Текст книги "Золотые слезы"

– Николя? – прошептала она, когда тот подошел ближе. Mapa злобно поджала губы, когда заметила, что удивление на лице Амариллис постепенно сменялось восхищением по мере того, как она жадно оглядывала Николя с головы до пят. Он действительно не мог не оказаться чертовски привлекательным в ее глазах, ведь теперь из пылкого юнца Николя превратился в зрелого, сильного мужчину.

– Ну что, ты довольна? – вслед за ней окинув себя взглядом, с беспечной фамильярностью поинтересовался Николя.

– Ты вернулся… – дрогнувшим голосом вымолвила она, и холодной расчетливости в нем как не бывало. – Ты в Бомарэ? Какими судьбами? Я не понимаю… Когда ты приехал? – Амариллис изо всех сил старалась скрыть раздражение по поводу несостоявшейся сделки.

– Вчера вечером, – ответил Николя и встал за креслом Селесты, которая беспокойно следила за поединком двух сильных и решительных противников. – Я решил, что будет лучше, если Бомарэ не перейдет в чужие руки, а останется собственностью нашего рода.

– Вчера вечером? – переспросила Амариллис, бросая на Селесту уничтожающий взгляд. – Боже мой, но ведь вы знали, что сегодня я должна была приехать! И вы продали ему поместье за моей спиной?

– Не стоит думать о нас так плохо, Амариллис, – ответил Николя, и Маре показалось, что в его голосе появились теплые нотки, когда он произнес ее имя. – Согласись, что я имею больше прав на Бомарэ, чем ты. К тому же предложенная тобой цена оказалась до неприличия низкой, и мне ничего не стоило удвоить ее.

– Поместье находится в таком убогом состоянии, что Селесте просто повезло, что я захотела купить его. – Амариллис виновато вспыхнула и сделала слабую попытку защититься. – Ничего не скажешь! Большое разочарование постигло меня сегодня. Ну и сюрприз ты мне преподнес! Прости меня за любопытство, Николя, но какого черта ты вернулся?

– Об этом его попросил Филип, – собравшись с духом, ответила вместо него Селеста. – Он написал Николя письмо, в котором сообщил, что нашел настоящего убийцу Франсуа.

– Это правда, Николя? Отец поверил в твою невиновность спустя столько лет? Это более чем странно. А что ему удалось выяснить? – небрежно поинтересовалась Амариллис.

– Это дело семейное, моя дорогая, – отозвался с улыбкой Николя. – В свое время ты обо всем узнаешь. – Он аккуратно забросил удочку, следя за тем, какова будет реакция Амариллис.

– Понятно. Прости мое любопытство, Николя. Знаешь, я до сих пор не могу поверить в то, что говорю с тобой.

– Николя сказочно разбогател за это время. – Селеста не удержалась от того, чтобы сообщить гостье эту приятную подробность о своем пасынке. – Он был в Калифорнии в пору «золотой лихорадки», и ему удалось разработать богатую жилу. – Она с особенным удовольствием выговорила последнюю фразу, смысл которой плохо понимала, но которая явилась предметом всеобщего интереса накануне за обедом.

– Так, так, – пробормотала Амариллис, поднимаясь из-за стола и подходя вплотную к Николя. – Мне легко будет смириться с неудачей, потому что Бомарэ досталось тебе. Это твой дом, и будет справедливо, если владеть им будешь ты, а не я. Господи, сколько времени прошло! Могу я поздравить тебя с возвращением? – прошептала она, кладя руку ему на плечо и приподнимаясь на цыпочки.

Mapa вцепилась в подлокотник софы так, что побелели пальцы. Амариллис прикоснулась губами к губам Николя. При виде того, как они целуются, у Мары потемнело в глазах. Наконец Амариллис отступила на шаг, но рука ее все еще покоилась на плече Николя. Ее томный взгляд из-под полуопущенных ресниц старался проникнуть ему в самое сердце. Николя отвернулся первым, и Амариллис несколько задело то, с какой легкостью он это сделал.

– Ты уже знакома с Марой О'Флинн? – спросил он непринужденно и шагнул к Маре.

– Да, Селеста нас представила друг другу, – с нетерпеливым раздражением ответила она. И тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что она считает Мару персоной малозначительной для того, чтобы Николя уделял ей внимание. Но стоило ей увидеть, с какой нежностью он взял Мару за руку, а затем провел кончиками пальцев по ее щеке, как она тут же изменила свое мнение об этой ирландской красавице. – Я подумала, что она гостья Селесты, – вымолвила Амариллис натужно.

– Вот как? Ты ошибалась. Мы с Марой знаем друг друга уже много лет и давно стали близкими друзьями, – ответил Николя, ласково глядя на Мару, чем подтвердил самые худшие подозрения Амариллис.

Глаза женщин встретились, и каждая поняла, что обрела в другой соперницу и смертельного врага. Амариллис была любовницей Николя очень давно, но чувство не прошло бесследно, и Mapa догадывалась, что она не отступится ни от Николя, ни от Бомарэ.

– Ты непременно должен быть на скромной вечеринке, которую я устраиваю в Сандроузе завтра вечером, – вновь обретя самообладание, с приятной улыбкой сказала Амариллис. – Я с радостью введу тебя в наше общество, Николя. Селеста, мадемуазель О'Флинн, – добавила она вежливо, – вы не откажетесь тоже приехать?

– Спасибо, но я еще не знаю, – отозвалась Селеста. – Боюсь, что я слишком слаба, чтобы выезжать в свет. К тому же траур по Филипу еще не закончился.

– Конечно, я понимаю. Тогда передайте мое приглашение Николь и Этьену. Он обещал приехать ко мне еще на прошлой неделе. – Амариллис взяла со стола сумочку и муфту. – Надеюсь увидеть тебя завтра вечером… если не раньше. – Она соблазнительно улыбнулась Николя, и в ее взгляде прочитывалось желание встретиться с ним наедине. – До свидания, – обратилась она ко всем и взяла Николя под руку, таким образом вынуждая его проводить себя до экипажа.

Mapa молча смотрела им вслед, в ее мозгу смятенным вихрем проносились мысли. Николя стал владельцем Бомарэ и таким образом сделал свой выбор. Узы, которые связывали его с родным домом, оказались прочнее, чем она предполагала и чем была их связь. Николя никогда больше не сможет покинуть это место. Он вернулся домой и останется здесь навсегда. И Амариллис снова рядом с ним. И она в действительности оказалась красавицей…

– Простите меня, Селеста. Я хотела бы немного отдохнуть, – сказала Mapa, поймав на себе удивленный взгляд хозяйки.

– Разумеется, мадемуазель, – ответила та и занялась сыном, который беспокойно заворочался. Селеста испытывала невероятное облегчение оттого, что продала поместье Николя, поскольку это положило конец ее конфликтам с Амариллис. Теперь, когда Николя снова здесь, он сумеет поставить на место свою бывшую пассию. Недаром он стал взрослым, хладнокровным мужчиной, способным даже на жестокость, если в том будет необходимость.

Mapa была рада оказаться у себя в комнате в полном одиночестве, но успокоиться сразу не смогла и еще долго бродила из угла в угол безо всякой цели. Вдруг она вспомнила о Пэдди и решила проведать его. Однако комната мальчика была пуста, посреди нее на ковре валялась горстка позабытых солдатиков. Mapa вернулась к себе, набросила на плечи короткую накидку и вышла в галерею, безлюдную в этот час, намереваясь спуститься в сад и поискать малыша. Некогда прекрасный и ухоженный сад теперь пребывал в заброшенности и унынии, дорожки и клумбы заросли бурьяном, и Маре приходилось высоко приподнимать юбку, чтобы пробраться сквозь густые заросли чертополоха. Внезапный порыв ветра заставил ее поежиться и посмотреть на небо: его голубизна омрачалась медленно надвигающимися на Бомарэ грозовыми облаками, обещающими дождь уже к полудню. Mapa ускорила шаг, стремясь как можно скорее отыскать Пэдди, и вскоре среди непроходимой чащи в самой глубине сада наткнулась на приземистое строение, в архитектурном отношении напоминающее особняк, но одноэтажное и невзрачное. Mapa с любопытством рассматривала его фасад, когда на пороге вдруг появился Этьен.

– Мадемуазель О'Флинн! – воскликнул он, и глаза его засветились нежданной радостью.

– Извините меня за вторжение. Вероятно, это и есть ваш отдельный флигель?

– Ну что вы, какие могут быть извинения! Напротив, мне невероятно лестен визит такой юной очаровательной дамы. – Этьен подошел к Маре и взял ее под руку. – Пожалуйста, позвольте показать вам мои сокровища. Вы не откажетесь от чая или от глотка шерри? – Он взглянул на нее с мольбой.

– Благодарю вас, я только что пила чай, – ответила Mapa, но отклонить приглашение старого холостяка не смогла и проследовала в его обиталище.

– Судя по тому, как вы это сказали, чайная церемония не доставила вам удовольствия, не так ли? – задумчиво сощурился Этьен.

– Вы очень проницательны, месье, – с улыбкой отозвалась Mapa, хотя любопытство Этьена ей и не очень-то понравилось.

– Извините, но дело вовсе не в том, что я проницателен. Просто вы достаточно экспрессивны. – Он отечески похлопал ее по руке. – Одно ваше слово, один жест в тысячу раз красноречивее, чем тысяча слов, произнесенных кем-либо другим. Вы обладаете редким даром, мадемуазель. Лишь очень талантливые актеры могут похвастаться этим. – Этьен сделал ей комплимент с самым невинным выражением лица, но Mapa не была вполне уверена в том, что ее профессиональная принадлежность оставалась тайной для этого милого, однако невероятно хитрого и искушенного старика.

– У Селесты была гостья, – призналась Mapa. – Мадам Сент-Лоренс.

– А, Амариллис… – Этьен выдержал паузу, а затем бросил на Мару лукавый взгляд: – Теперь я понимаю ваши чувства. Вряд ли Амариллис была рада знакомству с вами. – В ответ на это замечание Mapa вопросительно приподняла бровь. – Дело в том, что она ненавидит женщин, которые красивее, чем она. Особенно когда они к тому же моложе. Она увиделась с Николя?

– Да, они встретились, – нахмурилась Mapa. – Но не думаю, что в данных обстоятельствах им обоим это было приятно.

– Ах да… Вероятно, она была очень расстроена, когда узнала, что Бомарэ уже продано. Крушение всех ее надежд! – Он самодовольно хмыкнул. – Как жаль, что я проспал и не поспел к чаю! Многое я бы отдал за то, чтобы увидеть лицо Амариллис в тот момент, когда она узнала, что поместье купил Николя.

– А вас это радует?

– То, что Николя стал хозяином Бомарэ? Разумеется, а как же может быть иначе! Ведь это означает, что я смогу оставаться здесь до конца своих дней. Вряд ли я сохранил бы такое право, если бы Бомарэ досталось Амариллис. – Он вздохнул с видимым облегчением, и вдруг тень какой-то неприятной мысли омрачила его лицо. – Впрочем, такая опасность сохраняется, поскольку Амариллис продолжает оставаться богатой привлекательной вдовой. А решительности и упорства в достижении своей цели ей не занимать, – пробормотал он, но тут же тряхнул седой головой, как бы отвергая саму эту мысль. – Если бы Николя по-прежнему остался ветреным шалопаем, мне имело бы смысл заранее начать паковать чемоданы.

Mapa лишь усмехнулась в ответ и стала с интересом разглядывать гостиную Этьена, которая очень напоминала музей из-за обилия безделушек и антикварных вещичек, собранных им по всему свету и с любовью коллекционера разложенных на всех свободных поверхностях. Меблировка гостиной также была неслучайной и тщательно продуманной: секретер черного дерева, комод красного дерева со множеством изящных завитушек, столик в стиле барокко с бронзовыми ножками в форме атлантов, старинные гобелены на стенах, китайские напольные вазы, персидский ковер. Внимание Мары привлекло небольшое рабочее кресло, обитое цветным шелком.

– Говорят, оно принадлежало Марии-Антуанетте, – сказал Этьен, заметив заинтересованность Мары.

– Оно великолепно, – с нескрываемым восхищением отозвалась она.

– Благодарю вас. Жаль, что я не могу показать вам свою парижскую коллекцию! У меня в Париже есть небольшой дом, где я храню самые ценные свои сокровища, – с гордостью сообщил Этьен, видя в Маре настоящего ценителя.

– Вы хотите сказать, что это еще не все? – с удивлением переспросила Mapa, пораженная окружающей ее роскошной обстановкой.

– Дорогая, да моя коллекция не поместится и во всем особняке Бомарэ! – рассмеялся Этьен. – Но позвольте показать вам мое недавнее приобретение. – Он важно прошествовал к столику и взял с него фарфоровую чашку с серебряным ободком. – Я недавно вернулся из Санкт-Петербурга и привез оттуда эту чудесную вещицу.

Mapa осторожно провела пальцем по краю чашки и подумала о том, что пить из нее чай действительно было бы ни с чем не сравнимым удовольствием. Этьен напоминал Маре маленького мальчика, с гордостью демонстрирующего взрослому свои незатейливые сокровища.

– Когда-нибудь я покажу вам свои самые любимые вещи, – пообещал Этьен, возвращая чашку на место. – Я забыл сказать: из нее пила сама Екатерина Великая. Кстати, может быть, – вы передумали и хотите чаю?

– Нет, спасибо. На самом деле я ищу своего племянника Пэдди. Он должен был играть у себя в комнате, но куда-то запропастился, – объяснила Mapa. – Похоже, собирается дождь, так что его нужно найти немедленно.

– Я мог бы помочь вам. Предлагаю посмотреть, нет ли его в конюшне, – сказал Этьен и быстро подхватил перчатки и трость. – Помню, когда я был ребенком, меня тянуло к лошадям с непреодолимой силой, хотя теперь я ума не приложу почему. Более грязное и отвратительно пахнущее место трудно себе представить.

Пэдди действительно оказался в конюшне. Mapa услышала его смех и радостные возгласы, а вскоре увидела его самого. Малыш крутился в углу пустого стойла возле Алана, который с недоумением наблюдал за его искренними проявлениями восхищения. На звук шагов и шелест юбок Мары Алан обернулся.

– Такое ощущение, что ваш малыш никогда не видел ощенившейся суки, – сказал он, поклонившись Маре.

– Так оно и есть. Мы жили в городе, много путешествовали, и у нас никогда не было домашнего питомца, – отозвалась она.

– Не трогай ее! – крикнул Алан Пэдди, который протянул руку к собаке. – Она может рассердиться и укусить тебя.

– Но я только хотел погладить малышей, – ответил Пэдди, отдернув руку.

– Их мама не знает о том, что твои намерения самые добрые. Она будет защищать детей, предполагая, что ты можешь причинить им вред, – объяснил Алан.

– Запомни то, что говорит этот джентльмен, и будь поосторожнее, – предупредила Mapa Пэдди.

– Может быть, вашему малышу будет интересно взглянуть еще на одного новорожденного? – предложил Алан и направился к другому стойлу, в котором помешалась каурая кобыла с жеребенком. Здесь Алан поднял Пэдди на руки и держал его до тех пор, пока тот вдоволь не нагляделся на тонконогого сосунка.

– Mapa рассказала мне, что в Бомарэ сегодня была гостья, – с хитрой усмешкой сказал Этьен сыну.

– Да, я знаю. Мадам Сент-Лоренс из Сандроуза. Я с легкостью отдал бы свое месячное жалованье за возможность увидеть ее перевернутое лицо, – ответил Алан, после чего отец и сын обменялись понимающим взглядом.

– Вам может показаться, что мы жестоки и несправедливы по отношению к Амариллис, но уверяю вас, у нас достаточно оснований для этого, – счел своим долгом пояснить Маре Этьен.

– Госпожа из Сандроуза обычно забывает, с кем имеет дело, и иногда позволяет себе щелкать кнутом у нас над головой, словно мы ее рабы, – добавил Этьен раздраженно. Он был свободным человеком и привык к соответствующему обращению.

В этот момент Пэдди громко зашмыгал носом, и Mapa вознамерилась увести его домой.

– Нет, Mapa, позволь мне побыть здесь еще немного, – взмолился малыш. – Я вовсе не простужен. Просто мне в нос попала соринка. Ну пожалуйста!

– Не беспокойтесь, мадемуазель. Я пригляжу за ним, – заверил ее Алан.

– Хорошо, – согласилась Mapa после некоторого раздумья. – Но имей в виду, через полчаса ты должен быть дома.

– Простите, мадемуазель, я не могу проводить вас, – сказал Этьен. – Мне крайне необходимо поговорить с сыном.

– Ничего страшного, я прекрасно найду дорогу сама, – ответила Mapa и направилась к выходу, бросив на Пэдди строгий взгляд, призывающий его не забыть о своем обещании.

Надвигалась настоящая буря. Ветер усилился, и Маре пришлось бороться с его порывами, пересекая задний двор. Она поднялась на галерею и пошла по ней, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы. Внезапное появление Николя из-за колонны оказалось для нее неожиданным, вот почему Mapa инстинктивно отшатнулась, почувствовав на своих плечах его тяжелые руки. Однако увидев перед собой загорелое улыбающееся лицо Николя, она тут же успокоилась.

– Итак, ты купил Бомарэ? – сказала она, и ее голос прозвучал чуть ли не укоризненно.

– Да, теперь я здесь хозяин, – с гордостью отозвался Николя.

С минуту они молча смотрели друг на друга.

– Поздравляю, Николя. Когда же мне уехать?

– Я думал, что мы уже давно обсудили этот вопрос и пришли к единому мнению. – Николя недоуменно приподнял бровь.

– Да, но это было еще в Новом Орлеане до того, как ты стал владельцем Бомарэ. Теперь все переменилось, – сказала Mapa, стараясь сохранить самообладание.

– Разве? – с сомнением переспросил Николя, ласково поглаживая ее по щеке, чем выбивал у нее из-под ног почву самоуверенности.

– Мне казалось, что теперь твои интересы лежат в другой области, – с достоинством отстраняясь от его руки, заявила Mapa.

– Это в какой же? – усмехнулся Николя.

– Я имею в виду Амариллис.

– Ах, Амариллис… Она все так же хороша, как раньше, – задумчиво вымолвил Николя.

– Может быть, и так, – холодно отозвалась Mapa. – Если, конечно, такие женщины в твоем вкусе. Но я не позволю тебе использовать себя для того, чтобы разжечь в ней ревность.

– По-твоему, я собираюсь оставить тебя в Бомарэ для этого? – Николя внезапно пришел в ярость, и его глаза угрожающе сощурились. – Если ты так считаешь, значит, недооцениваешь мое умение завоевывать женщин.

– Я недооценила тебя всего раз, Николя, и больше этого не случится, – возразила Mapa. – Прошу тебя, Николя, позволь мне уехать. Так будет лучше для всех.

Николя молча смотрел в ее золотистые глаза, исполненные искренней горечи. На какой-то миг он почувствовал себя неуверенно, но к нему тут же вернулись прежние подозрения. Mapa заметила его колебания и торжествующе усмехнулась.

– Даже такому неотразимому мужчине, как я, нужно время, чтобы соблазнить женщину окончательно, поэтому придется тебе еще немного побыть в роли моей любовницы, – сказал он нарочито бесстрастным тоном, окидывая Мару с головы до пят похотливым взглядом.

Mapa подняла руку, чтобы пощечиной стереть с его лица самодовольное выражение, ощутив неизъяснимый прилив ярости. Но Николя успел перехватить ее руку и крепко сжал запястье.

– Тебе нужно учиться достойно проигрывать, Mapa, – менторским тоном заявил Николя. Mapa отвернулась от него, но, признавая свое поражение, тут же овладела собой.

– Хорошо, Николя. На этот раз ты победил. Еще бы, ведь ты здесь хозяин!

– В твоих устах это звучит как оскорбление, – усмехнулся он.

– Я просто отвечаю тебе в тон.

– Интересно, наступит ли такой день, когда мы поймем друг друга? Или, возможно, станем друзьями? – задумчиво вымолвил он, взяв ее за подбородок и развернув к себе, чтобы взглянуть в глаза.

– Дружба основывается на доверии. А мы не доверяем друг другу и никогда не будем доверять, – печально ответила Mapa.

– Наверное, ты права, – с сожалением признал Николя.

– Я могу идти? – нетерпеливо поинтересовалась Mapa.

– Куда?

– В свою комнату. Куда же еще!

Почувствовав, что ее рука свободна, Mapa быстрым шагом пошла по галерее к себе, ни разу не обернувшись на Николя.

Mapa стояла перед зеркалом и разглядывала свое отражение в красном бархатном платье, с которым у нее было связано столько воспоминаний. Сегодня вечером Амариллис будет в центре внимания, настоящей королевой бала, особенно ввиду того, что вновь представит обществу пресловутого Николя Монтань-Шанталя. Она станет играть роль радушной хозяйки, и гости не смогут оторвать взгляда от бывших любовников. Но когда Николя увидит Мару в этом платье, к нему вернется память о тех временах, которые связывают их обоих.

Mapa беспокойно оглянулась на часы, которые мерно тикали на каминной полке, приближая время ее отъезда в Сандроуз. Они с Николя почти не виделись в этот день. С утра шел дождь, и Николя с Аланом сидели в библиотеке и разбирали бумаги.

Mapa вдохнула и задержала дыхание на то время, пока Джэми утягивала на ней корсет. Ей с большим трудом удалось стянуть два края вместе и застегнуть все крючки.

– Не понимаю, почему вы решили надеть именно это платье. У вас же столько других нарядов – гардероб ломится! ― ворчала Джэми. – И к тому же оно вам стало мало. Пройдет немного времени, и его уже нельзя будет застегнуть.

– Что ты хочешь этим сказать? – пристально вгляделась в лицо пожилой служанки Mapa.

– По-вашему, у меня глаз нет? – без тени смущения заявила Джэми. – Господи, да и слепому ясно, что с вами происходит!

– Признаюсь, что с моей стороны было глупостью предполагать, что ты ничего не заметишь, – со вздохом ответила Mapa. – Господин, который раньше ограничивался лишь угрозами в мой адрес, теперь перешел к действиям, и вскоре все узнают, что я ношу под сердцем его ребенка. – Ей легко было сделать это признание женщине, в любви и преданности которой она не сомневалась, и, тем не менее, ее голос предательски дрожал.

– Перестаньте бояться, мисс, – твердо заявила Джэми, заметив, что Mapa чувствует себя крайне неуверенно в качестве будущей матери. – Мастер Николя будет только рад этому. Он вас не оставит, не такой он человек.

– Прекрати мне сочувствовать! Я этого не выношу! – вдруг рассердилась Mapa. – Боже, если даже ты меня жалеешь, то что скажет Николя! Уж лучше умереть, чем пережить такое унижение! – Она схватила Джэми за плечи и потребовала: – Поклянись памятью Мод О'Флинн, что ты не расскажешь об этом Николя! Обещай мне, Джэми!

– Хорошо. Пусть будет так, как вы хотите. Вы же знаете, что я не сделаю ничего, что могло бы повредить вам, – поспешно заверила Мару Джэми, с изумлением видя, как дрожат ее губы, а в глазах появился безумный блеск. Mapa тут же выпустила ее и молча отошла к окну. Но прежде чем она успела отвернуться, Джэми удалось разглядеть страдание на ее лице.

Пожилая женщина смотрела на согбенную под тяжестью горя спину Мары и вспоминала то, как много лет назад маленькая девочка вот так же стояла у окна и глядела на хмурое парижское утро, утро того дня, когда умерла ее мать. Глубокие золотистые глаза ребенка тогда обратились к ней за пониманием и поддержкой, которую Джэми не смогла дать своей воспитаннице. Джэми готова была поклясться, что, начиная с того дня, Mapa стала совсем иной, не похожей на себя прежнюю, девушкой: она в одночасье превратилась из беззаботного, избалованного ребенка, который заражал всех неуемным весельем, во взрослого, научившегося сносить удары судьбы человека. Воспоминания унесли Джэми еще дальше, в то время, когда шестилетняя Mapa в шелковом платьице с оборочками сидела на коленях у отца и с восторгом слушала сказку или танцевала польку в гостиной, радуясь неожиданному и приятному подарку.

Боже, как это было давно! Та спокойная, размеренная жизнь в Дублине теперь казалась сном. Годы пролетели, ушло в прошлое не только детство Мары и Брендана, но и их юность, прошедшая в Париже и Лондоне. И теперь перед глазами у Джэми лишь тень того ребенка, которого она нянчила с колыбели, а второго, ее брата, уже нет и в помине. Несчастья преследовали детей Мод О'Флинн постоянно, мытарства в поисках работы и средств к существованию, гибель Брендана, сиротство Пэдди, а теперь Mapa вынуждена растить не только своего ребенка, но и обездоленного племянника. И во всем этом виноват любовник Мод, бессердечный отец ее детей. Джэми бросила печальный взгляд на свои жилистые, изуродованные тяжелой работой руки и подумала о том, что не сможет долго быть Маре поддержкой и опорой, а это значит, что бедной девушке скоро придется тащить тяжелый груз жизненных проблем в одиночку. За что же ей такая судьба? Господи, разве нет справедливости на этом свете!

– Я решила уехать отсюда раньше, чем про ребенка узнают. – Джэми вывел из задумчивости тихий и суровый голос Мары. – Пусть пока это будет нашей с тобой тайной, а потом… впрочем, это уже не важно.

– Что вы имеете в виду? – прищурилась Джэми. – Куда это вы собрались уехать, если не секрет?

– Какая разница, – устало вымолвила Mapa. – Например, в Лондон. Если у меня все же будет ребенок, я куплю себе дешевое обручальное кольцо и стану изображать бедную вдову-ирландку. Кто станет докапываться до правды? Я даже могла бы назвать себя Марой Шанталь. Красиво звучит, не правда ли? – горько усмехнулась она.

– Что значит – «если все же будет ребенок»? – подозрительно прищурилась Джэми.

– Разве не бывает так, что ребенок рождается мертвым или что женщина теряет плод до родов? Может быть, я вообще не могу иметь детей? – пряча глаза, отозвалась Mapa.

– Знаете, как говорят в народе, мисс? «Широкие бедра – богатый приплод, пышная грудь – первым родится мальчик». Вас, на мой взгляд, природа не обидела ни тем, ни другим, – веско заявила Джэми.

– Одному Богу известно, сколько прибауток и пословиц умещается в твоей голове, – хмыкнула Mapa.

– Вот увидите, что я права, мисс, – с самодовольной улыбкой ответила Джэми. – Попомните мои слова, когда у вас родится мальчик.

Mapa готова была вступить в спор с Джэми, но тут дверь отворилась, и в комнату вошел Николя.

– Проходите, месье, – сказала Mapa надменно, раздражаясь оттого, что он не счел нужным постучаться и попросить разрешения войти.

– Похоже, что ты не в духе сегодня, – спокойно отозвался Николя, кивнув Джэми, которая извинилась и поспешила выйти.

Mapa не ответила и продолжала молча разглядывать себя в зеркале. Рядом с ее отражением появилось другое – Николя в роскошном черном фраке, серебристом жилете и. белоснежных рубашке и галстуке. Она не сразу заметила в его руке небольшой бархатный футляр и вопросительно посмотрела на Николя. Тот усмехнулся и встал позади нее так близко, что Mapa чувствовала его дыхание у себя на затылке. Внезапное прикосновение холодного металла к шее и груди заставило ее вздрогнуть от неожиданности. Когда же Mapa взглянула на себя в зеркало, в глазах у нее зарябило от блеска колье, усыпанного бриллиантами и рубинами. Пять огромных камней чудесной огранки переливались всеми цветами радуги и выгодно подчеркивали белизну ее шеи. Mapa на какое-то время утратила дар речи, а Николя, пользуясь ее замешательством, быстро надел ей на запястья браслеты и вдел в уши тяжелые серьги.

– Это фамильные драгоценности, моя радость, – пробормотал он, любуясь делом своих рук. – Когда-то они принадлежали моей матери. Предваряя твой вопрос, скажу: Селеста не возражает. Она никогда их не носила, предпочитая свои. Отец хранил эти камни в надежде на то, что придет день, и какой-нибудь из его сыновей преподнесет их своей жене. Но поскольку я не женат, а с другой стороны, собираюсь на бал с прекрасной женщиной, одетой в алый бархат, то почему бы не доставить ей и себе радость?

– Я ничего не понимаю. – Mapa обернулась к Николя, взволнованно касаясь ожерелья. – Почему ты хочешь, чтобы я их надела? И откуда ты узнал, что я собираюсь поехать в этом платье? Ведь это чистая случайность. Просто мое любимое турецкое платье порвалось в самый последний момент.

– Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты предполагаешь, моя радость. А может быть, даже лучше, чем ты сама себя знаешь, – усмехнулся Николя. – Я подозревал, что ты остановишь свой выбор на этом платье – ведь именно оно соединило наши судьбы. И потом, когда человек чего-либо боится, он стремится броситься в атаку на врага, видя в этом лучший способ защиты. А это платье – символ твоего мятежного духа.

– И что же? – вызывающе отозвалась Mapa, пораженная верностью его психологического наблюдения.

– Я очень рад, что ты надела его, а не бриджи для верховой езды, например, при помощи которых так легко было бы бросить вызов обществу. – С этими словами Николя ласково коснулся ее взволнованно вздымающейся груди. – Поразительно, но ты хорошеешь с каждым днем. Мне бы следовало возмутиться тому, что ты надела это платье, а я, наоборот, доволен. – Его ресницы дрогнули, и в следующий момент Mapa ощутила на своих губах вкус его губ.

Повинуясь безотчетному желанию, она обвила руками его шею и с наслаждением ответила на поцелуй. Маре казалось, что с тех пор, как они целовались, прошла целая вечность. Но вдруг воспоминание о том, к чему приводит такая близость и какие последствия она уже возымела, заставило Мару мягко, но настойчиво отстраниться от Николя. Он с удивлением заметил смущение на ее лице, когда она торопливо схватила перчатки и стала суетливо их надевать, отводя взор.

– Боюсь, что я не смогу поехать, – неожиданно заявила Mapa. – Я не вполне здорова.

– Похоже, мне все же не удалось улучшить твое настроение. Ну что ж, так или иначе, капризы в сторону. Встречаемся внизу в холле через десять минут, – сказал Николя и вышел из комнаты, бросив на Мару задумчивый взгляд.

Дождь лил как из ведра все то недолгое время, которое им потребовалось, чтобы доехать по узкой ухабистой дороге от Бомарэ до Сандроуза. Селеста отказалась составить им компанию, но отправила вместо себя Николь, которая надела свое лучшее бальное платье из шелкового тюля с мелкими цветочками по краю декольте и алым поясом. Николь все время нетерпеливо притопывала туфелькой в пол и болтала без остановки, ничуть не смущаясь тем, что ей никто не отвечал. Этьен скромно разместился в углу экипажа и молчал, изредка кивая или ограничиваясь короткими замечаниями, как того требовала учтивость. Николя задумчиво смотрел в окно и, казалось, не замечал присутствия остальных, погруженный в свои мысли.

На Мару Сандроуз произвел странное впечатление. Дом показался ей похожим на гигантского краба, выползшего из топкого болота на сушу. Кирпичные башенки походили на колючки реликтового панциря. Подъездная аллея была тускло освещена факелами, зато из окон дома лился яркий свет, доносились звуки музыки, оживленные голоса и смех.

Ливрейные лакеи выстроились двумя шеренгами вдоль парадной лестницы и приветствовали прибывающих гостей. Николя предложил Маре руку и повел ее в дом. Она порадовалась тому, что в преддверии встречи с Амариллис его лицо хранило скептическое, а вовсе не радостное выражение.

Лакей подхватил накидку, упавшую с ее плеч, и Mapa осталась стоять в сиянии своих драгоценностей и света сотен свечей рядом с Николя; На второй этаж вела огромная лестница с балюстрадой, украшенной гирляндами свежих цветов, на которой кучками толпилась молодежь, ожидающая танцев.

– Николя! – навстречу им спускалась Амариллис в элегантном бирюзовом платье, с роскошной прической и россыпью бриллиантов на шее. Mapa в душе порадовалась тому, что Николя догадался одолжить ей на время драгоценности своей матери. – Я уже начала беспокоиться, не сбились ли вы с пути в этакий дождь. – Она вкрадчиво просунула руку под локоть Николя. – Добрый вечер. Этьен, я рада вас видеть. Николь, ты сегодня просто очаровательна, дитя мое. – Слова Амариллис заставили Николь почувствовать себя маленькой, неловкой девчонкой рядом с блистательной хозяйкой дома и начисто лишили ее уверенности в себе. – Все просто сгорают от нетерпения и любопытства. Никто и не догадывается, какой сюрприз я им приготовила. Ведь твое возвращение пока тайна для всех. Представляю, какой ты произведешь фурор! Но прежде я хочу познакомить тебя с Эдвардом. – Она жестом подозвала человека, который неловко топтался возле лестницы и наблюдал за ними. – Это Эдвард Эшфорд, друг нашей семьи, – представила его Амариллис, и Mapa заметила тень недоумения, промелькнувшую на лице джентльмена.