Текст книги "Советы одинокого курильщика. Тринадцать рассказов про Татарникова (сборник)"

Русская недвижимость

Когда местонахождение директора ювелирного магазина «Червонец» не могут установить в течение полугода – это я понимаю. И если министр энергетики пропадает вместе с бюджетными денежками – у этого тоже есть резоны. А исчезновение простых смертных происходит в рамках общей статистики и никаким объяснениям не поддается.

Но тут стали риэлторы пропадать – кому они помешали? Может, руководству сомнительных контор недвижимости? Кокнул сотрудника – и гонорар платить не надо. Нет, выяснили опера: пропавшие трудились в лучших агентствах столицы, где за удачные сделки награждают, а не убивают. Может, агентов умертвили обманутые клиенты? Вложили люди деньги в нулевой цикл многоэтажки в Зябликово, а панельку так и не возвели, – вот и отыгрались обезумевшие простаки на риэлторах. Проверили такую возможность: нет, занимались пропавшие агенты элитным жильем в центре Москвы.

Я про эту историю узнал по родственным каналам. Теперь у каждого москвича есть родственник-риэлтор: риэлторов столько развелось – кошек, по-моему, и то меньше. И всех почему-то зовут Ленами. Мою родственницу – тоже, а точнее – Леночка.

Леночка всегда плачет, глаза у нее большие, и в них написано: «Буду вам хорошей женой». Мне загс не грозит – мы с ней двоюродные – вот только с друзьями Леночку знакомить неудобно, она на мужиков бросается. И конечно, никакой она не риэлтор. Смысл жизни риэлтора должен заключаться в словах «поэтажка, жэбэпэ, бэтэи, на сделку выходим», а у Леночки смысл жизни в том, чтобы дождаться семейного счастья и бросить работу к чертовой матери.

– Зачем я пошла на эту работу?! Зачем!

– Мужа найти, – подсказал я.

– При первой возможности уйду! Думала, офис приличный, люди солидные…

– Носового платка нет, – предупредил я. – Придется тебе в туалет за бумагой топать. Успокойся и расскажи толком.

– Я боюсь. Он за мной третий день ходит! Обернусь – а там он.

– По порядочку, гражданка, – сказал я тоном Гены Чухонцева. – Кто – «он»? – Я, признаться, решил: придумала себе Леночка воздыхателя. Не сложилось девичье счастье – умом и тронулась.

– Девочки в офисе тоже его видели! Ходит он, понимаешь?

– Маньяк, что ли, за тобой увязался?

– Не за мной! За всеми риэлторами! Три человека у нас пропало! И по Москве, говорят, уже восемнадцать риэлторов исчезло. Во всех агентствах работники трясутся!

– Как твое агентство называется?

– «Элит-недвижимость». – Леночка опять зарыдала.

– На Остоженке?

Я мимо их офиса проходил пару раз: там одни ручки на дверях – килограммов двадцать меди.

– Мне Ленкину квартиру отдали в работу.

– Какую-какую квартиру?

– Ленкину. Елены Сабуровой. Она пропала неделю назад, уехала из офиса на показ – и исчезла. До объекта не доехала. Покупатель ждал-ждал, в офис звонил, ругался. А Ленки нигде нет. Телефон молчит.

– Родные что говорят?

– Нет родных. Сирота она, комнату снимала. И тоже не за-а-а-а-мужем…

– Дело открыли?

– Как это?

– Ну, следствие ведется?

– Не знаю я! Мы в милицию звонили, а там на нас как заорут!

– Какими квартирами она занималась, это хотя бы знаешь?

– На ней пять квартир висело! И вот, мне один объект подкинули.

– Что за квартира, можешь рассказать?

– Уникальное предложение, сто семьдесят квадратов, тихий центр, новый дом, монолит, двенадцатый двенадцатиэтажного, евроремонт, дубовый паркет, два камина, три санузла, потолки три метра, подземный паркинг, два машиноместа включены в стоимость, солидные соседи, вооруженная охрана, – бубнила Леночка, будто у нее в голове магнитофонную запись включили.

Сразу вспомнил я одну историю про оборотней, которую мы с Татарниковым полгода назад раскрыли. Вспомнил – и ущипнул Леночку за задницу. Она взвизгнула и посмотрела на меня с надеждой. Значит, все в порядке: наша Леночка, не подменили.

– Цена какая? – спросил я.

– Приемлемая цена, пятнадцать миллионов.

– Пятнадцать миллионов? – переспросил я. Получается вроде не так дорого. А я слышал, в этих новых домах дикие цены. Пятнадцать миллионов – это сколько ж в долларах? Я прикинул. По самому плохому курсу – четыреста тридцать тысяч. Может, взять? Я б сменил свою Кутузовскую халабуду на «тихий уютный центр». Сто семьдесят квадратов? Так я б вообще там две квартиры из одной сделал! И соседа бы своего, Татарникова, перевез! Отрезал бы ему две комнаты с кухней. Гуляли б мы с ним по бульварам, камин бы зимой топили. Конечно, стоит не пять копеек, но может, потянем в складчину? Продадим дедовские квартиры, на Кутузовском теперь жить мерзко стало, а цены за квадратный метр в наших сталинских домах заоблачные. – Пятнадцать миллионов? А что, не так страшно.

– Только учти, – сказала Леночка, – это не в долларах. Это в евро.

Я налил себе кислой воды из-под крана, выпил. Старею. Почему-то разозлился на Леночку. «Приемлемая цена»! Дура! У них там, в агентствах, из людей зомби делают.

– Но можно сбить, хозяин согласен торговаться, очень адекватный человек. Торг – только после просмотра. Посмотреть надо, предложение уникальное!

– Я тебе что, покупатель, чтобы мне лапшу на уши вешать?

– Извини. Машинально.

– Стоп! – сказал я. – А может, я и покупатель.

– Ты? – спросила Леночка. Определенно, я не тот человек, который может купить квартиру за пятнадцать миллионов евро.

– Я, – подтвердил я. – Звони своему клиенту, хозяину то есть, хочу взглянуть. Договорись на завтра. Я решения принимаю быстро. Времени в обрез, но с утра могу заехать.

Пока Леночка смотрела на меня коровьими глазами, набрал Гену Чухонцева.

– Чухонцев, – хмуро отрекомендовался голос в трубке.

– Чухонцев, – сказал я, – у тебя совесть есть? Кто обещал информацию по «Червонцу»?

– Всё будет, только позже, – сказал лживый Чухонцев.

– Хорошо, жду, – великодушно сказал я. – Но утром пригони машину к подъезду.

У майора Чухонцева теперь был персональный шофер и роскошная BMW. Правда, далеко не каждый день. Ему давали себя почувствовать боссом по понедельникам, когда настоящие начальники сидели на дачах. А завтра как раз был понедельник.

– Спятил?

– И сам приезжай, только оденься в штатское. Дело есть.

– Какое дело?

– Не скажу. Завтра, когда приедешь.

– Ах, не скажешь? Тогда не будет машины!

– Значит не будет тебе билета на Мадонну от отдела культуры.

– Ах, не будет билета на Мадонну? Тогда не будет тебе официальных комментариев!

– Тогда накроется пятничная колонка «Майор Чухонцев предупреждает»!

– Ах, накроется пятничная колонка? Тогда прощайся с пропуском на Петровку!

– А вот тогда фиг тебе советы Татарникова!

На это Гена пойти не мог. Он засопел.

– Хорошо. В девять буду, – и отключился.

– Ну вот, – сказал я Леночке. – Все устроилось. На хорошей машине поедем. Не бойся. Можем даже с мигалкой прокатиться.

– Переночевать у тебя можно? Страшно мне по улице идти.

– Кухня в твоем распоряжении. Диван вот так раскладывается. Стул вынесешь в коридор. Одеяла нет, есть плед и подушка – во встроенном шкафу в прихожей. В ванной аккуратнее, горячий кран отваливается.

– А чего не починишь?

– Не дергай меня, ладно? И ночью во сне не кричи. Открытое общество у нас, как сосед храпит – и то слышно. А мне до утра статью закончить надо.

Я статью закончил к шести, искурил две пачки, и лицо у меня было помятое, когда я в ванную зашел. Бриться не стал, только патлы расчесал. Достал страшные свои джинсы, застиранные до дыр. Рубашку хорошую надел, фирма «Армани», друзья на день рождения подарили. Часы снял дешевые: богатому человеку часы не обязательны, он и так время контролирует. Посмотрел в зеркало, остался доволен. Скромный молодой миллионер, хорошо отдохнувший прошлой ночью, ищет небольшую квартиру для новых увеселений.

– Ах! – сказала Леночка, когда я на кухню вышел.

Спустились. Леночка первой выходить из лифта отказалась, за моим плечом пряталась.

– Что случилось? – спросил майор Чухонцев. Он ждал возле машины и даже был в гражданском платье. Не ожидал я, что угроза насчет Татарникова подействует.

– Знакомься, моя кузина. Давай, Леночка, рассказывай.

Леночка уложилась с рассказом и рыданиями в тот час, что мы ехали до объекта.

– И вот, я буду покупателем, – сказал я. – Каждый может прикинуться состоятельным клиентом.

– Интересно, – сказал Гена Чухонцев.

Он сидел рядом с шофером и старался разглядеть Леночку в зеркале заднего вида.

– Очень страшно мне, товарищ майор! – сказала Леночка, прижимая руки к полной груди.

– Конкуренция? – Гена Чухонцев приступил к работе. – Ну, как вариант. Смотрите, как устроено: одной квартирой зачастую сразу несколько агентств занимаются. А потом процент с продажи на всех делят. Кто покупателя нашел, – тому побольше, это понятно, но и остальным перепадает. Может, один из агентов решил от остальных избавиться, чтобы добычу не делить? Минимум усилий – максимум прибыли. Вот вы сколько денег со сделки получаете?

– Двенадцать процентов агентству, мне три, – Леночка потупилась.

– Три процента от пятнадцати миллионов, – посчитал я, – это четыреста пятьдесят тысяч. Евро. Леночка! Ты у нас миллионер!

– Вы, гражданка, налоги исправно платите? – поинтересовался Чухонцев.

– Исправно! Честное слово, товарищ майор!

– Можно просто Геннадий. Завидую вашему супругу.

– Не замужем я, Гена! И вообще… Знаете, я ведь всего одну квартиру продала. Да и ту – год назад. Однушку на «Павелецкой».

– Все впереди, значит, – милостиво сказал майор Чухонцев.

– Спасибо, Геннадий.

– Приехали, – сказал шофер.

Вышел я из машины – и оробел.

Я много всего видел в жизни – по долгу службы. Я был в Арабских Эмиратах в гостях у шейха Хозрета, который оружием пол-Афгана завалил. Я был в гостях у бандита Китайчика в Италии, – там через угодья час на вертолете лететь надо (царствие небесное хозяину, кому ж теперь недвижимость досталась?). Я был в Лондоне, видел особняки новых русских, выстроенные вдоль Сент-Джеймс Вуд. Но такого я никогда не видел. Даром что хожу почти мимо каждый день – вот, прямо там, через соседнюю улицу пробегаю, оттуда можно крышу разглядеть. Крышу – да и только. Кто бы мог подумать, что этот дом так выглядит.

Те, итальянские, арабские и британские поместья, – они оставались там, в иных мирах, когда я домой прилетал. А этот дом – он тут стоял. Только не знал об этом никто. Никто, потому что рядом с ним ни одного старого жилого дома не осталось, всё давно снесли. Ни одна бабушка с кефиром в авоське не брела мимо этого золотистого дома; ни один московский алкаш не облегчался на его украшенный барельефами угол; ни одна бродячая кошка не охотилась в тени его медных колонн. Да и что бы тут делать кошке: возле этого дома ни одна мышь проскочить бы не могла. Стоял этот монолит о двенадцати этажах, вооруженно охраняемый, с потолками в три метра, с подземным паркингом на пять уровней, – стоял дом и тупо смотрел на мир черными окнами, и ни одно из них не светилось, ни за одним из окон не было признаков жизни.

– Это что, дом или гроб? – спросил я. – Почему никого в доме нет?

– Люди ведь покупали такие квартиры не для того, чтобы в них жить. Живут они в других местах. За границей. Или в усадьбе загородной, – сказала Леночка. – Эти квартиры заводили как investment, понимаете?

– Как инвестмент, – сказал Гена Чухонцев. – Понятно.

– Ты, Гена, нас лучше тут подожди.

– Нет уж, я с вами, – сказал Гена. Сдается мне, стало майору бесприютно под взглядами вооруженной охраны. – Толик, ты тут где-нибудь припаркуйся, – громко сказал он.

Шофер сплюнул в окно казенного имущества.

– Мы в двенадцатую, – Леночка охраннику заискивающе улыбнулась. – В пентхауз мы идем.

Мы неслись наверх в стеклянном лифте, и Леночка объясняла.

– На этаже по одной квартире. Последний этаж самый дорогой, это называется пентхауз.

– Пентхауз, – повторил Чухонцев злобно.

– Ну да, с зимним садом, панорамным остеклением. Последний этаж традиционно самый престижный, незначительно отличается от других квартир в ценовом аспекте, в то время как все преимущества видовой квартиры… – снова начала бубнить Леночка. Я ущипнул ее за попу – и она с визгом выскочила из лифта.

Возле лифта нас поджидала тетка в зеленом брючном костюме.

– Вы Лена? – спросила тетка.

– Нет. Я Леночка, – пискнула Леночка. – А вы Елена?

– Да, я Елена, – отвечала тетка. – А где Лена?

– Алёна вас не предупредила, что Лены сегодня не будет?

– Алёна сегодня не выходит на связь. Я жду Лену, – сказала тетка.

– Алёна – это начальница моя, – сказала Леночка. – А Лена – это… это Ленка Сабурова.

– Я не понял, – сказал Чухонцев. – А вот это – тоже Елена?

Я даже не спрашивал, сколько у них Елен. Это такое профессиональное имя: идешь в риэлторы, берешь имя Елена.

– Барышни, квартиру смотреть будем?

– Вы покупатель? А это кто? – спросила Елена, указывая на Чухонцева.

– Охранник мой, – сказал я. Майор Чухонцев подавился слюной. – А вы кто? – хамить ей было приятно. – Домработница?

– Нет, нет, это тоже агент, Елена, представитель хозяина, – затараторила Леночка.

– Понятно. Где хозяин?

Елена повела зеленым плечом.

– Дома у себя. В Таиланде. Вы хотите, чтобы он ради вас сюда летел?

– Я же прилетел, – сказал я, делая ударение на «я». – И кто у нас хозяин?

– Какая вам разница! – сказала зеленая Елена. Она возилась с замками; их было много натыкано в трехметровую дверь из красного дерева и серебристой стали. – Проходите, смотрите.

– Осмотри тут все, Гена, – сказал я.

Майор Чухонцев набычился и ринулся вперед. Он шел пружинящей походкой по дубовым наборным паркетам, и не догадывались риэлторы, что такой именно походкой шел он на допросы, выбивать показания упертых уголовников. Он распахивал двери из карельской березы рывком, – как, бывало, рвал на себя заплеванные двери коммуналок в Коптеве. Он чеканил шаг по мраморным полукружьям возле строгих английских каминов, – как не единожды вдавливал свой грязный башмак в убогие цементные полы панельных подъездов, забрызганные кровью. Он отдергивал парчовые шторы с безразмерных французских окон – так, словно рвал ветошь с вонючих бомжатников. Гена вошел во вкус. Лютая ненависть была написана на его ужасном прыщавом лице. Леночка смотрела на него, раскрыв рот.

– Это что? Дымоход? Шеф, – говорил мне герой пятничной рубрики «Майор Чухонцев предупреждает», – шеф, проверить надо, разрешение на камины у них есть?

– Есть, – отвечала, бледнея, зеленая Елена.

– Врут они! Не дают в Москве разрешений на камины. Шеф, – говорил мне майор Чухонцев, – тут черный ход. Ведет куда? Ключи где? Открывайте! – И зеленая Елена бряцала ключами, вскрывала бронированную дверцу, ведущую на пожарную лестницу.

– Шеф, – и охранник мой презрительно выпячивал губу, – тут у них мусоропровод втиснут. Антисанитария. Стяжки кто делал? Таджики камень клали? Рамы пластиковые, как в хрущобе.

– Достаточно, – сказал я, насладившись зрелищем, и повернулся к риэлторам. – Убого у вас. Потолки низкие. Мне говорили – три пятьдесят, здесь только три метра. Сарай.

– Везде в новых домах…

– Меня не касается, – сказал я. – Стиль не мой. Все буду ломать. Впрочем, это неважно. Я беру.

Зеленая Елена посерела. Я-то ожидал, она мне на шею кинется!

– Вас про наличные предупредили?

– Не вопрос, – бросил я. – Аккредитив в «Дойче-банке» устроит? – Эх, спасибо моей работе, много полезных слов знаю.

Риэлторша раздулась до неимоверных размеров, потом выдохнула. И странно: облегчение послышалось мне в ее вздохе.

– Нет, не сойдемся! Только наличные. У меня инструкции: только наличные.

– В сумке, – сказал Гена. – Под мостом, полвторого, ночью.

– Извините. Ничего не получится! – Риэлторша прямо-таки светилась от счастья, что сделка сорвалась.

– Аккредитив, Елена, – терпеливо сказал я, усталый похмельный миллионер, – это и есть наличные. Деньги лежат в банке, и вы можете забрать их в любой момент. Вся разница в том, что переносить их из одного места в другое самостоятельно не нужно. Банк выдает наличные при благополучном завершении сделки…

– Извините, – Елена улыбалась победоносно. – Ничего не получится. Рада была познакомиться. Подпишите, будьте любезны.

– Это что? – спросил я.

– Ничего страшного. Акт просмотра квартиры. – Зачем?

– Таковы правила. После просмотра клиент подписывает протокол. Мы показали, вы посмотрели, сделка не состоялась.

Я знал, что прокололся. Только не мог понять – где? – Не расстраивайтесь, ребята, – сказала Леночка в машине. – Вы хорошо держались.

– Да, и послали нас куда подальше.

– Я такого не видела никогда, – сказала Леночка. – Я, правда, таким дорогим жильем еще не занималась. Ведь нас в самом деле выгнали! Как интересно! У меня, – ну, в среднем ценовом сегменте, – покупателей облизывают. Даже если понятно, что покупатель липовый и ничего приобретать не собирается. Таких много сейчас ходит.

– Как это? – спросил я.

– А вот так. Есть такие люди. У них отложено немного денег, – совсем чуть-чуть, на пять квадратных метров хватит, – и они ходят по квартирам, прицениваются, критикуют. Тут перекрытия деревянные, ветхий дом. Там из окон вид отвратительный. Годами могут ходить. Им так жить интереснее. У них такое чувство, будто они дом покупают. У меня их, наверное, человек десять. Ничего, терплю. Хожу, показываю им квартиры. Последний год, кроме этих, вообще никаких клиентов нет.

– Любопытно, – сказал я.

А майор Чухонцев спросил:

– Как ваша пропавшая гражданка Сабурова выглядит?

Леночка рассказала.

– Леха, – это Чухонцев уже по телефону, – пробей по свежим трупам: Елена Михайловна Сабурова. Да, неопознанных тоже смотри. Ориентировочно: двадцать семь лет, метр пятьдесят пять, блондинка крашеная, родинка на левой щеке. Одежда: бежевое летнее пальто, черная юбка, туфли красные на каблуке.

Чухонцев выслушал ответ, повернулся к нам:

– Нет вашей Лены по моргам, радуйтесь! Это, конечно, не говорит ни о чем. Может, не нашли просто.

Леночка заплакала, а у Чухонцева телефон зазвонил.

– Чухонцев. Да ты что?! Спасибо, порадовал. Ну, – это уже нам, – у меня новость хорошая. Вылетела позавчера некая Елена Сабурова, 1982 года рождения, из города Киева.

– Куда вылетела?

– На Гоа, – мечтательно сказал Чухонцев.

– Может, другая Елена Сабурова?

– Наша, – сказал Гена. – Нюхом чувствую, наша. Ее по всей Москве с фонарями ищут, а она в океане без лифчика плещется.

Доехали до Кутузовского.

– Спасибо вам, Геннадий, – Леночка сказала и ахнула: – Смотрите! Это он! Ну, который за мной следит!

У подъезда стоял серый человек. Курил, сплевывал, никуда не спешил, машину нашу пока не видел.

– Давай, вперед! – скомандовал Чухонцев.

– Как это?! – ахнула Леночка.

– Вперед, на нас не оглядываться.

– Не пойду я!!! – заголосила Леночка.

– Еще как пойдете! Вперед, прогулочным шагом. Если что – мы прикроем.

Вышла Леночка из BMW и на негнущихся ногах поплелась к подъезду.

– Чухонцев, – сказал я. – А если ее грохнут?

– Посадим убийцу, – пообещал Чухонцев, а сам наблюдал за Леночкой, как за лошадью на бегах: дойдет? не дойдет?

Она дошла. Человек бросил окурок, окликнул Леночку. Протянул ей что-то. Белый конверт. Я заметил, он был в перчатках. Развернулся, пошел прочь.

– Иди к ней, – сказал Чухонцев. – Мы с Толиком за ним. Проверь конверт. На связи.

– «Проверь конверт»! А если там взрывчатка?

– Взрывчатки на вас всех не напасешься. – И Чухонцев вытолкал меня из машины.

Леночка так и стояла с конвертом в руках. Я прощупал аккуратно: тонкий, легкий. Как будто книжечка там лежит…

– Отойди на всякий пожарный.

Она отошла. Я сел на лавочку, аккуратно надорвал пакет. Там лежала потрепанная трудовая книжка на имя Елены Ивановны Копыловой (так Леночку зовут). Я книжку пролистал – чего там только не было! От воспитателя в детском саду до озеленителя московских парков. Последняя запись в книжке – «Элит-недвижимость», риэлтор, – была закрыта вчерашним числом, скреплена печатью; увольнение, как объяснялось, произошло по собственному Леночкиному желанию.

А потом я достал из пакета письмо, отпечатанное на розовом бланке агентства «Элит-недвижимость».

«Уважаемая Елена Ивановна, – было там написано, – благодарим Вас за труд во благо нашего агентства. Сожалеем, что Вы решили расстаться с нашим коллективом. В знак глубокой признательности примите этот небольшой подарок: романтическое путешествие на Гоа. Искренне ваша, “Элит-недвижимость”».

Я пошарил в конверте: действительно, билет. Билет на завтрашний самолет. Обратного – не было.

– У тебя что, индийская виза есть? – почему-то ничего лучшего спросить не мог.

– Есть. Мы с девочками месяц назад…

– Тогда лети. Поздравляю.

Пока она разглядывала билет, я Чухонцеву позвонил.

– А у тебя что?

– Упустили мы его, вот что. Оборвалась ниточка. К вечеру жди, – и отключился.

– Пойдем, – сказал я Леночке.

– Куда? У меня билет на самолет! Мне даже за трудовой книжкой в офис идти не надо! Я могу делать что хочу! Я на Гоа еду! Мне благодарность объявили!

– И за что тебе благодарность? – поинтересовался я. – За однушку на «Павелецкой», что ли? Тебе не показалось странным? Знаешь что? Я думаю, твою Ленку Сабурову так же спровадили. Принесли конвертик – она и рехнулась от радости! А вот майор Чухонцев подозревает.

– Что – подозревает?

– Мало ли что.

Тут Леночка завыла, и я ее с трудом до своей кухни доволок. Заварил чаю, валерьянки накапал.

– Ты тихонько посиди.

– Ты куда-а-а-а?

– Я напротив буду. Квартира шестьдесят пять. Там у меня волшебник живет, его зовут Сергей Ильич, он на все вопросы ответы знает. – Я погладил Леночку по кудряшкам.

– Я с тобо-о-о-ой!

– Нет, ты здесь останься, волшебник не любит, когда ревут. Он тебя превратит в тыкву. А здесь с тобой ничего не случится.

Все-таки хорошо, что я Леночку с детства знаю. Ее только волшебниками и можно успокоить. Ну, и еще принцами с феей-крестной.

– Ты надо-о-о-лго?

– Как волшебник разгадает нашу тайну, сразу приду. Я мобильный с собой возьму. Если что – звони. И Чухонцев, если не ошибаюсь, свой номер тебе оставил.

– Гена злой.

– Нет. Очень добрый. Очень храбрый рыцарь. Мы тебя не бросим. Отдыхай, Золушка. Вот тебе в лечебных целях.

Я налил Леночке виски. Потом подумал, запихал начатую бутылку в карман.

Я оставил Леночку на диване, мечтать про рыцаря Чухонцева. Я сегодня впервые заметил, какая у нас лестничная площадка маленькая. Покрутил старенький звонок, и в квартире Татарникова отозвалась дребезжащая трель. С той стороны двери послышался кашель моего курильщика, и татарниковские тапочки прошлепали по скрипучему паркету. Что ж профессор дверь-то не сменит, давно ему советую, у всех в подъезде железные стоят, а он все никак со своей фанерной не расстанется. Но, с другой стороны, что ж у Татарникова красть? Разве что его голову, других ценностей в квартире нет.

– Спите, Сергей Ильич? – спросил я через дверь.

– Нет-нет, мой милый, проходите.

Фанерка приоткрылась, и на меня пахнуло лекарствами. Ну вот, какая ж я свинья! Если б мне Татарников не понадобился – я бы и не знал, что он заболел.

– Сергей Ильич, не хочу вас беспокоить. Может, вам надо в магазине что-нибудь?

– Нет, спасибо большое, все у меня есть. – Татарников был в застиранной, но свежей рубашке, в отглаженных брюках. Вот это да, вот это школа: болен ли, здоров ли мой профессор, пьян он или трезв, – а только никогда его никто не видел в помятой майке; Сергей Ильич при всей своей бедности отличался удивительной чистоплотностью. – Да вы заходите, я вам очень рад. Признаться, я заскучал. Болеть – очень скучное занятие, однообразное.

Я удивился: жизнь Татарникова и в здоровом состоянии разнообразием не отличалась.

– Вы не беспокойтесь, это не грипп, – продолжал историк, – всего лишь бронхит.

– А я лекарство принес.

– Какое же? – оживился Татарников. Увидел бутылку виски, сник. – Ах, заграничное!

– То же самое, что у нас в отечестве, Сергей Ильич, только с другим запахом.

Татарников поджал губы, но виски разлил по стаканам, попробовал, прокашлялся.

– Привыкать боюсь. Я бы лучше водочки. Ладно, рассказывайте.

Я рассказал. Татарников письмо «Элит-недвижимости» прочитал внимательно.

– Правильно ли я вас понял, голубчик, – спросил Татарников, – что с вас сегодня утром взяли подпись, которой вы засвидетельствовали интерес к данной квартире?

Я кивнул.

– Пойдем далее. Ваша сестра говорит, что клиентов, которые ничего не собираются покупать, теперь больше?

– Вообще все клиенты такие. Сплошной фальшак.

– Далее. Если правильно понимаю, большинство сотрудниц в таких агентствах – одинокие женщины?

– Судя по всему, да. И знаете, Сергей Ильич, их всех зовут Ленами.

– Это к делу не относится, – заявил Татарников.

– А что относится?

– Дайте подумать. – Татарников понюхал виски. – Вы знаете, а это совсем неплохо! Да, определенно хороший напиток. Я думаю, в Ирландии, в холодные зимние вечера виски как нельзя более кстати. Вы помните балладу про Джона Ячменное Зерно? Считается, что прославленный в балладе напиток – это пиво, приготовленное из ячменных злаков. Однако в балладе есть строчки о вдове, которую согревает Джон Ячменное Зерно, потому что больше у нее нет утешителей. Скажите, друг мой, разве глоток пива может утешить вдовицу?

– Не может, – сказал я. Я давно уже перестал удивляться татарниковским отступлениям.

– Значит, речь в балладе все же о виски! Однако вернемся к недвижимости. Все сотрудницы агентств – одинокие женщины. Их судьбой никто не интересуется, верно? У них нет близких. Их может согреть путешествие в дальние страны, вероятно, поход по магазинам. Своего рода стакан виски, вы не находите?

– Нахожу, – сказал я. Лучше соглашаться, так будет быстрее.

– С другой стороны, вы говорите, в этих новых дорогих домах совсем никто не живет?

– Никто, Сергей Ильич, – покорно сказал я. И к резким поворотам мысли я тоже привык.

– И отчего так получилось? – поинтересовался Сергей Ильич.

– Оттого, что владельцы эти квартиры покупали для инвестм… – мне стало неловко модного иностранного слова, – для надежного вложения денег. Сами они живут где-нибудь, где экология получше, – на Багамах, например, или в шато каком.

– Где, простите? – переспросил Татарников и поерзал на шатком табурете. Холодно было на кухне.

– Вы бы шарф накинули, Сергей Ильич. В замке, в Швейцарии. А московские квартиры на всякий случай покупают. Для того чтобы деньги не лежали просто так. Понимают люди, что каменные стены надежнее, чем бумажные акции. Вот и стоят у них в центре столицы пять-шесть квартир на брата.

– Как интересно, – сказал Татарников. – То есть вы всерьез полагаете, голубчик, что человек, который может приобрести замок в Швейцарии, – он боится, что деньги его обесценятся, и поэтому вкладывает их в московскую недвижимость?

Татарников выпил виски, и так он презрительно крякнул над своим стаканом, что я разволновался.

– Простите, Сергей Ильич. Я к вам за советом пришел. По-вашему, я одни глупости говорю?

– Почему же, голубчик, два-три дельных слова вы все же сказали.

– Так два или три? – спросил я. – И какие?

Татарников поднял худой палец и торжественно произнес:

– «На всякий случай»! На всякий случай, голубчик, квартиры эти приобретаются! Только вы неправильно поняли, о каком случае речь. Я ведь вас спросил не о том, волнуется ли миллионер о своих деньгах. Конечно волнуется! Но вы только представьте себе этого человека! Ему весь мир доступен – весь мир! Швейцарские банки с номерными счетами. Британский остров Джерси – да мало ли на свете оффшоров! В Гонконг полететь можно, самолет-то свой есть. Деньги в деньгах хранить неприятно? Ну так есть куда вкладывать. Купи еще одну яхту размером с государство Сан-Марино, живи да плавай на ней вокруг света! Хочешь – купи замок в Альпах с сопредельной территорией в тысячи гектаров. Хочешь – остров приобрети в Тихом океане, построй там виллу для себя – или целый поселок вилл на продажу. В Южной Африке тоже красота. Знаете, голубчик, еще Марк Твен, американский писатель, сказал: если что – покупайте землю, ее больше не делают.

Я слушал раскрыв рот и соображал: как так получилось, что кухонный историк Татарников, который не читает газет и телевизор не смотрит, столько подробностей о большой жизни знает.

– Так вот, – продолжал Сергей Ильич, – представьте, что именно этот человек решил деньги свои в Москве спасать. В московской-то недвижимости! Ненадежно у нас в России богатства хранить, голубчик. То есть выкачать деньги из русской земли – это можно. А хранить их лучше не в русской земле. Так земля наша устроена, мой милый: не приживается здесь богатство. Как пальма в суглинке. Пробуют, пробуют – не растет. Елки – те да, вырастают под двадцать метров и стоят себе. А пальму мороз побьет. Частная собственность у нас – как та пальма, мой дорогой. У нас пальму можно только в оранжерее поставить – и всем показывать, хвастать: смотрите, и у нас тоже пальма есть! И у нас частная собственность! Но только не Англия здесь, нельзя здесь по наследству хоромы передавать. Максимум на два поколения хватит. Московские дома – самая движимая недвижимость в мире, голубчик. То снесут особняк за ветхость, то квартиру уплотнят, то мужики поместье спалят, то хозяин по миру с сумой пойдет – все одно: не удержать здесь богачу своей частной собственности от разорения!

Я кивнул молча. Сергей Ильич мне что-то очень важное говорил – не про леночкино дело и не про элитную недвижимость даже. Сидел он на тесной своей кухне, рассказывал про какуюто пальму глухим бронхитным голосом, а я смотрел на отклеившийся кусок обоев за сутулой спиной историка. И вдруг я понял, почему Татарников никогда ничего ни у кого не просил и почему у него никогда ничего своего не было.

– Я понимаю, – сказал я.

– Думаете, раз мы с вами это понимаем, – этого миллионер не поймет? Миллионер – он, конечно, вор и невежда, но такие вещи чувствовать должен. Иначе не был бы миллионером. Да и жить в этих квартирах невозможно, голубчик – ведь вы и сами не стали бы жить в пустом, охраняемом вооруженно гробу. Экология в городе паршивая, дышать нечем, зачем миллионы тратить на бессмысленное дело?

– Тогда зачем же эти квартиры, Сергей Ильич?

– А зачем вообще в России дворцы по западному образцу?

– Ну, чтобы загранице пыль в глаза пускать.

– Опять ошибаетесь, голубчик! Заграница – она далеко. Ей от наших дворцов ни холодно, ни жарко. Пускают пыль в глаза тому, кто идет с тобой по одной дороге. Для иностранцев, что ли, у нас оранжереи строили? В Петербурге при Александре Первом персики выращивали – для иностранцев? Им-то зачем, у них персики такие запросто на улице зреют. Нет, голубчик. Лишь с одной целью возводятся элитные дома и оранжереи – начальству польстить! Не важно, что не растут у нас пальмы. Не важно, что никто не живет в домах повышенной комфортности. Главное – есть что предъявить государеву оку, когда государь соизволит взгляд на тебя бросить. Успокоить надо батюшку: все, дескать, цветет и плодоносит в любезном Отечестве! Смотри, государь, какие мы цветы прекрасные развели! Смотри, какие дома добротные понастроили. А главное – живем мы в этих домах, по оранжереям прохаживаемся, фрукты едим. Все мы тут, рядом с тобой, государь наш, не убежали никуда. Вот и квартиры у нас тут стоят, и дома за городом куплены, и висячие сады процветают, и все счастливы! Вот на какой случай ваши монолиты богачами раскупаются. Так-то.