Текст книги "Дважды благословенная"

– Из Техаса, – спокойно, с достоинством ответил он. Кэмп покачал головой:

– Из Техаса, но, как я уже отметил, знаешь толк в хорошем бренди. Я сразу понял, что ты из тех, кого можно назвать джентльменом. В тех краях, как, впрочем, и в наших, такой редкая птица. Что ж, посмотрим, что за джентльменов способен вырастить Техас.

Вынув из портсигара длинную сигару, Кэмп аккуратно обрезал ее маленькими ножницами и с наслаждением понюхал.

– Отличные сигары! Купил их, когда случилось быть в Нью-Йорке. Куришь, Итан?

– Иногда.

Кэмп закрыл портсигар, так и не предложив сигару Итану. Он театральным жестом зажег спичку, поднес ее к сигаре и с наслаждением затянулся. Итан знал, что весь этот спектакль предназначен для того, чтобы потянуть время, действуя ему на нервы, пока он наконец не сорвется. Итан ждал. Время, казалось, тянулось бесконечно. Он вдруг почувствовал, что ему совершенно не хочется умирать по крайней мере не использовав шанса спустить курок.

Наконец Кэмп посмотрел на него, щурясь от дыма сигары.

– Ты не женат, Итан? – спросил он. Итан сразу же машинально напрягся.

– Нет, сэр.

Кэмп медленно покачал головой.

– Что ж, в таком случае ты вряд ли поймешь, что значит дочь для отца и как трудно ее вырастить. Возьмем, к примеру, мою Тори. Можно сказать, она меня опозорила, но дочь есть дочь, не так ли, Итан?

Итан молчал.

– Да, – продолжал Кэмп, – опозорила она меня не на шутку тем, что убежала с этим Ортегой. Ну а с тобой-то она как себя вела? Ты парень молодой, симпатичный, наверняка у тебя или у нее могло возникнуть искушение…

– Моя работа, – спокойно откликнулся Итан, – состояла в том, чтобы вернуть ее домой, только и всего.

– Да, – кивнул Кэмп, – ты отлично справился, и, будь уверен, я в долгу не останусь. Но видишь ли, есть одна проблема. Дело в том, что я не могу сделать тебя просто одним из моих работников – теперь, когда ты… скажем так, слишком хорошо знаешь мою дочь. Мне сейчас нужно подумать о восстановлении ее репутации. У тебя, я слышал, какие-то проблемы с законом, так что тебе, пожалуй, какое-то время лучше отлежаться на дне. Думаю, вдвоем нам удастся решить и твои, и мои проблемы.

Итан похолодел. Ловушка! Как он сразу не догадался? Это ловушка!

– Может быть, мне все-таки лучше предстать перед законом?

Кэмп улыбнулся, кинув взгляд через левое плечо. Человек, стоявший там, вскинул ружье.

– Не валяй дурака, – предупредил Кэмп. – Подумай хорошенько.

«Десять лет! – звучало в мозгу Кэмпа. – Десять лет ожиданий, планов, ненависти, клятв… и все это вдруг коту под хвост из-за какой-то малолетней шлюшки!» Итан почувствовал, как в нем снова темной волной поднимается ненависть.

Нет, он не может уйти. Уйти – значит отступиться.

Время тянулось медленно. Единственным звуком в комнате было тиканье часов, единственным движением – мерцание лампы на столе Мередита.

– Сэр, – проговорил Итан, – могу я просить руки вашей дочери?

Глава 11

Кэмп осторожно постучал в дверь комнаты дочери и, получив разрешение, вошел. Тори уже приготовилась ко сну и была в простой белой ночной рубашке и шелковом пеньюаре в цветочек. Кэмп смутно вспомнил, как заказывал этот пеньюар в Сент-Луисе в качестве рождественского подарка для дочери. Кэмп мало внимания уделял подобным вещам – как правило, этим ему помогала заниматься Консуэло. Может быть, в этом и был корень его проблем – он слишком мало внимания уделял дочери, вот и упустил ее.

Тори сидела у окна за небольшим столиком, на котором стоял поднос с едва начатым ужином. Волосы ее еще были влажными после недавно принятой ванны, лицо отмыто от грязи, но все это не могло скрыть ни черных кругов под воспаленными глазами, ни отчаяния в этих глазах.

Кэмп откашлялся, приготовившись говорить, но слова застревали у него в горле. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок свои мысли. Сказать предстояло слишком многое, и Кэмп не был уверен, что сумеет подобрать нужные слова. Что он, в конце концов, знал о женщинах, о взрослых дочерях? Он всегда был человеком дела, привыкшим принимать быстрые решения и не оглядываться назад. До сих пор ему казалось, что он делает для дочери все, что может. Сейчас он впервые усомнился в этом.

Кэмп постарался как можно приветливее улыбнуться дочери и сделал рукой знак, что она может продолжать ужин. Пока Тори ела, Кэмп нервно мерил комнату шагами, сцепив руки за спиной.

Кэмп уже много лет как перестал заходить в комнату своей дочери – фактически с тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы укладывать ее в кроватку, укрывать одеялом и целовать на ночь; и теперь он удивился, как изменилась ее комната за эти годы.

Конечно, Кэмп знал, что дочь листает каталоги, так как время от времени ей требовались то новомодные шторы, то какие-то подушечки на кресла. Кэмп привык исполнять все ее капризы, даже не задумываясь. Что она делает со всеми этими шторами и подушками – он никогда не интересовался.

Комната Тори, как и все комнаты в доме, была большой, с двумя каминами, окнами почти во всю стену и маленьким балконом, выходившим на горный склон. Как и остальные комнаты, она была укреплена толстыми бревенчатыми стенами, а для пущей прочности еще и большими дубовыми панелями изнутри. Тори, разумеется, не хотелось жить в комнате с деревянными стенами, и она обила их симпатичной тканью – голубые розочки на белом фоне. Занавески на окна сшили из той же ткани. Комната делилась на две части – спальня и кабинет. Кровать была большой, почти квадратной. На ней лежало простое белое покрывало, а в изголовье возвышалась целая гора подушек от огромной до самой крошечной. В комнате стояло множество маленьких столиков, покрытых ажурными скатертями и уставленных всевозможными женскими безделушками – духами, пудрой, книжками в изысканных переплетах… Кресла были маленькими, с завитушками на подлокотниках и светло-голубой обивкой – с первого взгляда на них можно было безошибочно определить, что они принадлежат женщине. Кэмп оглядывал комнату со странным чувством: как мало он, оказывается, знал о своей дочери!

Тори сидела не меняя позы и выжидающе глядя на отца. Стараясь выглядеть непринужденным, но понимая, что у него это плохо получается, Кэмп улыбнулся:

– А неплохо, я смотрю, ты обставила комнату! Раньше я и не замечал… Что ж, ты права – женщину должны окружать женские вещи.

Подойдя к камину, Кэмп взял в руки портрет покойной жены в строгой деревянной рамочке.

– Когда я познакомился с твоей матерью, она была моложе, чем ты сейчас. Боже, как недавно это было – и как давно…

– Жаль, – проговорила Тори, – что я мало похожа на маму. Она была настоящей леди – спокойной, уравновешенной, никогда не совершала серьезных ошибок. Уж она-то никогда не огорчила бы своих родителей так, как я огорчила тебя!

Кэмп рассмеялся, на минуту забыв обо всех своих горестях:

– Она? Знала бы ты, как она однажды огорчила своих родителей – когда сбежала со мной! Они тогда чуть ли не весь штат подняли на ноги, заставили прочесать с собаками едва ли не каждую милю…

Тори удивленно посмотрела на отца:

– Я и не знала…

Кэмп покачал головой:

– Ее родители тогда пришли в бешенство: они считали, что я ей не пара. К тому же ей было всего пятнадцать… – Он помолчал. – Может, они и были правы – жизнь у нас так и не сложилась. Что это за жизнь, когда муж почти все время в отлучке, а ты дома одна с маленьким ребенком.

Кэмп поставил портрет на место и повернулся к дочери.

– Я, как всякий отец, всегда хотел, чтобы у тебя все сложилось хорошо, мечтал выдать тебя замуж, прежде чем умру, знать, что у тебя надежный муж…

Тори заставила себя улыбнуться:

– Об этом не беспокойся, папа. Не найду мужа – сама о себе позабочусь. Ты же всегда говорил мне, что я сильная. С работой на ранчо справляюсь не хуже любого мужчины…

– Нет, женщине это не подходит.

Тори опустила взгляд, не в силах смотреть в глаза отцу.

– Папа, я решила остаться одна. Ты же знаешь, что у меня просто нет иного выхода. Теперь, после того, что я сделала, ни один мужчина на мне не женится.

В комнате воцарилась тишина. Кэмп подошел к дочери ближе. Ему хотелось, чтобы голос его прозвучал мягко, но в нем все равно проступала твердость:

– Родная, ты же ведь всегда доверяла мне, ты знаешь, что я всегда поступал так, как лучше для тебя. Поверь, мое теперешнее решение продиктовано тем же.

Тори подняла глаза на отца, почувствовала страх, от которого вдруг стало трудно дышать. Да, она доверяла отцу, знала, что он желает ей только лучшего – но все равно ничего не могла поделать с этим страхом.

Предчувствия ее не обманули.

– Я думаю, – торжественно расправил плечи Кэмп, – ты будешь рада узнать, что мистер Кантрелл оказал мне честь, попросив твоей руки. Я дал свое согласие.

Тори была слишком шокирована, чтобы хоть как-то отреагировать – словом или поступком. Она просто уставилась на отца во все глаза.

– Мне кажется, – продолжал он, – тебя вполне можно назвать счастливой. По крайней мере он белый, американец… Ваши дети наверняка будут сильными, здоровыми. И что самое главное, – понизил голос Мередит, – он мой. Он мне обязан. Ему придется во всем подчиняться мне. Можно ли мечтать о большем?

Тори с трудом обрела дар речи:

– Но почему, папа? Я же тебе сказала, между нами ничего не было!

Кэмп горько усмехнулся.

– Ты сбежала с этим мексиканцем. Не с кем-нибудь, а с человеком, который всю жизнь был моим злейшим врагом. Большое ли значение имеет после этого, было или не было у тебя что-нибудь с этим Кантреллом?

– Папа, я тебя прошу…

Кэмп нахмурился, взгляд его стал еще суровее.

– Подумай об этом, дочка, и я уверен, ты поймешь, что я прав. Это единственный и самый простой способ исправить положение. – Постаравшись смягчиться, Кэмп дотронулся до лица дочери рукой. – Родная, у меня ведь тоже в жизни было много неприятностей, без этого нельзя. Но я научился извлекать из них выгоду. Иначе бы мне не удалось достичь в жизни того, чего я достиг.

Руки Тори непроизвольно сжались в кулаки, к лицу, еще за минуту до того смертельно бледному, прилила кровь.

– Нет! – задыхаясь, прохрипела она. – Я ни за что на свете не выйду за него! Ты не можешь меня заставить!

Лицо Кэмпа потемнело.

– Заставлю, дочка, заставлю, ты плохо знаешь Кэмпа Мередита!

Тори почувствовала, как в ней черной волной поднимается паника.

– Нет! Я запрусь в комнате, я убегу, я покончу с собой!.. Папа! Ради Бога, не делай этого! Я знаю, ты меня любишь, не делай этого!

Но Кэмп оставался непреклонным:

– Хватит, Тори! Я и так всю жизнь только и делал, что потакал твоим капризам. Я отпустил тебя в этот проклятый Новый Орлеан – если бы я отказался, не произошло бы и всей этой заварушки. Не трать понапрасну время, Тори, со мной спорить бесполезно. Пойми же, – добавил он уже мягче, – я просто не вижу иного выхода.

Тори понимала, что спорить бесполезно. Однако все ее существо противилось решению отца.

– Но, папа, – предприняла она последнюю, отчаянную попытку, – я… я не люблю его.

– Сочувствую, – Кэмп был все так же непреклонен, – но ты наверняка понимаешь, что в твоем положении выбирать не приходится. Сама виновата, заварила кашу – сама и расхлебывай.

Кэмп направился к двери. На пороге он обернулся.

– Завтра же утром пошлю за священником, – безучастно произнес он. – Так что, думаю, сейчас тебе лучше как следует отдохнуть.

Итан стоял у конюшни и курил, прислушиваясь к храпу лошадей и поглядывая на единственное освещенное окно дома. Из этого окна его вполне могли видеть, но он и не прятался.

Внешне Итан казался совершенно спокойным, но внутри у него все кипело. Бездыханное, окровавленное тело жены представлялось ему так, словно он снова держал его в руках; ненависть к Кэмпу была столь же сильна, как и десять лет назад. Эта ненависть будто съедала его заживо, пропитывала все его существо.

Итан услышал, как отворилась дверь, по двору прошелестели шаги. Он не сомневался, что это Тори. Итан почувствовал, что она подошла к нему, ощутил ее дыхание. Затянувшись в последний раз, Итан обернулся.

Тори была в ночной рубашке, наброшенной на плечи шали и шелковых тапочках. Волосы свободно рассыпались по плечам, на лбу залегла глубокая складка. Глядя на нее, Итан на какое-то мгновение забыл о своей ненависти к Кэмпу.

– Добрый вечер, женушка! – ухмыльнулся он. – Я смотрю, ты уже готова к первой брачной ночи! А ты не забыла, что сначала должна состояться свадьба?

Чтобы решиться выйти из дома и подойти к Итану, которого она заметила из окна, Тори понадобилось пятнадцать минут. Видеть этого человека для нее сейчас было пыткой – в ее сознании сразу же вспыхивали воспоминания о его поцелуях, о прикосновениях его рук к ее обнаженным плечам… И сразу же за этим воспоминания о холодном блеске в его глазах, когда он оттолкнул ее. Нет, она никогда не простит ему – не потому, что такое не прощается, а потому что просто не сможет забыть.

И все-таки Тори не ожидала, что и теперь Итан будет смотреть на нее с той же ненавистью в глазах. Он казался ощетинившимся, словно большая дикая кошка, готовая в любой момент броситься на нее.

Тори нервным движением еще плотнее закуталась в шаль, словно та могла ее защитить. Но ей не хотелось показывать свой страх.

– Зачем ты это делаешь? – напрямик спросила она и сама не узнала своего голоса. – Ты же не хочешь жениться на мне, я знаю! Уезжай отсюда – тебе самому так будет лучше. Если надо, я дам тебе денег на дорогу. Только ради Бога, уезжай!

Губы Итана едва заметно дрогнули в улыбке.

– Нехорошо, женушка, нехорошо! Разве так разговаривают с любимым мужем?

– Итан, ради Бога, – взмолилась Тори, – ты же знаешь, что и я не хочу выходить за тебя замуж! Да для меня лучше удавиться!

– Той ночью у тебя было другое настроение, – усмехнулся он.

Тори почувствовала, как кровь застучала ей в виски.

– Как ты смеешь!.. Подлец!..

– О чем ты? – вырвалось у Итана помимо его воли. Он не хотел давать воли эмоциям, но был рад, что ему удалось задеть Тори. – Не ты ли умоляла тогда о поцелуе? И насколько я могу судить, хотела этого гораздо больше, чем я!

У Тори перехватило дыхание, почти остановилось сердце.

«Нет, папа, – решила она, – я никогда не стану его женой! Никогда!»

Пальцы Тори сжались в кулак, комкая шаль. Она с такой ненавистью смотрела на Итана, что ему показалось – она собирается его ударить. И он даже не без злорадства ждал этого.

Но Тори настолько не хотелось прикасаться к Итану, что она не могла его даже ударить.

– Не подходи ко мне, – ледяным голосом потребовала она. – Никогда!

– Не беспокойся, – усмехнулся он, – я буду спать в конюшне. Меня и самого больше устроит компания лошадей, чем твоя.

Какой простой казалась Тори жизнь всего несколько дней назад! Все люди делились на хороших и плохих. Диего был плохим, потому что использовал ее, Итан хорошим, потому что ее спас. Но сейчас все так запуталось… Даже в самых мрачных фантазиях Тори не могла себе представить такого предательства, на какое оказался способным Итан. Предательство Диего по сравнению с ним было ничтожным. Тори чувствовала себя совершенно опустошенной.

– Ты ужасный человек! – прошептала она. – Я не могу поверить, что когда-то ты мне нравился!

– А кто хотел романтической любви? – невозмутимо напомнил он. – Кто кого умолял о поцелуе? Хочешь свалить все свои обиды на меня? Подумай хорошенько – не сама ли ты во всем виновата?

– Да, это так! – выкрикнула она. – Думаешь, я не знаю?

На какое-то мгновение Итан растерялся. Тори сейчас переживала такую бурю эмоций, что Итану даже стало жаль ее. Но он тут же прогнал это настроение. Он не должен жалеть ее, не имеет права!

– Ты сама во всем виновата, – повторил он. – И у меня гораздо больше оснований обвинять тебя в том, что по твоей милости мы вынуждены вступать в этот не нужный ни мне, ни тебе брак. Сначала ты убежала с этим мексиканцем. Потом, когда с ним ничего не получилось, стала вешаться на первого встречного. Что ж, ты хотела мужа – ты его получила. Какие проблемы?

– Тебя я не хотела!

– А я, по-твоему, тебя хотел? Нет уж, голубушка, инициатива была твоей и только твоей. Твой распрекрасный Диего оказался на поверку не таким уж и распрекрасным, вот ты и бросилась на первого попавшегося мужика. И у тебя еще хватает наглости заявлять, что я тебя использовал! Не ты ли, милочка, меня использовала?

– Да как ты смеешь!

– Ты все заранее продумала – ты и твой папаша. А я просто случайно оказался в это замешанным. Что ж, получай теперь по заслугам!

Тори молчала. Она уже не чувствовала обиды – слишком многое свалилось на нее за один вечер, и чаша терпения переполнилась.

– Хорошо, – после долгой паузы проговорила она. – Но я не понимаю одного: если тебе так же противен этот брак, как и мне, почему ты не пойдешь к моему отцу и не скажешь все, как есть?

Пожав плечами, Итан рассмеялся нервным смешком:

– Просто пойти и сказать? Да ты, я вижу, ничего не понимаешь! – Он посерьезнел. – Хорошо, объясню. Есть две причины. Первая – не каждому работнику выпадает удача жениться на дочери хозяина. У меня, как ты знаешь, никогда не было и гроша за душой – а тут вдруг я становлюсь наследником целого состояния. Ради этого можно жениться даже на такой стерве, как ты. А вторая – мне просто нет хода отсюда: люди твоего отца живьем меня не выпустят. Так что, – ухмыльнулся он, – тебе же лучше: можешь не бояться, что муж от тебя убежит.

Тори всю трясло от ярости.

– Отец не может меня заставить! И ты тоже! Никогда!

– И что же, скажи на милость, ты собираешься делать? – Итан пристально посмотрел на нее. – Снова убежишь? Может быть, хватит валять дурака? Не пора ли перестать быть ребенком? Начиталась всяких романов о прекрасных рыцарях! Твой отец все равно уже не изменит решения!

Тори с презрением посмотрела на него:

– Только человек, совершенно не уважающий себя, способен жениться на женщине, которая его презирает! Впрочем, чего еще от тебя ожидать…

Слово «жениться» вдруг вызвало у Итана волну воспоминаний. Жениться… Жена… Кэтлин – тихая, кроткая, работящая… Кэтлин в крови, с печатью смерти на бледном лице… Не предает ли он память жены тем, что женится на дочери ее убийцы?

Свет померк перед глазами Итана. Он схватил Тори за руку, не замечая ее испуга.

– Ты никогда не будешь моей женой по-настоящему, – проговорил он. – Я никогда не буду любить тебя. Ты для меня существуешь только как средство. Поняла или нет?! – Он яростно потряс ее. – Ты для меня ничего не значишь, ничего!

Волосы упали Тори на лоб. Она вся дрожала, ей трудно было дышать.

– Отпусти меня! – собрав последние силы, потребовала она.

Итан отпустил ее руку так резко, что Тори чуть не упала, потеряв равновесие. Ее рука затекла от железной хватки Итана. Закутавшись в шаль, Тори неожиданно объявила:

– Хорошо, Итан Кантрелл. Хочешь, чтобы я стала твоей женой, стану. Но, клянусь Богом, ты за все заплатишь сполна! Я сделаю все, чтобы отравить каждый твой день, каждый час! Я превращу твою жизнь в ад!

Она отвернулась и медленно вошла в дом. Через минуту свет в ее комнате погас, и Итан остался один в темноте.

Глава 12

Сначала Тори решила даже не переодевать своих повседневных ковбойских брюк и сапог ради свадебной церемонии – все утро, чтобы хоть как-то снять напряжение, она скакала на лошади. Не раз у нее возникало желание отправиться куда глаза глядят – и пусть Итан с этим дурацким священником ждут ее сколько заблагорассудится. Но она понимала, что это бесполезно: отец все равно найдет ее, где бы она ни была, и будет только хуже.

Тори неохотно вернулась в дом, теша себя надеждой, что, может быть, отец все-таки передумал, или передумал Итан, или священник заболел… Но Розита как ни в чем не бывало ждала ее у дверей.

– Мисс Тори, – нетерпеливо затараторила служанка, – до свадьбы всего час, вам надо поторопиться! Ваше платье готово.

Пройдя в комнату и увидев, какое платье приготовила для нее Розита, Тори вспыхнула. Она редко злилась на слуг, но сейчас готова была разорвать Розиту на части.

Нет, не пойдет она к венцу с Итаном в свадебном платье своей матери! Это было бы предательством по отношению к ее памяти. Но и сплетен о том, что дочь Мередита венчалась в ковбойских брюках и грязных сапогах, она не хотела. И так уж о ней наверняка судачат в городе.

Тори решила остановиться на другом платье – бальном – и попросила Розиту подготовить его. Но, надев его, поняла, что оно не годится. Платье, которое так нравилось ей еще совсем недавно, теперь выглядело легкомысленным и слишком пышным. К тому же Тори показалась себе в нем деревенской дурнушкой, нарядившейся принцессой.

Стянув платье через голову, Тори бросила его на пол. В этот момент на лестнице послышался голос отца, зовущего ее. Тори послала Розиту предупредить, что она сейчас придет. Вытащив из гардероба первое попавшееся – какое-то серое – платье, Тори попросила Розиту отгладить его. Впопыхах она задела ногой за открытую дверцу шкафа и порвала чулок; к тому же, надевая корсет, умудрилась оторвать пуговицу, и Розите пришлось срочно ее пришивать.

Тори рылась, в комоде, пытаясь найти другие чулки, когда вошла Консуэло.

– Что вы здесь делаете? – резко повернулась к ней Тори.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Спасибо, не надо, – огрызнулась Тори. Найдя какой-то чулок, она натянула его. Он был более застиранным, чем первый, и не совсем подходил по цвету, но, в конце концов, этого никто не заметит.

– Пуговицу пришью я, – обратилась Консуэло к Розите. – Ты лучше погладь платье, пока утюг не остыл.

Розита с благодарностью передала ей корсет, и Консуэло, расчистив место среди валявшейся повсюду одежды, присела на кровать. На Консуэло сегодня было темно-синее платье, шею украшала скромная золотая цепочка. Выглядела она, как всегда, спокойной, сдержанной и поразительно красивой. Тори покосилась на шрам Консуэло, удивляясь про себя, почему он ее не портит. Казалось, такую женщину ничто не могло испортить, ничто не могло сделать некрасивой, и это, пожалуй, было одной из причин, почему Тори недолюбливала Консуэло.

– Нет ничего странного в том, что ты так нервничаешь, – не отрываясь от шитья, в своей обычной спокойной манере произнесла Консуэло. – В такие минуты рядом с девушкой обычно бывает мать…

– Вы мне не мать! – с вызовом возразила Тори.

– Я и не претендую на эту роль, – с достоинством заметила Консуэло. – Просто я хочу сказать, что тебе сейчас, должно быть, трудно…

Расположившись за туалетным столиком, Тори начала расчесывать волосы.

– Вы не можете об этом судить, – пробурчала она. Консуэло отвела взгляд.

– Как знать… – загадочно проговорила она.

Тори посмотрела на отражение Консуэло в зеркале. Да, она недолюбливала эту женщину – не могла ей простить, что та когда-то чуть не отняла у нее отца. Тори казалось, что она затмила в памяти ее отца образ покойной жены. Но было в Консуэло и что-то такое, что нравилось Тори. В этой женщине чувствовалась какая-то загадка. Казалось, Консуэло хранила секреты, неизвестные, возможно, даже Кэмпу. Тори никак не могла понять, что же связывает отца с этой женщиной. Любовь? Но почему он тогда на ней не женился? Дружба? Какие-то общие дела? Тори знала лишь одно: Консуэло слишком вмешивается в жизнь отца, и ей это не нравилось.

Закончив шить, Консуэло оборвала нитку, встряхнула корсет и протянула его Тори.

– Я никогда не претендовала на роль твоей матери, – тихо проговорила Консуэло. – Хотя порой… – Глаза ее затуманились. – Порой я мечтала о собственной дочери…

Боль в глазах Консуэло тронула Тори.

– А я всегда скучала по матери, – неожиданно вырвалось у нее.

Взгляд Консуэло в зеркале встретился со взглядом Тори.

– Я всегда хотела быть твоим другом, – призналась Консуэло. – Может быть, я могу стать им сейчас – хотя бы на некоторое время?

– Вы уверены, что сейчас подходящий момент? – Тори расчесывала волосы, стараясь больше не встречаться взглядом с Консуэло.

– Я понимаю, – мягко заметила та, – что это не тот брак, о каком ты мечтала. Но мечты, увы, далеко не всегда сбываются. Приходится извлекать максимальную выгоду из того, что мы имеем.

– Я не люблю его! – отрезала Тори.

– Любовь бывает разной. В каком-то смысле ты его все-таки любишь. Надо только постараться понять, в каком.

Тори нервно воткнула в прическу заколку и потянулась за следующей.

– Да ни в каком не люблю! – фыркнула она. – Я его ненавижу и всегда буду ненавидеть!

Консуэло слегка нахмурилась.

– Иногда, – проронила она, – ненависть от любви отделяет всего один шаг.

Тори поднялась, чтобы надеть корсет. Ее вдруг охватило чувство сожаления. Консуэло была умной женщиной; если бы все эти годы она была рядом, если бы Тори доверяла ей свои мысли и сомнения, возможно, ей удалось бы избежать многих ошибок и той, главной в ее жизни, ошибки… Впрочем, может быть, еще не поздно попытаться это исправить…

– Вы говорите, есть много видов любви… – осторожно заговорила Тори. – А каким из них вы любите моего отца?

Смутившись, Консуэло отвела взгляд. Когда она снова посмотрела на Тори, в глазах ее стояла боль.

– Всеми, какие только есть, – тихо сказала она. Тори хотелось знать больше, но она не была уверена, что сможет добиться дальнейших признаний.

Тори надела платье и посмотрела на Консуэло.

– Может быть, – неуверенно проговорила она, – мы еще сможем стать друзьями.

Взгляд Консуэло затуманился.

– Мне хотелось бы на это надеяться.

Затем, словно встряхнувшись, она произнесла уже совсем другим тоном:

– Мисс Тори, священник уже здесь. Вам не мешало бы поторопиться. Надеюсь, вы не хотите показать отцу, что вы в дурном настроении?

Тори не хотелось показывать этого не столько отцу, сколько Итану. Одна мысль о его насмешливом взгляде вызывала у нее дрожь.

Тори закончила свой туалет, и Консуэло отошла на шаг, чтобы как следует оглядеть невесту.

– Ты выглядишь потрясающе! – воскликнула она. – Твой отец наверняка будет доволен. Выше голову, Тори! Думай о том, что ты делаешь это ради отца. Ты должна гордиться собой!

Тори встретилась с Консуэло взглядом, и этот взгляд решил все. Он словно зачеркнул годы вражды между ними – если не навсегда, то по крайней мере на какой-то период. Обе знали: несмотря на все, что разделяет их, есть и то, что очень крепко соединяет, – любовь к Кэмпу Мередиту.

– Да, – вздохнула Тори, – я поступлю так ради отца. Высоко подняв голову, она вышла из комнаты.

Свадебная церемония закончилась на удивление быстро, чему Тори была весьма рада. Проходила она в кабинете Кэмпа, и единственными присутствующими, кроме жениха с невестой и священника, были Кэмп и Консуэло. Священник – то ли от страха, то ли от гордости, что его пригласили в Каса-Верде, то ли и от того и от другого – имел особо торжественный вид и был весьма немногословен. Итан облачился в новую белую рубашку и начистил сапоги, но это было единственным, что отличало его наряд от повседневного. Кобура с револьвером, как всегда, висела на боку, а в руке была все та же шляпа. Казалось, свадьба была для него крайне незначительным эпизодом среди дня, полного обычной рутины. За все время церемонии он так ни разу и не взглянул на Тори. Слова клятвы он повторил вслед за священником механически и нетерпеливо. Тори вела себя точно так же. Она старалась ни о чем не думать – иначе бы она не выдержала и пулей вылетела из комнаты.

Но как ни тяжело было у нее на душе, Тори чувствовала, что, взгляни Итан на нее хотя бы один раз, прояви он к ней хоть немного внимания и нежности – все было бы по-другому. Тогда бы еще оставалась надежда…

Самым ужасным моментом был тот, когда Итан должен был надеть ей на палец обручальное кольцо. Покосившись на его руку, державшую кольцо, Тори с ужасом заметила, что это то самое скромное золотое колечко, которое ее мать носила всю жизнь в знак верности Кэмпу. Тори похолодела, рука непроизвольно сжалась в кулак. Нет, Итан ни за что не наденет ей это кольцо! Это было бы насмешкой над памятью матери. Выхватив кольцо у Итана, Тори зажала его в кулаке. Кольцо по праву принадлежит ей, и оно останется у нее, – но носить его она никогда не будет!

К чести Кэмпа, он старался как можно меньше играть чувствами дочери. Заплатив священнику, он отпустил его восвояси, и все пошли ужинать, словно это был самый обычный день. Тори почти не притронулась к еде, но этого, похоже, никто не заметил. Говорили за ужином мало, в основном Кэмп, Итан лишь вежливо поддакивал. Иногда Тори казалось, что Итан смотрит на нее, но каждый раз, когда она робко поднимала на него взгляд, он был занят чем-то другим, и Тори решила, что это ей скорее всего только чудилось. Как бы то ни было, когда ужин закончился, Консуэло прошла во двор, где ее ждал экипаж, а Тори получила наконец возможность вернуться в свою комнату, чему она была бесконечно рада.

Было уже темно. И в доме, и на дворе все затихло. Розита помогла Тори переодеться в ее обычную ночную рубашку и задернула шторы. Чувствуя настроение хозяйки, служанка не стала – задавать лишних вопросов о том, как прошла свадьба, за что Тори была ей весьма признательна. Если бы Розита пустилась в пространные рассуждения о том, как важна для новобрачной ее первая ночь, Тори бы ее придушила.

Розита удалилась. Забравшись в постель, Тори притушила светильник и долго лежала.в темноте, думая о том, хватит ли у Итана наглости – или глупости – прийти к ней сегодня. Что ж, пусть попытается – отпустив Розиту, Тори надежно заперла дверь.

Тори ждала очень долго, но шаги на лестнице так и не раздались. К своему удивлению, Тори вдруг почувствовала разочарование.

День ее свадьбы. Он должен был стать самым счастливым днем в ее жизни, а стал самым грустным.

Тори ворочалась в постели, нервно теребя рукой волосы. Да, жизнь – не только праздники, но могла ли она представить, что все так обернется? Тори вспомнила ту волнующую ночь, когда она ждала поцелуя Итана. Что тогда произошло между ними?

Он целовал ее… Но было ли это настоящим чувством или обычной реакцией мужчины на женщину? Он так нежно обнимал ее, когда, спасшись после песчаной бури, они, обессиленные, спали в заброшенном доме… Да уж не приснилось ли ей это?

Как странно… Если бы мужчина из ее мечтаний, герой ее снов существовал в реальности, у него была бы внешность Итана – его широкие плечи, его зеленые глаза, его медные, немного выгоревшие на солнце волосы… Он так же прямо сидел бы в седле и так же бесстрашно рвался навстречу опасностям, у него был бы голос Итана, и в его высказываниях всегда присутствовала бы та же неоспоримая логика. Поцелуи его были бы такими же нежными и страстными. И вот все это принадлежит ей – но все обернулось совсем не так, как ей мечталось…

Разве можно забыть ту жестокость, с которой оттолкнул ее Итан прошлым вечером – накануне свадьбы? В его глазах был холод, в голосе звучало циничное презрение. Она ему никогда этого не простит. И никогда не станет его женой по-настоящему.