Текст книги "Безупречная смерть. Детектив"

Он замолчал.

– Ты представляешь, у Родригеса был на сегодня билет на самолет в Нью-Йорк. А он пропал. Полиция не может выяснить, кто там пропал. Списков же никто не составлял.

Он сел на диван рядом с Анной и радостно засмеялся.

– Наверное их зарубил и заколол ревнивый муж той женщины, что имели все кому не лень, – Хавиер полез рукой под одеяло и стал щекотать найденную пятку. – Он все это безобразие увидел тайком. Ее огорчать, возможно, не стал. А с теми пахарями-трахарями поговорил по-мужицки.

– Послушай, – включилась в игру Анна. – А может они умерли от СПИДа? От СПИДа все умерли в один день – нечего вступать в неразборчивые связи.

– От СПИДа так быстро не умирают, – Хавиер сбросил рыжего кота, который снова залез на одело.

– А он мутировал… и… стал убивать за пару часов… – Анна откинулась на подушку и снова засмеялась. – Мне кофе и карету. Ты заказал мне экскурсию?

– А может они забыли пожрать, поспать и вымерли, как мамонты, от истощения?

– Ну… или как студенты… которым негде, и тут счастье привалило…

– Как динозавры. Да, автобус у Гауди, с новой стороны, – он посмотрел на часы и присвистнул. – Через полчаса, – Хавиер поднялся с дивана. – Смотри-ка, а твои старики все так и сидят у окна, чай пьют. И в тех же чашках!

Анна уже встала и быстро натягивала свои джинсы.

– Вот что. Вызови-ка полицию. Пусть проверят. Я тебе позвоню с дороги. Узнаю, что там.

Она выпила кофе, поцеловала кота и хлопнула дверью.

Автобус тронулся точно в указанное время, от указанного места. Новая, светло серая часть Саграда Фамилья со стилизованными фигурками святых и Христа, расположившихся под паучьими лапками наклонившихся колонн, осталась позади. Так же, впрочем, как вскоре и Барселона.

Анна сидела на заднем сидении экскурсионного автобуса. Она пришла последней, когда водитель был готов уже закрыть двери. Легко вскочив в автобус и назвав свое имя экскурсоводу, она прошла назад. Последний ряд и несколько мест перед ним были свободны, и девушка смогла не только удобно сесть, но даже принять горизонтальное положение, что было необходимо после утомительных и невероятных событий. Ночь, лишившая ее сна, сама теперь казалась лишь туманными и обрывочными картинками чужого кошмара, рассказанного ей утром.

– Нам предстоит довольно долгая поездка. Надеюсь, что никто не забыл паспорта. Проверьте, пожалуйста.

Пассажиры смотрели в окошки, кое-кто жевал бутерброд. Экскурсовод говорила в микрофон. Анна закрыла глаза.

– Паспорт не понадобится вам на границе. Ее мы пересечем беспрепятственно. Но во Франции вам может пригодиться документ на случай, если вы потеряетесь, или случится что-то неприятное.

Хавиер вызывал полицию. Никто не мог понять повода его звонка. Наконец, полицейская машина подъехала к его дому. Двое вошли в его квартиру и внимательно уставились в окно противоположного дома.

– Вот, посмотрите сами. Они сидят так уже третьи сутки, не вставая и не меняя чашки. И даже не пересаживаясь, как у шляпника в Алисе.

– И что?

– Как что! – Хавиер забегал по комнате. – Ну позвоните им. Проверьте. Что с ними такое. Я не могу больше смотреть на них.

– И что мы скажем? Что они вам не нравятся? – полицейский никак не мог понять, что именно хочет от них Хавиер.

– Кто скажет? Они трое суток не шевелятся! Это же манекены!

– Ну и что? Может это шутка? А может так надо?

– Ну, пожалуйста, я вас умоляю, проверьте, сходите к ним.

– Может вы просто не видите их, когда они уходят? Не постоянно же вы смотрите в окно.

Хавиер сел на диван и взвыл.

– Ну хорошо, хорошо. Мы сейчас проверим.

Они ушли. Хавиер встал у окна. Внизу, на улице, он увидел двух полицейских, вышедших из его подъезда. Они пересекли улицу и позвонили в домофон противоположного дома. Никто не откликнулся на их вызов. Видно было, как они нажимали и нажимали кнопку домашнего вызова. Наконец, дверь им открыли, но, видимо, соседи, и они стали медленно подниматься по лестнице. Хавиер наблюдал за ними через окна лестничных площадок. Вот они подошли к двери таинственных стариков. Старший из них поднял руку и накрыл ладонью кнопку звонка.

Анна проснулась от звука, напоминающего взрыв петарды.

Она лежала на заднем сидении автобуса, когда огненный сноп взметнулся и перекрыл всю видимую часть пространства. Сильный хлопок, скрежет металла и звуки разбившегося стекла, заглушили все остальные шумы и крики. Она инстинктивно прижалась к сидению автобуса. Что-то горящее пролетело у нее над головой. Все вокруг было в огне. Несколько горевших как факелы человеческих фигур пытались выскочить из этого ада. Раздались выстрелы.

Полицейский все еще жал на кнопку звонка, когда все здание стало медленно оседать. Еще ничего не было слышно, а пламя взметнулось вверх, закрыв и накрыв весь дом. Хавиер отпрянул от окна, но было уже поздно. Стекла треснули и острые осколки посыпались страшными снарядами внутрь квартиры. Два стеклянных меча вонзились в тело каталонца. Он упал, истекая кровью.

Анна сползла с сидения на пол. Она пошарила руками по полу – там она раньше заметила люк. В дыму ничего не было видно. С силой потянув на себя приоткрывшийся люк, она отбросила его в сторону. Схватив свою рюкзачок, девушка нырнула вниз. Звуки выстрелов сыпались как горошины. Сзади автобуса никого не было. Она юркнула в кусты, начинавшиеся с другой стороны дороги и уходившие вверх, в гору.

Скала была довольно крутой. Оглянувшись, она увидела, что впереди автобуса стоит синий «рено», из которого и стреляли. Развернувшись, машина объехала автобус и скрылась в направлении Барселоны. Вой сирен полицейских и пожарных заставил Анну поторопиться. Вскарабкавшись на скалу, она нашла мягкую, усыпанную засохшими иглами тропу.

Сзади уже раздавались крики полицейских и пожарных. Послышались шаги. Бегом, без остановок и передышек, она, наконец, забралась на вершину холма. Внизу было видно море, впереди – старый маяк, за ним, Калела. Но туда было не пройти – единственная тропа вела вниз, к горящему автобусу. На самой вершине стояли две полуразрушенные каменные башни. Это были четырехугольные развалины, с минимумом сохранившихся стен. Бойницы внизу и два прямоугольных окна вверху делили когда-то эти башни на три этажа. Они доминировали над местностью и, наверное, были сторожевыми, хотя сейчас в их крыши светило небо.

– Куда ж они делись? – снизу послышались голоса полицейских. – Я точно слышал, как тут кто-то бежал!

– Идиоты, – прошептала Анна и перелезала через желтые перила, ограждающие стены древних башен от навязчивого внимания туристов.

– Вот, слышал, что-то хрустнуло? Спускай собаку.

Четвертая стена ближайшей башни была почти разрушена и девушка легко проникла внутрь. Лай собаки приближался. Она встала в самый угол и прижалась к камням, лихорадочно соображая, как быть. В этот момент что-то произошло: невидимый рычаг мягко вошел в стену, и часть пола медленно опустилась под землю. Не мешкая и не раздумывая, Анна спрыгнула на ступеньки подземелья, открывшиеся в дневном свете, и тут же, платформа, на которой она только что стояла, поднялась вверх и закрыла проход. Полная темнота соответствовала месту. Собака лаяла прямо над головой. Неяркий свет маленького фонарика, всегда лежавшего в безрукавке, открыл существование узких каменных ступеней, ведущие вниз, в темноту.

– Псина, ты чего тут завис. Это крысы, фу!

Анна стала осторожно спускаться. Время от времени в свет фонаря попадали сталактиты и сталагмиты. Это была природная карстовая пещера чуть-чуть отредактированная человеческой рукой. Последняя ступенька тонула в воде. Посветив фонариком, девушка легко перепрыгнула лужу. Сталагмит, гладкий и полупрозрачный, стоял как ожившая сказка о каменном цветке. Застывшие наплывы делали форму причудливой и будили фантазию. Здесь их было много. С трудом различая в полумраке очертания пещеры, Анна шла наугад, высвечивая подслеповатым фонариком куски пространства. Внезапно она остановилась. Впереди топорщилась бесформенная груда беспорядочно накиданной одежды. Фонарик выдергивал из темноты то мужскую сорочку и брюки, то женское вечернее платье, то кружевное белье и юбку, то дамскую сумочку. Все лежало прямо на камнях, не сложенное, а просто брошенное, небрежно и пренебрежительно.

Анна присела на корточки и стала перебирать тряпки. Одежда была явно ношенная, но чья? Тут были визитки, бумажники, мобильники. Наконец, она встала и пошла дальше, мелькая лучом фонарика в темноте и пытаясь определить границы подземелья. Купол пещеры даже не просматривался.

– Аааа! – вскрикнула она вдруг и сама закрыла себе рот рукой. Отступив назад, споткнулась и упала.

Перед ней лежала рука. Да, это была рука. Рука принадлежала телу. Фонарь все открывал и открывал, кусок за куском, страшную тайну подземной темноты. Рука принадлежала обнаженному женскому телу. Оно лежало поверх другого обнаженного тела, рядом с еще одним. Тел было много. Струйки запекшейся крови разрисовали их страшными узорами смерти. На женщинах сверкали драгоценности. Даже в этом тусклом свете брильянты отблескивали радужными искрами.

– Боже мой! Это же Родригес! – шепот девушки отчетливо прозвучал в черном пространстве жуткого склепа.

Она еще и еще и раз высвечивала лица убитых. Искаженные смертью, они безусловно принадлежали участникам оргии в Фигейросе. Вот и музыкант с бантиком на белой сорочке.

Анна увидела и одеяла, и ковры, и подушки. Все лежало тут же, чуть-чуть поодаль.

Девушка стояла над этой братской свалкой, не в силах повернуться спиной к окоченевшим телам. Наконец, она провела рукой по глазам, своим глазам, и, развернувшись, пошла дальше. Долго идти ей не пришлось. Перед ней выросла стена из многочисленных застывших струй. Она шагнула в сторону и увидела свет. Свет был зеленым, потому что проникал он сюда сквозь листья какого-то растения, закрывавшего проход. Отодвинув несколько камней и приподняв листья зеленого ушастого гиганта, Анна увидела, что зависла прямо над морем. Крутая скала, поросшая колючками и хвощами, спускалась в небольшую песчаную бухточку, совершенно пустую.

Она обернулась и посмотрела в темноту, настороженно прислушиваясь, и стараясь уловить малейшее движение, или звук. Сделав несколько шагов назад и пройдя мимо мертвых тел, девушка нагнулась над одеждой. Содержимое нескольких бумажников и первый попавшийся мобильник перекочевали в карман безрукавки. Анна поднялась и, стараясь не упасть, побежала к открытому лазу. Море призывно шумело внизу.

Потапенко шел от метро пешком. Сестры жили в небольшом микрорайоне, который был знаменит тем, что практически не имел подъездных дорог и общественного транспорта. Ходившая когда-то от метро маршрутка давно и благополучно ушла в небытие. Теперь сюда можно было попасть только пешком, шагая сначала вдоль железной дороги через переезд, потом по самой железной дороге, и, наконец, перейти через заросшую ивняком Сходню по шаткому пешеходному мосту, либо, как это делали почти все – по полусгнившим трем дощечкам железнодорожного моста, рискую провалиться в дырку и сломать себе ногу.

Набрав номер квартиры, Потапенко решительно нажал на кнопку домофона. И почти сразу услышал голос Даши.

Даша стояла за решетчатой железной дверью и ждала, когда лифт поднимет следователя на пятый этаж. Только тогда она открыла и эту дверь и впустила его в маленький кусочек лестницы, отвоеванный у подъезда. Тут же была дверь соседей. Под счетчиками, вдоль стены, стояло несколько холстов, мордами внутрь.

– Это вы звонили на мобильник сестры после того как опознали труп? Зачем?

Даша вздрогнула. Она вошла в квартиру и, пропустив Потапенко, закрыла дверь. Молча.

– Зачем? Вы же видели труп, – Потапенко не спускал с нее глаз.

– А убийца? Телефона же не было на даче.

– Вы что ж, с убийцей поговорить хотели? Вы его знали? Он ваш приятель?

Даша молча повернулась и пошла на кухню. Следователь поплелся за ней.

Кухни как таковой не было. Это был компьютерный уголок, где за спинкой крутящегося офисного кресла, стояла плита, холодильник и электрический чайник.

– Что вы делали и где вы были вечером в пятницу?

– Вы, что, правда, ищете тут убийцу?

Даша села в пластиковое кресло и крутанулась, даже не подумав предложить сесть пришельцу. Перед включенным экраном компьютера стоял бокал с красным вином. Телевизор на соседнем столике орал на полную громкость. Одри Хепберн мелькала на экране в своих абхазских шляпках от Живанши. Потапенко остался стоять в дверях кухни. Даша взяла бокал и выпила его сразу весь.

– Вы можете не отвечать вопросом на вопрос?

– А вы можете не задавать глупых вопросов?

Даша нагнулась и достала из под столика бутылку. Хлебнула прямо из горлышка

– Ээээ… так дело не пойдет. Да вы с ума сошли, – Потапенко взял сосуд из рук девчушки. – Расскажите мне хоть что-нибудь о вашей сестре. Вот ее телефон. Смотрите.

Он достал из кармана серебристый мобильник. Протянул Даше.

– Расскажите мне о записной книжке. Что это за люди? Чем занималась ваша сестра? Кто ее друзья?

– Где вы его взяли? – Даша схватила телефон и заплакала. – Что мне теперь делать! Как я буду жить! Она ничего мне не сказала, что мне делать!

– Даш, что вы делали три дня назад, вечером, – Потапенко, наконец, сел рядом на стул.

– С подружками была. День рождение отмечали у Машки.

– Кто это может подтвердить?

Даша потянулась за бутылкой. Потапенко отодвинул ее еще дальше.

– Машка, и еще пять человек. И потом еще тут сидели. И Наташка ночевать осталась. Играли, – она почти кричала.

– Как играли?

– На компьютере! «Принц Персии».

– Телефон бывшего мужа – это который? – Потапенко протянул Даше мобильник.

– Теперь Шевчука решили подозревать? Сами разбирайтесь! Ничего вам не скажу!

– Собаку кто-то накормил, и прошел мимо нее! Кто еще мог так хорошо быть знаком собаке?

– А где она, собака моя?

Дарья встала и прошла к двери. Тут висела маленькая пластиковая угловая полка. На ней громоздились скрепки, скотчи, провода для компа, салфетки. Она взяла записные книжки и обернулась к сидящему на стуле Потапенко.

– Вот. Сами смотрите и разбирайтесь. Тут все то же самое, но без кодировки.

– А какие отношения были у Шевчука с вашей сестрой?

– Ну вы совсем тупой! Убирайтесь отсюда. Я вам не верю.

– Да успокойтесь же вы!

– Да вы дальше обычного бытового убийства даже представить себе ничего не можете! Что вы вообще можете себе представить?! А уж тем более раскрыть! Пьяную бытовуху. Когда вот труп – в луже крови, а рядом убийца – в луже мочи!

– Как бы у нас сейчас до такой лужи не дошло!

– Убирайтесь! Вы ничего не знаете! За моей сестрой английская разведка охотилась! Анька сама говорила, что мусорное ведро на даче постоянно переворачивают, как будто изучают содержимое мусора!

– Ха-ха-ха! – Потапенко не смог удержаться от смеха. – Ми-6 значит выслеживали. Джеймс Бонд в мусоре вашем копался? А его агентами – собаки сторожа были?

– Вы – дурак!

– Потише. Что же она убила английскую королеву? – Потапенко встал. Он все-таки не мог серьезно отнестись к словам девушки.

– Она расследование нарисовала. Картины. Файед их купил. Картины, в которых обвиняла королеву в убийстве принцессы Дианы! Эти картины в Лондоне! Вот они и убили ее!

Даша стояла у входа на кухню, Потапенко – перед ней. Она кричала уже во все горло, не желая отступать от принятой ею версии.

– Ну, милая девочка, тогда это дело нужно передавать ФСБ. Что же они, лохи, агентов иностранной разведки прозевали?

– Убирайтесь, вы все лохи. Убирайтесь!

Даша бросала слова прямо ему в лицо. Она повернулась и пошла по коридору к двери. Настежь распахнув обе, она вышла сама, ожидая, пока следователь выйдет из квартиры. Он нехотя прошел на лестницу, прихватив записные книжки и мобильник.

– Мобильник оставьте. Я продам его. Вам все равно в нем ничего не понять.

Следователь нехотя протянул ей мобильник.

– А может, вы успокоитесь и зайдете ко мне? Я могу и машину выслать за вами.

– Может быть.

Даша сказала это низким, уставшим и надорванным голосом.

– А может быть, я завтра к вам зайду?

Она захлопнула дверь.

Потапенко вышел на улицу. Огляделся. За дашиным домом, стояло еще десяток таких же девятиэтажек и школа. За школой – еще пара старых домов послевоенной постройки. Микрорайон имел четкие ограничители. Именно поэтому сами местные жители называли его – Малой землей. С одной стороны – речка, от шоссе район отгораживался железной дорогой рижского направления, на севере тут удачно вписался в пейзаж цементный завод и запретная зона водоканалов. За ней начиналась огромная территория военного завода, на котором и работала бабушка погибшей девушки. На западе микрорайон был недоступен благодаря огромному кратеру, впадине, сходненскому природному коллизиею. И хотя никто никогда не слышал о сходненском метеорите, впадина была, и на дне ее протекала маленькая речушка.

Перед подъездом сидели бабушки. Потапенко протянул им свое удостоверение.

– Здравствуйте, уважаемые! Скажите, Анну Пастер вы знали?

– Ну конечно знали, – самая толстая охотно вступила в разговор.

– Как она с сестрой ладила?

– Когда бабка-то у них жива была – ругались часто. А последние пять лет не слышно.

– А тут она ни с кем не ругалась? Мало ли…

– А что ты спрашиваешь-то? – вступила в разговор улыбчивая подслеповатая женщина с палочкой. На ее носу были очки с такими мощными линзами, что глаза казались больше лица.

– Убили ее. На даче.

– Зарезали? Ой, господи, помоги, помилуй, – запричитала самая крайняя.

Она сидела прямо, выглядела бодрой. Лицо ее, опухшее и давно потерявшее форму, очень походило на нечищеную старую картофелину.

– Я давно говорила, что слишком она горячая. Не с теми связывается! – продолжала она причитать. – Чего придумала! С мальчишками драться!

– То есть как драться? Бабуль, я об Анне Пастер говорю. Ей же 25 лет было, – Потапенко опять улыбнулся.

– А тело сюда привезут? Посмотреть можно будет? Надо ж привезти, с соседями попрощаться, – с любопытством посмотрела на Потапенко сильно горбившаяся и не очень старая женщина в малиновом плаще и малиновом платочке.

– Да ты, милок, что лыбишься-то? Думаешь, мы старые, из ума выжили? – вдруг набросилась на него самая толстая, с добрым лицом. – Иди сам к нашему менту, он тебе все и расскажет. Тут целая история была. Наша Анька и бандита тут ловила и каблучком его долбала. Иди туда, туда, в седьмом доме. Там он в подвальчике своем сидит. У него и спроси. Раз не веришь, чего разговариваешь.

Все обиженно замолчали. Потапенко отошел. Он завернул за угол дома, в торце которого находился круглосуточный магазин, и пошел к указанному дому.

Узкий коридор подвальчика начинался комнатой совета местных ветеранов. Тут было полно стариков, получающих очередную порцию дармовой крупы. Комната участкового инспектора была в самом конце коридора.

– Анна Пастер, – засмеялся участковый. – Ну как же, как же. Тут все мальчишки на нее ополчились. И драки были, и неоднократные.

Комната была квадратная и пустая – стол с телефонным аппаратом, вешалка у входа, карта района на стене. Потапенко плюхнулся на единственный стул, стоящий перед столом участкового.

– Как драки?

– Да вы сами у них спросите.

– До убийства могло дело дойти?

– Угрожали неоднократно, прям при мне. И не мальчик, хочу заметить, а родитель его. Папаша тут один, крутой у нас на помойке.

– Что значит крутой? – Потапенко расстегнул куртку.

– Да вы представить себе не можете! При мне говорит ей – да ты не знаешь, с кем связалась! Еще раз к моему сыну подойдешь, пожалеешь.

– И что? Подошла?

– Да, только к самому отцу. И с ним тоже подралась.

– А в чем дело было?

– Да подрались они.

– С отцом? – Потапенко откинулся на спинку стула.

– И с сыном тоже! – участковый хохотнул.

– С двумя сразу?

– Нет, по очереди! В порядке, так сказать, поступления.

– Не может быть!

– Ну, не верите, идите сами с мальчишками поговорите. Свидетелей полно.

– И ты, Брут, гонишь меня. Да верю, я верю. Только понять не могу ничего. Зачем, из-за чего подрались? – Потапенко облокотился на стол.

– А он ей говорит, слышь, а он ей говорит, да у вас за всю жизнь столько денег не было, сколько у моего сына в карманах на карманные расходы! Ты бы видел, как он надулся, крутой-то наш!

Участкового полностью захватили воспоминания. Он смеялся. Невысокий, даже маленький, плотный, с круглым хитрющим лицом, он жил своей работой, и она, совершенно очевидно, захватывала его целиком.

– А деньги тут при чем? – похоже было, что Потапенко совершенно потерял нить разговора.

– Ну как при чем! Она ему телефоны дарила. Сначала свой отдала. А потом крутой какой-то купила – специально для мальчика – брэнд года! Может и деньги давала, кто знает? Мы-то заставили его только телефоны вернуть. Папашу этого. Выкупать ему пришлось. Мальчик наш деловой был. Первый телефон он сразу продал, просто продал своему другу. На карманные деньги…

Он снова заржал.

– И что? Она их обоих избила что ль? – чувствовалось, что следователь теряет терпение в погоне за смыслом всей этой истории.

– Да нет же! Мальчишка ее одной левой на землю укладывал. И ногами приходовал.

– А вы говорите, она подралась! Так ее избили что ль?

– Да в том-то и дело! Она кинулась на него с собачьим поводком.

– На кого?! – Потапенко даже встал от напряжения.

– На парня. Кинулась с поводком, ейной пряжкой, извините за мой французский, а именно, утяжеленной застежкой хлестанула его пару раз, ну там, сколько успела, пока он ее на землю не повалил и не поласкал своими лендроверами по полной программе. Пока ребята его не оттащили. Так она встала и опять его поводком молотить принялась. В общем, еле-еле оттащили.

– Кого оттащили?

– Сначала его, потом – ее.

– А лендроверы – это что?

– Да ботинки такие, с железными мысами, все время забываю, как они называются.

– А в милицию зачем она пошла? Телефоны возвращать?

– Да в том-то и смех весь. В милицию-то пришел отец нашего героя-любовника. С угрозами!

– Так они любовниками были?!

– Да в том-то и дело – нет! Отказался мальчик наш.

– Шутишь? Почему отказался?

– Вот такой у нас хреновый, извините за мой французский, мальчик, – он опять заржал.

– А отец – она его избила что ль? Чего он приходил?

– А ты его спроси. Я на дурацкие вопросы не отвечаю, – инспектор радостно посмотрел на Потапенко. – Только сам задаю. Логика дурака – вне подозрений!

– А телефоны?

– Да, мы ей и подсказали, что мол, хоть телефоны свои верни, лохушка. Так он, типчик этот, нам телефоны принес, не ей. Сюда. Типа не хочет с, извините за мой французский, ****ой этой знаться.

– Ну, это как раз понятно, раз она с ним подралась.

– Да нет. С отцом она потом подралась. После милиции и телефонов. Он сам пришел к ней, под окна, на собачник. То видеть не хотел, а то сам пришел… Вдруг. Все вроде затихло, а он значит… и сам вдруг к ней пришел. Может себя предложить хотел, вместо сына, значит… – хорошего настроения участковому было не занимать.

– А она ему активно отказала? Подралась с чего?

Участковый опять заржал.

– Зеркально. Та же история.

– Я ничего не понимаю. Если честно.

– Ну не хотел он сына своего отдавать, не хотел. Может для себя берег… На старость… Ты бы своему сыну в 16 лет ээээ….

– Нет, я бы его кастрировал. А что, у парня выбор был богатый?

– Да в том-то и дело. Нет.

– А чего тогда отцу надо было?

– Вот, он пришел к ней во двор. Встал под окнами на собачнике, ну на сетчатом этом загончике. Мне в деталях все рассказано было. Ну барышня наша, может и испугалась, но виду не подала, вышла к нему, тоже с собакой своей. И… – тут он громко заржал. – И с поводком. Ну идет она мимо этого загончика, а он, крутой-то наш, и говорит – К сыну моему не подходи. А она ему – «на вы, пожалуйста». А он ей – как хочу тебя, сучка, так и называю. Мальчишки мимо шли. Они видели как мадам наша, подскочила к ограждению, сдернула плетку, тьфу, поводок, – он опять засмеялся, – с шеи и как размахнется опять же утяжеленной пряжкой… Ну… И сколько успела. Правда, до крови. Он приходил. Показывал. Хотел на нее подать заявление. Да я ему сказал – дорогуша, ты думаешь, ей освидетельствовать нечего будет?

– Так она ж его хлестала!

– Но не долго. Он вырвал у нее плетку и так отделал, аж она осела от забора. И что ты думаешь? Азартная девка. Мои мальчишки рассказывали, аж закатывались. Она вошла к нему в этот собачник! К этому-то бандиту с ротвейлером! И в рукопашную с ним стала драться. Ну и тот тоже, как и сын, повалил ее одной левой, и ногами…

– И никто не вступился?

– Вступились бы, просто не ожидали. И потом, они быстро разошлись. Все так мгновенно получилось.

Он снова рассмеялся и стал одеваться у вешалки.

– А что вообще случилось-то?

– Да убили ее. Анну. На даче пристрелили. Ты бы не мог тут за Дарьей присмотреть? И дай-ка мне адрес героя твоего. Как считаешь, отец его мог убить?

– Да, запросто. Может не сам, так нанять кого. Он же не контролирует ярость. Взять и после сына самому пойти девку исколотить! Семейка какова? А? Извините за мой французский, ****ец. Скажи, куда звонить, если что. Попасу тут Дашу. Жалко Анну.

– А мальчишки чего? – Потапенко протянул ему визитку.

– Да эти малолетки, кто из зависти, кто от обиды, кто просто по природной злобе, ополчились на нее тут. Они все могли убить ее. Просто сговориться. Страшные дети. И такие милые с виду. Сразу не скажешь. Пойдем, покажу. И адрес тебе дам заодно.

– Откуда она вообще их знала?

– Да они с собаками вместе гуляли. На собачнике. Собаки у них у всех, понимаешь?

Они вышли из душного полутемного подвала. Долго идти не пришлось. Недалеко от входа стояла группка подростков. Потапенко подошел к ним.

– А здороваться вас что, не учили?

– Что тупишь? Ты откуда такой жопистый взялся? – сказал самый высокий, в косичках.

– Я твоя совесть.

Потапенко показал свое удостоверение.

– Кто из вас Антон Вышлядский?

– Ну, я, а что надо?

Высокий парень скривил презрительно губы, глядя на удостоверение. Волосы светлые, глаза голубые, нос крючком. Он действительно походил на американский муви-секс-шаблон героя-любовника.

– Анна Пастер убита. У вас, кажется, были с ней старые счеты?

– Какие счеты с лохушкой этой! Кто – я, и кто – она!

– Телефоны же брал.

– Да она сама давала, – он нервно дернулся.

– Не ври, Тош, ты ж ей сказал, что сломался твой телефон, – высокий парень сказал это тихо и неуверенно.

– Да ей можно было сколько угодно лапши на уши навесить!

– Возраст тоже свой врал, годик прибавлял, старухе шанс что ль давал? – белокурая девочка рядом счастливо рассмеялась.

Все дружно заржали. Казалось, эти подростки забыли, что стоят рядом со следователем, только что сообщившим о смерти знакомого им человека.

– Ты был у нее на даче?

– Что я, олигофрен? Она ж как надпись на мосту – шагни в небо.

– А сексуальные отношения у тебя с ней были?

– Да не было ничего, целовался только. – Антон нагнулся к беленькой девушке и что-то прошептал ей на ухо. Та рассмеялась.

– Что же ты такой стеснительный и неполноценный? Трудное детство на скользком подоконнике, деревянные игрушки, прибитые к полу…

– Пусть с нею бомжи трахаются. У меня девушка есть, – он опять нервно дернулся.

– А девушка твоя тебя в аренду что ль сдавала, за мобильники?

– 10 долларов-то, не лишние… – повторил фразу из рекламы высокий в косичках. Все снова засмеялись.

– Где ты был в эту пятницу вечером?

– Дома. Отец подтвердит.

– Твоему отцу самому подтверждение нужно. Может вдвоем к ней на дачу залезли? Поэтому и собака ее не среагировала. Она вас знала. И в дом пустила, и из дома выпустила. И корм вы ей насыпали, потому что собачек любите.

– Да врет она все. Она первая драться полезла. Я защищался.

– Идиот! Убита Анна. Выстрелом в упор. У вас дома есть оружие? У кого-нибудь из вас есть оружие дома?

– Ну, у отца. Охотничье ружье есть. Всегда было.

– Пойдем, дорогой, с отцом поговорим, и ружье мне отдашь на экспертизу, – следователь потянул Антона за рукав куртки.

– Дома его нет. Вечером только будет. Мать дома одна.

– Пойдем, ружье возьму.

Подъезд ВГИКа был действительно парадным. Во всяком случае – человека с ружьем туда не пускали. Удостоверение провернуло вертушку проходной и язык вахтера.

– Семен Валерьянович Шухер? Нет, это не прозвище. Это реальный декан режиссерского факультета. Второй этаж, 210 комната. А что ж вы ему не позвонили?

– Я думал, это кликуха такая.

Деканат режиссерского факультета представлял собой комнату, в которой был свален разнообразный хлам. Хлам этот удачно сочетался с хламом в коридоре, кучами реквизита, деталями мебели и фрагментами стенных перегородок. Тут стояли и бумажные камины, и газовые плиты, и немыслимые кровати, валялось пестрое тряпье и прочая рухлядь. В коридоре сидели полураздетые девицы, и странно одетые юноши.

Шухер оказался вполне обычным, в вельветовом блузоне и черной рубахе. Это был высокий, седой, неопределенного возраста мужчина. Он нервно ходил по комнате и при разговоре крутил ладонью, согнутой в локте руки. Сам он при этом немного подергивался.

– Я нашел ваш телефон в записной книжке Анны Пастер. Тут вот целый список имен и телефонов, вот посмотрите, видите? Обведены в рамочку. И сбоку написано – ВГИК.

Потапенко протянул седому книжку. Тот даже не посмотрел.

– Ну, знаю я Анну. Она сюда в столовую ходила. Супчики ей наши нравились. Первым делом, как приходила, сразу в столовую шла. Обедать.

– А потом?

– А потом… Кто знает, зачем она сюда ходила…

– Я ничего не понимаю…

– Я тоже… – Шухер, наконец, сел напротив следователя. – Это не ваша вина…

– Черт возьми, как она сама объясняла, – зачем она сюда ходит? – Потапенко вскочил.

– Обедать, я же сказал. Мы даже день рождение ее тут отмечали. С шампанским, пивом и вином.

– Мне не до шуток. Анна Пастер убита на своей даче. Выстрелом в упор.

Декан встал.

– Так она не шутила? Она, правда, продала свои картины о принцессе Диане Аль Файеду? И за три миллиона долларов он ее убил?

– Кто?

– Аль Файед, разумеется.

– У нее было 3 миллиона долларов?!

– Не знаю.

– Зачем она ходила во ВГИК? Училась здесь? – Потапенко тоже встал. Явственно ощущалось, что он на взводе.

– Крутилась здесь. Сказала, что более отстойного места в жизни не видела.

– Зачем тогда ходила?

– Она фильм собиралась сама делать.

– А кто деньги ей давал?

– Говорила, что ищет адвоката, чтобы судиться с Файедом. И, как только получит за моральный ущерб три миллиона – сразу будет делать фильм. Сценарий писала, ребят набирала в актеры. Значит, она нашла адвокатов и получила деньги.

Дверь деканата приоткрылась и показалась голова девушки.

– Может, она сумасшедшая? – Потапенко тихо опустился на стул.

– Ольга, тебя Анюта в свой фильм приглашала? Вот господин думает, что Анютка – псих.