Текст книги "Ловцы книг. Волна вероятности"

* * *

Минут десять Анэля терпеливо стояла у стойки. Ждала. Говорила себе, что если здесь горят лампы и дверь открыта, значит, кофейня работает. Просто бариста на минуточку вышел, бывает, вернется сейчас. Пока ждала, вспомнила про телефон. Наконец-то! «Великая айтишница, дитя информационной эпохи, только через полчаса спохватилась, ай да я!» – смеялась она над собой, доставая телефон из кармана. Но, в общем, заранее понимала, почему так упорно вытесняла мысли о телефоне. Сколько бы ни дышала макушкой и пятками, подготавливая себя к чудесам, а все равно неприятно было увидеть темный погасший экран. Так и знала. Ведь знала же! Естественно, телефон не работает. С того света со знакомыми не початишься. И полезную информацию не загуглишь.

Это неожиданно развязало ей руки. «Если я умерла, то все можно. Если вижу сон, то тем более. Вон у них термос стоит. Спорим, там кофе из фильтра. Во всех нормальных кофейнях его держат в термосах, потому что в машине на подогреве быстро станет противным, перестоит, – говорила себе Анэля, решительно переступая роковую черту между залом и стойкой, за которую посетителям хода нет. – Если бариста вернется и станет ругаться, это будет лучший в моей жизни скандал. Чего доброго, разрыдаюсь на радостях. А потом расспрошу его, какого черта здесь происходит, что мне делать и кто виноват».

Бариста, к сожалению, не вернулся и ограбление не предотвратил. Зато кофе в термосе оказался горячий. И вкусный, хотя Анэля не особо любила фильтр. Но такие хорошие зерна ничем не испортишь. Ну и плюс она очень хотела кофе. Любого! Лишь бы горячий и прямо сейчас.

Сначала налила чуть-чуть, четверть чашки. Выпила, нетерпеливо оглядываясь по сторонам – ну где же все? Ловите меня с поличным! Но с поличным никто ее не поймал. Тогда окончательно расхрабрилась. Налила себе полную чашку. Немного поколебавшись, взяла с витрины круассан. Он оказался неожиданно свежим, даже немного теплым. Как будто его испекли – ну, максимум час назад.

Уселась на мягкий диван, поставила чашку на стол. Пила кофе, понемногу отщипывала круассан. Разглядывала темно-зеленые стены, на которых висели афиши и рекламные постеры на разных языках. Не то чтобы старые, скорей старомодные. Сложно вот так сразу сказать, в чем именно разница – шрифты? цвета? композиция? – но видно, что не современные, сейчас не делают так. Благотворительный концерт в филармонии, выпускники музыкальных школ играют Моцарта. Перформанс на железнодорожном вокзале «В ожидании поезда». Уроки уличного рисования, приглашаются все желающие, обучаем с нуля. Классика мирового кино, ежедневные ночные сеансы в кинотеатре «Сейчас». Реклама журнала «НАШ»[14]14
  Культовый журнал, выходил в Днепропетровске (Украина) на русском языке с 1998 по 2006 год; впрочем, после этого было еще два выпуска: «Последний номер № 2» – в 2008-м и «Последний номер № 3» – в 2012 году.


[Закрыть], новая серия книг о великих художниках издательства «KSAN», открывается летняя школа фокусников, шахматный турнир в таверне «У ангела», в Новой Прачечной по понедельникам средневековая музыка, а по пятницам джаз, и так далее. Хорошая жизнь получилась бы из суммы этих плакатов. Как есть Сведенборговский рай.

Перед уходом на всякий случай порылась в кошельке. Наличных там предсказуемо не было, только одна монета – пять македонских денаров с рысью на реверсе. Когда-то давно, еще в Минске нашла ее на тротуаре и взяла себе на удачу – собственно, из-за рыси. Так и таскала с тех пор, перекладывая из кошелька в кошелек. Положила монету на стойку. Ясно, что слишком мало, по курсу – несколько центов. Но не оставить совсем ничего она не могла. Эта кофейня ей очень понравилась. Вся, целиком, включая старомодные афиши на стенах, кофе из термоса, теплые круассаны и название «Кофе и соль». Хорошее место. Грех портить с ним отношения хоть и вынужденным, а воровством. С монетой кража уже не кража, а натуральный обмен. Вы мне кофе и круассан, я вам – свою удачу. Такую, в меру удачную. Ну уж какая есть.

Вышла на улицу, огляделась в надежде увидеть знакомый бульвар. Но вокруг был все тот же безлюдный Не-Вокечю. По краям нарядные домики, в середине цветущий сад, голубое майское небо, белые облака. То ли жизнь, то ли все-таки смерть; ладно, потом разберемся. По крайней мере, она хороша.

Подумала: «Может, только бульвар заколдованный? А остальной город остался как был? Звучит абсурдно, но проверить-то можно. Пойти в пекарню на Траку, как собиралась. А потом сходить посмотреть, во что превратился мой дом. Может, не настолько он превратился, чтобы я не смогла войти? Код подъезда сработает и подойдут ключи? Ну нет, так нет, что я теряю? А вдруг все-таки да? Всяко лучше, чем вечно слоняться по бульвару Не-Вокечю как привязанная коза».

Свернула на Траку. И сначала почти обрадовалась: эта улица была вполне похожа сама на себя, обнаружилась даже табличка с названием сразу на трех языках – Trakų, Троцкая, Trocka[15]15
  Русское и польское названия улицы Траку совпадают с историческими.


[Закрыть]; теперь не вспомнишь, то ли недавно ее повесили, то ли всегда была. И тротуары обычные, и (кажется, больше ни в чем нельзя быть уверенной) такие же, как прежде, дома. Только совершенно пустая, ни машин, ни прохожих, ни даже какого-нибудь кота. И телефон по-прежнему не работает. Ладно, никто и не обещал.

Шла по Траку медленно, разглядывала витрины. Возле каждой тщетно пыталась вспомнить, так здесь раньше было или не так. Вот вроде бы знакомый магазин с дорогой посудой. Или он был кварталом выше? Или на другой стороне? Магазин разноцветных носков и колготок вроде на прежнем месте. И художественная галерея. И бар. В бар она на всякий случай зашла, благо было открыто. Храбро прошла за стойку и дальше, в служебное помещение. Но никого не нашла.

Пекарня тоже была примерно на месте и тоже открыта. И тоже пуста. А на прилавке вместо знакомых булок, печений и сочников лежали пирожки в форме рыб, полумесяцев и сердечек. Раньше тут таких не пекли. Некоторое время Анэля нерешительно топталась, не решаясь попробовать выпечку, причем главным аргументом против был тот факт, что она уже только что слопала круассан. Вдруг потом окажется, что это все-таки не жизнь после смерти, а калории уже никуда не денутся, проникли в организм! Но любопытство все-таки победило (а вместе с ним победила страсть к пирожкам). Взяла сердечко. Оно оказалось с сыром и грушами, плюс какая-то неизвестная пряная, отлично подходящая к сыру трава. Это было фантастически вкусно. Ей хотелось попробовать и рыбку, и полумесяц, но не решилась, ушла.

* * *

С Траку свернула на улицу Пилимо, большую, широкую, где в настоящей жизни ездят автобусы и троллейбусы, а сейчас – предсказуемо ни черта. Впрочем, остановка была на месте. И через дорогу музей МО[16]16
  МО – совсем новый (открыт с 2018 года) музей современного искусства, созданный на основе частной коллекции меценатов Дангуоле и Виктораса Буткусов. Здание музея спроектировано известным архитектором Даниэлем Либескиндом на месте бывшего кинотеатра «Lietuva». Находится в центре Вильнюса по адресу: улица Пилимо (Pylimo gatve.), 17.


[Закрыть]. Что касается архитектуры, Анэля уже совершенно запуталась и не могла понять, похожа ли улица Пилимо на улицу Пилимо. И был ли здесь раньше, к примеру, вон тот высокий оранжевый дом. Все-таки вряд ли. Слишком уж он оранжевый. Здесь так ярко не красят здания; может быть, зря.

Она внезапно поняла, что очень устала. Вот буквально ноги не держат, как будто ходила весь день. Села на лавку на остановке. Подумала: если сейчас приедет троллейбус, войду и поеду. Пусть везет, все равно куда.

Сидела, вдыхала и выдыхала, ощущая, как ее заполняет спокойствие, такое огромное, как будто рассчитано на великана, в нормального человека столько спокойствия не помещается, сейчас потечет через край. И когда увидела, что к ней неторопливо, нетвердой походкой пересекая пустую проезжую часть, приближается какой-то прохожий, не испугалась, но и не особо обрадовалась. Только отметила: ага, значит люди здесь все-таки есть.

С виду незнакомец был – ну, так себе. Не особо волшебное существо. Невысокий мужичок средних лет в ветхой дубленке и меховой шапке-ушанке, как только не жарко ему. Типичный интеллигентный алкаш советских времен, у папы в институте половина сотрудников были такие, вспомнила Анэля Адамовна. Бестолковые и неустроенные. Все как один мгновенно пьянели на праздниках, клеились к бабам и читали стихи. Но, в общем, сердечные и безобидные. Хорошие, в сущности, мужики. В обычной ситуации она бы не обрадовалась перспективе такого знакомства. Но сейчас призывно впилась в него взглядом, мысленно умоляла: «Пожалуйста, не проходи мимо, поговори со мной, объясни!»

Алкаш в дубленке явно заметил ее внимание и приветливо, как старой знакомой помахал ей рукой. Подошел, сел рядом. Достал из кармана бутылку какой-то местной крепкой настойки, сделал глоток. Вместо ожидаемого перегара дыхнул ей в лицо ароматом белой акации. Не цветочным парфюмом, а живыми цветами. Это было даже более странно, чем мондриановские тротуары на бульваре Не-Вокечю. Невозможно представить, чтобы человек так приятно и одновременно не по-человечески пах.

Впрочем, лицо у него было вполне человеческое. Изрядно опухшее и помятое, но, как говорят в таких случаях, со следами былой красоты. И глаза голубые, как небо над их головами, удивительно ясные и внимательные, словно кто-то другой их ему одолжил. «Эльф, – устало решила Анэля, сама не понимая, шутит она или все-таки нет. – Я провалилась к пьющим литовским эльфам. Ну это даже логично. У нас же вокруг сплошные холмы!»

Пока она пыталась сообразить, о чем спрашивать в первую очередь – и, кстати, на каком языке? – интеллигентный алкаш в ушанке, эльф литовских холмов, дух цветущих акаций сам заговорил.

– Во-первых, – сказал он по-русски, – скоро все станет нормально. Как ты привыкла. Но ты не особо обрадуешься. Смотри тогда, не реви! Может, еще и вернешься. А не вернешься, тоже не страшно, жизнь везде хороша.

Голос у алкаша был удивительный. Глубокий, бархатный, ласковый. Пока его слушаешь, смысл слов не имеет значения. Да тебе и не надо смысла, лишь бы голос не умолкал.

– Во-вторых, – продолжил ласковый голос, – я – Виталик. Запомни, пожалуйста, что меня так зовут.

– Виталик, – механически повторила Анэля Адамовна, как в школе вслух повторяла за учителем новое сложное правило, чтобы запомнить то, чего не смогла понять.

– Да, – подтвердил Виталик. – У меня к тебе огромная просьба. Рассказывай всем про меня.

– Кому – «всем»? – удивилась Анэля.

– «Всем» значит всем, до кого дотянешься. С кем сможешь поговорить или в письме написать. Написать – даже лучше. В написанных словах больше силы, чем в произнесенных вслух.

– А что именно надо рассказывать?

– Да все равно. Можно правду. Что забрела в очень странное место и встретила тут меня. Или только часть правды, как на пустой троллейбусной остановке к тебе пристал какой-то дурковатый алкаш. Приврать, если что, тоже можно, мне это не повредит. Главное, чтобы как можно больше народу узнало, что я – Виталик. И есть.

– Не понимаю, – вздохнула Анэля.

– Да я тоже, – усмехнулся Виталик. – Но точно знаю, что сейчас надо так. Сделаешь? На тебя вся надежда. Пока еще кто-то сюда забредет!

– Ладно, – растерянно сказала Анэля. – Но у меня здесь не очень-то много знакомых. И работаю на удаленке, даже с коллегами редко получается поболтать. Если хочешь, могу еще твое имя на стенах в подворотнях писать.

– Писать в подворотнях? – удивился Виталик. – А ведь да! Гениально. Пожалуйста, сделай так.

– А кто ты вообще? – наконец спросила Анэля.

– Так Виталик, – ответил Виталик. – Я же тебе только что сказал. Ну, за знакомство!

Он еще отхлебнул из бутылки, встал. Но не ушел, а навис над Анэлей, дохнул ей в лицо ароматом цветущей акации и сказал:

– Чуть не забыл. Ты оставила в кофейне свою монетку с удачей. За кофе с булкой, честно говоря, многовато. Так не пойдет. Поэтому монета пусть остается, где ты ее положила, а удачу забирай обратно себе.

Он взмахнул бутылкой, как колдун магическим жезлом и, картинно пошатываясь, как пьяные в кинокомедиях, пошел в направлении улицы Траку. Анэля потрясенно смотрела ему вслед. Только после того, как он свернул за угол, спохватилась, что так и не спросила, что здесь вообще происходит, куда все делись и как ей быть. Вскочила, побежала следом, но тут же врезалась в какого-то толстяка. Рассыпалась в извинениях, получила в ответ добродушное: «Да ничего страшного», – и наконец осознала, что на остановке полно народу, и к ней подъезжает троллейбус под номером семь. Подумала: «Я живая, я проснулась, я в Вильнюсе, закончился Сведенборговский рай». Но вместо радости ее охватила тоска такой силы, что была похожа не на эмоцию, а на физическую боль. Не заплакала только потому, что никаких слез на свете не хватит для такой огромной тоски. И еще потому, что Виталик сказал: «Не реви», – таким убедительным ласковым голосом, что невозможно его не послушаться. Хотя он свернул за угол и за ней не следит.

Вильнюс, апрель 2021 года

– Да, – сказала Юрате, – еще как бывает. Ты не первая и не последняя, факт. Нет, не опухоль. Не психическое заболевание. Все нормально с тобой. Молодец, что мне позвонила. Что говоришь?.. Вот и правильно, продолжай в том же духе, пока я не приду. Что? Ну естественно, как иначе. Никакой беды с тобой не случилось, но в не-беде я тоже тебя не брошу. Адрес давай. О, у вас там рядом кофейня хорошая. По идее, должна быть еще открыта. На тебя кофе брать?

Спрятала телефон в карман, накинула куртку и вышла. Уже во дворе спохватилась, что на ногах домашние тапки, в чем была, в том пошла. Вернулась, переобулась. И уставилась в зеркало. Есть такая примета: если что-то забыл и вернулся домой, обязательно надо посмотреться в зеркало, а то весь день псу под хвост. Это, положим, полная чушь, просто здесь любят грозить друг другу несчастьями, что ни сделаешь – жди беды. Но с зеркалом хорошо придумали: если несешься куда-то в беспамятстве, забыв обуться, кошелек и ключи, притормози, перестань суетиться, вспомни, кто ты и что из этого следует, выдохни, соберись.

Глядя в зеркало, удивилась, как всегда удивлялась, увидев себя. Крупный нос, широкие скулы, сурово сжатые губы, круглые, как у куклы, голубые глаза. Странная тетка, мне бы такая понравилась. Но какое она имеет ко мне отношение? Это что, действительно я?

Отражение сочувственно ухмыльнулось и развело руками – дескать, как вышло, так вышло, ничего не поделаешь, извини.

– Да ладно, не парься, – сказала ему (себе) вслух Юрате. – Какая разница, кем здесь быть.

* * *

Когда Юрате вошла, держа в руках два закрытых крышками картонных стакана с фирменной надписью «Brew», Анэля первым делом подумала: ну ничего себе «рядом»! «Брю» – аж на Пилимо возле МО.

Но стакан оказался такой горячий, что она почти обожглась, и вот тогда уже по-настоящему удивилась. И обрадовалась – сразу всему. Так страшно было писать Юрате, аж руки тряслись. Вдруг не поверит и просто забанит, чтобы не отвлекала своей ерундой. А она сразу же перезвонила, терпеливо выслушала сбивчивый бредовый рассказ, сама предложила встретиться и даже кофе с собой принесла.

– Я не от музея кофе тащила, – объяснила Юрате, заметив ее удивление. – У вас тут совсем рядом на Альгирдо их филиал. Так хитро спрятались во дворах, что фиг их отыщешь. Но от меня не скроешься! Я их еще прошлым летом нашла.

– Спасибо, – сказала Анэля. – За кофе, и что вообще пришла. Я в порядке, в смысле: на стены не лезу, не ору и не плачу. Но все равно сама не своя.

– Это как раз хорошо, что сама не своя, – усмехнулась Юрате. – Было бы хуже, если бы ты пожала плечами, подумала: «Примерещилось», – и дальше спокойно жила, как будто ничего не случилось. Нет уж, оно случилось! И это неотменяемо. Не отмотаешь назад.

– Случилось, – повторила Анэля. – Ты знаешь, что это было вообще?

– Да я-то знаю, – вздохнула Юрате. – Но совершенно не представляю, как такие вещи человеческим языком объяснять. Ладно, попробуем так: ты увидела сон наяву. Только не свой. А, предположим, города.

– Города?! Городам снятся сны?

– А почему нет? Город – существо большое и сложное. И, несомненно, одушевленное. Честно говоря, гораздо более одушевленное, чем человек. Ничего удивительного, что время от времени он засыпает и ему снятся сны. Один из этих снов ты увидела. Хотя, наверное, правильней будет сказать, что это город увидел тебя во сне.

– Ничего себе! – вздохнула Анэля. – Я приснилась городу и гуляла в его сновидении. Красиво звучит. Но про такое только в книжках читать приятно. Или мечтать. А на практике очень страшно, хотя никто специально меня не пугал. Просто там все совершенно другое и одновременно такое же самое. То же самое, но другое совсем! На Вокечю стоят зеленые домики, в центре бульвара цветет алыча. И тротуары в клеточку, как будто их раскрашивал Мондриан. Но все равно как-то сразу понятно, что это именно Вокечю, а не какой-то посторонний бульвар. И люди исчезли, все до единого, причем буквально всего полчаса назад – кофейни и магазины открыты, кофе еще горячий, теплая выпечка, свежие цветы на прилавках стоят. И счастье разлито в воздухе, но я сама не была там счастлива. Ощущала счастье физически, как тепло или воду, не как эмоцию. Оно было не для меня, не мое. Это городу снилось, что он очень счастлив?

Юрате неопределенно пожала плечами:

– Что-то вроде того.

– Чокнуться можно. Невозможно не чокнуться! Я там все время дышала, как ты учила, руками, ногами и головой. Считай, была под наркозом. Очень-очень спокойная. Это мне повезло.

– Ты имей в виду, с тобой случилось хорошее, – мягко сказала Юрате. – Страшно и странно, я понимаю. Но не беда и не зло.

– Хорошее, – согласилась Анэля. – У меня там все время крутились мысли про Сведенборговский рай. И когда все закончилось, это ощущалось как огромное горе. Как будто все самое лучшее в мире отобрали у меня навсегда. Хотя казалось бы, надо радоваться, что то ли очнулась, то ли вернулась; короче, спаслась. Ну и в голову сразу полезло всякое. В основном про болезни. Разная жуткая ерунда. Ты мне еще по телефону сказала, что это не опухоль мозга. Я тебе всегда верю, но тут засомневалась: а вдруг? ну мало ли? Может, она меня просто так успокаивает, потому что я обречена? На всякий случай записалась в платную клинику, там есть МРТ[17]17
  То есть магнитно-резонансный томограф для диагностического обследования.


[Закрыть] и толковые вроде врачи…

– Ничего страшного, – улыбнулась Юрате. – Записалась так записалась. Если денег не жалко, почему бы и нет. Раз тебя могут успокоить только анализы, лучше их сделать, чем от страха с ума сходить.

– Сейчас мне уже понятно, что не о чем беспокоиться. Была бы опасность, ты бы так и сказала. Я полная дура, прости.

– Да не то чтобы именно дура, просто живешь в человеке. Так себе, знаешь, скафандр. Программное обеспечение завирусованное. Человеческий ум нафарширован разными глупостями по самое не могу.

– Ты это много раз говорила, – кивнула Анэля. – И я всегда соглашалась. Но только теперь понимаю, до какой степени оно так. А можно с этим что-нибудь сделать?

– Естественно, можно, – пожала плечами Юрате. – Ты и делаешь. Отлично справляешься. Просто быстро такое не получается. Невозможно мгновенно исправить то, что портили много лет.

Анэля горько вздохнула.

– То есть, я опять стану перепуганной дурой, когда ты уйдешь.

– Обязательно станешь, – кивнула Юрате. – Храброй перепуганной умной дурой. Которая, к тому же, умеет нормально дышать и вспоминает об этом в любой критической ситуации. Сразу, а не сутки спустя! По-моему, неплохая динамика. Уж точно лучше, чем было всего полгода назад.

– Да не то слово, – содрогнулась Анэля, вспомнив свое тогдашнее обычное состояние, выматывающую тревогу, которая не превращалась в настоящую панику только потому, что на это не было сил, и оцепенение, наступавшее от усталости, когда вообще ничего не можешь, только лежать и молчать, оно тогда казалось единственно возможной формой спокойствия, отдыхом, облегчением, как будто уже немножечко умерла, поэтому остальные люди не имеют над тобой власти, ты им больше ничего не должна.

– Как же мне повезло, что я пришла к тебе заниматься, – сказала Анэля. – Причем хоть убейся, не помню, откуда я про набор новой группы узнала. То ли в фейсбуке мелькнула ссылка, то ли кто-то на работе сказал, то ли вообще на столбе объявление…

Юрате пожала плечами:

– Вполне могло быть и так.

– Точно помню только, что никуда записываться не собиралась. Сколько раньше пробовала заниматься, что спортом, что йогой, всегда выходил облом. Упражнения не получались, я вечно была хуже всех в любой группе, сплошные мучения, радости никакой. А осенью я вообще лишний раз на улицу выйти боялась. В новостях про ковид такое рассказывали, что форточку открыть было страшно, вдруг вирус в нее влетит. Но в назначенный день все равно почему-то встала, оделась и вышла из дома. И пошла, и пришла.

– Это называется карма хорошая, – усмехнулась Юрате. – Небось в прошлой жизни страшные толпы старушек через дорогу перевела. Шутки шутками, но ты и правда везучая. Добрая тебе досталась судьба.

– Получается, хорошо, что Виталик вернул мне мою удачу, – невольно улыбнулась Анэля. – Было, значит, что возвращать!

– Виталик? – переспросила Юрате.

– Виталик. По телефону не успела тебе рассказать. Я его уже под конец на Пилимо встретила. Это, наверное, было самое странное, хотя самое странное там вообще все. С виду – винтажный алкаш в дубленке и ондатровой шапке, типичный доцент какой-нибудь кафедры теплотехники советских времен. Но вместо перегара он пах цветущей акацией. И голос такой завораживающий, что я бы за ним на край света пошла. Он пообещал, что скоро все станет нормально. И попросил меня всем про него рассказывать. Вот с тебя и начну.

Юрате слушала молча. Вопросов не задавала. Только ободряюще кивала, как учительница, довольная ученицей, отвечающей у доски. Когда Анэля умолкла, сказала:

– Это ты хорошо придумала – писать в подворотнях. Куда ни сунешься, всюду – Виталик, Виталик, Виталик. Можешь еще рисовать его в шапке-ушанке. Будет смешно.

– Я рисовать вообще не умею, – вздохнула Анэля.

– Да чего там уметь. Ручки-ножки-огуречик, ушанка. Главное, чтобы ты в процессе осознавала, кого рисуешь. Концентрировалась на светлом образе. Это называется – мысленную проекцию создавать.

Анэля прыснула. «Мысленную проекцию»! «На светлом образе»! Ужасно смешно.

– Ты справишься, – заключила Юрате. – И я тебе помогу.

– Ты? – Анэля ушам не поверила. – Тоже будешь Виталика рисовать?!

– Ну раз ему надо. Славы хочется мужику! А мне – малевать в подворотнях. Озираясь, чтобы никто не застукал, как будто мне одиннадцать лет. Интересно, художественные лавки работают? Хотя бы одна.

– В крайнем случае, – сказала Анэля, – в супермаркетах есть цветные мелки. Я по дороге домой зашла и купила. Но писать не стала пока. Вечером выйду. Когда на улицах пусто и темнота.

– Я тоже вечером, – кивнула Юрате. – Под покровом тьмы. Должно же быть в моей жизни хоть что-нибудь мистическое и зловещее. И вот оно наконец-то есть!

* * *

• Что мы знаем об авторе этой книги?

Да почти ничего. И с каждой страницей все меньше, честно-то говоря.