Текст книги "Ниночка"

Юля и Нина

Пиво горчило. Юля шла в конец платформы.

Стемнело, и на нее не обращали внимания. Это хорошо, она давно устала от сочувственно-брезгливых взглядов.

Водка стояла внутри выше ватерлинии, вызывая тошноту.

Надо было идти именно в конец платформы, это она понимала. Там поезд только начинает тормозить, и скорость еще достаточно велика… Станция маленькая, освещение слабое, футболка и джинсы на ней черные. Найдут не сразу.

Думать о том, что это все в последний раз, – надоело. Вкус у пива отвратительный. Вон какая фигуристая девушка с идеальной кожей стоит с сумкой, ей не надо с платформы прыгать.

Юля прошла мимо девушки в темно-зеленом костюме. И вроде бы и терять уже нечего, а дыхание, чтобы не разило перегаром, задержала. Пройдя еще несколько шагов, остановилась и нагнулась над платформой, всматриваясь в темноту с острыми рельсами. Господи, как ей хреново… Шатнуло. А! Вон уже приближается свет прожектора электрички. Надо прыгнуть в самый последний момент.

Юля раскачивалась, держа в руке пустую пивную банку. Сзади ее кто-то дернул, развернул, и она получила оплеуху по лицу. Юлю отбросило к железному ограждению платформы, она сильно ударилась головой и заскулила. Девушка в дорогом костюме наклонилась, вглядываясь в лицо Юли с безобразным, синюшно-коричневым родимым пятном от виска до носа… А затем с размаху ударила по пятну с такой силой, что даже расцарапала кожу у рта. Юля закрылась руками.

– Не надо!

– У тебя родители есть? – Незнакомка спрашивала зло, но сочувственно.

– Есть.

– Любят тебя?

– Любят.

– Тогда какого хрена, идиотка?.. Иди домой, проспись.

– Не хочу.

– Чего не хочешь? – Девушка нависала над Юлей своим нехлипким телом.

– Домой не хочу. Там никого нет, одна в трехкомнатной квартире с тоски вою. – Юля неловко встала и неожиданно с обидой закричала: – Ты вот смотри, какая я уродина!

– Дура! Пока человек жив, есть надежда. Блин! – Девушка поставила сумку. – Тут не знаешь, где переночевать, а идиотки с пустой квартирой, да при живых любящих родителях под поезд бросаются. Не Москва, а чистый дурдом на выселках.

– А почему тебе негде переночевать? – хлюпнула носом Юля.

– Меня сегодня с работы выгнали, не знаю, куда податься.

– А из-за чего? – От любопытства Юля перестала плакать.

– Переспала с сыном хозяйки, утром заявилась его жена, а я и не знала про нее… – Нина хотела продолжить, но Юля перебила:

– Круто! – голос ее с каждой фразой набирал громкость и уверенность. – Слушай, пойдем ко мне, я тут рядом живу.

Задумавшись, Нина вгляделась в сверкающие под фонарями рельсы. Вообще-то в автобусе она подумывала о том, чтобы съездить хотя бы на пару дней в Кашниково, обдумать ситуацию, погулять с Сашенькой…

Но если судьба дает шанс испытать новые ощущения, то нельзя отказываться. В следующий раз судьба может обидеться и шансов что-либо изменить в жизни не предоставит.

– Тебя как зовут, самоубивица?

– Юля.

– А меня Нина. Ладно, пошли, все равно мне некуда деваться.

– У тебя деньги есть? – тихо спросила Юля.

– На опохмелку, что ли?

– Ага.

– Ладно, – решилась Нина, – если спасать тебя, то уж до конца. На одну приличную бутылку и небольшую закуску я деньги выделю, а остальное мне завтра маме высылать, она ждет.

Квартира оказалась типовой, такие наличествуют в половине домов, выстроенных с 1990 по 2005 год. Эти дома «украшают» всю Москву, все российские города и даже перелески между ними. Для Нины, не бывавшей выше четвертого этажа больницы, пятнадцатый этаж, куда они поднялись с Юлей, показался пугающе высоким.

– Где две двери, там моя мастерская, я художник по тканям, – махнула рукой Юля в сторону ближайшей комнаты. – Та моя комната, а та родительская. Но родители все больше на даче, она у нас теплая, круглый год жить можно.

– Понимаю. – Нина поставила сумку на пол. – Я-то сама из деревни. Из Кашникова Новгородской области. Слыхала?

– Смешная ты, Нина. – Юля скинула с ног модные кеды и босиком прошлепала на кухню. – Мы, москвичи, кроме своей Москвы остальную Россию знаем плохо. Ты там возьми тапочки, в нижнем ящике!

Оглянувшись на высокий четырехстворчатый шкаф с двумя зеркалами, Нина не увидела никаких нижних ящиков. Да и верхних тоже. Быстро сообразив, Нина отодвинула дверцу. Внизу стояли женские туфли в четыре ряда и три пары тапок. Судя по висевшей в шкафу верхней одежде, жильцы квартиры зарабатывали неплохо. Мягко говоря, не голодали.

На кухне Юля достала из огромного серебристого холодильника тарелочку с нарезанным подсохшим хлебом, на котором запотела вчерашняя колбаса и скрутились два кусочка сыра. Больше в холодильнике почти ничего не было.

Нина порадовалась, что они с Юлей не поленились зайти в магазин, и вытащила из пакета пельмени, банку зеленого горошка, хлеб, бутылку водки и апельсиновый сок.

– Я водку через раз буду, – строго предупредила Нина и придвинула к себе пакет сока. – Тебе же больше достанется.

– Согласна, – кивнула головой Юля, доставая из шкафчика бокал для Нины.

Чтобы достичь необходимой для взаимных исповедей кондиции, им понадобилось десять минут.

Первой разревелась Нина. Она рассказала о своем небогатом сексуальном опыте, о юношеской влюбленности в мужа своей тетки Алексея и особенно подробно – о Василии.

– Представляешь, спускаюсь утром после ночи любви по лестнице, а все как замороженные. И только у тети Тани, кухарки их, сочувствие, и ей за них стыдно. А он, то есть Вася, в мою сторону только один раз посмотрел… как будто я сама в своей влюбленности виновата и подставила его, девственника-пацанчика. – Нина взяла бумажную салфетку и сначала вытерла ею глаза, а затем нос. – Выгнали меня, как вшивую приблудную кошку. Оскорбили ни за что. – Нина заплакала навзрыд. – Я так надеялась на Аркадия Андреевича, а он от меня пятью тысячами откупился.

– Чем люди богаче, тем жаднее. Банально, но правдиво, – подтвердила Юля и налила себе водки. – А мой Игорь женился на мне по расчету. Вообще-то он ко мне привык, мы ведь в одной спецшколе учились, в художественной. За мной много мальчиков ухаживало, да и пятно росло постепенно. Короче, мы сразу после школы поженились. Игорь все говорил: «С лица воду не пить», а сам через два года, когда пятно еще больше разрослось, стал гулять. Потом запил. Я писала картины, а он продавал – и мои, и картины всех наших знакомых. Как же он мне осточертел через пять лет, Нина! А он, как только почувствует мое охлаждение и неприятие, так сразу подлизываться. Я и таю. Но…

Когда перед самым Новым годом, 27 декабря, муж в очередной раз не явился вечером с работы, Юля насторожилась. Когда 28-го днем раздался телефонный звонок и кто-то, нервно подышав в трубку, молча отключился, у Юли забилось сердце, но маме с папой она позвонить не решилась. Но вот когда 29-го утром муж по телефону произнес слова: «Юля, прости, я полюбил другую женщину и прошу разрешения заехать за вещами завтра вечером…» Вот тогда Юлька подскочила с дивана, заорала: «Ур-р-а-а!», запела: «Капитан, капитан, улыбнитесь» и стала рыться в документах.

Найдя свидетельство о браке, она переоделась в джинсы, натянула первый попавшийся свитер, замазала родимое пятно крем-пудрой, прихватила сумку, надела шубу и, забыв застегнуться, помчалась в загс писать заявление о разводе.

По случаю счастливого события она купила шампанского, курицу гриль и, подумав, докупила бутылку водки.

Родители, отдыхавшие в пансионате, к вести о разводе отнеслись с меньшим энтузиазмом, чем дочь.

– И кто же тебя, кроме Игоря, выдержит? – прозвучал в телефоне спокойный вопрос мамы, прерываемый затяжками. – Ты совсем не подарок…

– Мам, – не теряя праздничного настроения, перебила Юля, – я действительно не сувенир, но, как заметил папа, мой Игорь за пять лет совместной жизни приучил меня ежедневно пить легкие напитки типа джин-тоника, а если мы не разведемся, то через годочек я буду ежевечернее хлебать сорокаградусную водку! – Тут Юля налила в рюмочку водочки и тихо, чтобы мама не слышала, выпила ее одним глотком. – И если ты помнишь, то каждый божий день, начиная с третьего месяца нашей совместной жизни, и папа, и ты заявляли, что самым счастливым днем вашей жизни будет день, когда я подам на развод. Вот я вас и радую!

– Ладно, Юля, – шаги Аллы Эдуардовны по паркету в номере пансионата отдавались эхом в трубке. – Смотрю в окно, а твой отец двигается в сторону пивного павильона. То есть мне пора идти. И учти, Юля, у тебя плохая наследственность… Извини, я не про пятно, я про то, что отец твой пьет, и мой пил, да и бабушка прикладывалась, – в телефонной трубке была слышна тяжелая затяжка. – А я курю как лошадь. Но если ответственно подойти к вопросу, то ты поступила правильно. Всю душу мне твой бизнесмен-алкоголик измотал. Ты насчет квартиры сторговалась? Хотя это невозможно, ее мы с папой покупали… А мебель и техника?

Тут Юле врать маме не пришлось, и она подбавила в веселый голос энтузиазма:

– Да ты чего, мам? Съесть-то он съест, да кто ж ему даст! Тут я в тебя – практичная.

Спать Нина легла на диване в мастерской. Почему Юля, принесшая чистое постельное белье, не упала в загроможденной комнате, непонятно. Нина, выпившая раз в десять меньше, просто рухнула на застеленный диван. И еще минут пять слушала, как Юля по стеночке дошла до своей комнаты, что-то ворчливо обсуждая сама с собой.

Утром, то есть в два часа дня, Нина сидела с большой кружкой кофе и смотрела на Москву с пятнадцатого этажа.

Недовольная, с помятым лицом, шатаясь после выпитого вчера, в ванную прошла Юля. Как только дверь за нею закрылась, раздался вопль, от которого Нина, чуть не выронив чашку, расплескала горячий кофе на джинсы.

– Нина! Нина! Посмотри, посмотри!

Поставив чашку, Нина поспешила к новой, немного странной знакомой.

На лице Юли под левым глазом расплывался синяк от Нининого вчерашнего воспитательного удара, а на грязном родимом пятне отпечаталась пятерня, пальцы рук. Юля прислонилась лбом к зеркалу, рассматривая себя. Синюшно-фиолетовая кожа изменилась и посветлела, стала почти нормальной там, где ее ударила ладонь Нины.

– Значит, это все-таки лечится.

Тут же Юля выскочила на кухню и схватила телефон.

– Мама! Я сейчас тебе такое расскажу!

И Юля, отхлебывая недопитый кофе Нины, стала рассказывать о вчерашнем.

Само собой разумеется, маме Юля сказала, будто пришла вечером на станцию попить пивка. Ей было одиноко и стыдно за свою внешность, поэтому она ушла в самое неосвещенное место. И тут к ней подошла девушка и спросила, что это на Юлином лице – синяк или родимое пятно – пригляделась и ка-а-ак вдарит Юле со всего размаха!..

Тут Юля хлопнула по кухонному столу, на котором подпрыгнули сахарница, солонка и две вчерашних рюмки. В ответ мама переспросила:

– Юля, ты к чему? Тебя побила незнакомая девушка, а ты радуешься?

– Мамуля! – прослезилась Юля, трогая свое лицо. – У меня улучшение. Там, где прикоснулись пальцы Нины, у меня улучшение. Кожа посветлела и изменилась. Мама! Пятно уменьшилось…

И Юля разревелась в голос, не забыв допить Нинин кофе.

Дальше Нина слушала разговор Юли из ванной, где умывалась. За неимением собственной, забытой у Аркадия дома зубной щетки она чистила зубы пальцем. Не решившись воспользоваться никаким полотенцем, стряхнула воду с рук и зашла на кухню.

– Не может быть, – шептала в трубку Юлина мама. – Подожди, а откуда ты знаешь, что ее зовут Ниной?

– Так она рядом стоит. Мы вчера познакомились.

– Пьяные, небось? Ты, Юля, может, с пьяных глаз сама себя обманываешь?

– Да что ты, мамочка.

Хлюпнув носом, Юля оценила пустоту чашки, подошла к холодильнику и заглянула в него. К ее глубочайшему сожалению ни пива, ни чего-то более крепкого там не оказалось. Стоял только пакет молока. Юля взяла его, понюхала содержимое и с легким отвращением стала пить.

– Я сейчас вообще на молочной диете. Правда, Нин?

– Меня не примазывай.

– А чего? – Юля поставила молоко на стол. – Мама, я тебе попозже перезвоню. Вы когда с дачи приедете? В конце месяца? Ну, целую вас… Обязательно завтра расскажу, что с пятном… Кем она работает? Медсестрой в Склифосовского. Ну ладно, мам. Я с тобой радостью поделиться, а ты с дурацкими расспросами.

– Ты, Юля, не стесняйся. – Нина пригладила волосы. – Если я не к месту, то поеду. Все равно нужно искать работу.

– Счаз! – Юлин голос заставил вздрогнуть. – Так я тебя и отпустила! Ты же мне жизнь спасла! Сейчас сбегаем за шампанским, отметим!

– Юля… – Нина села за стол и наблюдала за девушкой, нарезавшей лук, остатки вчерашней колбасы, подсохшего хлеба и сыра. – Я больше пить не буду. И тебе не советую.

– Ой, только не надо мне читать нотаций. Я и так все про себя знаю. – Новая подруга скинула нарезанные продукты на сковородку и достала из холодильника два последних яйца. – Пипец, в холодильнике окончательный голяк.

– Могу оставить тебе сто рублей, – с душевной мукой решилась потратиться Нина. – Сегодня мне действительно нужно съездить в «Склиф», поговорить…

– Езжай, – задумчиво уставившись в стену, Юля сделала тяжелый для себя вывод: – Денег нету ни хрена. Слушай, Нинка! Поедем завтра со мной собирать клубнику!

– Клубнику? – Запах от яичницы-ассорти шел сногсшибательный. – С удовольствием. Я у своей тетки Оли по десять грядок полола. А каждая грядочка метров в десять. А ты пить не будешь?

– С каких денег? – искренне удивилась Юля и взяла в руки пакет молока. – Хотя бы рыбки и картошки нужно купить… Черт, молоко скисло.

– Порошковое, – поняла Нина.

– Естественно. – Поддев яичницу деревянной лопаткой, Юля одним движением перевернула ее на другую сторону. – Садись завтракать и не умничай.

– Подожди. – Нина встала и подошла к Юле. – Сначала я дам тебе по морде.

И она с размаху, но не сильно ударила Юлю по лицу, стараясь покрыть ладонью как можно большую площадь щеки. Голова подруги дернулась, из руки на плиту выпала лопатка.

– Спасибо тебе, – Юля благодарно прослезилась.

Из дома Нина вышла в три часа дня. В больнице была в четыре.

Отдел кадров активно работал, попивая чаек.

– Здрасте. – Теперь Нина вошла в кабинет более решительно, но сесть все же не осмелилась. – Вот, хотела выяснить. Я устраивалась на работу в хирургию, а потом взяла положенные мне отгулы. Хотела уточнить – меня уволили или я еще числюсь?

– А-а, помню. – Молодящаяся инспекторша поставила чашку на стол. – Нина Морозова, деревня Кашкино.

– Кашниково, – поправила Нина. – Так меня уволили или нет?

– Ты же приносила заявление? – Инспекторша развернула конфету в блестящем фантике. – На две недели?

– Да.

– А тебя не было три. – Она осторожно, одними зубами, чтобы не стереть помаду, откусила половину шоколадной конфеты.

– Да.

– Хочешь остаться? – Вторая половина последовала за первой.

– Да.

– Мне нравится наш диалог, девочки, – обратилась к соседкам инспекторша, складывая вдвое красивый фантик. – Так вот, Морозова. Хотите остаться, поговорите об этом в своем отделении: возьмут ли вас обратно. Если возьмут, напишите задним числом еще об одной неделе за свой счет, – хлебнув из кружки остывающий чай, инспекторша легко махнула рукой. – Да прямо сейчас пиши. Если заведующий отделением его подпишет, то можешь выходить на работу.

– Поняла. – Нина не верила слишком легкому разрешению своей проблемы.

– И чего ты стоишь? – Инспекторша выложила на стол лист бумаги и ручку. – Садись, пиши.

Выйдя из отдела кадров, Нина пошла по одинаковым коридорам типовой больницы в свое бывшее отделение. Она не сомневалась, что ее возьмут обратно, нянек-санитарок всегда не хватало. Она без удовольствия представила себе общение с медперсоналом – врачи ее почти не знали, зато сестринский коллектив запомнил слишком хорошо. Общение будет не слишком веселым.

Реакция на ее появление оказалась совершенно неожиданной. Глафира Ивановна, увидев Нину выходящей из лифта, аж руками всплеснула.

– Ах, Ниночка! Какими судьбами! За обходным листом пришла?

– Нет. – Нина криво улыбнулась, не ожидая от старшей сестры столь благожелательной встречи. – Наоборот, хотела восстановиться. Вот, заявление принесла.

Приняв заявление, Глафира Ивановна взяла Нину под руку.

– Нина, завтра тебе завотделением что угодно подпишет, а сегодня выручай. Некому работать. Одной уборщице час назад стало плохо, другая с утра не вышла, даже не предупредив. А кого я могла бы на смену выдернуть, так та на даче и пока доедет, как раз утро будет. Продежурь до вечера, Ниночка. Медсестер полы мыть не заставишь, а в отделении, сама знаешь, то судно подать, то кровь замыть, то кровать после покойника перестелить. Суета.

Глафира Ивановна вела Нину к ординаторской.

«Зато у меня в тылу есть хоть такая работа», – решилась Нина.

Ни в шесть, ни в восемь Нины не было, а желание выпить росло.

«Да что же я за урод? Что же меня так тянет? Неужели я не справлюсь? Справлюсь. Вот сейчас последний раз выпью и справлюсь».

Юля решительно встала и переоделась. Через двадцать минут она сидела дома перед включенным телевизором, а на столе, как всегда, стояли чекушка, банка пива и пепельница.

Сразу смешивать водку с пивом Юля не любила. Эту радость она оставляла на «опоследочек». Опоследочек наступил в десять вечера. Для очистки совести Юля отзвонилась Нине, и та сообщила, что будет только в двенадцать.

– Ты тогда ко мне не заходи, – сочувственным голосом заговорила Юля. – Ты сразу к себе в комнату иди, отдыхай.

Не вставая с кровати, Юля вылила в бокал остатки пива и вытрясла туда же оставшиеся капли водки. Закурив, мутно посмотрела в телевизор. На экране отстреливались какие-то молодые мужики от точно таких же молодых мужиков. Все в пестрой военной одежде. Не было жалко ни тех, ни других. На втором канале кто-то кого-то бил, на третьем – мужчина и женщина деловито занимались сексом. Немного позавидовав фигуре телеэкранной красотки, Юля решила, что зрелище совокупляющихся будет плохо влиять на ее сон, и выключила телевизор.

Допив содержимое бокала, Юля укрылась легким, по случаю теплой погоды, одеялом и задумалась: поедет она утром собирать клубнику или ей лениво?

С этой мыслью и заснула… И с нею же проснулась.

За окном вставало солнце, часы показывали пять утра. В дверях стояла Нина и вытиралась новым полотенцем.

– Юлька, я готова для трудового подвига.

«Судьба», – решила Юля и встала.

Душ, конечно, немного взбодрил, но похмелиться все равно хотелось. А не на что! Денег осталось – рубль, и у Нины просить на пиво бесполезно. После вчерашнего использования оставленной сотни не по назначению денег не даст.

Одевшись в старый спортивный костюм, в котором она ездила на дачу, Юля разгребла ворох пакетов и вытащила из-под них старую корзину. Из шкафа достала пластиковую бутылку и налила в нее воды из-под крана. Затем, открыв холодильник, целую минуту рассматривала две котлеты на блюдце, видимо, привезенные Ниной из больницы. Нет, есть не хотелось совершенно.

Не суетясь, Нина надела новенький спортивный костюм. За сборами Юли она наблюдала с удивлением. Нина не понимала, как человек может довести себя до такой степени безденежья. Вот как сказалось то, что родители всю жизнь баловали эту девушку, жалея за родимое пятно. В результате Юля абсолютно не умела выживать.

Нина решила, что ни копейки не даст Юле на опохмелку. Пусть мучается, все будет на пользу.

Проверив в портмоне наличие папиной социалки, по которой Юля беззастенчиво ездила второй месяц, она взяла ключи и, ощущая себя освоительницей целины, вышла из квартиры. Нина, совершенно не выспавшаяся, стояла рядом.

В автобусе Нина решила прояснить ситуацию.

– Куда нам ехать-то?

Чертыхнувшись, как всегда, в голос, Юля попыталась вспомнить подробнее маршрут, который ей на днях надиктовал Илья.

– …Помню только, что нужно доехать до станции метро «Домодедовская».

– Хорошенькое дельце. Ладно, доедем, на месте сориентируемся.

Выходов на нужной станции оказалось много, Юля растерянно оглядывалась, зато Нина сосредоточилась на крепкой женщине среднего возраста в спортивном костюме и с пластиковым ведром.

– Юлька, смотри, она точно не на дачу едет, давай за нею, за той теткой с ведром.

Пройдя по переходам метро, тетка уверенно шагнула на короткий эскалатор, затем свернула направо и вышла на улицу.

Наверху, пристроив на парапете ведра, корзины и пакеты с едой, стояли полтора десятка человек в рабочей одежде.

Нина и Юля не стали спрашивать, здесь ли сборный пункт желающих собирать клубнику, тем более что перебежавшая через пешеходный переход молодая женщина в джинсах и ажурной кофточке с ходу начала поворачиваться ко всем одновременно с вопросом: «А что, товарищи-господа-граждане, здесь остановка автобуса от совхоза за клубникой?» И говорила она с таким воодушевлением, что казалось, в том совхозе вовсе и не надо гнуться шесть часов над грядками, а клубнику тебе выдадут сразу по приезде, бесплатно и в любых количествах.

– Здесь, дорогая, – первым ответил усохший старичок в цветастой панамке. – Через пятнадцать минут будет автобус. Его не пропустишь, это «пазик» с во-от такой клубничиной на ветровом стекле.

Старичок растопырил руки, показывая размер ягоды, и чуть не заехал себе в глаз залатанной корзинкой.

– Каждые полчаса автобусы, – тут же перебила пожилая женщина, выглядевшая ветераном яблочно-ягодных сборов. – С шести до половины восьмого.

Нина, как и многие, глянула на часы. Ровно семь. То есть они попадали на предпоследний автобус.

Из разговоров тусующихся «батраков» стало ясно, что лишь немногие едут в первый или во второй раз, большинство радует семьи ароматной клубникой не первый год. Оказывается, важно попасть в хорошую бригаду, где не очень капризные приемщики, и немаловажную роль играет сорт ягоды. Бывают крупные сорта, бывают мелкие, а бывают вторичные сборы, когда несешься по грядке скрюченной ланью, а ягод на два куста одна штука.

– А как платят? – не унималась женщина в ажурной кофточке. – Нормально?

– Расчет, девушка, – начала объяснять крепкая тетка, около которой почему-то образовалось пустое пространство, – производится только бартером, то есть тем продуктом, который ты собираешь. Понятно?

Та кивнула.

– А будешь ты потом эту клубнику варить, солить или продавать, дело исключительно личное, – добавил старичок.

– Вчера хорошо поработали, – встряла в разговор старушка в деревенском ситцевом платке, держащая за руку вертлявого мальчишку.

– Вчера – да, – отозвалась еще одна женщина. – А вот три дня назад, когда дождь был…

Нина слушала воспоминания бывалых ягодо-сборщиков с завистью. Ей самой не терпелось сорвать клубничину и, поднеся к лицу, вдохнуть густой аромат.

Иллюстрация ее мечты, плакатная ягода полметра на полметра, показалась на ветровом стекле белого чистенького «пазика». Водитель, не смущаясь, перестроился с третьей полосы на первую за десять метров до остановки, подрезав три «Газели».

– Сережка за рулем, – с довольным видом прокомментировала какая-то крепкая тетка. – Быстро доедем.

Организованно забравшись в автобус, все расселись по местам, и та же тетка по-своему оценила количество приехавших работников.

– Маловато будет. Иной раз впритык друг к дружке стоят, на ноги наступают, а последние три дня все на сидячих местах размещаются.

Нина, притиснутая толстой Юлей к окну, с интересом наблюдала за московской жизнью. Старичок в панамке, устроившийся на заднем сиденье, прошептал:

– Бригадирша она наша будет, Татьяной зовут. Не повезло нам.

Не зная, как реагировать на новую информацию, Нина посмотрела на остальных. Все сидели недовольные, расстроенно косясь на Татьяну.

Только Юле было все равно, она мечтала о пиве.

Через полчаса прибыли на место. При въезде на территорию совхоза Нину захлестнули волны ностальгических воспоминаний о детстве, об обязательных прополках на совхозных полях или в фермерских владениях тети Оли.

На обочине пыльной дороги росли низкорослые акации, стояли одноэтажные строения, покрытые желтой штукатуркой, жилые домишки из темного бруса с белыми наличниками – как будто совхоз не в десяти километрах от Москвы, а ближе к полярному кругу.

– Вылазием, – громко заявила Татьяна-бригадирша. – И строимся перед лавочкой, ждем меня!

Она первой выскочила из автобуса и потрусила к административному зданию, тряся толстым задом.

Не торопясь, Нина и Юля вышли последними и встали в ряд желающих заработать. К ним присоединилась странная семейка – тощая высокая женщина с испитым лицом и ее супруг, на голову выше жены, такой же худой и похмельный. Что они супруги, было понятно не только по обручальным кольцам, но и по общему выражению лиц. Хотя муж выглядел лет на десять младше жены, у них имелся мощный объединяющий фактор – общая двухлитровая бутылка крепкого пива.

– Товарищи! – неожиданно завопил рядом девичий голосок. – Нам не хватает семи человек для бригады. Идите ко мне, записываемся!

Девчушка лет восемнадцати в джинсах, держащихся на ремне ниже пояса, в облегающем топике и голубой бейсболке тыкала пальцем в Юлю, стоявшую к ней ближе всех. В два взгляда сравнив безмятежную девушку в бейсболке и коренастую Татьяну, которая выглядела как типичный домашний тиран, Нина торопливо шагнула к молоденькой бригадирше.

– Я Морозова, – быстро проговорила Нина. – А это…

– Куприна, – очнулась Юля, с трудом оторвав взгляд от пивной бутылки в руках худой женщины.

– Меня, меня записывайте! – Панамка старичка подпрыгивала на лысой голове, и он придерживал ее жилистой рукой. – Я, девушка, лучше к вам пойду, чем у Таньки-грубиянки работать.

Вслед за старичком девушку обступили и другие опытные трудяги, желающие провести рабочий день не только с пользой, но и с удовольствием. Девушка стояла в растерянности, ее папочка с учетным листком оказалась в руках худой женщины, той самой, что была вместе с супругом. Женщина уверенно вписывала в листок свою фамилию.

Старик, до этого отпихивающий супружескую чету, теперь просительно заглядывал в глаза худой женщины.

– Красавица, Леночка, меня, Боробыкина, запиши. Ну Леночек, ну будь другом. Я с Танькой-мымрой работать не могу, она меня словами оскорбляет.

– С тебя банка пива. – Вписав еще три фамилии, Лена деловито отдала девушке список. – Держи, бригадирша. Бригада у тебя сегодня будет сильная, только вот за новеньких не отвечаю.

– Я работящая, – уверила Нина.

Старичок оглядел Нину с ног до головы, задержав взгляд на большой груди.

– И красивая.

Юля ничего не говорила, она тихонько отошла в сторонку и взахлеб пила холодную воду из железного крана.

Публика в бригаде оказалась разновозрастная. Пожилая женщина в театральной шляпке, два старика – один в панамке, другой в бандане, шесть женщин среднего возраста и даже мальчик лет семи, стоящий около бабульки деревенского вида в платочке.

Все оценивающе посмотрели на Юлю, и она, сделав серьезное лицо, пообещала цветастой панамке, голубой бейсболке, трем ситцевым платочкам, бандане, темной интеллигентной шляпке и двум лохматым прическам, что постарается не упасть замертво на первых грядках, а доживет хотя бы до обеда.

После процедуры «нас посчитали» все снова сели в автобус, и он тронулся. А от административного корпуса бежала покрасневшая от возмущения коренастая бригадирша.

– Лучших увезла, стерва маленькая! – Она трясла кулаком, и все ее тело в обтягивающем стареньком спортивном костюме тряслось в такт кулаку.

Автобус поехал к лесопосадкам и полям в длинных грядках.

Выйдя из автобуса, Нина пригляделась к полю. Километровые ровные грядки состояли из сотен тысяч кустиков клубники. Привыкшая к тому, что дома, в деревне, наибольший кусок земли занимает картошка, а для клубники отдан прямоугольник три на пять метров, Нина очень впечатлилась масштабностью здешних посадок.

– Вот это поле! – восхитилась она, особо ни к кому не обращаясь.

Юля Нининых восторгов не разделила.

– Зашибешься работать, – проворчала она.

– А мне нравится, – не теряла хорошего настроения Нина.

– Через три часа ты это поле будешь ненавидеть, – тихо сказала Лена и наполнила пивом пластиковый стаканчик. – Через два дня привыкнешь, а зимою станешь вспоминать, как летний отпуск.

– А вы здесь… – Юля жадно сглотнула, не отрывая взгляда от содержимого стаканчика, – не первый раз?

– Не первый раз, не первый день и не первый год. Мы с мужем здесь батраки-старожилы, седьмой год вкалываем, – чуть повысила голос Лена. – Петя! Иди пиво пить, а то теплым будет.

Не спрашивая Юлю, Лена налила второй полный стаканчик и протянула ей.

– Спасибо. – Юля, сдерживая дрожь в руках, взяла стакан. – Так хотелось, а денег нету.

– Ситуация знакомая и всем понятная. – Лена махнула бутылкой в сторону молодой женщины в ажурной кофточке. – Вон, видишь, и эта с утра мучается, но стесняется показать. Надо же было так вырядиться для грядок!

Пока Юля благодарно пила пиво, Нина по-новому взглянула на Лену. Оказалось, что одежда на ее плоском теле свежая, носки новые, кроссовки чистые.

После пивка Лена, как и ее муж, никого не стесняясь, переоделись в легкую обувь и сменили футболки на простые мужские майки защитной расцветки.

Большинство людей в бригаде тоже переодевались, особо не интересуясь, какая у кого мускулатура, размер груди и качество нижнего белья. Как поняла Нина, на клубничное поле от хорошей жизни не попадают.

Пожилая дама в шляпке, смело оставшаяся в купальнике и кроссовках, лихо тяпнула чего-то из пластиковой бутылки без этикетки, потянулась вверх, расставила руки и весело заявила:

– Хорошо-то как! Свобода, гимнастика и клубника в оплату!

– Актриса бывшая. – Лена наливала мужу пива. – Спивается потихоньку. Мы во время работы только пиво глушим, а она уже водку хлещет. Кошмар. Эй! Иди сюда!

Женщина в ажурной кофточке, поглядывающая на Лену с откровенной завистью, не стала кокетничать и отнекиваться и, перепрыгивая через две грядки, сиганула к Лене.

– Люда! – запыхавшись, представилась модница. – Я не знала, что здесь можно, я после сбора куплю.

– Договорились. – Лена протянула ей стакачик пива. – Подход к бутылке каждые полчаса, не чаще, иначе не хватит и будем мучаться. У нас еще одна есть, она в кофту завернута, чтобы пивко не нагрелось. А ты будешь?

Лена протянула Нине стаканчик с пенящимся напитком. Нина ответить не успела, ее перебила Юля, перехватывая стаканчик:

– Она не пьет и не курит, крылья отращивает. А мне поздно в рай.

Второй стакан она выпила не так быстро, как первый, сполна насладившись подступающим хорошим настроением.

– Ну что, девушки? На грядки, в любимой позе? – Лена подхватила первый ящик, который ей подал муж.

Большинство клубничных батраков, согнувшись, расставив ноги и задрав зады, уже собирали красную ягоду в плоские ящики, рассчитанные на пять килограммов каждый. Некоторые сборщики неприязненно косились в сторону выпивающей компании.