Текст книги "Рождение Юпитера"

7

Михаэль выслушал доклад головорезов. Покивал большой головой, погладил подбородок.

– Корабль Тэга – на западной платформе, – перевел он для Константина на язык Сопряжения. Потом добавил с ноткой сомнения: – Как я ожидал, корабль брошен. Нас ждет грязная работа: придется перевернуть эту помойку вверх дном. Что скажешь?

Безымянный сосредоточенно выслушал. На его плече покоилась рукоять излюбленного молота, бугрились мышцы на могучих руках.

– Мне не нравится, что Тэг уже здесь! – проворчал Константин. – Почему так вышло? Да разве это засада, если жертва опережает охотников на целый ход?!

– Целый ход!.. – Михаэль поморщился. – Ты продолжаешь мыслить категориями Партии. Встряхнись, мой друг! Партия закончилась! Никаких больше ходов и «битых полей»! – Он откашлялся, перевел дыхание и продолжил. – То, что Тэг прибыл на место рандеву раньше нас, конечно, подозрительно… ммм… однако – вполне логично. Подумай сам: Тэг выбрал Ганомайд потому, что это – самый стабильный спутник в системе Юпитерекса. На нем – последний незаконсервированный город. В своем выборе Ай-Оу Тэг руководствовался теми же принципами, что и мы.

Константин тряхнул головой и выругался: слишком хорошо он знал большеголового, чтобы понять, – тот обеспокоен преимуществом Тэга не меньше остальных.

– Друг мой! Давай же возблагодарим судьбу! Нам не придется сидеть в этом котле недели и месяцы, ожидая, когда цель «клюнет» на приманку! – продолжил большеголовый. – Засада провалилась. Зато выйдет отличная охота! От Тэга нужно ждать сюрпризы, но и мы ни одну сотню лет занимаемся «прополкой» Сопряжения. Поэтому, с одной человеческой аномалией – клянусь Солнцем! – мы справимся…

Взгляд Михаэля блуждал по лицам прибывших людей. Безымянные убийцы, братья по оружию… красавцы! Они до сих пор пьяны от адреналина, которого хватили сверх меры во время подлета к Ганомайду. Их нервозную эйфорию продлевает предвкушение: с минуты на минуту Михаэль отдаст приказ, и они помчат через лабиринт городских коридоров и переходов. Охотиться на сверхчеловека!

– Я чувствую его запах, – Константин втянул носом воздух. – Этот выродок смердит, как гнилой потрох. Я без труда выслежу… этого Ай-Оу Тэга. Но мне не нравится мое беспокойство!

Бесфамильный подошел к пленникам. Лишенный воли Шелли то и дело терял сознание; благородного приводили в чувство, грубо встряхивая. Брут глотал открытым ртом горячий воздух, его широкая грудь бурно колыхалась. Климентина… Бесфамильная сестра… Законы Сопряжения запрещают двум бесфамильным вступать в сексуальные отношения друг с другом. Они – слишком ценны для праздных утех, они предназначены лишь для благородных.

Климентина сидела на полу и что-то беззвучно шептала. Взмокшие волосы облепили раскрасневшееся лицо. Константин улыбнулся, позволив страшным шрамам обезобразить его еще сильнее. Перед тем как Михаэль прикажет размозжить красотке голову, он обязательно приласкает маленькую дрянь, как бесфамильный бесфамильную.

Раздалось вкрадчивое журчание, вода потекла сквозь решетчатый пол на технический подуровень. Константин сфокусировал глазные имплантаты на бесфамильной «сестре»: та мочилась, бездумно вперив взгляд в одну точку.

– Бестия! – Константин, не целясь, ударил Климентину ногой.

Бесфамильная упала на спину и, кажется, перестала дышать.

Заерзал, пытаясь негодовать, Брут. Его успокоили, опустив тяжелый кадуцей на закрытую корсетом шею.

Шелли никак не отреагировал на происходящее. Лишь заблестела слюна, выступившая поверх кровавой корки на губах.

Константин сплюнул.

– Омерзительно! Не выношу, когда они поступают вот так!

Безымянные загудели, недоумевая: с их пленниками и не такие конфузы случались! От страха, от боли, от отчаяния… В конце концов, девица могла тронуться умом! – долго ли в ее положении?

– Тихо!! – Михаэль неожиданно поднял руку. Широкий лоб безымянного рассекла глубокая морщина. Он прислушивался к голосу из переговорного устройства, вживленного в кости черепа: на связь вышел астроник, оставшийся на «Кракене».

Обычно хладнокровный Михаэль столь стремительно изменился в лице, что никто уже не удивился, когда раздался хриплый вопль:

– Тревога, ри-ри-ри!!! По кораблям, ри-ри-ри!! Отступаем к межпланетной магистрали!! Бегом! Бегом, ри-ри-ри!!! Без вопросов! – Опередив всех, он бросился в коридор, ведущий к ближайшей посадочной платформе.

…поток обломков Еуропы врезался в поверхность Ганомайда…

Пол подпрыгнул к потолку. Никто из них не устоял на ногах: ни пленники, ни палачи. По коридору прокатилась волна горячего воздуха, повеяло вонью плавящегося пластика и горящей изоляции. Клубы серо-желтого дыма не заставили себя ждать.

Проснулись от спячки системы аварийного оповещения. Заныли на разные голоса сирены, сообщая сразу о метеоритной атаке, о разгерметизации, о радиационной опасности; об отказе систем охлаждения, о критическом уровне загрязнения воздуха, о пожарах на всех уровнях…

На Голгофу обрушились все бедствия, которые можно было только представить. Но электронный плач сирен едва слышался на фоне оглушительного грохота, скрежета разрываемого металла и треска ломающихся переборок.

Каменный дождь низвергся на древнюю кору Ганомайда. Плотные тучи пыли взметнулись к звездам и закрыли светящийся шар горячего Юпитерекса.

Купол Голгофы принял удары тысячи мелких метеоритов. За миг он превратился в уменьшенную копию лунного полушария: покрытую оспинами кратеров полусферу.

Следом за мелкой «шрапнелью» настал черед обломков большего калибра.

Одна секунда, – и стремительный ком из скальных пород срезает вершину купола. Вторая, – следующий обломок раскалывает полусферу вдоль южной стороны. Третья, – и очередной метеорит без труда пробивает композитный сплав и крушит хрупкую внутренность города людей…

Лик Ганомайда менялся. Сокрушительные удары астероидов превратили в крошево горы, которые помнили первые опасливые высадки людей на окрестные долины. Высвободилась томящаяся под корой лава. Багровые реки затопили рудные выработки, аккуратные ступенчатые срезы археологических раскопов, карьеры, в которых до последнего времени добывали водяной лед. Метеоритный шквал уничтожил древние руины, привел в негодность купольные панцири построенных относительно недавно, но законсервированных городов, разрушил оставшуюся инфраструктуру.

…С лязгом обрушилась часть решетчатого пола. В образовавшемся проеме мелькнула худая, гибкая рука. Со скоростью атакующей змеи она схватила Шелли за пояс и стащила бесчувственного благородного на технический подуровень.

Безымянный головорез плутонианских кровей возмущенно выругался: его пленник ускользал самым наглым образом! Твердо зная, что Михаэль за нерасторопность не похвалит, плутонианин снял с пояса кадуцей и прыгнул следом за благородным отпрыском.

Он ловко приземлился на ноги и сразу отыскал цель: молодой человек вяло шевелился, запутавшись в переплетении кабелей. Плутонианин сплюнул и шагнул вперед: ему не терпелось поставить пленника на ноги, а затем – пинками погнать к кораблю.

На миг клубы дыма поредели, и…

Безымянный вскинул кадуцей: в пяти шагах от него проявился нечеткий силуэт, – на полу сидел в нелепой, противоестественной позе человек. Это мог быть только…

Ай-Оу Тэг! Ошибка природы, ради исправления которой им пришлось пересечь систему Солнца вдоль и поперек!

Плутонианин вдавил кнопку активатора. Но кадуцей вместо смертоносного луча разразился жалким снопом искр. Безымянный отбросил оружие, через перчатку ощутив, как раскаляется позолоченный корпус. Отшатнулся, когда кадуцей взорвался, словно ручная граната.

Ай-Оу едва заметно качнул косматой головой.

Плутониане не зря слыли свирепыми воинами: этот безымянный не стал тратить время на лишние размышления. Он выхватил кривой нож и метнулся на врага.

Не преодолев половину пути, плутонианин потерял цель, прижал к лицу ладони и… захлебнулся собственным криком. Из-под пальцев по бледным скулам, щекам и синеватым губам потекла дымящаяся кровь. Подчинившись неведомой силе, глаза безымянного закипели и с омерзительными хлопками изверглись наружу потоками кровавой слизи.

…Чувствительный удар привел Шелли в себя.

Благородный открыл глаза: лучи света, «нарезанные» решетчатым полом (а пол почему-то оказался над головой), блистали среди клубов густого дыма. Что-то мягкое прикоснулось к его правой руке, а через две секунды – к левой. Что-то пискнуло прямо под носом и вцепилось острыми зубами в пальцы.

Крысы! Десятки мохнатых тварей носились по полу. Внутри гибнущего города они были такими же беспомощными, как люди. И вели себя одинаково безумно.

Шелли поднялся на ноги, надеясь получить хоть какое-то преимущество над ошалевшими грызунами.

– Айв! Айв! Шелли!!!

В проеме, через который Шелли угодил на подуровень, виднелось лицо Брута.

– Давай руку!

Шелли подчинился. Брут крепко, до треска в костях, стиснул запястье друга и, кряхтя, потащил вверх. Шелли схватился свободной рукой за решетку и попытался подтянуться, но ничего не вышло, – нейронный активатор сжег все силы. К его счастью, Брут не напрасно изнурял себя занятиями со штангой.

Чуть позже он удивленно, будто в первый раз, осмотрел покинутый безымянными зал.

Впрочем, два головореза все же остались: из-под рухнувшей стальной балки торчали скрюченные руки. Покрытые татуировками пальцы сжимали мертвой хваткой древко шокового копья. Другой безымянный лежал, вытянувшись, посреди зала. Рядом с ним валялся распечатанный пакет «первой помощи» и жгут. Шелли понял, что этот человек собирался заняться раной на бедре, но кто-то избавил его от всех забот не очень умелым, но сильным ударом меча.

Меч был у Брута за поясом. Сам иерарх Бейтмани лежал на спине, раскинув руки, и тяжело дышал.

– Да!.. я прикончил… недостойного! – выкрикнул он, отчаянно хватая ртом воздух и отплевываясь. – Только не нужно… нравоучений, Айв!

Шелли вяло развел руками. Какие здесь могли быть нравоучения…

Загремело и загрохотало. Они услышали тонкий свист и оба покрылись холодным потом: воздух, которым они дышали, нашел выход наружу. Освещение погасло и зажглось вновь. В глубине коридора громко щелкнула, смыкаясь, вакуумная переборка, и леденящий кровь свист сразу же прекратился.

Брут со стоном поднялся на ноги.

– Нужно отыскать безопасное место… – Он поглядел на Шелли, оценивая его силы. – Идти сможешь?

– Смогу, – твердо ответил Шелли и пошатнулся.

Брут едва успел подхватить его за плечи.

– Крепись, дружище! Я не знаю, куда идти, но на месте оставаться нельзя: здесь нам точно придет конец. Давай так: нога-нога… И еще: нога-нога… Хорошо, держись!

…Нога-нога-рука, нога-нога-рука – диюдарх бежал длинным задымленным коридором. Нагой, сплошь – в алых пятнах ожогов, в саже; с волосами, полностью сгоревшими с одной стороны головы, – диюдарх походил на чудовище из ночного кошмара. Ориентиром ему служили острые эманации страха, исходящие от двух отчаявшихся людей.

…Двое безымянных оторвались от основной группы. Они метались вслепую: из коридора в коридор, из зала в зал, и повсюду натыкались на заблокированные двери. В конце концов, хромая судьба привела их в помещение, стены которого на глазах стали выгибаться наружу: в соседних залах давление упало до критической отметки. Безымянные, не сговариваясь, кинулись обратно.

У дверей их поджидал диюдарх.

В хаосе электронных сигналов систем гибнущего города он давно отыскал нужный. Пока эти двое, в восприятии диюдарха – медленно, словно перенюхавшие «колючки» старикашки, – поднимали кадуцеи, он успел отдать беззвучный приказ. В тот же миг стальная плита вакуумной заслонки отрезала обреченных от коридора.

Сквозь заслонку донеслось приглушенное «бум!»: стены зала разошлись. Поток воздуха выкинул бьющиеся в судорогах тела через нарезной ствол разрушенного коридора на поверхность Ганомайда.

Диюдарх пометил заслонку и побежал дальше, ведомый чужим страхом: нога-нога-рука, нога-нога-рука.

… – Стой! Назад!!!

Тугой поток ударил безымянным в спины. Воздух не упускал возможности «пошалить»: он толкал туда, где от нехватки кислорода гасло пламя, тянул под гильотины захлопывающихся заслонок.

Константин уперся ногами в дрожащий пол. Когда другие бросили оружие и вцепились, во что только можно было вцепиться, он застыл посреди разбушевавшегося урагана нерушимой глыбой. На правом плече бесфамильного лежала устрашающая кувалда, а на левом – Климентина.

– С «Кракеном» нет связи!!! – надрывался, перекрикивая вой ветра, большеголовый Михаэль. Руками и ногами – словно любовницу – он обхватил трубу, по которой в охладительную систему городского купола поступал криоген. – В обход нужно! Вы слышите? К «Химероиду»!

Рядом взвыли сервоприводы, и очередная заслонка опустилась перед их носами. Ураган тут же сник, будто его и не было.

– Ай-Оу… – прошептала Климентина.

– Что?! – заревел Константин. Тряхнув плечом, он сбросил девушку на пол. – Что ты сказала?! – наклонился к бледному, почти прозрачному лицу и проговорил с угрозой: – Твой Ай-Оу мертв. Друзья твои – тоже покойники. И сама останешься здесь, если издашь еще хотя бы звук!

Климентина, не открывая глаз, отвернулась. От бракованного бесфамильного разило падалью и мускусом. Причем так сильно, что запах гари отступал куда-то прочь.

– Константин! – Михаэль схватил бесфамильного за прожженный рукав. – Идем на два уровня вниз! Потом, через главную площадь к западной платформе, – там оставил свой корабль Тэг.

Константин кивнул и рывком поставил Климентину на ноги.

– Пошевеливайся, моя игрушка для сладких утех!

Михаэль осмотрел своих людей.

Пятеро. Всего пятеро. Причем двое потеряли оружие, – переминаются теперь с ноги на ногу, глаза прячут, словно провинившиеся недоросли.

– Ри-ри-ри, конопатые! – приободрил воинство Михаэль. – Борзо строем повертикалим, гелиотропные!

– Шагай! – Константин толкнул Климентину между лопаток.

– Ай-Оу!.. – беззвучно прошептала бесфамильная. Беззвучно и уже без надежды быть услышанной.

Грохот не утихал, но мощные толчки ощущались реже. Ганомайд принял свою долю обломков, метеоритный дождь иссяк. Но все же среди изувеченных долин Старой Столицы нет-нет да и вспыхивал беззвучный взрыв и появлялся новый кратер, а иногда – два-три кратера одновременно.

Небо по-прежнему скрывалось за плотной завесой из серой пыли.

– Это что за иллюминация? – проворчал Константин.

– Короткое замыкание, – предположил Михаэль.

На главной площади Голгофы теснились голограммы. Сто? Нет, больше! Триста? Не меньше трехсот Юпитерексов разных размеров в окружении спутников и аккреционных поясов. Вместо погибшей Еуропы возле каждого газового гиганта темнела стреловидная область, заполненная черными точками.

Тревожное свечение, в котором смешивались цвета горячей части спектра, заливало площадь, окрашивало лица безымянных и их молчаливой пленницы кровавым багрянцем.

Они двинулись через лес голограмм. Безымянные головорезы приняли подобие боевого строя. Трое ушли вперед, двое остались возле Михаэля, Константина и Климентины, держась по обе стороны от них.

– Планетарий! – догадался Константин. Он держал молот наготове. Левой рукой стискивал локоть пленнице, ничуть не беспокоясь о том, что причиняет ей боль.

– Когда город опустел, его решили переоборудовать в центр наблюдения за Юпитерексом, – сказал большеголовый. – Нашим благородным друзьям было любопытно, как поведет себя сверхтяжелый газовый гигант во взаимодействии со звездой…

– Не называй благородных моими друзьями! – перебил большеголового Константин, после чего пояснил не без бахвальства в голосе: – Двадцать лет я ломал им кости в Партии! Это было единственной приятной стороной моей миссии на Титане.

– Ты славно потрудился, брат! – Михаэль желчно усмехнулся. – Тьма благородных юнцов обрела вечный покой благодаря тебе. Им никогда не вызвать интерес Надзирателей и причинить хлопот безымянным…

– А-а-а-а-а!!! – оглушительно завопила Климентина, прервав заболтавшихся палачей. Она поджала ноги и повисла на руке бесфамильного. От неожиданности тот выругался и опустил ее на пол. Идущие впереди головорезы как один обернулись на крик. И в тот же миг сквозь красную мглу ближайшей голограммы на них бросился разъяренный диюдарх.

…– Помнишь, ты поддержал меня на Пермидионе?

Брут вел Шелли, придерживая друга за худые плечи. Они продвигались по коридору, в котором недавно вволю порезвилось пламя. Стены до сих пор дышали жаром и исходили зловонным паром, от которого у обоих драло в горле. Форсунки противопожарной системы продолжали лить теплую воду им на головы.

Они не знали, почему Голгофа перевернулась вверх дном. Они не знали, что произошло в ближайшем космосе, и о гибели Еуропы могли только догадываться. Совсем недавно их – избитых и униженных – вели, чтобы принести в жертву во имя бесчеловечных принципов.

Но город – вверх дном, а они – на равных с безымянным врагом. Ничего, что головорезов больше, ничего, что дерутся безымянные не хуже солдат из прайда Козо. Зато друзья смогли объединиться. Теперь они действуют как единое целое. Поддерживают и ободряют друг друга. Словно сиамские близнецы – понимают, что смерть одного из них равнозначна гибели другого. Скрежещут зубами и готовы сражаться за себя и друг за друга.

Они однажды пережили такое душевное состояние: когда астероид-парусник стал разваливаться над бескрайней долиной солнечной плазмы.

– На Совете я не сказал ни слова в твое оправдание, – откликнулся Шелли.

– Я имею в виду, – ты не позволял мне упасть!

В конце концов, они обнаружили на стене карту-схему города. Как назло, пожар съел изображение той части, через которую они пробирались сейчас.

– Мы будем блуждать здесь вечно! – взвыл Шелли. – Пока не сваримся заживо или не…

Он замолчал, не закончив мысль. По полу текла вода, – дождевальная система так и не отключилась, – и была она почему-то бледно-розовой. Словно дальше по коридору кто-то разбил емкость с краской…

– Бежим! – позвал Брут.

За поворотом они наткнулись на труп безымянного. Лежал бедолага на спине, и было в его позе нечто демонстративное, будто он нарочно хотел показать, что с ним проделал неизвестный убийца.

– Вот что означает: человек, который потерял лицо… – глубокомысленно изрек Брут.

Шелли шумно сглотнул и пробормотал, борясь с тошнотой:

– Дружище, твоя циничность не знает границ.

Брут не отреагировал на замечание. Носком ботинка отпихнул руки безымянного, – перед смертью тот зажал страшную рану. Руки раздвинулись, красноречиво говоря, что тело не успело остыть.

– Это не декомпрессия, – пробормотал Брут, – не похоже на шоковое копье или кадуцей…

– Да, это сделал дикий зверь! – с сарказмом прокомментировал Шелли и почувствовал внутри себя холод: в самом деле – безымянный выглядел так, будто какое-то животное содрало с него лицо… тупыми когтями.

– Как бы там ни было! – Брут отстегнул от пояса покойника кадуцей. – Держи, ветеран Партии!

– Мне? – удивился Шелли.

– А кому? Не махать же тебе мечом? – Он без зазрения совести ткнул в бицепс Шелли пальцем. – Пошли, дитя микрогравитации! Нам нужно найти банду вооруженных до зубов злодеев и отбить у них Климентину, а затем корабль. Уж не знаю, что будет проще.

– А-а-а-а!!! – донеслось откуда-то снизу. Крик был настолько пронзительным, что просочился сквозь металл переборок и гул взрывов на поверхности Ганомайда.

– Климентина!!! – в один голос воскликнули Шелли и Брут.

Дорогу к площади, озаренную светом голограмм, они отыскали без труда.

8

Атаку Ай-Оу Климентина не увидела. Продолжая повиноваться голосу, звучащему в ее голове («Кричи, Ен-Ти! Кричи изо всех сил!»), она вскочила на ноги. Не просто вскочила, а выстрелила собою вверх – подобно распрямляющейся пружине.

Врезалась головой во что-то твердокаменное. Услышала лязг зубов.

Бесфамильный Константин отшатнулся, замотал головой от боли и удивления. Его безвольная пленница, его законная добыча выпустила когти!

Климентина метнулась в сторону и угодила в объятья бдительного Михаэля. Сбила большеголового с ног и сама рухнула на пол, оказавшись в его цепких и неожиданно сильных руках. Они покатились по теплому мрамору, словно пара потерявших связь с реальностью любовников.

Константин не стал терять время на «бесфамильную сестру». Он удобнее перехватил рукоять молота и бросился вперед: туда, где троих головорезов Михаэля рвало на куски страшное, нисколько не похожее на человека существо.

Эта тварь почуяла намерения Константина; Ай-Оу выпустил из рук (они казались такими слабыми и тщедушными!) изувеченную жертву и прыгнул внутрь ближайшей голограммы – только мелькнули голые пятки. Константин выругался: он тут же потерял безобразную пародию на человека из виду.

Глазные имплантаты сфокусировались на поверженных безымянных. Двое – не жильцы, третий – жить будет и даже сохранит себе руку… если только поднимет ее с пола и сейчас же положит в лед.

Двое головорезов из арьергарда разряжали кадуцеи в пустоту. Сверкали лазерные лучи, летела в стороны раскаленная мраморная крошка…

Константин заметил движение с противоположной стороны (ох, и прыток этот Ай-Оу Тэг… или то, чем он стал!) и метнулся навстречу стремительной тени. Врезался литой грудью в перепачканного сажей монстра и едва не рассмеялся: Ай-Оу Тэг кубарем отлетел прочь.

– Эй! Это за тобой мы гнались через всю систему? – весело спросил Константин, примеряясь для последнего удара. – Какой же ты красавчик! Красивее даже, чем я!

Ай-Оу вскочил на ноги. Точнее – на четвереньки. А еще точнее – на ноги и на руку. Движения его были молниеносны.

Прыгнул. Пронесся под ревущим молотом, вцепился в крутые плечи бесфамильного и, не открывая глаз, заглянул ему внутрь черепной коробки…

Он так хотел, чтобы эти мерзкие объективы выпрыгнули из воспаленных глазниц!

Константин ощутил на своих плечах сухие и тонкие, словно лапы насекомого, ручонки. К обезображенному шрамами лицу придвинулась так близко, будто собиралась поцеловать, восковая физиономия с перекошенными губами.

Константин ударил Ай-Оу головой. Услышал в момент соприкосновения, как хрустнули лицевые кости Тэга. Затем – коленом в живот. На пол его! Рукоятью молота – поперек спины!

– У меня удалены лобные доли мозга! А вместо черепа – титановый контейнер со стенками в палец толщиной! – пояснил Константин оглушенному уродцу. – На меня твоя… магия! – твоя магия не действует!

Ай-Оу снова принял стойку диюдарха. Но на этот раз половина прыти молодого Тэга куда-то делась. Константин улыбнулся с неподдельным сочувствием.

Климентина (она до последней секунды продолжала биться в объятиях Михаэля) вдруг обмякла. Большеголовый тут же подмял женщину под себя, вывернул за спину расслабленные руки. И тогда Климентина закричала. Боль, скорбь, ужас – все смешалось в этом крике, и невидимый свод над площадью задрожал.

Молот Константина взлетел и опустился сверхчеловеку и насекомому на спину – на ложбинку между лопатками, на костистую дорожку позвоночника.

– Ай-О-о-о-о-у! – взвыла Климентина.

Ай-Оу врезался лицом в пол. Вытянул в стороны тонкие руки и ноги. Как никогда он походил на насекомое, угодившее под чей-то каблук.

– Ай-О-о-о-у! – молила Климентина. – Пожалуйста, не надо-о-о!

Ай-Оу закашлялся и приоткрыл глаза.

– Моя… Климентина… – прошептали испачканные кровью губы.

Космос был перед ним как на ладони.

Здесь ничего не изменилось. По-прежнему испускали тревожные флуктуации осевшие в гало Млечного Пути Надзиратели. Сиял галактический маяк планеты диюдархов, насекомые не теряли надежду заманить в ловушку очередного незадачливого телепата. Нет, во второй раз он не попадется к ним в лапы. На фоне черного бархата безжизненных пространств едва заметно теплились светлячки цивилизаций-ровесниц. Светлячков было много, очень много.

Если приблизить один к себе… Если потянуться к нему мыслью…

Следующий удар превратил голову Ай-Оу Тэга в бесформенную массу.

– Партия! – воскликнул Константин.

Климентина умолкла. Замерла, – в один миг для нее перестала существовать унизительная хватка Михаэля, померкло кровавое свечение голограмм, а звуки слились в монотонное бормотание на грани слышимости. Она безмолвно ловила открытым ртом воздух, ощущая, как внутри умирает что-то… Что-то важное. Что-то, что жило вместе с ней, и чему она никогда не придавала значения. До сего момента. Она ощущала, как внутри образуется гулкая пустота. Пустота, более убийственная, чем космический вакуум.

Суматошно возился Михаэль. Не отпуская обмякшую Климентину, он пытался достать из-за пояса нож.

Ай-Оу – самый загадочный и самый опасный тип из проклятой четверки зарвавшихся юнцов – мертв! Михаэль вытянул голову: да-да-да! Мертв! Их миссия близка к блестящему завершению. И еще – безымянным больше не нужны заложники. Бесфамильная девчонка и так доставила предостаточно хлопот…

Но нож никак не вынимался из ножен, и Михаэль пришел в ярость:

– Ри-ри-ри! Заберите ее и вскройте горло! – приказал он безымянным.

Двое уцелевших головорезов кинулись выполнять приказ. Бесфамильная никак не отреагировала на их приближение.

– Эй! Стоять! – Константин взмахнул окровавленным молотом. – Девчонка – моя!

– Ри-ри-ри… – изумленно прохрипел первый головорез. Зашипело и засмердело жженым. В груди безымянного возникла дыра шириной в кулак. Головорез выдохнул облачко сизого дыма и рухнул, так ничего не поняв.

Михаэль зарычал, уперся ногами в мрамор пола; рванулся вверх, не забыв подхватить и Климентину… Пока он поднимался, и второй подельник забился в конвульсиях.

Сквозь ближайшую проекцию просматривались два размытых силуэта. Михаэль прищурился: так и есть – у одного в руках кадуцей, у второго – меч. За спиной раздались тяжелые шаги, – верный Константин встал бок о бок с большеголовым.

– Ри-ри-ри! – проговорил Михаэль. – Счастлив, благородные! Вас не придется разыскивать среди руин. Вы явились сами! – Он рывком выхватил нож и прикоснулся лезвием к горлу Климентины.

Голограмма затрепетала: Шелли и Брут вышли за пределы световой маскировки. Вид благородных был жалок. Оба – чернее ночи от сажи, оба – в лохмотьях. И в то же время на их лицах было пугающее спокойствие. А в поблескивающих глазах читалось безразличие к смерти: к своей смерти, к смерти врагов…

– Сложите оружие и отойдите от Климентины! – потребовал Шелли глухим голосом.

Михаэль смерил друзей оценивающим взглядом. Лезвием ножа приподнял безразличной Климентине подбородок. Когда он заговорил, голос его дрожал:

– Шелли! Ты прошел всего через одну Партию, а уже так ловко убиваешь! Без сомнений! со вкусом! твердой рукой! Поздравляю! Талант, благородный! Талант!

– Не заговаривай нам зубы! – проговорил Брут.

– А ты, молодой Бейтмани, тоже дерзок! Правда, меч держишь, как поварешку… но все равно – грозен! Верно, Константин?

– Я легко убью их обоих, – бесфамильный стал медленно поднимать молот.

– Оружие! На пол!!! – закричал Шелли.

Михаэль спрятался за Климентиной. Оказалось, он, словно таракан, умеет становиться компактным и почти невидимым.

– Убивать ты научился, не спорю, – послышалось его брюзжание. – Но как выстрелить, чтобы сразить меня и не подпортить шкурку подружке? А? Может, покажешь?

– Вы не уйдете отсюда живыми, – пообещал Брут, неторопливо обходя Михаэля сбоку.

– Вот уж кто не выберется с Ганомайда живым, так это ты, Бейтмани. – Голос Михаэля стал суровым, словно льды Пангеи. – Говорила ли тебе Климентина, что в моих списках ты числишься покойником? Ну же! Говорила?

– Говорила-говорила, – снисходительно ответил Брут.

– А знаешь почему? Потому что ты – мертв. Ты стал трупом на Плутонии! Ты до сих пор дышал, пил и ел с моего позволения! Я рассчитывал, ты пригодишься для поимки Тэга. Но извини, необходимость в тебе отпала… Нужно сказать лишь: «Брут Бейтмани – умри!» Забавно, да?

Огонек на шейном корсете Брута, – тот самый, который сообщал, что регенерация костных тканей продолжается, – погас. Раздался громкий щелчок.

– Ри-ри-ри, гелиопауза худа! – бросил Михаэль.

– Шелли! – успел прошептать Брут.

И снова Климентина закричала, и крик ее утонул в грохоте взрыва. Упругий поток воздуха сбил Шелли с ног. Сквозь болезненный звон, которым наполнились уши, донесся рев Константина и свист: это страшный молот взлетел почти к самому своду, а затем рухнул вниз. Вниз, на него – беспомощного, оглушенного и обескураженного. Шелли откатился, – это вышло бессознательно, инстинктивно. Перед глазами стоял образ гибнущего Брута, а мозг переваривал его последнее: «Шелли!» Брут надеялся, что он поможет!..

Молот врезался туда, где долю секунды назад была голова Шелли. От удара, казалось, содрогнулся весь город. Тысячи мраморных осколков взмыли в воздух. Константин прорычал что-то нечленораздельное и занес молот еще…

Но в руках Шелли уже блистал золотой кадуцей.

Светло-зеленый луч угодил бесфамильному в пах. Не отпуская кнопку активатора, Шелли повел кадуцеем вверх.

Могучее тело Константина развалилось на две половины, напомнив всем, что бактерии и прочая дрянь размножается делением…

И в ту же секунду, не меняя положения, Шелли направил кадуцей на Климентину. Без тени колебания нажал на активатор.

Михаэль задохнулся от боли: луч пережег ему руку. Ту самую руку, которой он держал у горла заложницы нож.

Климентина упала на колени, и Шелли смог посмотреть Михаэлю в глаза.

Он успел прочитать в расширенных зрачках своего палача гамму чувств: смесь физической боли, животного страха, непринятия поражения… Затем сверкнул тонкий, словно игла, луч, и голову безымянного срезало безжалостным пламенем. Срезало чисто, словно раскаленным лезвием остро отточенной секиры.

Обезглавленное тело заметалось по полу: Михаэль и после смерти не мог угомониться. Мертвец в немом исступлении бил руками и ногами по мраморному покрытию. Казалось, еще немного, и он сможет подняться. Михаэль тянулся к Шелли и Климентине то скрюченными пальцами левой руки, то кровоточащей культей правой, словно был одержим злым духом. Безымянный желал во что бы то ни стало завершить начатое дело…

Шелли поднял кадуцей. Он не испытывал ни ярости, ни отвращения, ни жалости. Он просто избавился от раздражающего объекта – рассек тело Михаэля лазером. Сначала вдоль, а затем поперек. Превратил главаря безымянных в дымящуюся кучу зловонного мяса.

Потом проделал то же самое с телами остальных головорезов. Ему было безразлично: мертвы ли они… ранены ли и нуждаются в сострадании… в гуманизме и человеколюбии, в принципиальности того молодого человека из уважаемого прайда, каким он был совсем недавно.

Совсем недавно… Никогда уже не станет таким, как прежде. Он. Никогда…

Нетвердой походкой Шелли приблизился к Климентине, – та продолжала стоять на коленях. Опустился рядом, положил теплый кадуцей на пол. Климентина с готовностью обвила его шею руками, уткнулась лицом в грудь. Тонко и жалобно заплакала, изо всех сил пытаясь что-то сказать сквозь слезы.