Текст книги "Неуловимый бандит"

Глава 25

Распрощавшись с Шором, Пенстивен оседлал Красотку и отправился в глубь каньона, туда, где его каменистые склоны становились все выше и круче, постепенно перерастая в огромные скалы. Дорога по большей части пролегала по узкому каменному карнизу, зажатому между отвесной стеной скал с одной стороны и бурлящим водным потоком с другой. Время от времени стены каньона несколько расступались, и тогда на берегах реки появлялись жиденькие рощицы, заросли кустарника и даже небольшие лужайки.

Лошадь неспешно брела вперед. Всадник никуда не спешил, но сложный рельеф местности здесь был ни при чем. Пенстивен был погружен в невеселые размышления. Конечно, следовало бы попробовать внезапно атаковать неуязвимого Джона Крисмаса и убить его или оказаться убитым самому, а возможно, одновременно случится и то и другое. Но можно и выждать какое-то время, чтобы потом, скажем, в дороге застать его врасплох. Только это будет бесчестно. Войти в доверие к Джону Крисмасу, чтобы затем подло напасть на него из-за угла, было против принципов Пенстивена. Действовать же открыто тоже нельзя, иначе он сам окажется в крайне невыгодном положении. Так как же быть?

Боб никак ничего не мог выбрать, поэтому опять покорно поплыл по течению, полагаясь на волю случая и надеясь, что со временем нужное решение придет как-нибудь само собой.

Он и дальше предавался бы своим мыслям, если бы его не вывел из оцепенения пронзительный свистящий звук. Что-то стремительно пронеслось у самой его головы, и он понял, что это, даже прежде, чем до его слуха донесся грохот ружейного выстрела и множественное эхо заметалось среди скал. Юноша мгновенно выхватил винтовку из седельной кобуры у правого колена и хотел было прицелиться, как вторая пуля угодила в приклад.

Сила толчка была такова, что винтовка подпрыгнула у него в руках, попутно сильно ударив его по лбу, в результате чего Пенстивен вывалился из седла и растянулся на земле. Со стороны могло показаться, что его поддел на острие копья и сбросил с лошади незримый призрак какого-нибудь средневекового рыцаря.

Упав навзничь, он должен был бы потерять сознание, но страх, овладевший его рассудком, препятствовал этому, а внутренний голос настойчиво твердил, что надо отступать в укрытие.

Но было уже поздно. Боб прекрасно понимал, что жить ему осталось недолго, ибо стрелок, засевший где-то на противоположном склоне, был меток и опытен; он целился в голову, и лишь по чистой случайности его выстрелы пока не достигли цели. Первая пуля пролетела над ухом, лишь приклад винтовки изменил траекторию второго выстрела, и вот уже третья пуля угодила в землю всего в каком-нибудь дюйме от лица Пенстивена, отчего в воздух взметнулся фонтанчик колючего песка и мелких камешков. Четвертый выстрел, вне всякого сомнения, разнесет ему голову.

Молодой человек с трудом приподнялся и встал на колени, когда прогремел очередной выстрел, однако на этот раз грохот раздался откуда-то со стороны зарослей позади него. Холодея от ужаса, он понял, что окружен, выхода нет, но тут с дальней стороны ущелья послышался пронзительный вопль.

И вдруг Боб увидел, как с вершины противоположного склона, раскинув руки и ноги, сорвался и полетел под откос человек, в руке у которого была зажата винтовка.

Он пролетел сквозь густые заросли кустарника, колючие ветви которого вырвали у него винтовку и изодрали в клочья одежду. Выкатившись из-за кустов, тело медленно заскользило по склону в реку, и в этот момент Пенстивен разглядел мертвое лицо Дейва Белла.

Быстрое течение подхватило труп, увлекая его за собой, туда, где невдалеке бушевал и пенился, грохоча по камням и обнажая белые клыки, большой водопад.

Поднявшись с земли, Пенстивен почувствовал себя гораздо лучше, голова его больше не кружилась. В памяти сами собой всплывали сцены недавнего разговора с Беллом, во время которого тот был так весел и уверен в себе. На душе его сразу же сделалось очень холодно и тоскливо.

Обернувшись и посмотрев в сторону зарослей, он увидел, как оттуда появился всадник верхом на большом коне. Прошло еще совсем немного времени, и он узнал смуглое, улыбчивое лицо Джона Крисмаса. Это ему он был обязан жизнью: если бы не он, то на месте Дейва Белла пришлось бы оказаться самому Пенстивену, который в душе уже был готов предпочесть смерть, чем оставаться в долгу у бандита.

Подъехав поближе, Крисмас помахал ему рукой.

– Привет, Чужак! – крикнул он. – Нелегко тебе пришлось. Этот придурок Белл тебя едва не угробил.

– Еще мгновение, и он наверняка вышиб бы мне мозги, – согласился Пенстивен. – Спасибо тебе, Крисмас.

– Пустяки, – отозвался тот. – Сначала были слышны только выстрелы. Потом я приметил его среди камней. Он неосторожно высунулся из своего укрытия, чтобы получше прицелиться в тебя, после того как ты упал с лошади.

– Сегодня ты спас мне жизнь, Крисмас, – с неподдельной горечью в голосе проговорил Пенстивен. – И я никогда этого не забуду.

– А вот я не хочу, чтобы ты помнил об этом, – возразил Крисмас. – Неоплаченные услуги, подобно взятым в долг деньгам, лишь портят дружеские отношения. А я хочу, чтобы мы оставались друзьями.

– Спасибо на добром слове, – пробормотал молодой человек.

– И именно поэтому я сегодня и послал за тобой, – продолжил между тем главарь банды. – Когда Шор нанимал тебя работать за жалованье, он не предупредил тебя, что на самом деле работать ты будешь на меня. И вот теперь я хочу выяснить, устраивает ли тебя такой расклад?

Пенстивен не сразу нашелся что ответить. Меньше всего на свете ему хотелось оказаться в услужении у бандита и не было никакого желания вступать в конфликт с законом. Но сейчас, по крайней мере, в данный момент, руки у него были связаны: теперь убийству отца была противопоставлена его собственная и только что спасенная жизнь. К тому же, давая согласие работать на Джона Крисмаса, он мог хотя бы теоретически рассчитывать на то, что ему все-таки удастся осуществить долгожданную месть.

Боб все еще сосредоточенно хмурился, со всех сторон обдумывая возникшую проблему, когда Крисмас, нарушив затянувшееся молчание, вкрадчиво сказал:

– Я знаю, что тебя смущает. Твое первое задание было не из легких. Разумеется, тебе щедро заплатили, но только вряд ли деньгами можно окупить тот риск и опасности, что подстерегали тебя на каждом шагу при переходе через горы. Сам я, в отличие от Шора, никогда не стал бы ставить тебе тех жестких условий. На мой взгляд, Шор слишком переигрывает, строя из себя этакого загадочного властителя судеб и стремясь всенепременно поразить воображение окружающих. А Эл Спикер, узнав, какая ответственность на тебя возложена, просто отправил тебя дальше. Хотел, наверное, испытать на деле твой характер. Точнее сказать не могу, не уверен. Хотя все те, кто на меня работает, так или иначе вынуждены выполнять опасную работу. Сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул Пенстивен. – Значит, скотом, сеном или зерном ты не торгуешь.

Джон Крисмас улыбнулся:

– Если тебе не по душе такая работа, я передам Шору, чтобы он не заставлял тебя дорабатывать до конца месяца. Ты волен поступить так, как тебе заблагорассудится. Решение за тобой, Чужак. Я не хочу насильно сбивать тебя с пути праведного.

От нерешительности Пенстивена не осталось и следа.

– Я согласен, – уверенно произнес он. – Я еду с тобой. И пусть прожить мне долго не удастся, зато хоть будет что вспомнить.

– Что ж, рад это слышать, – отозвался Джон Крисмас. – Ну как, готов начать прямо сейчас?

– Готов, – подтвердил Пенстивен.

– Отлично! – похвалил его Крисмас. – К тому же на сегодняшний вечер у меня уже намечено одно дельце. Это означает, что до заката мы должны добраться до места, затем поужинаем, а потом возьмемся за работу. Сейчас едем вдоль этого ущелья и на развилке сворачиваем налево.

И вот Пенстивен выехал на тропу, став попутчиком человека, которого рано или поздно собирался убить! В реальность происходящего ему верилось с трудом, с непривычки даже захватывало дух.

Крисмас не спешил. Он ехал легким, прогулочным шагом, то и дело останавливался, подолгу разглядывая все, что, на его взгляд, было достойно внимания.

Солнце уже клонилось к закату, когда он в очередной раз задержался на вершине одного из холмов. У их ног полукругом расстилалась широкая долина, пересеченная руслом извилистой реки, а вдалеке темнели холмы предгорий, подбиравшиеся вплотную к упирающимся вершинами в небо горным хребтам. Это был поистине райский уголок с обильными пастбищами и плодородными полями, казавшиеся сверху крошечными домикиранчо утопали в зелени деревьев, редкие заросли которых тянулись и вдоль дорог. Кое-где сохранились и настоящие лесные заросли. А далеко-далеко внизу сквозь туман и сгущающиеся сумерки виднелись светящиеся окна домов широко раскинувшегося города. И над всем этим великолепием полыхало кроваво-красное зарево заката.

– Прекрасный вид, – пробормотал Джон Крисмас, словно художник, разглядывая пейзаж из-под полуопущенных век. – Знаешь, ведь в мире совсем немного вот таких мест, где можно насладиться столь эффектным зрелищем. Еще мало где вырубают дремучие, непроходимые леса, а жирные, плодородные земли лишь только-только начинают пускать под пашни. А по мне, нет ничего милей такой картины. Разве сравнятся с этой красотой огромные города, опутанные со всех сторон паутиной железных дорог, где день и ночь дымят фабричные трубы?! Ненавижу большие города. А ты, Чужак?

– Меня тоже больше влекут широта и простор, – искренне признался юноша, всерьез задумываясь о том, сможет ли он до конца понять этого убийцу-лирика.

Крисмас же тем временем продолжал развивать свою мысль:

– Это меня радует. И даже очень. Дело в том, что в городе все какое-то не такое, даже деньги. Допустим, тебе крупно повезло и ты вскрыл сейф в городском банке, забрал все до гроша, и все такое прочее, даже не задумываясь о том, что тем самым, может быть, лишил последнего вдов, сирот и прочих обездоленных людей. Фабричные деньги – грязные деньги, они жгут руки. А вот здесь совсем другое дело.

– Что-то не совсем тебя понимаю, – признался Пенстивен. – Или, может, ты решил подшутить надо мной? А, Крисмас?

Бандит улыбнулся:

– Это довольно трудно объяснить. К тому же у меня нет привычки перегружать работающих на меня людей разного рода объяснениями. Большинство из них все равно не поняли бы, да, пожалуй, и не захотели бы меня понять из-за собственной ограниченности и полного отсутствия воображения. Решили бы просто, что я сошел с ума и несу какую-то высокопарную чушь, вот и все.

– А мне все-таки хотелось бы попробовать уяснить твою точку зрения, – заупрямился юноша.

– Ну тогда слушай, – слегка удивился Крисмас. – Вон тот городишко, Ривердейл, живет отнюдь не за счет фабрик. Их там просто нет, если не считать, конечно, крохотного консервного заводика. Город процветает за счет богатых хозяйств, раскинувшихся вокруг. Хозяева ранчо, вконец обленившись и бесясь с жиру, укладывают вещички и переезжают из своих деревенских хором в уютные городские особнячки. Их жены то и дело появляются на разного рода светских посиделках и вступают в дамские клубы. Молодежь прожигает жизнь на вечеринках с танцами. С их ладоней начинают исчезать мозоли. Их лица заплывают жиром. Они не ездят верхом, разъезжая повсюду в дорогих экипажах на резиновых шинах, запряженных парой великолепных рысаков. Они заводят себе слуг, целый дом прислуги. Поначалу просто сорят деньгами налево и направо, а потом начинают вкладывать их в дело. Узнают, что на свете есть такие вещи, как акции и поручительства. Понимаешь?

– Что ж, полагаю, очень многие ранчеро действительно попадают в город именно таким образом, – согласился Пенстивен и, помолчав, добавил: – И уж не поэтому ли тебя так восхищает местный пейзаж?

– Нет, – отрезал бандит. – На самом деле я имел в виду вот что: грабитель в большом городе – обыкновенный негодяй; грабитель, выбравший себе для работы местечко наподобие этого, тоже, конечно, не святой, однако он поступает куда благородней хотя бы потому, что не приставляет никому нож к горлу.

– Боюсь, опять я не совсем тебя понимаю.

– Ладно, тогда попытайся представить себе вот что. Сегодня вечером мы приедем в Ривердейл, куда я уже заранее послал нескольких моих людей, и остановимся где-нибудь в городе. Завтра суббота, и если ночью мы дружно возьмемся за дело, то, надеюсь, уже в воскресенье сможем добраться до цели – местного банка. И что же случится? Да практически ничего! Обчистив его, мы никому не причиним большого вреда. Просто избавим кое-кого из зажравшихся ранчеро от излишков свободной наличности. Возможно, после этого они снова вернутся на свои ранчо. А это огромная польза и для них, и для земли. Поправят заборы, починят крыши, заново отстроят амбары, станут, как и прежде, работать в поле, и на их лицах снова появится здоровый загар. Короче, будут пасти скот и заживут так, как должны жить все честные люди, – собственным трудом.

Итак, Чужак, думаю, весь этот разговор может показаться тебе не более чем лицемерной болтовней. Но это не так, благодетелем я себя не считаю. Но все-таки стараюсь обделывать мои дела там, где это не навредит ни детям трущоб, ни голодающим немощным старикам, которые больше не в состоянии зарабатывать себе на жизнь. В этих краях, на Западе, вот в таких долинах, люди не знают, что такое голод. Если человек голоден, то дверь любого дома для него открыта. К тому же любой горожанин из Ривердейла может запросто прокормиться овощами со своего собственного огорода.

Пенстивен покорно выслушивал монолог, и его изумлению не было предела. Крисмас же уверенно рубил ладонью воздух. Похоже, он и в самом деле верил в то, что говорил. Юноша во все глаза глядел на великого бандита и почувствовал, что в первый раз за все время ему хочется улыбнуться.

Глава 26

Когда они спускались по склону, Крисмас указал на видневшуюся вдали небольшую хижину, во дворе перед которой росло несколько деревьев, а над печной трубой лениво вилась тоненькая струйка дыма.

– Вон там живет Жирдяй Мерфи, – пояснил он. – Участок земли с близлежащими холмами принадлежит ему. Жирдяй мог бы сколотить себе неплохое состояние и жить припеваючи, да лень-матушка не позволяет. Лодырь он первостатейный. Держит небольшой огородик, делянку с ягодами, несколько дойных коров, немного овец, сколько-то свиней. Да уж, скотине здесь раздолье! В начале лета он вылезает из своей хибарки на свет Божий и жнет серпом траву, чтобы потом набить сеном вон тот небольшой сарайчик. Окорока коптит по осени в собственной коптильне. А на одном вон из тех деревьев у него обычно подвешен небольшой бочонок с молодым виски – при постоянном покачивании самогон, как известно, созревает быстрее; ветер гнет деревья, бочка раскачивается, а ему только этого и надо. Жирдяй по жизни человек простой. Живет в свое удовольствие, особо не перетруждается, а если и берется за что, то работает не больше часа за один заход.

– А откуда у него тогда деньги, чтобы покупать табак, сахар и кофе? – поинтересовался Пенстивен.

– Видишь вон тех шесть лошадей на нижнем пастбище? – показал Крисмас.

– Вижу. Великолепные кони. Он что, разводит лошадей?

– Нет. Только присматривает за теми, что я держу у него. Повсюду, где мне только приходится работать, я завожу себе вот такой загончик, держу там лошадей про запас. Дальше, в долине за излучиной, примерно в пятнадцати милях отсюда, находится еще один резерв, и еще один – по ту сторону долины, за городом, милях в двенадцати отсюда, где русло реки становится шире. Обычно нет необходимости держать их так близко друг от друга, но если уж за мной снаряжается погоня, то я вместе со своими людьми должен передвигаться быстро, а для этого приходится часто менять лошадей. Некоторые из моих коллег по ремеслу рассчитывают на то, что им удастся по ходу дела украсть чужого коня. Но это, на мой взгляд, далеко не самый удачный вариант. Обыватели не любят, когда их лошадей без спросу уводят со двора, даже если и оставляют гораздо лучших взамен. Их это раздражает. Начинаются бесконечные разговоры о конокрадах, и в глазах общественного мнения негодяй-конокрад становится наглядным воплощением вселенского зла, с которым не сравнятся все грабители банков, вместе взятые. С обывателем нужно дружить.

Пенстивен улыбнулся.

– Может, ты еще и извиняешься перед ними всякий раз после того, как запускаешь руку в их же карманы, а? – съязвил он.

– Нет, – улыбнулся Крисмас. – Но я не имею привычки жить на дармовщинку. Сам не мародерствую и не позволяю этого моим людям. Где бы ни оказались, они всегда платят по счетам и не спорят о цене. Возьмем, к примеру, парня типа Оньяте – человека практичного и большого любителя легкой наживы. Да ему легче помереть, чем привыкнуть к жизни по заведенному мною правилу – сполна и не торгуясь оплачивать собственные расходы. Как-то раз мне пришлось выложить пять долларов за тощего и костлявого молодого петушка. Но тем не менее я все равно оказался в выигрыше. Весть о цене того цыпленка разнеслась по всей округе – на десять тысяч квадратных миль окрест, – и, обсудив со всех сторон это небывалое событие, обыватели порешили, что Джон Крисмас не такой уж и плохой парень и что наверняка на него возводят напраслину, приписывая ему какие-то страшные преступления, которых он никогда не совершал. Да, тот цыпленок окупился мне сторицей, потому что теперь в тех краях у меня появилось множество добровольных помощников. Я могу запросто оставить там моего коня, зная, что хозяева о нем позаботятся и лишнего не сболтнут. Как видишь, Чужак, подобно любому государственному деятелю, мне приходится вырабатывать собственную политику и безоговорочно ее придерживаться.

С лица Крисмаса не сходила ироничная улыбка, сделавшая его заявление менее высокопарным.

– Ужасно интересно! – откровенно поделился Пенстивен. – Мне бы хотелось побольше узнать об этом. Я, конечно, понимаю, как важно для тебя иметь повсюду негласных сторонников, но, с другой стороны, за твою голову объявлено огромное вознаграждение. Не боишься, что кто-нибудь из них может позариться на деньги и сдать тебя властям?

– Было время, когда подобная угроза реально существовала, – понимающе кивнул Крисмас. – Но с тех пор я принял некоторые кардинальные меры, чтобы в принципе исключить такую возможность.

– И как же тебе это удалось?

– Несколько лет назад трое моих людей оказались за решеткой по наводке кого-то из местных. И еще три раза мне самому лишь чудом удавалось избежать подобной участи. Итак, шесть случаев, когда предавали меня или кого-то из моих людей. Трое моих людей побывали в тюрьме, двоих я сумел вызволить из-за решетки, одного повесили. Мои потери – один человек; мы же, в свою очередь, прикончили одиннадцать негодяев, тех, кто нас предал. Шестерых из них я пристрелил собственноручно. Эффект потрясающий! Люди считают меня неуловимым и твердо знают, что даже если случится чудо и меня поймают, то месть моих друзей обязательно настигнет предателей!

– Ясно, – задумчиво кивнул Пенстивен. – Так, значит, у тебя нет привычки досаждать простым людям?

– Ни разу пальцем не тронул ни ребенка, ни теленка, жеребенка или ягненка, – заверил Крисмас, устремляя на юношу открытый, бесстрашный взгляд. – Если хочешь знать, я за все время ни гроша не украл у простого человека. Правда, в старательские лагеря время от времени наведываюсь, врать не стану, но это совсем другое дело. Из старателей мне удалось вытрясти довольно неплохой улов, тем более что, на мой взгляд, все они мошенники и проходимцы. Да и местных среди них почти нет, народишко все чаще попадается пришлый.

При этих словах у Пенстивена сжалось сердце и он поспешил опустить глаза.

– Чаще же всего, – продолжал между тем Джон Крисмас, – я предпочитаю работать по-крупному, и, как правило, в городах; узнаю заранее, например, о крупной поставке кого-либо товара и перехватываю его по дороге, но дело это, прямо скажем, рискованное, так что к этому способу добывания денег прибегать приходится нечасто, да и то лишь если обстоятельства явно складываются в мою пользу; время от времени совершаю рейды в Мексику и хозяйничаю там, промышляю еще кое-чем по мелочи, однако главным источником дохода для меня были и остаются городские банки.

– А они что, как бездонный колодец?

– Вроде того, – ухмыльнулся бандит. – Растут быстрее, чем я успеваю их шерстить. Территория у меня, прямо скажем, большая, и я стараюсь окучивать ее более или менее равномерно, подобно опытному лесничему, задача которого в том, чтобы лишь слегка прореживать лес, а вовсе не рубить его на корню. Границы моих владений я устанавливаю по собственному усмотрению. На меня работает много хороших и преданных людей. Все они получают свою долю наших прибылей. Им хватает. Так что, как видишь, дело поставлено надежно и с размахом.

Пенстивен затаил дыхание.

– А можно задать тебе еще один вопрос? – спросил он.

– Спрашивай.

– Ты всегда так подробно расписываешь всю эту картину для каждого вступающего в банду новичка?

– Нет, – ответил бандит. – Моя система – тайна практически для всех, за исключением, пожалуй, такого гения, как Эл Спикер.

– Тогда почему ты рассказал мне так много? – не унимался Пенстивен.

– А потому, – искренне сказал Крисмас, – что я не вечен. Все-таки годы берут свое, и кто знает, надолго ли я еще задержусь на этом свете. А ты, Чужак, как мне кажется, парень боевой, сообразительный, да и с людьми общий язык находить умеешь – ты мог бы стать моим преемником!