Текст книги "Рождение Юпитера"
Автор книги: Максим Хорсун
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Хенцели рухнул на дорогу. Пал с мыслью о том, что бой закончился, не успев начаться. Сожаление приглушило боль, он тупо глядел на стремительно растекающиеся рубиновые ручейки, он не мог поверить, что его безупречная карьера завершается столь бесславно, от единственного удара (удара?) безумца с повадками животного.
Ай-Оу на четвереньках прополз по поверженному противнику – большое, последовательное, уверенное в своих силах животное. Или, скорее, насекомое. Затем Ай-Оу встал в привычную, «треногую», позу и… припустил прочь с неописуемой грацией, грацией, несвойственной ни одному рожденному под Солнцем существу.
Диюдарх исчез, свернув с проспекта в сторону складов…
Часть 2
Мир богов
1
Ай-Оу дремал в кресле перед пультом управления. Длинные, облепленные заскорузлой грязью ноги он перекинул через левый подлокотник, а сутулой спиной прижался к правому. Косматая голова с просматривающимся на темени пятачком лысины была опущена, волосы падали на грудь и впалый живот.
Время от времени Ай-Оу сотрясала крупная дрожь, иногда сквозь забытье он жалобно поскуливал. Стороннему наблюдателю, если б ы такой нашелся, пришло бы на ум, что этот тоненький писк издает, сообщая о неполадках, какой-то прибор, а не живое существо.
Но оборудование жаловаться не смело. К тому же две трети бортовых систем по воле Ай-Оу бездействовали. На корабле становилось с каждым часом все холоднее, давно отключилась подсистема очистки воздуха. Диюдарх чувствовал себя почти как дома, а человек медленно расставался с жизнью.
И все же паразит чутко следил за состоянием хозяина. Словно умелый палач, он прекращал пытку, заметив, что жертва приближается к грани, из-за которой нет возврата. В ходовой рубке возле пульта управления было сооружено гнездо из одеял и какой-то одежды, – все это Ай-Оу отыскал в каютах экипажа. Мертвого экипажа. У кресла стоял медицинский кислородный аппарат. Тут же валялась разоренная сумка с лекарствами; упаковка универсальных витаминов и никелированный инжектор были предусмотрительно отложены в сторону.
Дать то, что необходимо для поддержания жизни, – и вернуть в исходное полуживотное состояние. Насытить кровь кислородом, довести до опьянения, затем бросить изможденное тело на покрытое инеем кресло, отдать во власть кошмарных сновидений, которые на самом деле были не сновидениями вовсе, а мыслями и воспоминаниями обитателя чужого мира.
…Свет сводил их с ума.
Диюдархи не знали ничего более манящего, чем эта субстанция. Ее материальность могли осмыслить лишь существа, рожденные в эпицентре вечной ночи.
Каждый половозрелый диюдарх хотя бы раз в жизни бывал на Перевале. Они стояли на краю пропасти, и метель, казалось, им нипочем. Тела, защищенные крепким хитином, обрастали слоем мокрого снега, парасинаптические антенны и ротовые присоски – верхние конечности диюдархов – прятались в теплой полости под верхним отделом экзоскелета.
Арки протуберанцев расплавленной медью струились над горизонтом, выдавая завихрения магнитных полей звезды, которую они называли Хха (шорох выдоха). Это значило… значило…
Не выразить словами обволакивающую мысль, которая рождалась в невидимых ячейках нервной сети, возбуждая парасинаптические выросты и зажигая пульсацию в ротовой присоске!
Ни один диюдарх не видел диск Хха. Удел жителей ночи – вкушать отсветы далекого дня с условной границы Перевала.
Долина по ту сторону пропасти скрывалась за завесой сине-черных теней. Тени жили своей жизнью, повинуясь переменчивому освещению. То и дело сверкали, сгорая, спорадические метеориты, играло бледными огнями полярное сияние, над горизонтом сливались и ниспадали друг в друга звездные протуберанцы.
Иногда из черной бездны к лапам диюдархов выбирались ополоумевшие от холода и страха, ведомые инстинктом аптегиды. Они слепо ползли вперед, волоча за собой переплетения кишок, – органы у аптегидов располагались снаружи мышечного каркаса, а не внутри. Обреченные, беспомощные создания.
Большинство диюдархов игнорировало неспособную защититься добычу. Они стояли, покачиваясь на трех лапах, они были загипнотизированы плазменным свечением арок над горизонтом.
И только молодые диюдархи, – ночные странники, не осознавшие своего смысла, – стряхивали оцепенение и неторопливо расправлялись с обитателями дня.
Аптегиды, казалось, испускали вздох облегчения (или, быть может, тоже выдыхали священное Хха), когда счетверенный вырост парасинаптической антенны рассекал их аморфные тела пополам, и на снег лилась сине-зеленая, насыщенная медью кровь. И тогда из вскрытого мышечного кокона вместе с паром вываливались прозрачные, зеленоватые яйца. Они были мягкими, как желе. Молодые диюдархи набивали ими глотки и спешили в Долину Вулканов. Эти яйца нужно было скорее отрыгнуть, а затем зарыть в прогретую подземным огнем почву. Из некоторых яиц, – не изо всех, а только из некоторых, – могли вылупиться личинки диюдархов.
…Ай-Оу заменил корабль Хенцели на половине пути к Сэтану – у кольца транзитных станций. Оказалось, что «Циклоп» не подготовлен к продолжительному полету. Гравитационную волну корабль «ловил» и «фокусировал», но топливо, необходимое для динамических операций, иссякло после того, как «Циклоп» вырвался за окрестности Урании.
У ближайшего модуля транзитного кольца Ай-Оу обнаружил потрепанный курьерский корабль, следовавший к лунам Юпитерекса. Экипаж «курьера» праздно проводил время, зарыв носы в «колючку» самого дешевого сорта.
Диюдарх расправился с невменяемыми астрониками в два счета. Ай-Оу бы всего лишь угнал корабль, но проклятая животная сущность вновь вырвалась наружу, и по палубе модуля потекла остро пахнущая «колючкой» кровь.
Неуклюжий, зато оборудованный мощными противосолнечными щитами «курьер» расстыковался с транзитной станцией; вместо нерадивого экипажа в его каютах теперь хозяйничал душевнобольной гибрид пришельца и человека.
Прямого пути от Урании к Юпитерексу не существовало (если отбросить перспективу многолетнего инерционного полета), – планетарным инженерам прошлого так и не удалось закрепить сверхгигантов системы Солнца – Юпитерекс и Сэтан – на одной линии с другими мирами Сопряжения. Обычно Сэтан обгонял парад планет, а Юпитерекс плелся с отставанием. Чтобы попасть к лунам оранжево-красного гиганта, какое-то время нужно было следовать против движения планет, вдоль транзитного кольца. Длина окружности кольца была умопомрачительной, но и скорость над модульными станциями корабли развивали нешуточную.
«Курьер» стонал всем корпусом; энергия гравитационных волн переполняла его силовой контур. Вездесущие патрульные на быстроходных пушечных корветах и грозных эсминцах обшаривали пространство радарами, некоторые даже не ленились уравнять скорость со следующим мимо кораблем и визуально убедиться в его благонадежности.
Поначалу подобная настырность выводила диюдарха из себя. Пришелец заставлял заимствованное тело метаться по остывающей рубке и срывать голыми руками с переборок обшивку. Он бесновался до тех пор, пока не понял, что патрульным нет дела до старенького «курьера», спешащего к забытому людьми Юпитерексу. Просто капитаны использовали любую возможность промуштровать скучающие во время сверхдолгих рейдов экипажи.
Едва «курьер» вышел на магистральный луч Юпитерекса, Ай-Оу отключил все системы корабля, кроме преобразователя гравитационных волн и генератора искусственной силы тяжести, – диюдархи боялись невесомости. Он оказался без тепла, освещения, внешних датчиков, навигационных систем и систем управления. Идентификационный сигнал, несущий информацию о корабле и экипаже, Ай-Оу тоже заглушил. Некоторые функции было невозможно деактивировать вручную, и ему пришлось использовать силу мысли, чтобы вызвать в определенных цепях короткое замыкание.
«Курьер» превратился в неопознаваемый объект, умеренно радиоактивный, мчащийся на скорости кометы к красному, испещренному пятнами Солнцу и невидимому на фоне агонизирующей звезды Юпитерексу.
Его ждал мир вечного дня. Уголки губ Ай-Оу подрагивали, диюдарх находился в предвкушении. Пришельцу не терпелось освоить враждебное пространство – космос, безграничная власть в котором принадлежала маленьким, юрким фотонам. Первый из своего вида! Первый, но не последний…
Диюдарх погрузился в забытье. Чем ближе Солнце, тем чаще он стал «отпускать» человека.
Ай-Оу закричал, почувствовав боль замерзшего, больного тела. Попытался встать с кресла, но упал, тяжело дыша. Какое-то время ему позволено быть самим собой. Совсем не долго. Проклятая тварь живуча, от нее просто так не избавиться.
Молодой Тэг приложил пальцы к вискам. Пальцы были ледяными, испачканными кровью, а виски – покрытыми скользкой испариной.
– Ай-Оу… – начал говорить он, но зашелся в приступе кашля. С губ слетела и повисла на подбородке алая ниточка. – Климентина… нечего бояться. Это Ай-Оу…
2
– Я не стрелял в Козо, – в который раз повторил Шелли, глядя в белесые глаза молодого дознавателя.
Вильгельм Хенцели рассеянно кивнул и пригубил бокал вина.
– Да-да-да, о благородный.
До тошноты болит голова, а он вынужден битый час препираться с насквозь пропитанным запахом «колючки» отпрыском! То ли дело – его благородный дядя Сабит Хенцели, который сейчас на Тифэнии расследует обстоятельства гибели целого прайда. А ему – Вильгельму по прозвищу Тихоход – приходится поддакивать самоуверенному пареньку из числа трайтонских божков. Причем в чертогах, принадлежащих его семье. Подозреваемый – у себя дома; он пьет вино, глотает, не жуя, канапе с икрой, и строгая мина дознавателя, похоже, должного впечатления на него не производит.
Страх – тот удобный рычаг, которым испокон веков заводится механизм машины дознавания. Молодые люди всегда чего-то боятся. Боятся, поганцы, лишиться того, чего нет у людей в зрелом возрасте. Молодости, здоровья, безответственности, опеки близких. Пригрози негоднику, что ему придется распрощаться с привычным укладом, в котором большую часть времени занимают праздные утехи, глядишь – он уже твой раб.
Этот юноша боялся. Молодой Хенцели бесцеремонно разглядывал его сквозь бесцветные ресницы и видел, что страха в душе юноши хоть отбавляй. Вот только здесь, в Пирамиде Шелли, среди мрамора, шелков и благовоний не находилось места точке опоры, чтобы повернуть метафорический рычаг.
К тому же Вильгельм Хенцели был ненамного старше – ему не исполнилось тридцати лет. И он тоже кое-чего боялся.
Слева от низкого столика, за которым они убивали время, мозоля друг друга глазами, мерцала голограмма. Это была реконструкция места последней битвы Алексиса Козо. Точнейшая, заявил Вильгельм Хенцели. Причем реконструкцию создали со слов Огра Мейды.
Шелли, несмотря на отменную память, не смог бы описать пресловутую плутонианскую платформу детальней. Глядя на стереопроекцию, Шелли не единожды испытал сомнения, но внести свои поправки не решился. Он прекрасно помнил, как было дело; однако кто где стоял, когда упал и куда переполз… Все, как в тумане. Да и внимание тогда целиком и полностью было приковано к наконечнику шокового копья и к верньеру активатора.
Вот, например, на голограмме Алексис Козо стоит к нему спиной, едва ли не на линии огня, тогда как Шелли полагал, что тот находился значительно левее. Но побиться об заклад, что все обстояло именно так, как кажется ему, Шелли оказался неспособен.
– Быть может, в благородного Козо выстрелил благородный Мейда? – поднял бровь Вильгельм Хенцели.
– Нет, – вяло отрезал Шелли. – Дедушка Огр прижимался лицом к полу и мечтал стать прозрачным. Он был по рукам и ногам скован страхом за собственную шкуру и даже не мог совладать с мочевым пузырем, не говоря о прицельной стрельбе из шокового копья.
– Тем не менее Мейда все отлично помнит, – молодой Хенцели указал пальцем на голограмму, – а ты, к моему глубокому сожалению, – нет.
– Огр Мейда склонен к болезненным фантазиям. Не забывай, что в этом деле его слово – против моего слова. А о взаимоотношениях Мейды и Шелли в Сопряжении известно каждому. На твоем месте я бы поостерегся заявлять о беспристрастности с его стороны.
Молодой Хенцели закатил глаза: вот, его уже поучает подозреваемый. Если так пойдет дальше, Тихоходу придется переквалифицироваться… в носильщика блюд.
– Отношения ваши и впрямь родственными не назовешь, – Хенцели погнал пустой бокал по столику, словно шахматного слона. – Отличное вино, между прочим, однако… Однако показания благородного Мейды подтверждает музейный хранитель – тиран Майя. Он говорит, что именно ты выстрелил в Козо.
Шелли вспомнил толстое, полупрозрачное лицо тирана, и ему стало не по себе. Зачем эта трясущаяся, обильно потеющая куча клевещет на него? Просто из зловредности? Тем самым подтверждая истинность общепринятого мнения, что все плутониане – отбросы человечества? Или он запуган дедушкой Огром?
Скорее, и то и другое.
– Быть может, стрелял благородный Бейтмани? – продолжал занудствовать дознаватель.
– Оставь! – махнул рукой Шелли. – Брут сломал шею на лестнице, когда попытался улизнуть. Он до сих пор прикован к ложу. Брут – это исключено.
Молодой Хенцели изобразил досаду:
– Увы! Благородный Бейтмани связан с темным делом.
– Оно не касается смерти Алексиса Козо, – отрезал Шелли.
– Но оба досадных происшествия будут рассматриваться пакетом, – возразил молодой Хенцели, – тебе не мешало бы обзавестись ответами на все вопросы, которые могут возникнуть, ибо ты фигурируешь и в том, и в другом деле.
Шелли кивнул, подлил холодного вина вынужденному собеседнику, а затем наполнил и свой бокал. Какое-то время они смаковали напиток и слушали шум фонтанов, доносящийся из-за аркады. По открытой галерее, бесшумно ступая ногами, обутыми в сандалии, прошла благородная мать Айвена Шелли. На дальней стороне аркады ей что-то пришло в голову, она круто повернулась и направилась к собеседникам. Молодые люди встрепенулись и привстали из кресел.
– Доволен ли благородный Хенцели оказанным гостеприимством? – обратилась Александра Шелли к дознавателю певучим голосом.
– Всем доволен, – Вильгельм Хенцели учтиво поклонился, – прими мою глубокую благодарность, благородная.
– Не угодно ли дознавателю отдохнуть от компании моего сына и полюбоваться декоративными кроликами? Я сама занимаюсь их селекцией, и выведенные породы – предмет моей особенной гордости.
Молодой Хенцели помрачнел, рассеянно потрогал рукоять меча – символа принадлежности к прайду, побарабанил пальцами по инкрустированным золотом ножнам. Кролики, которых разводили скучающие благородные дамы, интересовали его исключительно в гастрономическом аспекте. Но законами вежливости пренебрегать не стоило. Тем более когда на тебя возложена столь деликатная миссия: выудить признание из молодого аристократа, находящегося под покровительством влиятельной семьи.
– Как тебе угодно, благородная, – сказал он через силу.
Александра Шелли, шурша льняной туникой и ослепительно улыбаясь, подплыла к дознавателю; поймала его локоть цепкими пальцами. Вымотанный и захмелевший от вина сын невесело усмехнулся, глядя на то, как пара чинно шествует в глубь атриума. Наконец, ему предоставили передышку.
Сильнее всего хотелось броситься в бассейн – как есть, в одежде! – и всласть поплавать. Плескаться до тех пор, пока вода не вымоет из него муть, что накопилась за минувшие дни. А затем, будучи чистым и легким, запереться в спальной и беспробудно проспать до грядущего разбирательства Пермидиона.
В аркаде зашаркали чьи-то немощные ноги. Шелли обернулся и увидел, что к нему бредет, не отрывая от пола ступней и опираясь на ореховую трость, старик Юлиус – прадед-иерарх. Молодой человек мгновенно выскользнул из-за стола, схватил Юлиуса за плечи. Не обращая внимания на сварливо-довольное «ну, будет, будет тебе!», осторожно обнял, затем усадил старика в кресло, в котором только что восседал зануда Хенцели.
– Айвен! В чем дело? – спросил Юлиус, поигрывая кустистыми бровями. – Ты был беспроблемным ребенком, но сейчас решил одним махом отыграться за годы родительского покоя?
Шелли почувствовал замешательство. Велико было искушение как на духу выложить предку о «Страннике», о даре Капитана видеть происходящее в текущий момент в произвольной точке Вселенной, и о том, как он, Шелли, собирается этот дар использовать. Да чего там! Поведать бы о сотнях цивилизаций, которые, оказывается, осваивают космос соседних галактик. Пусть бело-серые клочки бровей почтенного Юлиуса взлетят к залысинам! Пусть он станет сопричастным к простой истине, открытой Капитаном, – истине, которая долгие тысячи лет несправедливо пылилась на полке среди гипотез и мифов: человек абсолютно и безусловно не единственный разумный вид во Вселенной! Он, Шелли, поможет открыть Юлиусу новую Вселенную. Вселенную живую, мыслящую. Вселенную, готовую принять человека, едва он покинет тюрьму, где вместо решеток и замков – притяжение умирающего Солнца. Притяжение, которое с каждым годом становится слабее и, тем не менее, хватки не теряет.
– Мы – Шелли! – провозгласил старик Юлиус. – На нас равняется Сопряжение, будь оно неладно! И мы не можем позволить, чтобы на репутации прайда появилось пятно даже размером с мушиную какашку! Мы – Шелли! Ты ведь знаешь, что это значит – быть Шелли?
– Знаю! – улыбнулся молодой человек. – Быть Шелли – значит думать. Значит – презирать глупость. Значит – сомневаться, искать, открывать…
– О! Полагаю, мы с твоим отцом хорошо подготовили тебя! – похвалил Юлиус. – Но понимает ли мозг то, что лопочет язык, внук?
– Это значит – не дать посадить себя в лужу, это значит – видеть на десять ходов вперед…
– Ходы… лужи… – Юлиус потер грудь с правой стороны. – Проклятая Партия в ваших головах… Ты знал о рейде плутониан на Седну? – спросил он напрямик.
– Знал, дед, – признался Шелли.
– А знал о сговоре «бледнолицых» с прайдом Бейтмани?
– О контракте, – поправил старика Шелли, мысленно хватаясь за голову: опять допрос! – Нет, не знал. Я думал, они летят к Седне, чтобы разрушить планетоид по камешку. Я решил… ну, может быть… их красноглазые боги против того, чтобы к звездам летели «корабли поколений»? А оказалось, что они очень даже «за», – закончил он, повесив нос.
– Кто-то нарочно включил тебя, внук, в эту грязную схему… Не приходило в голову? Нет? Кто-то посадил тебя… хм… в лужу, изначально предназначенную для Брута Бейтмани. Тебя подставили, дружище. Неизвестно с какой целью, однако старается этот имярек, видит Солнце, не во благо нашего прайда.
Шелли поморщился.
– Дед! Уверяю, всему причина – цепь досадных недоразумений. Ни о какой закономерности не может идти и речи!
– Ха! Кто сообщил тебе о рейде плутониан?
– Кто-кто! – вспылил Шелли. – Почему твой правнук не может иметь собственную агентурную сеть? У паршивых Хенцели она может быть, а у нашего прайда – нет?
– Врет твоя агентурная сеть! – Губы Юлиуса нервно задергались. – Знал бы я, кто подсунул тебе информацию о Седне! Так мигом бы – к ногтю!
– Дед, уверяю… – Шелли протянул Юлиусу руки в жесте примирения.
– Может, ты думаешь, что и на Плутонии все случайно вышло? Что Алексиса Козо, который убил людей больше, чем ты видел живыми, сразило рикошетом? Рикошетом! Да, внук?! Отвечай: думаешь или нет? Или мне заставить тебя вновь повторить, что означает – быть Шелли?
– Рикошетом и ничем иным! Рикошетом! – Шелли заерзал в кресле. Куда флегматичному Вильгельму Хенцели до умения прадеда выцеживать из собеседника информацию! Чему здесь удивляться? Ведь Юлиус больше века возглавляет успешный столичный прайд. А Вильгельм Хенцели… пусть лучше переквалифицируется в носильщика блюд!
– Мальчишка! – не сдержался старик. – Два десятка лет в кармане, а до сих пор – ребенок! Порхать с планетоида на планетоид – и всех забот! Но и для мотыльков когда-нибудь наступает зима. Куда «Сокола» моего подевал? На Седне оставить пришлось? Считай, пропал корабль…
– «Золотой Сокол» – мой, – угрюмо возразил Шелли. – Вы с отцом мне его подарили.
– …какую-то дрянь подцепил, – продолжил, не обращая внимания на реплику правнука, Юлиус. – Скажи, что за гадость поселилась у тебя на шее? Мои глаза видят отлично, волос почти не осталось на голове, а глаза видят еще. Что притащил в Пирамиду?
– Это у меня после Солнца, – соврал Шелли. Он с отвращением ощупал бесформенный нарост дикого мяса на шее и сразу же вытер пальцы об тунику. Он абсолютно не помнил, что это и откуда взялось. Абсолютно…
– Надо показаться доктору, – сердито посоветовал Юлиус.
– Так точно! – Шелли выразил готовность во всем слушаться предка.
– Заруби себе на носу, будущий иерарх, – Юлиус поднял узловатый палец вверх, – тот, кто надоумил тебя мчать сломя голову к Седне, – враг нашего прайда. И ничего, кроме смерти, тебе он не желает. Подумай хорошенько, сопоставь обстоятельства. Как только ты соизволишь назвать имя, этого человека отыщут, где бы он не скрывался. Хоть за Солнцем, хоть за Химерой. И тогда у Пермидиона появится информация, которая наверняка поможет принять решение в твою пользу.
Шелли потер ладонью лицо. Старик Юлиус пошел по ложному следу. Теперь он будет упрямо мчать по неверной дорожке, сшибая лбом препятствия, пока не угодит в совсем уж непробиваемый логический тупик. Шелли как наяву услышал сладострастный шепоток Капитана «Странника»: «с-соскучались, так с-соскучались». Отвратительно… Следом вспомнилась мутная мгла внутри корабля-призрака, облезлые переборки, на которых остались запечатленными, точно на бумаге со светочувствительным покрытием, тени давно сгоревших людей.
И тошнота, тошнота, тошнота. Невесомость, клубится сажа, и дрейфует в узком пространстве коридоров мелкий мусор.
Возможно ли, чтобы Капитан вел двойную игру? Способно ли существо, давно утратившее сходство с людьми, поступить так, как предполагал Юлиус: подставить своего… любимца? Подставить изощренно; бросить его, словно снежный ком вдоль горного склона, и наблюдать со стороны, как эта шалость перерастает в лавину?
Поднимался ли кто-либо еще на борт корабля-призрака и беседовал с Капитаном? Если да, то происходило ли это в системе Солнца или у другой звезды, где хозяйничают иные формы жизни? Существа, более близкие Капитану, чем двурукие, двуногие млекопитающие?
Эти мысли пронеслись в голове Шелли со скоростью, близкой к световой. Он твердо пообещал себе, что во время следующей встречи с Капитаном будет более напористым. Если следующая встреча, конечно, состоится.
– Почему же ты не хочешь назвать этого человека? – продолжал настойчивый Юлиус. – Быть может, во всем виновата женщина?
– Нет, не женщина, – возразил Шелли. Он вспомнил Климентину и непроизвольно поморщился. Юлиус расценил гримасу по-своему.
– Это – мужчина? – спросил он. – Мужчина, который значит для тебя слишком много?
– Нет же! Нет!! – Шелли не выдержал и вскочил на ноги. – К чему бессмысленные вопросы?! Дед, я устал! Мы тратим время! – Он навис над столом, а заодно – и над маленьким и сухим прадедом. – Никто! Никто меня не надоумил лететь к Седне! Я сам себя надоумил! Веришь? Вот, например, Ай-Оу. Он утверждает, что летает к звездам мысленно, и все делают вид, будто ему верят. И ты мне поверь! Или хотя бы сделай вид! Я тоже – мысленно! – Он покрутил пальцем у виска.
Юлиус помрачнел и кивнул.
– Совершенно верно: ты, Айвен, грандиозный болван. Не завтра, так послезавтра Пермидион приговорит тебя к утоплению в Большом Темном Пятне. Причем эта мера коснется только тебя! К Бруту, сломавшему шею на Плутонии, вероятно, будет проявлено снисхождение. Тебе же придется отдуваться за всех. В том числе – и за извращенца, чье имя ты упорно не желаешь раскрывать. Сейчас иные времена, Пермидион не станет озадачивать себя нюансами дела. Сейчас все решает слово благородного… проклятые лицемеры! Они выслушают тебя, выслушают Огра Мейду и вынесут вердикт в зависимости от настроения, которое сложится у большинства. Насколько я знаю твоего деда по материнской линии, он позаботится, чтобы в вашу с Брутом сторону летели ведерные плевки!
Минуту они просидели молча. Юлиус Шелли выстукивал тростью по мраморной облицовке пола замысловатый код.
– Между прочим… ты еще не знаешь… Ай-Оу погиб. Прайда Тэг больше не существует. Вот к чему приводят ваши мысленные полеты!
Шелли ошеломленно захлопал глазами, ощущая, как между лопаток выступает холодный пот.
– Как? Ай-Оу – погиб? Погиб?
– Погиб-погиб. А как именно – уж лучше бы и не знать, – Юлиус выбрался из кресла. – Не стоит меня провожать. Глаза б мои тебя не видели.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.