Текст книги "Проклятые в раю"

Глава 20

На следующий день прокурор Джон Келли встретился с Кларенсом Дэрроу, Джорджем Лейзером и со мной, придя в номер Дэрроу. В том же белом полотняном костюме, в котором он часто появлялся в суде, Келли мерил шагами гостиную. Его румяное лицо было ярче обычного, голубые глаза метали молнии.

– Мне это не нравится, – произнес он. – Мне это, черт возьми, совершенно не нравится.

– Джон, прошу вас, сядьте, – мягко проговорил Дэрроу, делая величественный знак рукой в сторону софы с обивкой тропической расцветки, на которой сидели мы с Лейзером.

Сам Дэрроу – без пиджака и в подтяжках – расположился в мягком кресле, положив ноги на скамеечку, и чувствовал себя настолько же свободно и расслабленно, насколько был скован Келли.

Тяжко вздохнув, Келли опустился на подушки софы, но не откинулся, как мы с Лейзером, а наклонился вперед, крепко сцепив руки между раздвинутых колен.

– Эти люди убили человека, невинного человека, теперь мы это знаем, и вы ждете, что я смирюсь с такой пощечиной?

Ветер что-то нашептывал сквозь открытые окна, шелестел тонкими занавесками, словно раскрывая какой-то секрет, который мы вот-вот могли расслышать и разобрать.

– Бывает момент, когда любому разумному человеку приходится смириться с поражением, – сказал Дэрроу. – Я предпочитаю не обсуждать снова тот факт, что мои введенные в заблуждение клиенты действительно полагали, что имеют дело с виновным. Что хорошего ждет всех нас в этом случае? Зная то, что вам известно теперь, вы не можете с чистой совестью снова разбирать дело Ала-Моана. Но вы не можете и реабилитировать их, не нанеся сокрушительного удара по и без того пострадавшему управлению полиции и местным и территориальным властям.

– Мистер Келли, – вставил я, – я разочарован не меньше вас. Я рисковал своей... жизнью, чтобы схватить Лаймана. Но вы говорили с инспектором Макинтошем и начальником полиции. Положение вещей вам известно ничуть не хуже, чем нам.

А положение было таково, что, проведя всю ночь в управлении, в комнате для допросов, Лайман и Каикапу отрицали свое участие в нападении и изнасиловании Талии Мэсси. Затем тюремными записями было подтверждено, что двенадцатого сентября прошлого года они находились в тюрьме. Тюремное начальство и охрана, которые могли бы разоблачить эту ложь, своими руками поставили бы себя в весьма неудобное положение.

И даже если бы эти препятствия удалось преодолеть, процесс над двумя новыми обвиняемыми по делу о нападении и изнасиловании Талии Мэсси, обвиняемыми, которые дважды покидали тюрьму Оаху, чтобы совершить насилие и другие преступления, почти неизбежно вызвал бы бурю негодования и насмешек, что едва ли могло себе позволить местное правительство.

– Разумеется, – сказал Дэрроу, – оба этих человека заслужили пожизненное заключение... так что, в некотором смысле, правосудие уже свершилось.

Губы Келли зашевелились, словно он выругался, но до нас не донеслось ни слова.

– Вы можете заставить их заговорить, – сказал я, – только предложив им неприкосновенность и сокращение срока.

– Пообедать отпустить их на поруки,– с горечью сказал Келли, качая головой, – за признание в самом нашумевшем преступлении в истории территории? Это же скандал.

– Нет, – сказал Дэрроу, подняв указательный палец. – Скандалом будет затевать полное расследование и процесс. От этого никто не выиграет. Мои клиенты будут опозорены, Талия Мэсси может с таким же успехом повесить себе на шею табличку «прелюбодейка», а Гавайям будет почти наверняка гарантирована потеря самоуправления и передача власти в руки расистов, подобный адмиралу Стерлингу.

Келли сжал голову руками.

– Боже Всемогущий. – Он поднял глаза, лицо у него сильно побледнело. – Сегодня вечером вы встречаетесь с губернатором?

– Да.

– Что ему известно?

Дэрроу поднял брови, вернул их на место.

– Насколько я знаю, о Лаймане и Каикапу – ничего. Есть ли необходимость доводить до сведения губернатора Джадда эту информацию, решать вам и полицейскому управлению. – Он тщательно пожал плечами. – Хотя, знаете... Я предполагаю, что к настоящему моменту губернатор уже хорошо понимает, что, если он не освободит моих клиентов, его запомнят как губернатора, который, не посчитавшись с конгрессом Соединенных Штатов, принес на Гавайи военное положение и финансовый крах местным предпринимателям, поссорившись с военно-морскими силами Соединенных Штатов.

Келли фыркнул.

– Вы бы предпочли, чтобы его запомнили как губернатора, который игнорировал закон и порядок и в качестве третейского судьи освободил четырех человек, убивших невиновного.

Усталость волной пробежала по лицу Дэрроу, потом он несколько раз медленно моргнул, и улыбка вернулась на его губы со скоростью, с которой образуется ледник.

– Я предпочитаю оставить эти испытания позади. Двое из трех человек, напавших на Талию Мэсси, находятся в тюрьме, имея пожизненное заключение. Возможный неопознанный третий участник исчез в неизвестном направлении. Компания невиновных ребят Ала-Моана пережила уменьшение своего числа на одного человека, их жизни перевернуты с ног на голову. Мои клиенты несколько месяцев провели под стражей, лишившись достоинства, невмешательства в свою жизнь и, черт возьми, достаточно пострадали. И столько же, позволю себе сказать, эти дивные острова. – Он стукнул кулаком по подлокотнику, и озабоченность превратила его лицо в сморщенную маску. – Хватит, сэр! Я говорю, хватит.

Келли проглотил комок в горле, кивнул и, испустив еще один вздох, спросил:

– Что конкретно вы предлагаете?

– Джордж, – обратился Дэрроу к Лейзеру, – не покажете ли мистеру Келли документ, который вы подготовили?

Лейзер наклонился и достал из стоявшего у ног портфеля бумаги. Вручил документ Келли, которые его прочел.

– Вы не просите у губернатора о помиловании, – сказал Келли. Он посмотрел на Дэрроу. – Вы просите его смягчить наказание...

Дэрроу не спеша кивнул.

– Помилование может быть рассмотрено как противоречащее решению жюри присяжных... а смягчение наказания – это прекрасный способ для территории Гавайи сохранить лицо. В конце концов, уголовное преступление раскрыто, официально делу был дан ход. Тюремное заключение в данном случае не послужит делу перевоспитания... Разве кто-нибудь верит, что Томми Мэсси и Грейс Фортескью опасны для общества? И потом, присяжные рекомендовали снисхождение.

У Келли, похоже, уже не было сил сражаться. Он лишь почти смущенно произнес:

– Но приговор еще не вынесен...

– Мы ожидаем его завтра.

Прокурор изумился.

– Но он должен быть вынесен не раньше пятницы...

Дэрроу дернул головой, поднял бровь.

– Если мы поторопимся, то избежим излишнего внимания прессы.

Келли показал на документ, при этом лицо у него дернулось.

– Смягчить наказание в чем? Уменьшить срок?

Дэрроу пожал плечами.

– Все что угодно. Если им будет позволено покинуть Гонолулу.

– Вы знаете, что я должен выступить обвинителем на повтором процессе по делу ребят Ала-Моана. У меня нет никакого желания, особенно учитывая, что я знаю о Лаймане и Каикапу.

Улыбка Дэрроу сделалась озорной.

– Вы не сможете выдвинуть обвинение при отсутствии иска.

Наклонившись вперед так сильно, что, казалось, сейчас он упадет с софы, Келли спросил:

– Значит, вы посоветуете Талии покинуть острова?

Дэрроу взглянул на свои карманные часы.

– Да. Между прочим, я ожидаю ее прихода с минуты на минуту... Вы желаете остаться, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение?

Выдавив улыбку, Келли поднялся.

– Думаю, я пренебрегу этим сомнительным удовольствием, господа... Не вставайте, я найду дорогу. – Он подошел к Дэрроу и протянул ему руку, мужчины обменялись рукопожатием, а Келли сказал: – Я не стану вам мешать, можете рассчитывать на мое содействие... если только вы убедите Талию Мэсси как можно скорее покинуть остров.

Дэрроу серьезно кивнул и сделал жест рукой. – Как вы понимаете, я сделаю официальное заявление, идущее вразрез с нашей личной договоренностью. Я буду негодовать по поводу того, что моих клиентов не помиловали, чего они заслуживают по праву... и тому подобная чепуха.

Келли усмехнулся.

– Что ж, можете ожидать, что я буду трубить, как осел, по поводу суда над парнями Ала-Моана... Естественно, кое-кто посчитает, что, уже осудив убийц Джозефа Кахахаваи, я должен успокоиться. И знаете, что я могу сделать? Я могу заявить в печати, что обвинителем по этому делу может стать человек, который столь успешно защищал обиженную семью – Кларенс Дэрроу.

На губах Дэрроу заиграла улыбка.

– Вы этого не сделаете...

Келли уже был у дверей.

– Меня может охватить непроизвольный порыв.

И он удалился.

Дэрроу ухмыльнулся.

– Мне нравится этот ирландец. Дьявол, а не прокурор.

Лейзер сложил на груди руки и откинулся на софе.

– Не очень-то он рад, но, по-моему, сотрудничать станет.

Дэрроу принялся сворачивать сигарету.

– Он человек слова. Он окажет содействие. А потом, не думаю, что кто-то из нас рад. – Он поднял глаза. – Нат, ты не считаешь, что тебе оказали недостаточно почестей за поимку человека, который изнасиловал Талию Мэсси?

– Нет, – ответил я. – Я получил удовольствием, выбив ему несколько зубов, раз уж не удалось сломать ему челюсть.

Негромко рассмеявшись, Лейзер покачал головой.

– Где вы нашли этого головореза, К. Д.?

– В чикагском Вест-сайде, – ответил Дэрроу, ловко насыпав в тот момент слегка дрожащими руками нужную порцию табака на папиросную бумажку. – Именно там вырастают одни из самых лучших головорезов Америки.

На стук в дверь из спальни вышла Руби Дэрроу, приглаживая волосы и оправляя подобающее почтенной женщине серое платье.

– Позволь мне, дорогой.

Это была, разумеется, Талия, ее сопровождала Изабелла. Платье Талии было цвета морской волны, с белой отделкой, Изабелла надела крепдешиновое платье в белую и голубую полоску, в котором была в клубе «Ала-Ваи». На головах у них обеих были шляпки колоколом, в руках сумочки с защелкивающимся замочком. Две стильные, привлекательные современные молодые женщины, но при этом они были окутаны покрывалом несчастья. Талия казалась взвинченной, Изабелла измученной. Они вошли в гостиную, впереди, копаясь в сумочке, шла Талия.

Раскуривший сигарету Дэрроу поднялся, мы с Лейзером сделали то же самое. Талия приблизилась к нам, протягивая Дэрроу пачку телеграмм.

– Вы просто должны это увидеть, мистер Дэрроу, – сказала она. – Какая удивительная поддержка со всех концов Соединенных Штатов...

– Спасибо, дорогая. – Он взял их и обратился к жене: – Положи эти к остальным, Руби. Спасибо.

Руби взяла телеграммы, а Дэрроу повернулся к Лейзеру и сказал:

– Джордж, вы не против сопроводить миссис Дэрроу и мисс Белл вниз, чтобы немного освежиться? Я бы посоветовал взять ананасовый пломбир.

Лейзер нахмурился.

– Вы не хотите, чтобы я присутствовал при вашем разговоре с...

– Нам с мистером Геллером нужно обсудить с миссис Мэсси некоторые детали, что, по моему мнению, будет легче сделать в... присутствии ограниченной аудитории.

Лейзера это, казалось, слегка задело, но он знал свое место и свое дело и, предложив Руби руку, повел ее к двери. Изабелла бросила на меня взгляд, в котором смешались любопытство и озабоченность, накануне мы с ней так и не воссоединились.

Я улыбнулся ей в ответ, и она, кажется, успокоилась. Затем Лейзер со своими подопечными ушел, а Дэрроу жестом предложил Талии сесть на софу.

– Моя дорогая, есть несколько моментов, которые мне нужно с вами... обсудить. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

Она села на софу, переводя взгляд своих выпуклых глаз с Дэрроу на меня, я уселся рядом, но не совсем, оставив ей достаточно места.

– Что-то не так? – спросила она. – Только не говорите, что Томми и маму и в самом деле... посадят в тюрьму.

– Думаю, с вашей помощью, – сказал Дэрроу, – мы сможем этого избежать.

Чувство облегчения смягчило черты ее лица, она вздохнула и произнесла:

– Я сделаю все что угодно. Все.

– Хорошо. Вас не беспокоит моя сигарета, дорогая?

Она отрицательно покачала головой.

– Что ж, прекрасно. Я хочу просить вас...

– О чем угодно.

– ...Я должен просить вас покинуть Гавайи, вместе с нами, как только я улажу этот вопрос с губернатором.

Взгляд Талии стал напряженным.

– Что вы хотите этим сказать?

– Здесь, в Гонолулу, и на материке общественность начнет требовать повторного суда над ребятами, которых вы обвинили. Мне нужно, чтобы вы избавили себя от мучительной пытки – дачи показаний в третий раз, мне нужно, чтобы вы вернулись на материк и никогда не возвращались в эти края.

Она улыбнулась, это была улыбка удивления.

– Вы не можете просить об этом. Вы не можете просить меня забыть, что со мной сделали. Чтобы я позволила этим ужасным черным подонкам уйти, после того, что они со мной сделали!

Он решительно покачал головой – нет.

– Второго суда по делу Ала-Моана быть не должно.

– Нет, вы ошибаетесь... он должен быть. Иначе вы приговариваете меня к пожизненным сплетням и унижению, навсегда подвергнув сомнению мое слово и мою репутацию.

Теперь Дэрроу смотрел на нее с сожалением. Он затянулся, а когда выдохнул, то дым смешался с вздохом. Он неохотно кивнул мне.

Я кивнул в ответ, взял со стоявшего перед нами кофейного столика конверт из манильской бумаги и достал из него тюремные списки Дэниела Лаймана и Луи Каикапу. Передал их Талии.

Она озадаченно посмотрела на них, пожав плечами, бросила на стол и спросила:

– Это должно что-то значить для меня? Кто эти люди?

Я взглянул на Дэрроу, он снова вздохнул и снова кивнул.

Я сказал:

– Это двое из трех напавших на вас мужчин.

Ее озадаченность сменилась недоумением, раздраженно сузились глаза, дернулись уголки губ.

– Зачем вы это говорите? Кахахаваи, Ида и остальные, вот кто напал, и вы знаете, что это те...

– ...те, кого вы обвинили, – сказал я. – А эти двое... – и я указал на снимки, лежащие на столе, те, кто на самом деле схватил вас.

– Вы ненормальный. Ненормальный! Мистер Дэрроу, я должна слушать этот бред?

Дэрроу только кивнул с непроницаемым видом.

Я продолжал:

– Я собираюсь рассказать вам о преимуществах сомнений и предположить, что вы ошиблись в том, сколько всего их было в машине... что вполне естественно, учитывая что из-за преэклампсии, которой вы страдаете, ваше зрение упало до очень низкого уровня.

В ее глазах отразилась тревога, кровь отлила от лица, превратив его в белую маску театра Кабуки.

– Да, дорогая, – мягко, сочувственно произнес Дэрроу, – мы знаем о состоянии вашего здоровья. Вы полагаете, что наш общий друг доктор Портер скроет это от меня?

– О, как он мог!– воскликнула она, и в голосе ее смешались отчаяние и негодование. – Это были частные визиты пациента к врачу...

– Извините, Талия, но на этот раз вам нечего разорвать, – сказал я. – Вы не можете опровергнуть эти факты.

Она прикрыла рот рукой.

– Мне... мне дурно.

Дэрроу сердито посмотрел на меня, он предупреждал, чтобы я не был слишком суров с девушкой.

– Если вам надо в ванную комнату, дорогая... – начал он.

– Нет. – Она убрала ладонь ото рта, сложила руки на коленях. Ее лицо превратилось в ничего не выражающую маску. – Нет.

– Мы также знаем, что не было никакой беременности, – сказал Дэрроу. – Но это не означает, что ваш страх забеременеть был от этого меньше...

Она ничего не сказала. Она почти застыла, почти – только ее глаза перебегали с Дэрроу на меня, пока мы говорили.

– Миссис Мэсси... Талия, – заговорил я, – то, что я собираюсь вам сказать, известно только мистеру Дэрроу и мне.

Она кивнула Дэрроу, но обратилась ко мне:

– Он не мой адвокат, он адвокат Томми. Я стану продолжать только в том случае, если эта беседа является беседой между адвокатом и его клиентом.

– Совершенно справедливо, дорогая, – сказал Дэрроу. – Поскольку вы – супруга моего клиента, конфиденциальность распространяется и на вас. Эта беседа, вне всякого сомнения, вписывается в рамки дела Томми.

Теперь она посмотрела на Дэрроу и кивнула в мою сторону.

– А как же он?

– Он мой следователь. Он связан той же обязанностью сохранения тайны клиента.

Она подумала и, кивнув, произнесла:

– Тогда мы можем продолжать.

– Прекрасно, дорогая. Позволим мистеру Геллеру поведать нам, что ему удалось узнать за последние несколько недель.

Холодный, презрительный взгляд ее коровьих глаз обратился на меня.

Я начал:

– Пока ваш муж отсутствовал на дежурствах, вы завели роман с лейтенантом Брэдфордом. По каким-то причинам у вас произошел разрыв, и, чтобы досадить ему, вы связались с парнем-музыкантом по имени Сэмми.

У нее задрожали губы, она вздернула подбородок, совсем как ее мать на суде.

– В тот вечер вы не хотели идти в «Ала-Ваи», – продолжал я, – потому знали, что там будет Брэдфорд и что это одно из любимых мест отдыха Сэмми. И явиться с мужем туда, где будут оба любовника, бывший и нынешний, представлялось не совсем... разумным.

Она издала горлом звук, похожий на смех.

– Это лишь ваше предположение. Просто новые глупые сплетни, новые грязные слухи...

– Нет. Вас видели, когда вы разговаривали с Сэмми как раз перед тем, как уйти из «Ала-Ваи» прогуляться... сразу после того, как вы дали пощечину лейтенанту Стокдейлу за то, что он назвал вас... оскорбил вас. Видите ли, Талия, Сэмми вел себя не слишком достойно. Он рассказал своим дружкам, что у вас с ним роман... и рассказал им, что он видел.

– Никто ничего не видел, – бросила она, но в глазах у нее уверенности не было.

– Сэмми видел, что за вами пошел Брэдфорд, и шел за Брэдфордом все время, пока вы ссорились. Сэмми также видел полную местных ребят машину, которая остановилась за поворотом. Они свистнули вам, давая понять, что оценили ваши прелести... он видел и слышал, как вы соответствующим образом отозвались, возможно, чтобы заставить Брэдфорда ревновать. Брэдфорд плюнул на все и ушел, а когда Сэмми увидел, кто эти ребята... – я постучал пальцем по фотографиям Лаймана и Каикапу, – он понял, что вы попали в переделку. – Это были жестокие, опасные, опустившиеся типы – уголовные преступники. Сэмми бросился туда, попытался вам помочь, но его просто отпихнули. Вы ведь никогда не упоминали об этом в ваших рассказах, не так ли, Талия? О присутствии Сэмми. Вы не могли сказать о нем, верно? Иначе всплыла бы ваша интрижка с цветным парнем. Не могли упомянуть и о Брэдфорде... той же ночью, когда его арестовала полиция, вы успокоили его, дав понять, что не станете впутывать его в это дело, сказали, чтобы он не волновался.

У нее дрожали губы и подбородок, в глазах стояли слезы.

– На меня напали. Меня избили. Изнасиловали.

Я пожал плечами.

– Может быть, вас и изнасиловали...

– Может быть!

Она кинулась на меня, размахивая кулаками, готовая ударить, но я схватил ее за запястья, лицо Талии оказалось в нескольких дюймах от моего, на нем последовательно отразились ярость, стыд, отчаяние...

Я почувствовал, что она остыла, и отпустил ее.

Она отодвинулась и едва слышно прошептала:

– Я... я... мне плохо.

Бросилась в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.

– Ты слишком резок с ней, – прошептал Дэрроу, поднимая руку. – Попытайся понять, что она находится в аду.

– Джо Кахахаваи находится в земле, – напомнил я. – И не забывайте, вы не верите в ад.

– О нет, я верю в ад, Нат. Он здесь, на земле... и она в нем находится. Полегче.

– Скорее всего причина, по которой она заработала сломанную челюсть, – сказал я, – кроется в том, что она не подошла к этим ребятам. Из того, что сказал Сэмми, когда пытался вмешаться, Лайман и Каикапу, возможно, поняли, что им попалась жена морского офицера, а не проститутка или другая распущенная особа. Поэтому они избили ее, отняли сумочку и вышвырнули на дорогу.

– Они могли и изнасиловать ее.

– Могли, – согласился я.

Звук смываемой воды известил о скором возвращении Талии.

– Она нужна нам в качестве союзницы, – напомнил Дэрроу.

Я кивнул и перевел дыхание, когда дверь ванной комнаты открылась и Талия медленно двинулась к нам, она шла поникнув головой и опустив плечи, словно придавленная стыдом.

Она заняла свое место на софе, но села как можно дальше от меня.

– Меня изнасиловали,– сказала она с гордостью и дрожью в голосе. – Джо Кахахаваи, Хорса Ида и остальные... – она показала на лежавшие на столе снимки, – ...а не эти.

– По словам Сэмми, – сказал я, – в машину с парусиновым верхом вас затащили Лайман и Каикапу. Там был еще один парень, но его никто не знает, какой-то филиппинец.

– Где... где Сэмми?

– В Лос-Анджелесе.

– Вы с ним говорили?

– Неважно, где я раздобыл эти сведения.

– А важно то, – вмешался Дэрроу, – что если Нат сумел это раскопать, значит может и кто-нибудь другой. Полиция подвергалась реорганизации, и второй процесс по делу Ала-Моана означает новое, всесторонне расследование. Губернатор поговаривает о том, чтобы пригласить агентов ФБР.

Она нахмурилась, проглотила комок в горле.

– Талия, – сказал я, – вы не виноваты, что некомпетентные полицейские преподнесли вам на блюдечке не тех ребят. Они практически заставили вас опознать Иду и остальных.

Она сощурилась – она думала. Дэрроу улыбался мне, я наконец-то действовал полегче. Но я не хотел. Я знал, что могла быть еще одна причина, по которой Талия опознала не тех. Сэмми мог велеть ей не опознавать Лаймана и Каикапу, потому что тогда и его, и ее жизнь были бы в опасности.

Но ей нужно было найти кого-нибудь, чтобы защитить свое доброе имя, свою честь жены морского офицера, свой статус члена видной семьи. Может, она подумала, что ребят Ала-Моана не осудят, но пошли слухи, и Талия была поставлена перед отчаянной необходимостью принести этих невиновных ребят, всего лишь «ниггеров», в конце концов, в жертву на алтарь своей репутации и своего брака.

Вот что мне хотелось бросить ей в лицо.

Но вместо этого я сказал.

– Подумайте о себе. Уезжайте с острова. Томми дадут место в Штатах, можете поставить на что угодно. Покончите с этой безобразной историей.

Дэрроу наклонился вперед и похлопал ее по сложенным рукам.

– Он прав, дорогая. Пора... пора возвращаться домой.

Она закивала. Потом глубоко вздохнула, поднялась и расправила платье.

– Хорошо. Если так будет лучше для Томми и мамы.

Он встал и, с умным видом кивая, сжал ее руки в своих.

– Так будет лучше, дорогая. Зачем подвергать себя ненужным испытаниям? А теперь я должен вас предупредить, что вам наверняка пришлют повестки с вызовом в суд для дачи показаний как истицы на новом процессе Ала-Моана. Прокурор Келли должен будет это сделать, чтобы сохранить лицо...

– Он ужасный человек.

– Он содействует мне, дорогая, а это главное. Я тоже буду произносить разные речи, но все это будет делаться для отвода глаз. Поняли? То, что слышит публика, и то, что происходит на самом деле, две разные вещи.

Надо бы передать это Чангу Апане, хотя уяснить это следовало бы именно Талии Мэсси.

Я тоже поднялся. Выдавил из себя улыбку.

Она пристально посмотрела на меня своими глазами навыкате.

– Никто не знает о том, что вы узнали, мистер Геллер? Только вы и мистер Дэрроу? Даже мистер Лейзер?

– Никто, – сказал я.

– Вы не расскажете Изабелле...

– Нет.

– Я не хочу, чтобы Томми знал об этой лжи.

– Это не...

За ее спиной Дэрроу знаком попросил меня не заканчивать предложение.

– ...входит в наши планы.

Она улыбнулась, облегченно вздохнула и сказала:

– Что ж, тогда... я, пожалуй, присоединюсь к Изабелле, миссис Дэрроу и мистеру Лейзеру. Мне нужно выпить чаю, чтобы утихомирить желудок.

Взяв Талию за руку, Дэрроу проводил ее до двери, оживленно болтая с ней, успокаивая, приглаживая ее взъерошенные перышки, и наконец она ушла.

Дэрроу медленно повернулся ко мне и сказал:

– Спасибо, Нат. Теперь мы можем сделать для наших клиентов то, что нужно.

– А как насчет того, чтобы как-то помочь несчастным ублюдкам, которых ложно обвинила эта сука?

Он подошел и положил руку мне на плечо.

– Успокойся... не суди Талию слишком строго. В этом деле она была первой жертвой и все еще страдает.

– А как же парни Ала-Моана?

Неуклюже прошествовав к своему креслу, Дэрроу уселся в него, вернул ноги на скамеечку и сложил руки на обширном животе.

– С помощью Талии мы устроим и это дело. Повторного слушания не будет.

Я сел напротив него, на то место, где сидела Талия.

– Их сторонники требуют полного оправдания. Вы видели газеты... местное цветное население, подогреваемое принцессой Как-там-ее, считает, что ребята Ала-Моана заслуживают полного очищения от этой грязи. – Я махнул рукой в сторону фотографий Лаймана и Каикапу. – Я понимаю, что настоящие плохие мальчики уже получили свое – и надолго, и это радует. Но в глазах общества Хорас Ида и его приятели навсегда останутся с клеймом насильников.

– Со временем дело будет официально закрыто за неимением достаточных улик. – Он пожал плечами. – Совсем закрыть такое дело нет никакой возможности. Во всяком случае, не полностью. В глазах белого населения, здесь и дома, да, ребята Ала-Моана навсегда останутся насильниками. А для множества этнических групп, населяющих этот остров, – они герои, возможно, трагические герои, но все равно герои... а Джозеф Кахахаваи – герой-мученик.

– Наверное.

Дэрроу невесело засмеялся.

– Как по-твоему, Нат? – Он кивнул в сторону снимков Лаймана и Каикапу. – Твое подкрепленное информацией мнение – они изнасиловали ее? Или просто ограбили, избили и вышвырнули?

– Не знаю, – сказал я, – и мне все равно.

Дэрроу покачал головой и печально улыбнулся.

– Не позволяй себе так быстро зачерстветь, сынок. Эта бедная девушка вышла прогуляться под луной и вернулась искалеченная на всю жизнь...

– Джо Кахахаваи вышел на утреннюю прогулку и вообще не вернулся домой.

Дэрроу медленно кивнул, и глаза его увлажнились.

– Ты должен научиться сберегать львиную долю своей жалости к живым, Нат... мертвые окончили свои страдания.

– А как насчет Хораса Иды и его дружков? Они живы... за одним маленьким исключением. Вы, наконец, собираетесь с ними встретиться?

Болезненная морщина прорезала его лоб.

– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Ты знаешь, что я никогда не смогу этого сделать.

Подходило время его послеполуденного отдыха, и я ушел, в последний раз попросив его тогда встретиться с Идой и остальными.

Однако ходят слухи – неясные, но продолжающиеся и по сей день, – что старик и обвиняемые по делу Ала-Моана обедали вместе в уединенной комнате в заведении Лау И Чинга и что во время той единственной и странной встречи о деле напомнил только произнесенный К. Д. тост за одно пустое место за столом.