Текст книги "Книга поэм"

Авраам и Исаак

 
Аврааму было всего лишь 20,
Когда он взял в жены Сару,
Десятилетнюю девочку, гибкую, как лоза.
 
 
Она вошла в шатер Авраама,
И стала хозяйкой его шатра.
 
 
Авраам преуспел в кочевьях, оброс бородой,
Стадами, работниками и семьей.
 
 
Его тридцать верблюдов, четыреста коз,
Восемь тысяч овец окружали шатер,
В котором Сарра была старшая из шести жен.
 
 
В реве верблюдов, в блеяньи овец
Текли годы и дни, но ни у одной из семи
Жен Авраама не завязался плод, —
 
 
Пока, по прошествии многих лет,
Три вестника Ягве не посетили стан.
 
 
Впервые три эманации Божества,
Почтили дом человека для пиршества,
Скрестив колени, уселись на дастархан,
(Обеденный коврик для важных персон)
В пальмовой роще вокруг шатра.
 
 
И Первый Ангел сказал: Авраам
Я следил за тобой и внимал тебе
Много зим и лет, и нашел, что ты
Заслужил иметь то, чего алкал
Всей душой своей, чтоб продлить свой род:
 
 
Я дам Сарре, жене твоей, от тебя родить
Сына, дабы им проверить тебя.
 
 
Боже, прости меня за вопрос:
Моя Сарра стара, скоро ей девяносто лет.
У меня есть юные жены, почему не они?
Я боюсь за мальца: вдруг родится урод?
 
 
И Второй сказал: верь в меня, Авраам!
Сарра исправлена любовью твоей.
На этой земле теперь нет ни одной
Женщины здоровее ее.
 
 
А Третий сказал: Я сделал тебя
Бесплодным, чтоб испытать тебя.
Ты прошел испытание. Твой Исаак,
Сын твой, будет мною любим.
 
 
Сарра, прислужившая гостям,
Склонилась в поклоне, а Авраам
Пал ниц и сказал: из любого из вас
Слышу голос, единственный для меня, —
Голос Бога возлюбленного моего,
Сотворившего Мир для меня и для всех!..
 
 
Когда он и Сарра подняли глаза,
Дастархан был пуст, а над самым шатром
Встало круглое облако, опустившее тень.
 
 
Каждую ночь перед восходом луны,
Завершив омовение из пяти кувшинов,
Авраам вставал на молитву, скорей монолог
Перед Богом с отчетом за прожитый день.
 
 
И когда, через двести семьдесят дней
Родился Исаак, все сказали: Вот он,
Ребенок, которому Бог не давал родиться
Целых восемь десятков лет!
 
 
Наконец-то она родила свое чудо,
Счастливого солнечного младенца,
Совершенного телом и духом, как Евин Авель,
Молоко трех кормилец сосущего жадно!
 
 
Авраам, обожавший дыхание сына,
Посвятивший его с пеленок на службу Богу,
Смастеривший ему лук и пращу в четыре,
 
 
В шесть – копье и пастушеский посох,
В девять – сандалии, меч и щит,
Был уверен и горд в его предназначении
Продолжателя и утвердителя рода,
Победителя недругов, воина Ягве.
 
 
Но когда Исааку исполнилось десять,
Ягве, вошедший во сне к Аврааму,
Приказал ему, как жрецу своей воли,
Отправиться с сыном в освященное место,
На гору Мориа, место радостных благодарений,
Чтоб принести ему в жертву свое самое дорогое.
 
 
Что это, Боже? – Возопил Авраам, и проснулся.
 
 
А проснувшись, увидел на изголовье постели
Белую кучку своих поседевших кудрей…
 
 
У него потемнело в глазах, но он удержался от крика.
Он схватился за голову, убедился, что стала гола,
                                                             и поспешил к Исааку.
 
 
Мальчик спал, разметавшись во сне,
                                                            улыбаясь счастливо…
 
 
Мне хотелось закончить на этой сцене, —
Ибо каждый знает, что было дальше,
Когда стодесятилетний
Авраам вместе с сыном своим Исааком
На двух сильных ослах поспешили в горы, —
 
 
К той самой библейской горе Мореа,
Что через тысячу четыреста лет
Станет центром святости Иерусалима.
 
 
Плиты жертвенника на вершине горы
Указали ее. Добравшись до места,
Авраам, стреножив ослов, приказал Исааку
Крепко связать себя длинной верёвкой,
Разложить на камнях привезенный хворост,
И, облив его талым бараньим жиром,
Помочь ему лечь на дымящие сучья.
 
 
Ожидая, когда они разгорятся,
Он обратился с последней молитвой к Ягве,
Умоляя простить его за непослушание, ибо
Отнюдь не сын его Исаак,
                                     еще юный неопытный отрок,
А он сам, старый шейх Авраам,
Уважаемый даже в Сирии и Междуречьи,
Является самой ценной и единственной вещью,
Достойной подарка Великому Богу…
 
 
За давностью лет мы не знаем, с какими словами
Людоед не принял жертвоприношенья,
Побудил Исаака разрезать путы,
И, как написано в Книге, послал козлёнка
Заменить Авраама на белых углях…
 
 
Что?
ОК, понимаю: в Книге было иначе.
 
 
Я дерзнул изменить окончание притчи,
Так как в юности сросся с судьбой Авраама,
Авраама Шапиро, моего великого деда,
Кто во время войны, в 41-м, в тайне от нас,
Уморил себя голодом, спрятав
Полкило хлебных корок в тулуп и подушку…
 
 
Он копил их для нас, меня с мамой.
                                                Мне было два года.
Мы втроем умирали от голода в Казахстане.
 
 
7. 26. 2021
 

Баллада о царе Эдипе Фив

 
Я бы хотел вам спеть о легендарном,
Еще догомерическом герое,
Владыке гордых Фив царе Эдипе,
 
 
Кто во младенчестве стал жертвою игры
Скучающих Богов с его судьбою, —
 
 
Чтоб, слепо следуя приколу Божьих карт,
Еще задолго до рождения, его
Зародыш на веревке пуповины
Генетикой Земного Зодиака
 
 
Был обречен на страшные грехи: —
Отцеубийства, и матриинцест.
 
 
Вот как это все случилось в Фивах:
 
 
* * *
 
 
Отец Эдипа Лай, властитель Фив.
На пятый день рождения младенца,
Послал за прорицателем из Дельф
Сказать Оракул о его судьбе.
 
 
Жрец развернул пеленки, осмотрел
Младенца, заглянул пристрастно
В его отверстия, обнюхал нос и темя.
 
 
Затем, внезапно положив дитя на грудь,
Свел воедино кисти рук с ногами…
 
 
Ребенок не заплакал. Он лежал
Лицом уткнувшись в скомканную ткань,
Как будто знал о важности осмотра.
 
 
Жрец покачал обритой головой:
«Твой мальчик, хоть куда: красавец…
Жаль. Боюсь,
Я чую в этом тельце смерть твою.
 
 
Убей его, но не зачни другого.»
 
 
Лай вздрогнул, и спросил: Уверен?
 
 
– Да. Скорей всего, что Да. Но дай мне взять
Его пеленку с капелькою крови.
Аполло даст ответ устами жриц.
 
 
Через шесть дней Бог подтвердил вердикт.
 
 
Кусая губы и глотая слезы,
Лай снарядил умелого слугу
Убить и сжечь дитя в лесу Эринний,
Что на границе Фив с Коринфом, —
 
 
Но, —
 
 
Войдя в урочище, палач убить не смог.
 
 
Пока он клал на жертвенник дитя,
От холода зашедшегося криком,
 
 
Внезапно ожили дриады страшной рощи,
Клубясь и воя за его спиной, —
 
 
Он испугался до смерти грозы,
Вдруг разразившейся над черными дубами,
Ее дождем и градом ледяным.
 
 
Ребенок заходился ревом, лежа
Спиною голой на осклизлом камне,
Еще не высохшем от крови ранней жертвы.
 
 
Грай воронья в ветвях, раскаты грома,
Вой диких псов Гекаты за спиной…
 
 
Вот-вот ворвутся разорвать на части!
 
 
Оставив голого младенца на камнях,
Нахлестывая в ужасе ослицу,
Он был до ужаса уверен, что младенцу
Не выжить и мгновенья в этой роще! —
 
 
И так, придя к Царю, налгал о казни.
 
 
Царь Лай поверил. Не спросил ни слова,
Кивнув, сказал: Возьми осла за службу.
 
 
* * *
 
 
Однако, всем невзгодам вопреки,
Младенец не погиб: его нашла
Орда охотников на диких кабанов,
Что врезалась в пылу погони в рощу…
 
 
Он был облизан гончими, обмыт
Вином из фляги, всунут в рукавицу,
Принесен к ловчему Царя Коринфа
С рассказом о таинственной находке, —
 
 
И скоро, как в эпической легенде,
Усыновлен весьма вельможной парой
Бездетных соправителей столицы.
 
 
Пацан светился солнечно и гукал,
Пуская пузыри. Кто ж устоит?..
 
 
И, озаренная надеждой новой, Мать,
Сестра царицы гордого Коринфа,
И новенький,
                             с иголочки, Отец,
Вчера купец, сегодня полководец,
 
 
Влюбляются в чудесного младенца,
Рожденного не ими, – но – молчок.
 
 
Усыновленный назван был – Эдипом.
 
 
(Наверно, это что-то означает
На древнегреческом, но некого спросить.
 
 
До нас дошла трагедия Софокла,
Что шла с успехом на Афинской сцене
Почти 3 тыщи лет тому назад.
 
 
Она так называлась: EDIP – REX, —
По нашему, по-русски: Царь Эдип.)
 
 
* * *
 
 
Taк, скомканная Роком, прядет жизнь,
Из желудя – в росток, и в лист, и в ствол,
И в крону дуба с тысячью ветвей!..
 
 
Эдип растет, и все ему прелестно!
Эдип мужает, все ему легко!..
Нет лучше лучника, борца и кифариста,
Почтительнее сына, школяра!
 
 
Он обожает Мать свою (не зная,
Что не она его родная мать!)
Он следует во всем Отцу, – не зная
Что где-то есть другой отец на свете!)
 
 
Ему, почти что принцу, надо думать
О прославлении Коринфа! О жене
Из царственного рода! О короне!
 
 
Эдипу восемнадцать. Как он храбр!
Красив, прославлен в отроках, умен!..
 
 
Все дни он в тайне говорит и повторяет:
Как юноша, я знаю себе цену;
Не отступал, не уступал победы
В любой игре, иль схватке на палестре!
 
 
Теперь мне предстоят другие битвы —
В соперничестве с взрослыми мужами,
С Героями, – пора познать, смогу ли,
Мой Город и Отца не опозорив,
Сразиться с ними, и не проиграть!..
 
 
Так бормотал себе под нос Эдип-царевич,
Укладываясь спать, и Мать, подслушав,
Пришла к Отцу, сказав: Эдип готов!
 
 
Отец позвал: возьми коня и деньги.
Пора тебе узнать предначертанья
Судьбы своей в Оракуле Дельфийском.
Вот меч твой, вот твой щит: В путь добрый, сын!
 
 
Езжай с открытым сердцем и душою.
Будь на чеку: особенно в харчевнях.
Не забывай: Мир полон подлой швали.
Держи в секрете то, что Дельфы скажут.
 
 
Мы ждем тебя через десяток дней!..
 
 
* * *
 
 
Вы угадали, мой читатель: «де жа ву»
Порой случается не только наяву,
Порой с героями легенд, не только с вами!
 
 
Эдип приехал в Дельфы в будний день.
Но празднично в саду цвела сирень,
Как пьяный Брежнев, шмель басил в тюльпане.
 
 
Открывши вену, сморщив узкий лик,
Все тот же жрец (состарившись изрядно!),
Клиента кровь смешал с водой, как надо,
Треножник с Пифией над трещиной воздвиг.
 
 
И Пифия заглоголала всласть.
Жрец что-то чиркал в восковой табличке,
Пытаясь не отстать от истерички,
И вдруг подпрыгнул, перестав писать:
 
 
«Тому лет двадцать, как я, стоя тут,
Такой же текст прочел и изумился…
Знать те, кто на младенца ополчился,
Всю ту же жуть в его судьбу гребут…
 
 
Эдип, я жрец. Не Бог, а человек.
Я не судья моим клиентам.
                                            Впрочем,
Читая Пифию, я удивился очень
Второй раз в жизни за мой долгий век.
 
 
Вот твои деньги, мальчик. Я не смог
Понять пророчества моей священной жрицы.
Его услышать, – лучше не родиться!
Живи в неведеньи, что есть на Свете Рок!..»
 
 
Но юноша сказал Жрецу: «не смей
Незнаньем ослепить меня жестоко.
Будь профи, устыдись Аполло, дока
Прочтенья Божьих истин для людей!»
 
 
«Прости, сынок. Я до сих пор не встретил
Судьбы несчастнее. Ты будешь долго жить,
Но знай, что очень скоро, этим летом
Тебе убить отца, а мать растлить!..»
 
 
Жрец увидал, как юноша кричит
Беззвучно… у него отнялась речь…
Он рухнул на колени, – пасть на меч,
Но не успел: был связан как бандит, —
 
 
«Пространство Храма чисто от страстей!»
Воскликнул Жрец, – «веди себя, как Муж!
Сейчас ты в амоке, и ни на что негож, —
Уйди в леса, подальше от людей.
 
 
Не отменить, а лишь отсрочить Рок
Возможно лишь приятьем Божьих кар.
 
 
Попробуй это: преломи свой меч,
Отбрось свой щит, отдай себя в залог!
 
 
Беги из места счастья в место мук:
Прими их, и тебя услышит Бог!..»
 
 
* * *
 
 
Эдип в смятеньи ускакал из Дельф.
Не сверясь с картою, куда глаза глядят.
Оставив меч и щит:
                              один кинжал
На поясе, и кожаная плеть.
 
 
Он сел на перекрестии дорог
Обдумать, как достойней встретить смерть, —
И тем унизить замыслы Богов,
Попрать пророчество и с честью умереть!..
 
 
«Я полон злобы и презренья ко всем Вам!
Как низко для бессмертного толкать
Бессильного на подлые дела?
 
 
Убить отца и опозорить мать,
Мои любимейшие в мире существа?..
 
 
Неужто Рок надеялся, что я
От страха загоню себя в Гадес,
И совершу все мерзости, что мне…»
 
 
Он поднял голову, услышав гром копыт
Трех лошадей, увидел пыльный бок
Военной колесницы. В ней сидел
В доспехах уже старый человек:
 
 
Седой, с бинтом на лысой голове.
Он натянул поводья, и сказал:
«Возьмите у прохожего коня, —
 
 
Пусть подберет оболы, сколько есть!»
 
 
И кинул под колеса горсть монет.
 
 
Три меченосца соскочили в пыль
С подножек колесницы.
Оттолкнув
Эдипа, вставшего навстречу им,
Они схватили его лошадь под уздцы,
Чтобы запрячь четвертой в колесницу.
 
 
Эдип воскликнул: «я не разрешал!..»
И вырвал из руки солдата меч.
 
 
Старик взмахнул кнутом: двойной удар
Перекрестил Эдипа, и придал
Его руке убийственную прыть:
 
 
Через минуту все были мертвы:
Все три гоплита и седой старик,
Оставшийся лежать без головы.
 
 
Почуяв кровь, все кони на дыбы
Поднялись и рванули кто куда…
 
 
Опомнившись от ярости, Эдип
Полдня искал в полях свою кобылу,
Но так и не нашел.
                                Очистив меч,
Он скрылся в соснах незнакомых рощ.
 
 
* * *
 
 
Сей лес есть символ первого Антракта
Чудесной пьесы. Будут и другие.
 
 
В нем мы теряем юношу Эдипа,
Чтоб встретиться уже с Эдипом – Мужем,
Вошедшим в Фивы поступью Героя,
Освободившего народ от людоеда, —
Морского чудища по кличке Сфинкс.
 
 
Родившийся из капель крови Гидры,
Расстрелянной Гераклом, этот монстр
Опустошил Фивею, задавая
Загадки путникам, и пожирая их,
Не дожидаясь верного ответа.
 
 
Он был единственным на свете существом
Ни женского, и ни мужского рода: Ад
Дал ему гений становиться тем,
Кого он съел, – Химерою обеда.
 
 
Он был огромен. Из его хребта
Торчали когти, ребра, черепа…
 
 
Когда-то, съев философа, он стал,
Не понимая языка вопроса,
Пытать загадками животных и людей…
 
 
Одну из них Сфинкс проревел Эдипу, —
 
 
И получил разгадкой в ухо медь
Меча, вошедшего в него по рукоять!
 
 
Скатавши шкуру Монстра в три узла,
Влекомые двенадцатью ослами,
Эдип торжественно вошел в ворота Фив.
 
 
И, несмотря на траур по Царю,
И гибель царской армии в походе,
Фивяне встретили Эдипа ликованьем!
 
 
Освободитель Фив от супостата,
Он тотчас же стал во плоти легендой
Героя-Покровителя страны!..
 
 
Еще б не ликовать! Погибший Лай
Оставил Царство оголенной жертвой
Любого озлобленного соседа!
 
 
Царица Иокаста овдовела!
Лай не оставил ей в потомство сына!
Казалось бы, пришла погибель Фивам!?..
 
 
Но тут Герой с мечом приходит в Город,
И коршун, символ Фив, слетает с дуба,
И смело на плечо его садится!
 
 
Ура, Ура! У Фив, у Иокасты
Есть, слава Зевсу, новый Царь и муж!..
 
 
* * *
 
 
Что ж, Царь Эдип теперь в большом порядке.
 
 
Он полон сил и добрых нетерпений.
Он позабыл о злобном старике,
Пытавшемся украсть его кобылу,
И наглости его оруженосцев, – ведь
 
 
Они были неправы, а он прав.
И правота дала ему победу.
 
 
Теперь он Царь! Пора забыть об этом.
 
 
Он правит мудро, и воюет храбро.
И новая жена еще не стара,
Нежна, и весела, и плодоносна:
Из года в год рожает сыновей!..
 
 
А дочери! Исмена, Антигона!
«Как быстро мои девочки взрослеют!
Пора уже присматривать мужей!
 
 
Но что за шум за окнами дворца?
Три трупа на ступенях Храма, кровь
На их хитонах, жертвенник в крови…
 
 
Еще один шатается от боли,
И падает на груду тел у входа!..»
 
 
«Что это? Эпидемия холеры?
Нет, не похоже!
                              Все назад, пусть Жрец
С прислужниками очищает площадь!
Немедленно позвать врачей и стражу!
Всем повязать двойной платок и маску!
Зевс, помоги! Асклепий, защити!
 
 
Жена, запри детей, дабы никто
Не вышел из дворца! Пришли немедля
Полиника ко мне!
                              Сын, ты мне нужен:
Садись к столу, пиши: Эдип, царь Фив —
Великому Жрецу Аполло в Дельфах…
 
 
Достойнейший Кротон: у нас ЧП!
Неведомая хворь, тревога, ужас!
 
 
Полгорода больны и умирают!
Мой сын привез с собой голубку в клетке:
Спроси тотчас причину пандемии
У Пифии, и отошли не медля…
 
 
Я запечатаю кольцом,
                                        он его знает!
 
 
Сынок, болезнь дыхания заразна!
Ни на мгновенье не расстанься с маской!
Возьми с собой троих, и с Богом, в Дельфы!
 
 
Пусть жрец отправит голубя с ответом,
А сам не жди, и тотчас же назад!..
 
 
А вдруг я заболею? Ты – Наследник!
А вдруг умру? Ты царь страны и Фив!..»
 
 
Голубка прилетела на четвертый
День ожидания, когда подсчет умерших
Приблизился к двум тысячам, и ужас
Накрыл смятенный город. Пандемия!
 
 
Листок пергамента на грудке птицы
Вещал:
«Аполло Дельф – Царю Эдипу Фив.»
 
 
«Ты спрашивал, я говорю:
                                               Причина
Чумной заразы – грех отцеубийства,
Утроенный инцестом – этот грешник
Oдин из именитых граждан Фив.
 
 
Чума не прекратится до тех пор,
Пока он не раскается и примет
Достойную его проступка кару.»
 
 
Догадка обожгла Эдипа:
«Тот, в холмах,
Мой первый смертный враг, чью кровь я пролил, —
Швырнувший мне под ноги горсть оболов, —
Унизивший меня своею плетью, —
 
 
И был Царь Лай,
Муж Иокасты, а теперь моей —???!!!…
 
 
О, Боже, мой ОТЕЦ?..
 
 
НЕТ, НИКОГДА!
 
 
А Иокаста? – НЕТ!!! НЕT, НЕТ, И НЕТ!!!
 
 
НО, СТАВ ЦАРЕМ, ВСЕ ЭТИ ГОДЫ, Я
СЛАЛ ТАЙНЫХ СОГЛЯДАТЕЛЕЙ В КОРИНФ,
ЧТОБ ЗНАТЬ, ЧТО РОК – ПО-ПРЕЖНЕМУ ДУРАК,
А МАТЬ С ОТЦOM…
 
 
КАК ЖИЛИ СЧАСТЛИВО, ТАК И ЖИВУТ… ЗДОРОВЫ!
 
 
ТАК ЧТО, ОНИ…
                         Я БЫЛ УСЫНОВЛЕН?!..
 
 
НО ПОЧЕМУ? ЧЕМ Я ВИНОВЕН?.. В ЧЕМ????
ЧЕЙ ЭТО ГРЕХ?.. Родителей? НЕ ВЕРЮ!
 
 
Царь Лай?
 
 
Тот, по рассказам, был садист и деспот…
 
 
Скорей всего! Возможно, это так:
Он оскорбил Богов и стал причиной
Их ярости, и этой смертной кары,
Что ныне платим я, и Фивы, – весь народ!
 
 
ОНИ сейчас следят за мной, и знают:
Я разгадал загадку. Не напрасно
Они послали Сфинкса… Теперь я —
Чудовище, и меч их надо мной!..
Капкан захлопнулся, и нет пути назад.
 
 
А главное: судьба детей, – они
Замараны моим ужасным Роком!
 
 
Мне хочется сейчас уйти из жизни!
Но как ИХ вытащить из этой волчьей ямы?..
 
 
Что делать? Кто бы подсказал? Жрецы?
Их мозг в цепях повиновенья догмам
Ниспущенным с Олимпа…
 
 
Иокаста? Жена и МАТЬ МОЯ?!!!
О, только не она!..
 
 
Мне страшно думать, как она поступит,
Узнав, кто я! Чудовище, и Сын!
 
 
Пускай приставят к ней сиделок, чтобы
Не оставалась ни миг одна!
 
 
Убрать все, иглы, ножницы и спицы!
Пусть слуги не отходят от нее!..
 
 
Боюсь, она сойдет с ума!
Аполло!
Ты знаешь, что жена моя невинна
В том, что она еще и мать моя!..
 
 
Молю тебя, не допусти Эриньям
Убить ее, и пощади детей!
 
 
Да, я сын Лая, моего отца! Теперь я знаю,
Что он был худший из людей, и заслужил
Погибнуть так, как он погиб! Пускай
 
 
Его проклятье, погубив меня,
Не отразится на судьбе невинных
Детей моих! Народа моего!
 
 
Из всех детей одной лишь Антигоне
Я мог бы без стыда взглянуть в глаза.
 
 
Я думаю, она поймет, и согласится,
Что все мы только жертвы обстоятельств
Божественных разборок, ссор и сплетен,
Что происходят часто под предлогом
Отеческой опеки судеб смертных
Рабов, не повинующихся ИМ!
 
 
Тогда по зову Их приходит Рок,
Вооруженный смертным приговором
Бессмертных Парок, и конец Всему!»
 
 
Войдя в пределы Храма, он возжег
На жертвеннике угли, подождал,
Пока они зардеют, чтобы собрать
Лопаточкой в серебряный совок.
 
 
Наклоном головы позвал Жреца:
 
 
«Галай, ты честный друг, великий Жрец.
Ты знаешь, что мне предстоит, и ты скорбишь…
Спасибо, брат. Мне, правда, нелегко.
 
 
Мне предстоит сказать народу речь.
В конце ее я объявлю, что я один
Виновен в преступленьях, о которых
 
 
Вещает Бог.
Но знай: я невиновен!
Я был рожден здесь, в Фивах – сыном Лая.
 
 
Лай запросил пророчество из Дельф,
И, прочитав, кто я в его судьбе,
Решил убить меня…
 
 
Но тут вмешался Рок,
И я был толь украден, то ли продан
Сестре жены Царя Коринфа, кто
Мне стала матерью на самом деле…
 
 
Мне кажется, что Лай не знал об этом,
И был уверен, что я мертв…
 
 
 И вот,
Я вырос во дворце, меня любили.
Я обожал моих родителей, не зная,
Что я не сын им вовсе, а приемыш.
 
 
Когда я возмужал, в одной из битв
Я дрался с четырьмя и победил.
Один из мной поверженных был Лай:
                                                       он начал бой.
 
 
Но я не знал, кто он, и дал отпор.
 
 
Отцеубийство? В чьих глазах? Лишь в тех,
Кто знает, Кто натравлен на Кого.
 
 
А об инцесте с Иокастой ты, Галай,
Жрец Зевса, как и я, не ведал вовсе!
Ведь это ты венчал меня с вдовою
Семнадцать лет тому на этом месте,
Как это требовал обычай древних Фив, —
 
 
И Зевс не останавливал тебя!..
 
 
Возможно ли, скажи, чтоб Зевс не знал?..
 
 
Молчишь? Тогда скажи, где справедливость?
Мы совершили грех, того не зная, а теперь
Из-за меня, невинного, Чума,
Как дикий зверь, ворвалась в мои Фивы!..
 
 
Чем оправдать несправедливость эту?
 
 
Я думаю, ИМ хочется ценой
Моей невинной жертвы преподать
Всем грекам и пеласгам Ойкумены
Урок возмездия за все сомненья наши
В ИХ всемогуществе, в чем я не сомневаюсь…
 
 
И смерть моя необходима ИМ!
 
 
Пусть я умру преступником, Галай,
Но наши с Иокастой дети – пусть
Они пребудут целы и чисты
От обвинений в преступленьях Рода!
 
 
Галай, мой старший друг и брат! Прошу:
Очисть их Зевсом от грехов моих!
Пускай мой сын
Полиник унаследует мой трон!..
 
 
Я сделаю все то, что обещал:
Я отрекусь и ослеплю себя, ни словом,
Ни действием не споря с Провиденьем,
 
 
Приму на мои плечи сто смертей,
Где каждая в сто раз страшней убийства камнем, —
 
 
Сто нестерпимых пыток нищетою,
Презрением, позором, слепотой!
 
 
Я СТАНУ ИХ МОГУЩЕСТВА ЛЕГЕНДОЙ
За то, что пощадят моих детей!..
 
 
Согласен?..
– Объясни все это людям!
 
 
Спасибо. Угли разгорелись. Нам пора!..»
 
 
* * *
 
 
«Я вижу, почти все пришли: спасибо вам.
 
 
Итак,
Народ мой, граждане великих Фив:
Я, Царь и Высший Судия Страны
Явился к вам, чтоб низложить себя,
Снять бармы Царства и Судейства с моих плеч,
Провозгласить себя угрозою всех вас,
Причиной ваших бедствий и мучений!
 
 
Голубка, прилетевшая из Дельф,
Сказала это голосом Аполло:
 
 
Как оказалось, я тот самый грешник,
Из-за кого Чума ворвалась в Фивы
Крушить и корчить легкие невинных!
 
 
И вот теперь для прекращенья кары
Я, Царь ваш, обречен моей Судьбою
Решать судьбу и вашу, и свою, —
Судить себя перед моим народом!
 
 
Боюсь, вы слышите меня в последний раз.
 
 
Позвольте рассказать вам о себе
То, что ни вы, ни я не знали день тому:
 
 
Мои любимые отец и мать в Коринфе
Держали в тайне от меня и всех
Мое усыновление, но тщетно…
 
 
Оказалось,
Никто другой, как Лай, Правитель Фив,
Был мой Отец, но я не знал об этом.
 
 
Когда я, возмужав, взял меч и щит,
И записался в армию Коринфа,
Я повстречал в холмах Эллады старца
В одежде воина элитного калибра,
На стрелами пробитой колеснице;
 
 
Ее влекли три белых жеребца.
С ним было трое воинов его.
 
 
Я не успел приветствовать их, как
Его гоплиты взяли под уздцы
Мою кобылу, лучшую в Коринфе,
Чтобы припрячь ее к своим троим, —
 
 
Я запротестовал, но получил
В предупреждение удар щитом в живот,
А вождь из колесницы стал хлестать
Меня кнутом… Я вспылил, и сразил их, —
 
 
Всех четверых…
 
 
Последним старика…
 
 
Когда б я знал, что он отец мне!
Но…
 
 
(Долгая пауза)
 
 
Я их оставил там, где их убил.
Никто не видел нашей схватки, и
Никто не объяснил ее причины…
 
 
Теперь я знаю, что тогда отец
Был зол, как сто гиен при встрече с львом!
Он был разбит мидянами, а я
 
 
Имел несчастье повстречаться с ним, —
А он со мной…
Не правда ли, удобно
Теперь не знать, кто прав, кто виноват?
 
 
Но нас тогда, не знающих друг друга,
Лицом к лицу, мечом к мечу, столкнули те,
Кто знали, кто из нас двоих отец, кто сын.
 
 
Их было четверо мужей, а я – юнец.
Меня унизили, я принял вызов, и,
Как будто Бог водил моей рукой,
Тремя прыжками поразил их всех.
 
 
Дальнейшее вы знаете: в пути
Удача не оставила меня:
 
 
Я знал, мой Рок со мною, и когда
Я встретил Сфинкса, порожденье Ада,
У ваших врат, я умертвил его.
 
 
Вы встретили меня, как сына и Героя,
И одарили Царством и Царицей!
 
 
Кто знал, что я ее умерший сын?..
Ни я, ни вы. Но Рок судил иначе.
 
 
Все это выглядит дурною шуткой,
Как все, что в жизни связано с Богами,
И пафосом общенья смертных с Ними.
 
 
Теперь, не понимая почему,
Рок рассудил, что Я, ваш верный Царь,
Вдруг стал причиной грозной Пандемии,
Унесшей жизни множества Фивян!
 
 
Чем я виновен? Чем виновны вы,
Мне вверенные Роком и Судьбою?..
 
 
Все эти три недели каждый полдень
Я посещаю перистилий Храма,
Где на скамьях и мраморном полу
Лежат и умирают сотни жертв!..
 
 
Я обнимал живых и мертвых, был
Обрызган кровью их горящих ртов,
 
 
Но Рок хранил меня от смерти…
Почему?
 
 
Вы знаете, что я послал гонца с письмом
К Оракулу Дельфийскому узнать
Реальную причину пандемии,
И получил ответ:
Проклятье Фив – Царь Фив!
 
 
Я слышу, вы вскричали в изумленьи.
Спасибо вам, сограждане. Поверьте,
Я изумлен не меньше вас.
Когда б
Сей приговор был сделан не Богами,
Я б тоже крикнул: Ложь! Я невиновен!..
 
 
К несчастью, Боги знают лучше, и судьба
И лучшего из нас в ладони Мойры,
Чесательницы нитей жизни смертных.
 
 
Пришла пора и мне ответить Им.
 
 
Берите, вот я! Только прекратите
Чумное торжество свое над нами.
 
 
Народ мой, гордый, доблестный! Фивяне!
Пусть наши Боги будут правы, я
Согласен понести любую кару
За то, чтоб отодвинуть катастрофу,
Нависшую над вами. Посему,
 
 
Как Царь и гражданин, я осуждаю
Себя на смерть, надеясь, что мое
Религиозное убийство вами
Вам принесет сейчас и навсегда
Заслуженное вами облегченье.
 
 
Сегодня ранним утром в этом Храме
Я обошел больных: никто не умер!
 
 
Хороший знак: ОНИ мне верят в то,
Что я сдержу сегодняшнюю клятву,
И ждут, КОГДА Я БУДУ МЕРТВ!
 
 
Галай!»
 
 
Он повернулся в сторону Жреца,
И попросил:
 
 
«Пора: пускай несут.»
 
 
Помощники внесли на холм сосуды
С водой и льдом, треножники, жаровню,
Установили их на мраморной плите
Между Эдипом и Галаем.
«Не уйдите!»
Сказал Галай, и обнял плечи друга:
 
 
«Народ Великих Фив! Ваш гордый Царь
Признал себя виновным в преступленьях,
Озвученных Аполло, и готов
Теперь принять предписанное мщенье
От вас, сограждане, от ваших рук, – буквально!
 
 
Олимп за нас решил, что это нам
Необходимо, и теперь пусть каждый
Найдет и выберет себе по силе камень…»
 
 
Здесь пауза, дающая возможность
Собраться с мыслями и выбрать нужный камень
Из трех квадратных урн, что ограждали площадь.
 
 
«Стойте!
Чтоб Царь не мучился, не меньше тридцати
Булыжников должны одновременно
Влететь в него, убив почти мгновенно!..
 
 
А вас лишь семеро из тысячной толпы!
 
 
Так не пойдет…
                           Но есть альтернатива:
Из трех дозволенных законом смертных кар,
Преступник может выбрать сам любую.
 
 
Эдип, скажи народу, что ты выбрал?»
 
 
Эдип:
 
 
«Сограждане: уже не Царь, а раб,
Я выбрал тяжелейшую из мук
Заменой побиванию камнями.
 
 
Она растянется на много тысяч дней,
Когда я ослеплю себя навеки,
И, слеп и нищ, отправлюсь в темный Мир
За подаянием от незнакомых рук.
 
 
Я выбрал эту муку потому,
Что до тех пор, пока я в ней, моя жена,
Мой старший сын, и все другие дети
Не падут жертвой остракизма и изгнанья
Из города родного, – где их любят!..
 
 
Пока я мучаюсь, и мука не ослабла,
Их Боги за мой грех не покарают!..
 
 
Я стану нищим, алчущим ночлега,
Слепым, беспомощным, всегда на грани смерти,
Ночами замерзающим до дрожи,
Промокшим, изнуренным, безобразным,
Просящим пропитанья у прохожих,
Кусаемый собаками и вшами,
В чужой стране, изгнанником из Фив!
 
 
Вот мука, что я выбрал для себя:
В сравненьи с ней, с жестокостью ее
И безобразием, любая смерть желанна!..
 
 
Кто не согласен – бросьте первый камень!»
 
 
Толпа Фивян молчит. Потом один, другой,
На землю пали крепкие, литые
Булыжники пролетарьята Фив.
 
 
Эдип кивнул, и улыбнулся.
Он шагнул
К треножнику с горящими углями,
Прождал еще пяток-другой мгновений,
 
 
Поднял лицо взглянуть на солнце, что
Невероятно алое, большое
Садилось в ночь над крышами столицы,
 
 
И крикнул, разведя руками: «Боги!
Прощаю вас! Прощай и ты, Аполло,
Виват тебе! Не оставляй мой город!
Будь добр к Полинику, и присмотри за ним!..
 
 
Прощайте все! Я обещал, я сделал!»
 
 
Он погрузил, не расплескав ни капли,
В большой сосуд со льдом свои ладони,
И задержал их там… Затем, не медля,
Схватил две горсти углей из жаровни,
 
 
И с яростью ударил ими в веки!
 
 
Истошный крик его, как острый меч,
Пронзил ответный слитный вопль толпы!
 
 
Эдип, как червь, катясь и содрогаясь,
Упал на землю, подвывая боли,
Пронзившей сразу все отделы мозга…
 
 
Затем затих…
 
 
Его подняли, провели сквозь потрясенный
Строй любопытных, ждущих убедиться,
Что в алых клочьях век нет глаз Царя.
 
 
* * *
 
 
Да, Царь Эдип для каждого, кто мог
Читать в античности, и, далее, в любой
Из следующих ей цивилизаций,
 
 
Стал эталоном наивысшей пробы
Любви к семье и Родине…
Известно,
 
 
Что основоположник Христианства,
Лев Откровения Апостол Павел был
Рожден как Римлянин, и жил в предместье Рима
Задолго до приезда в Иудею…
 
 
Что позволяет мне предположить,
Что мальчик Савл, грядущий Павл, любил Софокла,
И обожал героя его пьесы,
Как я и вы, а, может быть, и больше, —
 
 
Что жертва, принесенная Эдипом,
За-ради высших ценностей, жила
В его душе, когда, услышав Голос
Из Облака, он тотчас же поверил
Христу, распятому на дереве людьми,
И посвятил Ему себя до самой смерти.
 
 
Великий Образ! Так держать, Эдип!..
 
 
Ты ослепил себя навеки, навсегда,
Дабы без зрения, достоинства, любви, —
Всех степеней свободы, данных смертным,
 
 
Оставшись жить, умножить муки жизни,
Пройдя сквозь сотни смертных мук, унизить Смерть!..
 
 
Став добровольной жертвой надругательств
От толп своих же подданных, терпимцем
И испытателем жестокости презренья
Любого смерда и раба в своем же Царстве,
Ты загадал свою разгадку звездам
О смысле и пределах Человека,
Чье восхождение идет от Вида к Роду,
От Рода к святости, божественной для всех!
 
 
Ты лег живым на жертвенник Богов,
Чтоб их, бессмертьем крытый, Паханат,
Униженный страданием невинным,
 
 
Признал тщету своих Законов людям,
И, рано или поздно, отменил их!..
 
 
* * *
 
 
Мы подошли к концу моей баллады:
Осталось лишь пропеть пригоршню строчек
О том, когда и где случилось чудо
Внезапного прозрения Эдипа, —
Как это рассказала Антигона: —
 
 
Когда-то дочь Царя великих Фив,
Теперь всего лишь старая девица,
С кленовым посохом у темного лица,
Глаза, душа и поводырь слепца.
 
 
Все десять тысяч дней его скитаний
Она была как тень его плеча,
Держа его ладонь в своей ладони.
 
 
Сейчас она посереди тропы
Вдруг испытала сладость тошноты
Совместно с легким жжением в затылке…
 
 
«Я оступилась… Подожди, отец»
Промолвила, и выпустила руку.
 
 
Последнее, что увидала – вихрь,
Крутящийся над выжженной осокой.
Немногие свидетели сему
Увидели, как нищенка упала.
 
 
Ее нашли лежащей на тропе,
Почти что бездыханной, невесомой
От голода и жажды. Пастухи
Обрызгали ей губы молоком,
Побили по щекам…
                          Услышав вздох,
Подняли на ноги и дали пить из фляги.
 
 
Придя в себя, она пыталась долго
Найти отца: его никто не видел.
Слепец исчез: ни тела, ни следов.
Его искали в близлежащих рощах,
Но тщетно: царь, великий и несчастный,
Пропал бесследно, будто был украден
Эриниями, гарпиями ада.
 
 
Без цитр и литавр, громов и молний,
– Их не было, ибо никто не слышал, —
Несчастный, черный от проказы нищий,
Страданьем искупивший грех свой смертный,
 
 
Исчез с лица Земли: он был ПРОЩЕН.
ЕЩЕ ЖИВЫМ, УЖЕ БЕССМЕРТНЫМ,
 
 
ВЗЯТ НА НЕБО!..
 
 
11. 12. 2021 – 12. 24. 2021