и люди вновь вспомнят про вилы и дреколья. Если догонят – несдобровать обоим!

Он повернулся, оперся спиной о стену, скрестил руки на груди. Сказал мягко:

– Руби, ты же сама понимаешь, что я не могу этого сделать!

– Почему? – почти беззвучно спросила она.

Бледное лицо, огромные глаза, пухлые розовые губы… Арристо, о чем он думает?

– Потому что ты не выдержишь дороги! – раздраженно пояснил оборотень. Раньше они воображали, как вместе убегают и героически путешествуют – словно игру придумывали. Но игры кончились! – Это не поездка в телеге на мягком сене да под тулупом! Это гонка по пересеченной местности без сна и отдыха! Ты выдержишь без сна пару суток?

– Я… Я попробую!

– Попробует она… – Хан даже оскалился. В душе поднималась злоба – на ее дурацкую идею, на себя самого, что вынужден отказывать, на людей вообще за их слабость! – Я буду бежать со всех лап, понимаешь? Петлять по лесу, по воде сплавляться – по холодной воде! У тебя в такой сердце остановится, задержись ты в ней подольше! Я могу обходиться без еды – а ты через пару часов начнет ныть, что голодна! Если у меня не хватит времени на стоянку, я поймаю дичь и напьюсь горячей крови – и буду с новыми силами. А ты? Ты станешь пить свежую кровь?

Рубину передернуло. Она отвела, наконец, взгляд и прошептала:

– Я лучше поголодаю…

– И свалишься без сил!

Оба долго молчали. Наконец, девушка поднялась, бережно закрыла книгу, отодвинула на середину стола.

– Значит, книги все врут насчет настоящей дружбы! – горько сказала она. – Такой не бывает!

– Ты не понимаешь!.. – обиженный, воскликнул Зохан. – Я же о тебе забочусь!

– Не нужна мне такая забота, – покачала головой Руби, и у оборотня сжалось сердце, как будто он терял нечто важное. – Не думала я, что ты так презираешь людей!

– Я?! – изумился Хан. – Да с чего ты решила?

– С того! – ее голос задрожал. – По твоим словам я изнеженная, слабая и вообще нежизнеспособная дурочка, да?

– Когда я такое говорил? – оскалился оборотень.

– Только что! Что ж… Беги в свой Вишенрог один! Насчет меня не беспокойся – я никому не скажу!

И она покинула избушку так быстро, что он ничего не успел сказать вдогонку.

Зохан вышел следом, так и оставив книгу на столе. Нет, книги не врут! Ведь он хочет для нее, как лучше! Хочет спасти от лишений и опасностей, хочет, чтобы она была счастлива! «А будет ли она счастлива?» – коварно поинтересовался внутренний голос.

Хан уже собрался твердо ответить ему «да», как вдруг налетел на Ранишу. Юная фарга выскочила на него из-за дерева и преградила дорогу, тихонько шипя сквозь зубы.

– Теперь я знаю, куда ты бегаешь после того, как спишь со мной! – воскликнула она. – Как тебе не стыдно! Чем она тебя приворожила, эта девчонка? Для чего она тебе нужна, если между вами нет близости?

Зохан молча смотрел на нее. Она не поймет, даже если он попытается объяснить. Высмеет, а после всем разболтает про книги! Невольно копируя главу клана, он чуть поднял голову и прищурился.

– Не твое дело, фарга! Дай мне пройти!

Она расширила глаза, но покорилась – отступила в сторону. Лишь когда Хан оказался достаточно далеко, крикнула ему в спину:

– Я всем расскажу!

Хан даже плечами не передернул. Пусть болтает! Теперь ему точно не будет в клане места, а значит, прочь сожаления и да здравствует долгая дорога в Вишенрог!

Но к его удивлению, она не рассказала. Несколько дней обходила его стороной, а потом дождалась, когда он окажется один и подошла. Поздоровалась. Он ответил вежливо, ощущая, как при виде нее желание охватывает его с новой силой. Воспоминание о том, какая она становится гибкая, когда, выгибая спину, отдается ему, заставило его с шумом втянуть воздух. Глаза Раниши засверкали в ответ. Она молча взяла его за руку и увела в чащу.

После, когда они лежали, обнаженные, на травяном ковре на берегу говорливого ручья, фарга посмотрела на него и застенчиво поинтересовалась:

– Хан, а у тебя есть еще книги?

– Что? – он даже на локте приподнялся. – О чем ты?

– Я была в той заимке… Пошла по твоему обратному следу, когда ты ушел. Нашла на столе книгу. И прочитала. Мне понравилось!

– Правда? – он испытующе смотрел на нее, ожидая подвоха. Но в полных любовной истомы желтых глазах светилось неподдельное любопытство.

– Правда, – искренне ответила она. – Там… В книге этой, все по-другому. Как волшебство!

– Да, – согласился он и лег обратно, обнимая Ранишу и прижимая к себе. – Я попрошу у Руби принести тебе что-нибудь почитать.

– Мне обидно, что с ней ты проводишь так много времени, – помолчав, призналась фарга.

Хан оценил ее откровенность. Куснул за ухо. И произнес, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:

– Уже нет, Рани, уже нет!

⁂

Ягорай давно приучил себя спать где угодно и в любое время – лишь бы удавалось. И на фронте, и в долгих путешествиях засыпал на привалах мгновенно и без сновидений, и ему требовалось всего пара часов, чтобы выспаться. Но сейчас не спалось. Поворочавшись в кровати под ровное дыхание спящих оборотней, он встал и вышел на улицу. На душе было неспокойно, однако обычно рю Воронн знал, что именно его беспокоит, а сейчас никак не мог понять.

Сев на крыльцо, Яго достал свиток и разложил на коленях. Нарисованные сыном Оторина круги, обозначающие правильное расположение Полян смерти, в призрачном лунном свете казались изображением ожерелья из драгоценных камней. Рю Воронну вдруг вспомнилось Ожерелье признания, которое Вита скрывала под одеждой – проклятый артефакт, надетый на нее женихом. В отличие от отца, Яго спокойно относился ко многим крейским обычаям, но не к этому. Вителья должна была носить украшения из драгоценных камней, подчеркивающих ее грацию и красоту, но не рабский ошейник! На губах Ягорая промелькнула скупая улыбка. Когда они вернутся с этого задания в Вишенрог, он закажет ей такое украшение. Возьмет с собой Йожа, и они отправятся в квартал Ювелиров выбирать подходящие камни – алмазы и изумруды, что так пойдут к ее глазам. А потом он попросит старого друга сделать из них ожерелье!

Взгляд рю Воронна упал на карту. Воображение нарисовало линии, которые связывали поляны, как плетение металла связывает камни в единое украшение. Яго насторожился. Коснулся пальцем одного из кругов, провел прямую линию к противоположной стороне свитка… Палец уперся в другую поляну. Он повторил действие со всеми рисунками, начиная с первой обнаруженной ими поляны, и пришел к выводу, что прямые сходятся в одной точке. На карте на этом месте было обозрачено горное озеро.

Послышались легкие шаги. Любой другой и не услышал бы, но не Яго. Рю Воронн обернулся. В дверях стоял Лихай Торхаш.

– Не спится? – спросил оборотень, присаживаясь рядом. – Скучаешь по своей крейской ведьме?

В глазах Лихо прыгали озорные искры – он не стремился обидеть друга, просто подшучивал.

– Лучше скучать, чем не скучать, – парировал Ягорай и взглянул на него. – А ты?

– Я – что? – удивился Торхаш.

– Скучаешь?

Лихо отвел взгляд. Раскинувшиеся перед ними предгорья террасами уходили вниз, в Наземье. Они казались гигантскими ступенями, в незапамятные времена вырубленными в Тикрее неведомыми великанами. Почти полная Луна заливала их призрачным светом, добавляя резкости теням и сияния воздуху, и делая пейзаж фантастически прекрасным.

– Знаешь, полная ерунда, когда говорят, мол, если ты влюблен, тебе хочется рассказать об этом всему миру… – задумчиво произнес Лихай. – Когда ты влюблен, хочется остатся с ней вдвоем – единственными во всем мире. Тебе такое знакомо?

Яго кивнул. Вспомнил, как держал Вителью в объятиях, и ладони заныли – так захотелось ощутить под ними линии ее тела. Он покосился на Лихая. Вроде знали друг друга тысячу лет, прошли и огонь, и воду, и войну, но что он, Яго, в действительности знал о Красном Лихо? Только то, что тот надежный друг, кровник принца Аркея, которому опасно переходить дорогу. Даже, пожалуй, самому Яго опасно. Сердце вдруг пронзило тоской. Такой тоской, что захотелось, запрокинув голову, выть на луну. Даже дыхание перехватило. И лишь спустя несколько мгновений пораженный рю Ворой понял, что это не его тоска.

– Как ее звали, Лихо? – тихо спросил он.

– Анасталь Снежная Охотница, – ответил Торхаш, будто ждал вопроса. С его губ сорвался облегченный вздох, тут же сменившийся ироничным смешком. – Я не произносил это имя слишком долго… Ты первый, кто услышал его за много-много лет!

– Я польщен… – пробормотал Яго, не зная, что сказать.

– Полярная лиса, – продолжал Лихай, словно не слыша его. – Маленькая, лукавая блондинка с глазами-вишнями. Ее запах однажды свел меня с ума… Я помню его до сих пор. Ищу…

Ягорай молчал. Минуты откровенности от Лихая не стоило портить глупыми вопросами.

– …И уже не найду! – глухо завершил оборотень, поднялся, встряхнулся…

Спустя мгновение красный лис скользнул в темноту под кроны сосен, скрываясь от света Луны.

А рю Воронн снова развернул карту и уставился невидящими глазами в пересечение призрачных прямых. Но думал он не о них.

⁂

Альперт решительно поставил кружку с недопитым чаем на стол и сказал:

– Мы правильно поняли из вашего рассказа, уважаемая Бабаягао, что нам может помочь вернуться в наш мир только некто Кашшей, который живет за лесом в черном замке, полном золота и скелетов?

– Он, он, – закивала старуха. – Я как про клубок-то услышала, так сразу все и поняла. Нужны ему для чего-то чужеродные чародеи. Съест он вас вряд ли, а вот пытать и казнить – может!

Вырвиглот посмотрел на Вителью.

– Убить?

Она отмахнулась и возмущенно спросила у Бабы Яги:

– Это за что же нас казнить?

Баба Яга пожала плечами.

– Ну, ежели содействие не окажете. Для чего-то вы ему нужны, раз он вас сюда заманил?

– Все, кроме нашей казни, кажется мне вполне логичным, – произнес Попус. – Клубок может быть аналогом нашего артефакта – определителя уровня Силы со встроенным вектором перемещения и функцией возврата в исходную точку. И если это так – он должен был запомнить маршрут, поэтому сможет вывести нас обратно. Как, говорите, добраться до этого замка?

– Так через лес, – Баба Яга шумно отпила горячего чаю и заела баранкой, – только вы его не пройдете – кикиморы запутают, мавки задурят, русалки защекотят и в тину болотную утащат…

– И вы нам не поможете? – умильно улыбнулась Вителья.

Старуха взглянула на нее, прищурившись.

– И что мне за это будет? Я человек пожилой, люблю покой, тишину…

– Этот Кашшей могущественный колдун, я правильно поняла? – уточнила волшебница.

Баба Яга кивнула.

– И он – ваш сосед, раз его замок сразу за лесом? – продолжала спрашивать Вита.

– Да.

– Дружить надо с соседями, – проворчал Вырвиглот, – особенно с теми, которые увлекаются пытками и казнями.

– Добрососедские отношения – это неоценимо! – с серьезным лицом добавил Альперт. Кажется, он оправился от шока и даже начал получать удовольствие от сложившейся ситуации. – Сегодня вы ему поможете, завтра – он вам…

Баба Яга встала и с кряхтеньем потерла поясницу.

– Поможет он, окаянный, как же! – фыркнула она. – Но и ссориться мне с ним не след, только он Змея утихомирить способен, ежели у того от несварения богатырем крыша едет. Решено! Доброшу вас до дворца Кащеева. Доедайте баранки и марш во двор!

Она вышла, а в избушку втек черный кот с зелеными глазищами. Запрыгнул на сложенные в углу мешки, уселся, встопорщив белоснежные усы.

– Следишь за нами? – спросил его Вырвиглот. – Мы чужого не берем!

Вителья повернулась посмотреть на кота, и на какое-то мгновение кошачья морда показалась ей знакомой.

«Кипиш, миленький!» – воскликнула она про себя, надеясь на чудо.

Кот мигнул, и видение пропало.

– Знаешь, Вита, за время знакомства с тобой и твоими друзьями я узнал и увидел больше, чем за всю свою жизнь, – сказал Альперт, направляясь к выходу. – И я благодарен тебе за это!

– Почему ты говоришь это сейчас? – удивленно прогудел тролль.

Маг пожал плечами.

– Вдруг нас в этом дворце, и правда, казнят?

– Пусть только попытаются! – рассмеялась Вителья, тоже выходя на крыльцо. И застыла.

На траве стояла огромная деревянная ступа, в которой возилась Баба Яга. Ее было слышно, но не видно из-за высоких бортиков, в одном из которых имелся овальный вырез.

Старуха выглянула и замахала рукой.

– Чего встали-то? Лезьте, давайте!

– Мне тоже? – растерялся Дробуш.

Баба Яга почесала в затылке.

– Давай-ка, Алатырь, ты понизу беги, под нами. Ежели к тебе кто из лесных обитателей пристанет, я их отважу.

– Я их сам отважу, – ухмыльнулся Вырвиглот и потер ладони.

Залезая в ступу, Альперт судорожно вздохнул. Вителья успокаивающе погладила его по плечу и подумала, что ей ни капельки не страшно. В какой-то период времени чудес в ее жизни стало столько, что она начала воспринимать их, как должное. Ей очень хотелось думать, что она делается мудрее – как Ники Никорин.

– Поехали! – провозгласила Баба Яга и стукнула посохом об пол ступы.

С тихим гудением та поднялась в воздух и поплыла вперед.

– Пресветлая, помоги! – прошептал Альперт, намертво вцепившись в края летательного средства.

Вырвиглот затопал по двору, держась следом за ступой.

Со двора повернули в лес и полетели вдоль тропы. Густая зелень скоро скрыла просвет, и вокруг воцарились сумерки, плавно переходящие в темноту. В глубине леса вспыхивали разноцветные огоньки, раздавался птичий пересвист, уханье филина и другие звуки, об источниках которах Вителья не догадывалась и, честно говоря, предпочитала не знать. В один момент послышался треск ломаемых ветвей, и на тропу вышел огромный бурый медведь. Встал на задние лапы, издав низкий рык, замотал головой на приближающегося Вырвиглота.

Баба Яга остановила ступу и свесилась вниз.

– Иди домой, Потапыч, – крикнула она, – не фулюгань мне тут!

Медведь раззявил розовую пасть и заревел.

– Ос натравлю! – добродушно пообещала старуха.

Зверь тут же перестал реветь и скрылся в зарослях.

– А он его в доспехах ел? – вдруг спросил Дробуш.

– Кто? – изумилась Баба Яга.

– Кого? – уточнил Альперт.

– Зачем? – округлила глаза Вителья.

– Змей этот Горянич – богатыря. В доспехах? Или сначала выколупывал?

Баба Яга с подозрением посмотрела на него.

– А тебе это зачем?

– Интересуюсь… – неопределенно пояснил Дробуш.

Вителья мысленно схватилась за голову.

– Да век бы его не видать, – сплюнула Баба Яга чуть не на голову троллю. – Хам невоспитанный!

– Они бывают воспитанные? – искренне удивился Попус.

Старуха метнула в него яростный взгляд, ничего не ответила и тронула ступу с места.

Летели долго. В какой-то момент на Виту навалилась сонная одурь. Она сползла по стенке ступы на дно и задремала, свернувшись калачиком. Сначала ей снился Кипиш, держащий в руках деревянного коня и мерзко хихикающий. Затем хвостатая дева Жруневьера в платье и переднике в горошек, которая разливала чай по чашкам из тонкого фарфора и мило улыбалась усатой мордой. Проснулась волшебница от того, что Жруня принялась щекотать ее усами в лицо. Распахнула глаза, и увидела склонившуюся над собой Бабу Ягу с пучком перьев в руке.

– Проснулась? – спросила та и для верности еще раз пощекотала девушку перьями по носу. – И что тебе снилось? Суженый-ряженый али богатство несметное?

– Ни то, ни другое, – пробормотала Вителья, садясь и оглядываясь.

Альперт с лицом нежно зеленого цвета смотрел куда-то в небо. Глаза у него были совершенно очумелые.

– Мавки чары наводили, очень хотели тебя заполучить. Видать Сила у тебя особая какая-то, так они всполошились, – пояснила старуха. – Они обычно одно и то же наводят, что людям больше всего надобно – либо любовь, либо богатство. Дружок твой, вон, и по сих пор под чарами, а тебя только сморило и все. Сны, они легче отходят, чем видения.

– А Дробуш? – заволновалась Вита и встала. – Где он? Что с ним?

– Тут я, – раздался голос снизу. – На меня эти маявки тоже пищали и пальцами тыкали своими зелеными, но никаких чар не наводили!

– Наводили-наводили, поверь мне, – фыркнула Баба Яга. – Не получилось у них. Расстроились, наверное, бедняжки, сейчас успокоительные сборы пьют.

Вителья выглянула из ступы и увидела, что та зависла над поверхностью озера. Водную гладь пересекала неровная линия, образованная цветущими кувшинками. На листьях оглушительно распевались здоровенные зеленые лягушки. Стрекот стоял такой, что звенело в ушах.

Баба Яга слегка стукнула мага посохом по макушке. Не дождавшись эффекта, стукнула еще раз, а затем огрела изо всей силы.

– Ай! – вскричал маг. – Ай! Чего вы деретесь, уважаемая Бабаягао?

– Слава куриному бульону, очухался! – всплеснула руками старуха и выглянула из ступы: – Давай, Алатырь, двигайся дальше – по кувшинкам. С тропы не сходи – русалки утащут. Нерест у них сейчас, лютуют, жрут, кого ни попадя.

Ступа плавно двинулась вперед, затем начала набирать скорость. Дробуш бежал под ней, рассекая воду, словно корабль – прибрежную волну.

Вита, глядя в озеро, вдруг увидела множество глаз, смотрящих оттуда на нее с неперадаваемым чувством голода, и внутренне содрогнулась. Несмотря на тихую прелесть лесного пейзажа, купаться в таком месте она бы не стала!

Озеро осталось позади, а лес начал редеть.

Глазам открылась степь, простирающаяся до самого горизонта и поросшая маками, отчего казалась кровавой. На границе неба и земли впивался в облака черный шпиль башни.

Ступа снизилась так резко, что Вителья чуть не упала.

– Все! Дальше мы не летуны, – сообщила Баба Яга. – Вываливайтесь и топайте к замку Кащееву, во-о-он он раскорячился, отсюда виден.

Альперт осторожно шагнул на траву и поинтересовался:

– А тут живут эти… как их… маявки?

– Да кто ж на кладбище будет жить? – удивилась старуха.

– Что за кладбище? – уточнил Дробуш.

– Да вот оно, перед вами. Усеяно прахом и полито кровушкой, оттого и цветы растут красные.

– Змей? – обрадовался Вырвиглот и многозначительно посмотрел в небо.

– Он самый, – кивнула Баба Яга. – Охраняет подходы к дворцу, поганец. В незапамятные времена, это когда еще каждый мужик был богатырем, сюда пришла армия, чтобы разрушить дворец и самого Кащея порешить. Горынич всех изничтожил. С тех пор они в таком количестве не ходят, по одиночке только и из тех, что посмелее.

– Это почему же Змей Горыныч – поганец, позволь спросить тебя, прекрасное создание? – вдруг раздался приятный мужской баритон.

Такой глубокий и бархатистый, что сердце Вительи забилось чаще. Она обернулась. Утопая по пояс в маках, засунув руки в карманы богатого черного камзола, шитого золотой нитью, прямо за ней стоял красавец. У красавца были светлые волосы и яркие зеленые глаза – ярче даже, чем у самой Вительи, а в линиях чувственных губ и мужественного подбородка ощущались и твердость, и страсть характера.

К удивлению волшебницы, Баба Яга метнула в незнакомца ненавидящий взгляд и с силой грохнула посохом об пол ступы. Летательный аппарат поднялся в воздух, прощально покачал бортами и поплыл в сторону леса.

– Куда же ты, куда? – томно вопросил красавец. – А поговорить?

– А вы с нами поговорите, – улыбнулась Вителья, взяв себя в руки, но чувствуя, как от его властного взгляда дрожит какая-то струнка внутри нее. – Мы умеем, правда!

Незнакомец картинно помахал удаляющейся ступе и посмотрел на волшебницу. В изумрудных глазах появился интерес.

– Как зовут? – он шагнул к Вите, намереваясь взять ее руки в свои, но Вырвиглот, обхватив девушку за плечи, переставил ее себе за спину и представился:

– Мы – Дробуш Вырвиглот. А вы?

Красавец прищурился.

– Ну, предположим, Кащей я. Марий Кащей к вашим услугам, великан! Вы, небось, пришли, чтобы меня убить и вырезать мое сердце?

– Оно имеет какую-то ценность? – заинтересовался Альперт.

– Никакой, молодой человек, совершенно никакой! – Хохотнул мужчина: – Но у его владельца, дворец, полный золота и, по слухам, красавиц небесной красоты, невинных, заметьте!

Вителья выглянула из-за Дробуша:

– Нас золото и красавицы не интересуют, нам бы домой вернуться.

– И где же ваш дом, прекрасная незнакомка?

Мужская улыбка обволакивала, как роскошный мех. Волшебнице сразу стало жарко, и она поспешила спрятаться за тролля и напомнить себе, что без пяти минут графиня рю Воронн.

– Понимаете, в вашем чудесном мире у нас развился топографический, извините, кретинизм, – терпеливо объяснил Попус. – Мы каким-то образом сюда вошли, а выйти не можем.

Мужчина насторожился.

– Это каким образом?

– Мы так и будем в поле разговаривать? – проворчал Дробуш, пристально разглядывая мужчину. – Несолидно как-то для владельца дворца, полного золота и девственниц.

Альперт не выдержал и хихикнул.

– Пригласите нас в гости! – Вита решительно выступила из-за тролля и вытянулась перед высоким собеседником. – Тогда и поговорим!

– Горячая! – восхитился красавец. – Но знаешь ли ты, прелестное дитя, что существуют определенные правила прохождения к замку?

– И каковы они?

– Нужно миновать одно ма-а-аленькое препятствие…

Губы незнакомца в улыбке раздвигались все шире. Из-под верхней показались вдруг и быстро поползли вниз, увеличиваясь в размере, белоснежные клыки.

Дробуш, с удивительной для такого гиганта прытью, подхватил подмышки Виту и Альперта, и прыгнул в сторону. На место, где они только что стояли, с грохотом обрушилось бревно странного, зелено-коричневого цвета. Только приглядевшись, волшебница поняла, что это… хвост.

– Йааа ваше препятствие! – проревело сверху трехголосое эхо. – Меня бойтесь!

На рубиновом пламени в глазах тролля можно было поджарить яичницу из дюжины яиц.

– Я так и думал! – торжествующе воскликнул он, ставя мага и волшебницу на землю и разворачиваясь. – Так и думал, что никакой это не Кашшей!

Открыв рот, Вита разглядывала ворочающееся в маках чудовище. Размером не менее дракона, оно, в отличие от последнего, имело три шеи и три отличающиеся друг от друга головы: правую – алую, левую – черную и центральную – золотую. Четыре когтистые лапы с азартом рыли землю, а кожистые крылья с эффектным рисунком из золотых полос трепыхались на ветру, как распущенные паруса галеона.

– Какая изысканная мутация… – пробормотал бледный как смерть Альперт. – Вита, мы до казни у Кашшея не доживем!

– Это мы еще посмотрим, – через плечо бросил Дробуш и прыгнул на чудовище.

В воздух полетели растерзанные цветы и комья земли. От рева на четыре – включая Вырвиглота, – голоса тряслись ветви у деревьев, находящихся на первой линии леса. Вырвиглот, оседлав центральную голову, азартно лупил ее кулаком, успевая отбиваться от двух остальных. Из ноздрей трехголового монстра валил густой дым, между щелкающими челюстями проскакивали искры зажигания. Красной голове удалось схватить тролля за ногу и отшвырнуть.

– Дробушек, осторожнее! – закричала Вителья и метнула в чудовище огненный шар, отвлекая внимание на себя.

Черная голова, развернувшись на голос, открыла пасть и… проглотила файерболл.

– Вкусно! – сказала она густым голосом красавца с изумрудными глазами: – Давай еще!

Чудовище сделало несколько взмахов крыльями, будто накачивая воздух в гигантское туловище, синхронно вытянуло две шеи и принялось поливать Вырвиглота струями пламени.

Этого Вителья вообще не ожидала. Она даже не выставила щит, а так и застыла, в бессилии опустив руки. Стоящий рядом Альперт вообще походил на соляной столб.

– Прекратите безобразие, уважаемый Змей Горянич! – послышался глуховатый голос и дымящийся Вырвиглот, вырвавшись из плена огня, метнулся к чудовищу, ухватил его за две шеи и завязал их узлом. Навалившись на третью – левую, он снова принялся методично вбивать в нее здравый смысл, сопровождая речитативом: – Будем… учиться… конструктивному… диалогу…

– Что? – просипел Змей, вываливая язык.

– Будем? – переспросил Дробуш и дал Змею в глаз.

– Учиться? – уточнил Горыныч.

– Диалогу, – кивнул тролль и засадил ему во второй глаз.

После чего намотал змеиный язык на ладонь и дернул.

– Отвечай!

– Фо-фо-фо! – проблеяла голова.

– Громче!

– От-пусти! – взмолились две головы, связанные шеями. – С тобой драться неинтересно!

От удивления Вырвиглот выронил третью голову.

– Это еще почему? – обиженно спросил он.

– Несъедобный ты, – пояснила та, пытаясь открыть заплывшие глаза, – даже после гриля несъедобный. Никакой мотивации!

– Так я победил? – Дробуш как следует встряхнул ее. – Мы можем идти во дворец?

– Ну…

– Завяжу узлом, как этих двоих! – пригрозил тролль.

– Ладно, твоя взяла! Идите, авось, Кащей вас казнит…

Пришедшая в себя Вителья, взяв за руку Альперта, поспешила к Дробушу.

– Идем, – тихо сказал он, – точнее – бежим, пока рептилоид не распутался!

Подхватив Виту и Альперта, тролль посадил их на плечи и огромными прыжками помчался к горизонту, пронзенному черной стрелой башни Кащеева дворца.

⁂

Ее Высочество Оридана любила танцевать. Танцы – одно их тех умений, что принцессы впитывают с молоком матери, если, конечно, те не отдают дочерей кормилицам. Гаракенская королева Орхидана обожала и танцы, и свою дочь, поэтому той ничего не оставалось, как танцевать «прекрасно», «выше всяких похвал» и «божественно». Но сегодня танцевать не хотелось – принцессе нездоровилось. То ли мороженого вчера переела – дни в Вишенроге стояли жаркие, то ли вечером пересидела в розарии в надежде еще раз увидеть кареглазого ученика королевского чародея. Она и сама не понимала, что у них может быть общего – у принцессы и боевого мага, но рядом с ним ее впервые отпустила тоска. Впервые после получения от дяди известия о гибели Иракли Ракеша в стычке на границе. Что-то такое было в нем, в этом Варгасе Серафине, что-то спокойное и надежное при внутреннем надломе, хорошо знакомом самой Оридане.

Супруг, который уже пару раз подходил с приглашением на танец, но получил отказ, похоже, махнул на жену рукой и уже кружился с какой-то знатной дамой, томно закатывающей глаза и не без удовольствия слушающей его комплименты. Оридана на него не сердилась. Случившаяся не так давно совместная страсть окончательно расставила все по своим местам в ее хорошенькой, как у породистой гончей, головке. Колей был прекрасным любовником и отвратительным мужем, пожалуй, его не исправила бы и могила. Впрочем, после той же совместной страсти, он пытался вести себя прилично – включил в свой график еженедельные визиты к супруге, иногда даже с ночевкой, баловал ее изящными безделушками, вовсе не напоминавшими поросенка Колю. Как ни странно, – Оридана никому не призналась бы в этом! – карликовый финки и до сих пор был для нее самым дорогим подарком, полученным от мужа. Да, в тот момент Колей был пьян, как, извините, последний финки, да, ревел Железнобоком и говорил гадости, но в его горе было нечто столь же искреннее, как и в горе самой принцессы, оставшейся в чужой стране без родных и близких. А все его последующие реверансы казались ей не более чем маской любезности, надетой ради того, чтобы не злить отца.

Желудочный спазм скрутил Оридану с новой силой. Она сдержала стон и поспешно приложила к губам кружевной платочек, пахнущий вербеной. Странно, что в зале так душно и дурно пахнет, ведь окна раскрыты настежь!

– Что с тобой, змейка моя? – подлетел к ней герцог Ориш. – Ты прямо изменилась в лице!