Текст книги "Золотые слезы"

– На самом деле я ирландка. Но от сливок не откажусь, – сказала Mapa, с благодарностью принимая из рук хозяйки чашку.

– Должен сразу заметить, что Mapa очень горда своим ирландским происхождением. Боже упаси отозваться дурно о ее соотечественниках в ее присутствии! – с притворным испугом воскликнул Николя.

Взгляд, которым обменялись гости, не оставил у Франсуазы сомнений в том, что они достаточно близки, и ей ужасно захотелось выяснить насколько.

– Как тебе удалось разыскать меня, Николя? – спросила она.

– Я подумал, что если ты постоянно не живешь в Париже, значит, должна быть где-то поблизости, – пожал плечами Николя. – И я спросил о тебе у цветочницы на углу.

– Эта женщина знает все обо всех в нашем районе. Я не могу выйти из дома, чтобы не… – Ее прервало на полуслове внезапное появление темноволосой девочки в розовом атласном платьице со множеством оборочек и кружавчиков. Девочка вбежала в гостиную и бросилась к Франсуазе.

– Мама! Мамочка! – воскликнула она. – Посмотри, что я умею! – С этими словами она ловко проделала несколько замысловатых танцевальных па.

Николя захлопал в ладоши, чем нарушил всеобщее молчание. Девочка только теперь заметила, что ее аудитория не ограничивается матерью, и смущенно покраснела, отчего ее щеки стали точно такого же цвета, как платье.

– Замечательно, моя маленькая танцовщица! – Николя сделал девочке комплимент, чем смутил ее еще сильнее.

– Дорогая, сколько раз можно повторять, что леди не подобает врываться в комнату, как дикому индейцу, – нахмурилась Франсуаза и убрала со лба дочки выбившуюся непослушную прядь. – А теперь, как положено, поздоровайся со своим кузеном Николя и мисс О'Флинн.

– Добрый день, месье, мадемуазель, – послушно вымолвила девочка, с достоинством распрямив плечики и бросив на гостей любопытный взгляд.

– Моя дочь Габриелла только что вернулась с урока танцев, и ей не терпелось показать, чему она научилась сегодня, – с извиняющейся улыбкой и явной гордостью сказала Франсуаза. – Пойди к себе и переоденься, – обратилась она к девочке.

– До свидания, – сказала та, сделав книксен, и выбежала из гостиной, шурша ворохом юбок.

– Очаровательное дитя, – заметил Николя. – Она очень похожа на тебя в таком же возрасте, Франсуаза.

– Ты всегда насмехался надо мной, – ответила она. – У Габриеллы есть два брата, которые делают то же самое, зачастую доводя ее до слез.

– Хотелось бы познакомиться с ними, – сказал Николя, передавая Маре блюдо с пирожными.

– К сожалению, сейчас это невозможно. Они учатся во Франции и вернутся не раньше весны. Но может быть, ты еще будешь здесь в это время? – Франсуаза увидела, что Николя нахмурился, и поспешила продолжить: – Жан-Пьер, мой старший, очень музыкален и уже сочинил несколько небольших пьес. А Генри проста непоседа, весь в отца. Так же как он не лезет в карман за словом. – Она улыбнулась и, перехватив заинтересованный взгляд Николя, ответила на его немой вопрос; – Это дети Жобера.

– Их отец Арман Жобер? – переспросил он.

– Да. Вот уже пятнадцать лет, как мы вместе, – тихо, но с достоинством подтвердила Франсуаза.

Mapa вдруг поняла, что Франсуаза признается кузену в своей внебрачной связи, и осторожно кашлянула, желая привлечь к себе внимание хозяйки.

– Я понимаю, что это очень личный разговор и что вы предпочли бы остаться наедине с Николя, – начала Mapa, медленно поднимаясь. – К тому же вы не виделись столько лет, и вам хочется побыть вдвоем. Если вы не возражаете, я прогуляюсь по саду.

– Прошу вас, в этом нет необходимости, – возразила Франсуаза с усмешкой, которая делала ее невероятно похожей на кузена. – Если, конечно, вы не находите наш разговор неприличным и не испытываете неловкости в моем присутствии…

Mapa собралась горячо отвергнуть подобное предположение. Как она могла осуждать Франсуазу Феррар, если сама была точно в таком же положении! Но Николя опередил Мару и поспешил встать на ее защиту:

– Я уверен, что Маре ничего подобного и в голову не могло прийти, Франсуаза.

– Просто я хотела предоставить вам возможность побыть наедине, – подтвердила Mapa, пятясь к двери.

– Извините, я не поняла вас сначала. Вы не креолка, и наши нравы могут показаться вам странными. Однако они ничуть не хуже, чем любые другие. Я не скрываю того, что являюсь любовницей Армана Жобера. Он содержит меня и наших детей, заботится о них, он обеспечит им достойное будущее. Мы для него как вторая семья, при том, что он женат и у него есть еще дети. Такой подход к отношениям между мужчиной и женщиной кажется мне вполне цивилизованным. Хотя американцам и англичанам этого не понять.

– Вы ошибаетесь, – горячо возразила Mapa и, заметив выражение недоверия на лице Франсуазы, решила раскрыть истину, которую они с Бренданом предпочитали держать в тайне. Более всего ей хотелось поразить Николя, но и поддержать его кузину таким образом ей казалось нелишним. – Дело в том, что я сама являюсь плодом подобной связи. С той лишь разницей, что отец бросил мою мать с двумя детьми на руках, когда она ему прискучила. Так что мне хорошо понятны все положительные и отрицательные стороны подобного общественного устроения. Конечно, вы вправе сказать, что все зависит от того, какого мужчину женщина избирает себе в любовники. Моя мать выбрала богатого, знатного ирландца. Но мне кажется, что с каким-нибудь фермером или рыбаком она была бы куда счастливее. Что же касается лично меня, то я предпочитаю вообще ни от кого не зависеть. Я имею в виду мужчин. – С этими словами Mapa вызывающе воззрилась на Николя. Она ожидала увидеть издевку или презрение на его лице и смутилась, прочитав в его глазах понимание и одобрение.

– Но согласитесь, мадемуазель, сохранить независимость не всегда возможно, – с печальной улыбкой вымолвила Франсуаза. – Любовь прихотлива, а пути Господни неисповедимы. Кто знает, почему одного человека тянет к другому? Я же считаю, что мне повезло, потому что я встретила мужчину, которого люблю. И я счастлива.

– Моя мама тоже так считала, – потупившись, ответила Mapa, чувствуя, что обида, нанесенная им отцом, не исчезла в ее сердце с годами.

Франсуаза прекрасно понимала, что творится в душе юной ирландки, каким смятением она охвачена. Эта тридцатилетняя женщина вдруг ощутила себя намного взрослее и опытнее, чем Mapa, но искреннее желание девушки сохранить независимость не могло не вызвать в ней сочувствия;

– Когда речь идет о любви, никто не в силах сохранить свое сердце нетронутым, мадемуазель. Женщина спешит отдать его любимому человеку. Это всегда рискованно и зачастую приводит к трагедии. Но другого выхода нет, по крайней мере, для того, кто хочет изведать любовь, – задумчиво сказала она.

– А ты действительно счастлива, Франсуаза? – спросил Николя.

– А почему бы и нет? Мы с Арманом живем душа в душу, у нас два чудесных сына, которые получают образование в Париже, замечательная дочь, которая со временем превратится в настоящую красавицу. Я любима, чего не может сказать о себе законная жена Армана. Они заключили брак по расчету, и нежных отношений у них не было никогда. Скажу больше, они не выносят друг друга. Его жена почти все время путешествует вокруг света на одном из пароходов, которым он владеет, и слишком редко бывает в Новом Орлеане, чтобы заявлять на Армана какие-то права. Да и делает она это по большей части, чтобы только досадить ему, – пожала плечом Франсуаза. – Еще чаю, мадемуазель О'Флинн? Он пока не остыл. Кузен, скажи мне, пожалуйста, а что ты делаешь в Новом Орлеане? Ах да, конечно… Это из-за отца, – печально вздохнула она.

– Тебе известно о письме? – нахмурился Николя.

– О письме? – удивилась Франсуаза. – Нет. Впрочем, кто-нибудь наверняка сообщил тебе о его смерти.

Она вскинула на него глаза и застыла, пораженная тем, как мгновенно побурело и осунулось лицо Николя. Очевидно, что эту новость он слышал впервые.

– О, Николя, прости меня… – вымолвила она, в ужасе прижав ладонь ко рту. – Но… твой отец умер.

– Когда это случилось? – тихо спросил Николя.

– Дай-ка припомнить… точно не могу сказать, но… что-нибудь около года назад. Это произошло глубокой осенью. Помню, я тогда подумала, что смерть как будто витала в воздухе. Ты не представляешь, какое унылое, холодное и блеклое время это было.

– Как умер отец? Он долго страдал перед смертью? – продолжал расспросы Николя, не осознавая до конца, что его отца нет в живых. В это невозможно поверить! Филип де Монтань-Шанталь всегда был жадным к жизни человеком, за что снискал уважение и любовь креольского населения всей Луизианы.

– Он погиб трагически, его смерть была сушей бессмыслицей… – избегая встречаться взглядом с Николя, сказала Франсуаза. – Он упал в реку с причала и утонул. Когда это произошло, никого рядом не оказалось. Его нашли спустя несколько дней, когда тело отнесло далеко вниз по течению от Бомарэ. Его заметил рыбак.

– Боже мой! – еле слышно прошептал Николя.

Mapa молча смотрела на Николя, и сердце ее сжималось от боли. Как бы ей хотелось утешить его, найти нужные слова, чтобы облегчить его горе! Она видела его в ярости, насмешливым и жестоким, охваченным мальчишеским задором, нежным и страстным, но никогда прежде Николя не являлся ей отчаявшимся и страдающим.

– Я ничего не понимаю, – пожал плечами Николя – Отец был сильным пловцом. Сколько раз я собственными глазами видел, как он переплывал реку, успешно борясь с течением. Кроме того, он знал причал как свои пять пальцев. Он не мог упасть, это исключено.

– Николя, он давно уже был не таким, каким ты его помнишь, – покачала головой Франсуаза. – За последнее время он сильно сдал. Утрата сыновей не прошла для него даром. Он очень горевал, и это подкосило его. Когда я видела его в последний раз, незадолго до смерти, он был похож на ожившую мумию. Странно было думать, что этот человек некогда являлся могущественным властелином Бомарэ. Твой отец страдал в одиночку, предпочитая держать свое горе в себе. Тогда он появился в городе всего на один день. И вскоре после этого я узнала о его смерти.

Николя провел рукой по волосам, стараясь представить себе отца таким, каков он был в последнее время со слов Франсуазы.

– Отец написал мне. Он простил меня, потому что нашел настоящего убийцу Франсуа. Правда, наконец, открылась. Письмо, которое я получил, было написано незадолго до его смерти. Он собирался назвать мне имя убийцы моего брата. Теперь же… – Голос Николя был глухим и бесцветным, в то время как глаза его мстительно сверкали. Он замолчал и задумался. К женщинам медленно пришло осознание того, что побудило Николя оборвать фразу на полуслове.

– О, Николя, нет! – воскликнула Франсуаза. – Смерть твоего отца просто нелепая случайность. Иначе и быть не может. Не хочешь же ты сказать, что кто-то… Нет! В это нельзя поверить! – Она решительно покачала головой, как будто отвергая саму возможность такого предположения.

– Мой брат мертв. Теперь за ним последовал отец. И оба ушли из жизни при весьма странных обстоятельствах. Только теперь мне не придется оправдываться, а значит, я докопаюсь до истины, чего бы мне это ни стоило, – продолжил Николя, не принимая во внимание слова кузины. Мару охватила дрожь, поскольку она узнала этот тон Николя, который означал, что он приведен в бешенство. – Я сразу почувствовал, что что-то здесь не так, когда обнаружил наш дом запертым. Наверное, вся семья еще в трауре.

– Шантали оставили свой городской дом гораздо раньше, чем случилась эта трагедия. В последнее время у них не было в нем никакой нужды, – деликатно заметила Франсуаза, помешивая ложечкой чай.

– Почему?

– Для креолов настали тяжелые времена, Николя, – вздохнула она. – Твой отец был гордым человеком. Он не мог публично признаться в том, что уже далеко не так богат, как раньше.

– Что ты имеешь в виду? – Николя смотрел на кузину со все возрастающим недоумением. – Ты что же, хочешь сказать, что Монтань-Шантали разорены?

– Нет! Вовсе нет! Ты меня неправильно понял, Николя. – Франсуаза боялась обидеть кузена, но знала, что то, что она собиралась рассказать, будет малоприятно. – Вскоре после того, как ты уехал, два года подряд урожай сахарного тростника погибал почти полностью. Цены на него упали, когда правительство снизило тарифы на импорт сахара. В результате многие банки разорились, а плантаторы потеряли капитал и недвижимость.

– Бомарэ?.. – еле слышно вымолвил Николя.

– Нет, с ним все в порядке. Он по-прежнему принадлежит твоей семье. – Франсуаза поспешила успокоить его. – Но после этого финансового кризиса многое изменилось. Не многим удалось пережить его и восстановить потерянные капиталы. Теперь все деньги в Новом Орлеане принадлежат американцам.

– Да, я обратил внимание на то, что город стал почти неузнаваем, – заметил Николя, вспомнив богатые особняки в престижном районе, через который они проезжали.

– Изменился не только город, но и образ нашей жизни, даже самый образ мыслей стал иным. Наши традиции, надежды, вера устарели. Теперь эти дикие и корыстные американцы диктуют нам условия. Старшее поколение с большим трудом адаптируется к ним. Ты помнишь Рене Каброля, хозяина Каррефора, что близ Байотетч? – спросила Франсуаза.

– Да. Помнится, мы ездили к нему всей семьей. Я был тогда совсем мальчишкой. Более роскошного дома и плантации я никогда в своей жизни не видел. А что с ним?

– Рене Карболь потерял все. Он не смог пережить утрату Каррефора и покончил с собой. Теперь его семья скромно живет в маленьком домике на Фрэнчмен-стрит. Прекрасная мебель, фамильное серебро, портреты предков и прочие ценности свалены в чулан под лестницей. И поверь мне, Николя, такая участь постигла большинство знакомых тебе людей.

– Что же стало с моей семьей, Франсуаза?

– А ты ничего не слышал о ней за годы своего отсутствия? – уклонилась она от прямого ответа.

Николя пристально посмотрел на нее, и проникновенность его взгляда заставила Франсуазу пожалеть о том, что она задала этот вопрос.

– Время от времени я узнавал новости о них от Денизы, когда бывал проездом в Лондоне. Я знаю, что у меня есть две сводные сестры. Одну зовут Николь, ей около шестнадцати. Другой сейчас должно быть лет восемь-девять.

– Дамарис четырнадцать. Она большая озорница и просто наказание для твоей мачехи. Но ты не упомянул своего младшего брата, Жана-Луи.

– Брата?! – Николя оторопел от неожиданности.

– Да. Ему всего два года, и он не скоро станет наследником Бомарэ. Долго придется ждать.

– Это невероятно, – прошептал Николя.

– Его появление на свет стало сюрпризом не только для тебя. Твоя мачеха была уже не в том возрасте, когда рождение ребенка дается легко. Она едва не умерла во время родов. Но твой отец был горд и счастлив оттого, что у него появился еще один сын. Он давно уже считал себя немощным стариком и вдруг как бы заново на свет появился.

– Понятно. Спасибо, что рассказала мне об этом, Франсуаза.

– Что ты намерен теперь делать? – обеспокоенно поинтересовалась она.

– Поеду в Бомарэ, – твердо заявил Николя.

– Ты не найдешь там радушного приема, – сказала Франсуаза, ласково касаясь его руки. – Если твой отец и вправду нашел настоящего убийцу Франсуа, он наверняка не открыл его имя Селесте. Она долго болела после родов, и он не стал бы говорить с ней на такую волнующую тему. О дочерях тем более речи быть не может. Никто не знает правды, Николя. Поверь мне, твоя семья по-прежнему считает тебя виновным в гибели брата. Я не слышала, чтобы кто-нибудь говорил о том, что бремя вины с тебя снято. А такие новости распространяются быстро.

– Поскольку я знаю, что отец простил меня, меня не испугает прием, который мне окажут родственники, каким бы он ни оказался. У меня нет другого выхода, я должен туда поехать, чтобы узнать правду. – Николя наклонился и поцеловал Франсуазу в лоб. – Не беспокойся обо мне, моя радость. Я прожил в бесчестье много лет и стал толстокожим. Со мной все будет в порядке.

Маре было грустно присутствовать при таком проявлении нежных чувств со стороны Николя, ведь он очень редко вел себя так с ней. К тому же стало очевидно, что близится момент их разлуки. Вряд ли Николя захочет, чтобы она сопровождала его в Бомарэ. Mapa смущенно опустила глаза и вдруг ощутила себя лишней в этой гостиной, как будто проникла сюда обманом и непрошенно вторглась в чужую жизнь.

– Николя! – воскликнула вдруг Франсуаза, чем отвлекла Мару от тягостных мыслей. – Я знаю, кто может помочь тебе! Это Алан!

– Твой брат? – изумился Николя. – Каким же это образом?

– Он работает в Бомарэ надсмотрщиком и в курсе всего, что происходит на плантации. Ты вполне можешь довериться ему. Ведь он всегда был тебе другом.

– Я поговорю с ним, пожалуй, – задумчиво ответил он. – Приятно знать, что есть хотя бы один человек, на которого можно рассчитывать. Особенно когда тебя ждет прохладная встреча.

– Но только не со стороны моего отца, Николя. Он очень любит и уважает тебя.

– Разве Этьен сейчас в Бомарэ? – с радостным удивлением спросил Николя.

– Он только и говорит о том, что собирается в кругосветное путешествие, хочет снова увидеть Париж, Лондон, Петербург. Но все это одни разговоры, а пока он живет в Бомарэ и счастлив.

– Я рад, что это так. Очень хочется встретиться с ним, ведь мы виделись в последний раз бог знает когда. Если не ошибаюсь, это было в Венеции. Он остался в точности таким, каким я помню его в детстве.

– Папа совсем не меняется с возрастом. Наверное, потому, что не замечает течения времени. Для него день вчерашний ничем не отличается от завтрашнего. Его интересуют только живопись и музыка да еще антикварные безделушки, которые он собирает по всему свету. – Франсуаза улыбнулась с нежностью.

– Он всегда любил кататься верхом вдоль границы Бомарэ вверх по реке. Не исключено, что у нас будет возможность совершить такую прогулку вместе.

Mapa первая заметила смущение, отразившееся на лице Франсуазы, и ждала новых разоблачений. От Николя также не укрылось выражение кузины, и он выжидающе скрестил на груди руки.

– Говори, я тебя слушаю.

– Дело в том, что большую часть поместья твой отец потерял во время кризиса. Но совсем недавно, после его смерти… – Она судорожно глотнула, набрала полную грудь воздуха и выпалила разом: – Всю северо-восточную часть Бомарэ продали.

– Земля, которая граничила с Сандроузом, – тихо вымолвил Николя, и его ладони медленно сжались в кулаки.

– Да. Амариллис по-прежнему живет там.

Mapa вгляделась в лицо Николя, стараясь по его выражению понять, испытывает ли он еще какие-нибудь чувства к своей бывшей пассии или нет.

– Странно, я слышал, что она вышла замуж за кого-то в Натчезе. Дениз говорила мне, что она уехала из Нового Орлеана сразу же после меня, – без тени эмоций отозвался Николя.

– Даже ее красота не помогла ей тогда избежать скандала. Она отправилась на север в Натчез, где довольно быстро отыскала богатого дурака, окрутила его и вынудила на себе жениться.

– Ты никогда не любила ее, Франсуаза, ведь так?

– Да, а за что мне было любить ее? Она всегда держалась по, отношению ко мне так, как будто я была куском грязи, налипшим на каблук ее шелковой туфельки. И потом, я никогда не прощу ей того, что она нарочно столкнула меня в речку.

Николя улыбнулся, припомнив этот случай. Франсуазе было тогда лет десять, Амариллис не больше тринадцати.

– Бьюсь об заклад, что она клялась и божилась, что ты поскользнулась сама.

– Поскользнулась! – воскликнула Франсуаза. – Да она толкнула меня в спину изо всех сил! Она всегда была лгуньей!

– Довольно, не заводись, – прервал ее Николя. – Так почему же Амариллис вернулась?

– Она пустила состояние мужа по ветру, вытянула из него все до последнего гроша. Один дом в Натчезе чего стоит! Да и здесь, в Новом Орлеане, она жила по-королевски. Правда, большую часть денег мужа она вложила в Сандроуз и добилась того, что поместье стало процветать. Однако ее супругу не суждено было увидеть это собственными глазами. Он быстро спился и умер, избежав таким образом ненасытных осьминожьих щупалец своей жены, – презрительно поморщилась Франсуаза.

– Выходит, она вдова? – В зеленых глазах Николя мелькнуло любопытство.

– Вдова с двумя детьми, – добавила она. – Правда, она предпочла бы забыть об их существовании, поскольку занята тем, что раскидывает сети для одного американского банкира. Она мечтает заполучить его в мужья. Ходят слухи, что именно его банк дал ей ссуду на приобретение части Бомарэ. Говорят, что она не собирается остановиться на достигнутом. Ей нужно Бомарэ целиком. – Франсуаза поежилась под колючим взглядом Николя и, отвернувшись от него, стала смотреть на Мару, пытаясь разгадать, насколько серьезны их отношения и выдержат ли они проверку на Амариллис.

– Нам пора, Франсуаза, – сказал Николя, поднимаясь. – Кстати, а кто сейчас управляет Бомарэ?

– Твой отец не оставил завещания, поэтому всеми делами ведает Селеста в качестве опекуна Жана-Луи. Ведь Франсуа погиб, а тебя не было. Николя, прошу тебя, не сердись, на меня. Пообещай, что придешь ко мне еще раз, – взмолилась Франсуаза.

– Не смейся надо мной. – Николя улыбнулся и поцеловал ее в щеку. – Ты же знаешь, что я не могу подолгу тебя не видеть. До свидания, моя маленькая кузина.

– Николя, ты будешь осторожен? – спросила она серьезно.

– Я всегда осторожен, – беспечно отозвался он и предложил Маре руку.

– Очень приятно было познакомиться с вами, мадемуазель Феррар, – вежливо кивнула Mapa.

– Называйте меня Франсуазой, пожалуйста. Не уверена, что эта наша встреча оказалась особенно приятной, но я надеюсь увидеть вас снова. Николя, передай папе, что я его очень люблю. Пусть приезжает к нам хотя бы изредка. Скажи ему, что внучка очень соскучилась и все время спрашивает, когда дедушка приедет навестить нас.

– Хорошо, Франсуаза, – пообещал Николя.

– Питер приказал заложить для вас мой экипаж. Он заметил, что свой вы отпустили. Мой кучер доставит вас куда угодно. – Она взмахнула рукой на прощание с порога и скрылась в полумраке холла.

На обратном пути в отель в экипаже воцарилась гнетущая тишина. Николя был погружен в тягостные размышления, и Mapa чувствовала, как нелегко ему пережить известие о смерти отца, а также прочие новости, которые сообщила ему кузина. Он страдал от горя и собственного бессилия, и Mapa не знала, как помочь ему. В конце концов, молчание стало для нее невыносимым, и она решила заговорить на отвлеченную, безопасную тему.

– Твоя кузина очень красивая женщина, – начала она и, хотя Николя никак не отреагировал на ее слова, продолжила: – Кажется, она очень счастлива. Я думаю, если ты собираешься в Бомарэ, тебе следует взять ее с собой. Она будет рада съездить туда. Да и с отцом повидаться… – Мара осеклась, натолкнувшись на странный взгляд Николя.

– Ты что же, ничего не заметила? – спросил он.

– А что я должна была заметить? – удивилась Mapa.

– Франсуаза цветная женщина, – ответил Николя. – Она и Алан – дети дяди Этьена и квартеронки. Оливия, мать Франсуазы, была невероятно красивой. Правда, у меня сохранились о ней только детские воспоминания. Однажды, когда мои родители путешествовали по Европе, дядя Этьен привез ее в Бомарэ погостить ненадолго. Тогда-то я и познакомился с ней. Нетрудно, было понять, почему Этьен так и не женился и по-прежнему хранит о ней светлую память.

– А что с ней случилось?

– Она давно умерла. После ее смерти Этьен стал часто привозить детей в Бомарэ. Вот почему я так хорошо знаю Франсуазу. Но теперь, когда она стала взрослой женщиной, ситуация изменилась. Ей будет плохо и неуютно в Бомарэ.

– Странно… Вот уж никогда бы не подумала. Она выглядит точно так же, как… – невольно вырвалось у Мары.

– Как мы с тобой, – закончил начатую ею фразу Николя. – Если бы она захотела, то могла бы жить, например, во Франции, где вполне сошла бы за белую женщину. – Но Франсуаза предпочитает оставаться здесь, где у нее любовник, дом, дети, пожилой отец. Мало кто считает ее себе ровней, хотя она и свободная женщина, но изменить свою жизнь она не хочет. Здесь она вырастит своих детей, здесь состарится и умрет. В ней слишком много креольской крови, чтобы она могла быть счастливой где-либо еще.

Mapa задумчиво глядела в окно на идущих по тротуару прохожих. Николя вернулся домой, в его жилах тоже течет креольская кровь, а значит, нигде на свете, кроме Нового Орлеана, счастья он не найдет. Вскоре экипаж остановился возле отеля, и Николя повел Мару через многолюдный холл в ее комнату.

– Вне всякого сомнения, ты предпочтешь отправиться в Бомарэ как можно скорее. А я собираюсь уехать в Европу, не дожидаясь твоего возвращения. Поэтому хотелось бы выяснить наши финансовые проблемы безотлагательно, – сказала она вдруг.

Николя был настолько изумлен трезвостью ее суждения и холодностью тона, что резко схватил ее за локоть и развернул к себе лицом. Mapa онемела от изумления, тем более что в его глазах внезапно промелькнула жестокость.

– В чем дело? Я надеялась, что тебе будет приятно положить конец нашей связи так легко и безболезненно, – с издевкой, за которой скрывалось отчаяние, вымолвила Mapa.

– Тебе не кажется, что ты уж слишком спешишь избавиться от моего присутствия? – Губы Николя исказила недобрая усмешка. – Может быть, тебе неприятно показываться со мной на людях теперь, когда я снова оказался изгоем?

– Ты прекрасно знаешь, что это не так, – возмутилась Mapa. – Тебе должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, что я ни в грош не ставлю общественное мнение. Просто я хочу вернуться в Европу. Разве мы не так договаривались, Николя?

– А на какие деньги вы намерены купить билеты, мадемуазель? – поинтересовался он вкрадчиво.

– Простите за напоминание, месье, но, видимо, вы запамятовали: вы сами изволили предложить мне деньги на проезд. Или вы собираетесь нарушить наше соглашение?

– А что, если так и есть? – насмешливо сощурился Николя.

– Я приняла вашу благотворительность только потому, что хотела доставить вам удовольствие. Если вы идете на попятную, я считаю себя вправе не иметь с вами дела вовсе. Я продам кое-что из своих драгоценностей и куплю билеты, – с достоинством ответила Mapa.

– Этого хватит лишь на койки в четвертом классе, то есть на палубе. Ни о какой отдельной каюте не может быть речи. Впрочем, можете не беспокоиться, я вовсе не собираюсь отказываться от своих слов. Другое дело – когда вы поедете. Ваш немедленный отъезд идет вразрез с моими планами.

– Черт побери! – вспыхнула Mapa и заговорила с ирландским акцентом: – Вы заблуждаетесь, месье Шанталь, предполагая, что имеете право голоса в том, что касается моей личной жизни. Вы даже не представляете себе, на что я способна в определенных обстоятельствах!

– Я никогда не недооценивал тебя, Mapa, – усмехнулся он.

– Я не могу понять, чего ты от меня хочешь, Николя. – Mapa признала свое поражение и сдалась. – То ты корректен и ласков со мной, то начинаешь вести себя как рабовладелец… – Она печально оглянулась на то место, где утром проходил аукцион, на котором продавались чернокожие красавицы. – Впрочем, кто знает, может быть, это не так уж плохо. Пользуясь покровительством такого благородного человека, как ты, я могла бы вытащить счастливый билет.

Она вскрикнула, оттого что Николя с силой стиснул ее локоть.

– Так, значит, ты хочешь выставить себя на продажу, как рабыня? А тебе известно, что на таких аукционах покупатели требуют возможности полностью осмотреть товар, чтобы убедиться в его качестве? Так что приготовься к тому, что ты будешь, стоять перед толпой мужчин, которые сорвут с тебя одежду вместе с честью и достоинством. Они станут пожирать похотливыми глазами твое прекрасное тело, округлые груди, пышные бедра. Тебе придется терпеть их сальные остроты и откровенные замечания, а также прикосновения их грязных рук.

Mapa вздрогнула от отвращения и опустила глаза, будучи не в силах взглянуть на Николя. Он взял ее за подбородок и приподнял его.

– Что ж, мое золото ничем не отличается от того, какое тебе могут предложить другие. Пойдем, – сказал он и потянул Мару за руку, поскольку они стали привлекать внимание окружающих. Оскорбительные слова Николя прозвучали для Мары как пощечина. Но она промолчала и вошла вслед за ним в комнату.

– А я уже не знала, что и думать! – воскликнула Джэми, почтительно кивнув Николя. – И куда вы запропастились? Похоже, что мастер Пэдди подхватил простуду. Он кашляет, и в горле у него свербит. Пойду разотру его бальзамом еще раз. – Не дожидаясь ответа, она ушла в комнату Пэдди и плотно прикрыла за собой дверь.

Николя исподволь наблюдал за Марой, пытаясь угадать, какие мысли роятся в ее хорошенькой головке. Ему трудно было смириться с тем, что Mapa ускользает от него. За последний час ему пришлось пережить известие о смерти отца, об угрозе, нависшей над родовым поместьем, а теперь еще одна потеря. Mapa О'Флинн требует свободы!

Его задумчивый взгляд был прикован к презрительно отвернувшейся Маре, блуждал по мягким изгибам ее полных губ, вкус которых был ему так хорошо известен. Самое удивительное заключалось в том, что даже в моменты близости, когда он прижимал ее к своей груди, Mapa не отдавала ему себя полностью, без остатка. Казалось, что какая-то часть ее естества всегда будет недоступной для него. Mapa была загадкой, разрешить которую оказывалось не под силу даже такому знатоку женской души, как Николя. Может быть, именно поэтому она притягивала его к себе, как ни одна из его прежних любовниц. Никогда прежде Николя не испытывал такой страсти, такой жажды обладания женщиной. Когда эта чертова ирландка оказывалась рядом, внутри него загоралось адское пламя. Николя пытался объяснить это не собственной слабостью, а актерским талантом Мары, которая умеет не только притвориться влюбленной, но и внушить это чувство ему. Ее сложная натура содержала в себе противоречие его природе, каждую минуту бросала ему вызов, не принять который было ниже его достоинства. Николя собрался с духом и, одержимый идеей разгадать ее тайну, бросился атаковать очередную стену, которую Mapa воздвигла между ними.

– Насколько для тебя важно здоровье Пэдди? – начал он с воздействия на самое слабое место ее души. – Может быть, ради мальчика ты не откажешься поехать со мной в Бомарэ? Не настолько же я тебе противен, что ты не согласишься потерпеть мое присутствие еще какое-то время? Пэдди и Джэми измучены долгим вояжем по морю, им просто необходимо почувствовать под ногами твердую почву. Не станешь же ты руководствоваться собственным эгоизмом и на этом основании лишать своих близких возможности отдохнуть и поправить здоровье? – Николя понимал, что играет на самых чувствительных струнах ее души и что Mapa ни за что не станет подвергать риску здоровье племянника. – Представь на мгновение, что вы снова заперты в тесной, душной каюте. Пэдди простудится еще сильнее, а у Джэми непременно разыграется ревматизм. Я не стал бы советовать вам отправляться в путь немедленно.