Текст книги "Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских"

Образ Софии (Премудрости – от греч. «мастерство, знание, мудрость») – поздний (4), и в силу этого особенно важен для христианской трактовки описываемого понятия. Само по себе понятие «софия» возникло в древней Греции и употреблялось там как отвлеченное умозрительное понятие. В ветхозаветной традиции София олицетворяется, поскольку самораскрытие Бога в мире должно было принимать характер лица. София выступает как девственное порождение Бога-отца, до тождества к нему близкое (ср. образ Афины, также девственницы, порожденной исключительно отцом). И древнегреческое, и древнееврейское слова – женского рода, поэтому она – «пассивное зеркало действия Божия» (не это ли зеркало определит коннотацию европейского размышления, французского reflexion, именно как отражения?). Она описывается как художница, по законам божественного ремесла строящая мир (аналогичная функция есть у Афины). Специфику Софии составляет женская пассивность, а также заступническая роль – она заступается за человечество перед Богом. По отношению к Богу София – пассивно зачинающее лоно (если мы вспомним о том, что София «есть дыхание силы Божией», то есть, через дыхание – душа, и вспомним о том, что мы трактовали русскую душу именно как оплодотворяемое святым духом женское начало, то лишний раз убедимся в глубоких истоках пассивности русского менталитета, подсознательно часто воспроизводящего именно этот стереотип: жизнь, душа, мудрость (то есть мышление, мысль) – детородное, оплодотворяемое, пассивное следствие чьей-то оплодотворяющей воли, все предопределяющей, решающей и несущей за все ответственность, являющейся основополагающей причиной).

Христианство усваивает личностное понимание Софии. Ориген описывает ее одновременно как «бестелесное бытие многообразных мыслей, объемлющее логосы мирового целого» и как «одушевленное и как бы живое». Важно отметить, что образ Софии во многом определяет именно православную трактовку мудрости, католичество в силу различных причин это понятие практически забыла (французское слово sage сегодня обозначает идею послушания и благоразумия ребенка). Особую роль образ Софии имеет именно для России, куда православие пришло практически под ее знаком (митрополит Илларион описывает крещение Руси как приход премудрости Божией, то есть Софии) (5).

В современном русском языке существительное мысль, по утверждению И. М. Кобозевой (6), может обозначать:

1) процесс мышления;

2) инструмент мышления;

3) объект – содержание недеференциального метального состояния;

4) результат ментального действия;

5) область, где разворачиваются ментальные действия;

6) совокупность результатов ментального действия.

Однако в данном случае нас интересуют значения 4 и 6 – как значения центральные и осознаваемые носителями русского языка.

В русском языке слово мысль имеет обширнейшую сочетаемость:

хорошая, великолепная, блестящая мысль; глубокая мысль;

внезапная, смелая, дерзкая, страшная мысль; бесформенная, изящная, неизящная, тонкая мысль; простенькая, нехитрая мысль; знакомая и любимая мысль;

светлая, темная, яркая, черная, мрачная, радужная мысль; печальная, веселая мысль; новая, свежая, старая мысль;

неясная, прозрачная, расплывчатая, смутная, туманная, четкая, ясная;

назойливая, навязчивая, скрытая, тайная, упорная, неотступная, тревожная, тягостная мысль, невыносимая; голая, живая мысль;

мысль витает в воздухе, с трудом укладывается в голове, приходит в голову, посещает кого-либо, работает, возникает, рождается, закрадывается, стукает в голову, проскальзывает, посещает кого– либо, прослеживается, возникает, летит, несется, напрашивается, мелькает, объединяет, разъединяет, не дает покоя, принадлежит кому-то, мысль засела в голове, бродит, блуждает, роится, овладевает кем-то, завоевывает кого-то, охватывает кого-то, преследует кого-то, беспокоит, тревожит, не выходит из головы, руководит, ведет;

быть одержимым мыслью, поглощенным мыслью, погрузиться в мысли, мысли наполняют человека;

внедрять, вбивать в голову, выбрасывать из головы, доносить, подавать, подхватывать, скомкать, воплощать, развивать, навеять, внушать, проталкивать, почерпнуть, питать свои мысли, приводить мысли в порядок, ловить себя на мысли, отделаться от мысли, смириться, свыкнуться с мыслью, увлечься мыслью, тешиться мыслью, вернуться к мысли, делиться своими мыслями, проникнуться глубиной мысли;

наводить на мысль, отвлечь от мысли, прийти к мысли, подвести к мысли, разбивать чью-то мысль, поделиться своими мыслями, собраться с мыслями, пользоваться чьими-то мыслями, приучить кого-то к мысли;

обмен мыслями.

Из приведенной сочетаемости мы видим, что русское понятие мысль функционирует в пределах нескольких четко очерченных коннотаций:

1) антропоморфная птица-женщина небольшого размера;

2) водоем, вода;

3) насекомое;

4) свая, вытянутый заостренный предмет;

5) еда;

6) лист бумаги.

Описание антропоморфной мысли развивается в следующих направлениях:

Мысль наделяется характером, который она проявляет в отношениях с человеком: она может быть дерзкой, смелой, неотступной, тревожной – иначе говоря, человек передает ей свои качества. Мысль описывается также как некий человек, постоянно совершающий всевозможные перемещения: она посещает, приходит, не отступает, бродит, блуждает, преследует. При этом, персонифицируясь, мысль ассоциируется скорее с эмоциональным началом в человеке, нежели с рациональным: мысль оказывается будоражащей, не дающей покоя, успокаивающей, она радует, тревожит, сама по себе бывает печальной и веселой. Мысль часто персонифицируется в женском облике, может быть любимой, привлекательной, голой, старой, простенькой, нехитрой, веселой, мыслью можно увлечься и пр.

Важный аспект во взаимоотношениях человека и персонифицированной мысли – это чужеродность и некомфортность ее для него: человек часто хочет, но не может отделаться от мысли, она навязывается, преследует его, и в том случае, если настырность ее побеждает и она поселяется в человеке, ему приходиться свыкаться, смиряться, сживаться с ней. Человека можно также приучить к какой-то мысли, если он сам не в состоянии «приучиться» к ней. Описания персонифицированной мысли как живого, своевольного неудобного для человека существа явным образом превалируют над описанием ее «достоинств».

Описание мысли как водоема, жидкости представляется закономерным, если учесть, что знание мыслится в русской метафорической системе именно в этих терминах. Мысль может быть глубокой, ее можно почерпнуть, в мысли можно погрузиться, уйти с головой, мысль наполняет, переполняет человека, ею можно проникнуться, пропитаться (вспомним губку, с которой мы сравниваем способного человека, мы говорим: он впитывает знания, информацию, мысли как губка). Мысль может также вытекать из чего-то, что свидетельствует о естественной «плавной» связи ее с тем, кто (или что) ее порождает. О связи абстрактных понятий с образом воды мы уже достаточно писали ранее.

Связь понятия мысль с образом насекомого также представляется в высокой степени мотивированной. Мы помним о том, что насекомые символизировали душу, нематериальную сущность человека, являющуюся сосредоточием его жизни. Мы помним также, что мудрость (в форме христианства) снизошла на русский народ также в виде дыхания Божия. К тому же насекомые и птицы являются обитателями воздушной стихии, стихии движения и самой высокой энергии, сопрягаемой в сознании людей с образом летящей мысли, которая озаряет и пронзает как молния – символ силы и энергии, обрушивающейся на человека с небес. Итак, воплощаясь в насекомое, мысль витает в воздухе, летит, мелькает, ее можно поймать на лету, мысли могут также, наподобие мух, роиться, надоедать и быть назойливыми.

Мысль также по понятным причинам ассоциируется с вытянутым предметом, со сваей – ведь все мыслительное трактуется в первую очередь в терминах причины и следствия, то есть как нечто, соединяющее одно и другое, нечто, что может служить опорой. Овеществляясь таким образом, мысль с трудом укладывается или вовсе не укладывается (ни вдоль, ни поперек) в голове, именно в этом качестве она может стукнуть в голову, засесть там, именно виде некоего продолговатого и заостренного предмета ее можно вбить в голову или выбросить из головы, а также донести, подать, скомкать (то есть нарушить ее линейность), привести в порядок (выстроить в ряд можно только строго очерченные и более-менее идентичные объекты).

Определенность контуров, характеризующая твердое, оформленное тело, передается также и при помощи прилагательных, описывающих мысль с точки зрения ее визуализации. Хорошая, «качественная» мысль – это мысль четкая, ясная и прозрачная, то есть удобная глазу, плохая же мысль – это туманная, неясная, нечеткая. С этой точки зрения мысль ассоциируется с осколком стекла (мысль еще можно разбить), со своего рода застывшей и оформившейся водой (через лед) или с заостренным, отточенным предметом (оттачивать мысль, тупая мысль – плохая мысль, тупой человек – человек, не имеющий мыслей и не воспринимающий их), который было бы удобно вбивать в голову. Отметим, что в этом случае голова мыслится как нечто противящееся мысли, так же, как, зачастую, и сам ее обладатель.

Ассоциирование мысли с пищей, которой питается ум, представляется развитием восприятия мысли как внешнего, усваиваемого и дающего энергию продукта. Однако свежей может быть также и информация, поступающая, как и мысль, извне и нуждающаяся в переваривании (понимании). Образ пищи также вполне уместен и понятен, он развивает метафору мысли-продукта-порождения человеческого ума, усваиваемого другим умом, однако сочетаемости такой немного, видимо, также и потому, что мысль в большей степени воспринимается как нечто постороннее и чужеродное, нежели как порождение человеческого ума. Мы часто говорим по-русски: у меня (в голове) родилась мысль, ассоциируя себя с Зевсом, однако эта ассоциация не поддерживается другой сочетаемостью, и этот образ слабо развивается в русском языке. Будет плохо сказать: вынашивать мысль чего-то, лучше звучит: вынашивать план, замысел, конкретизируя и рационализируя «плод». Мы связываем такую ситуацию пассивности и страдательности человека по отношению к мысли, в первую очередь, с описанным нами образом Софии-Мудрости, принимающей знание, а не рождающей его, Софии страдающей, а не Афины – воинственной покровительницы материнства.

Обобщая все сказанное, мы можем выявить основные идеи, с которым ассоциируется русская мысль: мысль ассоциирована с идеей движения, часто хаотического, сопровождающего ее существование как внешнего объекта, мысль чужеродна и в силу этого часто трудно адаптируема человеческим умом, мысль вызывает у человека эмоциональную реакцию (различных планов и знаков – от сопротивления до эйфории) и часто сама бывает эмоционально наполнена, мысль как объект приложения человеческих усилий метафоризируется неодушевленно и воспринимается как артефакт.

Русское слово и понятие идея, трактуемые как образ чего-либо, намерение, замысел, основополагающая главная мысль, ведущее положение в системе взглядов, воззрений, убеждений, известно с начала XVIII века и получило свое окончательное развитие только в XIX веке. Иначе говоря, это понятие позднее и связано с европеизацией русского сознания. Это слово заимствовано из французского или немецкого языка (о происхождении и значении этого слова во французском языке мы будем говорить позднее) и связывается В. Далем с этимологическим латинско-греческим его значением – «понятие о вещи», «умо-понятие», «воображаемое представление о предмете», «умственное изображение предмета» (от греческого «видимость», «внешний вид», «образ», «наружность», «общее свойство», «начало, принцип», «идеальное начало, первообраз»). Показателен тот факт, что в словаре Даля не приводится сочетаемость этого слова, что свидетельствует о том, что оно в его время еще не обрело самостоятельной жизни в языке. Очевидно, что сочетаемость этого слова складывалась, с одной стороны, по аналогии с употреблением близкого синонима – мысли, с другой стороны, отчасти заимствовалась из языка-донора вместе с самим понятием.

Мы не будем здесь приводить полную сочетаемость этого слова, так как она во многом совпадает с сочетаемостью слова мысль, а обратим внимание лишь на несовпадения значений и образов этих слов. Приведем суждение, высказанное И. М. Кобозевой в ее уже цитировавшейся работе (6), которое мы полностью разделяем: «Сопоставляя метафоры мысли и идеи, мы видим, что семантическая специфика идеи как особой разновидности мысли, с одной стороны, исключает некоторые способы ее метафоризации или сужает круг метафорических контекстов, а с другой стороны, определяет развитие у идеи новых метафор, не характерных для мысли в целом. Так, ограничения, накладываемые на пропозициональное содержание идеи, проявляются в ограничении количества атрибутов физического объекта, переносимого на нее: идеи не описываются в терминах длины, цвета, температуры, тактильных свойств. Особый статус идей, среди прочих мыслей, обусловленный их связью с модусами долга, цели и желания, проявляется в их относительной стабильности сравнительно с прочими мыслями, обычно пребывающими в движении: идея покоится в уме до тех пор, пока она либо не осуществится, либо не сменится другой идеей… Стабильность идеи… отражается в метафоре опорной конструкции (подводить подо что-то идею, идея поддерживает человека, что-то опирается на такие-то идеи, идея рухнула и пр. – М. Г.). Как нельзя более удобной для выражения различных аспектов существования идеи в сознании человека оказалась метафора растения (прививать идеи, идея пустила корни, идеи плодоносят, срастаются и пр.): ценностоно-ориентированные представления (семена) заносятся извне в сознание (почву), укрепляются в нем (пускают корни), формируются в суждения (прорастают); реальность может подкреплять идеи (питать их) или оставлять их без подкрепления (тогда они чахнут); при удачном подкреплении идеи воплощаются в жизнь (приносят плоды). Особый статус идей препятствует объединению их с прочими мыслями и друг с другом (разного рода стаи и пр.), а тем более исключает осмысление идей как нерасчлененной однородной субстанции (вещества): идеи индивидуализированы и могут объединяться только в систему– идеологию. По той же причине именно идеи становятся объектами чувств – отношений. Обязательная связь идеи с такими регулятивами поведения как долг, цель и желание позволяет перенести на нее свойства лица, борющегося за власть над другими (идея господствует, верховенствует, быть рабом идеи, свято верить в идею, идея овладевает умами и пр.) и, достигнув ее, осуществляющего контроль над действиями других лиц». Отметим, что последнее очевидным образом связано с социализированным понятием и образом правды (см. соответствующую главу этой книги) – идеи революционной и ассоциирующейся с классовой борьбой предсоциалистического периода, особенно если учесть, что это слово пришло в русский язык и развивалось в нем именно в соответствующий период.

Понятие идеологии применительно к российской действительности ушло в прошлое вместе с социалистической идеей, равно как и применение к человеку эпитета «идейный» в современном языке либо утратило смысл, либо однозначно обозначает его принадлежность к партиям, разделяющим коммунистические идеалы. Очевидно, именно в связи с этим слово идеология получило отрицательную окраску, а само понятие идеи в некоторых своих употреблениях сохраняет особую политическую акцентированность, особенно в сочетаниях социалистическая идея, русская идея, идея свободы, равенства и пр., немедленно ассоциирующих это понятие с классовой борьбой и недавней российской историей.

Итак, идея в русском языковом сознании ассоциирована с образами:

1) растение;

2) царь, предводитель, национальный лидер;

3) пропагандисты-вольнодумцы (идеи бродят, брожение идей);

4) пар (идеи клубятся, бурлят, закипают).

О русском слове и понятии размышление словари дают крайне скудную информацию, несмотря на то, что, даже если это слово не обладает богатой сочетаемостью, частотность использования у него очень высокая. Очевидна этимологическая связь размышления с мыслью, а приставка раз– в данном случае, возможно, этимологически связана с понятием разнообразности, размышления, потому, вероятно это – состояние нецеленаправленное и статическое (это мы увидим чуть позже), что связано с «роением мыслей», с одновременным обдумыванием сразу нескольких идей, причем с обдумыванием не энергичным, а скорее пассивно-созерцательным. Размышление Даль определяет исключительно через действие глагола и не предлагает никакой сочетаемости (он приводит лишь устаревшее значение этого слова – разномыслие, разногласие, ссора, подтверждающее наше предположение о значении префикса раз-). Глагол он толкует так: «раздумывать, обдумывать, раз(об)судить внимательно, разбирать, соображать или думать над чем-то». Ожегов добавляет: размышлять – «углубиться мыслью во что-то, предаваться мыслям о чем-то».

В русском языке слово размышление имеет следующую сочетаемость:

углубиться, погрузиться, уйти с головой в размышления;

находиться, пребывать в размышлении;

тяжелые, глубокие размышления;

сумрачные, гамлетовские, печальные размышления;

пространные, смутные размышления;

наводить на размышления;

дать пищу для размышлений;

поделиться своими размышлениями.

Из приведенной сочетаемости мы видим, что размышления по преимуществу связаны с негативным эмоциональным фоном, характеризуются аморфностью и целенаправленностью. Мы не можем сказать: «в результате своих размышлений он, наконец, решил эту задачу» или «стройные и четкие размышления помогли ему найти выход из положения». Размышления в первой своей ипостаси – это некое состояние, в которое человек приходит, из которого, сделав соответствующее волевое усилие, может выйти. Размышление явно в этом случае ассоциируется с водоемом, и вдобавок оно явно состояние статическое – в размышления погружаются, углубляются и в них находятся. Другие образы размышления производим от образов мысли, это образ чего-то или кого-то, нуждающегося в пище, а также некоторого предмета, которым можно поделиться. Однако в этих контекстах, по нашему убеждению, значение слова размышление сливается со значением слова мысль, как в сочетании он ушел в свои мысли, которое означает: он задумался, впал в размышления.

Размышление бывает также еще и здравым, то есть целенаправленным, но это особый вид размышления, оттеняющий обычные его качества.

Мысли и идеи отражают креативные способности ума, возможность синтезировать. Аналитические способности его – понимание – связаны в первую очередь с установлением причин и следствий, взаимосвязи событий, фактов, понятий.

Соответствующие французские понятия connaissance, savoir, idée, pensée

Русскому понятию знание соответствуют два французских слова и понятия: connaissance и savoir.

Французское connaissance (n. f.) произошло от действительного причастия настоящего времени глагола connaître, в свою очередь происшедшего от латинского cognoscere (XII век). Как и латинское слово, французский глагол обозначал «узнавать, познавать что-либо» с инхоативным элементом значения, отмечающимся у всех латинских глаголов с – scere (рождать). Однако в прошедших временах он, что вполне логично, выражает идею знания (ср. русское библейское «он познал ее»), с которой он и попал во французский язык. В частности, этот глагол обозначал «узнавать, познавать», а также «иметь с кем-либо интимные телесные связи». Connaissance употреблялось в области знания (в единственном и во множественном числе с XV века), в области права (1283 год), а также в рамках социальных отношений (с XV века). По метонимии connaissance обозначало также человека знакомого (обязательно предполагавшаяся ранее интимность отношений при употреблении этого слова исчезла). В выражении faire connaissance avec qn вновь обнаруживается инхоативный оттенок смысла латинского глагола, однако выражение употреблялось также и в переносном смысле.

В современном языке connaissance имеет следующие значения:

1) факт или способ познания, способность познавать, свойственная живым существам;

2) следы, оставляемые животным, на которого охотятся;

3) отношения, устанавливаемые между людьми (в женском роде – знакомый человек).

В современном языке connaissance в интересующем нас первом значении имеет следующую сочетаемость:

connaissance exacte, profonde, précise de qch/ connaissance abstraite, spéculative, pratique, expérimentale; venir à la connaissance, perdre la connaissance de…; la connaissance bornée, lagre;

perdre connaissance, tomber, rester sans connaissance, reprendre connaissance;

connaissances acquises;

posséder des connaissances sur qqch;

appofondir, enrichir ses connaissance par l ’étude;

agrandir le cercle, le champ, étendre la sphère de ses connaissances;

inculquer, assimiler, augmenter, saisir une ou des connaissances;

les branches de la connaissance;

connaissance vaste, profonde, étendue, superficielle, précise, ample, élémentaire, solide, sérieuse, fragile, fugace, habile, fugitive, sure, claire, ordonnée.

У нас нет оснований предполагать, что у современного слова connaissance (n. f.) в значении «знание» сохранилась какая-либо связь с идеей знакомства того или иного свойства, но следы этого значения остались. Что здесь речь идет об особом способе познания, дающем именно connaissances, а не savoirs, очевидно, во-первых, из особенностей сочетаемости соответствующего глагола; во-вторых, из факта наличия другого глагола (savoir), никогда не применяющегося в значении connaître, когда речь идет о знакомстве с людьми; в-третьих, из особого, третьего значения самого слова connaissance.

Определение первого значения у Robert – «способность познания, свойственная живым существам» – также подтверждает наше предположение о том, что connaissance – это знания, полученные всеми доступными человеку способами: и чувственным, и рациональным. Речь не обязательно идет о каких-то конкретных знаниях, но о знаниях как таковых. Поэтому нам кажется вполне понятным обозначение потери сознания через perdre connaissance, ведь connaissance – это не только знания, но и знания-чувства.

Из приведенной сочетаемости мы можем вычленить несколько сопровождающих это понятие вещественных коннотаций.

1. Водоем. Эта коннотация совпадает с соответствующей уже описанной коннотацией русского слова, что свидетельствует о том, что или оба эти понятия восходят к некой общей мифологической системе, или русское слово заимствовало, через переводы, сочетаемость французского (английского или немецкого) слова, что вполне возможно.

2. Круг, сфера, поле (все круглой формы, ср. в русском языке – круг интересов). Нам представляется очевидной связь этой коннотации с солнечным культом, давшим обильную сочетаемость и коннотативные поля многих понятий, связанных с интеллектом, знанием, истиной и прочими составляющими ментального поля.

Неплохая расшифровка этой коннотации получается при анализе гравюры Бовилуса «Интеллект» (Париж, 1510 год), представляющей солнце как активное начало, как «интеллект» ангельский, а луну – как пассивное начало, как «интеллект человеческий». На этой же гравюре изображены и «сферы знания» – maretia, mineralia, viuentía, sensibilia. Помимо этого, сфера, круг, поле – символы замкнутого целого, уподобляющие голову человека небесным светилам (ср.: светило говорят об ученом, враче, но не о пианисте, художнике, так как у первых двух важны знания, а у вторых – мастерство). Очевидно, что это древняя, дохристианская аллегория, в силу этого – в высокой степени универсальная. Христианская образная система оставила свой след в branches de la connaissance, соотносимых с древом познания.

Французское слово и понятие le savoir, обозначающее «знание и умение» – субстантивированный глагол, произошедший от латинского sapere, непереходного глагола, обозначающего «иметь вкус», «пахнуть», а также «чувствовать органами вкуса», откуда через расширение – «иметь ум», «быть благоразумным», «знать», «понимать».

Savoir обозначает «знания» (зафиксировано с 842 года), затем «мудрость», «ловкость, умение». Это слово с XII века и до настоящего времени обозначает совокупность приобретенных знаний, в XII же веке оно обозначало магическое искусство.

Таким образом, из сопоставлений этимологий слов connaissance и savoir мы видим, что оба эти слова связаны с чувственным познанием, однако первое понятие восходит к чувственному познанию другого человека, а второе – к чувственному познанию только материального мира.

В средневековой аллегории образ savoir был чрезвычайно хорошо разработан. Чезаре Рипа так описывает le savoir (слово долгое время было женского рода): «Это женщина, которую окружает ночь, она одета в одежду бирюзового цвета, в правой руке у нее – горящая лампа, полная масла, в левой – книга. Изображается молодой, поскольку ей покровительствуют звезды, которые не стареют, они открывают ей божественные секреты, живые и правильные извечно и навечно. Свет – это свет разума, книга – это Библия – книга книг».

Человеческое знание Чезаре Рипа описывает так: «Все разделяют мнение, что древние изображали Минерву таким образом, каким они ее представляли: она родилась из головы Иеговы, она не умеет заблуждаться, у нее три головы, чтобы советовать другому, размышлять для себя и рассуждать в воображении. Человеческое знание часто изображается в виде обнаженного юноши, у которого четыре руки и четыре уха, в правой руке – флейта (излюбленный инструмент Аполлона), на боку у него висит колчан. Этим они хотели продемонстрировать, что знания – это не только и не столь созерцание, но умение вести дела (четыре руки), а также слушать советы других (четыре уха). Стрелами он приобретает и удерживает знания».

Божественное знание Чезаре Рипа представлял, ссылаясь на соответствующий источник (Dilectio Dei Honorabilis Sapientia in Eccl. cap.l), так: «Поскольку мирское знание мы представляли в соответствии с образом Афины Паллады, мне кажется необходимым, чтобы божественное знание выглядело следующим образом: очень красивая и здоровая женщина, стоящая на квадрате, с белой перевязью, на груди у нее латы, на голове – шлем, на котором сидит петух. От висков и ушей ее исходят лучи божественного сияния, в правой руке круглый щит с изображением святого духа посредине, в левой руке книга мудрости, с семью печатями, а на ней пасхальный барашек. Она стоит на квадрате, так как опирается на устойчивую основу, которая не шатается, не опрокидывается ни на какой бок. У нее белая перевязь, так как белый – чистый цвет, приятный Богу. Вооружение ее – мистическое вооружение. Петух на шлеме – разум и свет разума. Платон пожелал посадить петуха ей на голову. Представление петуха как символа разума имеет глубокий смысл. Пифагор и Сократ связывали с петухом душу, но только такую, в которой есть настоящий разум. Лучи – символ святости и благочестия. Святой дух на середине щита представляет мир, вот почему божественное знание постоянно управляет миром, также и потому, что оно может посылать свет и мудрость правителям, чтобы они разумно управляли. Книга символизирует знание, находящееся за семью печатями, и в первую очередь то, что приговоры знания скрыты от людских глаз».

Как и всегда, мы видим, что аллегории, описанные Чезаре Рипа, глубоко эклектичны по своей природе, они соединяют античную образную систему с философской моралью, однако содержат в себе все противопоставления, значимые для французского менталитета сегодня – в частности, разделение знания на человеческое и практическое.

В современном языке под словом savoir (n. f.) понимается совокупность более или менее систематических знаний, полученных последовательной интеллектуальной деятельностью, а также есть специальное философское значение – «состояние знающего разума; отношения между субъектом и объектом познания».

Мы не можем привести практически никакой сочетаемости этого слова (пожалуй, только I ’étendu de son savoir, la part de son savoir). Оно литературно, его глагольное «прошлое» помешало ему полноценно развиться в субстантивированном облике, и поэтому в подавляющем большинстве контекстов будет использоваггься connaissance, а не savoir.

Особенности этого понятия нам может приоткрыть его отрицательная сочетаемость: человек не может совершать никакого действия с savoir, ни расширять, ни демонстрировать, ни углублять, savoir – это внутренняя скрытая данность, факт, не поддающийся экспликации. У слова savoir не обнаруживается ни одной целостной коннотации (сферы, водоема, сосуда с жидкостью), некоторые рудиментарные островки – протяженность savoir – явно недостаточны для какой-либо серьезной реконструкции. Важной особенностью savoir являются его производные savoir-vivre, savoir-faire и пр., где это слово означает «умение» и трактуется соответственно как «умение хорошо управлять своей жизнью», «качества человека, владеющего правилами хорошего тона» и «практический навык в разрешении жизненных проблем, умение достигать поставленной практической цели». В этих сочетаниях savoir приобретает значение практического навыка, позволяющего человеку хорошо устраивать свои дела. Иначе говоря, в ряде контекстов мы обнаруживаем в его значении прагматическую маркированность, о которой мы столько писали ранее. Огрубляя, мы можем констатировать, что во французском языковом сознании существует как бы два вида знания – абстрактное и практическое, имея в виду под практическим знанием производные от savoir сложные существительные и тот факт, что в значении «знание» savoir употребляется редко и ограниченно.

Эквивалентами русских понятий мысль и идея являются pensée и idée, однако, несмотря на многочисленные аргументы, склоняющие в пользу установления четкого соответствия между ними, существуют контексты, заставляющие провести более тонкие разграничения в значении и употреблении этих слов (так, например, мы не можем перевести «у меня есть одна мысль» как j’ai une pensée или j’ai aucune idée de cela – как y меня нет никакой идеи об этом).

Французское слово pensée (n. f.) – субстантивированное причастие прошедшего премени женского рода глагола penser, произошедшего, в свою очередь, от латинского глагола pensare – фреквентатива от pendere, означавшего также «взвешивать». Отсюда – две различных производных: «взвешивать, платить» и – в интеллектуальной области – «оценивать» (интересна параллель, возникающая с русским «взвешивать» в значении «подумать», например: он все взвесил и сказал). С XIII века pensée обозначает сам разум как орган мышления, вычленившись из выражения être en pensée, что означало «быть обеспокоенным чем-то». В течении XIII века по метонимии слово начинает употребляться для обозначения способности мыслить и далее – для размышления, мысли. Многие из значений этого слова, распространенных в XIII веке, вышли из употребления («душевные склонности», «воля», «намерения»). Параллельно с этими употреблениями с XVI века отмечается использование этого слова во множественном числе с особенным значением – «надежда».