Текст книги "Любовь по науке, или На практику в другой мир"

Глава 25

Первой мыслью было гордо отказаться. Уж больно неоднозначно я сейчас относилась к Гарону. Несмотря на то что влюбленная и возвышенная часть меня просто воспарила до небес. Золотистое сияние разливалось в сердце и где-то в области живота. Захотелось петь.

Ладно. Пойдем на компромисс.

Не сдадимся никаким своим чувствам! Ни глупой влюбленности, ни чрезмерной подозрительности.

Я улыбнулась, подошла к Гаю, встала на цыпочки и на глазах у Великого и Ужасного поцеловала куратора в щеку. Интересно, как он отреагирует (Гарон, в смысле)?

– Не вешай нос. Она обязательно вернется! – шепнула я Гаю.

Гарон все это время стоял с оттопыренным локтем и с ничего не выражающим лицом ждал, соизволю ли я принять его предложение. Не знаю, что он подумал о поцелуе, доставшемся Гаю.

С видом королевы в изгнании (почему в изгнании – не знаю!) я прошествовала к декану и положила ладонь на сгиб его локтя. Ох! Проклятье! Как же это приятно… Какая твердая, горячая у него рука! В голове замелькали картины, как мы вот так, рука об руку, идем по жизни.

Вернее, он ведет меня под руку, и я чувствую ту несравненную сладость, какую ощущаешь, когда сильный мужчина любит тебя, заботится и корректно направляет.

Я тряхнула головой, чтобы отогнать сладкое наваждение. И одновременно с удивлением ощутила, что тело дракона напряглось. Словно по нему пробежала волна. Ничего себе! Неужели моя близость не оставляет Гарона равнодушным? А он ведь никак не подает виду. Кремень!

Несколько минут мы молча шли по дорожкам между кустами. Светила луна, кусты и деревья отбрасывали серебристые тени на дорожки. В саду было пусто, видимо, все спали. А может, прятались по корпусам на своих маленьких вечеринках с друзьями.

Честно – даже не хотелось ничего говорить.

Пусть это будут минуты, когда я смогу насладиться присутствием Гарона. Не думать о его скрытых целях. Не подозревать его. Не рассуждать, есть ли у него ко мне чувства. Просто поверить в сказку на несколько мгновений.

И помнить всю оставшуюся жизнь, в которой я, возможно, стану успешным магом. И женой одного из истинных. И вообще наверняка буду вполне счастлива. Только этого Великого и Ужасного рядом не будет.

И тут Гарон прервал тишину.

– Даже не удивляюсь, что встретил тебя на площади. Если где-то происходит что-то интересное или опасное – адептка Мария тут как тут, – он слегка усмехнулся.

– Ну, опасного-то тут не было, да и интересного мало. Ее отъезд – трагедия, – ответила я, просто чтобы что-то сказать.

А получилось, как будто я спорю с ним. Но декан не втянулся в пикировку. Вообще он сейчас был каким-то удивительно «гладким». Словно спрятал все свои драконьи шипы.

– Пожалуй, да, – задумчиво ответил Гарон. – Я имел в виду, что ты всегда оказываешься в центре событий.

И замолчал. Тишина снова затягивала, и я опять ощутила ту невообразимую общность с Гароном, что порой опускалась на нас в Серебристой роще. Запомнить, сохранить эти мгновения в памяти. Хотя бы на всякий случай!

И вдруг декан направил меня к ближайшей скамейке.

– Садись, Маша, – достаточно властно произнес он. – Ты ведь хотела знать, зачем я все это затеял. Уверен, накрутила и навыдумывала кучу всего. Садись, расскажу. Мы как раз удачно встретились.

Он опустился на скамейку, так и придерживая мою руку у себя на локте.

– Что, правда, просто возьмешь и расскажешь, магистр декан?! – не удержалась от ехидства я. – А то, знаешь, тут не только я – уже многие чего только не придумали!

– Гарвер? Дренер? – рассмеялся Гарон. – У обоих богатая фантазия, как подпортить репутацию сопернику. И это вместо честного состязания, которое нам предлагается!

Внутри меня что-то начало тихонько кипеть. Ну, не кипеть, но побулькивать.

– А ты прямо совсем честно состязаешься? Если бы я не поменяла конкурсы, то знал бы их все заранее! И сейчас проводишь со мной время, хотя вроде как…

– Что? Это ведь не запрещено. Никто и слова не сказал, когда Гарвер заманил тебя в кусты!

«Интересно, откуда он знает?» – изумленно подумала я.

– Давай не будем, – продолжал Гарон. – В смысле, не будем спорить и пререкаться. Мы оба уже достигли нужного уровня в этом умении – дальше и развиваться-то некуда. Лучше посмотри, какая луна! – Он с наслаждением запрокинул голову и уставился в темное небо, в котором блестели луна и звезды. И с таким же наслаждением вдруг сжал мои пальцы, словно боялся, что иначе я убегу.

Я замерла, боясь дышать. Больше ничего во мне не булькало. Я не хотела спугнуть момент, который может и не повториться.

– Просто послушай. Я решил, что ты должна знать. Чтобы понять меня. Понять, почему я вдруг готов переть против «святого» – против истинных пар.

Голова немного поплыла. Наверно, сейчас он признается мне в своих чувствах! Наконец. Скажет, что настолько глубоко влюбился в меня, что готов идти на отбор, где все другие кандидаты имеют преимущество в виде истинности. А про «контрольную группу» придумал, чтобы попасть туда.

Ну давай же!

– Слушаю, – тихо сказала я. – И даже постараюсь понять.

– Когда-то, Маша, я любил одну женщину. Драконицу, – сказал Гарон.

И все во мне опустилось… Просто упало с небес на землю.

Ах да, растерянно подумала я. Он обещал объяснить причины, то есть рассказать историю, почему ему понадобилось попасть в отбор. И вот, рассказывает.

Душа моя горько усмехнулась. Я пошарила на плече, желая для успокоения погладить Гришу или Красотку. Но, как на грех, именно сейчас мои птички вольно паслись где-то в роще.

Это я надумала, что сейчас он будет признаваться в любви. Надумала, как глупая влюбленная дурочка.

Только его рука, нежно державшая кончики моих пальцев, как-то диссонировала с ситуацией. Но это слишком призрачно, слишком невесомо, чтобы давать себе надежду.

– И? – сглотнув слезы, спросила я.

Потому что Гарон сделал паузу после слова «драконица», словно погрузился в далекие воспоминания.

– Она тоже полюбила меня. У драконов, знаешь, все непросто. Если нет истинности, то завоевать драконицу – большая проблема. Они не менее своевольны и свободолюбивы, чем мужчины-драконы. Тем более что их намного меньше, так что каждая драконица – на вес золота.

– Почему? – чуть не хлюпнула носом я.

Горюя, конечно, не о малом количестве драконов женского пола…

– Никто не знает. Есть лишь легенды, что всегда во всех мирах драконы были Хранителями мира. А быть Хранителем – работа сложная и опасная, требующая полного погружения. Тут не до семьи и детей. Мужчине как бы более с руки это делать. Вот и получалось, что дракониц рождается ровно столько, чтобы поддержать популяцию драконов. Правда, при союзе дракона с женщиной любой классической расы вроде человека дети рождаются тоже полноценными драконами. Наши энерго-информационные частицы полностью доминантны…

«Это местное название генов, значит», – уныло констатировала я.

– Так вот, я завоевал свою любовь. У нас все было хорошо. Даже хотели заключить обряд. Что-то вроде драконьей свадьбы, – Гарон горько усмехнулся. – Но тут появился один молодой дракон – прилетел из уединенного имения, где жил с родителями. И оказалось, что он – проклятье! – истинная пара моей женщины. Она ушла к нему, отменила обряд. Все было предрешено, как только они оба поняли свою истинность. Мое сердце оказалось разбито – представляешь, такое возможно! – Снова усмешка.

«Не сомневаюсь, разбить его не получается только у меня!»

– Нет, – соврала я вслух.

– И тем не менее это так. Я даже был у них на свадьбе. И видел кое-что…

– И что же? – с интересом спросила я.

Мало-помалу, но история начала увлекать меня. Душа уже не так страдала.

– Когда она стояла со своим истинным перед Правителем драконов, то обернулась на меня. И в ее глазах я увидел… что она сомневается. Что истинность ее мужчины не выдавила до конца любовь ко мне. Увидел, что ей тоже больно…

– И ты вмешался? – с интересом спросила я.

– Нет, что ты! Никто не смеет осквернять святыню истинной пары! – На этот раз усмешка вышла весьма злая. – К тому же у нее был выбор. И она его уже сделала. Я ведь предлагал попробовать пойти против этого благословения и проклятия драконов – истинности пары. Она не захотела. Какой смысл был вмешиваться, а по сути – просто устраивать скандал прямо на свадьбе? Она вышла за него замуж. И все.

– Все? – удивилась я. – Конец истории?

– Для них – да. Они жили недолго и счастливо. Не спрашивай меня, почему недолго. Это к делу не относится. Думаю, однажды я расскажу тебе об этом, но не сейчас. А вот для меня – нет, не конец. Мне всегда хотелось исправить это. Исправить саму систему. Ведь та драконица не утратила любовь ко мне, встретив истинного. Просто эта истинность, как инфекция, как неконтролируемое влечение, не оставляла ей настоящего выбора! Кстати, подобное мы сейчас видим у твоих парней. Искренне им сочувствую. – Гарон изучающе поглядел на меня.

Очень красивый и… снова ставший близким мне в лунном свете.

В конечном счете, как бы обидно ни было моей эгоистической части… Той, что желала признаний в свой адрес, желала, чтобы он встал на одно колено и молил стать его… ну просто его хотя бы! Как бы обидно ни было, я испытывала благодарность, что Гарон открылся мне. Что рассказал то, о чем, уверена, не знает никто в Академии. О своей личной жизни.

А еще в душу прокрадывалось сочувствие. Я ведь сама нахожусь в похожей ситуации. Вернее, в ситуации «наоборот». У меня сколько угодно истинных, и меня даже время от времени тянет к ним (к каждому по отдельности, конечно), но сердце стремится к этому вот Великому и Ужасному дракону.

– Я тоже им сочувствую, – тихо произнесла я. – Мне тоже иногда кажется, что это как болезнь. Понимаю тебя.

– Благодарю за понимание. Я много изучал этот вопрос. В основном его рассматривают на факультете магического естествознания, поэтому я ушел со своей прежней должности и стал деканом этого факультета – чтобы всегда быть на передовой подобных исследований, если они велись. Впрочем, когда не велись – я незаметно инициировал их проведение.

Он на мгновение замолчал и опустил взгляд, изучая нос своего черного ботинка, красиво блестевшего в лунном свете.

«Вот гад, у него даже ботинок красивый», – подумала я, а вслух спросила:

– А кем ты работал до этого?

– Был ректором этой Академии, – нарочито-небрежно бросил Гарон. – Иногда мне кажется, что следует вернуться на эту должность, чтобы навести порядок! При мне никто не убивал попаданок ни в стенах Академии, ни вне ее!

«Ого!» – опешила я.

Выходит, не вовремя я его встретила. Иначе получилась бы классика фэнтези: попаданка и ректор-дракон Магической Академии. Но когда-то Гарон осуществил некий «дауншифтинг», чтобы заниматься своими изысканиями.

– И к какому выводу ты пришел?

– Ты можешь назвать его романтичным, – усмехнулся Гарон. – Но что есть, то есть. Считается, что истинные чувствуют друг друга по эманациям души – ты это знаешь. Вернее, по энергетическим эманациям и просто физическому запаху, которые исходят от тела. А они, в свою очередь, определяются душой. Тогда получается, что истинность – свойство души. У каждой души, как ты говорила…

– Я не говорила!

– Хорошо, не ты говорила. Но у каждой души где-то существует половинка. Истинная пара. И сколько бы душа ни реинкарнировала, другой истинной пары у нее не будет. – Я припомнила: в этом мире верят, что Бог дал душам много жизней. И что они перевоплощаются из тела в тело, пока не достигнут какого-то особого уровня развития. Как в некоторых наших религиях. – Ну или несколько, как у тебя. Но это, кстати, уже противоречие тому, что истинность определяется нашей сердцевиной. А как же любовь? Любовь и свободный выбор?! Ведь мой опыт показал, что любовь может быть и не только с истинной парой!

На этой фразе, к моему удивлению, сдержанный Гарон сжал кулак. Помолчал и продолжил:

– И я пришел к выводу, что все не совсем так. Душа… Ты хорошо понимаешь, что такое душа, Маша? Это не противоречит мировоззрению твоего мира? Это некая энерго-информационная сущность, что живет более одной жизни.

Я кивнула, мол, понимаю.

– Так вот, я пришел к выводу, что душа имеет много слоев. Условно можно сказать, что их два: внутренний и внешний. Внешний слой изменчив, он меняется от жизни к жизни. И определяет текущую инкарнацию живого существа. И именно он влияет на тело и дает те эманации, что определяют истинность пары. То есть истинность – свойство в рамках одной жизни. И связана больше с телом и внешними энергетическими структурами. А внутренний – наше истинное «я». И истинная любовь, которая дает свободный выбор партнера, рождается именно в ней. Теперь ты понимаешь, почему я хочу в твой отбор и хочу победить на нем?! – довольно горячо воскликнул он. – Эксперимент устроен, чтобы решить вопрос подбора истинных пар и их аналогов. Так думают все. Но я хочу, напротив, доказать, что любовь, идущая из сердцевины души, важнее любой истинности, определяемой внешними факторами! И можешь считать это романтичным. Можно сказать, я хочу доказать главенство духа над телом!

Я все понимала и даже поддерживала его рассуждения. Но он говорил – а во мне опять забулькало. Потом – закипело. А на последней его фразе я вскочила, вырвала руку из его нежного захвата и почти крикнула:

– Понятно, магистр Гарон, зачем тебе нужна победа в моем отборе! Только вот я-то сама нужна тебе по-настоящему?! Как насчет этой настоящей любви, что должна быть в сердцевине души?!

И замолчала, словно сама себе дала пощечину. Потому что своим порывом фактически призналась, что хочу, чтобы Гарон любил меня. А значит… что сама люблю его.

Глава 26

Гарон ласково поглядел на меня:

– Маша, а как ты думаешь, стал бы я затевать эксперимент в эксперименте, если бы для этого не было повода? Если бы я не мог представлять из себя настоящий «контрольный образец», обладающий всеми свойствами, необходимыми, чтобы сравнить его с истинными парами? На Совете я достаточно четко высказал свою, хм… позицию, – и дальше смотрел чуть насмешливо и выжидающе, мол, сама подумай. Догадайся, сделай выводы.

О чем, простите, магистр декан? Самой решить, любишь ты меня или нет?

Ха! Смешно.

Разумеется, я продолжала кипятиться. Одновременно внутри рождались слезы. Слезы незаслуженной обиды: я ведь, в сущности, ничего плохого ему не сделала. А он… издевается!

– Но ты не сказал ничего определенного на Совете. И сейчас не говоришь! Подозреваю, ты специально «подружился» со мной, чтобы можно было предложить себя «контрольным кандидатом»!

В глазах Гарона сверкнуло возмущение. Видимо, я где-то задела его за живое. Но тут же погасло, превратившись в какой-то другой огонь.

– Я понимаю, – сказал он и тоже встал, глядя теперь на меня сверху вниз. И в лунном свете его словно высеченное из камня лицо выглядело таким красивым, что хотелось отпустить ему все грехи. – Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви.

Это был не вопрос. Именно утверждение.

– Эээ… – протянула я. Когда желаемое мной облекли в слова, я совсем растерялась. Гнев улегся. А вот смущение, даже стыд, что я как бы требую от него признания, – сделали шаг вперед из строя моих смешанных чувств. Взгляд сам собой уткнулся в землю. – Эээ… Ммм… – высокоинтеллектуально повторила я. – Может, и не так, но…

– Так, милая Маша, именно так, – очень ласково сказал Гарон.

Он ведь вообще все понимает, подумалось мне. Читает меня, как открытую книгу. Хотя бы потому, что он взрослый, умудренный опытом дракон. А я только три года назад окончила школу и не то чтобы очень искушена в отношениях с мужчинами.

Захотелось провалиться сквозь землю. Я отвернулась. Неконтролируемые слезы набухали на глазах. Я была готова махнуть рукой и убежать рыдать в кусты. Именно так.

Но тогда я навсегда буду в его глазах маленькой глупой девочкой! И вообще не факт, что он побежит догонять меня и успокаивать! Так что эта стратегия лишена смысла.

– Не плачь, – неожиданно сказал Гарон и взял меня за руку. Нежно, обволакивающе, очень бережно. И явно не собираясь отпускать…

Он усадил меня обратно, а я не сопротивлялась, лишь отворачивала лицо, чтобы не демонстрировать свои дурацкие девичьи слезы. Устроился рядом, так и сжимая мою ладонь. Даже поглаживал ее большим пальцем, и от этого обида в душе начинала рассасываться. Уж больно сладким было любое его касание, оно снова стирало границы между нами. Снова делало Гарона родным и близким мне.

Как будто все мои переживания глупость и только вот это чувство нежного единства имеет значение.

– Послушай, я ведь еще не все сказал. И прости, совершенно не учел, что ты молодая девушка.

– Все ты нормально сказал! – услышав про молодую девушку, я попробовала отыграть все обратно. Мол, я не требую у него признаний в любви. – Просто я не могла не спросить об этом! Ты же понимаешь, что для победы в отборе нужно, чтобы между нами были…

– …настоящие чувства. Все верно. Нужно, чтобы любовь – глубинная любовь души – оказалась сильнее более внешних эманаций истинности. А для этого, разумеется, нужно, чтобы эта любовь действительно существовала. Я за честный эксперимент. И вовсе не хочу, чтобы ты подыгрывала мне из чувства личной симпатии или сочувствия к моим былым страданиям. И даже из-за того, что тебе близки мои идеи, – не хочу, – улыбнулся он. – Все должно быть честно. А вот если я сейчас встану на одно колено, признаюсь тебе в любви и начну жарко целовать, пользуясь ситуацией, – будет нечестно. Это сразу даст мне все возможные преимущества в отборе. Вернее, просто отменит отбор! Ведь подобные признания, особенно когда есть надежда на взаимность… – он тихонько взял рукой мое лицо и развернул к себе, глядя в глаза с бесконечным понимающим теплом, – сближают слишком сильно. Ломают оставшиеся границы. После этого мы можем только быть вместе. И тогда не получится никакого отбора.

– А что, это плохо? Отменить отбор?! – растерянно спросила я. Это ведь почти признание с его стороны! Почти… – Твои выкладки были бы сразу доказаны! Без всяких дурацких конкурсов.

– А вот и нет! – рассмеялся он и слегка отстранился. – Вопрос с истинностью не закрылся бы. Я искренне верю, что я прав. Но… я ученый, Маша. И ты тоже собираешься стать ученым. Значит, мы должны действовать честно, провести отбор, доказать на практике, что любовь души…

– Честно было бы следовать велениям своей души! Идти за любовью, которая живет в ней… Проклятье! – я опять отвернула лицо и потянула на себя руку. Но даже из самого нежного захвата дракона высвободиться не смогла. Снова захотелось плакать.

Ведь я опять показала, что хочу его признания. А он опять не признался, хоть намекнул на этот раз так, что нужно быть деревяшкой, чтобы не понять.

Но, допустим, я и есть деревяшка! Глупая иномировая деревяшка, которой нужно говорить все прямо. Подошло бы даже так, например: «Я люблю тебя, Маша. Но отбор мы проведем, чтобы доказать нашу правоту мировой общественности».

Так ведь нет, он не хочет говорить прямо! Ходит вокруг да около.

И эксперимент ему явно дороже моих чувств.

Это осознание мелькнуло и… Я замерла, словно громом ударенная.

Все просто.

Ха! Признание? Да не нужно мне его признание!

Потому что признаваться ему не в чем. Если бы он любил меня, то я была бы для него важнее. Возможность быть со мной прямо сейчас была бы важнее любого эксперимента, любой возможности что-то там доказать мировой общественности, на практике убедиться в своей правоте. Важнее всего!

Может, я не умудренная жизнью драконица, но понимаю это. Такую простую вещь о любви я знаю. Ведь вот я бы… отменила отбор по одному его слову. С единственной целью – быть с ним…

А значит… значит, и не нужен мне этот Гарон. Хватит ждать. Хватит страдать. Хватит быть той самой дурой, чтоб влюбилась в эффектного дракона. У меня есть чувство собственного достоинства. И мозги тоже есть, что характерно.

Вечно набухавшие на глазах слезы высохли одним махом, и я снова потянула на себя руку. На этот раз – решительно, так что Гарону оставалось либо удерживать меня насильно, либо отпустить.

Он, понятное дело, отпустил. Не насильник же. А в темных глазах сверкнула тревога.

– Что случилось, Маша? – ласково спросил он.

– Ничего, – я поднялась на ноги и поглядела ему прямо в лицо. – Ничего страшного не случилось. Ты прав, магистр декан. Мы проведем отбор. Это будет честно. С моей стороны глупо и неправильно ожидать от тебя романтичных слов. Во-первых, для них нет повода – это очевидно. А во-вторых, это действительно будет нечестно по отношению к другим участникам. Я была не права и приношу свои извинения. Благодарю за прогулку, – я обозначила что-то вроде «издевательского книксена».

– Маша, что случилось? – повторил Гарон. Теперь тревога в его глазах мне уже не чудилась. Его явно встревожило происходящее.

– Повторяю – ничего. Я всего лишь разобралась в ситуации. И, да, кстати, я бы на твоем месте, магистр декан, не стала так уж рассчитывать на победу на отборе. Он действительно будет честным. И выиграет в нем тот, кто искренне меня любит. Кому я по-настоящему нужна. Доброй ночи!

Я взмахнула юбкой (которая, как известно, к этому располагала) и пошла по дорожке.

– Маша, постой! – раздалось вслед.

Я обернулась:

– Не нужно меня провожать. Я прекрасно знаю дорогу. Ты охраняешь меня – благодарю. Вот и охраняй на расстоянии. Для этого не требуется ходить под руку, как парочка, под лунным светом.

Бросила последний взгляд на Гарона и свернула на дорожку.

– Да стой же ты, Маша! – сзади послышались шаги. – Хорошо, если это так нужно…

Он нагнал меня, и я снова остановилась, понимая, что убежать от дракона не получится. Что ж.

– Если так нужно что? – прямо глядя ему в лицо, спросила я. – Признаться мне в любви?

Да, магистр декан, мне нравится называть все своими именами. И смущаться я больше не буду. Не из-за чего.

– Проклятье! Маша, да! Если тебе так нужно…

– Нет, не нужно! Не надо сейчас говорить красивых слов. Поздно. Я не поверю. Поверила бы в самом начале этого разговора. Теперь – нет. Магистр Гарон, как ты верно сказал, я – будущий ученый. И умею делать выводы. А если желаешь победить на отборе, то тебе придется доказать мне свои чувства, в которых ты не желаешь признаваться – по той простой причине, что их не существует. Все, прошу оставить меня.

Понимая, что маска «королевы в изгнании» может слететь в любой момент (например, если он опять схватит меня за руку), я снова резко развернулась и пошла.

Не видела, но знала, что Гарон стоит на дорожке, сложив руки на груди, и смотрит мне вслед. Возможно, даже с насмешкой.

Плевать.

И тут я то ли услышала, то ли придумала произнесенное им сквозь зубы:

– Я докажу.

Вот уж не знаю, что он собрался доказывать! Чувств-то у него ко мне настоящих нет!

Конечно, маска слетела с меня, стоило только избавиться от Гарона и пройти дальше по дорожке. Слезы потекли градом. Но я не остановилась. Так и шла, размазывая их по щекам.

И разумеется, в голове заметалась куча мыслей. Например, что я слишком строго сужу о чувствах Гарона. Ведь мы с ним знакомы без года неделю. С чего вдруг требовать от него любви? Когда вообще эта любовь могла развиться? Мы же говорим об истинных чувствах души, а не о быстрой влюбленности, которая может и за пару минут появиться! С первого, что называется, взгляда.

Вот он и хочет убедиться в процессе отбора, что чувства настоящие.

Другой мыслью было, что… Ах, может, он сам не понимает, как любит меня?! Или, подобно некоторым мужчинам, не знает, что со своей любовью делать. Как себя вести. Просто не умеет идти за чувствами. И мне следовало бы не обижаться на него, а научить…

Ерунда, конечно. Чему я там его научу, если в основном переживаю и рыдаю, а при нем не могу сдержаться достаточно, чтобы не выглядеть влюбленной дурочкой. И реванш, взятый мною в конце, не сглаживал до конца стыд, что я испытала во время беседы с ним.

Особенно противно было это его «если тебе так нужно…». Готов пойти навстречу молодой дурочке. И ведь я сама себя этой дурочкой выставила!

В общем, когда первая темная дорожка закончилась, я пришла к выводу, что если хочу сохранить хотя бы осколки своего сердца и чувство собственного достоинства, то мне следует вообще держаться подальше от Гарона. Вот пусть чего хочет, то и делает! Доказывает мне что-то или не доказывает. А я буду принцессой и снежной королевой. И в отборе буду судить его по всей строгости!

Еще одно соображение вдруг пришло в голову по мере того, как слезы подсыхали (не могут же они литься до бесконечности!): Гарон как бы против истинных пар. Но, может, это потому, что сам он свою истинную пару не встретил. А что будет, если, допустим (просто допустим), он победит в отборе, мы с ним будем вместе, а потом он вдруг встретит свою истинную…

Не вовремя, конечно, я об этом задумалась. Ведь во время разговора с ним могла просто спросить! Это был бы веский аргумент.

Но, уверена, он ответил бы, что «дух сильнее тела». Что если бы он встретил свою истинную пару, то любовь души победила бы в нем. Стал бы заверять, что этого опасаться не стоит.

А я вот не уверена… Вон как неконтролируемо влечет ко мне парней и Гарвера. Гарон, похоже, не понимает силы истинности, поскольку сам никогда не испытывал подобного.

Я вытерла остатки слез. Горько усмехнулась про себя. Мысленно обозвала Гришу предателем, ибо попугай так и не появился меня утешать. Что, конечно, странно. Но, может, у них с Красоткой новый приступ медового месяца.

И свернула на новую дорожку. До общежития было уже недалеко. Тут стояли яркие красивые фонари, чтобы студенты не блуждали в потемках,

На полянке бил фонтан, переливаясь в свете фонарей и лун. А на скамейке сбоку сидел… Гарвер. Откинув голову назад, раскинув руки и глядя на луну со звездами. Смотрелся он очень хорошо.

Конечно, дракон почуял меня прежде, чем я вышла из темноты.

Тут же поднялся навстречу и протянул руку, словно приглашая на танец.

Руку я проигнорировала, довольно мне на сегодня драконьих касаний. Но кое-что пришло в голову. Сейчас этот дракон казался таким надежным по сравнению с Гароном. Вернее – таким однозначным. И я решила кое-что у него спросить.

Села на скамейку в полном молчании, он опустился рядом. И прежде любых моих фраз решительно спросил:

– Кто обидел мою Избранную?

– Да никто не обидел, все нормально! – я как-то не сразу сообразила, что истинность не даст мне укрыть от него мои переживания.

– Ты плакала. И твоя боль рвет мне сердце, – серьезно сказал дракон. – Я не могу этого так оставить.

Надо же, какой чуткий, подумалось мне. В очередной раз убеждаюсь, что Гарон преувеличивал степень его «дикости» при первой встрече.

– Спасибо, Гарвер, – сказала я искренне. – Если хочешь помочь, ответь мне на один вопрос.