Текст книги "Рождение Юпитера"

Вопреки ожиданиям, Капитан не стал тянуть с ответом.

– История человечества – она перед ними.

– При чем здесь история человечества! – уныло протянул Шелли.

– История человечества, – настойчиво повторила плазменная сфера, – представляет собой синусоиду. Подъемы и спады…

– При чем здесь подъемы и спады! Зачем эта диалектика? Можем ли мы обойтись без хрестоматийных примеров и хоть раз поговорить о чем-то предметном? – взмолился Шелли.

– Вам не позволяют подняться выше определенного уровня, – ответил тогда Капитан. – Как только вы достигаете критической точки, начинается продолжительный спад. Упадок, который отражается на науке, на социальных отношениях, на культуре. Человечество низводится до первобытных первооснов. В течение тысячелетий люди пытаются встать на ноги, и когда-нибудь снова оказываются на коленях. Вы привязаны к системе Солнца не только гравитационной силой. Вам не дают овладеть знаниями, необходимыми для преодоления межзвездных пространств.

– Не верю! – поспешил высказаться Шелли. – Басни! То, о чем они говорят, без сомнения любопытно, однако бездоказательно.

Мифический безымянный прайд, агенты которого инициируют регресс после достижения человечеством предельного уровня развития и… тем самым сознательно способствуют скорейшей гибели вида?

Кому это нужно? Кто в такое поверит?

В словах Капитана присутствовал какой-то алогизм, который резал слух Шелли, словно фальшивая нота в хорошо знакомой пьесе. Агенты безымянных прайдов действуют вопреки инстинкту самосохранения? Кто тогда они: безумные фанатики? Выродки-мутанты, вроде плутонианских тиранов? Они ведь догадываются, что от конца времен не укрыться по другую сторону от Солнца! Причиняя вред ученым Сопряжения, эти недостойные лишают шанса на спасение собственных жен и детей! Нет-нет! Даже самые отъявленные мерзавцы так не поступают…

А может, безымянным известен способ напакостить Сопряжению, а самим остаться невредимыми?

Бессмыслица! Солнце скоро, очень скоро рассудит и правых, и виноватых. Звезде нет никакого дела до возни людишек и их козней.

Да и не существует такого изощренного оружия, чтобы нанести единовременный урон человечеству, расселившемуся на десятках планетоидов! Шелли захотел сказать об этом Капитану, но… осекся.

На Плутонии он собственными глазами видел газовую машину, способную разогнать или затормозить вращение целой планеты (планетоида, если быть точным). Кто бы мог подумать, что в пространстве Сопряжения возможно отыскать подобный артефакт? А сколько еще таких скрыты под тысячелетними наслоениями льда?

Да и сам регресс (мерзкое словечко!) не обязательно случится в один момент. Вполне возможен… такой себе апокалипсис продолжительностью в несколько веков.

Капитан зашипел. Волосы на голове Шелли встали дыбом, – настолько наэлектризованной стала атмосфера.

– Выпадет случай, побывай на Ганомайде (?), – посоветовал Капитан. – Если тебе так необходимы доказательства, то ты их обнаружишь в руинах табулария Старой Столицы.

– Выпадет случай… – с горечью повторил Шелли. – Я лечу на Титан, чтобы вступить в Партию. Если выпадет случай, и я останусь в живых. Тогда – да. Я непременно воспользуюсь их советом. Только не думаю, что от него будет прок. Ганомайд деформирован воздействием Солнца и давно покинут людьми. Старая Столица законсервирована, и попасть под ее купол невозможно без санкции Пермидиона. Кроме того, говорят, в ближайшие дни окрестности Юпитерекса и вовсе закроют для гражданских кораблей. Вплоть до отключения сегмента магистрали!

– Отправляйся с ними к звездам! – пророкотала плазменная сфера. – И тебе больше не будет страшна Партия, а равно что-либо другое в этой Вселенной. Скажи лишь: позволяю!

– Никак нет, Капитан! – отрезал Шелли.

– Разве ты не желаешь увидеть чужие звезды вблизи? Побывать там, где можно жить без биосферных куполов, под открытым небом? Скажи – позволяю! И только!

Шелли закусил губу.

Искушение было велико. Он вспомнил свои полеты вне эклиптики: когда острый нос «Золотого Сокола» смотрел в сторону таких близких, но таких недосягаемых звезд. Сказать одно слово и избежать смутной судьбы приговоренного к Партии. Слово – всего лишь слово! – и прикоснуться к тайнам Вселенной. Прикоснуться голыми руками. А цена?..

– Они намерены забрать меня навсегда? – спросил Шелли, ощущая, как пересохший язык царапает нёбо.

– Как пожелаешь, молодой Шелли. Пройдет время, и ты сможешь вернуться в ту точку околосолнечного пространства, какую назовешь им.

Шелли прижал ладони к вискам.

– Они могут дать гарантии, что свойства физического тела – моего физического тела – не изменятся, согласись я отправиться в путешествие со «Странником»? Что, вернувшись в Сопряжение, я останусь самим собой?

– Стань их спутником, и ты увидишь то, что никогда не увидеть людям. Двойная планета – две сферы, обращающиеся вокруг общего центра масс. Планета, лишившаяся в результате чудовищной катастрофы полушария, однако не утратившая пригодной для дыхания атмосферы. Хочешь посмотреть на инопланетные формы жизни? На живые кремниевые кристаллы, поющие друг другу песни посредством радиоволн? На миры, населенные самыми причудливыми с человеческой точки зрения существами…

«…никогда не увидеть людям».

Это «никогда» отрезвило Шелли. И снова в торопливых словах Капитана он уловил отзвук грозящей ему беды. Да, он мечтал о звездах. Мечтал, что «Золотой Сокол» засияет у чужих планет. У тех самых планет, на которых можно жить под открытым небом. Мечтал, что следом за «Рурком» в чужое пространство ворвутся сотни и тысячи кораблей людей. Мечтал, что спасется старый Юлиус, что покинут систему Солнца отец и мать, бедолага Брут и несносная Климентина, даже жирный клеветник Огр Мейда, и он пусть живет себе в новом мире – быть может, открытое небо изменит недостойного в лучшую сторону.

Но то, что предлагает Капитан… Какой прок от звезд, если, выбрав их, он приговорит себя к одиночеству? К космическому вселенскому одиночеству?

Человечество погибнет, когда Солнце из-за непрерывного расширения разрушит само себя. А он будет метаться от звезды к звезде, от галактики к галактике, от квазара к квазару – одинокий, вечный и утративший рассудок.

– Я отказываюсь, – сказал Шелли маленькому солнцу, висящему перед его лицом. – Пусть человеческое останется с человеком.

– Ты погибнешь, – констатировал Капитан.

– Ты… они не могут знать будущее.

– Они существуют слишком долго, им не нужно обладать сверхъестественными способностями, чтобы предугадать судьбу потерявшего голову мальчишки.

– Судьба одного мальчишки – метания фотона в солнечном ядре, они слишком хаотичны, чтобы быть кем-то или чем-то предугаданными.

– Иди с ними. Они будут любить тебя.

– Отпустите меня, кем бы они ни были. Верните на «Сфинкс».

– Ты рожден покорять звезды.

– Я рожден человеком.

Беспокойная поверхность шаровой молнии вдруг застыла, Шелли отчетливо увидел каждую структуру, каждую деталь повернутого к нему полушария. Затем сфера исчезла – была и нет! – и лишь ток воздуха, да еще мгновенно образовавшаяся пылевая воронка выдали, что на месте погасшего Капитана осталась невидимая глазом, но необыкновенно тяжелая сингулярность.

Шелли почувствовал, что его засасывает в гравитационный центр вместе с пылью и воздухом.

«Что они делают? Неужели это и есть вход в гиперпространство?» – запаниковал он.

Прижал колени к груди, обхватил руками голову… но гравитационная аномалия канула в пространственно-временной прорве, прежде чем ее коснулся хотя бы волосок с горячей головы благородного. Капитан исчез, вместе с ним развеялся его мрачный корабль.

Шелли остался в темноте. Он лежал на палубе «Сфинкса», уткнувшись лицом в пахнущую пылью ковровую дорожку.

7

Климентина пришла в себя под вой сирен. Было страшно и странно слышать эти звуки внутри разоренного купола безжизненной станции. Лишенный эмоций голос автоматической системы настойчиво предлагал несуществующему экипажу «приступить к немедленной эвакуации», занять место в спасательных ботах и убраться пока не поздно на другой край системы. Климентина бессмысленно повела головой, – она опять не могла понять, где находится. Да и не очень того хотела; она просто лежала не шевелясь, с закрытыми глазами. Она ждала и надеялась, что боль уйдет из тела, что она вновь станет легкой и сильной, что к ее мыслям вернется ясность, а зрение обретет фокус.

Но боль уходить не собиралась. Ленивыми волнами боль лизала ей ноги, ощупывала ребра и шею, а иногда – накрывала с головой. Тогда Климентина уплывала, поддаваясь течению, в серую дымку беспамятства.

Станция вздрогнула.

Климентина открыла глаза. Перевернутый мир биосферного купола наполняло светло-голубое свечение. Время от времени сверкали белые вспышки, и она четко видела свою звездоподобную тень, которая падала на стальной диск палубы. Мохнатые корни и колючие ветви, свисающие внутрь купола, неспешно покачивались.

Климентина приподнялась: станция движется? Морщась и шипя, перевернулась на живот. Поглядела сквозь прозрачную поверхность фасетки и ахнула: за бортом не было ни звезд, ни быстрых искорок курсирующих вдали кораблей. Только бело-голубое, но с каждой секундой становящееся более темным, клубящееся марево.

Сетчатку обожгла яростная вспышка, и прежде чем на время ослепнуть, Климентина успела заметить ветвистую молнию, промелькнувшую возле самого купола. За молнией грянул гром. Корпус станции застонал протяжно и жалобно, словно расстающееся с жизнью раненое животное.

Корни и ветви теперь раскачивались, как маятники. И амплитуда нехитрых движений становилась по-настоящему пугающей.

Заброшенная гидропоническая станция падала на Нептунию; громоздкую орбитальную конструкцию подхватил атмосферный поток, словно стремительный ручей – невесомую соломинку.

Климентине, наконец, удалось встать. Под ее ногами проносились грязно-белые аммиачные облака, они облизывали тонкую скорлупу из кристаллических фасеток. Казалось, Нептуния пробует купол на прочность перед тем, как нанести единственный сокрушительный удар.

Среди облаков мелькали какие-то розовые сиюминутные образования; молнии, сверкающие на разных высотах, подсвечивали многослойную структуру нептунианского неба. Был виден стремительный бег сине-зеленых метановых туч, а глубоко внизу скользили серебристые, словно галактики, пойманные объективом телескопа, спирали циклонов.

От вида бурлящей бездны у Климентины закружилась голова. Она оказалась в плену стихии, бесконечно враждебной человеку. Еще ни одному смертному не доводилось бывать здесь… по крайней мере – по собственной воле. Тем более она не слышала, чтобы кому-то удавалось вырваться из этой ревущей западни.

Усилием воли Климентина не позволила себе запаниковать: она прижала к вискам исцарапанные кулаки и попыталась собраться с мыслями.

Климентина понимала, что станция не упадет в скрытый от глаз людей океан жидких газов. Обреченная конструкция неизбежно завязнет в плотных слоях атмосферы, когда притяжение и сила выталкивания уравновесятся. Падение прекратится, начнется бесконечный дрейф по воле ветров.

Насколько же хватит станции? Выдержит ли корпус нарастающее давление? Не разорвут ли его шторма? Не расколет ли случайной молнией? Корпус станции достаточно крепок, а вот биосферный купол не рассчитан на то, чтобы его сжимали.

Климентина осторожно переступила с ноги на ногу.

Любопытно, на сколько минут хватит прозрачной полусферы? Не послышался ли ей сейчас хруст лопающейся фасетки?

Любопытно… Тем не менее настырная автоматическая система права: нужно как можно скорее убираться со станции. Удастся ей сделать это или нет… Но не сидеть же сложа руки!

Климентина вновь поплелась к краю купола.

Корабль похитителей еще здесь, рассуждала она, если, конечно, его не оторвало от стыковочного узла. На худой конец, на станции должны быть спасательные боты. Вот только какой толк от утлых суденышек в бурном небе Нептунии?

Климентина кусала губы, подбираясь к заветному краю. Часть пути она смогла пройти по-человечески, часть пришлось ползти на четвереньках.

Качка усиливалась. Выбравшись в коридор, Климентина поняла, что передвигаться придется, отталкиваясь то от одной переборки, то от противоположной. Будто без того синяков и ссадин не хватало…

Она задержалась, обнаружив на переборке схему станции. Аварийное освещение мерцало и грозилось погаснуть в любую секунду. И все-таки Климентина внимательно изучила станцию.

Четыре купола, словно лепестки цветка, прилегают к вытянутому цилиндру центрального модуля. Стыковочное кольцо располагается ниже уровня биосферных куполов (а в условиях «перевернутости» станции – выше). Гнезда спасательных ботов – в верхнем и нижнем поясах центрального модуля. Вместо лифта через станцию проходит гравитационный колодец. Скорее всего, он не работает… а если и работает, то совсем не так, как полагается.

На первый взгляд – все просто и понятно.

Климентина двинулась по коридору дальше. С удивлением обнаружила, что ее мутит: станцию качало нещадно. Но вслушиваться в собственные ощущения бесфамильная не стала – вперед! вперед! вперед! – подгоняла она себя. За ближайшим поворотом должен оказаться гравитационный колодец…

Колодец действительно не работал. Ни одного огонька не теплилось в узкой шахте, пронзающей станцию сверху донизу.

Волна сердитого гула заставила Климентину вжаться в переборку.

Опылители!

Она осторожно выглянула из-за угла и увидела над колодцем три кластерных контейнера. Контейнеры мелко и часто тряслись, дребезжали расшатанные крепления, и причиной тому была вовсе не качка: очнувшиеся от спячки опылители предчувствовали гибель станции и рвались наружу, не зная, конечно, что снаружи их тоже ничего хорошего не ждет.

И опять за бортом громыхнуло так, что станция содрогнулась, словно была живой. По коридорам прокатился дребезг бьющегося стекла, погасло аварийное освещение. Климентину выбросило из-за угла, и – будто нарочно – швырнуло на контейнер с опылителями.

Она уперлась ладонями в светящуюся надпись:

«Осторожно! Насекомые-мутанты! Не выпускать в присутствии незащищенных спецсредствами людей!»

Опылители, почуяв тепло человеческого тела, отреагировали незамедлительно: стенка контейнера прогнулась наружу, не выдержав дружного натиска тысяч разъяренных трутней.

Климентина отпрянула. На ощупь, придерживаясь перил, опоясывающих гравитационный колодец, отступила к аварийной лестнице. Нашла перекладины и поползла вверх, стараясь не обращать внимания ни на качку, ни на неистовство опылителей.

Лампы вспыхнули с новой силой. Случилось это так неожиданно, что Климентина на секунду зажмурилась. А когда открыла глаза, то увидела, что одного контейнера на своем месте больше нет, что крепления раскачиваются пустые. Сейчас же в глубине колодца загрохотало. Скрежет раздираемого металла смешался со знакомым гулом невидимых крыльев.

Забыв изумиться появившимся силам, она ринулась вверх. А в колодце кипела исступленная возня. Ей показалось, будто нечто большое, нечто сильное и бесконечно тупое крушит все, что попадается ему на глаза… и при этом неспешно поднимается следом за ней.

Оглушительный треск заглушил какофонию, воцарившуюся на обреченной станции.

Рывок! И она едва не летит вниз – на радость беснующемуся рою.

Охнула! Пролетела несколько ступеней! Вцепилась! Повисла над темной шахтой, сжав онемевшие пальцы на скользкой перекладине.

Автоматическая система (она до сих пор призывала всех к немедленной эвакуации) запнулась на середине фразы и изрекла с той же интонацией:

– Опасное загрязнение атмосферы! Содержание ядовитых газов превышает предельно допустимое значение!

Климентина выгнула спину. Качнулась вперед, зацепилась босой ступней за перекладину. Приникла к лестнице, переводя дыхание, затем… вверх!

…опасное загрязнение атмосферы… Вверх! …рано или поздно это должно было случиться!.. Перекладина! …один из четырех куполов не выдержал давления… Еще вверх! …что с воздухом? Метан пока не ощущается… Хорошо! Вверх! …хорошо, если доступ в поврежденный сектор станции отсекается!.. Перехватиться! Вверх! …хорошо, если в этой орбитальной могиле работает хотя бы пара аварийных систем!..

Вот и уровень стыковочного комплекса! Дальше бежать некуда. И назад не вернуться: гул опылителей преследует ее по пятам.

Здесь грязь и запустение. Вереница задраенных люков вдоль окружности стыковочного кольца.

Неужели они все заперты?

Она соскочила с лестницы на платформу, застряла в пыльной паутине кабелей (эта изнаночная сторона не предназначалась для пеших прогулок), проползла вдоль горячих трубопроводов… и увидела открытый шлюз! Из овального проема лился непривычный для глаз оранжево-красный свет. Корабль мерзавцев-похитителей был на месте.

Она подпрыгнула, ухватилась за металлический порог и втянула себя в кессон.

Взлетела пыль и мелкий мусор: мрачный рой пронесся у нее за спиной. Арьергард опылителей отделился от общего потока и ринулся в кессон. Следом за ней.

Кессон был длиною в каких-то десять шагов. Но уже на середине пути Климентина почувствовала, как в спину врезаются тяжелые тельца, как силятся проткнуть ткань платья похожие на железные иглы жала.

Климентина ворвалась в шлюз чужого корабля. Не глядя, ткнула пальцами в панель запирающей системы. Лепестки титановой диафрагмы сомкнулись с шелестом обнажаемого меча. Бесфамильная завертелась волчком, сбивая с груди, с плеч и с живота обезумевших насекомых. Застучала обутой ногой, вминая неподатливый хитин в палубу.

Наконец, она разделалась с опылителями. Три секунды ушло на то, чтобы, вцепившись руками в переборку, перебороть новый приступ головокружения. Тошнотворная качка не утихала, да и не могла она утихнуть: в глубине Нептунии ветры усиливались. Единственное, что радовало Климентину, – «верх» и «низ» на этом недружелюбном и незнакомом корабле, оказались на своих местах.

Саднило и болезненно пульсировало там, куда все-таки достали жала опылителей. Сколько же яда сегодня пришлось впитать ее телу? Найдется ли в Сопряжении антидот достаточной мощности, чтобы излечить ее?

Лоскутами слазила кожа с обмороженных ног. Особенно с той, что осталась без обуви. Климентина тихонько заплакала, рассматривая сочащиеся лимфой раны. Но опять – совсем не долго. Необходимо было найти рубку, разъединить корабль и станцию, а затем… Затем попытаться вывести его из атмосферы Нептунии.

Климентина побежала в носовую часть корабля. В какой-то миг она поразилась аскетизму проносящихся мимо отсеков и коридоров. Даже у нее, бесфамильной, жилые пространства «Белой Кайры» были украшены фресками, барельефами, изящными статуэтками, а уж покои благородных – и подавно. Здесь же взгляд скользил по голым переборкам, по местами потертой, местами – потемневшей от времени обшивке. Складывалось впечатление, будто на этом корабле путешествуют не люди, а механизмы, которым чуждо ощущение красоты и гармонии. Впрочем, только таким выродкам, должно быть, по плечу похитить девушку и мучить ее…

Но и это не было сейчас главным.

Главное скрывалось в ходовой рубке. Главное – отделить пуповину кессона от гибнущей станции и разжечь пламя в дюзах маршевых двигателей. К счастью, Нептуния не столь массивна, как, например, Юпитерекс. Климентина надеялась, что корабль, форсировав тягу, еще имеет шанс вырваться из лап газового гиганта.

Она опустилась в кресло астроника, убрала со лба прилипшие пряди волос. Сквозь смотровую розетку был виден один из куполов – его обратная, плоская сторона. Купол темным кругом нависал над воронкой циклона, над неспокойным пенистым краем, сплетенным из тугих нитей седых аммиачных туч. Внутри циклона непрерывно сверкали молнии. Они вспыхивали одновременно, вдоль всей видимой области. Вспыхивали, гасли и зажигались вновь. Это зрелище завораживало: грозовая подсветка, ее ритмика, наводила мысль о чем-то рукотворном, об искусственной иллюминации, наподобие позиционных огней межпланетных лайнеров. Словно исполинский насос, циклон втягивал в себя газовые потоки из верхних слоев атмосферы. В его центре и должно было завершиться погружение обреченной станции.

Климентина положила пальцы на податливую сенсорную панель, оживила ряд голографических экранов… и обомлела.

Экраны показывали тарабарщину. Полетные данные, состоящие из бессмысленного набора символов. Смесь из букв унитарного языка Сопряжения, двенадцати древних цифр и символов, которые очень походили на привычные, но сбоку были украшены причудливыми завитками.

– Код! – простонала Климентина. – Красное Солнце! За что?!

Она стиснула подлокотники до боли в пальцах. За ее плечами была Академия Астропилотирования, факультативы по мертвым языкам и протоматематике, но эти знания не стоили и ржавого скафандра. Климентина поняла, что ключ к шифру ей не подобрать. По крайней мере, за то время, что имелось в ее распоряжении.

Тогда, окончательно потеряв голову, она принялась отдавать команды наобум. И опять ей не повезло: корабль имел простую и надежную защиту от дураков. Получив поток неадекватных, непоследовательных команд, этот мрачный незнакомец заблокировал функции внешнего управления. Последнее, что успела получить Климентина от «ушедшего в себя» корабля – это четыре объемных портрета, они на секунду вспыхнули на каждом из экранов, а затем смешались с фрагментами кода, растворились в информационном шуме.

Портреты появились и исчезли, но Климентине не потребовалось много времени, чтобы узнать тех, кого она увидела. Первой была она сама. Вторым – чудак Ай-Оу. Третьим – Айвен Шелли. Четвертым – Брут Бейтмани. Ее портрет и портрет Брута были вписаны в мерцающие овалы.

– Значит, они добрались и до тебя, Брут! – заключила Климентина, продолжая терзать сенсорную панель на погасшем пульте.

Золотая Удача отвернулась от нее. Отвернулась от ее благородных друзей. Вчетвером они стали объектом преследования неизвестных палачей… Но почему?!

Каждый из них занимался своим делом, они вели непохожий образ жизни. Жили на разных планетоидах!

Почему именно мы?

Солнце.

– Солнце, – повторила она вслух.

Солнце спаяло их судьбы. Солнце наложило на четверых невидимую для остальных печать.

Климентина похвалила себя за проницательность. Солнце изменило их. Солнце прикоснулось к каждому из четырех. Ай-Оу раскрыл заложенную в него способность сразу. А им троим нужно для этого время. Время подходит…

«Хай-Оу! Ри-риссскажи нам… Хай-Оу!» – неожиданно вспомнила она фрагмент допроса. Тот незнакомец в темном плаще говорил с акцентом. Недостойный ублюдок! Она лежала на фасетке, а тот сидел рядом и давил ей коленом в грудь. Она не могла дышать, она была отравлена зарядом ядомета. А тот наклонился к ее лицу и дышал гнилью. Эта гниль просачивалась внутрь беспомощного тела, выворачивала внутренности и плющила кости.

Она больше не могла сдерживать себя и зарыдала. Она принялась колотить кулаками по мертвому пульту.

Ее унизили. Ее испугали. Ее заставили предать друзей. Ее ни за что обрекли на страшную гибель. И пусть недостойных зажалили до смерти обезумевшие насекомые-мутанты. Пусть то, что было вырвано из ее уст силой, никогда не покинет этой орбитальной могилы…

…капкан, в который она угодила, надежно держал жертву, хоть люди, поставившие его, уже мертвы.

Станцию, а вместе с ней и корабль незнакомцев, пронзила дрожь. На глазах Климентины ближайший биосферный купол взорвался миллиардом сверкающих фасеток. Завертелись на фоне озаряемых грозой туч обломки ферм, оторванные консоли и листы обшивки. Затем все на секунду исчезло, скрывшись внутри облака насыщенного влагой воздуха.

«Это Ай-Оу… Надо бежать…»

Климентина встрепенулась.

«Прости, дорогой друг! – мысленно взмолилась она. – Прости за то, что я предала. Будь осторожен! Я не знаю, кто эти люди. Но они пришли, чтобы уничтожить нас».

«Встань и иди».

«Некуда, наш славный чудак Ай-Оу! – Климентина улыбнулась сквозь слезы. – Я не могу управлять проклятым кораблем. Мне не вырваться из западни».

«Капсулы… левый борт… только иди! Ради меня – иди!..»

Дважды Климентине повторять не пришлось. Бесфамильная вскочила на ноги и кинулась на штурм коридоров чужого корабля.

Левый борт, корма.

Спасательные капсулы готовы к катапультированию. Три круглых люка открыты, крохотные кабины освещены красными аварийными огнями. Кого благодарить? Выходит… почти всемогущего Ай-Оу? Или же автоматику корабля, которая определила, что они терпят бедствие?

Климентина пригнула голову, скользнула в ближайший люк; упала в мягкий ложемент. В ту же секунду почувствовала, что ее тело обхватывают невидимые ремни. Лязгнули створки внешнего люка, затем – створки внутреннего. Зашипел стравливаемый из кессона воздух. Климентина нащупала миниатюрную сенсорную панель. Вздохнула с облегчением: капсула управлялась предельно просто. Да и чем в ней управлять? Один маршевый двигатель, четыре маневровых, их общий ресурс всего… нет, лучше не думать о ресурсе.

Она ощутила мягкий толчок: это капсула двинулась по рельсовой направляющей. Секунда, вторая и… рывок чудовищной силы! Одноместный бот, похожий на боевую ракету, ворвался внутрь нептунианского шторма.

Узкая смотровая розетка располагалась перед ее лицом, пилотажный визор проецировался прямо на стекло. Видно было не много: клубы голубовато-серого тумана, которые становились белыми, как мел, когда поблизости вспыхивала очередная молния. Климентина, наморщив лоб, пыталась на глаз определить курс. Оказалось, что сверкающий нос капсулы смотрит точно в центр циклона.

Нет, так не пойдет. Нужно в обратную сторону.

Она переместила визор левее, и тогда перед Климентиной во всей красе и ошеломляющем величии предстала слоистая граница Большого Темного Пятна.

«Интересно, видел ли кто-нибудь своими глазами то, что вижу я?»

Повинуясь прихоти атмосферных потоков, граница Большого Темного Пятна вдруг стала прозрачной, и Климентине показалось, что внутри умопомрачительного урагана проявились очертания чего-то… Чего-то титанического. Чего-то, что находилось не в газообразном, не в жидком, а в твердом состоянии.

…Четкие формы наводили на мысль о рукотворном происхождении. Изысканные арки и купола… Округлые эстакады… Сказочный город, укрытый в сердце Большого Темного Пятна…

Налетел новый порыв ветра, и капсулу развернуло. Перед смотровой розеткой замелькали грязно-серые клочья, засияли грозы, и было не понять, где в этом мире зенит, а где надир.

Залп маневровыми…

Удар!

Перед смотровой розеткой пронеслось сверкающее отраженным светом созвездие. Опять фасетки… Вперемежку с кристаллами водяного льда… Похоже, капсула зацепила один из уцелевших биосферных куполов. Так и есть: разлетаются в стороны, вращаясь, словно лопасти, решетчатые фермы.

Зато тангаж теперь верный: нос капсулы отыскал зенит.

Климентина глубоко вдохнула и активировала единственный «маршевик».

Тяжесть, во много раз превышающая собственный вес Климентины, вжала ее в ложемент, выдавила из груди воздух. Она некстати вспомнила, как только что давила опылителей. И как те хрустели под каблуком.

Климентина до сего момента представления не имела, каково это – летать на кораблях без искусственной гравитации и, соответственно, – без системы компенсации перегрузок.