Текст книги "«Дром» у дороги. Будни одной компании"

«Да, мне суждено было умыться в этом кабаке, – подумал он. – И не от рук Лёнчика, а от рук прекрасной девушки. Здорово!»

– Я люблю эту жизнь! – пробормотал Валентин.

О пользе вечерней компании

Не судите человека по его друзьям; не забудьте, что у Иуды друзья были безукоризненны.

Эрнест Хемингуэй

– Да фигня это все! – отмахнулся Ушастый Ванька. – Не может быть такого. Хватит тут пургу нести нам, Сашок.

– Нет, не фигня! – Сашка распалился, что было ему несвойственно. – Я сам слышал, что говорили. Гончар никогда не держал деньги в банке, он их переводил в драгметаллы и прятал в своих кувшинах да горшках.

– Звиздец, – сплюнул на пол Коля Изолятор. – Гончар, хоть и был не совсем в себе, но бабки он свои держал, как и все нормальные люди, в надежном банке. Если бы это не так было, то его домину грабонули бы давным-давно, мать твою. А ты слышал, чтобы его хоть раз за двадцать лет грабонули, твою дивизию. Слышал, я тебя спрашиваю?

Сашка отрицательно покачал головой.

– То-то же, мать их, – Коля Изолятор попробовал только что приваренную рейку. – В том районе за эти двадцать лет вообще ни одного дома не обчистили. Во всем городе кражи, грабежи – регулярные как месячные, а там тишь да блажь. Мне это мой друган, из ментовки, говорил. Этот район с домом Гончара как заговорённый.

– Фигня, байки, – снова отмахнулся Ушастый Ванька.

– Приложить бы тебя электродом, – проворчал Изолятор. – Ты же даже не крещенный. Думаешь чего не видишь – того нет. А ни хрена, понял. Ты послушай, что умный тебе скажет: заговоренность есть, это правда, и что нечистая сила есть – это тоже правда.

– Э, – донесся голос Семёныча. – Мать вашу, припой мне дадут или вы дальше трепаться будите как бабы. Да вас всех под жопу надо из мастерских.

– Блин, Семёныч, ну чё ты орешь? – отозвался Ушастый Ванька. – Щас тебе Сашка принесет.

Сашка молча поднялся с насиженного места.

Рабочий день закончился. Сашка, усталый и недовольный, мыл руки в раковине. Он поднял глаза. В треснувшем зеркале отразилось пыльное лицо и взъерошенные, соломенного цвета волосы. Белки глаз были покрыты красными прожилками – он мучался бессонницей уже четвертый день.

– Сашка, слышь меня? – донесся из-за спины голос Коли Изолятора. Сашка повернулся, Коля стоял уже переодетый в повседневную одежду, с кожаной курткой на плече.

– Что?

– Пошли, поговорим, Санёк. Пара вопросов есть.

Сашка вытер руки и вышел с Изолятором в широкий двор мастерских, покрытых железнодорожными ветками. Несколько ветхих вагонов стояли рядом. К ним и направился Изолятор, остановился, закурил, предложил Сашке.

– Я собственно чего хотел, – начал Коля. – Ты ведь Стаханова знаешь хорошо, – полуутвердительно – полувопросительно сказал он.

Сашка пожал плечами:

– Ну, знаю более-менее.

– Может, знаешь, правда, что ему домина Гончара перейдет? Ходят слухи, что он его племянником был, а от всех это скрывал. Слышал такое? А?

– Мало ли что говорят, Коля. Не знаю насчет дома, но о племяннике – это правда.

– Понятно, – Коля сплюнул на гравий. – Мудак, блин.

– Ты что так резко о нем? – удивился Сашка.

– Да потому что он мудак и есть. Это наше, личное, Санёк.

– Слушай, если у тебя все, то я пойду, мне сегодня еще в одно место нужно успеть.

– Да, все, Санёк. Спасибо, – Коля раздавил недокуренную сигарету и пошел к воротам, глаза его смотрели под ноги, на то, что попадалось на пути: бычки, обертки от сигарет, пробки от пивных бутылок, битое стекло, даже чьи-то почерневшие выбитые зубы.

Сашка направился в раздевалку.

– О! А я то думал ты попал под поезд! – хохотал подвыпивший Игнат Паляницын. Так он приветствовал только что вошедшего Сашку.

Сегодня в «Дроме» была все компания, Лёнчик, Стаханов, Валентин и Игнат. Были еще некоторые личности – официантки Вера и Настасья (они также скромно принимали участие в устроенной пирушке) и некая Ира, сопровождавшая сегодня Стаханова.

Причина пирушки была проста – Игнат решил прогулять свой выигрыш в лотерею. Фактически, он добивал сейчас эти деньги. Не такие уж большие, но половину их потратил на свой мотоцикл, а вторая половина сейчас плавно перетекала (по мере опустошения бутылок и тарелок) в карман Лёнчика.

После стандартного представления новоприбывшего: Ирина – Сашка, Сашка – Ирина, Сашка сел за большой стол, где помещались все.

Лёнчик, самый трезвый из всех (по долгу хозяина заведения) поднялся с места и попросил тишины:

– Народ, прошу внимания. Я хочу сказать этот тост за самого полезного в моем кабаке человека, за Игната, который своим выигрышем, сейчас, в этот самый момент спасает меня.

– Это как? – поднял бровь хмельной Валентин (кстати, он из лучших побуждений пытался привести на это мероприятие и свою супругу, но ничего не вышло).

– Как? Завтра подходит срок очередной выплаты Югрэму, и если бы не Игнат, мне нечего было бы ему дать. Так что, за Паляницына. – Все осушили рюмки и стаканы.

Сашка покосился на спутницу Стаханова. Та только пригубила вино, бросила мимолетный взгляд на Стаханова и стала задумчиво ворошить вилкой в своей тарелке. Не похоже, что ее связывает со Стахановым что-то серьезное, как Сашка заметил, девушки, которые побывали со Стахановым в постели, смотрят на него совершенно не так, и сидит она рядом с ним странно, немного напряженно, отстранённо. Может она его сестра? Нет, у него нет сестер это точно.

– Мужики и девушки, – воскликнул Игнат. – Я чертовски рад, что я оказался среди вас. Наше сборище придурков просто рай по сравнению с тем, что можно найти в этом городишке. А твои официантки, Лёнчик, прекрасное дополнение к общей картине. – Сидевшая рядом с ним, Вера, засмеялась.

– Вот блин, – хлопнул себя по колену Лёнчик. – Забыл про нашего китайца.

– Он маньчжурец, – поправила его Настасья.

– Какая разница? – махнул рукой Лёнчик. – Ван Ди!

Ван Ди как будто стоял за соседней стенкой и появился мгновенно. На лице была его дежурная, никогда не исчезающая улыбка, Сашке иногда казалось, что у этого монголоида, таким образом, просто парализовало лицевые мышцы.

– Ван Ди, иди, садись с нами, – Лёнчик жестами пригласил его. Маньчжурца долго уговаривать не пришлось. Сев за стол он ломано произнес «пасибо».

– Лёнчик, а палочек для Вана, у тебя что, нет? – засмеялся Стаханов.

– Он прекрасно справляется с ложкой, вилкой и ножом. Вы представляете, недавно этот китаец попытался накормить меня национальным блюдом, – Лёнчик скривился и выпучил глаза. Все покатились со смеху. – Да, выглядело это красиво, но поверьте мне – желудок и язык таких как мы, это не примут.

Ван Ди, понимая, что речь идет о нем, улыбался и переводил взгляд от одного сидящего на другого. Ему налили рюмку водки. Он ничуть не смущаясь взял ее и спокойно опрокинул внутрь. На это многие смотрели как на невиданную диковинку. Даже Ирина, оторвалась от своих мыслей и наблюдала за Ван Ди. Сашка обратил внимание на обломанный на левой руке маникюр Ирины, как будто она что-то пыталась открыть или отодрать.

Настасья включила музыкальный центр, заменявший заведению живой звук. Что-то сказала Лёнчику. Тот замешкался, бросил мимолетный взгляд на Стаханова (парень как раз рассказывал Игнату свежий анекдот о президенте и премьер-министре), затем сказал ей «нужно проверить счетчик давления котла» и направился к кухне. Настасья проводила его разочарованным взглядом, затем подошла к Валентину. Тот сразу согласился с ней потанцевать. Вера потащила на свободное пространство не в меру веселого Игната. Стаханов встал и предложил своей спутнице руку. Та приняла предложение. Сашка огляделся – ему досталась компания Ван Ди, но с ним танцевать никакого желания не возникало. Маньчжурец быстро уплетал со своей тарелки всякую снедь и не забывал подкладывать еще.

«Чем я хуже Вэ?» – обиженно подумал Сашка, наблюдая, как засмеялась Настасья в объятьях Валентина. «Можно подумать, что я заразный. Хотя, сам виноват. Можно было вскочить и предложить ей потанцевать сразу после отказа Лёнчика». Но, Сашка понимал, что никогда так бы не сделал.

Что бы отогнать от себя эти мысли он перевел внимание на Ирину. Стаханов держался с ней слишком скромно для себя. Никаких прижиманий или ласканий, никаких намеков, никакого флирта. Он что-то сказал, она холодно ответила. Просто удивительно!

Сашка пододвинул к себе початую бутылку водки и налил себе рюмку, затем опустошил ее и не закусывал, пока на глаза не навернулись слезы.

Когда все решили снова сесть за стол, входная дверь открылась, и появился незнакомый человек. С кухни с сигаретой в зубах появился Лёнчик.

– Вера, ты что, забыла перевернуть табличку на «закрыто»? – спросил он.

– Так ты мне сказал, что сам сделаешь. Забыл? – обиженно ответила Вера.

– Извините, – замешкался вошедший. – Я думал, что вы открыты: люди, музыка, смех. – Он повернулся уходить.

– Не торопитесь, – остановил его Лёнчик. – Раз зашли, так заходите, все в порядке. Мы вас обслужим.

– Да, заходи друг, – вскочил из своего места Игнат. – Мы здесь празднуем маленькую удачу маленького человека.

– Что ж, спасибо за любезность, – улыбнулся он.

Сашка, после последней рюмки несколько захмелевший, стал рассматривать новоприбывшего. Человек был мужчиной средних лет, одетый в темный костюм и серый джемпер с закрывающим горло воротником. Овальное лицо с ухоженными усами, средний нос, сетка мелких морщин у глаз, коротко подстриженные волосы. Его посадили между Настасьей и Ван Ди.

– Интересное у вас заведение, – сказал он. – Оригинально вы придумали с остатками квартирных стен.

– А вы дизайнер? – прищурился Лёнчик.

– Да нет, – пожал плечами незнакомец. – Я просто часто бываю в самых разных кафе, по работе часто езжу по нашей державе и за границу, вот и заметил, что вы сделали достаточно необычно. Извините, забыл назвать себя. Я Эдвард Маневич.

– Эдик? – переспросил Игнат.

– Нет, Эдвард, – не смутившись, поправил его Маневич.

– Так что вам принести? – спросила его Настасья.

– Ну, я с дороги, так что мне понадобится что-нибудь сытное.

Сашка заметил на безымянном пальце Маневича небольшой перстень с инкрустированным рубином – явно не беден, наверняка приехал на своей машине.

– Извиняюсь за наглость, – неожиданно спросил Сашка у Эдварда. – Вы направляетесь в Столицу или Большую Окраину?

– Я собственно уже на месте, молодой человек, – ответил тот. – Можно мне негазированной воды, – обратился он к Вере (Настасья ушла выполнять его предыдущий заказ).

– То есть? – не понял Сашка.

– Ваш городок и есть мой пункт назначения. Меня пригласили оценить коллекцию мастера, известного как Гончар.

– Кто пригласил? – ошарашено спросил Стаханов.

– Городские власти и временный хранитель имущества умершего, отвечающий за сохранность до оглашения завещания, – Эдвард заметил слишком бурную реакцию Стаханова. – Что с вами? Вы знали Гончара или вы его родственник?

– Я его племянник, – сказал Стаханов. – Может, вы мне скажете, кто такой этот временный хранитель. Я об этом впервые слышу, мне ничего не говорили ни на похоронах, ни после.

– Извините, – покачал головой Эдвард. – Но я не знаю эту женщину. Ни в лицо, ни по имени. Но мои услуги оплачиваются ею.

Сашка смотрел, как был встревожен Стаханов. Похоже, он всерьез был озабочен судьбой имущества покойного дяди. Ирина отстранённо наблюдала за разговором.

– Объясните, – попросил Стаханов.

– Здесь все просто. Меня нанимали по телефону, вот и все. Я встречаюсь завтра с этой женщиной, если хотите, приходите завтра в дом Гончара, там все и разузнаете. Мне не было указаний вас туда не пускать.

Неожиданно Сашка почувствовал, что ему остро необходимо на свежий воздух, иначе его вырвет. На улице было уже темно. Отдышавшийся Сашка стоял у прохладной стены и задумчиво пускал сигаретный дым в темноту неба. Открылись двери, появился Стаханов и его Ирина.

– Спасибо вам, – сказала она тихо. – Без вас я бы еще долго простояла там. А вы привели меня на такую милую гулянку. Правда, большое вам спасибо.

– Да не за что, рад был помочь. Давайте хоть доведу вас до гостиницы, это близко.

Осмелевший Сашка позвал Стаханова. Тот обернулся.

Ирина остановилась у «девятки» Стаханова, стоявшей рядом.

– Слушай, ты, конечно, можешь списать все на то, что я пьяный и спокойно меня послать подальше, но я вынужден спросить у тебя кое-что.

– Ну, спрашивай, – улыбнулся Стаханов.

– Скажи-ка, – перешел на шепот Сашка. – Кто эта девушка? Это ведь не твоя очередная пассия. Правда?

Стаханов засмеялся, хлопнул Сашку по плечу.

– Блин, ну ты любопытный, скромняга. Ладно, я тебя не пошлю никуда. Спишу на то, что ты пьяный. Девушка – не моя пассия, это ты верно заметил. Я подобрал ее на трассе, она бездумно копалась в двигателе (сломанные ногти?), была заплаканная. Я решил ее развеселить, повез сюда. Вроде помогло. Сейчас отведу ее в гостиницу. Еще вопросы есть, Санёк?

– Да нет, – махнул Сашка. – Извини, это моя наглость. Извини.

– Наглость – это даже хорошо, – бросил через плечо Стаханов. – По свому опыту знаю.

Они скрылись, издалека лишь донесся смех Ирины.

Сашка посмотрел на ночное небо:

– Вот звиздец, – в сердцах сказал он и пошел обратно в зал. У него было твердое намеренье потанцевать с Настасьей и напиться до новой тошноты.

Утро троих

Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте.

Оскар Уайльд

Мелкий моросящий дождь действовал Стаханову на нервы. Из «девятки» не хотелось вылезать. В голове все еще шумело – не нужно было мешать вчера водку с вином.

Он даже не стал заходить в номер Ирины, все мысли занимал этот дом Гончара и некая женщина, как сказал Эдвард, хранитель имущества, да и спать ему тогда хотелось. Извини, Ирина, я ведь тоже живой человек.

Сейчас было семь часов утра. Дождь моросил с самого рассвета. Стаханов сидел в машине рядом с домом покойного дяди. Он располагался в той части города, которую называли «частным сектором», здесь развалюхи построенные еще до последней великой войны, соседствовали с самыми современными особняками. Ровное дорожное покрытие оживлялось глубокими лужами, которые при ближайшем рассмотрении оказывались просто не заделанными участками открытой грунтовки. Местные жители привычно асфальтировали дорогу только у своего участка, а городские власти все время жаловались на отсутствие денег на дорожные работы в этом секторе. Но высокие тополя и старые акации кое-как растворяли неприятное впечатление от этого района.

Стаханов, в который уж раз за последнее время, обнаружил у себя тягучее волнение при мысли о возможном наследстве. В первые дни после похорон он не слишком придавал этому значение. «У, браток, – сказал он тогда сам себе. – Ты оказывается такой же, как все, желание наживы никуда не пропадает».

Темно-красная стена вокруг дома Гончара была обильно покрыта цветными камешками, как мозаика. Но в отличие от мозаик, здесь ничего не изображалось, просто, водоворот разноцветных камешков. Сидя в машине с шести утра Стаханов в мелочах рассмотрел эту стену, некоторые камешки видно когда-то пытались отколупать, наверняка дети.

Ворота дома оказались скромными, никаких устрашающих штыков по верху, никакого предупреждения «Во дворе злой хозяин». Сам дом не был виден с улицы, наверняка он находился в глубине двора, из-за стены торчали только кроны молодых дубков. Стаханов прикинул размеры участка Гончара – выходило почти приличное футбольное поле. Это даже слишком много, зачем такая здоровенная площадь?

За окно полетел четвертый бычок, Стаханов зевнул. «Придурок, – подумал он. – На фига я приперся сюда? Спал бы себе спокойно сейчас. Так нет, захотелось попасть сюда раньше этого Маневича. А если все, что я вчера от него услышал вранье? Тупая шутка друзей? Так, сделаю наглую рожу, позвоню, мол, так и так, мадам, с вами хочу поговорить. А если не откроет? В такое время она может еще спать. Хоть бы соседи не глазели на меня. Да, давно не чувствовал такой нерешительности» – признался Стаханов сам себе.

Кто-то подошел к окошку водителя, Стаханов поднял глаза.

– Здорово, мужик, закурить не найдется? – на Стаханова дохнул тяжелый аромат, свидетельствовавший о длительном запое. Мужичок, попросивший огоньку, был, похоже, местным.

– Что, с работы? – Стаханов деликатно попытался завести разговор. Мужичок осторожно раскуривал сигарету, прикрывал ее рукой от моросящего дождя, как любящий отец свое дитя.

– Какая на фиг работа, – тяжело кашлянул мужичок. – У кума был на юбилее, домой иду. Представляешь, жена вечером домой ушла, ни хрена не сказала, дура, пришлось мне, мать твою, самому сидеть. Хорошо хоть кум, умный мужик, говорит, а вон тебе замена, Зинка из бухгалтерии шахты. Бой баба, и хороша на ощупь, – мужичок засмеялся что-то вспомнив.

– Слушай, – Стаханов решил прервать монолог мужичка. – Ты дом Гончара знаешь где?

– Гончара? Так вот он, – мужичок не ошибся и не соврал, показал на правильный дом. – А что, ищешь его, так он помер, царство небесное.

– Мне кто нибудь из его родни нужен, – сказал Стаханов. – Заказ он мне делал, а керамику я не получил, сам понимаешь почему. Так может, знаешь, может, кто в его доме сейчас живет?

– Так, – хлопнул глазами мужичок. – Родственников не знаю, с Гончаром я водки не пил, сказать, что кто живет там, тоже не могу. Не люблю на соседские дворы вытрищатся.

«Да ладно тебе, – мысленно сказал Стаханов. – Всем интересно если у заметных и богатых соседей что-то происходит, и наверняка половина округи висела на заборах Гончара после похорон, пытаясь понять, кто там сейчас хозяйничает».

– Слушай, как человека прошу, не огорчай меня. Я же говорю, заказ важный был. – Стаханов нахмурился и странно ухмыльнулся. – Денег больших стоил. Или ТЫ денег хочешь? – В глазах Стаханова появился странный блеск.

Мужичок подозрительно смотрел на Стаханова, на ухмылку этого здорового парня и лихорадочно пытался сообразить – кто это такой. Не, от такого не сбежишь, догонит, накостыляет, вон какие ручищи. Ладно, терять то нечего, скажу, раз так просит.

– Ну что ж ты сразу не сказал, – мужичок объективно оценил Стаханова. – Раз такие дела, то чего не помочь человеку. Ты, я смотрю, вроде не бандит, нормальный мужик. Один раз видел я, после похорон, бабу какую-то. Проходил я мимо, а она в открытых воротах стояла. Вся такая прямая, коротко стриженная, бледная, А одета как пацан какой-то.

– То есть? – заинтересовался Стаханов.

– Ну, футболка там, кроссовки, джинса.

– Ну, а еще что-нибудь можешь сказать?

Мужичок с наслаждением докурил сигарету и отправил бычок в свободный полет.

– Усё, – пожал плечами он. – Хотя, стой, странно она на меня тогда посмотрела. Не как обычно, как люди на людей смотрят, а как-то резко, блин.

– Не понял, – сказал Стаханов. Ему показалось, что мужичок пытается приукрасить рассказ.

– Да я, блин, сам не пойму, – стало видно, что мужичок крепко задумался. – Ну, вот ты в автобусе, народу много, ты стоишь и от скукоты на баб смотришь, понимаешь? Ну, одна, блин, увидит, что ты на нее смотришь, ну другая, ну что с того, ничего страшного не произошло. Понимаешь? А эта, только я на нее глянул, как обернется, глаза страшные, темные как у нечистой, смотрит так, мол, ты говно какое-то, а не человек. Я с ней поздоровался, а она молчит. Ну, думаю, бывайте, твою мать, и пошел куда шел.

– Понятно, – разочаровано вздохнул Стаханов. – Спасибо.

– Да фигня, – махнул рукой мужичок. Он поспешил своей дорогой подальше от этой «девятки».

Стаханов, задумавшись над рассказанной байкой, положил подбородок на баранку. Мужичок скрылся в одном из ближайших дворов, проехал дребезжащий грузовик, затявкала где-то собака.

Байка мужичка ничего не прояснила, Стаханов был уверен, что половина из описанной внешности это преувеличение и искажение. Такова была природа всех без исключения людей, с которыми сталкивался Стаханов – если описывались некие события или человек черты всегда искажались в лучшую или худшую стороны. Одно точно – некая мадам там живет, и живет довольно замкнуто…

Игнат Паляницын поправлял здоровье «после вчерашнего». Настроение у него было ни к черту. Плохо сейчас было на душе – попался не слишком приятный собеседник (а других с утра не нашлось), плохо было и телу – от соревнования с Валентином (блин, знал же, что у того луженый желудок, не перепить его тебе, Игнат), от того, что споткнулся и сделал себе хороший синяк на ноге, от того, что ныли мелкие травмы по всему телу (Верка, зараза, ну что ж ты такая кусачая оказалась).

Здоровье поправлялось на площадке под цветастым навесом, в одном из кабаков на городской площади, здесь они были открыты всю ночь и все утро, специально для таких случаев.

– Знаешь, что меня всегда удивляло? – спросил Игнат у своего собеседника.

– Ну и? – Коля Изолятор жевал вяленый анчоус.

– У нас по кабакам сидит половина города, а другая половина торгует на рынке. Так?

– Ну, блин? – не понял Коля, иногда он был не в состоянии схватить нить мысли.

– У нас вообще кто-то работает? – завершил свою мысль Игнат.

– Да – я, – кивнул Коля и провел рукой по своим коротко остриженным волосам.

– И это такое везде, – подытожил Игнат.

– Так, чё тебя волнует, никак не въеду? – Коля залпом допил свое пиво.

– Откуда тогда у всех все есть и становится все больше барахла и бабок?

– Блин, Игнат, ты как малое дитя. Народ умеет зарабатывать деньги не отрывая жоп от стульев, как например Валентин. Это просто, блин, как делать детей. Прогресс, знаешь такое слово?

– Коля, тебе, сволочу, не говорили что ты слишком умный сварщик, – собеседник понемногу начал раздражать Игната.

– Так я сам это народу говорю, дебилов и так слишком много, так чё бы их не поучить. А ты как был пацаном на мотоцикле так им и остался. Какой из тебя мужик? Бабки зарабатывать не умеешь, живешь как алкаш-идеалист, блин, водишься с всякими мудаками.

– Иди в мэры тогда, умник. Я даже за тебя бюллетень брошу. Только не забудь посвятиться перед этим у нашего Карлеоне, он то уж знает кто умный, а кто так, сварщик-интелигент.

– Эх, ответить бы тебе, как следует, да настроения нет. Игнат, ты мне скажи, тебе деньги нужны?

– Пока нет, – Игнат проводил взглядом новенький зеленый «Пежо» прокативший поперек площади (никак опять кто-то из приезжих).

– Чё, еще не пропил выигрыш? Ух, ты взрослеешь. – Коля оскалился.

– Слушай, ты мне в папани не набивайся, Коля! – вспыхнул Игнат, – забыл, за чью сестру получил по морде?

– Птрру, – Коля выставил вперед руки. – Такой хороший день, а ты его портишь с самого утра. Успокойся, я может по делу к тебе, а ты старого знакомого так осаждаешь. Девушка, – позвал он официантку. – Еще светлого, пожалуйста.

– Я уже жалею, что тебя встретил сегодня, – сказал Игнат.

– Это у тебя просто голова болит, это пройдет, – очередной анчоус оказался во рту Коли Изолятора. – Есть занятие для тебя. Послушаешь?

– Валяй, – Игнат смотрел как «Пежо» лихо повернул на повороте и скрылся за деревьями.

– Курьер нам нужен, и желательно немного бесшабашный.

– А я что – такой? – Игнат повернул голову в сторону Коли.

– Ну, ты в меру такой. Нам не нужен придурок который размажет себя по асфальту только потому, что ему, твою дивизию, хотелось кайфонуть от скорости, блин.

– А что это вдруг ты вспомнил обо мне, Коля? Что, совесть замучила?

– Ага.

– Звизди побольше, – кивнул Игнат. – Это ты что-ли уносил ноги на другой край державы, это ты что-ли получал по почкам за проделки такого мудака как ты, это ты что-ли побирался в электричках? Если ты такой умный, то скажи, почему за все это я не могу дать тебе в морду?

– Друзей детства не бьют.

Вопя сиренами, проехал пожарная машина. Посетители вяло отреагировали на этот шум.

– Ну, так ты согласен снова поработать со мной? Да не бойся, опять, как получилось прошлый раз, не будет, гарантирую.

Игнат посмотрел на Колю Изолятора в упор, тот сидел совершенно непринужденно.

– По глазам вижу, Игнат, что ты согласен, – ухмыльнулся Коля. – По рукам?

– Ладно, – Игнат смял в руке салфетку. – Но это в последний раз.

– А как же? – Коля Изолятор излучал доброжелательность. – Анчоусов хочешь?

В это утро хреново было не только Паляницыну. Валентин бродил по мокрым дорожкам пустынного городского парка. В одной руке он держал двухлитровую пластиковую бутылку с водой, к которой время от времени прикладывался, в другой – раскрытый над головой зонт. Вид его был мрачен. Но не похмелье было причиной грусти (вернее – не только похмелье). Очередной изматывающий скандал с драгоценной супругой. В такой момент в одной квартире с ней, находится было просто не возможно. Прислушиваясь к своим чувствам, Валентин произнес в слух:

– Может я еще люблю эту дрянь? Не дай Бог!

Валентин миновал опрокинутую на бок урну, в отбросах которой что-то зашевелилось. Валентин остановился, присмотрелся внимательнее.

Из под обертки мороженного показался активно обнюхивающий воздух маленький носик, а затем и глазки-бусинки со всей мордой

– Тьфу ты, – с облегчением вздохнул Валентин. Это была обыкновенная крыса. Он повернулся и зашагал дальше.

Мысли вернулись в невесёлое русло. Дедуля наверняка уже сидит в «Прибрежном», думал Валентин, читает свою «Державную правду». Сегодня было воскресенье – день очередной семейной повинности Валентина.

Он хлебнул из бутылки воды и заметил впереди, на дорожке, серую крысу. Это была та же самая, что вылезла из урны – ее морда была вымазана в какой-то белой краске. Крыса спокойно сидела на задних лапках перед Валентином, но на расстоянии (для страховки), глазки неподвижно смотрели на него.

Валентин покрылся холодным потом – крысы, это то, чего больше всего боялся он в жизни.

– А ну пошла вон, – осевшим от страха голосом сказал Валентин, угрожающе примеряя в руке бутылку с водой. Если бросится на меня, подумал он, запущу бутылкой. Только бы не побежать, вдруг она реагирует как бойцовская собака. – Кыш от сюда, дрянь! – максимально грозно рявкнул он. Внутренности Валентина сжались от страха.

Крыса неожиданно присела на все четыре лапы и не спеша, почти вразвалочку направилась к неопрятной цветочной клумбе. Когда ее голый хвост скрылся в траве Валентин, наконец, вздохнул с облегчением, достал мятый носовой платок и вытер мокрое лицо.

– Боже мой, за что же мне такое? – сквозь зубы бросил он в сторону. Валентину было так жалко себя, что захотелось опять напиться или на худой конец заплакать как школьник над своей первой в жизни двойкой. – Что за паскудство?! – он швырнул бутылку в клумбу, надеясь, что каким то чудом попадет в крысу.

Через несколько минут бесцельной ходьбы, Валентин уперся в длинную доску объявлений, посаженую на перекрестке главных парковых алей еще во времена молодости дедули Валентина. В самом ее центре нагло висел здоровенный плакат, тело которого не посмели заклеить ни одним мелким объявлением о продаже или купле движимости и недвижимости. Пафосная мощь сего произведения не оставляла никакого шанса всем остальным бумажкам на доске, зритель замечал только ЭТО. Видно, что плакат был грамотной работой.

«Бог любит тебя за твои ПОСТУПКИ!» – темно-синяя, крупно напечатанная фраза вверху плаката смотрелась как непреклонная догма, смотря на уверенные, четкие буквы, выверенный наклон слов не оставалось никаких сомнений в правдивости написанного. Валентину показалось, что буквы не набрали на обычном компьютерном агрегате, а высекли в граните тысячелетия назад. Могучая надпись контрастировала с легким фоном плаката – желтым и ненавязчивым. Во вторую очередь Валентин заметил изображенного человека. Нет, это не был Бог, и даже не какой нибудь условный Христос из фильма. Человек изображался по пояс. Он непринужденно сидел, сильная фигура в сером пиджаке и белоснежной рубашке гармонировала с открытым и приятным лицом. Глаза были обращены к зрителю, полуулыбка на его губах была похожа на ту, которую демонстрируют политики на всех выборах – приветливая и одновременно автоматическая. Обеими ладонями человек держал в полусогнутых руках черную небольшую книгу без надписи, но с изображением креста.

Валентин поймал себя на том, что уже несколько минут смотрит в глаза человека на плакате. Что такое? – спросил он себя.

Человек все так же доброжелательно смотрел слегка раскосыми глазами на мокрый парк и Валентина, простоватое лицо привлекало некими чертами внутреннего аристократизма. Может, подумал Валентин таким и должен быть идеальный проповедник? Немного стереотипных черт, немного изысканности, немного пафоса и готово.

Валентин обратил свое внимание на текст справа. «Проповедник Бэшт Мацуко, единственный, кто сумел глубоко постичь все главные религиозные учения мира, способен дать ответы на главные вопросы, рождавшиеся в умах людей на протяжении столетий».

Дешево звучит, подумал Валентин, как реклама провинциального мясокомбината, но продолжил читать.

«…его книги расходятся по миру миллионными тиражами. Повинуясь только ему известным стремлениям он выбирает страну, в которой проповедует год, а затем направляется в другую, туда, куда указывает его душа и Бог.»

Ага, с сарказмом подумал Валентин, или где есть не бедная аудитория.

«… наша страна стала очередной целью Мацуко на пути к истине. Ни один город и поселок на пути из Столицы в Большую Окраину не минует встречи с господином Мацуко»

По позвоночнику Валентина пробежала непроизвольная дрожь, последнее предложение звучало как жуткое пророчество, необратимое и всеохватывающее. Далее стояла дата, и время когда состоится встреча Мацуко со всеми желающими в здании кинотеатра. Вход был бесплатным. Встреча должна состояться сегодня, Валентин посмотрел на часы, через четыре часа.

Стоп, остановил себя Валентин, неужели я туда хочу пойти? Поискав в душе, он не обнаружил там никаких сомнений или нерешительности, которые обычно были, когда приходилось принимать какое либо решение. Это приятно удивило его. Стало немного легче.

Не слишком вдумываясь в свои чувства, Валентин побрел к выходу с парка – дедуля уже наверняка ждет его.

Кнопка звонка легко прогнулась под пальцем Стаханова, домофона у входа небыло, похоже, Гончар любил лично видеть посетителей или просто был скуповат на такую аппаратуру. Досчитав до десяти, Стаханов позвонил снова. Прислушался – ничего, никакой реакции во дворе.

«Так, это уже интересней, – подумал Стаханов. – Начнем экстрим, что ли?»

Для гарантии он позвонил еще раз, затем огляделся в поисках нежелательных зрителей. На улице не видно было никого, даже собаки притихли, видно моросящий дождь доконал и этих стойких животных.

Ухватившись руками за край ворот, Стаханов подтянулся, затем поднялся на руках над воротами. Перебросив одну ногу через край, он заметил, что во дворе кто-то есть и этот кто-то смотрит на него. На выложенной плиткой дорожке стояла женщина с зонтом в руке. Судя по описаниям мужичка, это была именно та женщина, коротко стриженая, бледная, стройная. Выглядела она старше Стаханова лет на десять-пятнадцать. Глаза не показались Стаханову страшными, обыкновенные карие глаза, с едва заметными сеточками морщинок по сторонам, которые придавали лицу немного лукавый взгляд. На губах играла кривая улыбочка, мол – «Вот ты и попался». Одета она была вполне… э, «по женский», во всяком случае, никаких кроссовок или футболок. Фиолетовая кофта, наброшенная на плечи легкая куртка, широкая, средней длинны юбка, и шлепанцы. Вися на воротах, Стаханов успел отметить, что ноги у нее были довольно привлекательными.