Текст книги "Рождение Юпитера"

Ему следовало утешить ее, поддержать ласковыми словами, крепкими объятьями… Он держал в руках слабого, беззащитного, убитого горем человека, и не мог сказать ничего. Он понимал, что не существует слов, которые могли бы облегчить их скорбь.

Одну великую скорбь на двоих.

Он разомкнул непослушные губы… И понял, что вместо утешительных речей издает глухие рыдания. На миг смешался, сдерживая плач внутри стиснутого спазмом горла, а затем махнул на все рукой, прижался щекой к спутанным волосам Климентины и дал волю чувствам.

Они стояли на коленях друг напротив друга посреди пустого зала-площади. Вокруг них было тихо, пусто и смердело смертью.

– Я…я больше не… не слышу их… – наконец, смогла выговорить Климентина. – Ай-Оу… Брут… Ай-О-о-о-у…

– Все… все закончилось, – пробормотал в ответ Шелли и прибавил по-мальчишески: – Мы им всем показали… мы им показали!..

– Мы не успели! Мы не спасли! Мы погибаем!

– Не спасли – да, – согласился Шелли, зарываясь носом в ее пахнущие дымом волосы. – Но безымянные не посмеют вторгаться в Сопряжение! Мы приведем за Солнце боевой флот благородных! Мы превратим в радиоактивную пыль их проклятые астероиды!

– Во мне что-то умерло… – прошептала Климентина. – Я – больше не я, я – пустая обертка, и нет смысла продолжать жить!

– Не говори так! У тебя есть я, – ответил Шелли.

– Есть? – переспросила Климентина.

– Есть. А у меня есть ты.

– Есть?

– Есть-есть… Нам бы выбраться из этого страшного места… И я ни за что не отпущу тебя. Никогда!

– Зачем все? Столько смерти кругом! Мне страшно, Шелли! Самовлюбленный негодяй Шелли! – Она еще крепче обхватила его плечи. – Почему так больно?

– Ну-ну… Мы выберемся. Нужно только суметь встать на ноги…

Тяжелый люк, преграждающий вход на посадочную платформу, нехотя отъехал в сторону. В лица Шелли и Климентины дохнуло запахом горячего металла и химических смол, – при помощи последних город затягивал пробоины в куполе.

Они предстали перед тем, что осталось от «Кракена».

Шелли присвистнул: выдвижную створку над платформой вдавило внутрь (скорее всего, в нее врезался крупный метеорит). Бронированная плита, словно пресс, стиснула корму корабля, заставила платформу просесть. Теперь увенчанный системой отражающих экранов нос «Кракена» задирался вверх, а корма была погребена среди тонн искореженного металла.

– Пойдем, все же посмотрим, – Шелли взял опешившую Климентину за руку и повел к кораблю безымянных. – Может, что-нибудь удастся придумать.

Вдоль корпуса «Кракена» темнели открытые люки. Очевидно, на корабле ждали Михаэля и его подельников, потом… потом закрываться уже не было смысла. Шелли решительно двинулся к ближайшей аппарели.

Ни капли страха.

Удивительно, но он не испытывал ни капли страха. Маячила мысль, что впереди ждет неприятная работа, которую предстоит выполнить, если он собирается продлить жизнь себе и Климентине. О спасении они могли только мечтать. Он понял, что с ним случилось то же несчастье, что и с его подругой. Он утратил ключевой компонент личности. Он похоронил себя в руинах Голгофы.

Что ж – жаль! Но пусть им станет от этого хуже…

– Оружие на палубу! Лицом к переборке!

Они ворвались в рубку управления. Впереди – Шелли с кадуцеем, за ним – Климентина с увесистым обрезком трубы наперевес.

Безымянный астроник кинулся навстречу. В его руках булькал тяжелый ядомет. Казалось, что подельник Михаэля собирается драться до последнего вздоха; но перекошенное лицо осветила бледно-зеленая вспышка, и ярость в черных зрачках уступила место страху.

– Ри-ри-ри! – Астроник уронил ядомет и упал на колени. – Ри-ри-ри!!! – В его волосах шипели капельки расплавленного металла: в подволоке рубки появилось прожженное лазером отверстие.

– Ри-ри-ри?! – воскликнула Климентина и врезала своим нехитрым оружием астронику по лицу. – Ри-ри-ри?!!

Безымянный обхватил голову руками. Климентина ударила его снова, а затем – еще и еще… Астроник сжался в позе эмбриона, не прекращая вздрагивать и хакать.

Шелли подбежал к пульту управления и оторопел. Несколько секунд он разглядывал знакомые символы, из которых складывались совершенно непонятные слова, а затем позвал на помощь Климентину. Бесфамильная нехотя прекратила расправу. Взглянула из-за плеча Шелли на приборы и расхохоталась:

– Все, милый Шелли! Прилетели!

Ей уже приходилось сталкиваться с этой беспомощностью. Во время головокружительного падения в атмосферу Нептунии.

Шелли с опаской поглядел на подругу, – та села на подлокотник кресла, сокрушенно покачала головой. Силы ее были на исходе: последние ушли на избиение паршивого астроника.

– Системы управления безымянных не должны кардинально отличаться от наших… – Он прикоснулся к основной сенсорной панели. – Нужно только определиться, что мы хотим от «Кракена»… Ведь он – увы! – не взлетит.

– Не взлетит, – вздохнула Климентина. – Можешь не терзать сенсоры.

Тогда Шелли метнулся к стонущему астронику.

– Эй, ты! Что нам нужно делать?

Безымянный поднял голову и улыбнулся, демонстрируя поломанные, испачканные кровью зубы:

– Моль-йить-сья, ри-ри-ри!

Кадуцей уткнулся безымянному в висок, влажные пальцы легли на активатор. Безымянный с готовностью зажмурился.

– Ри-ри-ри, конопатые, допотьебились…

Это было уже слишком! Избитый астроник стоял на коленях, ожидая смерти. Климентина сидела на подлокотнике кресла и раскачивалась, точно в приступе кататонии. Казалось, что отчаяние людей обрело физическое воплощение: воздух в рубке загустел, освещение померкло, тени удлинились.

Шелли заскрежетал зубами. Отпихнул астроника и схватил за плечи Климентину.

– Ен-Ти! Послушай меня! Нужно послать «пакет» в Сопряжение. Лазером или радиосигналом – чем угодно!

Климентина приподняла голову. Из-под спутанных волос, падающих на лицо, сверкнули глаза.

– Мы обязаны рассказать обо всем, что произошло на Ганомайде! – Шелли заметался по рубке. – Я выйду наружу, разблокирую заслонку посадочной платформы. Тогда купол перестанет экранировать, и ты сможешь передать сигнал.

– Но как?.. Как ты уберешь заслонку? – уныло развела руками Климентина. – Разве что лазером… Только не говори, что намерен резать плиту вот этим! – Она указала на кадуцей. – И суток не хватит!

– Кгм… благородные!

Шелли и Климентина мгновенно обернулись: в проеме люка переминался с ноги на ногу толстый тиран Майя!

– На пол быстро! – заорал Шелли и уже привычным движением навел на тирана кадуцей. Ему показалось, что в эту тучную фигуру промахнуться невозможно.

– Ладно-ладно, – плутонианин поднял руки и неуклюже опустился на колени. – Я только хотел сказать…

– Молчать, мутант! На корабле есть еще кто-нибудь?

– Нет-нет, благородные, все ушли. Они погибли, да?

– Да, – ответила за Шелли Климентина. В руках она опять вертела обрезок трубы. – А где твои «ри-ри-ри», худышка? – Тон ее не предвещал ничего хорошего.

– Лазер! – заверещал тиран Майя. – Среди отражающих экранов спрятана лазерная установка! Ее мощности хватит, чтобы убрать заслонку! – Не поднимаясь с колен, тиран попятился от Климентины. – Выдвинем через отверстие антенну и отправим сигнал бедствия: быть может, нас услышит какой-нибудь корабль. Это наша единственная надежда! – Плутонианин сложил перед подбородком ладони. – Я немного владею арго безымянных. Разрешите мне встать за пульт «Кракена», в обмен… – он шумно сглотнул, – в обмен на мою жизнь.

Шелли усмехнулся.

– Кто убил Алексиса Козо, толстяк?

– Я, я, я убил! – Тиран Майя постучал по груди ладонью. – Какое это имеет теперь значение, благородный? Еуропы больше нет! Она взорвалась! Ганомайд тоже взорвется! Или сам Юпитерекс! Мне кажется, Юпитерекс трансформируется в звезду!

– О чем ты говоришь, толстяк? – Шелли поморщился. – Шагай к пульту, пока мы не передумали!

Плутонианин резво вскочил на ноги.

– В моем музее был барельеф «Люди наблюдают рождение Юпитера», – сказал он, стуча зубами. – Уж не нас ли изобразили древние?

– Ри-ри-ри-ри… – сокрушенно пробормотал безымянный астроник.

Тиран Майя навис над пультом. Завозился, непрерывно бормоча и охая.

– Айвен!.. – Климентина схватила молодого человека за локоть.

– Пусть попробует, – Шелли освободил руку, – я всегда успею отправить его на свидание с Девой Смерти! – и бросил замешкавшемуся плутонианину: – Ну же! Мы можем ждать, но Ганомайд ждать не станет!

Обзорный экран не работал. О том, что лазерная установка включилась, они узнали по тому, как в рубке мигнуло освещение. Через секунду-другую транспорт безымянных ощутимо встряхнуло: посадочная платформа лишилась атмосферы.

Тиран Майя, капая потом на сенсорные панели, колдовал над пультом – он старался изо всех сил. В конце концов, засветился обзорный экран. Шелли почувствовал в своей ладони пальцы Климентины.

Выстрел вслепую оказался более успешным, чем они могли ожидать. Заслонка посадочной платформы раскололась на несколько частей. Обломки выкинуло в космос рванувшим наружу воздухом. Теперь нос «Кракена» глядел в сторону окутанного розовым свечением полушария Юпитерекса.

Здесь было на что посмотреть! Лик газовой планеты изменился до неузнаваемости. Исчезла большая часть атмосферных структур. Облачные пояса побледнели, их границы размылись, а цвета потеряли интенсивность. Что осталось от прежнего Юпитерекса – это непрекращающиеся грозы, вспышки которых было видно даже с поверхности Ганомайда.

Но Шелли вскользь отметил эти изменения; он неотрывно следил за манипуляциями плутонианина.

– Поднимаю мачты антенн на максимальную высоту, – проговорил тиран, взгляд его розовых глаз метался: Шелли – пульт, Климентина – пульт, Шелли – пульт… – Сейчас-сейчас выведу звук…

Несмотря на предупреждение толстяка, они вздрогнули, когда в рубку «Кракена» ворвалась какофония радиошумов. Шелли узнал высокочастотный вой Солнца. Наплывами дребезжащего визга голос звезды перекрывал новый источник сигнала. Шелли вопросительно посмотрел на Климентину: этот визг не имел ничего общего с умалишенным бормотанием радиопоясов Юпитерекса. Скорее, он напоминал запись плача младенца, пропущенную через усилитель, работающий с перегрузкой.

На Шелли нахлынуло тревожное оцепенение. Подействовал ли на него вводящий в транс голос омолодившегося Юпитерекса… отключилось ли сознание само собой – когда закончились силы в обработанном палачами теле…

«Люди наблюдают рождение Юпитера».

Он стал жалостью. Гнетущим, слегка презрительным… Он взглянул на себя со стороны. Внимательнее пригляделся к Климентине, к пыхтящему плутонианину. К безымянному астронику, фанатику и убийце, сплевывающему на палубу осколки зубной эмали.

Они присутствовали при таинстве появления на свет. Судьба предоставила им шанс стать свидетелями чудесного перерождения планеты в звезду. Перед ними – будто специально для них – разворачивалось событие галактического масштаба. Именно сейчас они переживали самые драматичные и в то же время – самые прекрасные мгновения в истории человечества. Они прошли сквозь закат старого солнца и дождались рассвета нового…

Но нет, они не смотрели вверх – в космос! Они были заняты беспорядочными метаниями внутри рубки транспортного корабля. А рождение новой звезды… оно просачивалось сквозь их сознание, словно вода сквозь сито, словно невесомые нейтрино сквозь толщи планет!

– Шелли! Шелли!!!

Хлесткий удар…

Он открыл глаза. По инерции Климентина врезала ему еще одну пощечину. Карикатурно округлив глаза, на них уставился тиран Майя. Если толстяк желал разделаться с благородным и бесфамильной – прекрасная возможность только что уплыла у него из рук…

– Шелли! – вновь закричала Климентина. – Ты что?! Слышишь меня?

– Все! Все, говорю тебе… – Шелли мягко отстранил бесфамильную. С угрозой поглядел на тирана. – Что задумал, мутант?

Полупрозрачное лицо тирана Майи расплылось в самой миролюбивой улыбке: на фоне радиошумов космоса, на фоне треска и рева отчетливо слышался робкий и эфемерный – точно первый росток на гектарах выжженной земли – сигнал. В его повторяющихся тонах угадывалась электронная систематичность.

– Позывной какого-то корабля! – сдавленным от волнения голосом произнес тиран Майя, хотя они все поняли и без его пояснений.

– Да, – согласился Шелли. Он чувствовал себя опустошенным, словно после близости с женщиной. Опустился в кресло астроника, откинулся на спинку, закрыл глаза и пробормотал: – Это «Сфинкс», Климентина. К Ганомайду приближается корабль моего дяди.

Маршевые двигатели «Сфинкса» умолкли. Кометный хвост плазменного выброса, подсказывающий курс десантного корабля, иссяк.

Шелли прощался с миром Солнца.

Они стояли втроем – Климентина, Айвен и его отец, Фредерик Шелли – под прозрачным, словно слеза, куполом смотровой площадки. Смотровая площадка возвышалась над остальными надстройками, на вершине позолоченной гривы. По мере того как пламя двигателей угасало, под куполом сгущались сумерки, насыщенные оттенками заката.

Алый, рдяной, пунцовый, рубиновый. Карминный. Розовый…

Мимо «Сфинкса» быстро, словно луч света, пронесся «Странник». Как всегда, его путь лежал из ниоткуда в никуда.

– Спасибо, Капитан, – прошептал Шелли, тщетно пытаясь ухватить взглядом размытый силуэт.

Так в космосе рождаются мифы.

…«Сфинкс» блуждал в бесплодном поиске. Над и под кольцами Сэтана, среди многочисленных лун – планетоидов и астероидов… Никто не надеялся, что удастся взять след похитителей молодого Шелли. Информационные агентства уже объявили на все Сопряжение, что благородного выкрали из Партии, что систему ритуальных ходов возможно подделать на практике. Сопряжение трещало по швам, хотя парад планет оставался незыблемым.

Август Шелли, бывалый астроник, трижды сплюнул через левое плечо, когда на экранах возник темный корабль-призрак. Не рискуя заступить дорогу сверхъестественной сущности, Август приказал развернуть «Сфинкс» и отступить к ближайшему порту. Тогда он подумал, что встреча со «Странником», которая состоялась на пути к Титану, накликала беду на славный прайд. И от второй встречи капитан «Сфинкса» не ожидал ничего хорошего.

На корабль смертных «Странник» не обратил внимания. Его корпус быстро таял на фоне облаков Сэтана. Прошло бы еще немного времени, и Августу Шелли доложили бы, что призрак вышел за пределы досягаемости радаров.

«Странник» вышел на связь.

Старым добрым двоичным кодом – его «понимал» каждый корабль, – «Странник» передал координаты похитителей Шелли, а также – их предположительный курс.

В пространстве Сопряжения стало одним мифом больше…

Бедолага Фредерик, он тщетно пытался сдержать слезы радости, обнимая едва живого сына. Он до сих пор хватался рукой за ноющее сердце, когда полагал, что на него никто не смотрит.

Климентина успела сменить пропитанную запахами дыма и смерти одежду на комбинезон члена экипажа «Сфинкса». Она отмыла лицо от грязи, но в волосах еще темнели какие-то щепки и маслянистые сгустки.

Сам Шелли стоял, упираясь ладонями в прозрачную стену купола. Это он убедил их подняться сюда и смотреть. Убедил, потому что никто ему не верил. Даже Климентина отказалась подтвердить или опровергнуть его слова.

Он убедил подняться и посмотреть, как рождается Юпитерекс.

Или Юпитер, если произносить на старинный лад, как это делал тиран Майя, рассказывая им о древнем барельефе.

Газовый гигант был окутан косматым облаком заряженных частиц. Облако питало веществом газовая пуповина, соединяющая его с Солнцем. Сама планета теплилась ровным розовым светом; исполинский шар больше не делили надвое день и ночь. Казалось, что Юпитерекс – уже звезда, но это было неверное впечатление; пока светилась только раскаленная Солнцем плазма.

И вот пришел тот самый миг.

– Ого! – Фредерик Шелли невольно отпрянул от стены.

Глубины Юпитерекса озарила последняя, самая сильная в истории этой планеты гроза. Молнии выплеснулись наружу, прокатились бело-зеленой волной по плазменному облаку, высвечивая в нем все завихрения и разрывы…

Затем Юпитерекс вспыхнул.

Его первый свет не был ослепительным, но все-таки им пришлось закрыть глаза ладонями. Вокруг «Сфинкса» замерцало защитное поле, принимая на себя удар жесткого излучения.

Когда к ним вернулась способность видеть, на месте Юпитерекса и его спутников сверкала молодая красная звезда.

…Позднее они узнали, что в тот день Солнце перестало расширяться. И хотя аккреция вещества на перерожденный Юпитерекс пока продолжалась, процессы на центральной звезде Сопряжения повернули вспять. Солнцу предстояло долгое сжатие, в результате которого оно когда-нибудь превратится в компактный объект. Предположительно – в вырожденную звезду. В газовый кристалл размером с Пангею. И этот кристалл будет обречен лить в космос тусклые лучи миллиарды лет.

Но едва ли кому-то из людей суждено стать свидетелем последней метаморфозы в сверхдолгой истории мира Солнца.

9

Вызов Климентины застал Шелли в неподходящий момент. Он добирался до Ломаной Пирамиды прайда Мейды на обычном транспорте, в одном салоне с рабочими, мелкими служащими и их рабами, и до последнего момента желал сохранять инкогнито.

Но платиновая цепочка, надетая на шею, настойчиво вибрировала, а подвешенная к ней пластина «кома» наливалась теплом.

Шелли сунул руку под ворот камзола-патагия и вынул «комм» наружу. Блеснули бриллианты; затрепетал тончайший луч лазера, выстраивая голограмму…

– Шелли!

Рабочие зашептались: не тот ли это Шелли, которого выкрали из Партии? Безымянные?.. Сказки! Свои и выкрали!.. Бред! Стал бы заносчивый хлыщ Шелли лететь на рейсовом челноке вместе с…

– Климентина!

Служащие стали отодвигаться от молодого человека. Кого-то и в самом деле не интересовала чужая беседа, но большинство было не прочь развлечь себя ненавязчивым подслушиванием. Люди никогда не меняются…

– Куда ты пропала, Ен-Ти? Покинула Агатовую Пирамиду, не сказав ни слова. Не отвечаешь на вызовы… – укоризненно проговорил Шелли. Воспоминания о событиях последних дней пестрым вихрем пронеслись в его голове.

Итак, «Юпитер родился». А ошеломленное Сопряжение охватила неописуемая радость. Это ликование ступало по пятам за первым светом нового солнца Сопряжения Планет. Никто никогда не испытывал чувств более чистых и более искренних, чем те, что разделили жители межпланетного государства. И обычно мрачные мутанты-плутониане, и гордые благородные из мелких внесистемных прайдов, и галантные Хенцели, и блистающие драгоценными камнями Пуанкаре и Пурбахи… Рабы и иерархи, воины и клерки. Было нечто первобытное в буйном празднестве, отгремевшем на лунах Сэтана, Урании, Нептунии, на Плутонии и Хавроне, на внесистемных планетоидах. Шелли внутренне содрогался, припоминая о том, сколько дорогих вин и спиртовых напитков было выпито только в Пирамиде его прайда. В одном калейдоскопе перемешались пузырьки в бокалах с белым игристым, блистание мишуры, трепет серебряных струн сангит, сияние глаз Климентины…

Они снова были близки. Он снова мог касаться губами ее нежной кожи, держать в руках хрупкую фигуру… И это чувство оказалось настолько волнительным, что воспоминания о последующих шагах, связанных с улаживанием проблем прайда и разработкой долговременной стратегии, меркли сами собой, – будто их и не было.

Он пристально всматривался в дорогие, хорошо знакомые черты и пытался найти в них хотя бы намек на нежность.

– Я уже начал беспокоиться! Все ли с тобой в порядке, Ен-Ти?

– Все в полном порядке, Айв! Не стоит беспокоиться.

В прохладном ответе Климентины он уловил заминку.

– Где ты сейчас, Ен-Ти? Ты ведь не на Трайтоне, верно?

Снова заминка. Затем ответ:

– Верно. Я вернулась на Пангею.

Пангея! Нетрудно было догадаться! Шелли передернул плечами, усмиряя поднимающуюся в душе волну негодования. Значит, сейчас они находятся по разные стороны Нептунии. В небе Пангеи сияют два красных солнца, и газовые льды тают, рождая над гладкой поверхностью едва заметную дымку. На Трайтоне же – либо ночь, либо бордовые сумерки.

– Зачем? – спросил Шелли, чувствуя себя дураком.

Очередная порция прохлады не заставила себя ждать:

– Продолжу работу в миссии иерарха Контона. Я нужна им.

– Но… ты со мной даже не обсуждала… – Шелли запнулся. – Ты ведь не собиралась покидать Агатовую Пирамиду! – выпалил он, отчего-то краснея.

– Шелли! – Климентина вздохнула. – Давай без обиняков: мне известно о каждом пункте вашей… долговременной стратегии прайда!

У него пересохло во рту.

– Ты имеешь в виду мой предстоящий брак с Кассандрой, младшей сестрой Брута? И кто же успел тебя проинформировать? – Он натянуто рассмеялся. – Климентина, это вынужденная мера! Ты сама знаешь, что прайд Бейтмани на грани гибели. После известных тебе событий ни один благородный не возьмется вести с ними дела. Кредит Бейтмани аннулирован, счета заморожены, Седну рвут на части ушлые дельцы. Ситуация – преотвратительная. Исключительно в память о Бруте я согласился стать мужем Кассандры и пойти на риск слияния наших владений. Я не могу назвать это решение легким. Климентина! – Шелли прижал к сердцу ладонь. – Ты же знаешь, кого я люблю на самом деле, и кто станет моей настоящей женой! Зачем ты заставляешь меня говорить об этом прилюдно?

– Кассандра… Бедный ребенок… – Голограмма Климентины исказилась помехой. – Ей предстоит провести жизнь рядом с таким… – Проекция снова пошла рябью, словно вода, потревоженная ветром.

Шелли зажмурился и мотнул головой. Происходящее не могло быть правдой! Климентина обязана была проникнуться его благородными мотивами. Только ради Брута!.. Исключительно в память о дорогом им обоим человеке! Он так рассчитывал на ее поддержку!

– Впрочем, – продолжила Климентина, когда связь восстановилась, – в скором времени ее формы округлятся, и тогда, быть может, в тебе проснется влечение, а следом – и настоящая любовь. Но пока… я не завидую участи этой девочки.

– Климентина! – Шелли всплеснул руками. От досады и отчаяния голос сел, а в горле встал болезненный комок. Его словно вернули на погибший «Кракен». По прихоти ли Космоса… или Золотой Удачи… Словно он опять сидел напротив проклятого Михаэля, зная, что впереди – мир Солнца и что шансы на спасение чахнут.

– С Кассандрой все понятно… Но за что? За что мне? – Похоже, и Климентине было нелегко справиться с голосом. – Жить бесфамильной любовницей при благородном! Ежедневно глядя на то, как расцветает его жена! И в то же время сознавать, что ты не становишься моложе! Да и любовь – не вино… В конце концов, я буду вынуждена покинуть Пирамиду, чувствуя на себе облегченные взгляды твоих домочадцев: мол, наконец, – избавились!

– Климентина! – Шелли сжал кулаки. – Это так… Ты судишь так по-женски!

– А я – женщина. Это серьезный недостаток?

– Все было бы по-другому! Не так! Абсолютно! Слово благородного!

– Слово… благородного… – Она усмехнулась. Но Шелли показалось, будто по ее щекам текут слезы. Впрочем, качество голограммы не позволяло быть в этом уверенным. – Что ж! Хорошо… Я четко поняла, что место мое – здесь, на Пангее. Я нахожусь среди друзей и единомышленников. Каждый день – каждый, Шелли! – приносит нам открытия. Моя жизнь не пройдет бесцельно, если я останусь… Останусь здесь… Ты должен понять… Я хочу… хочу попрощаться. Прощай!

– Климентина! Я улажу дела на Трайтоне и сразу – ты слышишь? – сразу вылечу на Пангею. Мы еще раз все обсудим, Климентина! Я не прощаюсь с тобой! Я не позволю себе потерять тебя снова!

Климентина прервала связь.

Шелли шумно выдохнул, возвращаясь в реальность тесного салона и окружающих его спин.

К запястью прикоснулись теплые пальцы.

– Ты на самом деле тот самый Шелли? – спросила тучная немолодая женщина в одеждах административного работника торгового сектора. Говорила она густым, обволакивающим голосом, который был таким же теплым, как и ее руки.

Пришлось признаться:

– Действительно. Айвен Шелли.

– Ну, если ты не врешь… Мы с девочками согласны стать твоими содержанками, благородный! – заявила торговка со смехом. Две юные рабыни с готовностью захихикали следом за хозяйкой.

– Внимание! Это информация для благородных, не для рабов! О благородные! Свежие новости пришли только что с Пангеи, где работает миссия палеопланетологов под руководством иерарха Контона…

В центральной галерее Пирамиды Мейды звучала речь популярного оратора Трайтонского информационного агентства.

Шелли сердито одернул на себе камзол. И здесь – Пангея! Куда ему деться от этой Пангеи? И от мыслей о Климентине…

– Лью Контон опять огорошил Сопряжение! Иерарх высказал предположение, что в Великих Пирамидах, открытых на Пангее, на самом деле никто не жил. Что эти Пирамиды – комплексы смерти, некрополи, предназначенные для погребения иерархов, их близких, а также слуг и рабов прайда. Иерарх Контон отметил: у древних протолюдей существовал некротический культ, наподобие распространенного на Плутонии культа Девы Смерти. Напомним, что недавно Лью Контон утверждал обратное, доказывая, будто он открыл резиденцию первых прайдов. Комитет по науке и образованию Пермидиона прямо-таки в растерянности! Каждые сидерические сутки с Пангеи сваливается ворох противоречивых сведений…

Шелли прошел мимо зарешеченных окошек тотализатора. Недавно здесь принимали ставки на участвующих в Партии. Толкались обыватели, звенели монеты, звучала ругань и вопли проигравшихся в дым…

Партия больше не существует. Ее кровавая эпоха канула в прошлое. И он – Шелли – так или иначе, приложил к этому руку. Есть чем гордиться! А эксперты, которые утверждают, будто из-за перенаселения грядет голод, – все они не правы…

Куда вероятнее, что косное Сопряжение ждут перемены.

– О благородные! Трайтонскому информационному агентству удалось связаться с главой прайдов Сэтана, с самым авторитетным астрофизиком Сопряжения Планет – Прискином, иерархом Гиперионским, – продолжил читать свиток оратор. – Нашего репортера интересовало, как именно будут развиваться взаимоотношения внутри пары Солнце–Юпитерекс. Останется ли новая звезда на прежней орбите? Или оба светила станут обращаться вокруг общего центра масс, нарушив тем самым механику движения планет всей системы Солнца? Существует ли, наконец, угроза целостности Сопряжения? Иерарх Прискин ответил, что его служащие и рабы ведут непрерывное наблюдение за Юпитерексом, и в ближайшее время, на основе полученных данных, он сформулирует гипотезу. В общем, его ответ звучал, как… – Галерею огласил яростный звон. Шелли поднял глаза к стрельчатому своду, под которым проецировались стереоэкраны, и увидел, что оратор неистово стучит молотком в медный таз…

Шелли были известны и другие новости. Пермидион стремился отсрочить их появление в информационных сетях как можно дольше. В Совете остерегались всеобщей истерии и «охоты на ведьм».

Необозримые пространства по ту сторону от Солнца обитаемы! Их жители враждебны по отношению к Сопряжению! Закаленные воины, не носящие имен, свободно перемещаются в мире людей. Маскируясь под добропорядочных граждан, ничем себя не выдавая, они наносят удары по благородным, чья деятельность, по мнению безымянных лидеров, может спровоцировать вмешательство Надзирателей. То есть по кому угодно.

«Экскалибур» и «Дюрандаль» в сопровождении огромного базового корабля, дюжины других крейсеров и кораблей обеспечения передислоцированы в околосолнечное пространство. Об этом тоже стараются не говорить во всеуслышание. Пермидион отсрочил вторжение в «потусторонье», однако переговоры с безымянными планирует вести с позиции силы.

Шелли подошел к дверям зала для аудиенций. Из боковой ниши выскользнул молодой раб. Поклонился и зацокал языком, вопросительно глядя на благородного.

– Айвен Шелли к Огру Мейде, – ответил на немой вопрос раба Шелли.

– Могу я узнать цель вашего визита, благородный, чтобы как следует доложить хозяину?

– Цель – интересы Сопряжения, личные интересы, – сообщил, не раздумывая, Шелли.

Раб кивнул и отступил к дверям. Через миг под правым виском у него что-то завибрировало. Шелли понял, что раб получил ответ от секретаря Мейды.

– Прошу, благородный!

Двери распахнулись, обдав Шелли ветерком с запахом лимонной цедры и свежего чая. Раб поклонился и вновь скрылся в нише.

Шелли вошел в приемную дедушки Огра. Кланяться не стал, поцокал языком. Опустился в кресло, стоявшее напротив стола, за которым возился со свитками Огр Мейда.

– Как возмужал!.. – Упитанный старик с моложавым лицом отодвинул свитки и стал пристально разглядывать Шелли. – А сколько седины!..

В свою очередь Шелли не отводил глаз от нерадивого деда. За маской бесконечно уверенного в своей правоте трайтонского божка угадывалась тревога.

Открылась боковая дверь. Бесшумно ступая босыми ногами по толстому ковру, вошла девочка-рабыня. Перед собой она несла бронзовый поднос с чайным прибором.

– Не стоит! – Шелли отказался от предложенной пиалы. – У меня нет времени на чайные церемонии!

– Не подозреваешь ли ты, что я собрался тебя отравить? – насмешливо спросил Мейда.

– Меня уже травили, – пожал плечами Шелли. – Нейронным активатором. И Климентину тоже травили, только чем-то другим.

– Какие ужасы ты мне рассказываешь! Перед обедом! Нейронный активатор – это, наверное, жутко больно?

– Чудовищно больно.

Мейда рассмеялся. От удовольствия постучал ладонью по крышке стола, едва не опрокинув на пол чайник с заваркой.

– Ну, так уж и быть! – сказал он, отсмеявшись. – И у меня нет желания тратить время, бастард Шелли. Ты сказал, что печешься об интересах Сопряжения. Итак, я слушаю. Ну же!

– Мой прайд озабочен, – начал Шелли дрожащим от гнева голосом, – сомнительной надежностью транспортной сети в свете появления в нашем пространстве новой звезды.

В отличие от Шелли Огр Мейда расслабился окончательно. Его всегда забавляла эта черта молодых – мгновенно вскипать, услышав в свой адрес всего одно бранное слово.

– Спокойно! Спокойно, молодой человек! Не нужно эпилептических припадков в моей приемной! Вообще-то я не обязан предоставлять отчеты в частной беседе. Трижды благородный Шелли – не Пермидион. Но, – Мейда прищурился, – сделаю тебе скидку. Раз ты так взволнован… Слушай же: движение вдоль гравитационных магистралей безопасно, – таково мое авторитетное заключение. Я распорядился усилить охрану ключевых компонентов сети. Само собой – в интересах Сопряжения.

– Наверняка основные силы Патруля окажутся возле мятежной Плутонии? – уточнил Шелли. Он почти смог справиться с яростью и даже позволил себе откинуться на спинку кресла и прикрыть глаза.

– Действительно, – согласился Огр Мейда, – в нынешних обстоятельствах недопустимо ослаблять Сопряжение ни на одно звено. Даже на такое никчемное, как Плутония. Это все? Или же у тебя есть еще вопросы, юный бастард?

Пришел черед улыбаться Шелли. Улыбка вышла – хуже некуда, кислая гримаса. Но и ее хватило, чтобы Огр Мейда мгновенно подобрался.