Текст книги "Голоса ночи"

«А я уверена», – подумала Мэгги, с трудом удержавшись от резкого возражения. Весь ее жизненный опыт говорил ей, что здесь дело нечисто, что все эти совпадения подозрительны, и если бы она не была такой простофилей, то могла бы заметить…

Барон посмотрел на нее, сдвинув брови:

– Если ты действительно считаешь, что тебя послали на это прослушивание, чтобы мы встретились, значит, ты подозреваешь…

Мэгги беспокойно задвигалась.

– Я только хотела сказать, что вы невольно были вовлечены в какую-то непонятную игру.

Эджингтон проигнорировал ее замечание, распознав попытку Мэгги уклониться от сути дела.

– Ты знаешь меня уже достаточно хорошо, – сказал барон. – Возможно, пару недель назад твои увертки сработали бы. Если, по-твоему, Дэнни хотел, чтобы ты попала в этот дом, тогда логично предположить, не приложил ли и я к этому руку. – Эджингтон говорил ровным, спокойным тоном.

– Да, – тихо сказала Мэгги. – Прочитав это письмо, я действительно на мгновение заподозрила, что вы решили завлечь меня к себе обманом с какой-то нехорошей целью. – Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. – В самом деле, что я знаю о вас? Мне известно лишь ваше имя и положение, известно, что у вас есть мать и сестра и дом за пределами Лондона, где через несколько недель вы устраиваете прием, а также известно немного о том, что вам нравится или не нравится. Вот и все. Больше я ничего не знаю, хотя думаю, что вы не такой человек, который позволит вовлечь себя в подозрительное дело. – Барон молчал, не отрывая от Мэгги взгляда. По выражению его лица, казалось, что он был сейчас где-то очень далеко. Мэгги робко откашлялась, после чего продолжила: – Я понимаю, что говорю не то, но хочу сказать. Большинство джентльменов вашего положения не стали бы заботиться о такой девушке, как я, то есть они не стали бы беспокоиться о том, что будет со мной, если даже я делю с ними постель. Конечно, они много говорят о чести, о достоинстве джентльмена и прочих благородных вещах, но это значит лишь то, что они стремятся вы глядеть джентльменами исключительно перед другими джентльменами. А вы другой. Иногда, находясь с вами, я забываю, что мы из разных миров. – Барон сидел не шевелясь и молчал, а Мэгги, запинаясь, добавила: – Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, – сказал он глухим, низким голосом. – Я понимаю, хотя не заслуживаю такого доверия.

Мэгги смотрела на него, сбитая с толку.

– Почему не заслуживаете?

Его улыбка была скорее похожа на гримасу.

– Потому что я распутничал и пьянствовал вместе с большинством из известных джентльменов. Играл в азартные игры, уклонялся от оплаты счетов портного и использовал других людей для своего удовольствия так же, как мои предки в течение длительного времени. И это давно всем известно.

Мэгги покачала головой, отрицая услышанное:

– Нет, этого не может быть. Вы всегда казались серьезным, правильным человеком…

– Я стараюсь исправиться, – согласился Чарлз. – Однако не все можно исправить. Как говорится, сделанного не переделаешь.

– Но что такого вы могли натворить? – спросила Мэгги, протестуя.

– Обычные безумные прегрешения, которые совершают мужчины моего круга. Ты никогда не слышала, что грехи отцов переходят к сыновьям? – спросил Эд-жингтон.

Мэгги покачала головой, а в его глазах промелькнули веселые искорки.

– Тебе известно о таком понятии, как «голос крови»?

– Да… хотя я не верю в это.

– Почему? – Казалось, он искренне заинтересовался.

Мэгги нахмурилась:

– Моя мать была дешевой ирландской проституткой, и, как я слышала, когда у нее не стало клиентов, она окончательно погрязла в пьянстве. Мой отец – я сомневаюсь, что мать знала его имя, – вероятно, был не лучше. Когда она умерла во время эпидемии холеры, ее унесли и закопали на клочке земли, который стал ее единственной собственностью. Возможно, я создана не для того, чтобы добиться многого в этой жизни, однако я не верю, что мне уготовлена такая же судьба.

Барон на мгновение закрыл глаза, погруженный в свои мысли.

– Полагаю, – сказал он, – в моем случае дело обстоит иначе. Что тебе оставила мать после смерти?

Эти слова напомнили Мэгги о старой боли, такой старой, что она уже не воспринимала ее как боль.

– Ничего. Не оставила даже имени.

– А отец оставил мне в наследство имущество, титул и запятнанную репутацию Эджингтонов, – сказал барон. – Как мог я принять одно и избежать другого? Земли перешли ко мне со всеми долгами, а титул – с сознанием вины. И эта вина, являясь следствием жизни отца, не может исчезнуть с его смертью, как и грехи предков до одиннадцатого поколения, которые не могли не оставить свой след. – Все прошлые прегрешения Эджингтонов находят отражение в настоящее время, ложась пятном на мою репутацию.

Мэгги снова была поражена тем, насколько Эджингтон похож на марионетку, ведомую своими предрассудками, но теперь эта аналогия казалась более зловещей, чем абсурдной: какой-то ужасный призрак порочил человека, который вопреки своему желанию соглашался с этим.

– Но все это должно когда-то закончиться. Грехи всех предков слишком тяжелое бремя для одного человека, чтобы он мог выдержать его, – сказала Мэгги. – После стольких поколений невозможно справиться с такой непосильной ношей.

– Зло, совершенное людьми, долго живет после них, а добро оказывается погребенным вместе с их костями, – тихо произнес Чарлз. Его губы изогнулись в подобие улыбки, но глаза оставались печальными. Мэгги вопросительно взглянула на него, и он пояснил: – Боюсь, все не так просто. Ты знаешь о моем пари с сестрой. И мне кажется странным все то, что произошло после этого, начиная с нашей случайной встречи до настоящего момента. – Брови Эджингтона иронично изогнулись. – Я стараюсь исправить ошибки отца или по крайней мере смягчить их последствия, обеспечивая внебрачного ребенка моей гувернантки.

– Его ребенка! – догадалась Мэгги.

– Да, это его ребенок и ее позор, – сказал Чарлз. – Мисс Барретт уволили через год после того, как моя мать наняла ее, и я никогда не спрашивал почему. Я узнал причину, только когда занялся бумагами отца через несколько месяцев после его смерти. Там было письмо от хозяйки дешевого пансиона, где жила бывшая гувернантка, в котором сообщалось, что мисс Барретт умерла и что ее дочь выставят на улицу, если отец не оплатит долг за аренду помещения.

– Он сделал это? – спросила Мэгги.

Барон покачал головой:

– Его в большей степени волновали карточные долги или покупка новой лошади. Я узнал из письма только имя внебрачной дочери отца и ничего более. Однако, когда я нашел ее, мне стало известно еще кое-что.

– Что именно?

Лицо Эджингтона было напряжено, а голос лишен эмоций.

– Оказалось, что отец овладел гувернанткой против ее воли, а когда она через некоторое время призналась, что беременна, и попросила о помощи, он заявил, что не знает, действительно ли ребенок от него, после чего обозвал ее шлюхой и выгнал на улицу с пятью фунтами и без каких-либо рекомендаций. Молодая женщина – еще почти девочка – была вынуждена продать все свое имущество и заняться стиркой белья. Когда же она не смогла больше обеспечивать себя и свою дочь таким способом, ей пришлось просить милостыню у моего отца, который посылал ей иногда несколько фунтов, а иногда – только проклятия.

– О, Чарлз! – сказала Мэгги и тут же спохватилась, осознав свою фамильярность. – Простите, я не имела в виду…

– Думаю, с моей стороны разумней принимать за оскорбление мой титул, чем мое имя. – Эджингтон глухо рассмеялся. – Я нашел Лили Барретт в отчаянном положении. Она выросла, получив образование и все то, чем могла обеспечить ее мать, однако этого было недостаточно, чтобы бедная девушка могла стать леди.

– И что вы сделали? – спросила Мэгги.

– Некий полковник имел долг, который не смог вернуть моему отцу до его смерти, – сказал Чарлз. – Я договорился с ним так, чтобы он взял Лили в свой дом в качестве дальней родственницы, имеющей небольшое, но достаточное приданое, которое я ей обеспечил. Возможно, ей удастся познакомиться с каким-нибудь молодым человеком из хорошей семьи – третьим или четвертым сыном не слишком богатого лорда или просто порядочного джентльмена. Ему, несомненно, уготована служба в церкви или в армии, и он с удовольствием возьмет в жены хорошенькую, молодую, умную женщину с приличным состоянием, ведущую добропорядочный образ жизни.

– Однако каким-то образом в это дело вмешалась ваша сестра, – предположила Мэгги.

– Мою дорогую сестру Милли раздражало присутствие Лили в обществе, и она решила избавиться от нее, заявив на балу у Рашуэртов, что не понимает, почему здесь принимают безродную девушку, не имеющую порядочной семьи, – сказал Чарлз безжизненным тоном.

– А потом последовало это пари, – сказала Мэгги. – Вы представите меня в качестве леди, и если общество примет меня… что тогда?

– Милли устроит бал в честь Лили Барретт, – сказал Чарлз с холодной улыбкой. – Затем последуют извинение и восстановление девушки в прежнем положении.

– Похоже, это рискованное дело, чреватое неприятностями, – выразила сомнение Мэгги.

– Но очень важное, – твердо заявил Чарлз.

Мэгги сдвинула брови.

– Вы слишком благородны, чтобы отвечать за грехи отца.

– Если я такой благородный, то зачем прихожу сюда почти каждый вечер? – спросил он с мрачным видом.

Мэгги затаила дыхание в смятении и предвкушении.

– Что вы имеете в виду?

– Певичку из варьете и барона, – сказал Чарлз, склонив голову, так что в свете лампы блеснули его золотисто-каштановые волосы. – Это звучит не лучше, чем барон и гувернантка.

– Я хочу быть с вами, – сказала Мэгги. – Это совсем другое дело.

– Но когда все кончится, что станет с тобой? Я продолжу вести прежний образ жизни, а ты… будешь до самой смерти влачить жалкое существование в каком-нибудь дешевом пансионе или работном доме, потому что слишком горда, чтобы обратиться ко мне за помощью? – заключил Чарлз.

– Вам не стоит беспокоиться относительно работного дома. Если я не покорюсь воле Дэнни, то долго не проживу, – цинично заявила Мэгги.

– Что?! – Барон резко выпрямился. – Все настолько серьезно?

Мэгги закрыла лицо ладонями.

– Он самый могущественный негодяй в Лондоне! Отчего, по-вашему, он получил такую известность? Вы видели, что он сделал с Нэн, и к тому же он убивает людей. Думаете, я шутила? Похоже, вы не верите в его существование, но он вполне реален.

– А если ты сделаешь то, чего он хочет…

– Тогда проживу немного дольше: несколько недель или месяцев, – заключила Мэгги. – Но вам не надо беспокоиться об этом. Когда ваш план осуществится, я уеду в Канаду или Америку или еще куда-нибудь; я сохранила каждый фартинг, который вы давали мне, и использую накопленные деньги на проезд и начало новой жизни на новом месте. Я должна сделать это. Салли поедет со мной и, думаю, Фрэнки тоже… Хорошо, если бы вы оставили Джайлса в школе на несколько лет и пристроили куда-нибудь Нэн, Молл и Джо на какое-то время. Гарри уже вступил в новую жизнь, и он позаботится о них, как только получит первую должность…

– Мэгги, – прервал ее Чарлз, – ради тебя я оставлю Джайлса в школе и даже позабочусь о нем во время каникул, хотя многие могут подумать, что он мой внебрачный ребенок. – Он криво усмехнулся. – И я даже отправлю его в Оксфорд или Кембридж, если он захочет продолжить обучение, или добьюсь присвоения ему офицерского звания в армии или на флоте, если он того пожелает. Что касается Нэн и ее малышей, уверен, что смогу найти для нее подходящее занятие, пока дети не подрастут, чтобы их можно было также отправить в школу, после чего Нэн получит постоянную работу в качестве домашней прислуги.

– И вы сделаете все это ради меня? – прошептала Мэгги сдавленным от волнения голосом. – Не думаю, что Нэн или Джайлс смогут отблагодарить вас за это. Да и я не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить вам…

– Ты можешь отплатить мне тем, что останешься здесь, – сказал Чарлз немного грубовато.

У Мэгги перехватило дыхание.

– Что это значит?

Лицо его выражало решимость.

– Я не могу отпустить тебя в Америку. Ты должна остаться здесь. Живи в этом доме, пользуйся каретой, копи деньги на будущее. Я говорил, что не хочу иметь любовницу, и это правда. Я не хочу любовницу. Я хочу тебя.

– Но я не могу оставаться здесь, – выпалила Мэгги. – Дэнни не оставит меня в покое. Находясь здесь, рядом с вами, я буду постоянно подвергаться опасности, потому что он попытается использовать меня.

– Я обеспечу тебе защиту, – продолжал настаивать Чарлз.

Мэгги покачала головой, хотя готова была запрыгать от радости, оттого что ей предлагали убежище, хотя и весьма иллюзорное. Она будет видеть барона каждый вечер, каждую неделю; он будет беседовать с ней, слушать ее и иногда даже улыбаться. Она будет наслаждаться его поцелуями, ощущать его горячее тело и его неподдельную страсть. Это прекрасная мечта, но девушки, подобные ей, знают бесплодность мечтаний. У таких девушек, как она, мечты никогда не сбываются.

– Вы не сможете открыто защищать любовницу, – сказала Мэгги. – Любовница является… тайным удобством, а не реальной личностью, как сестра или друг. Я не буду в большей безопасности, чем сейчас. Я не смогу жить всю оставшуюся жизнь, выглядывая в окно и думая о том, что за мной следят, что Дэнни может потребовать сделать для него нечто ужасное. И я не могу жить здесь, зная, что он намерен использовать меня, чтобы причинить вам вред.

Чарлз помолчал некоторое время.

– Ты уверена в том, что тебе необходимо уехать? – спросил он наконец.

– Я должна, – сказала Мэгги, проглотив подступивший к горлу ком. – Но это не значит, что я не хочу отблагодарить вас сейчас. Правда, у меня есть только единственный способ сделать это.

Лицо барона исказилось.

– Ты не обязана. Ты можешь отказать мне, когда пожелаешь. Надеюсь, ты понимаешь это.

– Но я не хочу отказывать, – сказала Мэгги. Она протянула руку с молчаливым приглашением, и Чарлз с глухим стоном привлек ее в свои объятия.

Мэгги никогда не знала домашнего уюта и не понимала, что люди имели в виду, когда говорили об этом, однако представляла, что, должно быть, такое понятие сродни этому поцелую, который приятно обволакивал ее, и она позволила себе полностью погрузиться в него.

Чарлз снова поцеловал ее еще крепче, и сладостное ощущение пробудило у Мэгги желание, которое зародилось в центре ее женского естества и потом нашло отклик во всем теле. Барон повалил ее на диван, и она капитулировала, околдованная волшебством его губ и рук. Ее платье в один момент оказалось на полу вместе с револьвером, скрытым в ворохе юбок. Подол ее сорочки был задран кверху…

– Подождите, – задыхаясь, прошептала Мэгги, отталкивая Эджингтона. – Я должна подняться наверх. Всего на минуту. Я скоро вернусь, обещаю.

Его потемневшие от страсти глаза сузились.

– Зачем?

– Мне… мне нужно в туалетную комнату, – попыталась солгать она.

– Прямо сейчас? – спросил Чарлз.

– Да, – ответила Мэгги слабым голосом.

Барон не поддался на обман.

– Зачем ты хочешь пойти наверх, Мэгги?

– Я… я должна взять губку, – запинаясь сказала она, чувствуя, как вспыхнули ее щеки, потом заерзала под ним, пытаясь освободиться, однако едва смогла пошевелиться.

– Губку? – повторил Чарлз.

– Пропитанную уксусом, – пояснила Мэгги. – Это поможет предохраниться от… нежелательных сюрпризов.

– Значит, для профилактики?

Мэгги вопросительно посмотрела на него.

– Чтобы предотвратить зачатие… не допустить беременности? – добавил он с оттенком раздражения.

Мэгги кивнула.

– Это не всегда срабатывает, однако часто помогает, – сказала она.

– Так вот почему ты никогда не позволяла мне…

– Да, – поспешно прервала его Мэгги. – Я знаю, что вы не хотите иметь ребенка от меня. Позвольте мне взять эту вещь.

– Почему ты не сказала мне раньше? – спросил Чарлз.

Мэгги не могла понять, обижен он или доволен тем, что она поступала так.

– Я полагала, что вам не надо об этом знать. Я думала, что вы должны радоваться, если ничего такого не происходит.

Чарлз на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их, выражение его лица было непроницаемым.

– Ты почти раздета. Я сам принесу твое средство. Где оно находится?

– В выдвижном ящике стола, – тихо сказала Мэгги, испытывая еще большее смущение.

Он освободили, и она села, откинувшись на спинку дивана. Барон направился к двери, но задержался и посмотрел на Мэгги через плечо.

– Оставайся здесь, – сказал он и вышел из комнаты.

Чарлз нашел маленькую жестяную коробочку там, где указала Мэгги. Он открыл ее и обнаружил кусочек губки, плавающий в прозрачной жидкости, которая по запаху, несомненно, являлась уксусом.

Как он мог не заметить, что она пользовалась… этим? Стало быть, Мэгги была очень осторожной, чтобы не произвести на свет ребенка, лишенного отца, чтобы их отношения не имели нежелательных последствий.

В этой маленькой коробочке содержался верх цинизма. Или мудрости? В настоящее время трудно было определить разницу, но в какой-то степени все это выглядело как обвинение в преступлении. То, что было между ними, являлось запретным, непризнанным в обществе и должно оставаться в тайне, поэтому Мэгги, хорошо знавшая жизнь, с присущим ей спокойствием следовала правилам этого мира. Все это вызывало у него мрачный гнев… не на нее, а на себя и главным образом на этот мир.

Чарлз закрыл крышечку и, зажав коробочку в ладони, стал спускаться по лестнице. В доме было темно и тихо; предвидя возможную стычку с Мэгги после ее возвращения, Чарлз отправил дежуривших лакеев в сад за домом и отпустил остальную прислугу на этот вечер. Миссис Першинги Нэн с детьми отдыхали в своих комнатах в мансарде, а Салли тоже находилась у себя, ожидая вызова по звонку.

Когда он снова вошел в гостиную, Мэгги все так же сидела на диване, хотя теперь была только в ночной сорочке и панталонах. Она наблюдала за Чарлзом без всякого смущения, словно отсутствие верхней одежды не имело для нее никакого значения. Ну разумеется, ведь еще пару недель назад она жила в одной комнате с несколькими людьми, скромность для нее являлась ненужным излишеством, к которому она не привыкла. Чарлз с неоправданной ревностью подумал, как часто Фрэнки и Гарри видели ее полуодетой.

Отбросив эту мысль, он закрыл дверь и подошел к Мэгги. Она вопросительно посмотрела на него, и он протянул ей коробочку. Мэгги взяла ее, открыла и долго смотрела на содержимое, потом протянула руку, чтобы достать…

– Нет, – прервал её Чарлз. Возможно, ее не смущает отсутствие одежды, однако дальнейшие действия в его присутствии, несомненно, будут унизительными для нее.

Она посмотрела на него, готовая, как всегда, возражать, но он покачал головой, предвосхищая протест.

– Нет, – повторил он. – Доверься мне. У тебя нет необходимости делать это сейчас. – «Особенно передо мной», – мысленно добавил он и понял потому, как смягчилось выражение ее лица, что она оценила его поступок.

– Благодарю, – сказала Мэгги со странным оттенком в голосе. – Вы очень добры ко мне.

«Не очень-то добр, иначе повернулся бы и ушел прямо сейчас», – мрачно подумал Чарлз.

Мэгги поставила жестяную коробочку на столик рядом с диваном – довольно осторожно, как он заметил, словно эта вещь могла разрушиться от одного дыхания, – потом посмотрела на Чарлза, ожидая дальнейших его действий.

Ему не следовало что-либо предпринимать. Особенно сейчас, после болезненного напоминания о лицемерии этого мира. Да и сам он разве не лицемер? И все же он не мог смотреть на нее, не испытывая желания. Сквозь тонкую ткань сорочки просвечивало ее тело, Мэгги казалась необычайно хрупкой и беззащитной. Взгляд серьезный и мудрый, а лицо такое юное, почти детское. Она сидела в напряженном ожидании, отчего Чарлз ощутил жар в крови. Мэгги казалась почти нереальной, и тем не менее ее фигура излучала тепло, силу и жизнелюбие. Он хотел одарить ее чем-то таким, что она могла бы принять от него сейчас, поскольку в дальнейшем она не будет его любовницей. Чарлз медленно опустился на колени.

Мэгги побледнела.

– О нет, Чарлз, не надо становиться на колени передо мной…

– Я буду делать то, что мне нравится, – заявил он.

Она не стала еще раз просить его подняться.

Рука Чарлза скользнула вверх по ее ногам и проникла под сорочку. Он распустил тесемки панталон и потянул их вниз. Мэгги задвигалась, помогая ему раздеть себя. Чарлз снял свой сюртук и жилет и бросил все это на пол; туда же последовал галстук, после чего он обхватил обеими руками бедра Мэгги.

– Подвинься вперед, – приказал он, и она сделала это, оказавшись на самом краю дивана. – Откинься назад. – Мэгги снова послушалась, хотя ее глаза выдавали нерешительность. – Не останавливай меня.

– Хорошо, не буду, – согласилась Мэгги хриплым голосом.

Чарлз медленно приподнял край ее сорочки, обнажив ноги, потом живот и обратил внимание, как гладкие мышцы движутся под тонкой кожей при каждом трепетном дыхании. Он поцеловал живот Мэгги, и мышцы напряглись от прикосновения его губ. Затем он переключился на внутреннюю сторону ее бедра, целуя от колена и выше. Мэгги издала сдавленный стон. Ее кожа была невероятно тонкой и чувствительной, и все тело выглядело слишком хрупким и уязвимым для такого естества и для такой души… Чарлз перенес свои ласки выше, сопровождая их поцелуями и покусыванием, ощущая на вкус ее кожу, чувствуя дыхание и трепет жаждущей плоти, вызывающий ответный жар, разливающийся по его телу и концентрирующийся в паху. Чарлз достиг гнездышка в месте соединения ее бедер и обнаружил, что складки уже раскрылись и набухли от желания. Он быстро погрузил язык в расселину, и Мэгги застонала, едва не задохнувшись, а он почти потерял самообладание, ощутив вкус горячей женской плоти.

Он поднял голову и встретился с Мэгги взглядом. Раскрасневшись, она смотрела на него, смущенная и в то же время жаждущая продолжения. Ее губы сложились в безмолвное «нет», однако в глазах читалось другое, поэтому Чарлз снова склонил голову и приник к ее лону, вобрав в рот возбужденный бутон. Мэгги вскрикнула и выгнулась навстречу ему, а он продолжал ласкать ее, меняя движения языка и ритм. При этом он удерживал ее руками, так что она не могла ни сжать ноги, ни уклониться в сторону, ни контролировать свою реакцию. Ее крики сменились стонами наслаждения, а бедра конвульсивно сжимались вокруг него. Она приподнималась в такт заданному им ритму, который постепенно усиливался, отчего дыхание ее сделалось прерывистым, и мольбы то о продолжении, то о передышке сменились невнятными звуками. В конце концов она достигла пика наслаждения и, обессилев, рухнула на диван.

Чарлз посмотрел на нее в тот момент, когда ее взгляд снова сфокусировался.

– Я чувствую себя… достигшей высшей точки, – хрипло произнесла Мэгги.

– И наполненной до краев, – предположил Чарлз.

Мэгги кивнула и закрыла глаза, а он встал, отошел от нее и начал раздеваться. Она слышала каждое его движение – в этот момент казалось даже, что было слышно, как бьется его сердце, – но она не открывала глаз, пока не почувствовала что-то холодное и мокрое между бедер. Мэгги вскрикнула от этого прикосновения и невольно сомкнула бедра… как оказалось, вокруг губки, которую держал Чарлз.

Она наблюдала, как он положил руку ей на живот, коленом снова раздвинул бедра, а другой рукой погрузил губку внутрь.

Мэгги судорожно втянула воздух, чувствуя, как ее пронзает острое наслаждение все глубже и глубже… и вдруг все прекратилось.

– Я хочу… – Она с трудом могла говорить. – О, я хочу, чтобы вы сделали так еще раз.

Чарлз усмехнулся.

– В следующий раз, – пообещал он, и она неожиданно для себя почувствовала, что готова заплакать, испытывая признательность, оттого что он не гнушался прозой жизни и позаботился о ней, как того требовали обстоятельства.

Чарлз взял ее за руку и молча потянул с узкого дивана на ковер. Она легла и увлекла его за собой. Горячая кожа барона была немного грубее, чем у нее, и эта разница казалась восхитительной.

– Поцелуй меня, – попросила она, и он, поместив свои бедра между ее ног, прогнулся так, что их губы встретились. С первым толчком губка скользнула глубже внутрь, неожиданно придав дополнительную остроту ощущениям, отчего у Мэгги вырвался легкий стон. Она прижимала Чарлза к себе, тогда как он – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее – двигался внутри ее. Ее тело, охваченное огнем, жаждало его, жаждало большего. Он оперся локтями по обеим сторонам ее головы и обхватил ладонями ее лицо. В его глазах отражалось пламя, подобное тому, которое нарастало внутри ее, и внезапно ее потряс исступленный восторг.

Поглощенная огнем, Мэгги ничего не видела и не слышала, только чувствовала свое пылающее тело и Чарлза, двигающегося внутри ее все с тем же бурным ритмом.

Постепенно жар начал спадать. Мэгги тяжело дышала на ковре, рядом, скатившись с нее, лежал Чарлз.

– Благодарю, – прошептала она, закрыв глаза.

– Не надо благодарностей, – произнес Чарлз так тихо, что она едва расслышала его. – Лучше скажи, что это было восхитительно.

– Конечно, конечно, – согласилась Мэгги, и ей почему-то показалось, что все это похоже на прощание.