Текст книги "Загадка миллиардера Брынцалова"

– И как же в этих условиях вы будете дальше карабкаться?

– Что же, вы думаете, мы такие беззубые? В этом черта Брынцалова, что он сам не успокаивается, и нам не дает. Если это его, – а он все российское считает своим, – вырвет. Вот заглотишь его, он засунет руку в рот, из желудка достанет этот кусок и вырвет: отдай, мое! И других заставляет так работать! Представляете? За свое, то, что мы сделали, мы будем бороться. Мы не сдадимся, мы будем биться, и в конце концов эти деньги, которые отправляются за рубеж, останутся здесь, на «Ферейне». Не псевдомайкопский инсулин, который Нечаев якобы здесь производит, а на самом деле полякам отправлялись деньги за эту лекарственную форму, – нет, накося, выкуси, больше не надо! Все останется здесь, в России, в русской фармацевтической компании, которая называется ФАО «Ферейн»!

– Говорят, вы зарываетесь?

– Мы не зарываемся, мы ведем себя мирно, нормально. Нас пытались ту по-разному зажать, потому что у нас дурацкие законы, все сделано, чтобы загубить российского производителя, никто его не ждет, только слова одни: предприниматели, вот, их нужно поддерживать, и так далее, и тому подобное. У граждан нет заработной платы, им оплачивать нечем товарные массы. И у банка нет денег. Банку невыгодно инвестировать производств. Те банки, которые инвестируют производство, например, Тверьуниверсалбанк и другие, они пропали. В итоге – общество безденежное на сегодняшний день. Нам грозить и угрожать бесполезно. А правительство на нас, как на всех других предпринимателей, накатывает постоянно. Ну, например, с налогами. Вот, пожалуйста, в прошлом году, девятнадцатого декабря, в обеденное время, я выходу вот из этой двери, иду в сторону коридора – бежит наш сотрудник, а за ним гонится… автоматчик, вот в этом своем пятнистом одеянии, и в чулке, где только одни глаза видны, с автоматом наперевес! Это налоговая полиция приехала брать с «Ферейна» налоги за якобы полученную прибыль. И мало того – они накрутили еще пени, и в результате сумма налогов у нас составляла где-то около двадцати семи миллиардов, а с пенями она выросла до цифры шестьдесят восемь!

– Отдали?

– Послушайте, а почему мы должны отдавать? Я ж вам говорю, что Ферейн» – такая фирма, которая просто так не отдаст свое.

– Боретесь?

– Боремся, мы подали в суд и отбились от них. Это Брынцалов! Другой бы отступил, а он… Иногда устаешь, надоедает все, думаешь – к чертовой бабушке! Но все-таки я небогатый человек, ни замков, ни дворцов, есть дача в Дмитрове, дом бревенчатый. Вот поэтому я не могу бросить эту работу, к сожалению. Она кормит мою семью, мать – пенсионерка, брат – чернобылец, инвалид, у него трое детей, жена не работает, им нужно помогать. В общем-то, я один в семье кормилец. Второй брата – военный, тоже зарплату не платят уже полгода. Полковник, афганец, два ранения, награды правительственные… Поэтому я не могу бросить эту работу.

– А чем кончилось все тогда? Куда они делись, эти автоматчики?

– Ну куда делись? Они встретили меня, я, к сожалению, один оказался, потому что генеральный директор уехал на обед. Я их попросил подождать. Они постояли, с них пыл этот спал. А они в бронежилетах, им тяжело, жарко…

– Мальчишки, в общем-то?

– Да часа два сидели, разговаривали…

– Автоматчики что должны были делать конкретно?

– Они должны были прикрывать вхождение налоговых инспекторов сюда! Вообще-то, по-хорошему, я понимаю этих налоговых инспекторов, потому что приходить, грубо говоря, к человеку, которого ты ограбил, и требовать за ограбленное долю какую-то – за это можно получить в морду. Отец мне в детстве говорил: «Саша, нахалов нужно бить, и преимущественно в морду!» Вот, в принципе, можно было получит в морду, поэтому я их понимаю. Вот сюжет такой был у нас. Жизнь тут вообще веселая.

– Но тем не менее не жалеете ни о чем?

– Понимаете, жизнь дается один раз. О чем жалеть? Тогда можно вообще не жить, если жалеть.

… Что говорить, толковый, приятный человек Александр Евгеньевич Полстянов. Владимир Алексеевич явно не промах при подборе кадров.

Но вот вопрос: а поняла я наконец-то, как делаются миллиардеры? Опят у меня двадцать пять! Ну, «Пчелка», ну, с нее все и пошло. А как пошло? Как эта симпатичная «пчелка» обрела реактивный моторчик и долетела до столицы? Как? Что в том моторчике было самым-самым?

Я уже думала, что от природы самая непонятливая. Но и сотрудники великой фирмы «Ферейн» пожимали плечами:

– Кто его знает, как?

В качестве утешения они рассказали мне, из чего, собственно, возникло это название. Я-то по наивности считала вначале, что В.А, Брынцалов узнал, что давным-давно в Москве на Никольской улице существовала аптека знаменитого немца Карла Ивановича Феррейна. И вообще он много аптек создал. Но ведь «Ферейн» несколько отличается от «Феррейна», верно?

– Верно, – сказали мне с улыбкой всезнания. – Больше того, там, где мы сейчас с вами находимся, а находимся в Нагатине, было когда-то болотистое место, гать. Отсюда – «Нагатино». И здесь для своих аптек деловой Карл Иванович начал выращивать разные лекарственные травы. Это была сельская местность, до Москвы далеко. Аптечное дело у разворотливого Феррейна процветало. А в одиннадцатом-двенадцатом году здесь, на этом самом месте, его сын, Владимир Карлович, построил завод медпрепаратов. Как водится, в двадцатых годах его национализировали, Феррейна – вон… Завод назвали имени Карпова.

– А кто такой Карпов-то?

– А кто его знает? Вот я живу на улице Гримау. Кто такой Гримау? Больно нужно знать! Значит так, в девяностых годах пошло акционирование… Завитало прямо в воздухе – назвать наше предприятие именно так – «Феррейн». Ведь красиво? И традиция намечается… Но не тут-то было. Прослышали об этом германские родственники Феррейна, приехали сюда и потребовали у Брынцалова три миллиона дойчмарок. Н им честно сказал: «Наскребу по сусекам миллион, больше нет». Они в амбицию! Выложи ровно три миллиона, иначе название заберем! А дальше уже местная легенда приписывает момент озарения в уме жены Брынцалова Натальи. Будто бы она подумала-подумала и говорит: «Володь, давай вот что сделаем – уберем одну букву в слове „Феррейн“ и привет, ничего платить этим вымогателям не будем». Так и сделали. И немцы уехали ни с чем – жадность фраера сгубила. По-немецки кто понимает, «феррейн» – союз, а «ферейн» – просто красивое буквосочетание.

К слову: завод и в годы советской власти заработал себе славу. Именно здесь в 1944 году была изготовлена первая партия отечественного пенициллина, который спас тысячи жизней наших раненых солдат и офицеров! А мы-то все думали, где сидели и мудрили такие наши талантливые ученые! А здесь вот…

… Сижу вечером за своим столом со сбитыми набок мозгами… И вдруг на меня нисходит озарение: «Что это я все возле производственно-рыночно-денежных отношений кручусь! Есть же еще иные стороны жизни, которые надо бы прояснить!» Надо же, в конце концов, встретиться с Натальей Геннадиевной, женой Брынцалова, явно незаурядной женщиной, которая заставила говорит вместе с мужем о себе столько газет, журналов, телепередач…

Решила – с утра через пресс-секретаря договорюсь о встрече с Натальей Геннадиевной.

А на сон грядущий не утерпела – прочла очередное письмо «со свалки», адресованное супербогачу:

«Здравствуйте, уважаемые Наталья Геннадиевна и Владимир Алексеевич! Вы не представляете, в каком восторге от вас наша семья. Мы даже представить себе не могли, что в нашей стране живут такие люди, как вы, – независимые, свободные и богатые, ужасно богатые. Мы были поражены, когда смотрели о вас передачи по телевидению.

А нас с 1992 года преследуют одни неприятности и беды. Я уже два года не работаю. Мама болеет сделали операцию. Мой брат тоже не работает, сильно опухают колени, а сколько ездил в институт, чтобы подтвердить болезнь, – бесполезно. А его знакомым, с кем он работал вырубщиком, всем платят по инвалидности. Школа, где учится дочь, тоже будет платной. Муж работает на металлургическом комбинате и получает 800 тысяч рублей, иногда 900, и то с опозданием в два-три месяца. Постоянно занимаем деньги. Наша мечта открыть свое дело. Хотим попробовать выращивать грибы. С чего начать – не знаем. Может быть, посоветуете, с чего начать? Так надоела эта борьба за выживание…»

Что я для себя извлекла из этого конкретного письма? То, что нахожусь на верном пути в своих поисках ответа на горячий вопрос, волнующий миллионы и миллионы. И книжка моя пойдет нарасхват… Как в свое время люди хватали с прилавков Дейла Карнеги, обучавшего, как вести себя с людьми, чтобы обретать друзей и не плодить врагов… Тогда, в период самого первоначального накопления в нашей стране «мавродиев», киллеров, «властилин», рэкетиров и прочего – многие решили, что как только выучатся терпеливо слушать собеседника (по рецепту Дейла Карнеги), а по утрам и вечерам говорить себе: «Я добьюсь! Я одолею! Я не отступлю!» – все у них на ниве предпринимательства будет о’кей!

ЛЕНИН, КАК КРОТ, ГОРБАЧЕВ, КАК…

Спешу в «Ферейн» на третье свидание с В.А. Брынцаловым. «А может, зря?» – опять невольно приходит в голову. – Может, его уже там нет? Может, уже чего-то там…» И почему бы мне так не думать? Вон у выхода из метро интеллигентный старичок с бородкой, в очочках милостыню просит, книжка из кармана торчит. Думал ли он, что когда-нибудь превратится в нищего? А в газетке сообщают как бы между прочим, что из Эстонии в Россию нелегально ввезены десятки тысяч «стволов» стрелкового оружия для криминальных «компаньонов», словно бы по-другому и быть не могло, что в Петербурге энергетики грозят отключить от Эрмитажа тепло, хотя это катастрофа мирового масштаба будет, потому что там, в музее, в се утыкано датчиками, которые следят за микроклиматом, и малейшие изменения его приведут к гибели шедевров Рембрандта и Рафаэля. А в Караганде голодают шахтеры, и конца-края их бедам не видно, а в Москве задержали рядового срочной службы из воинской части, расположенной в Подмосковье, и в сумке у него обнаружили сверхмощную взрывчатку, похищенную с воинского склада… А вдоль престижного Рублевского шоссе какие, однако, наросли в последнее время дачки – дворцы на пустом, вроде, месте, и никто ведь их хозяевам, сегодняшним чиновникам, вопроса не задает: «А откуда такие деньжата колоссальные взялись?»

Да мало ли, что и вдруг, и как совершается вопреки всякой логике, смыслу и поверх всяких красивых законов-постановлений, в нынешней России! Мне только обидно было бы, если бы мой герой и впрямь исчез, а я бы так и осталась с разинутым ртом, не получив ответа на свой вопрос, который одновременно волнует и почти все население страны: «Как становятся миллиардерами?»

… Владимир Алексеевич Брынцалов как ни в чем не бывало прошел в свой кабинет, и скоро мы опять сидели тет-а-тет. После того, впрочем, как он снял с себя пиджак, в котором приехал, а ему поднесли и надели на него другой, в мелкую клеточку. Возможно, опять же все это были какие-то жутко дорогие пиджаки, но я в этом не разбираюсь. И подозреваю, что если бы на моем месте был молоденький журналист, он, как в свое время все мы в этом возрасте и качестве, не преминул бы в своем очерке о миллиардере вставить липучую фразу-восторг: «разве мог черкесский строитель, выгнанный из рядов КПСС, мечтать, что когда-нибудь…» Ну и так далее. Тут – беспредел.

Подергав плечами, чтобы пиджак сел получше, поудобнее, Владимир Алексеевич тотчас приступил к делу:

– Что там у нас?

– Вы построили себе в Черкесске дом, а вас выгнали из партии.

– Исключили из рядов КПСС за мелкобуржуазные тенденции.

– Как это происходило?

– Очень просто происходило. Я всю жизнь мечтал иметь свой дом, любой человек мечтает свой дом иметь. Некоторые ждут, что даст государство или оставят родители в наследство. У меня ни того ни другого варианта не было. Я взял и быстро построил свой дом. У меня была трехкомнатная квартира, которую дало мне государство. Я ее поменял на кусок земли с хибарой, в центре города.

– Там же, в Черкесске?

– Да. Разрешение получил официальное, от городских властей, от областных властей, и проект утвердили на строительств. Построил дом за три месяца, быстро. Сказали, что коммунисту дом не нужен. Почему же коммунисту дом не нужен?

– Куда вызывали, что говорили?

– В горком КПСС.

– Какой секретарь, можете помянуть? Или не хотите?

– Рыков тогда был.

– Молодой, старый?

– Да не очень, пятьдесят лет где-то было.

– Один говорил? Один на один с вами?

– Да все говорили со мной.

– Какая аргументация была?

– Аргументация была, что есть программа КПСС, и частная собственность там не котируется. А я – коммунист. Вообще-то они правы были, формально, разумеется, они правы, а по жизни, конечно, я прав – я должен был размножаться, должен был вить себе гнездышко. Я сейчас, с этой точки зрения, смотрю, что со мной правильно поступили, конечно, что исключили из партии. А в то время считал, что неправильно.

Здесь я остановлюсь. Ну хотя бы потому, что, честно говоря, не ожидала от Владимира Алексеевича такого вот виража. Сколько помню тех, кого по тем или иным причинам прогоняли из партии, увольняли, – никакого снисхождения своим «притеснителям», одно раздражение и злость на них, даже если по фактам выходило – за дело пострадали, по закону. Человеку вообще трудно примириться с истиной, если задето его самолюбие, честолюбие…

А тут – нате вам – «не жалею, не зову, не плачу», получил поделом, раз нарушил нормы коммунистической морали…

Через затянувшуюся паузу спросила:

– На свои деньги дом построили? Не придирались?

– Нет, не дал такой возможности. Проверили все накладные, конечно. Если так, со стороны, смотреть, дом за три месяца рядовому человеку невозможно построить. Я же был управляющим строительного управления! Конечно, кран выпишу в рабочий день – кран через пять минут у меня. А простой человек пока кран выпишет… Или выписать кирпич. У нас был дефицит строительных материалов. За деньги, но все равно, в общем итоге не каждый мог достать кирпич, бетон, раствор… Наверное, помните это время? Мне полегче было. Я же строитель. И сапожнику легче себе сапоги сделать. Ну, в общем-то, не только в строительстве моего дома была моя личная независимость. Подчинялся законам, а независимость была определенная. Почему это? Я финансово независимый человек был. Я чем только тогда не занимался: разводил песцов, пчеловодством занимался…

– И все выходило?

– А чего? Разрешена была индивидуальная трудовая деятельность. Я днем на работе работал, а ночью работал на себя. Днем на государство, а ночью на себя. Мало спал, зато хорошо кушал, хорошо одевался. Мог шикануть, машины часто менял, то есть знал, что, если хочешь в жизни быть первым, нужно много трудиться. Трудишься, особенно на себя, – получаешь деньги и тратишь. Это удовольствие – тратить деньги. Покупаешь что-то, радуешься… Радуетесь вы, когда покупаете?

– Ну, есть и другие радости…

– Какие?

– Любовь…

– Ну. Любовь… Ест разные способы получит любовь. В молодости я бесплатно получал, в старости, конечно, уже нужно быть этим… А есть третий способ получить – через ненависть, как говорится, ненавидит сперва, а потом будет любить. Как вот меня – я третьим способом хочу у народа получить любовь. Увидят – богатый, смотри, как парень живет и работает, может быть, так будем?

– А у вас, простите мой «детский» вопрос, был пример для подражания?

– Да их полно! По целеустремленности – Ленин. Он сидел как крот… Сидел за рубежом, мечтал, мечтал, писал, бегал, ждал, дождался, и пусть злое дело. Но довел до конца. Еще по целеустремленности, по способности дело доводить до конца – Сталин. Тридцать один год правил железной рукой, может быть, гнул по-крутому, но его рукой Бог покарал тех, которые поубивали людей в революцию семнадцатого года, творцов Советского Союза. Ленин и вся его команда – это же все бандиты чистой воды были. Кто отвечает за разрушения в стране нашей? Убийства, террор, страшные дела?..

– Вы имеете в виду тридцать седьмой год?

– Да какой тридцать седьмой! Семнадцатый, восемнадцатый! Да это, видимо, провидение руками Сталина их так же поубивало. Ну еще как смотреть, если со стороны? Они творили зло, и зло их все равно настигло. Другие люди есть, которые нормально, творчески подходили к руководству государством. Посмотрите, они тоже зло великое совершали. Но в ответ на зло, они вынуждены были. На четыре срока был избран Рузвельт – беспрецедентно, так? Чтобы демократическим путем шестнадцать лет править Америкой!

– А что вы скажете о промышленниках? Вы «Финансиста» читали?

– Да ну, это все выдумано там! Наивное это дело, так же не было там. Жизни, которая описана Теодором Драйзером, не было. Если он написал там – великая депрессия, человек, который на конках по пять центов собирал, это все чепуха. Депрессия вызвана другими способами. И ест другие способы разбогатеть. Люди богатели там, но не так, на самом деле не так все это было. Мы читали, восхищались гениальным писателем, а все это чепуха. Все гениальные люди, которые его так называют, аферисты просто.

– А вы как?

– А как курочка, каждый день клюю по зернышку. Я – человек не гениальный, великого гения тут нет никакого. У меня есть работоспособность – раз, и работоспособность эта дает результат. Второе – может, немножко, удачливость есть. А удачливость… Что такое успех? Это запланированная закономерность. Планируешь, делаешь – и получаешь успех. Думаешь – удача, а это запланировано.

– Но, видимо, у тех бизнесменов, которых почем зря отстреливают в нашей стране, было все запланировано, а кончили они плохо…

– Все зависит от образа жизни. Не давай поводов. Предугадывай последствия своих поступков. Я, например, не езжу ни по ресторанам, ни по кабакам, то есть я в экстремальную ситуацию не лезу. Моя ситуация – работа. Я здесь контролирую ее, тушу пожары, реагирую, слежу за рынком. И каждый бизнесмен, который нормальную жизнь ведет, у него удача бывает. А вот Бойко, упал с подоконника, разбился…

– А это кто такой?

– Ну, Олег Бойко, концерн «Олби», видите? Вот где-то в Монте-Карло разбился, с подоконника упал, что ли, пишут, проиграл деньги в казино. А возьмите Бориса Федорова. Ночью возвращается из кабака с женщиной, которая не жена его, а ведь у него жена есть, – и в него стреляют, ножом… Листьев возвращается в одиннадцать часов ночи … его убивают. Я – в девять на работе, в шесть – дома. Один маршрут: дача – работа, дача – работа. Это жена меня давит – давай в театр… Я говорю: «Наташа, это не моя жизнь. Моя жизнь – созидать».

– То есть потерпевшие, несчастные, убитые сами создавали себе такие условия, чтобы наскочить на беду?

– Конечно. Деньги тратят. А деньги тратишь – выходишь из бюджета, должен какие-то делать аферы. Аферы сопровождаются разными жизненными ситуациями. Если ты перерасходовал бюджет – значит, ты отвечаешь перед государством, перед налоговой инспекцией. Или, действительно, что-то украл. И к тебе приходят бандиты – поделись. Вот представьте – ко мне подойти. Я скажу – за что платить? Ну, он начнет насчет охраны. А охрана у меня собственная. Если подойдут ко мне, скажут государству платить, я опят скажу – за что?

– Ни разу не платили чиновникам?

– Я никому ничего не плачу.

– Покойного Листьева возвели в ранг праведника… Ваше мнение?

– Это они все сказки рассказали. Значит, Листьев «Поле чудес» изобрел. Что это такое? Игра, в которую американцы играют, а они посмотрели и сюда ввели. Нужна нам эта игра? И такие игры? Конечно, не нужны! Что, у нас нет других программ, нет поучительного для детей? Надо сознательность развивать, культуру. Состязательность в спорте, в искусстве, в науке, олимпиады надо проводить. Состязательность в обществе развивать надо, а не дурацкие сериалы смотреть! И мечтать люди должны. Это нужно, мечтательность у человека должна быть. Что, у нас история вся такая жалкая? Что, у нас нет разве великих людей, которые достигли успеха в Советском Союзе? Ученые, производственники, музыканты, врачи… Давайте артистов возьмем. Что, мало у нас отличных артистов? Есть в разных областях… У молодых должна быть цель, и пример для подражания обязательно. Захотел заниматься бизнесом – имеешь возможность поучиться у настоящего бизнесмена. Мы, первые российские бизнесмены, с нуля начинали. Вот я, например… Ведь деньги – это еще не все. Надо показывать, как ставился, допустим, бизнес, как этот бизнес поднимался на ступень выше, как он влиял на политику. Надо показывать молодым людям все возможности. Пусть парень, например, сначала спортом занимается или наукой. Потом он сообразит, что в спорте не получится достигнуть высоты, не получится и в науке. Но если не попал ни туда, ни сюда, но потренировался и там, и там, он становится органически подготовленным, допустим, для выполнения простой работы. Я считаю, что бизнес – это простая работа. Быть артистом сложнее. Там надо больше трудиться уже в детстве, шлифовать себя. И тем же спортсменом – сумасшедшие нагрузки, но чтобы стать первым спортсменом, не просто спортсменом, а выдающимся, – нужно тоже быть очень одаренным человеком. Ну, и научным сотрудником – вы тоже понимаете, что это непросто. А вот профессия бизнесмена, профессия того же, допустим, корреспондента, журналиста, – люди там могут быть не выдающиеся особо. Поверь моему опыту. Писатель – тоже научный деятель. Но это гении. На свете же всего полно. Ты – гений, что ли? Я – гений, что ли? Нет…

Поговорили, значит… Но я так и не поняла не только того, как все-таки стать миллиардером, но и почему у разворотливого начальника строительного управления в Черкесске государство отнимало построенные им для себя дома. И я спросила об этом. А он ответил:

– Да отнимали и все. Не до конца оформлял документы на эти дома. Не до конца оформлял. Раз, два, три, четыре, пять… У нас же как…

… Самое время было встретить его пресс-секретаря и кое-что уточнить. И я его встретила. И спросила:

– Почему ты не стал хотя бы миллионером со всеми своими знаниями, ростом, московской пропиской и связями, а Владимир Алексеевич стал?

– Все еще не поняла? – усомнился умный Александр.

– Нет. Только про характер поняла. Чтобы делать бизнес, нужно иметь очень сильный характер. А я так еще думаю – гениальность. Ведь миллиардеры у нас не растут, как грибы после дождя? Так? А вот он отрицает такую связь. Сказал, что – не гений, так, работяга… Можешь хоть чуть прояснит вопрос? Просто, для народа, для таких, как я, которые во всем этом бизнесе ни уха ни рыла, но ужасно любознательные. Нас же еще в школе учили – «Будьте любознательными!» Отсюда все.

А так как Александр смотрел на меня не без веселости, – он, может, сам хотел понять, на кой мне, которая давно б должна утихомириться, всякие там знания, – то я воспользовалась моментом, вытащила газету и прочла ему следующее: «С. Роджествин, секретарь парткома Московского машиностроительного завода „Коммунар“: „Вряд ли кто сегодня решится выступать против перехода к рынку. Но все понимают это по-разному. Мы, заводчане, за такую рыночную экономику, которая освобождает предприятия от административно-бюрократического диктата, способствует действительно социалистическому обновлению. А для дельцов „теневой экономики“ и хозяев лжекооперативов весь смысл в ее легализации, в возможности «делать деньги“, не считаясь ни с чем и ни с кем.

Это и тревожит: ради чего вводили свободный рынок, ради чего перестраиваемся? Говорят, чтобы красиво и богато жить. Но ведь красиво жили и римские патриции, и феодалы-помещики, и российские нувориши. На них, что ли, равняться? Так какова цель перестройки? Вот в чем прежде в сего нужна ясность, которой нет ни в одном документе партии. Даже в проекте Платформы ЦК…»

– И какого года эта газета? – спросил Александр.

– Май девяностого! – отрапортовала я.

– Вот почему ты хочешь понять, отчего не разбогатела, хотя голосовала за перестройку! – догадался Александр. – Вот откуда такая твоя дотошность!

– Ага! – согласилась я. – Как и большинство бывшего советского народа, желаю найти причины своих неудач, неумелости, безденежья. Вот ведь не осилила выбиться в богатеи, хотя та же газетка, в том же девяностом, предупреждала: «Вряд ли перестройка в ее нынешнем варианте вознесет большинство на вершину материального благополучия, а не принесет обнищания рабочим, инженерам, всем людям труда». Не прислушалась! И не я одна…

– Ну а если бы и прислушалась? Какой толк! – отозвался невозмутимый Александр. – Теперь конкретно о том, за что и как зацепился наш Владимир Алексеевич, чтобы не упустить свой шанс и рвануть со старта. Наша нелюбимая и любимая Советская власть еще в Советском Союзе, оказывается, очень берегла людей, которые занимаются индивидуальной трудовой деятельностью. А особенно после восемьдесят седьмого года – кооператоров. Налоги на кооператоров составляли в сего два процента с прибыли! Владимир Алексеевич говорит: «Государство поощряло нас, мы зарабатывали бешеные деньги, мы развивали производств. В течение какого-то времени, с восьмидесятого по восемьдесят шестой год, я заработал совершенно легальным путем, платил все время налоги, – а налоги были большие, – бюджет маленького района. Полмиллиона рублей. Причем не стеснялся этого, все знали, что у меня такие деньги. Когда появилось кооперативное движение и все думали – открывать кооперативы или не открывать, и вообще, что это такое, я был уже тренированный человек. Я уже готов был действовать и рисковать, мгновенно открыл кооператив „Пчелка“.а потом пошло, пошло…» Так что он неправду говорит, что не гений. Конечно, гений. А вот я и ты – не гении, нет.

Однако Александр Толмачев, на мой взгляд, сильно прибедняется. Он ведь не просто говорит со мной, а заодно то и дело отвечает на звонки, и то, что должен был выслушивать В.А. Брынцалов, выслушивает он. И на моих глазах разматывает клубок прохиндейства:

– Александр Калистратович или Калистратов? Вы просто послали нам письмо? Так… В чем суть письма? Вы можете мне кратко сказать? Так… Какой неправительственный фонд международный? Как он называется, не понял? «Вечная память солдатам»? И вы – председатель этого фонда? Ага, этого фонда? Так. Подождите, помощь какого рода от нас хотите иметь? Лекарства или лучше деньги?.. Нет, я понимаю, что вы «спасибо» скажете. Значит, мы присылаем вам лекарства. И на что они пойдут? Так, я понял, что по назначению врача. А кому пойдут-то? Нет, подождите. А при чем тут тогда фонд памяти павшим солдатам, или как там – «Вечная память солдатам»? Да я не возражаю против вашей программы, просто хотелось бы уточнить. Значит, мы присылаем вам лекарства, вы их по назначению врача распределяете среди неимущих. Хоть ваш фонд «Вечная память солдатам»… Так… Ну, я понял, что раненые, участники войны. И сколько у вас человек? Пять тысяч?! Ну, насколько мне известно, в Пицунде всего-то тысяч десять населения. Так, значит, что нам нужно сделать? Отправить лекарства? Нет, нам же договор с вами нужно будет заключить. А как же! Мы берем на себя обязанность отправить лекарства, а вы? Никакой? Так. А, поставка эвкалипта нам сюда? То есть как бы мы вам – лекарства общего назначения для ветеранов и инвалидов войны, а вы нам – эвкалипт? Хорошо. Ах, вместо лекарств лучше бы денег? А денег в среднем сколько на человека нужно? То есть вам не надо на сколько-то человек распределять эти деньги, вам нужно общую сумму и непосредственно вам? Хорошее предложение… Так вам для работы нужны деньги? И сколько? Вы посчитали? Да не стесняйтесь… Шесть-восемь тысяч долларов? И как часто нужно вам такую сумму давать? Так… То есть нужно перебросить деньги в Абхазию? То ест деньги в Абхазию вообще не пойдут? Лучше в Москве получите? Хорошее предложение… А у вас родственники здесь, в Москве? Понял, знакомые здесь в Москве, им деньги передать нужно. Так… То есть не на счет фонда «Вечная память», а на ваш личный счет где-то здесь, в Москве, так? Хорошее предложение…

Я, конечно, как и большинство трудящихся, свыклась с тем, что мы живем, а точнее, пробуем выжить как бы в общем сумасшедшем доме, но звонки в «Ферейн», льющиеся потоком, – это все-таки особая статья. Тут без юмора свихнуться можно запросто.

– Слушаю вас, – отзывается Александр на очередной звонок. – Предлагаете в качестве рекламы «Ферейна» использовать притчи о Христе? Оригинально! Десять притчей от Христа? Как? Пятнадцать предлагаете? Так… Аж тридцать две хотели бы? И почем каждая притча? Ну вот одна, хотя бы одна? То есть сорок восемь тысяч долларов одна притча стоит, да? Вы знаете, интересное предложение, но я должен обсудить его с шефом, потому что… То есть потянет ли он на одну притчу или захочет сразу все тридцать две. То есть «Ферейн», притча, Христос, Брынцалов – сорок восемь тысяч долларов. Хорошо, это надо посчитать. Хорошо? Но вы как режиссер… Хорошо, вы напрямую? Понятно. Без посредников, чтобы подешевле? Нормально… Удачи, пока, счастливо.

Занимательно, да? Но меня лично вогнал в изумление следующий звонок. И то сказать – звонили от писателя Эдуарда Лимонова, чья скандально-романтическая слава гуляет по миру… И который, кстати, в своем знаменитом романе «История его слуги» так вот выразительно-беспощадно описывает взаимоотношения эмигранта Эдички и хозяина, американского богача:

«Он все-таки был дико грубый. Прямо с порога иногда. Вчера он приехал и, едва войдя, дверь за собой не успел закрыть, объявил, что он уходит out. На что его слуга спросил растерянно-иронически: „Немедленно?“

Он сказал: «Через пятнадцать минут. Могу я отдохнуть в собственном доме? Do you mind?» – и зло посмотрел на слугу своего.

Я нет. Я не возражал. Отдыхай, усталый босс – психопат и баба, – подумал я…

Иногда, в минуты, когда я перестаю смотреть на сегодняшнюю мою жизнь как на неизбежный этап моей судьбы, без которого будущего просто не случится, я растерянно думаю – зачем я слуга, как я тут оказался? Это ведь смешно – Стивен, Нэнси… серебро, грязные тарелки, как подавать мясо… как готовить соус для крабов… как смешно, как глупо, при чем тут ты, Эдуард? Давно, в советской школе, у дореволюционных писателей читал ты о своей сегодняшней жизни и никак не думал, что то прошлое вдруг однажды станет и твоей жизнью. Глупо как…»

И рванул Эдуард на родину, а тут уже свои Стивены… И опят деньги нужны. Куда пойти? С кем законтачить среди разгулявшихся товарно-рыночных отношений? Что придумать в сфере бизнеса? Я бы, к примеру, ни за что не сообразила то, что сообразил Э. Лимонов. Ну на то он и талант! Он, естественно, привыкший общаться с миллионерами-миллиардерами, пришел в офис Брынцалова, к Александру Толмачеву, и предложил… свой портрет в качестве всенародного соблазна. То ест если господин Брынцалов наклеит его фото на аптечку для автомобилистов, то это будет чудненько, ибо автомобилисты немедленно побегут раскупать эту необыкновенную аптечку с таким замечательным портретом…