Текст книги "Синдзю"

Масахито вздохнул.

– Мать, мне не нужна твоя защита. Я знаю, что делаю, и могу позаботиться о себе сам. Если ёрики Сано станет и дальше создавать проблемы...

Он взял тлеющий чернобыльник и, не обращая внимания на ее протестующий крик, с хохотом раздавил между пальцами. Конус рассыпался в прах и легким дымком осел на пол.

Глава 12

Похоронная процессия тянулась по улицам Эдо, направляясь к реке восточнее храма Дзодзё.

Впереди шли одетые в черное самураи, они несли на длинных палках белые фонари, за ними шли мужчины с гроздьями священных лотосов, сделанных из золотой бумаги. Далее монахи в оранжевых кимоно несли паланкин, где восседал настоятель в великолепной шелковой мантии. Остальные монахи размахивали благовонными палочками, звенели колокольчиками, били в барабаны и бросали на дорогу лепестки роз. Вслед за монахами шествовал господин Ниу. Он держал в руках похоронную табличку, походка была напряженной, лицо – мрачным. За ним плыл гроб – маленький белый домик с черепичной крышей, – носильщики облачены в черные одежды с вышитыми фамильными гербами Ниу. Потом шли носильщики с огромной бамбуковой клеткой, где щебетали птицы. Следом тащились монахи, монотонно распевая сутры. Позади шествовала вся семья с вассалами и слугами – мужчины в черном, женщины в белом.

Чуть поотстав, двигались остальные участники процессии: шеренга за шеренгой сотни людей отдавали последние почести дочери великого правителя.

Сано шагал среди них, облаченный в церемониальный наряд – белое шелковое нижнее кимоно, черное шелковое верхнее с вышитыми золотом семейными гербами в виде четырех переплетенных летящих журавлей на спине, груди и полах, свободные черные штаны и черное хаори с накладными плечами. Мечи в знак уважения к усопшей были обернуты в черную ткань. Сано рассчитывал, что костюм поможет ему затеряться в толпе и госпожа Ниу его не заметит.

После ее предупреждения и выговора судьи Огю мысль о новой встрече с семьей Ниу наполняла Сано трепетом. Однако, узнав о связи Нориёси с этой семьей, он чувствовал, что должен еще раз встретиться с сестрой Юкико, Мидори. Возможно, доказательство, о котором она говорила, поможет выяснить личности жертв шантажа и убийцы. Как бывший учитель он знал, что дети часто выдумывают разные истории. Осторожность подсказывала, что необходимо воспринимать все, что Мидори говорит, с долей разумного скепсиса. И тем не менее вероятность того, что у нее в руках ключ к раскрытию убийств, была велика.

Существовали и другие причины, почему Сано хотел улучить момент и побеседовать с ней. Во-первых, Глициния: он должен доказать, что не отказывает Нориёси в правосудии по сословным предрассудкам. Во-вторых, судья: он должен проверить, используют ли Ниу, причастные к убийствам, Огю втемную. Как бы Сано ни относился к Огю, он принадлежал к длинной череде людей, готовых отдать жизнь за своих начальников. Он не мог позволить вовлечь Огю в сомнительные предприятия. Здесь его личные желания совпали с профессиональными обязанностями.

Молодой господин Ниу возглавлял похоронную процессию. Судья Огю находился ближе к передним рядам. Госпожа Ниу шла впереди женщин. Но как найти Мидори среди совершенно одинаковых белых кимоно и шапочек? А найдя, как поговорить с ней наедине?

Процессия миновала ворота, спустилась по каменной лестнице и остановилась на берегу реки. В центре просторной, обсаженной деревьями площади под соломенной крышей, которую поддерживали столбы, располагалась яма, заваленная дровами. Рядом были расставлены столы с закусками и напитками. От жаровен, смешиваясь с запахом благовоний и свежим речным ветерком, поднимался ароматный дым. Участники процессии окружили яму. Сано, воспользовавшись всеобщей перестановкой, протиснулся поближе к женщинам из семьи Ниу.

Носильщики опустили клетку с птицами на землю и открыли. С громким шелестом крыльев и щебетанием птицы взмыли в небо. Их полет символизировал освобождение души от земной оболочки и уход в мир духов. Сано увидел девушку, похожую на Мидори. Когда он пытался поймать ее взгляд, толпа снова передвинулась, и он обнаружил, что стоит на расстоянии вытянутой руки от судьи Огю. Сано поспешно подался назад.

Настоятель начал службу под аккомпанемент колокольчиков и барабанов. Сано, приподнявшись на цыпочки, нашел глазами девушку, которую принял за Мидори. Это была не она. Разочарованный, он опустился на пятки и набрался терпения.

Наконец, более чем через час, носильщики поставили гроб Юкико на уложенные в яме дрова. Господин Ниу поднес факел к поленнице.

Дрова вспыхнули со звуком, похожим на возглас ужаса. Огонь с треском и ревом моментально объял гроб. Повалил черный дым. Через считанные секунды обнажилось сидящее тело Юкико – маленькое, худенькое, спина прямая, голова обрита. Тело невыносимо долго покрывалось пузырями и чернело. Когда кожа на черепе начала обгорать, лицо превратилось в гротескную маску. Шипели выделения из тела, пахло горелым мясом... Ветер относил пепел в сторону реки.

Сано наблюдал за происходящим, испытывая, как всегда на похоронах, печаль по поводу преждевременно оборвавшейся жизни, инстинктивное отвращение к горящему телу и облегчение из-за того, что очистительный огонь делает свое дело. Поскольку Сано не знал Ниу Юкико, он не ощущал горя. Вместо него у Сано возникло острое чувство долга перед духом умершей девушки. Все: и любовь, и ненависть, и счастье, и горе, и боль, и удовольствие – имеет свой конец. Но истина и справедливость, верил Сано, продолжают жить и после смерти.

«Я найду твоего убийцу», – мысленно пообещал он Юкико.

В ожидании, когда огонь поглотит тело, Сано изучал лица присутствующих. Возможно, на одном из них отразится стыд, или радость, или другая эмоция, не соответствующая моменту. Изобличающая убийцу. Увы. В соответствии с погребальной традицией лица были бесстрастны. Госпожа Ниу сохраняла обычное спокойствие, которое сидело на ней как часть наряда. На лице господина Ниу вроде мелькнуло нетерпение, впрочем, оно могло быть плодом воображения Сано или игрой отсвета пламени.

С неожиданно громким треском рухнула крыша над погребальным костром, подняв тучу искр и дыма. Присутствующие подались назад. Сано еле выбрался из тесной толпы. Он обогнул народ и оказался прямо за семейной группой. От женщин Ниу его отделяло пять или шесть рядов. Мидори видно не было. Однако рядом стоял кто-то знакомый.

Хлопчатобумажное кимоно служанки. Заурядное лицо, плоский нос, маленький рот. Если бы не покрасневшие от слез глаза, Сано никогда не узнал бы о-Хису, служанку из имения Ниу.

– О-Хиса, – шепнул он, дернув женщину за рукав. – Где барышня Мидори?

Служанка скользнула по нему пустым взглядом.

Впереди в неприятной близости маячила спина госпожи Ниу.

– Мы встречались два дня назад в доме, – поспешно объяснил он. – Я ёрики Сано... помнишь меня? Я должен переговорить с барышней Мидори. Это очень важно. Где она? Покажи.

Теперь о-Хиса его узнала. Глаза и губы округлились от страха.

– Нет... мне очень жаль... я...

Невнятно бормоча, она сделала движение, словно намеревалась убежать в сторону ворот. Сано загородил дорогу.

– Пожалуйста... – начал он.

О-Хиса нырнула в толпу. Народ заволновался, послышались удивленные и раздраженные голоса.

Сано в смятении наблюдал за переполохом, произведенным о-Хисой: женщины отряхивали пыльные следы на подолах, старик поднимался с земли. Сано собрался спрятаться среди мужчин от греха подальше, и тут на его плечо легла тяжелая длань судьбы в виде руки Эии-тяна. Глуповатое лицо слуги госпожи Ниу было совершенно неподвижным, зато маленькие глазки угрожающе блестели.

– Что все это значит? – раздался надменный женский голос.

Госпожа Ниу собственной персоной приближалась к Сано, величественная и взбешенная. Ее сопровождали три вассала мужа, суровые и решительные. Толпа расступилась. Пение монаха оборвалось. Колокольчики и барабаны смолкли. Лишь огонь продолжал потрескивать как ни в чем не бывало.

Сано оцепенел от страха: что с ним сейчас сделают? Он огляделся по сторонам. Все головы были повернуты к нему, в том числе голова судьи Огю. Сано взмолился, чтобы госпожа Ниу проглотила его имя.

Так она и поступила. Или забыла, как его зовут, или не пожелала известить друзей, что похороны ее дочери сорвал полицейский офицер.

– Я вас однажды предупредила и не стану предупреждать снова. – Сказано было очень тихо. В прекрасных глазах злость и страх. – Эии-тян, выпроводите этого человека.

Резкая боль пронзила руку Сано до самого плеча. Только врожденная осторожность помогла ему не закричать – просто застонать. Только опасение, что судья Огю узнает его (если еще не узнал) заставило прижать подбородок к груди, а не вырваться из тисков. С заломленной под лопатки рукой, почти теряя сознание от боли, Сано поплелся прочь от взволнованной толпы, подгоняемый Эии-тяном. Словно сквозь туман до него долетали слова госпожи Ниу, приносящей извинения собравшимся, и пение монахов, возобновивших службу. Стыд усиливал физическое страдание: Сано, кажется, ощущал, как сотни зевак наслаждаются его унижением.

Добредя до лестницы, то есть отойдя достаточно далеко от траурного места, Сано остановился и изо всей силы ударил пяткой по подъему ступни Эии-тяна, врезал локтем свободной руки в живот. Бугай не пошелохнулся. Сано предполагал, что Эии-тян сделан из плоти и крови. Отнюдь. Тот казался вырубленным из камня: твердого, немого и бесстрастного. Живой истукан чуть ли не на руках начал поднимать Сано по лестнице.

– Погодите, Эии-тян.

Сквозь мрак окутавшей боли Сано увидел молодого господина Ниу, который стоял на верхней ступени – маленький, но гордый.

– Вы не хотите нас оставить в покое. Да, ёрики Сано? – Господин Ниу прислонился к столбу ворот. – Думаю, теперь вы понимаете, что чрезмерное любопытство способно обернуться очень крупными неприятностями. Да? Нет?

Сано, сдерживая очередной крик боли, промолчал. Словно вспомнив нечто пустячное, господин Ниу добавил:

– О, Эии-тян, отпустите его.

Бугай повиновался. Сано, поморщившись, потер плечо и руку. Кажется, ничего не сломано. Злость забурлила в его жилах. Не к Эии-тяну – орудию пытки. К молодому Ниу.

Тот мог раньше остановить слугу, но решил дать Сано помучиться. Садистский огонек в глазах Ниу подтверждал это. Сано захотелось отплатить за оскорбление, швырнуть в ненавистное лицо обвинение и угрозу: «Кто-то из ваших убил Нориёси и Юкико, и я докажу это!» Но он сдержался, вспомнив слова Токугавы Иэясу: «Смотри на гнев как на своего врага».

– Что вам нужно от нас на сей раз? – поинтересовался господин Ниу.

– Я всего лишь хотел выразить уважение вашей семье, – солгал Сано.

Господин Ниу издал пренебрежительный смешок.

– Неужели вы намерены прекратить свое смехотворное расследование по поводу нашей семейной трагедии?

– Если только найду доказательства того, что оно действительно смехотворно.

Хмурая складка на мгновение перерезала лоб господина Ниу. «Испуг или раздражение?» – подумал Сано.

– Разве нужны доказательства?

Явная тревога Ниу обрадовала Сано. Возможно, удастся вынудить сына даймё к опрометчивой откровенности.

– Нориёси был связан, кроме Юкико, еще с одним членом вашей семьи.

К сожалению, господин Ниу обрел самообладание. Проигнорировав вопрос, он сказал Эии-тяну:

– Возвращайтесь назад. Думаю, ёрики Сано без вашей помощи найдет дорогу домой.

Эии-тян зашагал вниз по лестнице.

Господин Ниу обратился к Сано:

– Если окажетесь вблизи нашего имения, милости прошу, однако я не смогу гарантировать вам безопасности. Наши вассалы искоса смотрят на тех, кто покушается на собственность или членов семьи Ниу.

Сано понял: если он опять приблизится к Ниу, его убьют.

– Вижу, вы не так глупы, как кажется. Просто излишне рьяны, – презрительно улыбнулся молодой даймё. – Прощайте, ёрики. Надеюсь, больше не свидимся.

«Надейся, – подумал Сано, глядя вслед господину Ниу: высоко поднятая голова, расправленные плечи. – Надейся. Пока». Унижение бродило в крови как прокисшее вино. Рука опустилась на меч и сжала рукоять изо всей силы. Оскорбительное поведение молодого даймё лишний раз подтвердило уверенность Сано в том, что семья Ниу замешана в убийствах.

Господин Ниу обернулся.

– Кстати! – крикнул он. – На вашем месте я не стал бы тратить время на поиски Мидори. Мать отправила ее в женскую обитель, в храм Каннон в Хаконэ. – Смех со звоном раскатился по лестнице.

Сано видел, как Ниу вернулся к погребальному костру. Пламя опало, дым витал над тлеющими углями. Сано направился к центру города. Досаду сменило пьянящее возбуждение. Пусть он попал в опасную ситуацию, зато выяснил, где Мидори. Предстоит утомительное путешествие на запад по дороге Токайдо – Восточное море, которая соединяет Эдо с имперской столицей Киото. Будет непросто объяснить судье Огю пятидневную отлучку. Ну да ладно! То, что семья внезапно убрала Мидори из Эдо, означает одно – Ниу не хотят раскрытия убийства.

Глава 13

Токайдская дорога начиналась от моста Нихонбаси. Одетый в зимнюю дорожную одежду – широкополая круглая плетеная шляпа, тяжелые кимоно, штаны, сандалии с носками и теплый плащ с капюшоном, – Сано ехал верхом на юго-запад, прочь от просыпающегося города. Когда солнце выжгло последние блекло-розовые краски рассвета, показалась Синагава, вторая из пятидесяти трех станций, которыми был отмечен путь от Эдо до Киото.

Широкая песчаная дорога, разделенная насыпью посередине и обсаженная через равные промежутки елями, сузилась и стала взбираться на гору. Само видел впереди много согбенных фигурок, бредущих в сторону Синагавы. Справа местность переходила в заросшие лесом холмы, слева, за рыбацкими хижинами, упиралась в море. Залив кишел небольшими лодками. Крупные суда стояли на глубокой воде, их очертания едва проступали сквозь утреннюю дымку. Птицы, кружась и паря, наполняли высокий голубой купол неба шорохом крыльев и резкими печальными криками. Постоянное шипение прибоя служило им аккомпанементом. Чистый прохладный соленый ветер заряжал Сано энергией, внушая оптимизм и уверенность. Путешествие должно увенчаться успехом. Мидори предоставит доказательство того, что Нориёси и Юкико убили, а может, даже подскажет кто.

– Подождите, ёрики Сано-сан!

Вопль шагах в двадцати сзади развеял счастливое настроение Сано. Раздраженно вздохнув, он натянул поводья. Сияющий Пунэхико подскакал на громадном черном коне. Сано совершенно позабыл о своем спутнике.

Цунэхико сполз с коня.

– Я на минуточку. – Он устремился к елке, на бегу задирая плащ.

Покачав головой, Сано поймал поводья коня Цунэхико. Он пожалел, что взял с собой секретаря.

* * *

Вчера прямо с похорон он поехал к судье Огю. Конечно, не стоило торопиться с просьбой об отпуске. Если Огю видел Сано на церемонии, то разумнее было подождать, пока уляжется начальственный гнев. Но беспокойство толкало Сано в дорогу. Если в ближайшее время не раскрыть преступление, то убийца уйдет от ответственности.

Он ждал у ворот до темноты. Наконец двое носильщиков с паланкином появились из-за угла. Из паланкина вылез судья Огю.

Сано поприветствовал начальника, тот, к его облегчению, ни словом не обмолвился о похоронах.

Сано сказал:

– Досточтимый судья, я должен попросить у вас пятидневный отпуск. Как вам известно, мой отец нездоров. Доктор посоветовал мне совершить паломничество в монастырь в Мисиме, чтобы помолиться о его выздоровлении.

Вынужденная ложь привела к нравственному кризису. Сано, ненавидящий разные уловки, в последние дни беспрерывно юлил и обманывал. Похоже, расследование угрожает не только его карьере, но и принципам, сбивает с Пути воина. Сано убеждал себя, что цель оправдывает средства. Справедливость – для жертв преступника, Глицинии, Мидори и тех, кто любит их, – превыше всего. Но уговоры не помогали. Сано был глубоко несчастен и ничего не мог с этим поделать. В итоге из нескольких вариантов он выбрал историю с паломничеством: она содержала хотя бы долю истины.

Огю задумчиво потер подбородок.

– Паломничество ради отца. Какое прекрасное выражение сыновних чувств! Конечно, я даю вам отпуск, ёрики Сано. Когда вы намерены пуститься в путь?

– Благодарю вас, досточтимый судья. Если вы не против, то завтра утром.

Сано удивился тому, с какой легкостью судья уступил его просьбе. Неужели поверил в его выдумку? Или пользуется возможностью, чтобы отделаться от настырного подчиненного? Или знает о Мидори, но не связывает внезапное паломничество с женской обителью в Хаконэ – следующей станцией после Мисима? Тогда он ошибся, предположив преступный сговор между судьей и семьей Ниу.

– Очень признателен вам за доброту. – Сано поклонился на прощание.

– Вы, конечно, возьмете с собой секретаря?

Сано в смятении открыл рот. Судя по тону вопроса, это было не пожелание, а условие, на котором предоставлялся отпуск.

Вот те на! Мало того, что Цунэхико – плохой наездник, из-за него путешествие растянется дней на десять. А питание, ночлег, место в конюшне, плата за проезд на каждой станции? Расходы возрастут вдвое.

– Я чрезвычайно ценю ваш совет, досточтимый судья, – промямлил Сано, – но дело личного характера, мне не понадобятся услуги секретаря.

Огю движением бровей отмел его возражения.

– Спутник в поездке необходим человеку, который занимает такой пост, как вы, – твердо сказал судья. – О деньгах не беспокойтесь.

И тут Сано понял: Огю посылает Цунэхико в качестве шпиона. Подозрения насчет порядочности судьи вернулись.

– Пройдите, пожалуйста, Сано-сан, – с доброй улыбкой пригласил Огю. – Я выпишу вам два пропуска и выдам командировочные на секретаря. Затем вы заглянете к нему и предупредите о грядущей поездке.

* * *

Когда Цунэхико подбежал к коню, Сано уже поборол раздражение. Юноша поставил ногу в стремя, с усилием подтянулся и, тяжело дыша, лег брюхом на седло.

– Спокойно. – Сано погладил попятившегося коня.

Он крепко держал поводья, пока Цунэхико усаживался.

Наконец свершилось.

– Ты бы поменьше пил.

Выговор нисколько не задел Цунэхико.

– Но, ёрики Сано-сан, езда верхом будит во мне жажду. И голод. – Он приложился к фляге и достал из пухлой седельной сумки мешочек с сушеными сливами. Щеки заходили ходуном. – Ах как здорово, что взяли меня с собой! Большое-пребольшое спасибо вам, ёрики Сано!

Сано покашлял, пряча улыбку. Они тронулись в путь.

Воспоминания о господине Ниу, судье Огю, Пути воина перестали беспокоить Сано. Ему начинала нравиться беспечность Цунэхико, он даже принялся подмурлыкивать, когда юноша запел. Все складывается вполне удачно. Без сомнения, ему удастся утаить от секретаря истинную причину их путешествия и избавиться от его компании при поездке в храм Каннон.

Хотя движение по дороге Токайдо было не таким интенсивным, как весной или летом, у Сано и Цунэхико хватало попутчиков. Они обогнали две тяжело груженные строевым лесом (собственностью правительства) повозки, запряженные быками, и несколько тачек об одном колесе (другие на дорогу не пускали: таким образом Токугава заботились о нераспространении оружия и прочего военного снаряжения). По обочинам брели крестьяне, собирая листья, ветки и конский помет на топливо. Изредка попадался богатый путник, он покачивался в каго – кресле, похожем на корзину, – на плечах у загорелых крепышей в кимоно, из-под которых были видны причудливо татуированные тела и ноги. Разносчики товаров с тюками на спинах семенили вдоль дороги. Группка паломников шла в храм или монастырь, распевая песни и хлопая в ладоши. Попрошайки играли на деревянных дудочках, стараясь привлечь внимание потенциальных благотворителей. Несколько раз Сано и Цунэхико обменялись приветствиями с самураями, те либо ехали неспешно, как и они, либо галопом проносились мимо.

В Синагаве оживленно торговали придорожные трактиры, чайные домики и ресторанчики. Цунэхико восторженными воплями восславил ароматный пейзаж.

– Ну пожалуйста, давайте поедим, ёрики Сано-сан, – заныл он.

– Позже.

Сано всю дорогу наблюдал за безостановочной трапезой секретаря и знал: бедняжке не грозит голодная смерть.

Они перекусят на следующей станции, пока будут отдыхать и кормиться лошади. Сано хотел засветло проехать как можно большее расстояние.

– Слезай.

Они направились к пропускному пункту.

В расположенных поблизости конюшнях предлагались внаем вьючные лошади. Проходя мимо, они услышали пьяный смех. Местные носильщики каго сидели вокруг костра на площадке, окруженной ветхими лачугами, и пили саке в ожидании пассажиров.

Перед окошком пропускного пункта стояли люди. Чиновник регистрировал путников, проверял документы, позволял или запрещал продолжать путь. Они заняли очередь.

Через несколько минут Цунэхико надоело ждать:

– Ну почему так долго?

Сано вышел посмотреть, в чем дело. У окошка стояла седовласая женщина в сопровождении двух мужчин. Чиновник перебирал стопку документов, время от времени задавая женщине вопросы.

– Не понимаю, почему они придираются к пожилому человеку, – сказал Цунэхико, когда Сано поведал ему о причине задержки. – Они не имеют права заставлять нас ждать. Мы ведь торопимся!

Сано едва удержался, чтобы не сказать юноше, дескать, мы выиграли бы больше времени, если бы ты не бегал столь часто к елочке. Вместо того чтобы занудствовать, он решил просветить секретаря:

– Правительство не позволяет даймё тайно вывозить своих жен из Эдо. Если заложники окажутся в безопасности, в провинции, то даймё получат свободу действия и начнут демонстрировать недовольство по поводу налогов и всяких ограничений, введенных сегуном, бунтовать.

Пожилая женщина прошла в караулку, размещенную невдалеке от пропускного пункта. Там чиновница должна была удостовериться в наличии у путешественницы шрамов и отметин, упомянутых в подорожных. Сано оставалось только удивляться тому, как быстро Ниу удалось выправить паспорт для Мидори. Желанные документы требовали огромного количества подписей, на получение их могли уйти месяцы. Ниу, наверное, потратили на взятки целое состояние. Это со всей очевидностью показывало, что у семейства имелись веские основания услать Мидори подальше от Эдо.

Дождавшись своей очереди, Сано предъявил пропуска и заплатил пошлину. Досмотрщики обыскали их седельные сумки на предмет наличия контрабандного золота, иностранных товаров и огнестрельного оружия. Будучи правительственными чиновниками, Сано с Цунэхико без каких-либо затруднений прошли процедуру. Уже приготовившись тронуться в путь, Сано испытал тревожное, неприятное чувство.

Кто-то за ним наблюдал. Он физически ощутил на себе взгляд, со злой настойчивостью сверливший ему спину.

Сано притворился, будто проверяет крепление седельной сумки. Быстро обернулся. Самураи, крестьяне, паломники... На лицах людей, посматривавших на него, не было ничего, кроме обычного интереса. Он не увидел никого знакомого.

– Чего мы ждем, ёрики Сано-сан? – Цунэхико был уже в седле. – Что-нибудь случилось?

– Нет. – Сано не хотелось беспокоить Цунэхико. Он взобрался на лошадь и еще раз огляделся. Правительственные шпионы следили за всеми передвижениями вдоль дороги Токайдо. Наверное, один от нечего делать понаблюдал за ним. Вот и все.

Но тревога не покидала Сано. Пока они ехали к следующей станции в Кавасаки, он поймал себя на том, что все чаще оглядывается назад. Не те ли три самурая следят за ним? Не тот ли разносчик товаров? Дорога зазмеилась через небольшой лесок. На какое-то время они оказались одни. Цунэхико снова пошел оправиться.

Сано смотрел на вершины сосен. Ветви образовывали полог. «Прекрасное место для солдат, чтобы укрыться от стрел и пуль неприятеля, – думал Сано. – И столь же удобное для засады злоумышленников». Каждый год бессчетное число путников на Токайдо становились жертвами грабителей и убийц.

За спиной раздался цокот копыт. Сано оглянулся, ожидая появления всадника. Цокот смолк. Утро было тихим, если не считать пения птиц и шелеста деревьев. Однако Сано нервничал. Тишина казалась зловещей из-за ощущения слежки. Сано положил руку на меч. Позвать: «Кто там?» – или поехать за поворот дороги и посмотреть, в чем дело? Нет. Повстречаться с неизвестным противником в безлюдном месте Сано не имел ни малейшей охоты.

– Поторопись, Цунэхико! – крикнул он.

Сано перевел дух только тогда, когда они выехали из леса на простор. Впрочем, радоваться ему пришлось недолго. Обнаружилось серьезное препятствие: река Тама. Несколько пловцов переправляли лошадей вброд через спокойную, искрящуюся на солнце воду. Товарищи ждали их на каменистом берегу. Гребцы помогали пассажирам рассаживаться в широких деревянных лодках. Ох уж эти Токуга-ва и их эффективная тактика поддержания мира! Дабы помешать передвижению войск по Токайдо, они велели уничтожить почти все мосты.

Спеша побыстрее покинуть опасное место, Сано заплатил столько, сколько лодочник запросил, и помог Цунэхико развьючить лошадей. Он заставил секретаря поспешно сесть в лодку, побросал туда сумки и запрыгнул сам. Паромщик греб с возмутительной медлительностью, два пловца, аккуратно обходя камни и ямы, переводили на другой берег их лошадей.

Цунэхико сунул руку в воду и тут же отдернул.

– Ой, холодная! – воскликнул он. И к пловцам: – Как вы переносите такой ужас?

Пловцы рассмеялись, загорелые лица были почти скрыты за мордами лошадей.

– Мы крепкие ребята! – ответил один пловец.

Сано слушал вполуха. Он все косил глазом в сторону удаляющегося берега. Ощущение опасности нарастало.

* * *

Наблюдатель, стоя за сосной, смотрел на реку. Паром увозил Сано Исиро на противоположный берег. Ёрики непрерывно оглядывается. Явно понимает, что за ним следят. Возможно, заметил это у пропускного пункта, но уж наверняка – в лесу, когда наблюдатель едва не выдал себя. «Оплошал, конечно, не учел слабый мочевой пузырь мальчишки», – с досадой подумал наблюдатель.

Он был уверен, что является великолепным шпионом. У него имелся богатый опыт маскировки и слежки. Унылого оливкового цвета шляпа и плащ сначала позволили ему раствориться в толпе, а теперь делали его невидимым на местности. А еще он знал, как скрывать чувства и намерения. Люди, в том числе и Сано, смотрели сквозь него, в упор не замечали. Ничего страшного, что ёрики насторожился. Беспокойство будет изнурять его. К тому времени, когда наступит пора нанести удар, он станет совсем тепленьким.

Запах леса и воды напомнил наблюдателю ту ночь, когда он сбросил тела в реку. Какое счастье – его больше не мучают кошмары. Теперь он не вскакивает с постели мокрый от пота, с колотящимся сердцем, не видит во сне, как его арестовывают, пытают и казнят.

С новым делом он справится так же удачно, как и с предыдущим. Единственное, что его слегка волновало, – это молодой самурай, который едет вместе с Сано. Наблюдатель не любил сюрпризов. Впрочем, в присутствии мальчишки есть свои плюсы. Сано едет медленнее, чем хотел. Наблюдатель может держаться в отдалении и догонять его на станциях. Кроме того, мальчишка рассеивает внимание Сано, делает его, ёрики, менее осторожным.

Сано и Цунэхико причалили к берегу и принялись выгружать вещи. Пловцы вывели лошадей на сушу. Наблюдатель подождал, пока объекты оботрут и навьючат лошадей, сядут верхом и скроются из виду, и свистом подозвал коня. Животное, ждавшее на дороге, послушно прибежало на зов. Наблюдатель спустился к реке и переправился на другой берег.

Он не спешил. Никуда Сано от него не денется.