Текст книги "Берегиня сегодня 2"

Глава 54

Кухня-столовая нашего дома светилась огромной люстрой на семь «рожков».

Мы с Толей и Сашей припарковались под навесом, а тётя Лиля уже стояла на крыльце, подбоченясь. Минуту, не меньше, она рассматривала меня, не понимая, кого ведут в дом в неприличном наряде. Но, быстро сориентировалась.

– Я так и думала! Я подозревала, каким образом она зарабатыват деньги! Нет, вы только гляньте! Родной браточка с утра до ночи сидит в магазине, деньгу зашибает, а она пьяная по ресторанам шастает, подолом вертит…

На этом предложении она внезапно замолчала, встретив наши взгляды. Возмущенный Толик подошел ближе к новоявленной тётке.

– Чего вы орёте? Даня спит.

Я прошла мимо Лили в дом. Навстречу мне вышла заспанная, в короткой ночной рубашке Ниночка.

– Опять воспитыват? Она у нас дома тоже постоянно орёт. Машка! – Нина наконец-то протёрла сонные глаза. – Ничего себе! Откуда ты взяла это? Прелесть какая!

Восхищение Нины моим откровенным нарядом возмутило тётю Лилю, но децибелы визжащего голоса она снизила.

– Ишь, дурной пример заразительный. Толик, она плохо влият на Нинку. И как она лихо подарки вчера раздавала, ажн страшно было! Родственники, конечно, дело святое, но разбазаривать чужое добро не дело!

– Какое чужое? – Не понял Толик.

– Ну, как же! Удочка за десять тысяч, пылесос за пятнадцать. И по мелочам тысяч на двадцать.

Между прочим, я росла в пролетарском районе. За подобные высказывания у нас сходу били в морду. Но я опять сдержалась.

– Чаю хочу попить, устала.

Тётя Лиля заворчала себе под нос.

– Ишь, устала она в ресторане гульбанить.

Обернувшись, я долго посмотрела на Сашу. У него тут же изменилось настроение со снисходительного на агрессивное.

– Мама, помолчи ты! – Громко прошипел он в лицо матери. – Она первый раз в жизни так оделась…

– Лиха беда начала.

– Слушайте, тётя Лиля, – моё терпение заканчивалось, и я невольно перешла на тон, более мне привычный. – Нам конечно, нужна помощница по хозяйству… Но молчаливая! Иначе завтра же вы соберёте свои манатки и поедете в деревню к мужу и свекрови! А на счёт того, как я деньги зарабатываю, объясняю. Я с четырнадцати лет работаю у мамы в магазине. И за прилавком по двенадцать часов, и за кассой, и на складе.

– Ты сядь, Маня, а то с непривычки упадёшь на этих каблуках, – посоветовал брат.

И я послушно села на стул, но продолжила.

– Мне принадлежит восемьдесят процентов магазина и семьдесят пять этого дома. Я люблю Толю как брата и как специалиста. Даже после его женитьбы не собираюсь делить наш капитал. И не доставайте меня больше! Понятно?

Я замолчала, а Нина, не обращая внимания на мой монолог, поставила передо мной чашку горячего крепкого чая, сладкого, с лимоном, как я люблю.

Тётя Лиля стояла у входной двери столбом, глупо моргая глазами. Но, как все прирождённые стервы, она отличный психолог с прекрасной реакцией. Повернувшись к нам, Лиля сделала обиженное лицо и начала обвинять всех подряд.

– Сын родной, называтся. Ничего не объяснил! Со мной никто не разговариват. Ни Толик, ни ты, Ниночка. Словом не с кем перекинуться. Маша, прости ты меня, дуру, я ж не знала. Ты такая уверенная я думала ты у Толика на шее сидишь, а оно вона как… Прости.

И тётя Лиля всхлипнула, достав из фартука носовой платок. Менеджеры тренингов отдыхают! Я искренне восхитилась.

– Вот, ребята, кого надо на переговоры брать. Тётя Лиля, вы остаётесь в доме, буду у вас брать уроки актёрского мастерства.

– Не понимаю о чём ты, Машенька. Пошедши я к себе в комнату, прилягу. Так устала за день, так устала…

И тётя Лиля походкой оскорблённой девственницы пошла к себе в комнату.

– Высший пилотаж, – оценила я.

– Вот она всегда так, – пожаловалась Нина. – И все мы оказываемся виноватыми.

– Она умная, – вступился за мать Александр.

– Не сомневаюсь. – Я допила чай. – Спокойной ночи, ребята.

Под утро меня разбудило желание немедленно пообщаться с унитазом, как с тазиком… И так четыре раза.

К шести часам утра мой организм выдал весь вчерашний ужин, а заодно и обезвожился до головокружения.

Выйдя из ванной, я еле надела на себя халат и спустилась в холл перед лестницей. Впервые лестница мне показалась несколько крутоватой. Я никогда не задумывалась – как это Даня сигает по ней через три ступеньки и нее разбивает ни коленок, ни головы?

Тётя Лиля, с самого утра готовящая завтрак, смотрела на меня с сочувствием.

– Машенька, плоховат тебе?

– Очень. Не помню такого состояния несколько лет.

Развернувшись, я поплелась наверх и рухнула в кровать.

Сок и чай мне принёс серьёзный Саша, в дверях стояли Толик и Нина, оба зевали.

Поставив поднос на кровать, Саша сел рядом.

– Чего-то не то съела вчера?

– Не помню. Морепродукты.

Толик впихнул в комнату Нину, закрыл дверь и тихо посоветовал:

– Пить нужно меньше.

– Но я не пила! – Жадно захлёбываясь, я пила сок. – Ни капли спиртного, Толя! Ты же знаешь, для меня бизнес – святое дело!

– Плохо. – Ниночка особенно сладко зевнула, прихлопывая ладошкой рот. – Если не похмелье, то, значиться, авария аукнулась и организм того, сбился.

Глава 55

В понедельник я решительно села в машину и поехала в город. По дороге позвонила в свою поликлинику, дабы не просиживать драгоценных часов в бестолковых очередях.

В дверях поликлиники меня встречала старшая медсестра и сразу же отвела в лабораторию, где пришлось сдать анализ крови и мочи.

Главврач ждал в своём белом кабинете за большим столом. В свои шестьдесят Армен Григорьевич выглядел лет на сорок и просил знакомых называть его просто Арменом. При виде меня он привычно заулыбался, но сразу сделал обеспокоенное лицо.

– Выглядишь ты, Маша, не очень…

– Вот именно. Третий день маюсь здоровьем, а почему – не пойму.

Через пятнадцать минут осмотра, Армен позвонил в лабораторию и попросил мои анализы. Убрав в ящик стола моё «приношение» в виде дорогущего коньяка и упаковки французской чёрной краски для волос, он задал мне исключительно бабский вопрос.

– Когда у тебя была последняя менструация?

– Д-давно, – растерялась я.

– В гинекологию! – Привстав, заорал Армен Григорьевич.

Терпеть не могу, когда в моём организме копаются металлическими предметами. Особенно стоматологи и гинекологи.

Ощущая под коленями холод железных подставок, я с лёгкой внутренней дрожью пережила гинекологический осмотр, и услышала диагноз от лучшего гинеколога города, Марины Васильевны Борисевич.

– Да вы, Машенька, беременны. Шесть недель, не меньше, а, может и все семь.

Я лежала в кресле с ногами в растопырку.

– Но у меня была авария!

– Вся клиника в курсе. Но! Дурное дело не хитрое. – Марина Васильевна семидесяти двух лет сняла с рук резиновые перчатки и бросила в корзину. – Будешь делать аборт?

– Да вы что, Марина Васильевна? – Я слезала с кресла, улыбаясь, слёзы щекотали глаза и сжимали горло… – Я счастлива.

Домой я ехала не с обычной скоростью в сто километров, а с острожной, в шестьдесят. Везла себя, как хрустальную вазу с водой.

Наверняка в ближайшие два-три месяца я Гену не увижу, но к родам он обязательно должен приехать. Ему, как будущему отцу и гениальному врачу, должно быть интересно формирование и рождение собственного ребёнка. И мы жить будем вместе! И на моей свадьбе подружкой со стороны невесты станет моя любимая Анна.

Отмахнувшись от Лилиных вопросов, я взбежала по лестнице и заперлась в спальне.

Телефонный номер набирала раза три, сбиваясь от желания скорее услышать голоса Анны и Гены.

До Анны дозвонилась через двадцать звонков. Так обычно и бывает, номер сначала пробивает служба безопасности. Но если Аня не в лаборатории, то должны соединить. Это у нас два часа дня, а у них глубокий вечер. А что ей делать в лаборатории в десять часов?

– Привет, Машуня, – голос Анны, как всегда, что бы она ни говорила, имел второе значение: «Всё будет хорошо».

– Аня! – Я закашлялась от переполнявших чувств. – Аня, я беременна! Представляешь, какая радость!

В трубке возникло молчание, и я испугалась помехам в эфире. Но Аня отозвалась.

– Здорово, Маша, а от кого?

– Ты чего, с куста упала? – Меня развеселила Анина непонятливость. – От Геночки, конечно. У меня после него никого не было, да никого и не хотелось. Ты за меня рада?

– Да, – растерянно ответила Аня. – Манюня. Гена сейчас на работе. – Анна помолчала немного. – Я сейчас соединюсь по второй линии с медблоком, подожди пару минут.

– Жду!

Откинувшись на подушки кровати, я держала телефон в руке и прислушивалась к каждому щелчку и шороху в ней. Ждать пришлось нескончаемо долго – шесть минут.

В трубке я услышала голос Ани.

– Маш, подожди, я сейчас переключу тебя на Гену, но сначала хочу уточнить. Ты у врача была?

– Только что от него.

Неожиданно в телефонной трубке прозвучал холодный, даже ледяной голос Гены.

– Маша, ты не можешь быть от меня беременной. Я стерилен.

Обрадовавшись возможности чувствовать голос Гены, сначала я не поняла, что он сказал. Секунды три я лепетала о своей радости, потом до меня дошло…

– …Что?

– Я очень рад тебя слышать, и скучаю по тебе, но это не мой ребёнок. Я, как и все мужчины и женщин из наших, Поселковых, не могу иметь детей.

В моей голове взорвалась бомба.

– Господи… Гена… да как ты можешь? Даже не ожидала. Ты, Гена… подлец.

Я отключила трубку не из-за нежелания разговаривать, а из-за невозможности. У меня зажало горло и пришлось сделать несколько больных вздохов, чтобы начать дышать.

Сидя на кровати, с телефоном в опущенной руке, я не могла сопоставить то чувство, которое испытывала к настоящему, самому порядочному мужчине, в котором была уверена не на сто, а на двести процентов, и сейчашнего его предательства.

В руке завибрировал и зазвонил телефон. Я видела прочерки на дисплее, и знала откуда звонок. Заставила себя включить телефон, уверенная в формулировке извинений, которые прозвучат. Но был голос Анны.

– Машка, я не могу сейчас приехать, только недели через две.

– Анечка, – наконец-то слёзы заставили задрожать мой голос. – Анечка, я же так влюбилась по-настоящему. Зачем же он…

– Маша, я приеду и всё объясню. Но он действительно стерилен.

– Но у меня никого кроме него не было! Аня, я не вру, ты же знаешь.

– Знаю. Приврать можешь только в финансовых отчётах. Только не горячись, не делай аборта.

– Жду тебя, Аня. Прости, я больше не могу разговаривать.

Отключи телефон, я перевернулась на живот и, уткнувшись в подушку, завыла, как воют по бросившему мужику бабы в деревнях. Отчаянно и безнадёжно.

Выла я часа полтора, и проревела бы до вечера, но в спальню вбежал Даня и бросился мне на спину.

– Мам, тётя Лиля сказала, что у тебя истерика. А где она?

– Кто? – Хлюпнув носом, я утёрлась краем пододеяльника и скосила глаза на сына.

– Истерика! – Даня сполз на подушку и с любопытством смотрел мне в глаза. – Она тебя обижает, и ты плачешь?

– Нет, – я приподнялась, вытерла глаза и, не жалея пододеяльника, высморкалась, стало легче дышать. – Просто я заболела.

– А-а, – разочарованно протянул Данила.

Притянув к себе сына, я поцеловала его в упругие щёчки, в длинные тёмные ресницы, в нежные ушки. Данька смеялся и отбивался.

Шатаясь, я встала с кровати и открыла дверь.

– Тётя Лиля!

Лиля взлетела шестидесятилетней ласточкой на второй этаж. Встала передо мной и нервно вытирала руки о фартук.

– Чё? Чё ты себя мучаешь? Чайку будешь?

– Буду.

– В секунду сделаю, – заулыбалась Лиля и поспешила из спальни.

Посмотрев на неё сзади, я с удивлением заметила, что на ней мамина трикотажная юбка «на выход». Она привезла её из Испании. Д-а, тётя Лиля не теряет времени даром.

Глава 55

До вечера я промаялась в постели, занимаясь педагогическими вопросами. То есть Даня рассыпал у кровати на шкуре оленя пазл, размером с журнальный столик. Пазл изображал средневековый замок. С замком мы разобрались, а вот небо в облаках у нас не складывалось, особенно после вмешательств Ривза, тыкающегося носом в картину.

Раза три мне хотелось плакать. Взгляд задерживался на Данике, играющем на полу. Как он отнесётся к появлению другого ребёнка в семье?

Во вторник я собралась с силами и пошла на работу. Результатом отвратительного настроения была придирчивасть к продавцам. Мужики старались не податься мне на глаза. Толик на моё ворчание не обращал внимания. Вся его энергия уходила на Ниночку, которая дёргала его телефонными звонками каждые пятнадцать минут.

Нина, носясь между домом и магазином, созванивалась с родственниками, заказывала меню в кемпинге для свадьбы, назначала примерки в ателье платья и костюма для Толика. Её приготовления меня особенно раздражали, но я держалась, старалась меньше выходить из своего кабинета.

В среду мне опять было муторно, и я решила пойти на работу на час позже. На тумбочке зазвонил телефон с рингтоном Ириши: «Под нашими спортивными знамёнами…»

– Как самочувствие!? – Заорал голос в трубке.

– Спасибо, плохо, – умирающе ответила я. – Тошнит, работать не хочу.

– Тошнит, это я понимаю. Но чтобы ты не хотела работать – это серьёзно. Но вставать всё равно придётся. Чернецкий позвонил, просил к нему заехать.

Сегодня я надела бордовый костюм с юбкой в стиле «Шанель», туфли-лодочки, нацепила на пальцы руки драгоценности и спустилась в гостиную.

Сидя с краю стола, Ириша в секунду обозрев меня снизу доверху и молча подняла большой палец, одобряя выбранный наряд. Саша, до того, как заметил меня, неотрывно смотрела на Иришу влюблённым взглядом, а теперь сравнивал нас, решая кому отдать себя в качестве приза.

Тётя Лиза откровенно пересчитывала стоимость моих побрякушек. Ещё бы – два браслета, часы с бриллиантами, колье с двадцатью тремя острыми лучами с бриллиантами, золотая массивная брошь на лацкане пиджака. И только Лёша, снова читающий Библию, смотрел на меня не как на женщину, а как на кусок мяса, оценивая свежесть и вес. Оценил он меня на «средненько».

На дворе заливался лаем Ривз.

– Тётя Лиля, вы собаку кормили?

– Да хрен его не покормишь, сам питание стащит. Это он на кошек ругается. Штук семь сидят у нашего забора.

– За Лёшей ходят все поселковые кошки, – пояснила Ириша. – Наваждение какое-то. Лилечка, дорогая, покорми, пожалуйста Лёшу, я не успела.

Через пять минут я гнала свой «Лексус» в сторону Осташкова. Ириша, нервничая, курила одну сигарету за другой. Я включила кондиционер, но он слабо помогал. Хорошо ещё, что Ира курит странный сорт сигарет, состоящий из лёгкого табака и лепестков цветов.

– Почему ты нервничаешь, Ириша?

– Он меня не любит, – серьёзно заявила Ириша.

– Тоже мне новость. Открой окно, я задыхаюсь. – Я отмахнула от себя дым и сморщилась. – Не любит он тебя, это факт, но ведь он рядом. Расскажи мне, как закончился вечер с Чернецким, а то я из-за своих проблем выпала из нормальной жизни на целый день.

– Каких проблем? – Оживилась Ириша.

– Потом расскажу. Как Алексей перенёс твой загул?

– К сожалению – спокойно. Принял душ и ушел на службу в церковь.

Глава 56

Я не люблю банки. Ни Сбербанк с грабительскими процентами, где тебя встречают за прозрачными перегородками милые девушки, которые на самом деле спят и видят, как подсидеть подругу. Ни любые другие с отделами кредитования и инвестиций. Здесь работают отважные женщины и трусливые мужчины. Ни шагу в сторону, ни одного самостоятельного решения.

Но куда теперь денешься без банков? Они деньги, они гаранты сделок и хочешь, не хочешь, без них невозможно вести серьёзные дела.

Александр Чернецкий в своём кабинете смотрелся гораздо солиднее в тёмно-синем костюме, чем за ресторанным столиком и намного противнее. Ещё ни о чём не договорились, а уже чувствуешь зависимость от банкира. Хотя ему наша сделка весьма и весьма выгодна.

Ириша заняла три стула. На одном её драгоценная попа в строгом полосатом костюме, справа широкополая шляпа, слева сумка.

Ощущая недомогание во всём теле, я скромно села на край соседнего стула.

– Значица так, девочки, – Чернецкий прищурился, разглядывая мои туфли. – Бизнес план мне ваш понравился. Толковый, убедительный. Но!..

– Не волнуйся, – Ириша сладко зевнула. – Мы тебе взятку дадим, откатом.

– Спасибо, – Чернецкий снисходительно ухмыльнулся. – В мелочёвке не нуждаюсь. Дело в другом. Прежний владелец, узнав об интересе к кемпингу, решил содрать за него как можно больше и по сговору с администрацией, выставил его на аукцион.

Сдерживая поднимающуюся тошноту, я молчала. Ириша взяла инициативу на себя.

– В чем засада, Саша? Объясни по-человечески.

– Засада в том, что на кемпинг появились ещё трое желающих. Три весьма солидные фирмы. И у них есть свободные деньги, во всяком случае, на выплату обязательных пятидесяти процентов в первый месяц.

«Машка, у нас отбирают нашу добычу, сосредоточься», – возмутился мой Оранжевый голос. Сглотнув неприятный комок в горле, я сипло поинтересовалась.

– Какую ставят стартовую цену?

– Один миллион долларов.

– Средненько, – я закашлялась. – Он на пятёру тянет.

– Он и на десятку потянет, если его довести до ума. – Приглядевшись ко мне, Чернецкий сморщился, сочувствуя. – Тебе плохо? Воды, кофе, чаю?

– Водички. – Я повернулась лицом к прохладному ветерку от вентилятора, как учила меня мама преодолевать токсикоз беременности. – Александр Александрович, вы мне ответьте на главный вопрос. Вы нам кредит даёте?

В кабинет вошла секретарша стандартных параметров – длинные ноги, над ними – девяносто, шестьдесят, девяносто, гладкая причёска, и поразительное по наивной влюблённости в себя, личико деревенской красавицы.

– Водичка, Александр Александрович.

– Девушке, – Чернецкий показал на меня.

Обернувшись, секретарша всё-таки заметила двух посетительниц и, сменив маршрут, ходульно подошла ко мне.

Перелив минералку из бутылки в стакан, я тала жадно пить воду.

– Поднос поставьте на стол. – Намекнула я девушке.

Пока она аистиной походкой выходила из кабинета, Ириша смотрела ей вслед.

– Где ж ты их находишь? – Восхитилась она. – В прошлый раз у тебя была точно такая же, но смугленькая. А в позапрошлый раз была тоже блондинка, метр восемьдесят.

Это Ира говорила уже мне. Скривившись от воспоминаний, Александр стал крутить в руках зажигалку.

Секретаршу чуть не сбил с ног вбежавший в кабинет пузатый мужчина. Держа в руках бумагу, он поспешил к столу Чернецкого, как-то многозначительно поглядывая то на Иришу, то на меня.

– Понял, – сказал банкир, прочитав несколько слов. – Иди, Женя, работай.

– Обязательно, Александр Александрович. – И полутора центнерный Женя споренько выкатился из кабинета.

Положив руки на стол, Чернецкий отложил зажигалку.

– Что ж вы мне девушки, мозги крутите? У тебя, Маша, в моём банке на счету миллион евро, их перевели вчера.

Я, мягко говоря, была ошарашена. Лично меня сумма на счету испугала. Наверняка, кто-то ошибся, и теперь начнутся тяжбы и нервомотания.

– Теперь вы точно выиграете аукцион. – Бодро заключил Александр Чернецкий.

Глава 58

В машине, когда я завела мотор и взялась за руль, Ириша положила свои ладони на мои.

– Что случилось? Скажи честно.

– Я беременна.

– Вот это номер. – Молчание Ириши затянулось. – …А миллион откуда?

– Ира, – я повернулась к соседке. – Да не знаю я! Понимаешь? Не зн-а-ю. Ни откуда деньги, ни откуда ребёнок.

– Дела-а.

Ириша заглядывала в глаза, показывала сочувствие, но мне-то было ясно, что сейчас она не понимает моей боли.

Телефоны у нас зазвонили одновременно. Я на всякий случай остановилась, боясь помять машину о деревья.

– Алло.

– Машка, ты не отчаивайся. – Голос Ани нервничал, старался убедить… – Мы тут собираем некоторые сведения…

Я перебила Аню.

– Не надо. Не надо копаться ни в чём Аня, я, когда определюсь, перезвоню.

– В чём ты определишься? – Голос Ани то пропадал, то проявлялся снова.

Положив телефон в «гнездо», я повернулась в Ирише, Она бессильно опустила руку с телефоном и повернулась ко мне бледная, постаревшая, в сухих глазах была пустота.

– Он собирает вещи.

– Кто? – Не сазу поняла я, занятая своими мыслями.

– Лёшенька собирает вещи, чтобы уйти от меня… Как же я без него жить-то буду?

Жестоко, но в это мгновение я ощутила внутри себя удовлетворение. И тут же мне стало её жалко. Всё-таки ей уже сорок, она богатая, но одинокая вдова и, возможно, к ней пришла поздняя, самая страстная любовь.

– Поговори с ним, выясни причину.

– Нет! – В глазах и в голосе Иры проявились слёзы наступающей истерики. – Бесполезно! Я всегда, с самого начала знала, что он уйдёт. Я знала!

– Но не верила. – Спокойно добавила я. – Ты домой?

– Да, – ответила Ириша и вышла из машины.

Не хотелось домой, не хотелось в магазин, не хотелось в «Золотые сосны», видеть никого не хотелось.

Через десять минут я стояла на берегу Селигера, смотрела на воду, на отражения деревьев в зелёной дымке листвы. И рыба играла, ловя первую мошку, и птицы голосили, зовя подружек на любовные игры, и ветер благоухал весной… А меня всё раздражало!

Больше всего бесили рыбаки по берегам и особенно на лодках. Мне хреново, а у них на лицах вселенское спокойствие и удовлетворение жизнью.

С озера пришел ветер, и стало зябко. Плотнее запахнув пиджак, я сжалась, стараясь согреться.

Оранжевый внутренний голос, как всегда, был настроен скептически: «На хрена козе баян? Второй ребёнок и без мужа-отца. Конечно, важен вопрос здоровья и аборт всегда стресс для организма. Но ведь некоторые бабы по десять абортов делают и ничего, живут-здоровеют и совесть их не мучает». Бирюзовый голосок немедленно стал умиляться: «Ах, маленький ребёночек – это такая радость!» «Какое на фиг дитятко? – Влез голос болота. – Откуда оно вообще взялось, это дитятко внутри организма? Весь фокус в том, что бросил тебя Гена, облокотилась ты ему, Маша».

– Эй! – Послышался голос непонятно откуда. – Ты чего это в воду смотришь?

Переключившись с внутренних переживаний на внешний раздражитель, я увидела пред собой лодку со стариком-рыбаком. С его лодки торчали три удочки.

Отвечать на дурацкий вопрос я не собиралась и молча смотрела на подплывающую лодку.

– В взгляд-то у тебя нехороший.

Отвлёкшись на невидимый мне поплавок, рыбак дёрнул удочку, и на конце лески повисла серебристая рыбка. Тёмная туча, набежавшая на солнце, изменила цвет лучей, и они окрасили рыбку в золотой цвет. Так вот откуда сказка о золотой рыбке.

– Ты, девка, знаешь, ты того, не этого, не утопайся. Вишь, клёв какой, а тут с тобой возись.

– Не буду, – криво улыбнулась я.

– Ну, и лады.

Старик, не переставая контролировать три удочки, стал отгребать одним веслом от берега. Вода потемнела, лес зашелестел тревожнее, как и всегда бывает к вечеру. Солнце уходило вниз, удлинялись тени. Пора домой.

Ехать по центральной улице посёлка было неприятно. По обеим сторонам сплошные заборы, без просвета – кирпичные, бетонные, деревянные, пластиковые. За высокими заборами лают собаки, у некоторых квохчут куры, обязательно в нескольких домах дрелят нескончаемый ремонт. Перекрикиваются дети, играет музыка.

И только два последних дома посёлка, мой и Иришин, огорожены не пуленепробиваемыми ограждениями, а стандартными заборчиками с просветами, чтобы видеть проходящих мимо людей, проезжающие машины, да и вообще окружающее пространство.

При моём настроении, когда опухшее от двухдневных рыданий лицо истолкуют только в одну сторону – запой, когда видеть рыбьи равнодушные глаза богатых соседей не хотелось совершенно, я промчалась, как можно быстрее до своих ворот. Не центральных, а к калитке позади участка.