Текст книги "Проклятые в раю"

– Вы честный человек.

Я чуть не подавился кокой.

– Что?

– Вы говорите, что думаете. Вы ничего не скрываете.

Частенько я скрывал все, но сказал:

– Это верно.

– Вы потанцуете со мной?

– Конечно.

«Счастливые фермеры» как раз начали «Письма любви на песке», гитара вступила с особым старанием, и когда я прижал к себе Беатрис, от аромата ее цветка у меня закружилась голова... или в этом был виноват ром?

– Я не была уверена, что вы придете, – сказала она, – из-за мисс Белл.

– Мы с Изабеллой только друзья.

– Она сказала своей кузине, что вы возлюбленные.

– Это... э... преувеличение. Мы познакомились только на пароходе. Кроме того, она зла на меня.

– Потому что вы так обошлись сегодня с миссис Мэсси.

– Это уж точно.

– Нат.

– Да.

– Теперь ты до конца подрос?

– Почти совсем.

Следующий танец был быстрым. Я как мог поправил брюки, и мы вернулись к столику. Но не успели мы сесть, как Беатрис спросила:

– У тебя есть машина?

– Разумеется.

– Мы можем поехать ко мне. Я живу с мамой, двумя сестрами и двумя братьями. На Капалама-вэй.

– Я остановился в «Ройял Гавайен».

– Нет. Не туда. Может увидеть мисс Белл. Верно замечено.

Она коснулась моей ладони. Тихо, застенчиво проговорила:

– Я знаю место, куда ездят пары. Вниз по дороге вдоль пляжа.

– Показывай, – сказал я.

Скоро мы уже выруливали с парковки Вайкики.

– Видишь эту парикмахерскую? – спросила она, указывая на ряд захудалого вида заведений через дорогу. – Видишь ту закусочную?

Я пригляделся. В обветшалом двухэтажном здании – на втором этаже были жилые помещения – размещалась парикмахерская, с традиционным навесом и окном с надписью «Парикмахерская на Эна-роуд». Через окно была видна женщина-парикмахер, подстригавшая белого мужчину. Дальше, по направлению к пляжу, стояла палатка с вывеской «Японская лапша, горячие сосиски», а вокруг, на свободном участке земли, за беспорядочно расставленными столиками сидели пары и ели из мисочек горячую лапшу. Тут же неподалеку стояло несколько автомобилей, их пассажиров обносили азиатского вида официанты в белых фартуках на манер «обслуживания не выходя из автомобиля».

– Вот здесь свидетели видели миссис Мэсси? – сказала Беатрис. – Она шла мимо, а за ней следом шел белый мужчина.

– А это, – сказал я, кивнув в сторону большого двухэтажного белого магазина с вывеской «Бакалея – Холодные напитки – Табак», который стоял дальше, на углу Хоброн-лейн и Эна-роуд, – то здание, которое не позволило свидетелям увидеть, как схватили Талию.

– Если это правда, – спросила Беатрис, – что случилось с белым мужчиной, который шел за ней? Он исчез за углом?

Я посмотрел на нее.

– Беатрис... а чего, между прочим, ты добиваешься?

– До своей смерти в прошлом году мой отец работал на том же консервном заводе, что и отец Коротышки.

– Коротышки?

– Сумицу Ида. Хорас Ида. Сверни здесь.

Я по-прежнему хотел попасть в прибежище влюбленных. Когда я свернул на дорогу, идущую вдоль пляжа, антураж Эна-роуд несколько изменился – вместо забегаловок и магазинчиков появились бунгало размером чуть больше деревянных хижин и тесно стоящие обшарпанные двухэтажные жилые дома.

Она заметила, что я быстро осмотрел окружающую местность.

– Здесь снимают жилье холостые офицеры из Форта де Рассей.

Я фыркнул.

– Я думал они предпочитают что-нибудь получше.

– В стороне от любопытных глаз, поэтому можно спокойно привести местную девушку. Недалеко от пляжа, где можно познакомиться с женщинами-туристками. И женами моряков. Только, говорят, не все офицеры холостяки.

Мы двигались дальше, и пейзаж снова изменился. Теперь мы ехали вдоль пляжа, и в этот момент наш автомобиль был здесь единственным. Дорога была немного разбита, довольно ухабистая, в лунном свете поблескивала ее белая коралловая основа. Она не слишком отдалялась от океана – его было слышно, чувствовался его запах, только не было видно, но местность вокруг была, скорей всего, пустынной, только вдоль дороги тянулись заросли колючего кустарника и диких кактусов. Пальм не было и в помине, торчали только телеграфные столбы.

– Они часто ругались, – внезапно сказала Беатрис.

– Кто?

– Мистер и миссис Мэсси.

– И как же?

– Он обзывал ее и приказывал заткнуться. Иногда она уходила.

Я наморщил лоб.

– Ты знаешь, из-за чего они ссорились?

– Ей здесь не нравилось. Она скучала. Слишком много пила. Он требовал, чтобы она прекратила, что она отвадила от дома всех его друзей. У нее острый язычок, у миссис Мэсси.

– Сколько ты у них работаешь?

– Больше двух лет.

– Значит, ты уже была, а не поступила к ним помогать по хозяйству, когда миссис Фортескью сняла отдельный дом?

– Нет. Я уже была у них, когда приехала миссис Фортескью.

– Они с Талией ладили?

– Нет. Она все время ругала миссис Мэсси, что та мало делает по дому, мало готовит, много спит.

– Так миссис Фортескью поэтому сняла себе бунгало?

Беатрис кивнула.

– И из-за ссор между мистером и миссис Мэсси. Они тревожили миссис Фортескью. Здесь... поворот здесь.

Мы проехали еще мили полторы. Небольшая дорожка привела на поляну. Фары «дюрана» выхватили цементный фундамент разрушенного здания. Всякий хлам, битые бутылки, окурки и следы шин – ничего себе местечко.

Я выключил мотор и фары. Полная луна позволяла нам хорошо видеть друг друга. Лунный свет приглушил цвет помады и цветка в ее волосах. Я пристально разглядывал Беатрис. Одна моя половина восхищалась ею, вторая половина пыталась ее разгадать, сама же она смотрела в сторону.

– Что еще ты знаешь, Беатрис? – спросил я. – Что ты знаешь, что так сильно тебя тревожит и из-за чего ты искала со мной встречи?

Ее голова дрогнула, на меня настороженно взглянули темные глаза. Без всякого выражения, как бы между делом, словно скучающий клерк за стойкой, она произнесла:

– Я знаю, что миссис Мэсси встречалась с другим мужчиной.

– С каким другим мужчиной?

– С каким-то офицером. Он приходил, когда мистер Мэсси отсутствовал. Сначала раз в неделю. Потом, в мае прошлого года, он стал приходить чаще. Оставался на целую неделю, когда мистер Мэсси дежурил на подводной лодке.

Я перевел дух. Позади нас, скрытый за кустами, бился о коралловые рифы океан.

– Весьма вызывающее поведение, Беатрис.

– Они не целовались, не прикасались друг к другу у меня на глазах. Они спали в разных комнатах, по крайней мере ложились спать и просыпались утром в разных комнатах.

– Тем не менее они вели себя бесстыдно...

– Они ходили купаться на Вайкики, ездили на пикники в Каилуа, на пляж Нанакули. Иногда она два-три дня не ночевала дома, брала с собой простыни, тапочки, полотенца, ночную рубашку.

– Кто был этот офицер?

– Лейтенант Брэдфорд.

Джимми Брэдфорд. Тот парень, который бродил вокруг ее дома с расстегнутой ширинкой, парень, которого Талия утешала перед тем, как ее увезли в больницу...

– Ты никому об этом не сказала, – подытожил я.

Она свела брови.

– Мне стыдно. Мне нужна эта работа. Моя мать – вдова с пятью детьми. Всего лишь одно поколение отделяет меня от работы кули, Нат. Я не могу рисковать...

Я подвинулся к ней поближе. Коснулся ее лица.

– Тебе нечего стыдиться, милая.

– Ты не знаешь, что это такое. Мой отец приехал сюда из Хиросимы, там было слишком много людей, слишком много бедняков. Здесь, на плантациях сахарного тростника, мой отец работал за девять долларов в месяц и еду. Для него это был большой шаг вперед. На консервном заводе он зарабатывал еще больше, но работа по восемнадцать часов в сутки в течение многих лет убила его.

Я погладил ее по волосам.

– Я вырос на Максвел-стрит, милая. Я и сам ребенок трущоб. Но каждому новому поколению чуть-чуть легче жить... твои дети пойдут в колледж. Вот увидишь.

– Ты забавный.

– Почему это?

– Эгоистичный, но добрый.

– Добрый, да? – Я провел ладонью по ее прохладной обнаженной руке. – Почему бы нам не оставить разговоры обо всей этой ужасной мути и не заняться чем-нибудь более приятным...

Я поцеловал ее. Она откликнулась с душой и подарила мне очень приятный поцелуй, но весьма стандартный. То есть я хочу сказать, что мне не открылось никаких тайн Востока. Тем не менее на меня он оказал нужное воздействие – я снова набирал нужный объем.

Я наклонился вперед, чтобы поцеловать ее еще раз, когда она сказала:

– Ты знаешь, где мы, Нат?

– Конечно... в убежище влюбленных.

– Правильно. Это Ала-Моана.

– Дерьмо, – выругался я. – Извини мой французский... Именно здесь это и случилось. Здесь это и случилось!

Она кивнула.

– Это старая карантинная станция для животных.

Я отодвинулся от Беатрис, разглядывая сквозь ветровое стекло сорняки, мусор и цементные плиты.

– Куда, по словам Талии, ее привезли... и изнасиловали...

Она снова кивнула.

– Хочешь выйти? Посмотреть?

Я разрывался между двумя самыми неотложными желаниями своей жизни: страстным томлением между ног и любопытством глаз.

В конце концов проклятое любопытство пересилило.

– Да, давай ненадолго выйдем.

Я вышел со своей стороны, обошел автомобиль и открыл для нее дверцу.

– Видишь вон те кусты? – спросила она. – Ее затащили туда, как она говорит.

И я повернулся и уставился в гущу зарослей, словно они могли мне что-то поведать. Но лунный свет не проникал сквозь эти кусты, ничего не было видно.

Зато я кое-что услышал.

Кого-то.

– Здесь кто-то есть, – прошептал я, загораживая Беатрис рукой. – Быстро в машину!

Здесь был не один человек – я слышал, как они двигались, веточки пощелкивали у них под ногами. А я не захватил оружия! Ну кому придет в голову обвешиваться девятимиллиметровыми браунингами, когда он идет на свидание со служанкой, похожей на гейшу?

Затем, по одному, они появились из темноты – четыре лица, принадлежащие четырем мужчинам, мрачные лица, которые казались белыми в свете луны, но сами эти лица не были белыми, о, нет.

Это были лица четырех мужчин, четырех оставшихся, которые привезли сюда Талию Мэсси, изнасиловали и избили ее.

Они молча надвигались на меня, и я схватился за ручку дверцы, но она выскользнула у меня из пальцев.

Автомобиль уезжал из прибежища влюбленных – без меня.

Вцепившись пальцами с кроваво-красными ногтями в руль, Беатрис крикнула из машины:

– Я сделала, как вы просили. А теперь оставьте меня!

Я догадался, что обращается она не ко мне.

Глава 10

Я попятился, и они окружили меня. Четверо парней в хлопчатобумажных штанах и шелковых рубашках навыпуск, рубашки были темного цвета, что помогло им оставаться незамеченными, пока они сидели в кустах и ждали. Но когда я вышел на залитое лунным светом открытое пространство, а они, словно танцуя какой-то островной танец, вышли туда вслед за мной, на темно-синей, темно-зеленой и темно-пурпурной рубашках расцвели желтые, молочные и красные цветы – удивительно нарядная одежда для банды мерзавцев, сидевших в засаде.

Я остановился и повернулся внутри круга, не желая, чтобы кто-то оставался у меня за спиной. По фотографиям из досье я узнал их: Дэвид Такаи, гибкий, как лезвие ножа, темнокожий, плоское овальное лицо, внимательный взгляд ярких глаз, блестящих, как отполированные черные камни, черные волосы зачесаны назад; Генри Чанг, низенький, плотный, глаза горят негодованием, курчавые волосы кажутся шапкой над гладким, узким лицом, по выражению которого непонятно – разразится он слезами или взорвется гневом, Бен Ахакуэло, широкоплечий боксер, светлая кожа, он был бы красив, как картинка, если бы не густые брови над темными печальными глазами; и Хорас Ида, чей вид меня поразил, потому что на фотографии было запечатлено только круглое полное лицо со щелочками глаз и неаккуратный валик черных волос, и я оказался не готов к тому, что эта голова с по-детски пухлым лицом венчала невысокое, крепкое и гибкое, сильное тело, не говоря уже о том, что эти глаза светились умом, тревогой и серьезностью.

– Какого черта вы собираетесь со мной сделать? – спросил я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучало негодование, позволившее бы скрыть охвативший меня страх.

В течение нескольких мгновений единственным ответом был шум волн, разбивавшихся о риф, и шелест трогаемых ветром листьев. Ида посмотрел на Ахакуэло, словно ища поддержки. Но широкоплечий боксер со скорбными глазами молчал.

Наконец Ида сказал:

– Просто хотим поговорить.

Я медленно поворачивался в их кругу, и сейчас Ида оказался как раз лицом ко мне.

Я покрепче уперся ногами в землю.

– Ты спикер?

Ида пожал плечами. Я понял это как «да».

– Если вы хотели поговорить со мной, – сказал я, – могли бы прийти ко мне в отель.

Ида рассмеялся.

– Мы притягиваем газетчиков и копов, как дерьмо мух. Или вы думаете, что парни Ала-Моана могут прийти потанцевать в «Ройял Гавайен»?

Генри Чанг усмехнулся, на лицах остальных двух не отразилось ничего. Этих четверых, а до этого – пятерых, вместе с покойным Кахахаваи, конечно же, называли «парни Ала-Моана», по названию этого удаленного и разоренного места, где было совершено их предполагаемое преступление.

– И потом, – пожав плечами, сказал Ида, – откуда мы знали, что вы обратите на нас внимание? А здесь обратили.

Он был прав.

– Что вам, парни, от меня надо?

– Если захотим, можем вас отделать, верно?

Сжав руки в кулаки, я начал поворачиваться по кругу.

– Это может обойтись вам дороже, чем вы думаете...

Теперь заговорил Генри Чанг, но это было больше похоже на лай:

– Но мы можем, правильно, белый?

– Да, – согласился я. Меня мутило – первый, кто даст мне в живот, получит в лицо остатки сахарной ваты. – Да, полагаю, что вчетвером вы значительно превосходите меня по силе. Что скажете, если сойтись по очереди, по-спортивному?

Ида ударил себя в грудь, и звук эхом разнесся в ночи.

– Вы выслушаете нас, хорошо?

– А?

Он говорил так тихо, что шум разбивающихся волн почти заглушал его.

– Мы не собираемся вас отделывать. Мы не бандиты, как говорят газеты белых. Мы только хотим, чтобы вы нас выслушали.

Меня захлестнула волна облегчения.

– Я... э... совсем не против разговора с вами, ребята... но нельзя ли найти какое-нибудь более уютное местечко!..

– Можно. – Ида кивнул и улыбнулся, в его улыбке было какое-то беспокойство. – Я знаю хорошее место. Мы отвезем вас туда...

Подобная фраза могла только встревожить парня из Чикаго.

Но я не видел возможности вырваться от них. По крайней мере один из этих парней, Ахакуэло, был прекрасным спортсменом, чемпионом по боксу и звездой местной разновидности футбола, в который играют босиком. Какие у меня были шансы убежать от него!

Кроме того, я все больше чувствовал себя вне опасности. Несмотря на то, что вся эта история выглядела очень театрально, учитывая, каким образом заманила меня сюда моя восточная сирена, в эту заросшую кустами местность между Вайкики и Гонолулу, вреда я не ожидал. Я испугался, не скрою. Но вреда уже не ожидал...

Ида показывал вокруг себя.

– Вот место, куда, как говорит женщина Мэсси, мы ее привезли, где насиловали и били.

Генри Чанг с горечью сказал:

– Вы думаете я беру женщин силой? Думаете Бенни берет женщин силой?

Что я должен был сделать – возразить?

– Ваш город не слишком похож на место, где трудно снять девчонку, – согласился я.

– Мы можем вас убить, – сказал Ида. – Можем вышибить из вас все дерьмо. Но мы не собираемся этого делать. – Он повернулся к Такаи. – Мэк, подгони машину.

Гибкий японец кивнул и пошел прочь с поляны.

Ида сказал:

– Вы знаете, что сделали копы? Когда они не нашли здесь следов моих шин, они пригнали сюда мой автомобиль, проехались на нем и сделали следы. Но это им не помогло.

– Я слышал, – сказал я. – А еще я слышал, что в управлении у вас нашлись сторонники.

Ида кивнул, Ахакуэло тоже, Чанг смотрел на меня с неприкрытой ненавистью.

– Дайте мне объяснить, как выглядит эта помощь, – сказал Ида. – Это означает, что, когда одни копы предпринимают действия, чтобы засадить нас, другие копы предупреждают нас об этом.

Невдалеке заработал мотор автомобиля. Через минуту его фары осветили поляну. Такаи подъехал и, не выключив мотор, выскочил из машины. Это был желтовато-коричневый «форд-фаэтон» с опущенным верхом.

– Неизвестный автомобиль, – сказал я.

– Поехали, – сказал Ида.

Наша небольшая группа набилась в «фаэтон» – Такаи, Чанг и Ахакуэло сели сзади, Ида за руль, а я – рядом с ним, на переднее сидение.

– Мы не насиловали ту женщину, – сказал Ида, перекрывая мягкое урчание хорошо отлаженного мотора модели А. Мы гладко катили по Ала-Моана, но только до первой рытвины.

– Почему бы тебе не рассказать мне о той ночи, Хорас?

– Мои друзья зовут меня Коротышка, – сказал он.

Значит, мы уже друзья.

– Отлично, Коротышка, – отозвался я. И повернул голову, чтобы увидеть три враждебных лица на заднем сиденье. – Зовите меня Нат, парни.

Такаи указал на себя.

– Они зовут меня Мэк. – Показал на сурового Генри Чанга. – Он – О. – Это прозвучало, как «Оно», но через секунду я уже понял.

Ахакуэло произнес:

– Зовите меня Бенни.

И будь я проклят, если он не протянул мне руку. Я протянул свою, и мы обменялись рукопожатием. От остальных подобных предложений не поступило.

– Той субботней ночью в сентябре прошлого года, – сказал Ида, – я просто болтался по окрестностям. Поехал в чайный дом Мошизуки, без всяких происшествий. Послушал филиппинскую музыку на Тин-Кэнэлли, встретился с Мэком и Бенни. Пили пиво, болтали.

Впереди появились огни Гонолулу, и похожая на джунгли растительность поредела. Слева был виден океан – бесконечная, отливающая золотом чернота, смыкающаяся с усеянным звездами пурпурным небом, в котором висела и золотистая луна.

– Бенни сказал, что можно закатиться на свадьбу, он знал куда, – продолжал Ида.

У меня за спиной раздался голос Бенни:

– Нас не приглашали, но сын хозяина, док Корреа, мой друг.

– Мы выпили пива, поели жареной свинины. На свадьбе встретились с О и Джо Кахахаваи. Дело там шло медленно, и кто-то предложил поехать в парк Вайкики потанцевать.

Мы проезжали мимо Гувервилла, городка хибар, сооруженных из жестяных и картонных коробок... в нем не было ничего чисто гавайского, разве что раскинулся он на берегу океана.

– На танцы мы приехали в одиннадцать тридцать. Мы не хотели платить за билеты, потому что знали, что в полночь там закрывают. Поэтому взяли у выходивших оттуда знакомых корешки билетов, Джо и О пошли внутрь, а я остался ждать в машине.

Заговорил Ахакуэло:

– Нас видела там уйма народу.

– Да, – сказал Дэвид Чанг, – например, та девчонка, которую ты шлепнул по заду.

Такаи засмеялся:

– Рада небось, что шлепнул! Поэтому она его и запомнила.

Тали резко произнес:

– Она запомнила, что ты был пьян.

– Заткнись, – бросил Чангу Ахакуэло. Пейзаж вдоль Ала-Моана теперь напоминал болота. У меня появился шанс найти здесь москитов, которых выселили из Вайкики.

– Похоже, что в ту ночь вы здорово нагрузились, – сказал я. – Сколько же вы выпили?

– Бенни перебрал водки, – согласился Ида. – Джо тоже. Остальные пили пиво. На танцах Джо и О столкнулись с Бенни и Мэком. Потом Джо пришел на стоянку и отдал мне свой корешок. Я пошел туда, а он остался на стоянке.

Слева от нас я разглядел небольшой причал, к которому были привязаны небольшие лодки – в основном рыбачьи суденышки, сампаны с их характерными очертаниями и несколько случайно затесавшихся стройных яхт, которые выглядели здесь настолько же неуместно, как фрак и белый галстук на деревенской гулянке.

– В полночь, – продолжал Ида, – танцы закончились, мы еще побыли там, поболтали с приятелями, минут пять, наверное... потом сели в «форд» и вернулись на свадьбу.

– Сколько вы там пробыли?

– От силы минут десять. В доме играла музыка, но никто не танцевал, все шло к концу. Они пели «Прощальную». И пиво кончилось. Бенни захотел домой, на следующий день у нас была тренировка по футболу, поэтому я подбросил его, и он пошел домой, по Фрог-лейн.

Теперь впереди уже ясно различались дома Гонолулу, а слева от нас замерцали огни кораблей в гавани.

– Примерно в это время, – напомнил я, – у вас произошла стычка с той белой женщиной.

– Я покажу вам, где это случилось, – кивнул Ида, сворачивая направо, на Шеридан-стрит, первую улицу, на которую можно было свернуть.

Вскоре мы повернули налево, на Кинг-стрит. Справа от нас тянулась великолепная старая плантация, мелькавшая сквозь кусты, листву и затянутую колючей проволокой ограду. Листья пальм скрывали и защищали и ее, и сад от туристов, постоянно толкущихся в «Кокосовой шляпе» – сувенирном магазинчике напротив, который представлял собой покрытую травой хижину с хвастливой вывеской «Частичка старых Гавайев в самом сердце Гонолулу».

И задолго до того, как я ожидал увидеть его, моему взору предстало священное место обитания гавайского правительства – и всё благодаря гидам, которых вряд ли предоставил бы в мое распоряжение Оаху. Ида сбавил скорость, чтобы я смог все хорошенько рассмотреть. Дворец Иолани был справа, он стоял настолько далеко в глубине улицы, что в лунном свете казался кукольным домиком. Этот сундук в викторианском стиле с башнями по углам и по центру обоих фасадов, перегруженный безвкусной отделкой и казавшийся почти до смешного грандиозным на крошечном коврике своей лужайки и по сравнению с пальмами-часовыми, – этот дворец изо всех сил стремился выглядеть не по-гавайски.

Напротив дворца, слева от меня, располагалось здание суда, еще одно забавное чудовище с балконами, греческими колоннами и башней с часами по центру фасада. Борясь за внешность этого сооружения, в бой вступили несколько архитектурных стилей, но ни один из них не одержал победы, тем не менее от здания суда исходило величие комической оперы.

На каменном постаменте перед ним стояла золотая статуя туземного воина с копьем в руках, в украшенной перьями накидке, сильного и гордого.

– Король Камехамеха, – пояснил Ида. – Немного похож на Джо.

То есть на Джо Кахахаваи, его убитого друга.

– Джо гордился, что был похож на Камехамеху. Почти так же, как своим большим пальцем ноги, которым бил по мячу... Здесь его похитили.

Да, здесь. Когда в то январское утро Кахахаваи шел к зданию суда, чтобы отметиться, он зашел в тень статуи островного монарха и попал в руки Томми Мэсси и компании. По соседству с судом, на боковой улочке, стояло современное здание почты, где, поставив свою машину, наблюдала и ждала миссис Фортескью.

Мы проехали через центральную часть Гонолулу, совсем рядом с отелем Александра Янга, и, если бы я захотел, то мог с легкостью выскочить и убежать. Я не совсем понимал, почему эти ребята захотели, чтобы я их выслушал, но я не думал, что мне угрожает опасность, а кроме того, я хотел их выслушать...

За центром, в рабочем квартале, Ида остановил автомобиль у обочины, но мотор не выключил. Мы находились на пересечении важнейших улиц – Кинг-стрит и Лилиха-стрит, налево, в направление Перл-Харбора уходил, изгибаясь, бульвар Диллингэм.

– Машину вел маленький белый парень, – сказал Генри Чанг, – но набросилась на нас его большая толстая мама-полукровка.

Ида сказал:

– Она заорала из окошка: «Смотри, куда тебя черти несут!». А я крикнул в ответ: «Чего орешь?»

Тихо, с сожалением в голосе Ахакуэло сказал:

– Джо разъярился, увидев белого мужчину с этой скандальной девкой. Большой Джо выпрыгнул из машины и крикнул: «Тащи сюда своего проклятого белого, и я покажу ему что почем».

– Но этот малыш остался за рулем, – сказал Ида. – Он выглядел по настоящему напуганным. А большая толстая мама не испугалась... она вылезла из машины, здоровая такая баба, ростом почти с Джо. Она шла и ругалась, от нее сильно пахло спиртным, пьяная была, к дьяволу. Мы все выскочили из машины, но они с Джо уже сцепились. Она схватила Джо за горло и царапала его, а Джо оттолкнул ее, и она упала на подножку своей машины. Большая, жирная дикая кошка. Нам хватило, Джо тоже, мы забрались в машину и, смеясь, помчались прочь на всех парах.

– Только, как оказалось, смеялись вы рано, – сказал я. – Потому что она поехала в полицию и заявила, что на нее напали.

Ида растерялся и смутился.

– Это она ударила Джо.

– А Джо ударил ее. – Я решил рискнуть. – Я слышал, что он ударил ее в лицо... как ударили Талию Мэсси.

Позади меня на своем языке что-то сказал Генри Чанг.

На похвалу это было непохоже.

Ида настороженно взглянул на меня.

– Он только оттолкнул ее. Если бы Джо ее ударил – да вы смеетесь! Он бы сломал ей челюсть!

Я ничего не сказал. Да мне и не надо было – Ида внезапно понял, что сказал. Он сглотнул, выжал сцепление и аккуратно поехал назад по Кинг-стрит, направляясь в город. Довольно скоро он свернул налево, на Нууану-стрит.

Некоторое время Ида молчал. Может быть, он размышлял, как сложилась бы его – и Джо Кахахаваи – жизнь, если бы небольшая стычка с Агнес и Гомером Пиплз, так звали ту пару, не вышла за рамки словесной перебранки.

Наконец я спросил:

– Почему ты солгал, Коротышка?

Он бросил на меня тревожный взгляд.

– Что?

– Ты солгал копам, когда они пришли к тебе домой и вытащили из постели – рано утром, после изнасилования.

Он собирался остановиться как раз рядом с буйной зеленью парка, где Нууану-стрит разветвляется. Дорога вправо была снабжена указателем «Пасифик-хайтс».

– Я ничего не знал о том, что какая-то белая женщина подверглась нападению, – сказал Ида. – Я знал только, что Джо ударил какую-то суку-полукровку, и не хотел быть впутанным в это.

– Поэтому ты сказал копам, что вообще нигде не был прошедшей ночью. И что одолжил свою машину какому-то знакомому гавайцу, которого знал с виду, но не по имени?

Усмехнувшись, Ида кивнул. Усмешка была безрадостной.

– Не очень удачная ложь, верно?

– Хуже и придумать нельзя, – бодро подтвердил я.

– Но потом, в то же утро, я сказал правду...

– Естественно, после того, как они тебя раскрутили... но, солгав, ты плохо начал.

Когда первое слово из уст подозреваемого оказывается ложью, полицейские ему больше не верят.

– Этот коп Макинтош, он притащил меня в свой кабинет, где уже сидела с перевязанным лицом миссис Мэсси и сказал мне при ней: «Полюбуйся на свою работу!» А потом спросил, не я ли на нее напал!

Боже, и это называется не давить на свидетелей... с таким же успехом Макинтош мог повесить парню на шею табличку с надписью «насильник». А что же случилось с обычной процедурой предъявления обвиняемого среди других, похожих людей?

– Но она меня не узнала, – сказал Ида. – На следующий день, в воскресенье, полицейские отвезли Мэка, О, Большого Джо и меня в дом Мэсси в долине Маноа.

– За каким дьяволом?

– Чтобы она могла нас опознать.

Никакой тебе шеренги, в которой настоящие подозреваемые перемешаны с мнимыми, никакого бдительного ока представителей окружного прокурора – единственные подозреваемые полицией с доставкой прямо на дом!

– В воскресенье копы еще не схватили Бенни, – продолжил Ида. – Поэтому его с нами не было. Забавно, миссис Мэсси обратилась к Большому Джо – «Разве ты не Бен?» Но сказала, что узнает О и Джо. На меня она не указала. Не узнала, хотя накануне видела в полицейском управлении.

Мы проехали уже несколько миль по дороге в долине, по обе стороны от нас раскинулись баснословно богатые поместья, окруженные роскошными садами с возвышающимися тут и там королевскими пальмами. Все это было похоже на огромные декорации под открытым небом.

– Позже в тот же день, – сказал Ида, – миссис Мэсси отвезли в больницу. А копы схватили Бенни на футбольном поле, где он тренировался, и привезли его в больницу и спросили у миссис Мэсси, не он ли один из напавших на нее.

С заднего сиденья раздался голос Ахакуэло:

– Она сказала, что не знает меня!

Несмотря на то, что копы разве что не перевязали ребят красными ленточками и не положили их на колени миссис Мэсси, она не смогла узнать их в течение тех критических сорока восьми часов после преступления. Только потом она вспомнила все, вплоть до размера их обуви.

– Мы невиновны, – с гордостью произнес Ида, когда «фаэтон» проезжал, похоже, мимо кладбища.

– Может, тут вы и не виновны, – сказал я. – Но не пытайтесь обмануть обманщика – ваш приятель Джо был осужден по обвинению в краже... – Я посмотрел через плечо и адресовал свое следующее заявление Ахакуэло, отношение которого ко мне, казалось, несколько потеплело, Генри Чанг по-прежнему смотрел на меня со злобой. – А ты, Бенни, вы с О отсидели по обвинению в изнасиловании.

– За попытку изнасилования! – бросил Чанг.

– Извини. Большая разница...

– Нас отпустили на поруки, – сказал Ахакуэло, – обвинение свелось к «связи с малолетней». Мне было восемнадцать, О тоже еще был малышом... мы пошли на вечеринку, там было много спиртного, и все трахались.

– Некоторым девушкам еще не было шестнадцати, – пояснил Ида.

Значит предыдущие обвинения в изнасилованиях против Ахакуэло и Чанга, которые привели в такое негодование адмирала Стерлинга, были «половой связью с несовершеннолетними».

– И Джо не обвиняли в краже, – добавил Ида.

– В самом деле?

Ида отрицательно покачал головой. Теперь мы проезжали другой парк, носивший, согласно деревянной табличке, название «Парк королевы Эммы».

– Джо одолжил своему другу Тоеко Фукунаге деньги. Фукунага очень долго не отдавал их, не хотел отдавать. Через какое-то время Большой Джо выбил из него монету, а Фукунага подал жалобу. Был суд, но присяжные не пришли ни к какому решению.

Похоже, в отношении этих ребят суд никак не мог прийти ни к какому решению.

– Окружной прокурор сказал, что повторного суда не будет, если Джо признает себя виновным в нападении и оскорблении действием, – продолжил Ида. – Ему дали тридцать дней.

Значит список преступлений Большого Джо Кахахаваи состоял из разногласия с другом по поводу долга.

Закончились трамвайная линия, и, по мере того как дорога, петляя, начала подниматься все выше, как из-под земли стали вырастать частные дома. Проехав примерно милю после окончания трамвайной линии, Ида взял на развилке вправо, и мы мягко поплыли по высокому берегу над потоком, но дорога скоро нырнула в туннель из деревьев, заслонивший лунный свет.

Мне опять стало как-то не по себе.

– А куда ты меня везешь, Коротышка?

– Посмотреть на Пали, – сказал он, как будто мне это что-то говорило.

Эвкалиптовый лес сменился нагромождениями камней, а стены ущелья, казалось, начали смыкаться над нами, пока мы забирались все выше. У меня заложило уши. Воздух сделался прохладным, стал покусывать ветер.

– Что-то холодает, – заметил я. – Может, поднимем верх?

Ида покачал головой.

– Пали может сорвать полотняный верх.

Кто такой Пали, циклоп, что ли?

– Кто, к черту, этот Пали? – прорычал я.

– Пали – это гора, – сказал Ида, – на которую Камехамеха со своими воинами загнал воинов Каланикупуле. Лететь оттуда высоко.

Сзади с готовностью подхватил Генри Чанг:

– Лететь две тысячи футов, белый.

– Как это мило с вашей стороны, что вы помогаете мне чувствовать себя здесь как дома, – сказал я. – Но может, дальнейший осмотр достопримечательностей подождет до утра...