Текст книги "Мой учитель Филби. История противостояния британских и отечественных спецслужб, рассказанная с юмором и драматизмом"

Военная лекция в Лондонской школе экономики

Работая в разведке, ты никогда не можешь быть уверенным в том, как будут оценены результаты твоих усилий. Свидетельством тому является небольшая история, которую я сейчас расскажу.

Подошел как-то ко мне на резидентурском чердаке коллега и друг Володя Белов и заявил:

– Продаю за стакан красного сногсшибательную наколку. Через неделю в Лондонской школе экономики состоится закрытая, только для своих, лекция командующего Военно-морскими силами НАТО в Северной Атлантике. Сам понимаешь, на какую тему, о стратегии оборонной политики блока и противодействии странам Варшавского договора в регионе. Мне мой контакт даже номер аудитории подсказал, где это будет происходить. Представляешь, какую информацию можно принести, если пробиться туда? Я бы точно сходил сам, но с моим прикрытием переводчика международной организации по сахару соваться туда просто смешно. Да и небезопасно, если заметут.

Я согласовал этот вопрос с резидентом и начал готовиться к этому авантюрному мероприятию. Будет ли строгая система пропуска только по приглашениям? Что отвечать, если спросят, откуда я? Как одеваться, чтобы не попасть в диссонанс с остальными участниками? Брать ли с собой портативный магнитофон для записи?

После долгих прикидок решил, что пойду в обычном одеянии молодого преподавателя – поношенный твидовый пиджак и вельветовые брюки, без магнитофона. Вдруг придется проходить через рамку? Если спросят, то представлюсь журналистом, который заинтересовался мероприятием, и меня, скорее всего, просто завернут. В карман же на всякий случай положил маленький блокнотик и огрызок карандаша.

У входа в аудиторию собралось немало людей примерно моего возраста и так же одетых. У дверей действительно была установлена рамка. Рядом с ней два охранника спорили с журналистской бригадой, обильно оснащенной телекамерами. Я подошел ближе и увидел, что охранники заворачивали не кого-нибудь, а команду? Би-би-си. Дескать, нельзя, мероприятие не для прессы. Но подтянутые люди в твидовых пиджаках и без атрибутов журналистской профессии почему-то спокойно и уверенно проходили внутрь.

Я небрежно швырнул на столик перед рамкой ключи от машины, нацепил на лицо типичную английскую полуулыбку, и секьюрити пропустили меня в аудиторию без единого вопроса.

Народа там хватало. Я нашел свободный стул в середине помещения и принялся изучать соседей. Это были все те же подтянутые молодцы от тридцати до сорока лет, с серьезными липами.

На подиуме стояли два кресла. Их заняли седовласый старик профессорского вида и высокий, поджарый военный при полных адмиральских регалиях, вошедшие через заднюю дверь. Профессор представил гостя и перед тем, как дать ему слово, убедительно попросил присутствующих воздержаться от записей.

Уже первая, заранее подготовленная часть лекции адмирала оказалась очень содержательной с точки зрения моего истинного ведомства. Я опасался делать заметки, старался на полную катушку включить извилины изрядно перегретого мозга, ответственные за запоминание, и даже немного покраснел от натуги. Вскоре домашние заготовки натовского морского волка закончились. Начались вольные импровизации и доверительные ответы на вопросы, поступающие из зала. Поток сногсшибательной информации стал воистину бурным.

Тут я понял, что без записей никак не обойтись, и осторожно оглядел на соседей. Один увлеченно слушал докладчика, кивал в знак согласия с его тезисами. Другой приподнялся, тянул руку, чтобы задать вопрос. Я воспользовался моментом, положил ногу на ногу, незаметно разместил под полой пиджака блокнотик и начал на ощупь писать какие-то каракули карандашом.

Так продолжалось минут сорок. Докладчик почувствовал себя в окружении своих людей, окончательно расслабился и не стеснялся в конфиденциальных оценках сильных и слабых сторон натовской обороны в Северном море и зоне пролива Ла-Манш, называл количество и класс советских подлодок и прочее, прочее. Когда он закончил выступление, старик-профессор сердечно поблагодарил адмирала и еще раз напомнил достопочтенным присутствующим джентльменам, что все услышанное ими в этот вечер – строго не для печати.

Такого серьезного улова у меня, пожалуй, ни разу до этого не было. Я мысленно просверлил на лацкане пиджака дырку для ордена, рванул домой, водрузил на письменном столе стакан с виски и сразу же принялся распознавать каракули из блокнота, приводить их в божеский вид.

Работал я полночи и наутро отправился в резидентуру, чтобы изложить бесценную информацию в виде шифртелеграмм. По моим предварительным прикидкам, их набиралось не менее пяти штук, одна лучше другой.

Когда тяжкий труд героя-разведчика был наконец завершен, я отдал пачку исписанных листов спецблокнота информационному работнику резидентуры. Тот бегло просмотрел материал, восторженно вымолвил нечто вроде «ни… себе!» и рванул перепечатывать их на телеграфных бланках.

Не прошло и получаса, как с шумом распахнулась дверь начальственного кабинета.

Здоровенный, как медведь, резидент Аркадий Васильевич Гук крепко сжал меня в объятиях и зычно проревел:

– Ну ты даешь, старина! С такой информацией мы точно утрем нос веем «сапогам», вместе взятым! Направим прямо сейчас. Не сомневаюсь, что телеграммы получат самую высокую оценку центра.

Тут необходимо сделать небольшое отступление, разъясняющее тогдашние принципы оценки разведывательной информации, поступавшей из резидентур. Самой высокой категорией было самостоятельное использование. Это когда сведения были настолько важны, самодостаточны и не вызывали сомнений, что их прямиком направляли кому-то из членов Политбюро, а то и Генеральному секретарю ЦК КПСС, либо в профильные министерства и ведомства. Для резидентуры и самого оперработника такое попадание равнялось пятерке.

На четверку оценивалось использование телеграммы в «обобщенной информации», когда ее присовокупляли к другим сведениям на эту же тему. Самая низкая категория деликатно именовалась «для накопления сведений». Это означало, что информация вызывает сомнения либо попросту является маловажной.

Таким вот образом подсчитывались и оценивались результаты информационной работы резидентуры. За отчетный период подготовлено энное количество телеграмм, из которых столько-то реализованы самостоятельно, столько-то в обобщенке и столько-то оставлены для накопления.

Шеф был настолько уверен в успехе моей вылазки, что, не дожидаясь оценки центра, начал ставить меня в пример другим оперработникам. Мол, учитесь у этого молодца. Он не побоялся влезть в самое логово и вернулся с жирной добычей в зубах.

Я ходил как кот в масле. Коллеги по резидентуре откровенно мне завидовали. Особенно автор сногсшибательной наколки Володя Белов, которого, правда, ожидал не только стакан красного.

Но вот пришла оценка из центра. Все пять депеш были оставлены для накопления сведений. Причина? Сведения не подкреплены данными из других источников и вообще вызывают сомнения, а где-то даже смахивают на дезинформацию. То есть, если следовать логике ясеневских аналитиков, вся история с закрытой военной лекцией в одном из самых престижных британских вузов, включая мое попадание на нее, с самого начала была коварной провокацией МИ-5, предпринятой в целях дезинформации советского руководства.

Вроде бы большего абсурда не придумать. Но, успокоившись, я подумал, что такое наверняка случилось не в первый и далеко не в последний раз. Вспомнил, к примеру, как в мае-июне 1941 года весь Берлин оживленно говорил о предстоящей войне с русскими, а в Москве этот секрет Полишинеля гневно отметали как провокацию то ли геббельсовской пропаганды, то ли извечных британских недругов.

А какие сверхубедительные основания подводились некоторыми аналитиками советской разведки в доказательство того, что Ким Филби и его друзья по «кембриджской пятерке» являются агентами-двойниками? Да мало ли других примеров, причем во всех разведках мира, когда реальная информация выбрасывалась в корзину и, наоборот, полностью вымышленные сведения раздувались до размеров слона и в значительной степени влияли на ход мировых событий?

Отсюда следует вывод. Разведчик должен быть стрессоустойчивым не только при непосредственном выполнении своих обязанностей, но и при оценке их результатов начальством.

Ольстер: совсем рядом с терроризмом

Терроризм – это всегда страшно.

Когда весной 2010 года на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры» прогремели взрывы, унесшие десятки жизней москвичей, я работал в офисе, расположенном неподалеку от места трагедии, на Зубовском бульваре. В кабинет ворвалась наша сотрудница, в глазах ужас, волосы всклокочены, вся одежда в гари, местами порвана. Она, всхлипывая, рассказала нам, что при выходе из подземки ее накрыло взрывной волной. Женщина только что своими глазами видела кровь и разорванные трупы.

Когда я примчался на место теракта, картина, открывшаяся взору, сразу напомнила мне о первых соприкосновениях с терроризмом в Лондоне.

Вы знаете, как выглядят негры в состоянии глубокого стресса? Они из коричневых становятся серыми.

Именно таких людей мой глаз выделил в обезумевшей толпе, хлынувшей в магазин, находящийся на Оксфорд-стрит.

Вдоль знаменитой торговой улицы ехала полицейская машина, из которой громкоговоритель вещал:

«Всем срочно покинуть улицу! Срочно покинуть улицу!»

Через несколько минут в одном из баров, совсем рядом, рванула бомба, унесшая жизнь полицейского сапера, который пытался ее обезвредить. Дело было осенью 1981 года.

Второй раз я где-то на полчаса разминулся со смертью накануне Рождества в восемьдесят третьем. Рождественскую распродажу в легендарном «Хэрродсе» пропустить грех. Только в этот период в универмаге, славящемся своими запредельными ценами, можно хоть что-то купить. Товары там отменного качества.

Подъехал я с семьей к универмагу, к тому месту на боковой улочке, где раньше всегда парковался. Неподалеку, в пространстве, оцепленном аварийной лентой, стояла вереница карет «Скорой помощи», суетились врачи и полицейские. С башенки шестиэтажного дома свисал капот автомобиля, невесть как оказавшийся там. В тот день погибли шестеро, включая трех бобби. Семьдесят пять человек получили ранения.

За обоими терактами, как и за многими десятками других, стояло так называемое временное крыло Ирландской республиканской армии. Действовали боевики примерно по одному сценарию. Они закладывали бомбу и за несколько минут до взрыва оповещали полицию о приблизительном месте, где он произойдет. Например, в одном из баров на Оксфорд-стрит.

Это, конечно, заставляло полицию постоянно быть в тонусе, однако, несмотря на ужасающую регулярность атак, в Лондоне и других крупных городах за пределами Северной Ирландии не вводилось чрезвычайное положение. В 1979 году был взорван на собственной яхте лорд Маунтбэттен, последний вице-король Индии и дядя принца-консорта Филиппа. Спустя несколько лет лишился ног один из высокопоставленных британских генералов. Однако королевская чета и члены кабинета министров продолжали разъезжать по столице и стране с минимальной охраной.

Вот что я видел собственными глазами, когда медленно подъехал к перекрестку двух узких улиц в центре города. Прямо перед моим капотом возник полицейский с рацией – мобильников тогда не было в помине – и подъемом руки остановил движение. Секунд через 15–20 в метре от меня вписался в поворот королевский «Роллс-Ройс», за абсолютно прозрачным, а не тонированным стеклом которого восседала Ее Величество Елизавета Вторая, мирно беседующая со своим супругом. За ними одна машина охраны, и все. Как только они проехали, полицейский отдал нам, автомобилистам, честь и тут же возобновил движение, изо всех сил стараясь как можно быстрее ликвидировать небольшую пробку.

Вернемся, однако, к воспоминаниям о неожиданных прямых контактах с североирландскими террористами.

В восьмидесятые годы прошлого века советскую разведку, по крайней мере политическую, не очень-то интересовала проблема Северной Ирландии. Не могу припомнить ни одного серьезного оперативного или информационного задания в этой области. Скорее всего, с терроризмом у нас связываться боялись, старались держаться подальше от этой чисто внутренней британской проблемы. А мирового терроризма тогда еще практически не было.

Но журналисты – беспокойные сердца. В Северную Ирландию нас никто не посылал, но мы с Юрой Кубасовым из «Комсомольской правды» и Сережей Воловцом, представлявшим «Литературную газету», решили-таки посетить «горящий Ольстер», как тогда писали в советских газетах. Никак невозможно трудиться собкорами в Британии и не побывать в самой горячей точке страны! Короче, каждый из нас инициативно попросил свое издание разрешить командировку, все трое получили добро и веселой компанией отправились в дальний путь на соседний остров.

Мы с песнями домчались на машине до Ливерпуля, погрузились на паром, которому предстояло за несколько часов пересечь Ирландское море, загнали авто в трюм и уселись в ресторане под зычный звук пароходного гудка, возвестившего об отходе судна. И тут, прямо по Пушкину, «разыгралося синее море», причем не на шутку. Шторм был, конечно, не девятибалльный, но весьма серьезный. Достаточно сказать, что вместо четырех часов мы в конечном итоге провели в пути девять. Качка была по худшему варианту – боковая, а она, говорят, максимально усиливает приступы морской болезни.

Ресторан быстро начал пустеть. Многие наши попутчики из-за соседних столиков, бледнея лицом, стали с безумными глазами выскакивать на палубу и, не рискуя перегнуться за борт, выворачивали свои многострадальные желудки на стены каютных помещений. Особенно страдали солдаты и офицеры резервного полка, возвращавшегося с учений. Здоровенные были такие мужики, но, увы, сухопутные.

Выглянув на палубу и увидев всю эту красоту, мы сразу поняли, что надо принимать какие-то меры, пока нас не постигла такая же печальная участь. Тут Кубасов вспомнил нечто, когда-то услышанное или прочитанное. Как ни парадоксально это звучит, но лучшее противоядие от морской болезни – полный желудок. Мы подумали, что хуже вряд ли может быть, моментально заказали по обильному ланчу и по пинте знаменитого ирландского пива «Гиннес».

Употребив все это, мы осознали, что совет был, скорее всею, правильный. По крайней мере, мы уверенно продолжали сидеть за обеденным столиком, чуть ли не единственные во всем ресторане, осмелели, заказали по второму «Гиннесу», потом по третьему. Ничего, сидим себе и на качку уже почти не обращаем внимания.

Единственная проблема – необходимость время от времени выходить в туалет. Таких испоганенных кабинок я не припомню даже на любимой Родине. По пути нам попадались бедолаги из резервного полка, ведущие себя как сомнамбулы. Они гуртовались прямо рядом с туалетами, боялись далеко отходить от них.

Девять часов пути, кажется, уместили в себя шесть пинт «Гиннеса». Сходили мы на ирландскую землю, может быть, и не очень твердой походкой, но, по крайней мере, не пораженные морской болезнью и поэтому вполне веселые.

А на суше нас уже ожидали другие, не менее интересные впечатления.

Первое впечатление от Белфаста состояло в том, что все его улицы патрулировались английскими солдатами, совсем молоденькими, лет по восемнадцать-девятнадцать, с карабинами наперевес. Они передвигались попарно, лица насторожены, оружие готово к бою. Подойдя к перекрестку, парни вставали на колено, резким движением выбрасывали ствол за угол и прицеливались. Время от времени они делали примерно то же в направлении машин, проезжающих мимо.

Надо сказать, что ощущение у меня было жутковатое. Солдатики выглядели совсем цыплятами. Кто его знает, что у них творилось в голове. Ведь им тоже, небось, страшно было получить пулю от боевика из ИРА. Следовательно, они могли в любой момент пальнуть с перепугу.

Мы поехали мимо здания полиции. Оно было настолько богато декорировано бетонными надолбами, колючей проволокой и прочей атрибутикой безопасности, что отдыхают любые кадры, которые мы впоследствии видели в телерепортажах из Чечни.

Мы разместились в отеле и пошли гулять по вечернему Белфасту. При входе в торговый центр происходил шмон по полной программе. Просвечивание и выворачивание сумок, прощупывание одежды на предмет скрытого оружия.

Утром мы позвонили местным журналистам, вызвавшимся помочь в организации нашей поездки, и уточнили программу встреч с представителями различных политических сил и общин Северной Ирландии.

Первое рандеву с каким-то местным социал-демократом мне не запомнилось вообще. Видно, совсем неинтересный был мужик.

Затем был англичанин-протестант, бизнесмен средней руки. Из беседы с ним в памяти остался такой пассаж

– Никогда не верьте телерепортажам о пылающем Ольстере, – уверял он нас. – Горит, к примеру, одна машина, а кинооператоры снимают ее так, что создается впечатление, будто пылает целый район или даже город. Мне вот пятьдесят лет, всю жизнь прожил в Белфасте. За это время вдали один раз взорвалась бомба, а во второй была перестрелка.

Разобравшись с протестантской общиной и нейтральными силами, мы приступили к самому лакомому разделу программы, то есть к контакту с силами, выражающими интересы католического меньшинства Ольстера. Такую расплывчатую формулировку я выбрал не случайно. В провинции тогда действовала крупная партия Шинн Фейн, официальная, вполне легальная сила, отстаивающая политическими методами интересы католиков. Она якобы никак не была связана с террористической Ирландской республиканской армией, которая неизменно брала на себя ответственность за все печально известные теракты в Британии, начиная с 1969 года и до конца века.

Короткая историческая справка для тех, кто не в курсе. Под давлением движения ирландского народа за независимость от Британии последняя в начале двадцатых годов разделила Ирландию очень уж хитрым образом. В шести северных провинциях ирландцы-католики оказались в меньшинстве. Ссылаясь на это, англичане оставили Ольстер в составе метрополии, которая с тех пор стала именоваться Соединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии. Когда в 1969 году произошла сильная вспышка волнений на национально-религиозной почве, в Ольстер были введены британские войска, и провинция в течение десятилетий фактически жила в условиях чрезвычайного положения.

Так вот, нам предстояла встреча с Джерри Эдамсом, одним из самых известных лидеров Шинн Фейн, который впоследствии стал членом британского парламента от этой партии и, надо отдать ему должное, сделал немало для того, чтобы в Ольстере наконец-то воцарился мир. Но это случится потом, а пока…

Встреча происходила в доме довольно заброшенного вида. Он одиноко стоял на пустыре за густой колючей проволокой. Через анфиладу грязноватых помещений мы проследовали в самую заднюю комнату, представлявшую собой некое подобие паба. Стойка бара, несколько столиков.

От английского бильярда, снукера, оторвался высокий черноволосый бородач в очках Это был Джерри Эдамс. Его окружали несколько качков весьма бандитского вида. Они настороженно разглядывали советских гостей. Нам предложили по пиву и усадили за столики.

– Как я понимаю, наша задача заключается в том, чтобы убедительно рассказать вам о репрессиях британских властей в отношении народа Ольстера, – начал Джерри Эдамс. – Мы приведем вам несколько неопровержимых доказательств в надежде на то, что вы ознакомите с ними читателей, проживающих в вашей стране. Предлагаю начать с Линды. Позовите ее.

В комнату вошла худая девушка, мягко говоря, не блистающая красотой. Она стала рассказывать, как ее по ничем не обоснованному подозрению в пособничестве террористам бросили в английскую тюрьму. Последовало описание ужасных условий содержания, примеры бесчеловечного обращения с заключенными со стороны тюремщиков и особенно тюремщиц, которых Линда сравнила с зондеркомандой СС.

Рассказчица постепенно заводилась от собственного повествования. Ее возбуждение достигло предела, когда она начала демонстрировать, как овчарки-тюремщицы ощупывали каждый сантиметр ее тела даже при походе в туалет. Рванулась блузка, замелькал лифчик, руки забегали по всем складкам тела, движения которого скорее напоминали стриптиз-шоу. Да и речь ос наполнилась откровенно возбуждающими стонами.

К счастью, Линда свой эмоциональный рассказ наконец-то закончила и раздеваться не стала. Мы поблагодарили ее и обещали обязательно написать о беспределе английских тюремщиц.

Вслед за этим нас повезли к матери мальчика, который был убит год назад пластиковой пулей. По дороге Джерри Эдамс, сопровождавший нас, рассказал, что эти полицейские боеприпасы, тогда еще деревянные, впервые были применены британскими колонизаторами для разгона демонстраций в Малайе. По инструкции стрелять ими разрешается только рикошетом по ногам. А английский солдат выстрелил двенадцатилетнему Шону в упор в грудь, и тот скончался от страшной гематомы. Несчастная, облаченная в траур мать мальчика заученными фразами поведала нам о своей трагедии, показала альбом с фотографиями.

К беседе подключились соседи, многие из которых были очевидцами случившегося. Эдамс приказал пацанам, снующим вокруг, раздобыть несколько пластиковых пуль, и те моментально выполнили его указание.

Пластиковая пуля оказалась увесистым снарядом. По форме цилиндр, а по весу примерно как хоккейная шайба. Да, если такая штуковина попадет в любую часть тела, то мало действительно не покажется. Пулю, врученную мне тогда, я храню до сих пор как воспоминание обо всем том, что услышал и увидел в Белфасте.

На импровизированном митинге, участниками которого были мать и соседи погибшего ребенка, Джерри Эдамс заявил, видимо, не только для нас, но и для всех остальных, что положение в Ольстере со временем обязательно изменится.

– Пока мы еще в меньшинстве, – сказал он. – Но, слава богу, у католиков рождается намного больше детей, чем у англичан-протестантов, и недалек час, когда демографическая ситуация в провинции бесповоротно изменится в нашу пользу.

Его прогноз оказался абсолютно верным. Все точно так и произошло уже в начале двадцать первого века!

Мы попрощались с Эдамсом и его людьми в штаб-квартире Шинн Фейн и уселись в авто с водителем, приписанное к нам. Пока машина выруливала со стоянки, мы увидели, что к нам от здания бежит человек из свиты Джерри, явно желающий сообщить что-то важное.

Молодой парень в интеллигентском пенсне и с козлиной бородкой бежал трусцой за машиной и выкрикнул в открытое окно буквально следующее:

– Товарищи! Не забывайте, что Лев Давидович Троцкий еще в двадцать шестом году горячо поддержал борьбу ирландского народа за независимость от британских колонизаторов!

Да, только этого нам и не хватало. Те, кто работал на идеологическом фронте в советское время, наверняка помнят, что любые упоминания Троцкого, кроме отрицательных, воспринимались руководством ЦК КПСС крайне негативно. Поэтому данного персонажа лучше было сторониться, как чумы.

Вот вроде бы и все о той познавательной поездке. Однако через несколько месяцев одно из наших ольстерских знакомств получило неожиданное продолжение.