Текст книги "Золотые слезы"

– И не надоело тебе возиться с этими солдатиками? – раздался у него за спиной насмешливый голос Дамарис. Она вошла в комнату, шурша юбками, из-под которых виднелся край кружевных панталончиков.

– Дождь на улице, – равнодушно отозвался Пэдди, не прерывая своего занятия.

– На улице солнце.

– Ну и что?

– Может быть… – Дамарис хитро улыбнулась и вымолвила заговорщицким тоном; – Я подумала, может быть, ты захочешь заняться чем-нибудь поинтереснее, чем эти детские игрушки? – Ее слова прозвучали с оттенком вызова.

– Ты ничего не понимаешь в солдатиках. Девчонки вообще в этом ничего не смыслят. Вы привыкли играть в куклы, – высокомерно заявил Пэдди, не обращая внимания на сердитый взгляд своей подруги. – А еще я знаю один секрет, который не доверю даже тебе. – Он не удержался от того, чтобы не похвастаться. – Я расскажу об этом только дяде Николя.

– Так, значит, тебе не хочется прокатиться на Сорсьере? – с деланным равнодушием спросила Дамарис, пожала плечом и пошла к двери, задев по пути как будто нечаянно одного солдатика.

– Ты собираешься кататься на Сорсьере? – В его вопросе было изумление и восторг одновременно. – Но ведь дядя Николя запретил тебе ездить на нем.

– Плевать я хотела на твоего дядю Николя! – заявила Дамарис. – Сорсьер – мой конь, и я могу ездить на нем, когда мне заблагорассудится. И еще я могу давать прокатиться на нем тому, кому захочу. Разумеется, если только этот человек не трусишка и не испугается лошади.

– Я не трусишка! – воскликнул Пэдди и бросился догонять уходящую Дамарис, разбрасывая на ходу солдатиков. – Ты действительно позволишь мне прокатиться?

Дамарис обернулась и смерила Пэдди задумчивым взглядом:

– Пожалуй, я могла бы его тебе доверить.

– Пожалуйста, Дамарис, пожалуйста, – взмолился Пэдди, и они наперегонки побежали к конюшне.

Mapa видела, как они пробегали через двор, из окна своей комнаты. Веяло промозглой сыростью, и она плотнее закуталась в шаль. Заметив, что Пэдди забыл надеть теплую курточку, а Дамарис вышла только в коротком жакете, Mapa решила окликнуть детей, но передумала, предположив, что они направляются в теплую конюшню, чтобы посмотреть на новорожденного жеребенка. Она притворила окно и подошла к камину, в котором уютно потрескивали поленья. Сначала она растерла озябшие ладони, затем приподняла юбку, чтобы жар от камина согрел заледеневшие колени.

Mapa опустилась в кресло возле очага и стала раздумывать над тем, что ей делать дальше. Оставаться здесь до тех пор, пока ее положение нельзя будет дольше скрывать, представлялось невозможным. После прошедшей ночи она еще более утвердилась в этой мысли, поскольку стало очевидным, что Николя не охладел к ней. Mapa сдавила виски, силясь понять, почему Николя продолжает держать ее в Бомарэ. Ведь и слепому видно, что стоит ему пожелать, и Амариллис снова будет рядом. Mapa смотрела на огонь и прокручивала в голове предстоящий разговор с Николя, свою последнюю попытку убедить его дать ей свободу. Если она провалится, придется бежать.

– Я дважды стучал, но ты так глубоко задумалась, что не услышала, – прошептал ей Николя в самое ухо, заставив Мару вскрикнуть и вскочить с кресла.

– У тебя почему-то очень виноватое лицо, моя радость, – усмехнулся Николя, который был одет для верховой прогулки. – В чем причина? Какие козни ты здесь замышляешь?

Mapa проглотила комок, вставший у нее поперек горла, и почувствовала, что не может смотреть ему в глаза. Преодолев себя, она с мольбой взглянула на него и вымолвила тихо:

– Я хочу уехать из Бомарэ, Николя.

– По-моему, этот вопрос мы уже выяснили, разве не так?

– Ну почему ты держишь меня здесь? Я уверена, что богатая вдова будет счастлива занять в твоей постели мое место. Или ты до сих пор сомневаешься в этом и хочешь, чтобы она ревновала тебя ко мне? Поэтому ты повесил на меня свои фамильные драгоценности? Ты просто невыносим!

– Как приятно снова видеть перед собой настоящую Мару О'Флинн, – рассмеялся в ответ Николя. – И все же мне непонятно, почему ты выказываешь такое нетерпение. Если мои поцелуи тебе неприятны, по твоему же собственному выражению, то почему бы тебе просто не погостить в приличном, гостеприимном доме, где единственная забота для тебя – решить, какое платье надеть к обеду? А если послушать тебя, то возникает ощущение, что ты просто капризная ревнивица, которой чем-то не угодил ее возлюбленный.

– Я не хочу, чтобы меня использовали! И потом, я соскучилась без сцены и хочу на нее вернуться. И еще… – Mapa прищурилась, подошла к Николя вплотную и кокетливо похлопала его по щеке. – Как я смогу найти состоятельного мужа, сидя взаперти среди непроходимых болот?

Она почувствовала, как под ее ладонью заходили желваки на щеке Николя. Он схватил ее за руку и притянул к себе ближе.

– В один прекрасный день ты выведешь меня из себя, Mapa, – прошипел он, гневно сверкая изумрудными глазами. – И тогда, мадам, клянусь, что вы пожалеете о том, что открыли свой ротик.

– К угрозам я давно привыкла! От тебя ничего другого и не услышишь. И еще неизвестно, кто кого выведет из себя! – парировала Mapa.

Она собралась обрушить на Николя обличительную тираду, но он зажал ей рот поцелуем, который был грубее и оскорбительнее, чем любые ругательства. Жар этого поцелуя не имел ничего общего с нежным теплом других, тех, которые он дарил ей ночью. Внезапно Mapa ощутила, что его объятия не стесняют больше ее движений. Николя смотрел на нее в течение показавшихся ей вечными нескольких секунд, затем круто развернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью. Маре стало дурно, и она без сил опустилась в кресло.

Через некоторое время чьи-то громкие, возбужденные голоса вывели ее из оцепенения. Mapa поднялась и вышла на галерею. Перегнувшись через перила, она увидела, что Николя говорит о чем-то с конюхами, и те при этом сконфуженно топчутся на месте и виновато отводят глаза. Николя возвышался над ними, как грозная башня, и, уперев руки в бока, отчитывал слуг за какую-то провинность. Вдруг что-то привлекло его внимание, и он стал прислушиваться, затем повернулся в сторону подъездной аллеи и замер. Mapa перегнулась через перила и попыталась разглядеть, что так заинтересовало Николя, но ничего не увидела. И вдруг у нее словно полыхнуло перед глазами: через глинобитную ограду дома перелетел огромный конь, на спине которого сидели двое детей, сделал круг по лужайке и помчался к подъезду. У Мары затряслись поджилки от страха, когда она увидела темную головку Пэдди, сидящего позади Дамарис и обхватившего хрупкую талию девочки дрожащими руками. Уже возле самого дома Дамарис увидела Николя, который поджидал юных наездников в суровом молчании.

Mapa испугалась еще больше, когда поняла, что Николя взбешен. От него в таком состоянии можно было ожидать чего угодно. Дамарис и Пэдди предстояло держать ответ за свое непослушание, и их ожидало ужасное наказание. Mapa подхватила юбки и бросилась во двор спасать своего непутевого племянника от мщения Николя.

Дамарис сидела в седле как амазонка и не проявляла никакого страха перед лицом взбешенного Николя, хотя сердечко и трепетало у нее в груди. Волнение девочки передалось коню, и тот вдруг встал на дыбы, взбрыкнув передними ногами, в результате чего потерявший бдительность Пэдди полетел на землю. Испуганный крик Пэдди донесся до слуха Мары, и тут Николя подхватил на лету малыша, заслонив его от смертоносных копыт коня. Когда Mapa, запыхавшись, подбежала к ним, и Николя, и Пэдди были уже в полной безопасности.

– Я же просил вас, Дамарис, никогда больше не брать Сорсьера, – дрожащим от ярости голосом вымолвил Николя. – Из-за вашего упрямства Пэдди мог погибнуть или остаться калекой на всю жизнь.

Дамарис чувствовала, что Николя прав, и понимала, что не стоило брать с собой Пэдди, но в тот момент желание оставить за собой права на Сорсьера было для нее превыше всего.

– Вы мне не отец! Сорсьер мой, и я могу ездить на нем, когда захочу! – крикнула она, стараясь обуздать коня.

Николя видел, каких усилий это стоило девочке, и понимал, что в любую секунду она может ослабить вожжи, и тогда Сорсьер выкинет какой-нибудь номер – недаром он поводил из стороны в сторону безумными глазами.

Николя схватился за поводу, но Дамарис потянула его на себя. Сорсьер заржал и встал на дыбы. Николя, тихо чертыхаясь, увернулся от его копыт. Выждав несколько секунд, он подошел к Сорсьеру сбоку и одним движением снял с седла девочку. Конь сразу же успокоился и позволил конюхам увести себя в стойло.

Николя не выпускал Дамарис, несмотря на то что она визжала и вырывалась из его рук. Перебросив ее через колено, он принялся шлепать ее и продолжал экзекуцию довольно долго, не обращая внимания на град слез, которые катились у нее по щекам, и жалобные крики. Наконец Дамарис ощутила под ногами у себя землю и с громким плачем бросилась бежать в дом.

Пэдди оцепенело смотрел на приближающегося к нему Николя, ясно прочитывая в его глазах намерение восстановить справедливость. Не долго думая Пэдди развернулся и опрометью кинулся в дом, понимая, что даже Mapa не сможет спасти его от наказания.

– Николя! – Mapa преградила ему путь. – Ты не посмеешь прикоснуться к нему! Это не твой ребенок. Я сама поговорю с Пэдди.

– Здесь одними словами не обойтись, Mapa. – Николя отодвинул Мару с дороги и направился в дом. Она бежала следом за ним. – Пэдди должен хорошенько запомнить, что не всегда можно поступать так, как хочется. Если он не затвердит этот урок сейчас, он не сделает этого никогда. Мне очень жаль, что, когда ты была в его возрасте, я не оказался рядом, чтобы научить тебя тому же. Пойми, Mapa, это спасет его от многих неприятностей и проблем в жизни. Не вмешивайся, я прошу тебя.

Mapa отстала. Когда она вошла в холл, Николя уже поднялся по лестнице на второй этаж. Она остановилась в нерешительности и вдруг заметила Джэми, которая выходила из кухни.

– Что, скажите на милость, здесь происходит? И где мастер Пэдди?

– Пэдди вместе с Дамарис катались на Сорсьере, и Николя поймал их с поличным, – объяснила Mapa, удивляясь тому, что наверху так тихо.

– Ничего не поделаешь, раз виноват, должен быть наказан, – тяжело вздохнула Джэми.

– Нет, ты не понимаешь! Николя собирается его выпороть! – воскликнула Mapa.

– Мальчику не повредит почувствовать на себе тяжелую мужскую руку и понять, что за ним есть кому присмотреть, – сказала Джэми, и в этот момент сверху раздался оглушительный визг Пэдди. – Пожалуй, сварю себе кофе, – добавила Джэми и вернулась на кухню.

Через минуту крики стихли, и Mapa бросилась наверх в комнату Пэдди. Но, проходя мимо комнаты Дамарис, она остановилась и прислушалась к разговору, который велся при неплотно прикрытой двери.

– Нельзя все время поступать так, как хочется, Дамарис, – донесся до Мары ласковый голос Николя.

– Я всегда так поступала, – послышался ответ девочки. – И никому никогда не было до этого никакого дела.

– А вот мне есть до этого дело. Я не хочу, чтобы вы сломали себе шею.

– Почему я должна вас слушаться? Я всегда была всем безразлична, с какой стати вы обо мне заботитесь?

– Неправда, Дамарис. Ты не была всем безразлична.

– Нет, правда! У папы никогда не хватало на нас времени. Мы для него были просто «милыми детками». Он ни разу не поговорил со мной, не поцеловал, не пожелал спокойной ночи. Николь всегда была маминой любимицей, по крайней мере, до тех пор, пока не появился Жан-Луи. Но Николь хорошо, она скоро выйдет замуж, и у нее будет свой дом. Сорсьер – единственный, кто меня по-настоящему любит. Он мой друг, у меня больше никого нет. Почему вы так жестоки ко мне? – чуть не плача, спросила она. – За что вы меня ненавидите? Зачем отбираете его у меня? Зачем?

– Дамарис, девочка моя, мне очень жаль, что мы не были знакомы с тобой раньше. Мне кажется, мы могли бы стать настоящими друзьями, – ответил Николя с непритворным состраданием в голосе.

Mapa на цыпочках прошла мимо приоткрытой двери и увидела, что Дамарис плачет, уткнувшись в широкую грудь Николя, а он тихо гладит ее по волосам.

Mapa застала Пэдди с выражением оскорбленного достоинства на заплаканном лице. Он оглянулся на дверь, когда она вошла, бросился к ней и прижался лицом к ее животу.

– Я его ненавижу, – плакал Пэдди, и его слова сливались в протяжное мычание, так как голос заглушали складки юбки.

– Мне очень жаль, что тебя наказали, но то, что вы сделали, действительно опасно. Да я бы с ума сошла, если бы с тобой что-нибудь случилось! Николя здесь хозяин, и его приказам надо подчиняться. А ты ослушался, малыш.

– Я согласился на это только потому, что не хотел, чтобы Дамарис считала меня трусом, – признался Пэдди. – А на самом деле я немножко боялся.

– И ты больше не будешь без разрешения кататься на лошади?

– Нет! Никогда! – ни минуты не раздумывая, пообещал он.

– Сейчас Джэми согреет молока и принесет тебе кусочек персикового торта, твоего любимого, – сказала Mapa, целуя его в макушку. – А пока можешь поиграть.

– Хорошо, – кивнул Пэдди. – На улице снова пошел дождь, – сказал он и влез на кровать с книжкой. – А свою тайну я Николя теперь не расскажу, вот! – буркнул малыш себе под нос, раскрывая книжку.

Глава 14

Дьявол всегда рядом и имеет много обличий.

Паскаль

Последующие несколько дней прошли в суетливой суматохе, поскольку Селеста собиралась покинуть Бомарэ навсегда. Заранее было оговорено, что Николь с матерью отправятся на целый месяц перед свадьбой погостить у родителей жениха, в поместье выше по течению реки. Затем они собирались перебраться в Новый Орлеан, чтобы принять живейшее участие в открытии сезона с его балами и светскими вечеринками. Говорили, что жених Николь в настоящее время путешествовал по Франции, обещая приехать со дня на день. Николь пребывала в состоянии эйфории, и окружающие переносили ее с трудом. Кроме того, собирая и упаковывая свои вещи, Николь удалось перевернуть весь дом и создать такой беспорядок, что у прислуги опускались руки.

Селеста решила оставить Николя всю мебель, за исключением любимых предметов обихода. Благодаря тому, что Николя заплатил ей за поместье хорошие деньги, Селеста превратилась в состоятельную женщину и по приезде в Чарльстон могла снять дом и полностью обставить его по собственному вкусу. И все же ей хотелось взять на память несколько вещиц, напоминавших бы ей о Луизиане.

Николя не торопил мачеху и уверял, что не стоит уезжать так спешно, но Селеста предпочла покончить с прошлой жизнью одним махом. Таким образом, Николя позаботился, чтобы сборы не доставили Селесте много хлопот.

В это время Амариллис стала частой гостьей в Бомарэ. Она изыскивала самые невероятные предлоги для визитов и советовалась с Николя по поводу хозяйственных дел. Зачастую их можно было увидеть вдвоем прогуливающимися по аллеям вокруг дома. Амариллис в светлом платье грациозно склоняла головку к плечу Николя и внимательно прислушивалась к его словам. Пэдди, наоборот, избегал Николя, смотрел на него с упреком и старался не встречаться с тем, кого раньше боготворил.

Поздно вечером накануне отъезда Селесты Mapa укладывала Пэдди в постель и терпеливо ожидала, пока малыш закончит молитву и укроется одеялом. Но вместо этого Пэдди вдруг вскочил и босиком бросился к двери.

– Я вспомнил! – крикнул он.

– Пэдди, вернись! – позвала его Mapa.

– Мастер Пэдди, – удивленно приподняла брови Джэми. – Что это вы надумали, молодой человек? Пора в постель, вернитесь немедленно, – строго приказала она, когда мальчик уже взялся за ручку двери.

– Но я забуду об этом утром, Джэми, – взмолился малыш. – Я уронил солдатика и забыл положить в коробку вместе с остальными. Всего на минуточку! – С этими словами он выскользнул в коридор.

Беззвучно спустившись по лестнице, Пэдди на мгновение задержался у дверей гостиной и прислушался к голосам, доносившимся оттуда, затем подобрал полы длинной ночной рубашки и прошлепал в кабинет. Войдя в темную пустую комнату, мальчик не обратил внимания на зажженный канделябр, стоявший на столе и отбрасывающий на стены замысловатые тени, и направился прямо к подоконнику. Он легко отодвинул крышку тайника и достал спрятанного солдатика, счастливо улыбнулся, зажав его в кулаке, и выбежал вон.

С минуту после его ухода в комнате было тихо, затем одна из тяжелых гардин возле книжного шкафа шевельнулась и от нее отделилась черная фигура, которая на цыпочках двинулась к тайнику, обнаруженному мальчиком.

Рука отодвинула крышку, скользнула в глубь подоконника и тут же появилась снова. Черная фигура вернулась к столу, чтобы как следует разглядеть находку. Лицо человека пылало от волнения, тонкие ноздри раздувались и с шумом выпускали воздух, пальцы, развязывающие ленточку, стягивавшую бумаги, мелко дрожали.

Первым документом, представшим перед его взором, оказалось распоряжение Филипа Шанталя переписать завещание в пользу Николя. К нему было приложено старое завещание. Листок бумаги, делавший Николя новым владельцем Бомарэ, медленно скручивался и обугливался, охваченный пламенем свечи, и вскоре сгорел дотла на подносе. Взмокшие от волнения руки схватились за дневник и вскоре последние страницы также были вырваны и брошены в огонь. Старое завещание Филипа Шанталя исчезло в кармане человека, а дневник, превратившийся из обличительного документа в простые безобидные хозяйственные записи, вернулся на свое место в тайнике.

Черный человек словно растворился во мраке, задув свечи и выждав несколько минут, чтобы убедиться, что в доме все спокойно. Затем вылез из кабинета через окно, выходящее в галерею.

– До свидания, мадемуазель О'Флинн, – сказала Селеста, усаживаясь в экипаж. – Возможно, мы еще встретимся с вами в Новом Орлеане? – вежливо поинтересовалась она, хотя и предполагала, что это вряд ли произойдет. – Я уеду в Чарльстон только в апреле, после свадьбы Николь. Но на тот случай, если мы с вами больше не увидимся, позвольте от всего сердца пожелать вам удачи.

Mapa благодарно улыбнулась, понимая, что они больше не встретятся, поскольку в ее планы не входило оставаться в Луизиане до весны.

– Приятного – путешествия, – сказала она на прощание Селесте и отошла от дверцы, чтобы не мешать сияющей Николь занять место возле матери.

– До свидания, мадемуазель. Жаль, что вы не сможете побывать на моей свадьбе! Это будет поистине королевская церемония! – прощебетала девушка, красуясь в новой шляпке с перьями.

– До свидания, Дамарис, – крикнул Пэдди в окно, зная, что его подруга уезжает с матерью. Ответа не последовало, Пэдди смущенно покраснел и стал рассматривать мыски своих ботинок, словно никогда раньше их не видел. Вдруг в окне экипажа появилась рыжая головка. Девочка обвела печальным взглядом дом, затем кивнула Пэдди и дрожащим голосом вымолвила:

– До свидания.

В этот момент на пороге показался Николя. Он сбежал по лестнице и направился к экипажу. Распахнув дверцу, он вытащил Дамарис наружу, причем она закричала от испуга, но стоило ему прошептать ей что-то на ухо, как девочка радостно вскрикнула, обняла Николя за шею и крепко поцеловала в щеку.

– Будь умницей и слушайся маму, хорошо? – Он насупился, но на губах его играла улыбка.

– Хорошо, Николя. Я обещаю, – ответила Дамарис, и как только дверца захлопнулась, экипаж тронулся. До самого поворота дороги, ведущей к реке, она махала Николя из окна, и вскоре раздался отдаленный гудок парохода, причалившего к пристани Бомарэ.

– Что ты сказал Дамарис? Какое обещание привело ее в такой восторг? – поинтересовалась Mapa, когда они возвращались в дом.

– Я обещал ей прислать жеребенка, который родится от Сорсьера, – ответил Николя и через миг добавил, хитро прищурившись: ― Похоже, ты удивлена? По-моему, тебе давно уже пора привыкнуть, что я умею обходиться с женщинами и исполнять их самые заветные желания.

– А желание вдовы ты тоже исполнил? – с издевкой спросила Mapa.

– Согласись, что джентльмен не может обсуждать интимные вопросы с посторонним человеком. – В тон ей отозвался Николя, усмехнувшись при виде того, как злоба исказила лицо Мары.

– Ах, вот оно что! Я, видишь ли, не привыкла иметь дело с джентльменами. А теперь у меня перед глазами образец! – сердито коверкая язык на ирландский манер, выпалила она.

– Восхитительно! – рассмеялся Этьен, встретивший их у дверей гостиной. – Я никогда прежде не слышал такой красочной ирландской речи!

– Благодарю вас, сэр, – отозвалась Mapa. – Но что же вы удивляетесь, это мой родной язык.

– Послушали бы вы ее французский выговор, дядя Этьен, – сказал Николя, наливая себе и Этьену бренди и устраиваясь на софе. – Mapa – великолепная попутчица в дальнем путешествии. С ней не соскучишься, потому что никогда не знаешь, что она выкинет в следующую минуту. – Он поднял бокал и кивнул Маре, молча провозглашая за нее тост.

– Ах, как приятно побыть в тишине! – блаженно вздохнул Этьен. – Нет, не поймите меня неправильно! Я люблю это семейство, но постоянно плачущий младенец может кого угодно вывести из, себя. Особенно если это вдобавок не твой собственный внук. Николь очаровательна, но иногда тоже бывает несносной. Впрочем, наверное, все дело в том, что я старею. Надо поскорее отправляться в Париж, а то будет поздно. Ну что ж, мне пора, – сказал он, отставляя бокал. – Если мы обедаем в то же время, то не перекинуться ли нам пока в пикет, a, Mapa? Вы мне обещали.

– Хорошо, Этьен, я скоро приду, – ответила девушка, ласково улыбнувшись старику, нетвердой походкой двинувшемуся к двери.

– Будь осторожна, моя радость, – сказал Николя. – Когда-то Этьен был завзятым картежником.

– Разве ты забыл, что я сестра Брендана О'Флинна? – лукаво улыбнулась она.

Николя рассмеялся и взглянул на Пэдди, который все это время молча сидел у камина и смотрел на огонь.

– Этого я не забуду никогда, моя радость, – задумчиво промолвил он.

Mapa зевнула и перевернулась на бок, блаженно вытянувшись под одеялом, и тут же проснулась, когда поняла, что Николя рядом нет. Она открыла глаза и увидела его стоящим у окна с сигарой.

– Николя… – тихо позвала она.

– На улице снова дождь.

– Ну и что же? Почему тебя это беспокоит? – облокотившись на подушку, поинтересовалась Mapa.

– Меня это очень беспокоит, – вернувшись в постель, ответил он.

– Не ведь и вчера тоже был дождь, и позавчера. Ведь это же естественно, сейчас осень.

– Верно. Но мы живем в непосредственной близости с рекой и поэтому должны быть осторожны. Я опасаюсь наводнения. Если дожди не прекратятся, его не миновать. И без того за последние несколько дней уровень воды в реке сильно поднялся.

– Селеста рассказывала, что во время последнего наводнения затопило весь первый этаж дома. Неужели это может произойти снова? – испуганно спросила Mapa.

– Вряд ли. Но меня беспокоит не сам дом, а плантации. Они и без того не в лучшем состоянии, а наводнение может нанести такой ущерб хозяйству, что мы от него не оправимся и через год. Дамбы почти полностью разрушены, давно не ремонтировались и не смогут сдержать напор воды. Земли Бомарэ расположены в низине, и дамбы всегда служили им надежной защитой. Раньше, когда случались наводнения, огромная армия рабов бросалась на борьбу со стихией. А теперь у меня лишь горстка домашней прислуги да несколько конюхов, – горько усмехнулся Николя.

– Но что же делать? Как же получилось, что на плантациях не осталось рабов? Почему твой отец и Алан допустили это?

– Отец сильно сдал в последние годы и не мог заниматься делами. А Алан не способен проявить инициативу. Он может лишь выполнять приказы. Я знаю, что с тех пор, как умер отец, Селеста не занималась земледелием. Она мечтала лишь поскорее продать Бомарэ и вернуться в Чарльстон. Алан не прикладывал здесь никаких усилий, поскольку не сомневался, что рано или поздно поместье перейдет в чужие руки и его уволят. Так что его трудно винить.

– А что ты намерен делать, если наводнение все же произойдет? Мы останемся здесь или уедем? – Mapa очень боялась за Джэми и Пэдди, даже не умевших плавать.

– Ну, до этого, я думаю, не дойдет. Алан говорит, все обойдется, а ему можно доверять, ведь он прожил здесь всю жизнь. Если все же такая опасность появится, я займу у Амариллис рабов и починю дамбу. Я очень рад, что Селеста уехала и увезла детей. Могу представить, какая истерика случилась бы у нее, начни я ремонт дамбы! Не говоря уже о Николь! Впрочем, сейчас ее вряд ли беспокоит что-нибудь, кроме подвенечного платья.

– Я вижу, что ты не на шутку обеспокоен, – откидываясь на подушки, заметила Mapa.

– Разумеется. – Николя лег рядом и обнял ее. – Я был бы идиотом, если бы оставался равнодушным. Мне бы не хотелось подвергать опасности ни тебя, ни Пэдди. – Он стал целовать Мару, стараясь поцелуями стереть тревожную складку, прорезавшую ее лоб. – А теперь спи. Все равно сейчас мы ничего не можем поделать, – пробормотал он, закрывая глаза.

Mapa проснулась оттого, что в глаза ей бил солнечный свет. Еще в полусне она почувствовала, что приближается очередной приступ тошноты, участившейся в последние дни. Она с удивлением увидела на соседней подушке темный затылок Николя. Обычно он вставал и уходил раньше, чем она просыпалась, поэтому возлюбленный ни разу еще не застал ее в момент приступа. Mapa ощутила, как на лбу у нее выступила холодная испарина, постаралась проглотить отвратительный комок, вставший поперек горла, но не смогла. Осторожно откинув одеяло, девушка встала, накинула пеньюар и бросилась в ванную. Сладкие волны поднимались у нее в желудке и грозили вырваться наружу. Mapa добежала до раковины, открыла кран и, смочив платок холодной водой, протерла лицо.

Она очнулась лежащей на полу и увидела, что над ней склонился Николя. Преодолевая ее сопротивление, он поднял Мару на руки, отнес в комнату и уложил в постель.

– С тобой все в порядке? – пристально глядя ей в глаза, спросил Шанталь.

– Наверное, я вчера съела что-нибудь несвежее. Может быть, рыбу? – Она сделала слабую попытку улыбнуться.

– Я вчера тоже ел рыбу, моя радость, – не отводя глаз, ответил Николя. – Но никаких неприятных ощущений не испытываю. Может быть, это что-то другое?

– Даже и не знаю. Такое со мной впервые, – солгала Mapa. – А соус ты вчера пробовал? Возможно, это от него. И вообще я чувствую себя гораздо лучше, – заверила она Николя с беспечной улыбкой.

– Хорошо, если так, моя радость. А почему бы тебе не остаться в постели и не позавтракать здесь? Я поеду с Аланом проверить дамбу и скоро вернусь. Но если ты не поправишься к моему возвращению, я вызову доктора. – Он поцеловал ее на прощание и ушел.

– Черт побери! – прошептала Mapa после того, как за ним закрылась дверь. Только доктора сейчас не хватало! Он-то сразу выяснит причину ее недомогания.

Дверь в ее комнату отворилась, и на пороге появилась Белла с завтраком на подносе.

– Кое-кто в этом доме очень любит задавать личные вопросы, – сказала она Маре, поставив поднос на кровать.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Mapa, делая глоток чая.

– Да простит меня Бог за лукавство, но я и без того наказана. Ну и страху же я натерпелась, когда мне пришлось врать мастеру Николя! Меня до сих пор дрожь пробирает, – сказала Белла, поеживаясь.

– И вы ничего не рассказали ему о моем положении?

– Ничего, как вы и просили, мисс Mapa. Я считаю, что это женские дела, и мужчинам в них нечего мешаться.

– Спасибо, Белла, – ответила Mapa, тронутая до глубины души.

Белла уже собиралась уходить и отворила дверь, когда в комнату ворвался Пэдди.

– Mapa! Дядя Николя сказал, что я могу поехать вместе с ним верхом на Сорсьере смотреть на речку! Можно? Он отправил меня просить у тебя разрешения, – с надеждой глядя на Мару, выпалил малыш.

Mapa с улыбкой кивнула, зная, что на этот раз она может не беспокоиться о Пэдди. Ей было приятно, что малыш снова стал называть Николя дядей – это означало перемирие.

Mapa встала с постели и вышла на галерею в тот момент, когда Николя с Пэдди на Сорсьере и Алан на гнедой кобыле выехали с заднего двора. Mapa задрожала от холода и поспешила вернуться в комнату, завидуя всадникам, мчавшимся через поле к реке навстречу свежему ветру.

– Тебе не холодно? – спросил Николя у Пэдди, крепко державшему поводья, сидя впереди.

– Нет, дядя Николя, мне очень хорошо, – радостно улыбнулся в ответ Пэдди.

– Скажи, Алан, нам с тобой в детстве тоже так мало нужно было для счастья? – обратился Николя к своему спутнику.

– Помнится, когда разрешали взобраться в седло хозяйской лошади, это казалось пределом мечтаний, – усмехнулся Алан и добавил уже серьезно; – Только вот стоило ли брать с собой мальчика? Сегодня прохладно, он может простудиться.

– Да, действительно, – нахмурился Николя. – Наверное, стоит отвезти его назад.

– Нет, дядя Николя, прошу вас! Вы же обещали! Я хочу посмотреть на речку. И потом, Джэми меня закутала с головы до ног. Мне совсем не холодно. – Глаза Пэдди наполнились мольбой.

– Может быть, обойдется на этот раз, а, Алан? – усмехнулся Николя.

– Как угодно, – пожал плечами тот.

Лошади месили грязь, разбрасывая черные комья далеко вокруг. Они падали в лужи с громким всплеском и забрызгивали бока лошадям. Подъезжая к реке, Николя пустил Сорсьера галопом. Когда конь застыл у причала, Николя нахмурился и тихо выругался сквозь стиснутые зубы. Вода была вровень с причалом, земля, насквозь пропитанная влагой, не могла вобрать в себя больше.

– Похоже, за ночь вода прибыла, – мрачно заметил Николя, глядя на сизую мутную реку.

– Она скоро спадет, – отозвался Алан, хотя в небе прогрохотал гром и сверкнула молния, зримо опровергая его предсказание.

– Да, наверное. Но выдержит ли дамба такой напор?

– Выдержит: Всегда выдерживала и на этот раз не подведет, – после минутного раздумья веско и уверенно заявил Алан.

– Это здесь отец упал в реку? – неожиданно спросил Николя, пристально глядя в глаза Алану.

– Нет, вон там, – он указал в сторону, – где возле самой воды растет дуб. – И вдруг он почувствовал на себе жесткий взгляд Николя и неловко заерзал в седле. – Почему ты так на меня смотришь?

– Откуда тебе так точно известно, где отец упал в воду?

– Ты забываешь, что я прожил здесь целую вечность, Николя, – печально усмехнулся Алан. – Я знаю эту реку, как самого себя. Все ее отмели и бухточки, течение и повадки. Я могу предположить, где произошло несчастье, по тому, где нашли тело твоего отца.

– Понятно, – кивнул Николя и отвернулся.

– И потом, он сказал конюху, куда поедет, – добавил Алан.

– А зачем, не сказал? – заинтересованно осведомился Николя.

– Не думаю, – огорченно помотал головой Алан. – Но тот негр давно уже продан вместе с остальными. Когда лошадей стало вдвое меньше, количество конюхов тоже сократилось.